§ 2. Пределы действия права

Исследование пределов действия права указывает на ту область социального пространства, в которой право способно оказывать прогрессивно-преобразующее воздействие на общественную жизнь, направлять человеческую деятельность и способствовать ее развитию. Определение пределов действия права необходимо для того, чтобы исключить использование правовых инструментов в сферах взаимодействия людей, требующих иных средств регуляции.

Рассматриваемая проблема из некогда весьма абстрактной и значительно удаленной от практики 'приобретает в нынешних условиях остросоциальное звучание. Задаче активного привлечения правового инструментария для осуществления радикальных преобразований в обществе необходимо специально-юридическое обоснование. Это позволит, с одной стороны, существенно расширить использование регулятивных возможностей права в стимулировании конструктивных проявлений социальной активности, а с другой – точнее распознавать с помощью правового 'инструментария те виды и формы поведения и деятельности отдельных лиц, их организаций, которые лишь по внешним признакам имеют юридическую форму, в действительности являясь антиправовыми по своей природе и социальным последствиям.

Пределы права обусловлены главным образом неюридическими факторами. Они коренятся в природе человеческой деятельности, 'предопределены личностными возможностями социальных субъектов, их общей культурой и правовой цивилизованностью, детерминированы существующей системой отношений, экономическими, историческими, религиозными, националь-

СТР.108

ми 'и другими обстоятельствами. Поскольку право есть порождение жизнедеятельности людей и условий их бытия, то и пределы правового необходимо рассматривать в неразрывной связи с характером его восприятия адресатами, их социально-правовыми действиями, в которых пределы права обнаруживают себя и изменяются.

Поставленный вопрос целесообразно рассматривать применительно к специфике идеологического (психологического) и специально-юридического действия права.

В теоретической литературе проблема пределов идеологического действия права освещена слабо, хотя можно выделить два аспекта ее рассмотрения.

Первый связан с пониманием правового восприятия. Считается, что право как особый регулятор недоступно для восприятия личности в раннем и подростковом возрасте. Эта посылка приводила к теоретическому обоснованию нецелесообразности правового обучения и воспитания на ранних стадиях социализации. Практике рекомендовалось приобщать детей к правовому научению лишь с определенного возраста. Такой подход ошибочен уже потому, что объективная реальность формирует личность 'изначально, с момента ее соприкосновения с социальной средой. Отсутствие целенаправленного правового воздействия заполняет «воспитание улицей». Очевидно, что правовому обучению и воспитанию, конечно, в приемлемых формах (игра, общение, воспитание примером, внедрение в сознание так называемых правовых аксиом и т. д.) человек должен подвергаться на ранних стадиях социализации, когда происходит формирование его статутных (базовых) ценностно-правовых ориентиров. Л. И. Петражицкий был прав в том смысле, что настаивал на необходимости «дрессировать» праву с самого раннего возраста. И хотя выбранный им термин не вполне удачен, суть он, думается, выражает достаточно точно.

Действительно, правовой облик личности не возникает «вдруг», с того, например, момента, когда в общеобразовательной школе ее вовлекают в процесс систематизированного обучения праву. Правовое образование человека должно складываться на ранних стадиях его жизнедеятельности. Другое дело, что с 12–14 лет подросток попадает, как говорят психологи, в зону повышенной сензетивности и активного правового общения. С этого времени правовое обучение должно приобрести систематический характер, быть сориентировано на конкретные условия его (подростка) жизнедеятельности.

Согласно второму аспекту предполагается, что «общеидеологическое воздействие права по существу не знает границ: оно распространяется (или во всяком случае может распространяться) даже на те общественные отношения, которые не являются и не могут являться предметом правовой регламента

СТР.109

ции». Конечно, идеологическое действие права имеет более широкую сферу распространения по сравнению со специально-юридическим. Однако его влияние не безгранично. Объективно оно предопределено природой права, а субъективно – психофизиологическими возможностями личности как объекта правового воздействия. В этом смысле В. В. Лазарев справедливо отмечает: «Как бы ни формулировать идею зависимости поведения от оценочных актов сознания и воли, ясно одно: поступки людей определяются объективно существующими ценностями человеческого существования, отраженными в психических процессах, протекающих в голове конкретного индивида».

В зарубежной правовой литературе высказаны сходные взгляды. «Я полагаю, – пишет американский ученый Дж. Тапп, – что «действительные» пределы права являются психологическими и эмпирически описываемыми. В конечном счете установление этических пределов права (как и насколько далеко право должно заходить?) зиждется на вопросах о психологических пределах индивидов (как далеко могут распространяться правовые рассуждения индивидов?)».

