§ 37. Развитие германского права в X — XVI вв.

Торговый ордонанс (1673), посвященный правилам торго­вых дел и решению торговых споров. Он был составлен знаменитым экономистом-практиком и знатоком торговых дел Ж. Саварй. Ор­донансом 1669 г. был урегулирован единый порядок исполь­зования вод и лесов в королевстве, которые признавались находящи­мися под покровительством и в привилегии короля. Несколько специ­альных законов систематизировали порядки взимания одного из ос­новных налогов — г а б е л и , ипотечного заклада недвижимых имуществ. Морской ордонанс (1681) устанавливал порядки в королевском флоте, взаимные права и обязанности моряков. Свое­образным было содержание т.н. Черного ордонанса (1685), посвященного порядкам управления в американских колониях. В нем с использованием правил из римского Свода Юстиниана были отре­гулированы правила обращения с рабами-неграми.

Наиболее важное значение имел Уголовный ордонанс 1670 г. Здесь устанавливалась обновленная уголовно-следственная и судеб­ная процедура (в основе сохранившая правила экстраординарного процесса XVI в.). Впервые по-новому дана была вся система норм королевского уголовного права. Все преступления делились на 4 ви­да: (1—2) преступления в высшем оскорблении — божественном, либо человеческом; (3) преступления про­тив вещей и (4) против людей. Наиболее тяжкими бы­ли первые два, направленные к охране прав государства и короля, церковных и государственных порядков. Существенно расширилась система применяемых наказаний: смертная казнь, смертная пытка, вечная каторга на галерах, просто вечная каторга, просто пытка, срочные работы на галерах, кнут, штрафы. Ордонанс описывал все возможные в процессе по уголовным делам доказательства, среди которых важнейшее место отводилось показаниям двух свидетелей или т. н. серьезным уликам. Оценка того, что считалось серьезной уликой, законом оставлялась за судом, что открывало немалый про­стор произволу судей.

Считалось, что по традиции королевские ордонансы не могут вме­шиваться в регулирование частноправовых отношений. Однако в XVII в. законодательное регулирование вторгается и в эту сферу. Ко­рона закрепила за собой безусловное право на десятину от всех раз­рабатываемых рудников, даже в частных землях. В 1704 г. категория мэнмортаблей (согласно кутюмному праву) была объявлена неспо­собной к имению собственности, а их владения стали своего рода кон­цессией от имени короны. Было даже нарушено исключительное пра­во сеньориальной собственности и прав дворянства, с тем чтобы по­высить доходы короны от продажи пустующих имений разорившихся феодалов в пользу богатых разночинцев. Стремление королевского законодательства к вмешательству во все стороны правовых отноше­ний, ломая древние традиции кутюмного права, стало одной из важ­ных предпосылок роста общего недовольства во Франции правовой

Становление общеимперского права

Государство германского народа, сло­жившееся в X — XII вв. (см. § 29.1), обладало относительным политическим и административным единством. Одной из самых важных особенно­стей развития германского права в последующем стало поэтому дли­тельное сохранение правового партикуляризма: в каждой исторической области, в каждом почти из вошедших в им­перию германских государств жили по своему традиционному пра­ву. С ослаблением империи к XVI в. партикуляризм усилился, осо­бенно когда в каждой из германских монархий сложились собствен­ное королевское законодательство и своя юстиция. В период расцве­та империи ее единство в значительной степени определялось еди­ной правовой политикой императоров, стремившихся к централиза­ции. Другой важной особенностью раннего германского права яви­лось поэтому раннее (по сравнению с другими европейскими го­сударствами) появление королевского, император­ского, законодательства.

Общеимперское королевское законодательство в Германии было своеобразным по направленности. Оно не затрагивало области иму­щественных, частно-правовых и т. п. отношений, даже феодально-ленные связи регулировались в нем незначительно. Общеимперское законодательство с самого своего возникновения стало формировать особую правовую область имперского права и, соответственно, им­перской юрисдикции.

