П. ЗНАЧЕНИЕ ВОЛИ В ПРАВЕ. ПОНЯТИЕ СУБЪЕКТА ПРАВА И СУБЪЕКТИВНЫХ ПРАВ

1

Право, с точки зрения марксизма, – это возведенная в закон воля господствующего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями существования этого класса'. Необходимой предпосылкой правильного определения и раскрытия содержания важнейших юридических понятий (права в объективном смысле, субъекта права, юридического отношения и др.) является уяснение сущности и значения волевого момента в праве.

Для того чтобы правильно определить значение и сущность воли в праве, необходимо предварительно обратиться к анализу содержания понятия воли. К сожалению, проблема воли как философская проблема до сих пор не привлекала к себе внимания философов 2. Воле, как явлению человеческой психики, было уделено большее внимание. Удачное, основывающееся на материалистическо-диалектическом методе изучения психических явлений истолкование волевых процессов дает в своей, удостоенной Сталинской премии работе С. Л. Рубинштейн 3. Разумеется, юрист в своем исследовании о воле в праве должен опираться как на общие философские основы учения марксизма о воле, так и на те материалы, которые ему дает марксистская психология. Проблема воли в праве является большой темой,

1 См. Маркс и Энгельс, Соч., т. V, стр. 498.

2 Достаточно указать, что в «Кратком философском словаре», вышедшем под редакцией М. Розенталя и П. Юдина (изд. 2-е, дополненное, Политиздат, 1940), слово «воля» вовсе отсутствует.

3 С. Л. Рубинштейн, Основы общей психологии, Учпедгиз, М., 1940.

10

и надо надеяться, что когда-нибудь ей будет посвящена не одна работа. Автор настоящих строк не ставит своей целью исследовать этот вопрос во всей его полноте, как он этого заслуживает. Речь идет лишь о самой предварительной постановке проблемы в связи с задачей уяснения понятий объективного и субъективного прав и понятия субъекта права.

Вопрос о юридических действиях, т. е. волевых актах, с которыми закон связывает возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей, затрагивается в настоящей главе лишь в той мере, в какой это необходимо для раскрытия указанных выше понятий.

2

Уже Гегель, хотя и на идеалистической основе, устраняет дуализм воли и мышления, не отождествляя, однако, эти две стороны духовной деятельности человека. По Гегелю, воля – это особый способ мышления, «...не надо представлять себе, – пишет Гегель, – что человек является с одной стороны мыслящим, и, с другой стороны, болящим, что у него в одном кармане мышление, а в другом воля, ибо это было бы пустым представлением. Различие между мышлением и волей есть лишь различие между теоретическим ,и практическим отношением; но они не представляют собою двух способностей, так как воля есть особый способ мышления: она есть мышление, как перемещающее себя в наличное бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие» '. Невозможно обладать волей (без интеллекта, но и невозможно мыслить без воли, ибо мысль есть деятельность. Сущее как содержание мыслимого есть нечто опосредствованное, положенное нашей деятельностью.       

Куно Фишер, интерпретируя Гегеля, приходит к выводу, что для него воля – это стремление мышления дать себе бытие. Всякое хотение есть «частная форма мышления»; нет воли без интеллекта, так как хотеть – это значит хотеть чего-либо, иметь предмет или цель. Цель же есть представляемое и мыслимое содержание воли 2.

Однако, будучи объективным идеалистом, Гегель далек от уяснения действительного соотношения между мышле-

1 Гегель, Философия права, Соцэкгиз, 1933, стр. 32–33.

2 Куно Фишер, Гегель, его жизнь, сочинения и учение, первый полутом, М.–Л., 1933, стр. 528–529.

11

нием и волей, с одной стороны, и бытием – с другой. Для Гегеля свобода воли составляет ее субстанцию и определение. Право же, по Гегелю, есть царство реализованной свободы, исходным моментом в праве является свободная воля. Идеалистическая система Гегеля не случайно завершается ее автором восхвалением и возвеличением реакционной полицейской прусской монархии.

С точки зрения марксизма сознание человека определяется общественным бытием. Сознание – осознанное бытие. Воля человека как одна из форм проявления человеческого сознания тесным образом связана с интеллектуальными и эмоциональными процессами. «Зачатки воли, – пишет С. Л. Рубинштейн, – заключены уже в потребностях, как исходных побуждениях человека к действию1». Возникновение волевого действия предполагает установление осознанной связи между лицом, испытывающим влечение, субъективно (выражающее его потребность, и предметом, могущим удовлетворить эту потребность. «Существенной предпосылкой волевого акта является, таким образом, переход к предметным формам сознания».