Таким образом, область идеологического действия права имеет пределы, за которыми право не способно оказать сколько-нибудь ощутимого воздействия на адресата. Попытки внедрить в правовую систему законодательные новации без учета возможностей личностного восприятия, как правило, обречены на неудачу. С этой точки зрения обоснование границ идеологического действия права и правильное их отражение в законотворческом процессе способно обезопасить общество от юридического волюнтаризма, фетишизации правовых средств при решении социальных проблем.

Проблема пределов действия права в ее специально-юридическом значении может быть подвергнута анализу с точки зрения осмысления пределов социальных действий, опосредуемых правом, т. е. актов поведения и деятельности людей, вовлеченных в сферу его действия. Пределы действия права в этом случае не только обусловливаются юридическими предписаниями, 'содержащимися в актах государства, но и обусловливаются принципами права, его природой. Подвижность границ действия права определяется при этом главным образом характером деятельности и поведения взаимодействующих субъектов. Конструктивность такого рода действий означает, что они находятся в пределах действия права, а значит, защищены правовой системой, даже если в отдельных случаях (определенных

СТР.110

законом) входят в противоречие, с конкретными государственными установлениями.

Рассматриваемая проблема должна быть подвергнута анализу с точки зрения пределов тех действий субъектов права, которые: 1) не регулируются государственными установлениями; 2) связанны с государственно-юридической регламентацией (государственным регулированием).

В формально-логическом смысле проблема пределов социально-правового действия может быть выражена следующим образом: правовыми являются не только те действия, которые предусмотрены нормативно-юридическими установлениями; не 'все действия, вытекающие из этих установлении, в действительности являются правовыми.

Методологическим основанием для различения нерегулируемого и регулируемого государством 'правового действия является вывод о несовпадении пределов действия права и правового регулирования. Такой вывод вытекает из самой природы общедозволительного принципа организации правовой жизни цивилизованного 'строя и соответственно из социальной обусловленности права, которая всегда динамичнее правотворческой деятельности государства. Правомерные действия как раз и «вырастают» из фактической деятельности людей и лишь при необходимости удостоверяются государством. Если исключить этатический подход к праву, то очевидно, что подобные действия, имеющие правовую природу, но не получившие государственного признания, по своим свойствам не отличаются от тех действий, которые совершаются в соответствии с конкретными (установлениями.

Важно 'при этом достаточно четко обозначить сферу нерегулируемого (стихийного) действия права. Представляется, что в первую очередь к ней следует отнести область действия частной инициативы или гражданско-правового оборота. Вмешательство государства в таких случаях ограничивается созданием необходимых условий или устранением помех для беспрепятственного и результативного осуществления гражданами и их организациями фактической правомерной деятельности. Как отмечается в литературе, величайшее своеобразие правового регулирования хозяйственной деятельности заключается в том, что законодательство должно содержать минимум установлении, выражать нижний предел регламентации. Все остальное пространство заполняется договорными условиями и другими инициативными юридическими действиями субъектов. Такой принцип вытекает из дозволительного характера гражданского права. «Представляется неприемлемой направленность усилий многих ученых на поиск «пробелов», «неполноты» на издание новых и новых норм... Детализация правил вольно или невольно сдерживает развитие экономики и, как это не парадок-

СТР.111

сально, ставит хозяйственников перед необходимостью нарушать закон».

Объективно существует область действия права, в которой юридическое нормирование государством поведения граждан, их организаций не только не требуется, но даже и вредно. Это область саморегуляции, в которой действия (деятельность) людей хотя и имеют правовой характер, но не связаны со специальной юридической регламентацией и не нуждаются в ней. Государство в данном случае проявляется безучастность в тех пределах, когда его вмешательство объективно не требуется либо требуется для усиления фактических правомерных действий.

Проиллюстрируем это. Общеизвестно, что в условиях рыночной экономики цены определяются товаропроизводителем и потребителем. Соответственно порядок ценообразования не является объектом государственного регулирования. Однако неправовые действия предприятий-монополистов, непомерно «вздувающих» цены, вынуждают государство брать под контроль поведение монополистов, вводить их действия в цивилизованное русло. Так, в соответствии с п. 2 Указа Президента РФ «О мерах по стабилизации работы промышленности Российской Федерации в 1992 году» предусмотрено «ввести на 1992 г. специальное регулирование хозяйственной деятельности предприятий и организаций, допускающих монополистические действия».