Первой сферой имперского законодательства стало своего рода конституционное законодательство, которым закреплялись основы единства империи и власти императора. Большинство этих законов (конституций) объявлялись императорами с предварительно­го согласия имперского рейхстага. Такими законами были закрепле­ны полномочия императоров в отношении римской церкви, в том числе порядок инвеституры (1122), установлены общегерман­ские королевские финансовые и судебные права — регалии (1158). В конституционном порядке были определены принципы об-щег*ерманского единства и соотношение государственных прав импе­раторов и германских светских и духовных князей (Золотая булла 1356 г.).

Второй важнейшей сферой имперского права было законодатель­ство о «земском мире». Для того чтобы пресечь местный сепаратизм и феодальные усобицы, императоры провозглашали обязанность подданных во всей империи соблюдать некоторые новые правила,

388

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

РАЗДЕЛ III

389

преследование нарушений которых включалось не в местную, а в императорскую юрисдикцию. Наказания за такие нарушения также определялись впредь не местным правом, а волей императора. Под­данным как бы следовало соблюдать «земский мир». Одним из инициаторов этого правового института стала римская католиче­ская церковь, которая более других страдала от феодальных раздо­ров и для которой единство права было чуть ли не единственным путем для укрепления своей власти в Германии.

Первый общий закон о «земском мире» был объявлен в 1103 г. (формально объявление считалось действительным на один год)*. Подданные должны были принести присягу в том, что не будут со­вершать посягательств на те институты и сословия, которые взяты под императорское покровительство: против церкви, духовенства, купцов, евреев, женщин, детей. В последующих конституциях (с 1119 по 1235 г. их было не менее 17) содержание «земского мира» постоянно расширялось. В круг охраняемых императором включа­лись другие категории жителей империи (мельники, охотники, жи­тели придорожных селений и др.), а также новые возможные нару­шения их личных и имущественных прав. В правление Фридриха II постановлениями о «земском мире» было предписано охранять так­же имущество земских и церковных правителей и князей (Майн-цский статут 1235 г.).

Запреты, вытекавшие из требования «земского мира», были осо­бенно важны потому, что традиция и закон признавали за феодала­ми привилегию «кулачного права» — самому с помощью слуг или военного отряда восстановить нарушенное право или ото­мстить обидчику («Если в дороге встретится твой враг и ты можешь вредить ему, вреди»). Нарушения требований «земского мира» впредь грозили отобранием ленного пожалования, а родовые владе­ния переходили родственникам.

К особым посягательствам на «земский мир» стали относиться 1) нарушения привилегий церкви (неповиновение церковным властям, неуважение духовных лиц, еретичество и т. п.), 2) нарушения императорских привилегий (незаконный сбор пошлин, фальшивомонетничество, мятежи), а также использование в год «земского мира» своего кулачного права, грабежи на больших дорогах и вблизи городов. Специальные новые постановления о «земском мире» иногда направлялись против специфических пре­ступлений (например, конституция 1158 г. против поджигате­лей). Согласно статутам, все большее число видов убийств стало подлежать каре, а йе выкупу (убийство ночью, по открытой вражде, сопряженные с изнасилованием).

На протяжении XV в. постановления о «земском мире» стали бо-

лее долгодействующими: на 5 лет (1467), 10 лет (1474). Наконец, в 1495 г. райхстаг и император утвердили постановление о «вечном земском мире» и создании постоянного имперского суда, где должны разбираться нарушения сложившегося имперского права.