Однако сознательные волевые действия всегда опосредствованы более или менее сложной работой сознания и непосредственно не вытекают из потребностей. Человек выбирает между различными побуждениями к деятельности, как ее мотивами, осознает результат деятельности как цель. Осознание цели играет существенную роль в волевом акте, но не следует забывать, что цель, определяющая волевой процесс, сама причинно детерминируется побуждениями.

С другой стороны, сами побуждения опосредствуются осознанной целью. Это приводит ко все более сознательному регулированию деятельности человека. Свобода волевого акта выражается в независимости от импульсов непосредственной ситуации. Всякое подлинное волевое решение есть избирательный акт, включающий сознательный выбор и решение. Деятельность человека включается в закономерную связь причин и следствий и в этом смысле необходима. Поэтому для марксизма свобода воли означает не что иное как способность принимать решения со знанием дела.

Волевой акт реализуется в действии. Действие сформировалось в общественном труде как акт трудовой деятельности. Можно отметить, что хотя действие человека

12

всегда направлено на определенный результат, однако одно и то же действие может дать множество результатов «какой-то из этих результатов является непосредственно сознательной целью действующего субъекта». Действие, которое воспринимается и осознается самим действующим субъектом как общественный акт, т. е. как действие, выражающее отношение действующего к другим людям, является поступком. Действие включается в деятельность, общественная сущность которой является предметом различных общественных наук.

Личность не тождественна ни с сознанием, ни с самосознанием, ибо она – историческая конкретная личность, находящаяся в реальном отношении с реальным миром. В системе тех связей и отношений, которые формируют человека, решающими являются общественные отношения, общественное бытие. Реальная личность – это общественное существо. Однако личность невозможна без наличия сознания или самосознания, ибо человек является личностью лишь в той мере, в какой он выделяет себя из природы и из окружающих его людей. «Личностью является человек, который относится определенным образом к окружающему». Психология человека обусловлена общественными отношениями, условиями материальной жизни, но психология изучает не общественное сознание, не идеологию, а сознание общественного индивида в деятельности.

«...Всякие дела, которые делает человек, обычно перерастают его, поскольку они являются общественными делами, но вместе с тем и человек перерастает свое дело, (поскольку его сознание является общественным сознанием» '.

Из изложенной выше концепции воли и характеристики значения воли в сознании человека как психологической личности вытекает, что было бы ошибочным отождествлять сознание, а тем самым и волю отдельного человека с общественным сознанием, в частности, с общественной волей и ее особым видом – волей господствующего класса, принимающей форму государственной воли. Нельзя сводить психологические закономерности к социальным. Но не меньшей ошибкой было бы утверждение, что между волей как психологическим явлением и общественной волей суще-

1 См. С. Л. Рубинштейн, Основы общей психологии, Учпедгиз, М., 1940, стр. 428–435, 438–442, 451, 454–456, 458–460, 468–469, 563–564, 566, 570.

13

ствует полный разрыв. Образование общественной воли необходимо связано с волевыми актами людей, находящимися между собой в определенных общественных отношениях. Вместе с тем действия человека, его поступки, его поведение приобретают общественный характер, объективируются в социальных закономерностях. Это обстоятельство необходимо иметь в виду для того, чтобы понять связь и различие между волей в психологическом смысле и общественной волей, порождающей право.

3

Право относится к категории идеологических общественных отношений, т. е. таких общественных отношений, которые, прежде чем им сложиться, проходят через сознание людей1. Однако право–это не только форма общественного сознания. Право – содержание воли господствующего класса, объективизация этой воли в правилах поведения, т. е. в нормах, определяющих и направляющих поступки членов общества в целях обеспечения и упрочения господствующих в данном обществе материальных и идеологических общественных отношений.