Пределы и порядок (процедуры) вмешательства государства в 'сферу правовой саморегуляции должны быть четко огово-

СТР.112

рены в законе. Деятельность же граждан, их организаций протекает в рамках общедозволительного принципа; при этом могут быть установлены необходимые ограничения, которых субъекты в своей самостоятельности должны строго придерживаться. В противном случае такая деятельность переходит в сферу нормативно регламентированной. Риск превышения пределов саморегулируемых правовых действий создает объективные ограничения для участников фактических правоотношений.

Таким образом, границы действия права шире, чем государственно-правового регулирования, а значит, понятие «действовать по праву» –более емкое, чем близкое ему по значению «действовать в соответствии с правовыми предписаниями».

Правовые действия, не связанные с юридической регламентацией, достаточно распространены, и их массив постоянно увеличивается. Эти действия протекают внешне как бы незаметно, но именно они существенно влияют на характер социально-правовой атмосферы в обществе. Пределы нерегулируемых действий не безграничны. Объективно они предопределены «правовой природой вещей», с субъективной стороны основным регулятором выступает уровень общей и правовой культуры (цивилизованности) социального субъекта.

Существует реальная опасность отклонения, выхода за пределы правового, чему в немалой степени способствуют как объективные (правовая дестабилизация в обществе, разрегулированность общественных отношений, их нестабильность и др.), так и субъективные (невысокий уровень правовой культуры участников правового общения, низкое качество юридического обслуживания населения и т. д.) факторы. Очевидно, не случайно лапидарная формула разрешенности всех незапрещенных действий приводит отдельных юристов к выводу о том, что эту формулу нельзя считать общим принципом права, она может применяться там, где прямо закреплена в качестве действующей правовой нормы, а это возможно «лишь в очень ограниченных рамках правового регулирования общественных отношений, в частности там, где устанавливаются исчерпывающие перечни запрещенных видов деятельности». Подобные суждения содержат рациональное начало, поскольку ориентируют на создание мер, способных обезопасить общество от правовой «распущенности».

Выход видится не в том, чтобы придать общедозволительному принципу локальное значение, что находилось бы в 'противоречии с природой права, отрицало бы возможность сущест-

СТР.113

вования презумпции правомерности поведения граждан, присущей демократическим правовым сообществам. Однако если верно, что «формула «не запрещенное дозволено»–это ставка а доверие и сознательность гражданина» и что соответствующий ей общеправовой принцип «материализуется постепенно, по мере прохождения демократического ликбеза, утверждения нового мышления», то необходимо распространять действие названного принципа по мере вызревания условий, а в тех сферах, где он уже действует, внедрять надежные механизмы, которые делали бы невыгодным поступать вопреки требованиям данного принципа.

В связи с этим представляется целесообразным уточнить одержание формулы «дозволено все, что не запрещено», придав ей юридическую точность и соответствующее идейно-мотивационное звучание, т. е. вложить в содержание общедозволительного принципа истинный правовой смысл. Наукой пока не найдено оптимального решения этого вопроса. Более того, предлагается признать за гражданами субъективное право на все действия, не запрещенные законом. Но при таком подходе любое асоциальное поведение, не относящееся к категории противоправных поступков, берется правом под защиту. Этот путь ведет к рассогласованию между правом и моралью, значительно снижает нравственный потенциал и социальную ценность права, а значит, существенно ограничивает его регулятивные возможности. Представляется, что общедозволительный принцип может быть сформулирован следующим образом: «Разрешено все, что не запрещено законом и не противоречит нравственным нормам, международно-правовым стандартам, общечеловеческим ценностям и приоритетам». В таком виде конструкция рассматриваемого принципа, по нашему мнению, приобретает значение правового.

Изучение показывает, что особенно велик удельный вес фактических действий, совершаемых внешне на основе общедозволительного принципа регуляции, в сфере предпринимательства. Очевидно, что практика должна быть вооружена точеными критериями относительно правомерности поведения хозяйствующих субъектов. Спекуляция юридическими средствами в хозяйственной практике на этом переходном этапе причиняет огромный материальный ущерб всему обществу, способствует развитию незаконного бизнеса. В связи с этим было бы целесообразно сконструировать в законодательстве о предпринимательстве норму, описывающую правомерность (допустимость) действий предпринимателя, определив в ней проверяе-

СТР.114

мые практикой признаки '(принципы) правомерности. Несоответствие совершаемых предпринимателем действий какому-либо из перечисленных в законе признаков (принципов) должно влечь признание их юридически ничтожными со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями.