Имперское законодательство о «вечном мире» способствовало формированию нового уголовного права. На рубеже XI — XII вв. в германском уголовном праве произошел своего рода переворот: на место исторического права с наказаниями преимуще­ственно в виде компенсаций-штрафов пришло уголовное право, ох­раняющее публичный интерес, карающее преступни­ка действительно уголовными наказаниями. Оценка совершенного преступного деяния стала связываться со степенью опасности и зло­стности нарушения «земского мира». Наказание определялось тем, к какому из двух основных классов преступлений — «злодеяние» или «проступок» (Ungerichte — Frevel) — причислялось содеянное, а также сословным положением преступника. Свободных и за тяжкие, «неправые» дела наказывали повешением или отсечением руки; не­свободных — «на коже и волосах» (т. е. поркой или клеймением). От тяжких наказаний свободные, однако, могли откупиться деньга­ми — тогда им по собственному выбору определялось наказание из второй группы.

Одним из самых важных правовых рычагов имперского законо­дательства было полномочие императора объявить того или иного преступника, просто виновного в чем-либо «вне закона». Это озна­чало лишение чести и прав, потерю сословного, феодального поло­жения в рамках империи, а также запрет на какую-либо помощь осужденному. Город, укрывший осужденного, подлежал общей ка­ре — вплоть до разрушения стен.

Круг правовых отношений повседневной жизни регулировался правилами не имперского законодательства, а местными обычаями, феодальным правом, существенно различными в разных землях Германии. К XII — XIII вв. появились памятники права, в которых отразилась новая правовая традиция, пришедшая на смену варвар­ским правдам.

«Саксонское Зерцало»     Одним из самых важных и известных

сборников немецкого областного права

той эпохи стало «Саксонское Зерцало» *. Оно было составлено (за­писано) в 1221 — 1235 гг. ученым-судьей рыцарского сословия Эйке фон Репгофом (из Репгофа). Время, когда было записано «Саксон­ское Зерцало», было эпохой культурного и политического подъема Саксонии. Это отразилось в стремлении представить правовые тра­диции «Зерцала» как образцовые. Но в стихотворном введении со­ставитель не забыл отметить традиционный характер предложенных

* До этого в XI в. были приняты местные статуты мира в герцогствах Швабии (1039) и Баварии (1094). По правовому смыслу они отличались: местные герцоги как бы договаривались с феодальными сословиями о поддержании мира.

* Значение слова «зерцало» (Spiegel) в тогдашнем языке означало не только образ (отражение), но и образец,   а также ученуюкнигу.

390

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

РАЗДЕЛ III

391

им правил и норм: «И право то, что здесь дано,/ Не выдумано мной оно,/ А с давних пор от предков перешло».

Основную часть «Саксонского Зерцала» составил свод Зем­

ского права (вЗ книгах, каждая из которых насчитывает от

70 до 90 ст.). Второй частью стал небольшой (в 3 главах и около 200

статей) свод ленного права, первоначально написанный по-

латыни. Разделение это было принципиально и связано с социаль­

ной адресованностью записанных правил. Свободные люди разных

сословий объединялись тогда в правовом отношении в два больших

класса: господ и просто свободных землевладельцев. 3 е м с ко е

право адресовалось основной массе свободных, подсудных общин­

ному (шеффенскому) суду. Ленное право регулировало отно­

шения внутри класса господ в связи с их феодально-служебными

связями и иерархией. «Саксонское Зерцало» не было, однако, про­

стой записью местных обычаев и традиций феодального права. Мно­

гие правила и институты были позаимствованы из римского права, а

также (несмотря на в целом отрицательное отношение составител5||

к верховенству церкви и папы) из канонического права.        щ

Ленное право было основой всех имуществен || ных отношений. Правовое положение человека вообще оп­ределялось по его месту в феодально-служебной иерархии: все сво­бодные разделялись на условные 7 «щитов», начиная с короля. Это разделение не было присуще только «Зерцалу», а имело публично-правовое обоснование во всей системе феодальных связей в Гер­манской империи (см. § 31.1), Только принадлежность к одному из таких классов предоставляла возможность быть полноценным собственником ленных земель. Духовенство, женщины, кре­стьяне, купцы, незаконнорожденные дети, особо лишенные своего статуса не могли быть причислены к ленному праву. Соответствен­но, они считались только пожизненными держателями так или иначе перешедших в их владение земель и не передавали их по наследству. Причисление к ленному праву было взаимосвязано с рыцарским достоинством: никакие другие юридические основания не давали прав на лен. И даже в спорах между двумя претендента­ми на лен прямо рекомендовалось предпочитать интерес того, кто «имеет военный щит».