Не случайно классики марксизма выделяют политическую и юридическую надстройку из прочих идеологических общественных отношений. Определяя зависимость форм общественного сознания от экономического базиса, Маркс писал: «Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка (разрядка моя. – С. Б.) и которому соответствуют определенные формы общественного сознания» 2. Точно так же и Энгельс, характеризуя влияние идеологических форм на ход (исторической борьбы, различает «политические формы классовой борьбы и ее результаты – конституции (разрядка моя.–С. Б.), установленные победившим классом после одержанной победы и т. п., правовые формы и... отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм» 3.

1 О различии между материальными и идеологическими общественными отношениями см. Ленин, Соч., т. I, стр. 61,70.

2 Маркс и Энгельс, Соч., т. XII, ч. 1, стр. 6. »Маркс и Энгельс, Соч., т. XXVIII, стр. 245.

14

Таким образом, Маркс и Энгельс отличают юридическую надстройку, если понимать под последней право как "совокупность норм, от правосознания как формы общественного сознания и от тех представлений о праве, которые имеются у отдельного человека. Определяя право, как возведенную в закон волю господствующего класса, Маркс тем самым подчеркивает, что право как совокупность норм – это содержание, результат воли. А это означает, что право как объективированная в системе норм поведения воля господствующего класса существует независимо от сознания и тем самым от воли отдельного человека.

Тезис об объективности права как явления, существующего независимо от сознания отдельного человека, еще не раскрывает, однако, механизма образования юридических норм. До сих пор мы оперировали понятием «воля господствующего класса» (применительно к бесклассовому социалистическому обществу можно говорить об общенародной воле), не раскрывая содержания этого понятия, исходя из него, как из некоей данности. Что эта за воля? Каков механизм ее образования?

Общеклассовая или общенародная (в бесклассовом социалистическом обществе) воля как источник юридических норм – это не воля в психологическом смысле, ибо психология имеет дело только с волей человека, с индивидуальным сознанием. Общеклассовая или общенародная воля, получающая свое выражение в юридических нормах, не может быть сведена к сумме индивидуальных воль. Еще Руссо в своем учении об общей воле (volonté générale) провел резкую грань между этой волей и волей всех '. Достаточно указать на то, что многие представители господствующего класса не сознают или сознают не в достаточной степени свои коренные общеклассовые интересы, определяемые объективными, вне их субъективных воль сложившимися материальными условиями существования. Чаще всего это случается с теми представителями господствующего класса, которые являются деятельным (в сфере производства) элементом этого класса.

1 См. Руссо, Общественный договор, перевод под ред. А. К. Дживелегова, М., 1906, стр. 47: «Общая воля и воля всех часто значительно расходятся: одна заботится только об общей выгоде, а другая имеет в виду лишь частную – и представляет сумму частных воль. Но отнимите у этих самых частных воль плюсы и минусы, которые друг друга уничтожают, и получится воля общая».

Поэтому неправильно было бы характеризовать право, как продукт совпадения индивидуальных воль членов господствующего класса, как единый результат их одинаковой сознательной деятельности. Если материальные общественные отношения приобретают самостоятельное существование по отношению к людям, являющимся их непосредственными и косвенными участниками, то совершенно ясно, что осознание общеклассовой значимости этих отношений, обеспечивающих экономическое господство того или иного класса, не может быть результатом простого сложения отдельных сознаний его членов.

Далеко не всякий индивид поднимается до осознания общеклассовых интересов, хотя каждый под влиянием общих для всех условий материального производства в известной мере мыслит и водит, как любой другой член данного класса. Воля класса, как и всякая иная общественная воля, всегда есть нечто качественно отличное от индивидуальных воль членов класса, хотя в конечном счете опирается на те элементы в этих волях, которые, возможно, только в зародыше отражают классовые потребности и интересы. Когда Маркс и Энгельс утверждают в «Немецкой идеологии», что господствующие в данной общественной формации индивиды «должны конструировать свою силу в виде государства» и «придать своей воле, обусловленной данными определенными отношениями, всеобщее выражение в виде государственной воли, в виде закона – выражение, содержание которого всегда дается отношениями этого класса», – то едва ли можно сомневаться, что под «господствующими индивидами» подразумевается господствующий класс. Маркс и Энгельс здесь имеют в виду не просто известную сумму индивидов, а тот или иной общественный класс.