Пределы юридически регламентируемых действий, по существу, тождественны проблеме пределов государственного правового регулирования. Различение пределов действия права и государственного правового регулирования заставляет усомниться в априорности положения о наличии пробелов в праве, поскольку право, как система социальной регуляции, в своей основе беспробельно. Проблема же пробелов присуща тем юридическим формам (источникам) выражения права, которые связаны с государственным правовым регулированием, являются его «продуктом». Практический вывод из этого таков: задача подобного регулирования заключается не в том, чтобы заполнить все «бреши» социального пространства нормативными актами, а в том, чтобы точнее определиться со сферами и соответственно объектами правового регулирования, не вторгаясь в ту область правового пространства, где правовые процессы не требуют государственного нормирования, а более всего нуждаются в свободе и защите от произвола.

Проблема пределов юридически регламентированного действия в логическом 'плане может быть выражена, как уже говорилось, следующим образом: не все действия, которые соответствуют нормативно-юридическому (государственному) установлению, являются правовыми по своей природе. Практика свидетельствует о том, что имеется ряд случаев, когда юридически значимые, т. е. внешне отвечающие требованиям предписаний нормативно-юридических актов, действия по своему социальному значению, внутренним характеристикам правовыми признаны не могут быть.

Неправовой характер регламентируемых юридически значимых действий в значительной мере предопределен издержками правового регулирования. Можно сказать, что в государственных установлениях иногда изначально программируются неправовые по своему содержанию действия их адресатов. Понятно, что осуществление такого рода установлении приводит к значительным социальным тратам. Достаточно сказать, что совокупный ущерб от применения печально известного Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1985 г. «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом» составил, по подсчетам специалистов, около 150 миллиардов рублей.

В связи с отмеченным необходимо реформирование системы нормативно-юридической регламентации.

СТР.115

Прежде всего следует выделить дерегулирование общественных отношений. В той или иной степени эта проблема актуальна для 'всех правовых систем, в том числе и стран Запада (^правда, ее пик пришелся на 70–80-е годы), которые длительное время исповедывали лозунг эпохи либерализма «меньше государства» (значит, и государственного регулирования, особенно в сфере 'производства материальных благ). Тем более она актуальна для нашего государства, ранее бывшего монопольным «производителем» юридических установлении, вследствие чего нормативный акт выступал господствующим и |едва ли не единственным источником права. Политика дерегулирования, таким образом, становится необходимым условием формирования новой правовой среды.

Советскими учеными (С. Н. Братусь, А. Б. Венгеров, И. Ф. Казьмин, В. В. Лазарев, Р. 3. Лившиц, А. В. Мицкевич, А. С. Пиголкин, С. В. Поленина, Т. Н. Рахманина, В. И. Никитинский, Р. О. Халфина и др.) 'по этому поводу сформулирован ряд конкретных предложений. Наряду с их реализацией целесообразно, по нашему мнению, введение моратория на действие нормативных актов, изданных как прежней, так и новой администрацией. Такой мораторий возможен в отношении как отдельных актов, так и всей их совокупности в определенной сфере (например, связанных с регулированием отношений в сфере экономики), если таковые содержат обилие норм, сковывающих деятельность, опосредуемую законом, или «провоцируют» адресатов к совершению неправовых действий, иными словами, создают условия для дестабилизации правопорядка.

Если учесть, что законодательная деятельность в государствах СНГ далеко не совершенна, по большей части носит стихийный (неплановый) характер, а в отдельных из них (РФ) осуществляется как федеральным парламентом, так и высшими органами государственной власти субъектов федерации, то можно предположить, что вскоре проблема дерегулирования должна затронуть и сферу законодательствования. Уже сейчас правовые системы республик остро ощущают негативное влияние конкуренции и перепроизводства изданных их парламентами законов применительно к отдельным сферам жизнедеятельности. Политика дерегулирования (она, кстати, охва-

СТР.116

тывает и проблему перераспределения методов правового регулирования) отнюдь не ведет к девальвации права, а напротив, подчинена задаче обеспечения его качества, усиления тонкости и точности (экстенсивности, по выражению В. В. Лазарева) правового регулирования. Как отмечается в Концепции судебной реформы в Российской Федерации, «уважение к закону и неукоснительное следование ему не исключает необходимости 'создать 'в процессе судебной реформы механизма, с одной стороны, предотвращающие возможность применения неправовых норм, тем более преступных законов, а с другой–сдерживающие карающую силу санкций в конкретных нетипичных случаях. Законодатель должен примириться с тем, что его установления будут проверяться на справедливость на двух уровнях: абстрактном (в сфере законотворчества) и в конкретном («в момент приложения норм к фрагменту живой жизни»).