Ленно-вассальные отношения представляли своего рода договор. Он заключался в определенной процедуре и со взаимными обязан­ностями сеньора и вассала. Получивший от кого-либо лен должен был принести присягу, обязаться оказывать «уважение» и нести службу, участвовать в суде сеньора. Однако право жестко ограничи­вало сроки военной службы и даже ее порядок: королевская служба исполнялась только 6 недель в году за счет самого ленника и только в исконных «тевтонских» землях (т. е. заграничные походы требова­ли согласия самого вассала), о походе следовало извещать ленника не менее чем за 6 недель.

За ленником признавались, по существу, права собственности на его лен. Его наследники без ограничений и без вмешательства сеньора вступали в права наследования, следуя принципу майо­рата. Правила земского права требовали, однако, чтобы другие братья были вознаграждены из общей суммы наследства. Не могли считаться наследниками дети-уроды, калеки, слепые и т. п. (по­скольку на них не могли быть возложены военно-служилые обязан­ности). В течение 1 года и 6 недель новый владелец лена должен был принести присягу сеньору в присутствии других вассалов. Если этого не происходило (по вине сеньора), то ленник становился само­властным собственником. Нельзя было отобрать у наследника лен, не принять его присягу — в этих случаях права собственности так­же охранялись неукоснительно: «Согласно праву, ленник сохраняет то, чем господин вопреки справедливости отказался его наделить». До вступления в права наследства будущий ленник (юность опреде­лялась возрастом от 12 до 24 лет) оставался под опекой сеньора. Но с 13 лет он уже мог быть признан полноценным ленником, с 12 лет имел право получать доходы от лена.

Лен (т. е. феодальное пожалование) мог быть предоставлен не только в виде земельных владений. В качестве лена могло быть дано право на сбор в свою пользу таможенных пошлин, на чеканку моне­ты, виноградники и т. п. Мог быть отдельно судебный лен — право вершить сеньориальный суд и получать в свою пользу штра­фы. Особым качеством обладал городской лен. Такой лен­ник не нес собственно военной службы, но, живя в городе, обязы­вался защищать город в случае нужды; пользовался он и другими привилегиями. Категорически запрещалась передача лена на срок — это не считалось уже ленным владением. Правда, сложился своеобразный институт ожидания лена, когда (видимо, в силу нехватки земель, иных выгод) сеньор назначал наследником другого вассала, который ждал, пока лен «освободится».

Наряду с полноценной собственностью признавалось право вла­дения, в том числе и леном. Ненасильственное, неоспариваемое владение охранялось и не могло быть отторгнуто. При истечении срока давности владения — в 30 лет 1 год и 1 день (институт приоб-ретательной давности очевидно был перенят из римского права с присоединением срока ленной присяги) — владелец становился соб­ственником. Право владения признавалось и за женщинами. Счита­лось, что наутро после брачной ночи супруг должен подарить жене некоторое имущество, слуг и т. п., которыми распоряжалась она са­ма («утренний дар»). Однако наследование по женской линии огра­ничивалось, «так как женщины по своему полу все лишены наслед­ства вследствие греха их предков».

Собственнические права не были неограниченными. Во-первых, имелись земли («заповедные леса»), использование которых вообще запрещалось, включая возможность охотиться, собирать плоды и т. п.

392

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

РАЗДЕЛ III

393

Во-вторых, права даже полноценных собственников простирались только «на глубину сошника». Зарытые и найденные в земле клады считались королевским достоянием. Разрабатывать недра (по тому времени — серебряные рудники) можно было только с разрешения (т. е. концессии) того, кому принадлежали верховные сеньори­альные права на эти земли.

