Глава 2 Право на компенсацию морального вреда

При различных обстоятельствах человек претерпевает страдания, в том числе и в результате неправомерных действий других лиц, но это не означает, что во всех случаях он приобретает право на компенсацию морального вреда. Оно возникает при наличии предусмотренных законом условий, или оснований ответственности, за причинение морального вреда.

Обязательство по компенсации морального вреда в общем случае возникает при наличии одновременно следующих условий:

1. Претерпевание морального вреда.

2. Неправомерное действие причинителя вреда.

3. Причинная связь между неправомерным действием и моральным вредом.

4. Вина причинителя вреда.

Рассмотрим более подробно каждое из этих условий. Первым является наличие морального вреда, то есть негативных изменений в психической сфере человека, выражающихся в претерпевании последним физических и нравственных страданий.

Одной из важнейших особенностей морального вреда является то, что сами негативные изменения происходят в сознании потерпевшего и форма, в которой они выражаются вовне (если они вообще находят доступное внешнему восприятию выражение), имеет сильную зависимость от особенностей психики субъекта. Например, слезотечение является одной из наиболее распространенных реакций на причинение боли, состояние горя, но факт слезотечения может явиться только косвенным доказательством самого факта причинения морального вреда, но не размера такого вреда. Законодатель обоснованно устанавливает только неправомерные действия в качестве условия ответственности за причинение морального вреда. Должен действовать принцип «презумпции морального вреда», содержание которого можно сформулировать следующим образом: «Любое физическое лицо, в отношении которого совершено неправомерное деяние (действие или бездействие), признается претерпевшим моральный вред, если совершивший деяние не докажет обратное». Это существенно упрощает позицию потерпевшего. В то же время совершивший деяние может опровергнуть эту презумпцию. Например, клеветник вправе ссылаться на неспособность потерпевшего осознавать позорящий характер распространяемых о нем сведений (допустим, вследствие слабоумия) и, доказав это обстоятельство, будет освобожден от ответственности за причинение морального вреда.

Специфика дел о клевете в аспекте возмещения морального вреда (так же как и дел о защите чести и достоинства) заключается в том, что порочащий характер распространяемых сведений является обязательным элементом состава правонарушения, и в то же время именно это обязывает

презюмировать наличие у потерпевшего морального вреда, причиненного их распространением.Следует заметить, что презумпция морального вреда прямо не следует из российского законодательства. Скорее наоборот, так как гражданское процессуальное законодательство в ч.1 ст. 50 ГПК РСФСР предусматривает: каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений. Поскольку для доказывания факта причинения вреда (в отличие от доказывания вины) гражданское законодательство не устанавливает каких-либо особых правил, принцип ст. 50 ГПК должен применяться в полном объеме. Таким образом, в соответствии с российским законодательством потерпевший должен был бы доказать факт причинения ему морального вреда для вынесения судом решения о возмещении в его пользу. Обзор практики российских судов показывает, что они фактически применяют презумпцию морального вреда, установив факт совершения неправомерного действия, предполагают моральный вред причиненным, рассматривая далее вопрос о размере его компенсации в денежной форме. Несмотря на изложенное выше, такая практика даже при сегодняшнем состоянии гражданского законодательства не может быть признана не имеющей законных оснований. В соответствии со ст. 49 ГПК средствами доказывания в гражданском процессе являются: объяснения сторон и третьих лиц, показания свидетелей, письменные доказательства, вещественные доказательства, заключения эксперта. Объяснение истца о том, что он претерпел физические или нравственные страдания, является прямым доказательством факта причинения морального вреда. Причем прямых доказательств противоположного ответчик представить не может. Показания свидетелей могут являться лишь косвенными доказательствами причинения морального вреда (например, свидетель видел, как потерпевший плакал, слышал, как потерпевший стонал и т. п.). Заключения эксперта также могут являться косвенными доказательствами причинения морального вреда. Такая практика уже применяется российскими судами. Например, судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ, рассмотрев дело по кассационной жалобе ответчика по иску о возмещении морального вреда, оставила решение в силе, указав следующее1:

«...суммы в возмещение морального вреда суд взыскал правильно. Определяя размер морального вреда, суд обоснованно учел конкретные обстоятельства по делу, что истец длительное время (более года) добивался от ответчика выполнения работ по ремонту телевизора, неоднократно обращался по вопросу ремонта телевизора к работникам завода и за помощью к другим организациям, более года Б. и его семья не могли пользоваться телевизором по вине ответчика. Суд также учел, что работники предприятия допустили неуважительное обращение к истцу. Такого рода поведение лиц, обслуживающих население, стало причиной нравственных стра-

1 Бюллетень Верховного суда РФ. 1993. № 11. С.7—8.

даний Б. Этот вывод суда мотивирован и подтвержден имеющимися в деле доказательствами, в том числе заключением эксперта-психолога, которым суд дал надлежащую оценку...» В данном случае в решении указан вид морального вреда, причиненного потерпевшему, имеется ссылка на доказательства, подтверждающие факт причинения морального вреда.

Анализ судебных решений показывает, что суды фактически применяют презумпцию морального вреда, и этот подход представляется правильным. Однако следовало бы закрепить это законодательно. В настоящее время суды должны руководствоваться при рассмотрении дел, связанных с компенсацией морального вреда, Постановлением Пленума Верховного Суда № 10 от 20 декабря 1994 г. «Суду необходимо также выяснить, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездействием) они нанесены, степень вины причинителя вреда, какие нравственные или физические страдания перенесены потерпевшим, в какой сумме или иной материальной форме он оценивает их компенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разрешения конкретного спора». Здесь суд определил предмет доказывания по спорам, связанным с компенсацией морального вреда.

Рассмотрим второе условие ответственности за причинение морального вреда — противоправность. Противоправность деяний заключается в их противоречии нормам объективного права. Учитывая недостаточную юридическую грамотность населения, можно предположить, что во многих случаях правонарушитель избегает ответственности за причинение морального вреда только потому, что потерпевший не в состоянии квалифицировать происшедшее как правонарушение и не предъявляет соответствующий иск. Например, далеко не всегда пресекаются незаконные действия административных органов, связанные с отказом в предоставлении информации, которую, согласно закону, они обязаны предоставлять любому заинтересованному лицу. Так, например, согласно п. 2 ст. 24 Конституции РФ, «органы государственной власти и органы местного самоуправления, их должностные лица обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом».

Необходимым признаком действий, совершение которых порождает право потерпевшего на компенсацию морального вреда, является нарушение ими неимущественных прав и благ гражданина. Поскольку такие права и блага не отчуждаемы и не передаваемы иным способом, они не могут являться предметом сделок, в связи с чем обязательства из причинения морального вреда в большинстве случаев возникают при отсутствии между сторонами гражданско-правовых договорных отношений. Между тем возможны случаи, когда и при наличии таких отношений возникает право на компенсацию морального вреда — например, если в процессе исполнения авторского договора об издании произведения издатель на-

рушает личные неимущественные права автора (право автора на имя или на неприкосновенность произведения). В период действия Основ институт возмещения морального вреда, согласно ст. 131 Основ, рассматривался как применяемый в случае возникновения обязательств из деликта. В новом ГК РФ законодатель, поместив ст. 151 в раздел I «Общие положения», переместил акцент на вид нарушаемых неправомерным действием прав, установив тем самым принцип неограниченной (т. е. не требующей специального установления в нормативных актах) защиты личных неимущественных прав и благ путем компенсации морального вреда и ограниченной (в вышеуказанном смысле) защиты этим способом имущественных прав.

Если неправомерное действие нарушает имущественные права гражданина, то, хотя бы такое действие и причинило моральный вред, право на его компенсацию возникает только в случаях, специально предусмотренных законом. Единственным примером такого закона в российском законодательстве является Закон РФ «О защите прав потребителей» от 7 февраля 1992 г., где в ст. 13 указывается, что моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения изготовителем (исполнителем, продавцом) его прав, предусмотренных законодательством о защите прав потребителей, подлежит возмещению причинителем вреда при наличии его вины. Таким образом, при нарушении имущественных прав гражданина моральный вред возмещению в настоящее время не подлежит, за исключением отношений, регулируемых Законом РФ «О защите прав потребителей».