Частично правовая система в последние годы наполняется инструментами блокирования действия неправовых юридических предписаний. Так, в. Законе РСФСР «О милиции» (п. 3 ст. 25) содержится указание о том, что «при получении приказа или указания, явно противоречащих закону, сотрудник милиции обязан руководствоваться законом».

Складываются, таким образом, реальные юридические предпосылки для внедрения в правовую систему более общего механизма – института приостановления неправового акта (предписания). На первый взгляд может показаться, что данный институт входит в противоречие с требованиями законности. Действительно, формальные требования законности диктуют необходимость безусловного осуществления предписания, независимо от его качества. Действует, таким образом, фактическая правовая презумпция: не отмененная в установленном порядке норма подлежит обязательному исполнению.

Такой подход в целом оправдан, поскольку он исключает ситуацию, при которой реализация нормы носит избирательный характер, т. е. зависит от усмотрения правореализующего субъекта. На практике, однако, возникает ряд достаточно сложных вопросов: если осуществление предписания связано с причинением очевидного ущерба, то как надлежит поступать ее исполнителю? Кто в такой ситуации должен возмещать причиненный ущерб?

СТР.117

Представляется, что опасения противников введения данного института относительно размывания устоев законности неосновательны по ряду причин.

Во-первых, приостановление неправового предписания карается не всех участников правоотношений, а лишь должностных лиц, их реализующих. Это обусловлено тем, что должностные лица (государственные структуры) призваны обеспечивать интересы граждан и их организаций и было бы нелогичным, противоречащим сути и назначению государства исполнение его представителями предписаний (пусть и отвечающих формальным признакам законности), которые ущемляют права и интересы граждан, т. е. нарушают истинные требования законности. Неукоснительным осуществлением такого рода предписаний должностные лица государства лишний раз подтверждали бы абсурдность являвшегося длительное время аксиоматичным положения о том, что не закон служит людям, а они (люди) служат закону.

Во-вторых, действие института приостановления неправового предписания должно осуществляться не на усмотрение правоприменителя, а при наличии строго определенных в законе оснований. Например, при условии, что применяемое предписание входит в явное противоречие с Конституцией либо международно-правовыми соглашениями, участником которых является государство, и при этом: связано с ущемлением прав и интересов граждан и их организаций; противоречит неправовым регуляторам–обычным нормам, имеющим значительное распространение в данных условиях; способно вызвать значительный негативный резонанс в социальной среде, дестабилизировать правопорядок и т. п.

В-третьих, правоприменитель должен быть лишь инициатором приостановления правового предписания, действуя при этом в строгом соответствии с определенными законом процедурами. Здесь 'возможен вариант, когда 'при установлении неправовой нормы закона правоприменитель в установленное для него 'время и в определенной форме должен был обратиться в специальный судебный орган, который также в определенные сроки обязан принять решение по данному вопросу.

В решении этой проблемы есть сложности, и прежде всего – организационного 'порядка: судам какого уровня должно быть предоставлено право отмены неправовых 'норм законодательного и подзаконного уровней. Частично этот вопрос будет снят деятельностью конституционных судов. Однако в их поле зрения не будет попадать значительный пласт неправовых нормативных актов. Следовательно, проблема должна решаться ины-

СТР.118

ми судами. По нашему мнению, прерогатива приостановления неправовых предписаний закона должна быть предоставлена Верховному суду. Что же касается неправовых актов органов государственного управления, а также муниципальных органов, то правом их приостановления могли бы быть наделены все нижестоящие суды. Наряду с этим целесообразно было бы по образцу некоторых западно-европейских государств учредить систему административных судов, одной из функций которых являлась бы отмена и приостановление неправовых актов органов государственного управления.

Одновременно должен быть создан компенсационный механизм, который, с одной стороны, обеспечит заинтересованность правоприменительных органов в своевременном -возбуждении вопроса о 'приостановлении неправового предписания, а с другой – исключит или сведет к минимуму причинение ущерба гражданам и их организациям. Ясно, что 'правоприменитель будет заинтересован принять все меры, чтобы не быть вынужденным впоследствии самому отвечать за причиненные применением неправового установления неблагоприятные последствия.