Наследственные имущественные права признавались и за основ­ной производительной силой тогдашнего общества — крестьянами-чиншевиками (кроме них, был и слой крепостных лю­дей, права которых не описывались из-за огромного, как отмеча­лось, их разнообразия и чисто местного значения). В случае неупла­ты вовремя оброков-чинша крестьяне уплачивали двойные нормы в качестве штрафа. «Зерцало» содержало и точный перечень повинно­стей, а также их размеров, которые полагалось платить сеньору. Требовать свыше установленного считалось нарушением прав.

Феодальный суд Споры между сеньором и вассалом дол-

жны решаться в ленном суде. О жела­нии судиться со своим ленником сеньор должен был заранее и при свидетелях известить своего вассала. Суд должен был идти открыто и в присутствии других (не менее 7 человек) вассалов. От единич­ных обвинений можно было очиститься присягой. За непочтение к сеньору, нарушения процедуры ленника ждал штраф («Зерцало», однако, специально оговаривало, что нельзя считать за такое непоч­тение, если кто в суде «чихнет, сморкается, сгоняет мух» и т. п.). Видимо, порядки в таких сеньориальных судах были весьма произ­вольными, и требовалось придать им хоть какое-то подобие права.

Судебная процедура в целом сохраняла значительные остатки прежней общинной юстиции и еще мало походила на собственно юридический суд. Самые мелкие дела (о вреде на сумму до 3 сереб­ряных шиллингов) судил сельский староста. Он же был вправе определять наказание и по уголовному делу, если от момен­та совершения преступления прошло не более суток (т. е. все и вся было налицо). Преступников, пойманных с поличным, следовало судить тотчас (пока не прошли сутки) специально выбранному тре­мя общинами г о г р а ф у . Высшая юстиция была представлена судом графа, в котором участвовали свободные сословия (шеффены). Самой высшей инстанцией был королевский суд, в который теоретически разрешалось обратиться любому с любым делом. Важным новшеством судебных узаконений в «Зерца­ле» было признание исключительно территориаль­ной подсудности (по тому, где жил ответчик); древний по­рядок личной подсудности вышел из обыкновения.

Споры об имуществе и долгах решались обычным состязательным порядком. В качестве доказательств важнейшим была присяга. В случае уголовных обвинений (в нарушении «королевского мира») основным способом выяснения отношений в суде был судебный

поединок. В «Зерцале» детально описывался порядок вызова на поединок, роль судьи, каким вооружением и в какой одежде его мож­но проводить. Чтобы поединок не превращался в свальную драку род­ственников и помощников, специально оговаривалось: «Мир должен быть обеспечен на поле под страхом смертной казни, чтобы никто не мешал их поединку». Наказание должно быть неотвратимым: судья, который по каким-то причинам не разрешал дела, подлежал тому же, к чему мог быть по праву осужден преступник.

«Саксонское Зерцало» получило огромное распространение в Германии. Его переписывали, уже с середины XIII в. на него стали ссылаться при решении дел — и не только в Саксонии. По образцу и на основе сборника в Южной Германии были составлены «Зерцало немецких людей» (середина XIII в.), особое «Швабское Зерцало» (конец XIII в.). В XIV в. появилось «Голландское Зерцало», Берлин­ский городской кодекс*. Особо любопытными были иллюстрирован­ные рукописи «Зерцала»: большая часть статей снабжалась картин-| ками (от 2 до 5 на статью), которые показывали смысл описанных правил и процедур. Вероятно, такие сборники адресовались или не­достаточно грамотным судьям, или общинным и ленным судам.

Уголовное уложение Карла V

Крупнейшим памятником германского общеимперского права стала «Уголов­ная конституция Карла V», по латин­скому названию — «Каролина» (1532). Создание этого, практиче­ски первого в европейском праве специального уголовно-процессу­ального кодекса было связано с имперской судебной реформой, по­пытками изжить застарелые феодальные обычаи и унифицировать правоприменение хотя бы в тех делах, в которых имперская власть была наиболее заинтересована — уголовных.