Дискуссионным долгое время являлся вопрос о возможности компенсации морального вреда при нарушении трудовых прав граждан. В большинстве случаев судебных отказов в компенсации морального вреда, причиненного незаконным увольнением, незаконным применением дисциплинарного взыскания, незаконным переводом на другую работу и т. п., в качестве мотива отказа суды ссылались на отсутствие в Кодексе законов о труде РФ (КЗОТ) норм, предусматривающих возможность компенсации морального вреда. Подобная позиция не имела законных оснований ни в период действия Основ гражданского законодательства, ни в настоящее время — в период действия ГК РФ. Незаконность этой позиции в период действия Основ следовала из ее противоречия п. 3 ст. 1 Основ, предусматривавшей применение норм гражданского права к трудовым отношениям в случаях, когда эти отношения не урегулированы трудовым законодательством. Действующий ГК РФ безусловно допускает применение компенсации морального вреда в случаях нарушения личных неимущественных прав работника, что вытекает как из содержания ст. 151, так и п. 2 ст. 2 ГК РФ, где установлено, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага (следовательно, и право на труд, которое нарушается при незаконном увольнении, и право на хорошую репутацию и доброе имя работника, которое нарушается при незаконном применении дисциплинарного взыскания и т. п.) защищаются граждан

ским законодательством, если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ. В настоящее время суды в подавляющем большинстве случаев присуждают компенсацию морального вреда при рассмотрении дел о нарушении работодателями личных неимущественных прав работников. Возможность компенсации морального вреда при нарушении трудовых прав прямо предусмотрена в новой редакции ст. 213 КЗОТ РФ от 20 марта 1997 г. Более подробно проблемы компенсации морального вреда при нарушении трудовых прав будут рассмотрены в гл. 2 разд. 4.

Третье условие ответственности за причинение морального вреда — причинная связь между противоправным действием и моральным вредом. Противоправное действие должно быть необходимым условием наступления негативных последствий в виде физических или нравственных страданий. Таким образом, содержание причинной связи заключается в том, что совершенное неправомерное деяние должно быть главной причиной, влекущей причинение морального вреда. Наличие причинной связи не всегда легко установить. Так, в случае возмещения морального вреда, причиненного повреждением здоровья в виде специфического заболевания, вызванного неблагоприятным воздействием окружающей среды, требуется прежде всего установить наличие причинной связи между заболеванием и неблагоприятным воздействием. Для этого, как отмечалось в литературе, «необходимо решить следующие частные проблемы: установить вредное вещество, вызвавшее заболевание или иное расстройство здоровья, и медицинские аспекты его действия; определить возможные пути и момент проникновения его в организм; определить принадлежность этого вещества какому-то источнику эмиссии»1.

Ответственность за причинение морального вреда в общем случае возникает при наличии вины причинителя вреда — это четвертое условие. Вина, т. е. психическое отношение причинителя вреда к своим противоправным действиям и их последствиям, может проявляться в форме умысла и неосторожности. Под умыслом понимается предвидение вредных последствий противоправного поведения и желания (прямой умысел) или сознательное допущение их наступления (косвенный умысел). Следует заметить, что правильное определение вида умысла является существенным для определения размера компенсации за причиненный моральный вред. Что касается неосторожности, она может выражаться в виде самонадеянности или небрежности. Различие между этими видами неосторожности заключается в следующем: в случае самонадеянности правонарушитель предвидит возможные вредные последствия своего противоправного поведения, но легкомысленно рассчитывает их предотвратить, в то же время в случае небрежности он не предвидит этих последствий, хотя должен и может их предвидеть. Хотя гражданское законодательство не подразделяет неосторожность на ее виды, оно предусматривает наступление

1 Васильева М. Возмещение вреда, причиненного здоровью граждан неблагоприятным воздействием природной среды//3аконность. 1997. № 7. С. 30.

разных правовых последствий в зависимости от формы неосторожности — простой или грубой неосторожности.

Законодательство не всегда определяет вину в качестве необходимого условия ответственности за причинение морального вреда. Статья 1100 ПС РФ устанавливает, что компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда, когда: вред причинен жизни или здоровью гражданина источником повышенной опасности; вред причинен гражданину в результате его незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ; распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию; в иных случаях, предусмотренных законом. Владельцы источников повышенной опасности солидарно несут ответственность за вред, причиненный третьим лицам в результате взаимодействия этих источников (столкновения транспортных средств и т. п.). Вред, причиненный в результате взаимодействия источников повышенной опасности их владельцам, возмещается на общих основаниях (п. 3 ст. 1079 ГК РФ). Из этого следует, что выплата компенсации морального вреда пострадавшему владельцу источника повышенной опасности может быть возложена только на другого виновного владельца повышенной опасности. Следует иметь в виду, что под источником повышенной опасности понимается деятельность граждан и юридических лиц, связанная с повышенной опасностью для окружающих: использование транспортных средств, механизмов, электрической энергии высокого напряжения, атомной энергии, взрывчатых веществ, сильнодействующих ядов и т. п.;

осуществление строительной и иной связанной с нею деятельности и др.

В отношении оснований ответственности за причинение морального вреда особый интерес представляет применение п. 1 ст. 1070 ГК РФ, т. е. компенсация морального вреда, причиненного незаконным осуждением, незаконным привлечением к уголовной ответственности, незаконным применением в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ. Относительно аналогичной нормы Основ (п. 2 ст. 127) гражданского законодательства высказывались суждения1, охотно поддерживаемые судебной практикой, что действовавшее ранее законодательство не давало оснований для возмещения морального вреда, причиненного этими действиями. Мотивировались такие суждения следующим образом: п. 2 ст. 127 — специальная норма, она отсылает к Положению о порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда (далее — Положение), утвержденному Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. (ино-

1 Архивы Тушинского райнарсуда г. Москвы.

го подзаконного акта по этому вопросу не существует), которое не предусматривает возмещения морального вреда, следовательно, ст. 131 Основ о возмещении морального вреда в этом случае не может быть применена. Анализ этой проблемы позволяет сделать вывод о неверности таких суждений, что будет рассматриваться ниже.

Действительно ли в период действия Основ не было законных оснований для компенсации морального вреда, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов? Этот вопрос весьма актуален и сегодня, так как от его решения в значительной степени зависят требования о компенсации морального вреда, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов в период действия Основ. Согласно п. 2 ст. 127 Основ вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ, подлежал возмещению независимо от вины должностных лиц соответствующих органов в порядке, установленном законодательными актами. Заметим, что ст. 127 не требовала «специального порядка» или «порядка, специально установленного законодательством», а только того, который установлен законодательными актами. Однако именно требование о соблюдении установленного порядка и составляло основу критикуемых автором суждений.

Начнем с того, что п. 1 Положения предусматривает возмещение имущественного ущерба, восстановление различных прав и возмещение иного ущерба, хотя последующие пункты Положения устанавливают порядок возмещения только имущественного ущерба и восстановление прав. Пункт 1 Положения в части возмещения иного, то есть неимущественного ущерба, имел резервный характер, так как существовавшее законодательство на момент утверждения Положения не предусматривало возможность возмещения морального вреда. Таким образом, само Положение содержало указание на потенциальную возможность такого возмещения.

Далее, рассмотрим, что представляет собой порядок возмещения имущественного ущерба, установленный Положением:

а) возмещение производится из средств госбюджета (п. 3);

б) гражданин обращается с требованием о возмещении ущерба в соответствующие органы дознания, предварительного следствия, прокуратуры или в суд, которые в месячный срок определяют размер ущерба, о чем выносят постановление (определение).

Порядок возмещения морального вреда в период действия Основ был определен законодательством:

а) возмещение производится государством из средств государственной казны (п. 2 ст. 127, п. 3 ст. 25 Основ);

б) гражданин обращается в суд с требованием (иском) о возмещении морального вреда в соответствии с нормами ГПК РСФСР; суд в установленные

этим же кодексом сроки определяет размер возмещения морального вреда в денежной форме (ст. 131 Основ) и выносит решение (ГПК РСФСР).

Таким образом, требования ст. 127 Основ выполнялись. Может возникнуть вопрос: так как для возмещения морального вреда по п. 2 ст. 127 предполагался общий исковой порядок, для чего же употребляется выражение «в порядке, установленном законодательством»? Можно с уверенностью предположить, что законодатель установил это именно потому, что для возмещения имущественного ущерба Положением предусмотрен несудебный порядок, или судебный, но не в порядке гражданского судопроизводства, а в порядке ст. 369 УПК РСФСР. Для того чтобы сохранить основание для применения Положения в случае возмещения имущественного ущерба, необходимо изложить п. 2 ст. 127 Основ в существующей редакции. Таким образом, в случае применения этой нормы моральный вред подлежал возмещению в денежной форме. Этот вывод наиболее полно согласуется со ст. 53 Конституции РФ, предусматривающей право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц. Какие-либо изъятия для отдельных видов вреда Конституцией РФ не предусмотрены. Однако, как было указано выше, судебная практика придерживалась противоположного взгляда по данному вопросу. Приведем примеры судебных постановлений, отражающих эту проблему:

«Полуситов по постановлению народного судьи Ужурского районного народного суда Красноярского края был привлечен к административной ответственности по ст. 5 Закона СССР «Об ответственности за неуважение к суду» и подвергнут наказанию в виде административного ареста на 5 суток. Административный арест Полуситов отбыл полностью. В соответствии с постановлением председателя Красноярского краевого суда постановление народного судьи отменено и производство по делу об административном нарушении прекращено. Полуситов обратился в суд с иском к управлению юстиции администрации Красноярского края о взыскании в его пользу 5 млн. руб. в возмещение морального вреда, причиненного неправомерным арестом, и опровержении порочащих его честь и достоинство сведений об аресте.