Содержание закона дается отношениями класса, т. е. экономическим базисом, а не тем или иным отдельным отношением, в котором находится тот или иной индивид. Лишь общие условия существования класса формируют законодательную волю. Это положение подтверждается и дальнейшими высказываниями Маркса и Энгельса, содержащимися в «Немецкой идеологии»: «Подобно тому как от их (т. е. индивидов. – С. Б.) идеалистической воли или произвола не зависит тяжесть их тел, так от них не зависит и то, что они проводят свою собственную волю в форме закона, делая ее в то же время независимой от личного

16

произвола каждого отдельного индивида среди них. Их личное господство должно в то же время конституироваться как общее господство. Их личная сила основывается на жизненных условиях, которые развиваются как общие для многих индивидов и сохранение которых они, в качестве господствующих индивидов, должны утвердить против других индивидов, и притом в виде действительных для всех условий. Выражение этой воли, обусловленной их общими интересами, есть закон» '.

Эти высказывания Маркса и Энгельса имеют большое значение для правильного уяснения значения воли в праве, в частности, для правильной характеристики соотношения права объективного и права субъективного. Правило поведения, исходящее от государства (закон) или молчаливо одобренное им (обычай) и обеспеченное принудительной силой государства, либо устанавливает, каким должно быть или может быть поведение людей, отражающее ту или иную сторону их участия в процессе производства материальной жизни и в иной общественной деятельности, либо требует воздержания от действий, угрожающих данному общественному порядку. Общие интересы господствующего класса суть необходимое выражение основных условий его существования. Будучи выражением общих интересов, право, как совокупность норм, вместе с тем и тем самым выражает тот объективный интерес индивида, который определяется его позицией в общественном процессе производства и распределения и который, следовательно, является необходимой основой общеклассовых интересов.

Но кто же выражает общую волю, кто вырабатывает нормы, поддерживающие и закрепляющие господствующие в данном обществе отношения? «...Все потребности гражданского общества, – говорит Энгельс, – независимо от того, какой класс господствует в данное время, – необходимо должны пройти "через волю государства, чтобы добиться законодательного признания»2. Каковы те общественно необходимые условия, которые определяют государственную волю, было выяснено выше. Но совершенно ясно, что государственная воля, получающая законодательное при-

1 Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 311

2 Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 671.

17

знание, может быть выражена только живыми людьми. Процесс формирования юридических норм немыслим вне психологических актов воли живых людей, предлагающих,

обсуждающих и утверждающих эти нормы. Право как совокупность юридических норм есть продукт сознательной деятельности тех представителей господствующего класса, которым принадлежат законодательные в широком смысле этого слова (т. е. нормотворческие) функции. Однако законодательная деятельность указанных лиц, составляющих соответствующие органы государственной власти, становится объективно значимой лишь в той мере, в какой она закрепляет общественно необходимые условия данной системы производства и способствует его дальнейшему упрочению и развитию.          

Правила поведения, установленные государством, должны обеспечить осуществление тех целей, которые возникают как общественно необходимые цели. Получив свое выражение в нормах, воля соответствующих представителей господствующего класса (воля представителей народа в бесклассовом социалистическом обществе) превращается в волю этого класса (общенародную волю при социализме), потому что она соответствует общеклассовым (или общенародным) интересам и устраняет личный произвол отдельных индивидов. В этом случае, говоря словами Маркса и Энгельса, происходит самоутверждение интересов господствующих индивидов, в среднем типичном случае '.

Таким образом, хотя без субъективных волевых, актов невозможен процесс образования государственной воли и, стало быть, юридических норм, эти нормы являются объективацией воли господствующего класса или всего народа в целом, т. е. общественной воли.

С этим выводом связаны весьма важные последствия. Если закон объективно является выражением государственной воли, то это означает, что он может сделаться независимым от той непосредственной цели, которой руководствовался законодатель, издавая закон, и, следовательно, от того психологического волевого акта, который завершился изданием закона. Как только закон вышел в свет, он становится социальным фактом, определяющим и регулирующим поведение многих людей, – их положение и роль в общественной жизни. Бесконечное разнообразие условий

1 См. Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 311.

18

развития данного явления не может быть охвачено или предусмотрено ни одним законом.