Унификация уголовного и уголовно-процессуального права нача­лась сразу же вслед за созданием в империи имперских судов. Осно­вой будущей «Каролины» стал «Домовой судебный устав» Бамберг-ского епископства (1507), переработанный и дополненный одним из видных имперских администраторов (хотя и неюристом) Иоганом фон Шварценбергом. О необходимости составить имперский свод уголовных законов неоднократно высказывался райхстаг. Подготов­ленный текст был утвержден и опубликован от имени райхстага 27 июля 1532 г.

Уголовное уложение подразделялось на 2 книги. В первой (103 ст.) определялся общий порядок судопроизводства, возбуждения уголовных обвинений и, главное, жестко устанавливались основа­ния, по которым можно было начинать конкретные, признанные правом обвинения. Во второй (76 ст.) по строго логической системе классификации преступлений — от важнейших к наименее тяж-

* Вообще, на «Саксонское Зерцало» в традиционных землях Германии перестали ссылаться лишь в XIX (!) веке.

394

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

РАЗДЕЛ III

395

ким — указывались полагающиеся наказания. Попутно были отме­чены возможные обстоятельства отягчения, смягчения или вовсе ис­ключения уголовной ответственности.

Уложение сделало не во всем последовательную попытку ввести уголовную репрессию в рамки жесткой (насколько было возможно по времени) законности: в случае каких-либо непредусмот­ренных прямо в законах преступлений или обстоятельств судьи не могли прибегать к столь привычной средневековью аналогии, но обязаны были запросить вышестоящие суды или юридические кон­сультационные учреждения. Среди них одно из первых мест отводи­лось университетам. Нормы уложения полностью отошли от древней системы казусного изложения, заменив его на традиционный для церковной литературы прием заповеди, иногда изложен­ной позитивно («Изобличенный... в том-то, должен быть подверг­нут...»), либо катехизисно («Если кто-либо учинит...»). Характерное свойство уложения, особенно его общих принципов, правил оценки доказательств составили заимствования из римского права — не классического, а созданного школой глоссаторов (см. § 34). Но осно­вы оценки преступлений, сама система преступлений в наибольшей мере восходила к традиции собственного германского земского права и королевского законодательства.

Соотношение преступлений и наказаний определялось традици­онно в зависимости от важности совершенного деяния для сохране­ния «королевского мира». Наиболее опасными представлялись (1) прямые и злостные нарушения «королевского мира»: а) посягательства на церковь и религиозный порядок, включая и преступления против нравственности или семейных усто­ев (богохульство, колдовство, кощунство); б) измена; в) нарушения общественного порядка (поджоги, разбои, бунт, бродяжничество); г) тяжкие, злостные, повторные посягательства на личность или иму­щество, в которых был очевиден неисправимый характер преступ­ника. К менее опасным преступлениям относились (2) посяга­тельства на личность или имущество незначи­тельные либо неумышленные. Особую группу образовали (3) преступления против правосудия.

Злостным и особо опасным преступление считалось в зави­симости от своей направленности, но также и от размера при­чиненного или возможного ущерба. Так, за измену предписыва­лось увеличить наказание, если она «могла причинить великий ущерб и соблазн... касаясь страны, города, собственного госпо­дина, одного из супругов или близких родственников». Доведение преступления такого рода до полного завершения (уложение вы­делило особо покушение на преступление) не было важным: критерий состоял в обнаруженном злом умысле. И поку­шение равно наказывалось с самим действием. Уложение едва ли не впервые (после римского права) детально квалифицировало

разные" виды пособничества, различив: а) помощь до со­вершения преступления — подготовкой, оружием, снаряжением; б) прямое соучастие и в) укрывательство.