Судебная коллегия по гражданским делам Красноярского краевого суда в иске Полуситову отказала. В кассационной жалобе Полуситов просил об отмене решения, ссылаясь на необоснованный отказ в иске. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ решение суда оставила без изменения, указав следующее.

Суд первой инстанции обоснованно сослался в решении, что в соответствии с п. 2 ст. 127 Основ гражданского законодательства вред, причиненный гражданину в результате незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ, возмещается государством независимо от вины должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда в порядке, устанавливаемом законодательными актами.

Законодательным актом — Положением о порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину... — не предусмотрено возмещение гражданину морального вреда в случае незаконного наложения административного взыскания в виде ареста. Поэтому судом сделан обоснованный вывод об отказе в этой части исковых требований. Положения ст. 131 Основ гражданского законодательства к данному случаю неприменимы»1.

Вывод суда очевидно неправомерен. Разве не являются ст. 131 Основ в совокупности с гражданским процессуальным законодательством актами, регулирующими порядок возмещения морального вреда, поскольку Положением порядок возмещения этого вида вреда не предусмотрен?

Пример другого решения Верховного Суда РФ по данному вопросу:

«Степановская обратилась в Астраханский областной суд с иском к Астраханской областной прокуратуре и Управлению финансов Астраханской области о возмещении морального вреда, сославшись на то, что необоснованно привлекалась к уголовной ответственности по ст. 15, ч. 1 ст. 93 и ст. 175 УК. Приговором суда она оправдана.

Решением суда в иске отказано. В кассационной жалобе истица просила решение суда отменить...

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ, рассмотрев дело, оставила решение без изменения, указав следующее. Принимая решение об отказе в иске, суд исходил из того, что действующим на территории РФ Положением... не предусмотрена возможность возмещения морального вреда в связи с необоснованным привлечением к уголовной ответственности. Такой вывод суда является правомерным.

Согласно п. 2 ст. 127 Основ гражданского законодательства вред, причиненный гражданину в результате незаконного привлечения к уголовной ответственности, применения в качестве меры пресечения заключения под стражу, возмещается государством независимо от вины должностных лиц органов дознания, следствия прокуратуры и суда в порядке, установленном законодательными актами.

Таким образом, специальной нормой закона определено, что вред, причиненный указанными выше незаконными действиями прокуратуры, может быть возмещен в порядке и в пределах, предусмотренных законодательством.

В Положении не содержится норм, предусматривающих возможность возмещения морального вреда в связи с незаконными действиями указанных органов.

Общее правило о возмещении морального вреда, содержащееся в ст. 131 Основ... не подлежит применению, если специальной нормой (п. 2 ст. 127 Основ) вопрос об условиях и пределах возмещения вреда разрешен по-иному»2.

1 Бюллетень Верховного суда РФ. 1995. № 6. С. 2. 2 Бюллетень Верховного суда РФ. 1995. № 1. С. 13.

Выводы суда по данному делу полностью совпадают с выводами в первом примере, однако мотивировочная часть изложена более полно, что в еще большей степени раскрывает неправильность этих выводов. Прежде всего, в решении ошибочно указывается: «...специальной нормой ...определено, что вред ...может быть возмещен в порядке и в пределах...», в то время как в п. 2 ст. 127 Основ упоминается только о порядке, но не о пределах возмещения вреда. Видимо, это не случайная ошибка, так как понятие «пределы возмещения вреда» связано с понятием «объем возмещения вреда», и высказывались мнения1 о том, что возмещение морального вреда входит в общий объем возмещения вреда.

Отметим, что законодатель счел возможным придать этой норме отсылочный характер только в отношении порядка возмещения вреда, но не в отношении пределов, объема или условий (оснований) его возмещения. Положение как один из таких законодательных актов, в соответствии со ст. 127 Основ и ст. 447 ГК РСФСР (в редакции 1987 г.), может быть признано регулирующим лишь порядок возмещения указанных в нем видов вреда, но ни в коем случае не устанавливающим пределы его возмещения. Только ст. 447 ГК РСФСР (в редакции до 1987 г.) могла служить основанием для установления пределов, так как в ней указывалось, что вред возмещается лишь в «случаях и пределах, специально предусмотренных законодательством». После изменения редакции ст. 447 в 1987 г. этого основания уже не существовало. Требования ст. 127 Основ выполняются, если для возмещения вреда в законодательстве установлен какой-либо порядок. Основное определение термина «порядок», согласно словарю русского языка: «Порядок — правильное, налаженное состояние, расположение чего-нибудь, последовательность выполнения действий»2. Завершая рассмотрение этого вопроса, обратим внимание на то, что занятие судебными органами такой, противоречащей смыслу гражданского законодательства и Конституции РФ позиции в отношении последствий ошибок правоохранительных (в том числе и судебных) органов влекло освобождение государства от имущественной ответственности за их неправомерные действия, нарушающие конституционные права и свободы гражданина — весьма характерный пример совпадения интересов разных ветвей власти.

Однако этот вопрос и сегодня, с позиций нового Гражданского кодекса РФ, может порождать определенные неясности, на которых целесообразно остановиться. Согласно п. 1 ст. 1070 и ст. 1100 ГК РФ, моральный вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения ареста или исправительных работ подлежит компенсации независимо от вины должностных лиц соответ-

1 Жуйков В. Возмещение морального вреда//Бюллетень Верховного суда РФ. 1994. № 11. С. 9.

2 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1990. С. 565.

ствующих органов в порядке, установленном законом. В Положении по-прежнему отсутствуют слова «моральный вред» и, соответственно, не указан порядок его компенсации, это может породить разные мнения о возможности компенсации морального вреда в указанных случаях. Вопрос об обязанности государства возместить моральный вред в принципе уже возникнуть не может — ст. 1100 ГК РФ прямо указывает на ее наличие. Между тем вопрос о порядке осуществления гражданином права на компенсацию и исполнения государством своей обязанности остается не вполне ясным. Согласно ст. 1101, размер компенсации морального вреда определяется судом. Далее более подробно будет показано, что действительного размера компенсации морального вреда не существует до тех пор, пока его не определит суд. Во всех иных случаях, даже в случае согласия причинителя вреда с мнением потерпевшего о желаемом размере компенсации будет идти речь лишь о размере компенсации, но не о ее действительном размере в смысле ГК РФ. Таким образом, органы дознания и предварительного следствия не могут определять размер компенсации, поскольку это является прерогативой суда. Определение размера компенсации судом в порядке, установленном ст. 369 УПК РФ, более соответствует требованиям закона, хотя здесь возникает ряд проблем процессуального характера. Разумеется, необходимо приведение указанного Положения в соответствие с ГК РФ, поскольку в существующем виде оно порождает слишком много противоречий.

Так, некоторые авторы1 считают, что, согласно правилу ст. 2 Указа, не подлежит возмещению ущерб, если гражданин в процессе дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства путем самооговора препятствовал установлению истины и тем самым способствовал наступлению ущерба (речь в данном случае идет, как устанавливает п. 3 Инструкции от 2 марта 1982 г. по применению указанного Положения, о самооговоре, не являющемся результатом применения к гражданину насилия, угроз и иных незаконных мер). Такая позиция основывается на ст. 53 Конституции РФ и ст. 1070 ГК, которые не содержат подобных ограничений, а самооговор не снимает ответственности с органа дознания, следователя, прокурора и суда за незаконное привлечение к уголовной ответственности и осуждение невиновного, поскольку на них лежит обязанность принять все предусмотренные законом меры для полного, объективного и всестороннего исследования обстоятельств дела и не рассматривать признание обвиняемым своей вины в качестве основания обвинения, если оно не подкреплено всей совокупностью имеющихся по делу доказательств (ст. 20, 77 УПК РСФСР). Отмеченная позиция и ее обоснование, если их смысл заключается в недопустимости отказа в возмещении вреда при наличии самооговора, представляются не бесспорными и требуют некоторых комментариев.

1 Конституция РФ. Комментарий/Под ред. Б.Н. Топорнина. М.,1994. С. 281; Комментарий к ГК РФ (Части второй)/Под ред.О.Н. Садикова. М.,1996. С. 664.

Судебная практика, как следует из Постановления Пленума Верховного Суда СССР «О некоторых вопросах применения в судебной практике Указа Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей» от 23 декабря 1988 г.1, под самооговором понимает заведомо ложные показания подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, данные с целью убедить органы предварительного расследования и суд в том, что именно им совершено преступление, которого в действительности он не совершал. В период действия ГК РСФСР в ст. 2 Указа был конкретизирован применительно к данному случаю вытекавший из смысла ст. 458 ГК РСФСР вывод — если умысел потерпевшего содействовал возникновению или увеличению вреда, то в возмещении вреда должно быть отказано (хотя прямо ст. 458 ГК РСФСР устанавливала в качестве основания для уменьшения размера возмещения или отказа в таковом грубую неосторожность потерпевшего). В настоящее время п. 1 ст. 1083 ГК прямо устанавливает, что вред, возникший вследствие умысла потерпевшего, возмещению не подлежит. Применимо ли это правило к случаю самооговора? Представляется, что применимо, если под вредом понимать тот вред, который возник вследствие самооговора, т. е. самооговор является причиной или одной из причин возникновения или увеличения вреда.