Закон действует, «гласит» до тех пор, пока словесный смысл, вложенный в него, позволяет суду или администрации, применяющим закон, регулировать через него те охраняемые государственной властью отношения, которые первоначально не предусматривались законодателем в качестве объекта такого регулирования, а развились уже после издания закона. Это обстоятельство означает, что закон жизненен, что он правильно отображает интересы господствующего класса или общенародные интересы и тем самым и общегосударственную волю к поддержанию и охране данных общественных отношений. В старом споре о том, какие цели преследует толкование законов – уяснение ли воли законодателя, т. е. обнаружение того, что хотел сказать законодатель, или уяснение того смысла, который объективно выражен в словесной формуле закона, – на наш взгляд, правы сторонники второй точки зрения.

Однако теория, считающая, что важно в законе не то, что хотел сказать законодатель, а то, что в действительности в законе выражено, забывает одно существенное обстоятельство, вытекающее из развитой выше концепции о процессе образования юридической воли, выраженной в законе. Если закон действует, если он сформулирован так, что может быть использован для регулирования отношений, которые первоначально и не имелись в виду в качестве объекта регулирования, то яри уяснении смысла закона можно говорить об установлении воли законодателя.

Но под волей законодателя необходимо разуметь не психологические волевые процессы, протекавшие у лиц, обсуждавших и принимавших закон. Эти лица в момент утверждения закона учитывали и могли учитывать лишь определенный круг отношений, к которым закон по мысли законодателя должен был применяться и на которые он был рассчитан. Волей же законодателя, в том случае если закон продолжает действовать и при иных обстоятельствах, следует считать ту объективную волю господствующего класса или общенародную волю, которая продолжает существовать и после принятия закона, внося в практику его применения такие коррективы, которые вызваны условиями места и времени применения закона, короче–общественно необходимыми обстоятельствами.

Нельзя не согласиться с Регельсбергером, охарактеризо-

19

вавшими действие закона в следующих словах: «...закон не стоит, так сказать, в безвоздушном пространстве. Он имеет назначением определять практическую жизнь и притом не как явление, существующее для себя, но как звено всего права, находящегося в действии. Согласно этому представляется возможным такое содержание закона, которое при его издании не было ясно самому законодателю; по крайней мере, во многих случаях этот вопрос может возбуждать сомнение. Таким образом, закон может иметь содержание, не покрываемое тем конкретным представлением законодателя, которое может быть обнаружено. Когда утверждают, что содержание закона есть воля законодателя, то при этом понимают такую волю, которая обнимает и не имевшееся в представлении законодателя содержание» '.

5

Как решается вопрос о субъекте права и субъективных правах в буржуазной юридической науке?

Отнюдь не претендуя на исчерпывающее освещение соответствующих теорий, мы постараемся кратко отметить лишь основные, важнейшие направления в этой области.

Проблема воли в праве привлекала внимание буржуазных ученых юристов главным образом в связи с исследованием именно этого вопроса и тесно связанного с ним вопроса о субъекте права. До Иеринга господствовала теория, считавшая, что содержанием субъективного права является воля индивида, и поэтому полагавшая, что единственным реальным субъектом прав является волеспособное лицо, т. е. человек. Первоначальное понятие о лице или субъекте права, по мнению Савиньи, должно совпадать с понятием о человеке, ибо «всякое право существует ради нравственной, каждому человеку присущей свободы»2. Вследствие этого первоначальное понятие о лице или субъекте права должно совпадать с понятием о человеке. Логическим выводом из этой посылки явилась фикционная теория юридического лица. (После Савиньи волевая теория субъективного права наиболее последовательно защищалась Виндшейдом. По мнению Виндшейда, только человек является «лицом», ибо только человек имеет волю3.

1 Регельсбергер, Общее учение о праве, М., 1897, стр. 144.

2 Sa vigny, System des heutigen römischen Rechts, B. II, 1840, 2.

3 Windscheid, Lehrbuch des Pandektenrechts, erster Band, neunte Auflage, bearbeitet v. Theodor Kipp, 1906, S. 219, 221.

20

Уже Иеринг правильно подметил слабые стороны волевой теории субъективного права (Willenstheorie) в том ее виде, как она была сформулирована Савиньи, Виндшейдом и другими ее представителями, указав на противоречие между ее основным постулатом (субъект права – волеспособное лицо) и правовой действительностью (лица, лишенные разумной воли, признаются законом субъектами права). Критики Виндшейда правильно указывали, что, определяя субъективное право как «ein Wollendürfen», он не заметил, что «хотеть» – «wollen» – относится только к акту воли, совершающемуся в психике человека, т. е. к воле, как к психическому акту, а не к праву, для которого имеет значение только «Willensbetätigung», т. е. обнаружение хотения действием '. По это« причине волевая теория не может быть применена даже по отношению к дееспособным субъектам, ибо право защищает не акт воления сам по себе, но его содержание 2.