Уложение сохранило почти все применявшиеся в земском праве наказания: 1) смертную казнь — отсечение головы, повеше­ние, утопление, колесование, четвертование, сожжение, погребение заживо; 2) членовредительство — урезание языка, отсечение руки и др.; 3) болезненные — порка розгами; 4) изгнание из государства; 5) ошельмование — выставление у позорного столба в железном ошейнике; 6) штрафы. Если преступление по каким-то обстоятель­ствам было особенно злостным, то наказание могло особо квалифи­цироваться: назначаться определенный вид смертной казни либо предписывалось «волочить преступника к месту казни, терзая его клещами». В применении смертной казни основания черпались не только в религиозных канонах, но и в фольклорных представлениях о судьбах душ: женщин — злостных преступниц полагалось топить

в реке.

Выбор наказания оставался вполне на усмотрение судьи. Здесь влияло не только свойство преступления, но и качество самого пре­ступника. Так, в случае кражи полагалось «в еще большей степени учитывать звание и положение лица, которое совершило кражу». Безусловно смягчало ответственность совершение преступления по неловкости, по легкомыслию, в малолетстве (до 14 лет), в состоянии «прямой голодной нужды». Освобождали даже от ответственности за убийство состояние крайней необходимости и, с оговорками, необхо­димой обороны себя. Нередко назначение наказания было множест­венным: по нескольку видов разом за одно преступление.

Судебный процесс по уголовным делам был регламентирован жестким формальным образом. Почти для всех преступлений пере­числялись точные указания на улики или сведения, по которым можно было начинать дело. Не всегда они были правовыми (напри­мер, можно было начать следствие, узнав, что подозреваемый — «отчаянный и легкомысленный человек с дурной славой»), но всегда точно в уложении определенными. Уголовное дело могло начаться либо (1) по жалобе истца против конкретного человека, либо (2) судом в инквизиционном порядке по «све­дениям» или по подозрению. За недоказанное при следствии обвине­ние частное лицо ждало наказание. Возбуждение дела ex officio судьей, только будучи заведомо незаконным, могло караться.

Разбор дела подразделялся на несколько стадий. На первой — следствии — доказывались вначале факт преступления, затем виновность конкретного лица. На второй стадии — собственно суд — выносился приговор, который мог быть и обвинительным, и . оправдательным. При неполной доказанности обвинения была прак­тика вынесения приговора об «оставлении в подозрении». Основным видом доказательства считались показания свидетелей — двух-трех.

396

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

раздел in

397

При их совпадении допускалось выносить приговор, даже если сам

обвиняемый не сознавался. В большинстве других случаев, при кос­

венных доказательствах (одном свидетеле, порванной одежде пре­

ступника, его дурной славе и т. п.) можно было начинать следствие,

но нельзя было вынести обвинительный приговор. В этих случаях

обвинение нуждалось в допросе обвиняемого под пыткой —

как для получения сведений о преступлении, так и для сознания и

раскаяния. По недостаточным уликам пытку предписывалось не

применять, равно как и в случае незначительных преступлений.

Показания, полученные под пыткой, должны были быть повторены

и содержать только проверяемые факты. Самой процедуры или ре­

гламентации судебной пытки уложение не содержало. В отличие от

церковного инквизиционного процесса, где от обвиняемого требова­

лось только подтверждение сказанного судьей и раскаяние, уложе­

ние предписывало суду позволять обвиняемому рассказывать само­

му о случившемся.            ,

Уложение 1532 г. в ряде статей стремилось также изжить особо застарелые феодальные обычаи (конфисковывать имущество, став­шее поводом для преступления, правило «что с возу упало, то про­пало» и т. п.). Однако в целом оно стало для германских государств более юридическим образцом, чем жестко применявшемся за­коном. Уже с XVII в. в отдельных германских государствах появля­ются своды собственного земского права (в Пруссии — Landrecht 1620 г.), ставшие реальной основой юстиции.