Собственно говоря, если вред возникает вследствие умысла потерпевшего, то его действия являются в этом случае косвенной причиной возникновения вреда, он является одновременно и причинителем этого вреда. Как было отмечено выше, самооговор является неправомерным умышленным действием, препятствующим нормальной деятельности правоохранительных органов по выполнению установленных в ст. 2 УПК РСФСР задач уголовного судопроизводства — быстрому и полному раскрытию преступлений с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности. Показания, содержащие самооговор, имеют в уголовном судопроизводстве не большее, но и не меньшее значение, чем другие виды доказательств. Закон запрещает основывать на признании обвиняемого обвинительное заключение и обвинительный приговор в случае, если оно не подтверждается совокупностью имеющихся по делу доказательств. Эта совокупность формируется в стадии дознания и предварительного следствия и нередко дополняется в стадии судебного следствия. К моменту вынесения обвинительного приговора собранные по делу доказательства не должны оставлять сомнений в виновности подсудимого. Между тем показания, содержащие самооговор, как и любые другие доказательства, требуют проверки и, следовательно, определенного времени. Самооговор может повлечь применение меры

1 Бюллетень Верховного суда СССР. 1989. № 1. С. 10.

пресечения или увеличение его продолжительности, являясь в этом случае хотя и косвенной, но главной причиной возникшего вследствие применения меры пресечения вреда. Безусловно, вред вообще не будет иметь причинной связи с самооговором в случае, если прямо нарушены требования ст. 77 УПК РСФСР, т. е. признание обвиняемого положено в основу обвинения, не будучи подкреплено совокупностью собранных по делу доказательств.

Таким образом, в случае самооговора в качестве общей нормы следует применять п. 1 ст. 1083 ГК РФ, устанавливающий основания отказа в возмещении вреда или уменьшения его размера, в совокупности с правилами ст. 1070 ГК РФ, и отказывать в возмещении вреда, главной причиной которого является самооговор. В таком подходе нет ограничений права на возмещение вреда, установленного в ст. 53 Конституции РФ, гарантирующей предоставление гражданину возможности осуществления этого права, а условия его осуществления конкретизируются в гражданском законодательстве. Иной подход к этому вопросу заставлял бы предположить противоречие между ст. 53 Конституции РФ и ст. 1069 ГК, поскольку в первой вина не фигурирует в качестве одного из оснований ответственности, в отличие от ст. 1069 ГК РФ, что также можно было бы квалифицировать как ограничение применения ст. 53 Конституции РФ, но наличие общего состава оснований ответственности в ст. 1069 не вызывет сомнений в юридической литературе.

Много проблем, связанных с незаконными действиями правоохранительных органов, возникает и в отношении компенсации морального вреда, причиненного незаконным содержанием обвиняемого под стражей. Рассмотрим одну из них, вызвавшую наиболее острый общественный интерес. 13 июня 1996 г. ознаменовалось весьма значимым для российской правоприменительной практики событием: Конституционный Суд РФ рассмотрел дело о проверке конституционности ч. 5 ст. 97 Уголовно-про-цессуального кодекса РСФСР и принял Постановление № 14-П, в котором признал эту норму не соответствующей Конституции РФ и объявил ее утрачивающей силу по истечении шести месяцев с момента провозглашения Постановления. Одновременно Конституционный Суд предложил Федеральному Собранию РФ в течение этих же шести месяцев решить вопрос об изменении уголовно-процессуального закона в части обеспечения гарантий конституционного права каждого человека на свободу при применении ареста и содержании под стражей в качестве меры пресечения.

Федеральное Собрание не закрепило это предложение принятием каких-либо законодательных актов. Шесть месяцев истекли 13 декабря 1996 г., и 14 декабря с. г. ч. 5 ст. 97 УПК РСФСР утратила силу. Ст. 97 УПК РСФСР устанавливает правила продления сроков содержания обвиняемых под стражей при расследовании преступлений и определяет предельный срок содержания под стражей на этой стадии уголовного процесса — 1 г. 6 мес. Дальнейшее продление срока не допускается, и содержащийся под стражей обвиняемый подлежит немедленному освобождению (ч. 3 ст. 97 УПК).

Невыполнение этого требования противоправно и при определенных условиях может образовывать состав должностного преступления. Часть 5 ст. 97 устанавливала, что время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела, которые должны предъявляться им не позднее чем за месяц до истечения предельного срока содержания под стражей, не учитывается при исчислении срока содержания под стражей на стадии дознания и предварительного следствия. Таким образом, действительный срок содержания под стражей мог превысить 1 г. 6 мес., если обвиняемому или его защитнику требовалось более 1 мес. на ознакомление с материалами дела. То есть фактически предельный срок нахождения под стражей зависел не только от истечения определенного времени (1 г. 6 мес.), но и от действий самого обвиняемого и его защитника. Это положение и было признано Конституционным Судом не соответствующим Конституции РФ.

Ряд средств массовой информации заблаговременно обращали внимание на приближение «судного дня» — 14 декабря 1996 г., связывая с ним освобождение значительного количества заключенных, но при этом надеясь, что этого не произойдет, как если бы Конституционный Суд вынес решение «СОДЕРЖАТЬ ПОД СТРАЖЕЙ НЕЛЬЗЯ, ОСВОБОДИТЬ» и требовалось бы разъяснение или указание на то, как это понимать. Но подобная надежда неосновательна (в рамках правового государства). Согласно ст. 79 Закона «О Конституционном Суде РФ», его решение действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами. Право разъяснения решения принадлежит лишь самому Конституционному Суду и может быть осуществлено им лишь в том случае, если за ним обратятся с соответствующим ходатайством органы и лица, имеющие право обращения в Конституционный Суд РФ. С ходатайством о разъяснении рассматриваемого Постановления, похоже, никто из этих органов и лиц не обратился, что не удивительно, поскольку вердикт Конституционного Суда в отношении ч. 5 ст. 97 УПК РФ достаточно ясен — она утрачивает силу в установленный этим Судом срок. Действительно, в связи с принятием Постановления, как отметил Конституционный Суд РФ, возможны негативные социальные последствия и нарушение баланса интересов правосудия и прав граждан на свободу и личную неприкосновенность (отсюда предоставление шестимесячного срока Федеральному Собранию для корректировки законодательства), но в правовом государстве это — не основание для неисполнения решения Конституционного Суда.

Какие же правовые последствия наступали в связи с упомянутым Постановлением Конституционного Суда РФ? С 14 декабря 1996 г. следователь или прокурор, определяя предельный срок содержания под стражей, должны были руководствоваться лишь календарем, не задаваясь вопросом, что делал обвиняемый в течение 1 г. 6 мес. — закон уже не связывал с этим наступление правовых последствий, касающихся срока содержания под стражей. Ст. 11 УПК РСФСР прямо обязывает прокурора немед

ленно освободить всякого незаконно лишенного свободы или содержащегося под стражей свыше срока, предусмотренного законом или судебным приговором. Строго говоря, указание на непосредственное действие решения Конституционного Суда РФ означает, что с ноля часов 14 декабря 1996 г. у обвиняемого возникает право покинуть место содержания под стражей, и любое лицо, препятствующее осуществлению обвиняемым этого права, совершает правонарушение. Определенные в законе должностные лица (следователь, прокурор) обязаны не только не препятствовать, но и всемерно содействовать немедленному освобождению обвиняемого.

Незаконное содержание под стражей влечет целый комплекс правовых последствий: наступает ответственность должностных лиц, виновных в допущенном нарушении; как отмечалось в юридической литературе, не образует состава преступления, предусмотренного ст. 313 нового УК РФ (побег из места заключения), самовольное оставление места заключения лицом, незаконно содержащимся под стражей1; другие последствия, на которых мы остановимся ниже. Каковы же средства правового реагирования незаконно содержащегося под стражей обвиняемого на допущенное правонарушение? Прежде всего ему следовало подать заявление администрации места содержания под стражей с изъявлением желания в связи с истечением предельного срока содержания под стражей выйти на свободу и требованием не чинить препятствий в исполнении этого желания, сославшись на Постановление Конституционного Суда РФ по этому вопросу. Аналогичное заявление следовало направить и прокурору, требуя от него надлежащего исполнения обязанностей, предусмотренных ст. 11 УПК РФ. Если, несмотря на принятые меры, правонарушение не прекратилось, через администрацию места содержания под стражей надлежало подать в суд в порядке ст. 220.1 УПК РСФСР жалобу на содержание под стражей свыше установленного ст. 97 УПК РСФСР предельного срока. Такая жалоба рассматривается единолично судьей, который по результатам рассмотрения выносит постановление об освобождении из-под стражи или об оставлении жалобы без удовлетворения. Это постановление обжалованию и опротестованию не подлежит.