По мнению других критиков, ошибка волевой теории заключалась не в том, что она выдвигала в качестве решающего момента волю, а в том, что она хотела, чтобы эта воля, с которой соединялось представление о юридической власти, была волей носителя права; между тем в действительности эта власть в правовом смысле может принадлежать и тому, кто ее не применяет (малолетнему, умалишенному) 3.

Пытаясь найти выход из указанных выше противоречий, Бирлинг как представитель волевой теории пришел к заключению, что дети и умалишенные не являются подлинными субъектами права. Воленеспособные лишь фингируются правопорядком в качестве лиц. Полностью недееспособные лица – это фиктивные субъекты, ограниченно-дееспособные – неполноценные, ограниченные субъекты права. Имущественные обязанности приписываются воленеспособным в силу фикции. Подлинным субъектом права является только тот, кто в состоянии признать правило поведения юридической нормой, т. е. человек, находящийся

См. сводку высказываний о теориях субъективного права, в том числе и о Willenstheorie, в работе Л. Л. Гервагена, Развитие учения о юридическом лице, СПБ, 1888, стр. 51 и далее.

См. Michoud, La théorie de la personnalité morale, t. I, Paris, 1924, p. 99–101.

3 Sal eil les, De la personnalité juridique, 1922, p. 502, 547.

21

в здравом уме – в состоянии, свидетельствующем о полном и нормальном развитии его духовных сил '.

К еще более радикальным выводам пришел Гельдер. Он довел до логического конца основной тезис волевой теории о субъекте права как волеепособной и разумной личности и вопреки положительному праву отказался признать свойство юридической личности за недееспособным лицом. Субъектом права, по Гельдеру, является только физически и духовно зрелый человек. Права не могут принадлежать тому, кто лишен способности их воспринимать. Поэтому недееспособного нельзя считать подлинным собственником. Недееспособного собственника заменяет его законный представитель. Законное представительство означает замену частной компетенции, как содержания субъективного права, которая принадлежала бы данному лицу, если бы оно было дееспоеобно, должностной компетенцией другого лица– опекуна. Имущество подопечного, находящееся в управлении опекуна, – должностное имущество (Amtsvermögen). Однако Гельдер все же не решается назвать опекуна, управляющего имуществом подопечного, собственником этого имущества. Остается открытым вопрос: кто же является собственником должностного имущества?

Вместе с тем следует отметить, что Гельдер не отнес дееспособность к явлениям естественного порядка. Он понимал, что несовершеннолетние и душевнобольные неспособны лишь к некоторым, а не ко всем действиям, что речь идет не о естественной невозможности тех или иных действий, а об их юридической невозможности. Поэтому субъектом права для Гельдера является тот, кто может быть субъектом имеющей юридическое значение деятельности 2.

Развивая концепцию Гельдера, Биндер пришел к заключению, что право в субъективном смысле – это предоставленная индивиду правопорядком власть действовать (Macht zum Handeln). Сущность субъективного права заключается не в «wollendürfen», как этому учил Виндшейд, а в «handelnkönnen». В отличие от Савиньи и Гельдера Биндер считает, что воля как этическая категория не имеет ничего общего с правом. «Handelhkönnen как содержание

1 Вierling, Juristische Prinzipienlehre, erster Band, 1894, S. 201, 203–204, 207–208 и др.

2 Holder, Natürliche und juristische Personen, 1905, S. 117–119, 124, 126, 128–129 и др.

22

субъективного права не идентично с психологическим содержанием понятий «können» и «handeln». Право не является продуктом индивидуального сознания человека. Право – социальное явление. Поэтому не только человек может мыслиться субъектом права. Субъективное право не связано с психологическим актом воли. Однако юридическое действие индивида, по мнению Биндера, совпадает (zusammenfällt) с его действием в психологическом смысле. Кроме того, психологическая воля не безразлична для права, в частности, для гражданского права.