Поскольку процедура судебного обжалования могла занять до 4-х суток (при условии Точного соблюдения процессуальных сроков вышеуказанными должностными лицами), обвиняемый приобретал бы право на возмещение вреда, причиненного ему в результате незаконного содержания под стражей, причем этот вред подлежал бы возмещению независимо от вины должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда (ст. 1070 ГК РФ). Заметим, что для возмещения этого вреда неприменим порядок, предусмотренный Положением о порядке возмещения ущерба, причиненного незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, утвержденного Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г., так

Комментарий к УК РФ. М.: Юристь. 1996. С. 733.

как этот порядок установлен только для случаев постановления оправдательного приговора или прекращением уголовного дела за отсутствием события или состава преступления или за недоказанностью участия гражданина в совершении преступления. В соответствии со ст. 53 Конституции РФ, гарантирующей право на возмещение всякого вреда, причиненного органами государственной власти и их должностными лицами, в рассматриваемом случае применяется порядок, установленный гражданским процессуальным законодательством, т. е. предъявляется иск к Российской Федерации, поскольку вред подлежит возмещению за счет казны РФ.

После официального опубликования 4 января 1997 г. Закона РФ «О внесении изменений и дополнений в статьи 26, 97, 133 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР»1 законодательная ситуация в части рассматриваемой проблемы приобрела завершенный характер, что позволяет сделать некоторые выводы. Прежде всего отметим, что вышеупомянутый Закон был принят Госдумой 11 декабря 1996 г. (по крайней мере, так указано в официальном издании), т. е. за два дня до вступления в силу Постановления Конституционного Суда. После этого Закон должен быть передан Совету Федерации РФ для одобрения и, далее, Президенту РФ для подписания и обнародования. Это поставило правоохранительные органы в сложную ситуацию, поскольку с 14 декабря 1996 г. по 4 января 1997 г. включительно (21 сут.) обвиняемые, у которых полуторагодовой срок содержания под стражей истек к 14 декабря 1996 г. или позднее, продолжали, как можно судить по публикациям в печати, незаконно содержаться под стражей. В связи со вступлением в силу Закона, с 5 декабря 1997 г. пребывание этих обвиняемых под стражей оказалось вновь узаконено (но не с обратной силой). Трехнедельный период, когда обвиняемый должен быть освобожден в силу отсутствия закона, дозволяющего содержать его под стражей, истек. В соответствии с новой редакцией ст. 97 УПК РСФСР продление срока содержания под стражей обвиняемого, знакомящегося с материалами дела, производится судом на основании ходатайства следователя. Таким образом были учтены законодателем предложения Конституционного Суда.

Освобождение обвиняемых действительно могло повлечь отрицательные последствия, отмеченные Конституционным Судом. С другой стороны, правоохранительные органы поставили себя выше закона, проявив готовность действовать вопреки закону во имя целесообразности.

Несомненно, нарушение конституционного права на свободу путем незаконного содержания под стражей причиняет по крайней мере нравственные страдания. В соответствии со ст. 151, 1099 ГК РФ при определении размера компенсации следует учитывать индивидуальные особенности потерпевшего (в данном случае — обвиняемого), характер и степень нравственных и физических страданий, другие заслуживающие внимания обстоятельства, требования разумности и справедливости. Под индивиду-

1 Российская газета. 1997. 4 янв.

альными особенностями потерпевшего, влияющими на размер компенсации, следует понимать возраст, физическое состояние, наличие заболеваний. Иные фактические обстоятельства, которые могут повлиять на повышение размера компенсации, — несоблюдение установленной нормы площади камеры на одного заключенного, ненадлежащие санитарно-гигиенические условия, любые другие нарушения порядка содержания под стражей, увеличивающие степень физических и нравственных страданий, продолжительность срока незаконного содержания под стражей. Определение размера компенсации в связи с этими обстоятельствами будет рассмотрено в гл. 2 разд. 3.

С 1997 г. институт компенсации морального вреда вводится в уголовное законодательство. Действующий с 1 января 1997 г. новый УК РФ (далее — УК) содержит норму, связывающую определенные правовые последствия с возмещением морального вреда — ст. 61 УК «Обстоятельства, смягчающие наказание». Согласно п. 1 упомянутой статьи к числу обстоятельств, смягчающих наказание, относится добровольное возмещение преступником имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления. Поскольку возмещение морального вреда в смысле ст. 61 УК имеет некоторые особенности по сравнению с граждан-ско-правовым институтом компенсации морального вреда, что может вызвать трудности в правоприменительной практике в части правильного установления судами наличия обстоятельств, смягчающих наказание, целесообразно проанализировать эти особенности.

Прежде всего следует отметить, что так же, как и в гражданском праве, содержание понятия «моральный вред» в уголовном праве не отличается от гражданско-правового, т. е. под моральным вредом следует понимать нравственные и физические страдания, перенесенные потерпевшим. В отношении возмещения морального вреда дело обстоит несколько сложнее. Так, поскольку имущественный ущерб поддается точной оценке, то вынести суждение о его полном или частичном возмещении достаточно несложно ввиду возможности осуществления стоимостной оценки как ущерба, так и размера его возмещения, причем такую оценку может сделать сам преступник, добровольно возмещая имущественный ущерб. Страдания (моральный вред) сами по себе не имеют стоимостного эквивалента, и компенсация морального вреда является денежной суммой, предназначенной сгладить негативное воздействие на психику потерпевшего, которое вызвали перенесенные страдания, «вознаградить» его за них, причем определение размера компенсации отнесено законодателем к компетенции суда (ст. 151, 1101 Гражданского кодекса РФ, далее — ГК РФ), т. е. размера компенсации морального вреда в точном смысле закона не существует до того момента, пока суд не определил этот размер. Отсюда следует, что преступник, добровольно возмещая моральный вред, не имеет представления о действительном (об определенном судом) размере компенсации (проблемы, связанные с определением действительного размера компенсации, подробно рассматриваются в гл. 4). Возникает во-

прос: имеет ли правовое значение для применения ст. 61 УК действительный размер компенсации морального вреда? По нашему мнению — не имеет. Как следует из смысла этой статьи, возмещение морального вреда законодатель оценивает наряду с такими действиями, как оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, а также иными действиями, направленными на загла-живание вреда, причиненного потерпевшему. Для учета в качестве смягчающего обстоятельства, доказывающего деятельное раскаяние преступника, значимым обстоятельством является направленность его действий на заглаживание причиненного вреда, даже если желаемый результат не наступил по независящим от воли преступника обстоятельствам. Поэтому представляется, если по уголовному делу не предъявлен гражданский иск о компенсации морального вреда, определение размера компенсации морального вреда не входит в обязанности суда. Он также не входит в предмет доказывания по уголовному делу, определенный в ст. 68 УПК, в отличие от размера имущественного ущерба. Доказыванию может подлежать сам факт причинения морального вреда, а право потерпевшего на определенный размер компенсации порождается лишь судебным решением при рассмотрении иска о его компенсации. Этим определяется существенное различие, проявляемое в подходе судов к учету в качестве смягчающих наказание обстоятельств добровольного возмещения имущественного ущерба, с одной стороны, и возмещения морального вреда, с другой. В то время как размер причиненного имущественного ущерба входит в предмет доказывания по уголовному делу и полнота устранения вредных последствий имущественного ущерба должна учитываться при определении наказания, в отношении возмещения морального вреда подобный подход неприменим. В отсутствие гражданского иска о компенсации морального вреда суду при установлении смягчающих наказание обстоятельств не следует рассматривать вопрос определения размера компенсации и полноты возмещения морального вреда.

Далее необходимо остановиться на вопросе формы, в которой может быть произведено добровольное возмещение морального вреда. Пункт 1 ст. 1101 ГК РФ, развивая положения ст. 151 ГК, устанавливает, что компенсация морального вреда осуществляется в денежной форме. Однако применительно к добровольному возмещению морального вреда в смысле ст. 61 УК это условие не является обязательным. Такое возмещение может производиться путем передачи имущества, а также совершением любых иных действий, направленных на сглаживание физических и нравственных страданий (например, уход за потерпевшим, травмированным в результате преступления). Как отмечалось выше, важна сама направленность совершаемых действий на сглаживание последствий перенесенных страданий.

Следующим существенным обстоятельством, на которое следует обратить внимание, является соотношение оснований гражданско-правовой ответственности за причинение морального вреда и условий применения

ст. 61 УК. Гражданский иск о компенсации морального вреда может быть удовлетворен только в том случае, если он причинен действиями, нарушающими личные неимущественные права или посягающими на другие нематериальные блага, принадлежащие потерпевшему (примерами преступных деяний такого рода являются клевета, оскорбление, нарушение тайны переписки, изнасилование, незаконное лишение свободы и т. п.). Право на компенсацию морального вреда, причиненного иными действиями, может возникнуть у потерпевшего лишь в случаях, специально предусмотренных законом (единственным примером такого закона в настоящее время является Закон РФ «О защите прав потребителей»). В то же время вполне очевидно, что преступление, нарушающее любые права потерпевшего, причиняет последнему по крайней мере нравственные страдания, если он способен осознавать происшедшее нарушение его прав. Однако, как следует из изложенного выше, далеко не любое преступление порождает право потерпевшего на компенсацию морального вреда, причиненного этим преступлением. Преступления, объектом которых являются только имущественные права потерпевшего (например, кража, мошенничество), хотя в подавляющем большинстве случаев и причиняют нравственные страдания потерпевшему, не влекут возникновение у него субъективного права на компенсацию морального вреда, а у преступника, соответственно, не возникнет гражданско-правовая обязанность возместить причиненный моральный вред. Таким образом, в некоторых случаях добровольное возмещение причиненного преступлением морального вреда может оказаться исполнением не юридической обязанности, а нравственного долга. Не исключен вопрос: должно ли добровольное возмещение морального вреда учитываться в качестве смягчающего наказание обстоятельства, если потерпевший не имеет субъективного гражданского права на компенсацию морального вреда, и если должно, то каким образом?

По нашему мнению, отсутствие у потерпевшего права на компенсацию морального вреда не может оказывать отрицательное влияние на учет добровольного возмещения морального вреда в качестве смягчающего наказание обстоятельства. Более того, акцент на добровольность возмещения морального вреда, который делает законодатель, позволяет предположить большую значимость для смягчения наказания добровольного возмещения причиненного морального вреда в случае отсутствия у потерпевшего возможности использования мер государственного принуждения для реализации такого требования. В этом проявляется принцип основной значимости для учета добровольного возмещения вреда в качестве смягчающего наказание обстоятельства субъективной стороны поведения преступника после совершения им преступного деяния. Поэтому существенными обстоятельствами для решения вопроса о смягчении наказания и его степени являются время, прошедшее с момента совершения преступления до совершения действий, свидетельствующих о возникновении у преступника решимости возместить причиненный моральный

вред, а также наличие или отсутствие какого-либо внешнего воздействия на его волю, которое способствовало бы принятию такого решения.

Немало сомнений возникает в вопросе о том, кто вправе требовать компенсации морального вреда — любое лицо (физическое или юридическое) или только гражданин. Эти сомнения появились еще в период действия Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик. Основы содержали две статьи, упоминающие о моральном вреде — ст. 7 и ст. 131. Статья 131, расположенная в гл. 19 «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения», устанавливала: «Моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемых судом, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда». Пункт 6 ст. 7 Основ, имеющей название «Защита чести, достоинства и деловой репутации», расположенной в гл. 1 «Основные положения», устанавливал:

«Гражданин или юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением». Определение морального вреда, содержавшееся в ст. 131 Основ, безусловно предполагало, что субъектом, которому причиняется моральный вред, мог быть только гражданин. Иное понимание заставило бы предположить возможность претерпевания юридическим лицом физических или нравственных страданий, что противоречит самой природе юридического лица как искусственно созданного субъекта права, не способного испытывать эмоции. Однако содержание ст. 7 Основ предрасполагало к дискуссии, т. к. из него можно было предположить, что право требовать возмещения убытков и морального вреда принадлежит как гражданам, так и юридическим лицам. К такому выводу могло привести грамматическое толкование ст. 7 Основ. Логическое же толкование ст. 7 в совокупности со ст. 131 тех же Основ позволяло сделать вывод, что содержание ст. 7 следует понимать следующим образом: гражданину принадлежит право требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных опорочением его чести, достоинства или деловой репутации; юридическому же лицу принадлежит право требовать возмещения убытков, причиненных его деловой репутации. Таким образом, лицо может требовать защиты абсолютного неимущественного субъективного права способом, совместимым с правовым видом этого лица.

Наиболее неудачно были изложены новеллы, регулирующие отношения, возникающие в связи с причинением морального вреда, в проекте Гражданского кодекса РФ, разработанного в исследовательском центре частного права при Президенте РФ и направленного в ряд организаций для выработки замечаний и предложений по нему. Интересна ст. 25 «Нематериальные блага» в этом проекте:

«I. Нематериальные блага, представляющие ценность для человеческой личности,— ее физическая неприкосновенность (жизнь и здоровье), неприкосновенность частной жизни, честь и достоинство, деловая репутация и т. д.— защищаются гражданским правом в случаях, когда для этого могут быть использованы способы, предусмотренные статьей 170 настоящего Кодекса, а также в случаях, когда закон предусматривает выплату потерпевшему денежной компенсации.

2. Честь, достоинство и деловая репутация юридических лиц защищаются в случаях, предусмотренных статьей 175 настоящего Кодекса».

В ст. 170 проекта указывалось, что «Защита гражданских прав осуществляется путем... компенсации морального вреда... иными способами, предусмотренными законом»; а в ст. 174 предусматривалось, что «Обязанность имущественной компенсации морального вреда, причиненного гражданину или юридическому лицу, может быть возложена на причини-теля такого вреда в случаях, предусмотренных законом»; п. 6 ст. 175 устанавливал: «Гражданин или юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением».

В отличие от Основ проект не давал определения морального вреда, что могло повлечь за собой трудности в правоприменительной практике. В проекте понятие «моральный вред» уже явно применялось и к юридическому лицу, маловероятно, что по замыслу разработчиков проекта это понятие совпадало для юридических и физических лиц. Проект существенно снижал правовую защищенность граждан, ограничивая возможность имущественной компенсации морального вреда случаями, предусмотренными законом. Наконец, неоправданным представляется введение понятий «честь и достоинство» для юридических лиц, поскольку для них это полностью охватывается понятием «деловая репутация», имеющим юридическое и экономическое значение, сущность которых предполагает вступление лишь в деловые отношения любого рода. Рассмотрим данное суждение более подробно.

Существующие определения понятий «честь, достоинство, деловая репутация» могут быть, в обобщенном виде, сформулированы так:

честь — сопровождающееся положительной оценкой общества отражение качеств лица в общественном сознании;

достоинство — сопровождающееся положительной оценкой лица отражение его качеств в собственном сознании;

деловая репутация — сопровождающееся положительной оценкой общества отражение деловых качеств лица в общественном сознании.

Из приведенных определений следует, что понятие «достоинство» вряд ли уместно применять к юридическому лицу — искусственному образованию, не обладающему собственным сознанием. Что же касается чести юридического лица (по мнению автора), это понимаемая в широком

смысле «деловая репутация», т. е. оценка обществом поведения юридического лица не только в гражданско-правовых, но и в любых других отношениях, свойственных природе юридического лица. Противоречия в затронутом вопросе могут быть устранены внесением соответствующих определений в нормативные акты.

Рассмотрим, существовало ли основание для иного понимания содержания морального вреда. Вышеизложенные суждения базировались на предположении, что понятие «моральный вред» являлось единым во всех случаях употребления его в Основах. Допустим обратное, предположим, что законодатель в ст. 131 определил моральный вред только применительно к гражданину, но имел в виду, что есть иная разновидность морального вреда, применимая к юридическим лицам. Такая возможность подтверждается грамматическим толкованием п. 6 ст. 7 Основ, где право требовать возмещения морального вреда можно отнести как к физическим, так и к юридическим лицам. Возможно, что под моральным вредом юридическому лицу законодатель мог бы подразумевать умаление чести (деловой репутации). Статья 7 Основ предусматривала три вида гражданско-правовой ответственности за правонарушение, выражавшееся в опорочении чести, достоинства и деловой репутации гражданина или юридического лица:

1) опровержение распространенных сведений;

2) возмещение убытков;

3) возмещение морального вреда.

Условия ответственности первого вида были установлены в п. 2 ст. 7 Основ. Порядок опровержения устанавливался в этой же статье. Что касается двух остальных видов ответственности, то, поскольку ст. 7 не содержала каких-либо специальных условий или порядка возмещения убытков и морального вреда, учитывая наличие в данном случае внедоговор-ной ответственности, возмещение убытков и морального вреда должно было регулироваться гл. 19 Основ. Но она не предусматривала возникновения обязательств из причинения морального вреда юридическому лицу. Так, ст. 127 предусматривала возмещение вреда, причиненного имуществу юридического лица, а ст. 131 регулировала отношения по возмещению морального вреда, причиненного гражданину. Таким образом, применение понятия «моральный вред» в отношении юридического лица привело бы к следующим выводам:

а) содержание этого понятия применительно к юридическому лицу в Основах не определено;

б) возникновение обязательств из причинения этого вида вреда Основы не предусматривают, т. е. его возмещение находится вне правового регулирования Основ.

Наличие таких намерений у законодателя не представляется автору настоящей работы вероятным. В законодательстве стран с английской и романо-германской системами права понятие «моральный вред» или аналогичное ему (например, «psychological damage») в отношении юридических лиц не применяется.