Исходя из развитых выше соображений, Биндер определяет дееспособность как способность к деятельности, имеющей юридическое значение – прежде всего как способность к совершению сделок. Правоспособность – это дееспособность к осуществлению права (Rechtsausübungs-handlungsfähigkeit). Душевнобольной и ребенок неправоспособны не потому, что они не обладают дееспособностью (как это утверждает Гельдер), а потому, что они неспособны к осуществлению права, к употреблению власти, составляющей содержание субъективного права. Поэтому, когда с согласия или молчаливого дозволения своего законного представителя подопечный совершает какие-либо действия по осуществлению своего права, эти действия надо рассматривать как действия, выполненные вместо (an Stelle) представителя. С точки зрения Биндера правоспособность параллельна дееспособности, ибо «все ограничения способности к совершению сделок образуют также ограничения способности к осуществлению прав». В конечном итоге, несмотря на различие методологических установок, Биндер приходит к тем же выводам, что и Гельдер: правоспособен в точном смысле этого слова только физически и духовно полноценный человек '.

Биндер подметил связь, существующую между психофизиологическими свойствами индивида и осуществлением субъективных прав. Положительной стороной учения Биндера является также трактовка им субъективного права как юридически обеспеченной власти, а не как проявления индивидуальной воли человека. Однако Биндер не сумел установить правильное соотношение, перекинуть мост между волей в психологическом смысле и субъективным правом

1 Binder, Das Problem der juristischen Persönlichkeit, Leipzig, 1907, S. 38, 41–42, 44–45, 48, 50, 54, 65–66.

23

как сферой правовой мощи лица. Воля в психологическом смысле и воля юридическая (правовая власть, обеспеченная правопорядком) для Биндера лишь параллельно развивающиеся явления '.

Против волевой теории в том ее виде, как она была сформулирована Савиньи и его последователями, выступил Иеринг со своей теорией интереса. Иеринг указал на то, что субъектами права являются не только волеспособные индивиды, но и дети, а также умалишенные, т. е. лица, не обладающие разумной волей2. Два момента создают, по мнению Иеринга, понятие права – субстанциональный, заключающийся в его практической цели, а именно пользование, выгода, и формальный, являющийся средством по отношению к этой цели, –исковая защита. «Первый момент – это ядро права, второй – защищающая его скорлупа... Понятие права покоится на юридической обеспеченности пользования, права суть юридически защищенные интересы» 3. Субъект права – это не волевой субъект, а субъект пользования 4. Дети и умалишенные – субъекты пользования. Закон обеспечивает их интересы, поэтому они субъекты права.

Как известно, и теория Иеринга подверглась сокрушительной критике и уже давно считается преодоленной в буржуазной юридической науке. Критики Иеринга справедливо указывали на то, что интерес – это только цель, а не сущность права, что право – лишь средство обеспечения или охраны интересов. Отмечались случаи охраны интересов лица при отсутствии у него субъективного права. Кроме того, критики обращали внимание и я а то, что субъективное право может существовать и при отсутствии

1 Впрочем, впоследствии Биндер изменил свою точку зрения и встал на неогегельянские позиции. В своей работе «Philosophie des Rechts» (Berlin, 1925) Биндер рассматривает субъекта права и субъективное право как формы осуществления социального разума и нравственной воли. Нравственная воля в качестве общественной воли предполагает отдельную, единичную волю, «но не в ее для себя бытии и не как сумму отдельных физических феноменов, а как деятельность общественного сознания в общественном действии» (S. 449, цитирую по работе Hans Wolff, Organschaft und juristische Person, erster Band, Berlin. 1933, S. 18–19).

2 Ihering, Geist des römischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung, dritter Teil, erste Abteilung, Leipzig, 1888, S. 326.

3 Там же, S. 338.

4 Там же. S. 336.

24

или утере интересов, что можно оставаться носителем субъективных прав даже вопреки интересу лица и т. д. '.