На этом представляется целесообразным завершить ретроспективное исследование эволюции понятия морального вреда и перейти к его анализу в соответствии с действующим ГК РФ. Упоминание о моральном вреде содержится в ст. 12, 151, 152, 1099—1101 ГК РФ. В соответствии со ст. 151 ГК и ст. 131 Основ определения понятий «морального вреда» полностью совпадают. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» было определено, что:

«Под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т. п.), или нарушающими его личные неимущественные права (право на пользование своим именем, право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности) либо нарушающими имущественные права гражданина.

Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и др.».

Процитированные тезисы требуют некоторого комментария. К сожалению, суд не дал общего определения физических или нравственных страданий, хотя из приведенного текста следует, что раскрыто содержание только одного вида морального вреда — нравственных страданий. Очевидно, суд понимает под нравственными страданиями переживания (это совпадает с позицией автора настоящей работы). Необходимо отметить неудачное употребление термина «нравственные переживания». Суд признает как первичный, так и отдаленный моральный вред, указывая, что «моральный вред... может заключаться в... переживаниях... в связи с болью... либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий...». То есть если, например, в результате распространения не соответствующих действительности порочащих сведений лицо испытывает переживания (претерпевает моральный вред в виде нравственных страданий), переносит в результате этого гипертонический криз с болевыми ощущениями (претерпевает моральный вред в виде физических страданий), испытывает переживания и по этому поводу (претерпевает вторичный моральный вред в виде нравственных страданий), то нет оснований не признать совокупный моральный вред находящимся в причинной связи с противоправным деянием в виде распространения не со-

ответствующих действительности сведений. Аналогичная ситуация будет и в том случае, если первичный моральный вред будет причинен в виде физических страданий, которые повлекут за собой нравственные. Отметим, что сейчас судебная практика признает для целей компенсации (единственной цели введения института морального вреда) вторичный моральный вред.

В ст. 152 ГК РФ устранены противоречия, связанные с вопросом о применимости понятий «честь, достоинство» к юридическому лицу. Пункт 7 ст. 152 ГК РФ полностью устраняет эти понятия из области правового регулирования ГК, предусматривая гражданско-правовую защиту только деловой репутации юридического лица. Однако следует с большим сожалением отметить, что, формулируя п. 5 ст. 152 ГК, законодатель допустил (как представляется автору настоящего исследования) неточность, давая повод для различных толкований о применении понятия «моральный вред» к юридическим лицам, а также вызывая иные сложности, рассмотренные ниже.

Итак, в п. 5 ст. 152 ГК РФ установлено, что «Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его... деловую репутацию, вправе... требовать возмещения убытков и морального вреда...». Пункт 7 той же статьи предусматривает: «...правила настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица». Анализ содержания этих норм дает основания для следующих вопросов:

1. Вправе ли юридическое лицо требовать возмещения морального вреда?

2. Является ли предусматриваемое комментируемой статьей возмещение морального вреда иным, по сравнению с предусмотренной в ст. 12, 151 ГК РФ компенсацией морального вреда, способом защиты гражданских прав?

По первой проблеме выше уже был проведен анализ, позволяющий сделать вывод о неприменимости понятия «моральный вред» к юридическому лицу в Основах. Применительно к ГК РФ этот вывод усиливается в п. 7 ст. 152, где указано, что правила о защите деловой репутации гражданина применяются к защите деловой репутации юридического лица «соответственно». В отношении анализируемой проблемы это следует понимать как соответствие подлежащих применению правил правовой природе юридического лица.

К сожалению, в Постановлении № Ю от 20 декабря 1994 г. Пленум Верховного суда РФ выразил противоположные взгляды на эту проблему, указав, что «Правила, регулирующие компенсацию морального вреда в связи с распространением сведений, порочащих деловую репутацию гражданина, применяются и в случае распространения таких сведений в отношении юридического лица». По мнению автора, несостоятельность этих взглядов очевидна, как и то, что Пленум Верховного суда РФ совершенно необоснованно не дал должной оценки словам «применяются со

ответственно». Видимо, такое толкование спровоцирует большое количество исков со стороны юридических лиц; однако суды будут отказывать в удовлетворении таких исков, опираясь при этом на п. 1 того же Постановления Пленума Верховного суда РФ, т. к. истец — юридическое лицо — не сможет доказать факт претерпевания им физических или нравственных страданий. В принципе (как будет показано ниже) при определенных обстоятельствах возможно предъявление иска работниками юридического лица о компенсации морального вреда в связи с распространением не соответствующих действительности сведений о своем работодателе— юридическом лице, но не в порядке ст. 152 ГК РФ, а согласно ст. 151 ГК РФ. Ведь распространение ложных порочащих сведений об организации, работником которой он является, является действием неправомерным, порочащим работника и умаляющим его честь и доброе имя. В этом случае ему (работнику) придется доказать факт претерпевания им физических или нравственных страданий, и иск может быть удовлетворен. Однако вопрос о причинении морального вреда самому юридическому лицу совершенно неправомерен, с тем же успехом можно было бы говорить о телесных повреждениях транспортного средства в дорожно-транспортном происшествии.

Изложенная позиция находит свое подтверждение и в судебных решениях по конкретным делам. Так, в частности, Савеловским народным судом г. Москвы был рассмотрен иск страховой компании к средствам массовой информации. Предметом иска являлось требование страховой компании об опровержении сведений, порочащих ее деловую репутацию (осуществление деятельности без соответствующей лицензии), сопряженное с требованием о возмещении убытков и компенсации морального вреда. Суд удовлетворил требования об опровержении сведений и возмещении убытков и отказал в удовлетворении требования о компенсации морального вреда1:

«Страховая компания обратилась в суд с иском к издательству... и гражданину... о защите чести и достоинства и возмещении материального вреда, мотивируя свое требование тем, что в издаваемом издательством еженедельнике в статье гражданина А. содержатся сведения, не соответствующие действительности и порочащие честь, достоинство и деловую репутацию истца. По мнению истца, не соответствуют действительности и порочат его честь, достоинство и деловую репутацию опубликованные в указанной статье сведения о том, что страховая компания оказывает услуги населению по обязательному медицинскому страхованию, не имея соответствующей лицензии Росстрахнадзора, что страховая компания заключила договор с медицинскими учреждениями, не имея лицензии на ведение обязательного медицинского страхования, что компании удалось провести не только Росстрахнадзор, но и Московский городской фонд обязательного медицинского страхования, налоговую инспекцию и медицинские учреждения. Истец просит обязать издательство опубликовать

1 Архивы Савеловского райнарсуда г. Москвы.

опровержение указанных сведений. Также истец просит взыскать с ответчиков причиненный публикацией указанной статьи материальный вред, состоящий из убытков в виде упущенной выгоды в размере неполученного страховой компанией дохода от планируемых к заключению договоров в соответствии с подписанными протоколами о намерениях...

...по мнению истца, убыток, причиненный неправомерными действиями ответчиков, выражается в виде общей суммы неполученных страховых взносов от предполагаемых к заключению договоров, не подписанных из-за появления в еженедельнике указанной статьи, и составляет один млрд. сто десять млн. руб. Указанную сумму истец и просит взыскать с ответчика в счет возмещения материального вреда. Страховая компания также считает, что ей причинен моральный вред, т. к. с момента появления статьи резко сократилось число клиентов, обращающихся в страховую компанию, и просит взыскать с ответчиков в возмещение морального вреда, причиненного ей публикацией данной статьи, 10 млрд. руб.

Ответчик иск не признал. Представитель истца пояснил, что распространение этих сведений причинило истцу значительный моральный вред, т. к. голословные обвинения в нарушении законодательства и недобросовестности, распространенные в результате опубликования этой статьи, порочат его в глазах клиентов и широкого круга читателей и являются причиной значительного сокращения количества клиентов, обращающихся в страховую компанию.

...суд приходит к выводу, что сведения... не соответствуют действительности.

Требования истца о возмещении убытков суд находит обоснованными и подлежащими удовлетворению...

Что касается требования истца о возмещении морального вреда, суд приходит к следующему. Согласно ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. Поскольку закон предусматривает возмещение морального вреда лишь гражданину, определив моральный вред как физические или нравственные страдания, суд не находит оснований для удовлетворения требований юридического лица о возмещении морального вреда».

Итак, суд пришел к совершенно обоснованному выводу о неприменимости понятия морального вреда к юридическому лицу. Если бы суд и не затрагивал вопрос о неприменимости понятия, он мог бы сослаться на отсутствие доказательств причинения морального вреда, так как истец не привел и не мог привести ни одного доказательства по этому поводу.

Рассмотрим другие примеры.

1. ТОО обратилось с иском к АООТ о взыскании убытков от плодо

овощной продукции и возмещении морального вреда, который истец оценил на сумму 30 млн. руб. Суд отказал в иске в части возмещения морального вреда1.

2. Банк М. предъявил иск к банку Т. о компенсации морального вреда, причиненного закрытием банком Т. корреспондентского счета в банке М. В суде представитель истца объяснил, что после закрытия корсчета банком Т. банк М. стал получать многочисленные претензии от своих партнеров, связанные с тем, что банк Т. отказывал им в осуществлении необходимых корреспондентских платежей. По мнению истца, высказываемые ему претензии третьих лиц доказывают, что ответчик причинил вред деловой репутации банка М. Банк М. представил суду переписку с партнерами, в которой они выражали недовольство в связи со сложившейся ситуацией. Истец оценил нанесенный его деловой репутации моральный вред в 1 млрд. руб. и просил взыскать эту сумму с ответчика.

Суд, проанализировав представленные ему документы, счел, что требования истца не соответствуют действующему законодательству и не находят подтверждения в материалах дела. Согласно ст. 151 ГК РФ, под моральным вредом понимаются физические и нравственные страдания, причиненные гражданину. По мнению суда, исходя из этого определения, указанная статья не может применяться в случае нарушения нематериальных прав юридических лиц. В то же время защита деловой репутации последних регламентирована ст. 152 ГК РФ. Однако в ней речь идет лишь о случаях распространения сведений, порочащих деловую репутацию юридического лица. В данном случае, по мнению суда, банк М. не доказал факта распространения ответчиком каких-либо сведений в адрес банка М., так как закрытие корсчета и отказ от совершения корреспондентских платежей в адрес третьих лиц не могут быть квалифицированы как распространение сведений, порочащих деловую репутацию банка М. Представленные истцом письма-претензии от партнеров, по мнению суда, не опровергают этот вывод. В иске о компенсации морального вреда отказано полностью2.

Как следует из последнего решения, суд занял уклончивую позицию и не выразил своего отношения к возможности применения ст. 152 ГК РФ к юридическим лицам, поскольку содержание дела позволяло решить его, не имея определенной позиции по этому вопросу. Поскольку суд ясно выразил свое понимание того, что понятие «нравственные и физические страдания» применимо только в отношении физических лиц, трудно предположить, что это дело было бы решено в пользу истца, если бы факт распространения сведений был доказан, т. к. невозможно возложить ответственность за причинение такого вида вреда, содержание которого не определено в законе.

1 Там же.

2 Там же.

Следует заметить, что неправомерное действие, заключающееся в распространении не соответствующих действительности сведений, порочащих деловую репутацию юридического лица, имеет определенную специфику. Она заключается в следующем: в зависимости от характера сведений они одновременно могут оказаться косвенно порочащими честь, достоинство или деловую репутацию определенного гражданина или граждан. Юридическое лицо приобретает деловую репутацию в результате осуществления им определенной деятельности. Она проявляется в разнообразных действиях граждан, выступающих в качестве органов и работников юридического лица, а в предусмотренных законом случаях (п. 2 ст. 53 ГК РФ) — участников юридического лица. Так, сделки, т. е. юридические действия, направленные на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей, юридическое лицо совершает через свои органы или участников, обязанных при этом, в силу п. 3 ст. 53 ГК РФ, действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно. Исполнение обязанностей и осуществление прав совершается юридическим лицом не только через свои органы, но и действиями его работников. Они считаются действиями самого юридического лица (ст. 402 ГК РФ). Поэтому публикация, например, о том, что юридическое лицо сообщает контрагентам недостоверную информацию при совершении сделок, содержит в себе сведения о гражданах, через которых совершает сделку юридическое лицо. Распространение ложных сведений о выпуске предприятием бракованной продукции порочит не только его деловую репутацию, но одновременно и честь занятого изготовлением или контролем качества такой продукции конкретного работника. Как отмечается в Постановлении № 11 от 18 августа 1992 г. Пленума Верховного суда РФ в действующей редакции, порочащими являются не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов, а также другие сведения, порочащие его производственно-хозяйственную или общественную деятельность.

Таким образом, распространение порочащих деловую репутацию юридического лица сведений может, в зависимости от их характера, причинить вред и другому объекту — чести, достоинству или деловой репутации конкретного гражданина или граждан, действиями которых осуществляется деятельность юридического лица. Возможны случаи, когда в принципе такого двойного эффекта возникнуть не может, — в частности, распространение в средствах массовой информации неточных сведений о персональных данных юридического лица (например, указание размера уставного капитала банка меньшим, чем он есть в действительности, умаляет его деловую репутацию в глазах возможных контрагентов, но не затрагивает репутацию его работников).

Отношения гражданина или граждан, чьи честь, достоинство или деловая репутация косвенно опорочены, и лиц, распространивших сведения, подпадают под действие ст. 152 ГК РФ, если эти граждане в достаточной сте

пени идентифицируемы в глазах других лиц по содержанию распространенных о юридическом лице сведений. Вопрос о идентифицируемости должен исследоваться судом на основании конкретных обстоятельств дела, с учетом возможного круга лиц, способных сделать разумное предположение о идентифицируемости конкретного гражданина в распространенных о деятельности юридического лица порочащих сведениях. Например, ложное сообщение о выпуске предприятием бракованной продукции способно умалить честь и достоинство работника предприятия, занятого непосредственно изготовлением или контролем качества продукции, в глазах значительной части других работников этого предприятия. Бремя доказывания своей идентифицируемости по содержанию распространенных о юридическом лице сведений в глазах других лиц должно возлагаться на гражданина.

Итак, юридическое лицо вправе требовать опровержения сведений, порочащих его деловую репутацию, и возмещения убытков, а соответствующий гражданин, при наличии вышеуказанных обстоятельств, — опровержения тех же сведений и компенсации морального вреда, причиненного их распространением. Этот гражданин и юридическое лицо не будут являться соистцами в смысле ст. 35 ГПК РФ, поэтому в принципе не исключена подсудность таких исков разным видам судов (соответственно, общим и арбитражным). На практике подавляющая часть исков юридических лиц к средствам массовой информации об опровержении сведений предъявляется в общие суды, т. к. в качестве ответчиков привлекаются автор и редакция средства массовой информации. В этих случаях целесообразно соединение дел по искам юридического лица и гражданина к распространителю сведений в одном производстве в порядке ч. 4 ст. 128 ГПК РФ.

В этих случаях к требованию гражданина о компенсации морального вреда должны применяться правила ст. 151 ГК РФ и § 4 гл. 59 ГК. При определении размера компенсации в качестве заслуживающего внимания обстоятельства должно учитываться положение гражданина в структуре юридического лица во взаимосвязи с характером распространенных сведений. Безусловно, что непрямой, анонимный применительно к гражданам характер распространенных о юридическом лице сведений также является заслуживающим внимания обстоятельством, снижающим размер компенсации морального вреда.

Второй из поставленных выше вопросов может иметь два варианта решения. Первый вариант соответствует позиции автора исследования и заключается в следующем. Законодатель имел в виду изложить п. 5 ст. 152 ГК РФ в следующей редакции: «Гражданин, в отношении которого... вправе требовать... возмещения убытков и компенсации морального вреда...» Такая позиция приводит в полную согласованность ст. 12, 151, 152 ГК РФ. Само словосочетание «компенсация страданий» представляется, по нашему мнению, более естественным с позиций формы применяемых в русском языке оборотов и конструкций, нежели тождественное по смыслу «возмещение страданий». Именно первое выражение применяется в большинстве исследований по проблеме морального вреда.

Второй вариант решения этого вопроса выглядит следующим образом. Возмещение морального вреда является отличным от компенсации морального вреда, и в этом случае оно становится иным способом защиты гражданских прав в смысле ст. 12 ГК РФ. В этом случае получалось бы, что для защиты таких нематериальных благ, как честь, достоинство, деловая репутация, применялась бы ст. 131 Основ «Возмещение морального вреда», т. к., согласно ст. 4 Федерального Закона РФ «О введении в действие части первой Гражданского кодекса РФ» от 21 октября 1994 г.. Основы применяются на территории РФ, поскольку они не противоречат части первой ГК РФ. Во всех же остальных случаях, связанных с причинением морального вреда, в том числе при защите других нематериальных благ, применению подлежала бы ст. 151 ГК РФ «Компенсация морального вреда». Наличие такого замысла у законодателя не представляется вероятным, т. к. честь, достоинство и деловая репутация не выделяются как менее или более значимые из неисчерпывающего перечня нематериальных благ в ст. 150 ГК, и применение каких-либо особых правил для возмещения морального вреда, причиненного посягательством именно на эти блага, не имело бы смысла. Законодатель упоминает о возмещении морального вреда в ст. 152 ГК РФ лишь затем, чтобы подчеркнуть возможность совместного применения двух способов защиты гражданских прав — опровержения сведений и компенсации морального вреда. Заметим, что слово компенсация — иностранного происхождения и, например, английское слово «compensation» переводится на русский язык как «возмещение, вознаграждение». Однако необходимо устранить отмеченные неточности в целях применения единообразной юридической терминологии в законодательстве.