Отрыв понятия субъекта права и субъективного права от социальной реальности, от психологических актов воли и от интереса был совершен Кельзеном и его последователями. То противопоставление сущего и должного, социального и нормативного, которое на кантианской основе стадо утверждаться в буржуазной юриспруденции в конце XIX в. было развито и завершено Кельзеном. По мнению Кельзена, субъект права – это искусственное мыслительное средство. «Лицо – это только персонифицированное выражение единства для комплекса (für ein Bündel) юридических обязанностей и правомочий, т. е. для комплекса норм». Физическое лицо – не человек, как учит традиционная теория. Человек не принадлежит целиком правопорядку. Право признает обязанностью или правомочием лишь некоторые человеческие действия. Действительные психические переживания – юридически иррелевантны. Так называемая юридическая воля – это лишь особый прием вменения, указывающий, в каких случаях то или иное действие должно приписываться, «вменяться» тому или иному лицу. «Юридическое понятие лица или субъекта права выражает только единство множества обязанностей и прав, т. е. единство множества норм, которые определяют эти обязанности и права»2. С точки зрения Кельзена выражение «человек имеет права и обязанности» означает лишь, что поведение этого человека является содержанием юридических норм. Однако Кельзен вынужден признать, что только человеческие действия могут быть содержанием правовых норм: «...только человек... может быть правомочным или обязанным в том смысле, что его поведение становится... содержанием правовой нормы» 3.

1 См, критику теории интереса у Петражицкого, Теория права и государства в связи с теорией нравственности, т. II, СПБ, 1910, стр.367–374, у Шершеневича, Общая теория права, вып. III, стр. 601–694. Яростным противником теории интереса в дореволюционной русской правовой литературе являлся Е. Трубецкой – см. его «Лекции по энциклопедии права» М., 1917, стр. 161–164; см. также критику теории интереса у Michöud, указ, соч., t. l, p. 98–102, и у S а 1 е i 11 е s, указ, соч., р. 524–525, 535-543.

2 Kelsen, Reine Rechtslehre. Einleitung in die rechtswissenschaftliche Problematik, 1934, S. 52–53.

3 Kelsen, Allgemeine Staatslehre, Berlin, 1925, S. 70.

25

Другие представители нормативного понимания права не решаются окончательно расстаться с человеком, как с первоначальным носителем прав и обязанностей, и создают сложные конструкции юридической личности и субъективного права» в основе которых в конечном счете лежит все та же трактовка лица как Zurechnungspunkt, т. е. как отнесение к определенной точке того поведения, которое составляет содержание юридических норм '.

Что же такое субъект права и субъективное право с точки зрения развитых выше соображений о праве в объективном смысле? Охарактеризованный выше процесс превращения психологической воли в волю государственную и связанный с ним процесс образования юридических норм должен подвести нас к правильному ответу на этот вопрос.

Маркс и Энгельс указывают, что господствующие индивиды, проводя свою волю в форме закона, делают ее в то же время независимой от личного произвола, т. е. от такой индивидуальной вол«, которая отклоняется от общественно необходимых условий существования господствующего класса, противоречит его интересам.

Обеспеченная юридическими нормами власть или, по выражению Маркса и Энгельса, личное господство или личная сила индивида есть общественное отношение, ко-

1 Так, например, по мнению Ганса Вольфа, «естественно-правовые» основы правосубъектности предполагают наличие воли и интереса. Сами по себе ни воля, ни интерес не являются ни правом, ни обязанностью, но, поскольку правовая норма может быть адресована только к разумному и волеспособному существу, только последнее и может быть субъектом обязанности (Pflichtssubïekt'oM). Обладание же правами не предполагает в качестве обязательного условия наличия воли и разума: так как все люди в той или иной степени являются носителями интересов – они суть субъекты прав (Rechtssubjekten). Несовершеннолетние – субъекты прав, но не обязанностей. Однако охарактеризованные выше «естественно-правовые» основы правосубъектности трансформируются правопорядком в юридико-технические понятия субъекта, прав (Berechtigungssubjekt) и субъекта обязанностей (Verpflichtungssubjekt). Юридико-технические понятия – это определяемые положительным правом типизированные фактические составы (Tatbestände). Лицо – это Zurechnungspunkt; фактический состав отнесен к этому пункту таким образом, что в результате связи фактического состава с нормой выражается долженствование. Лицо в юридико-техническом смысле – это один из полюсов юридического отношения. Субъект права, объект права и правоотношение – все это только содержание юридической нормы. Юри-

26

торое необходимым образом не связано с индивидуальной (психологической) волей человека, с осознанием им общеклассовых или общенародных интересов, защищаемых правом, с действительной позицией индивида в общественном процессе производства.

Личная сила индивида, выраженная в его правоспособности и в его субъективных правах, основывается на жизненных условиях, которые развиваются как общие для многих других индивидов, а не на свободе от этих условий. Вот почему жизненные условия (материальные условия существования) возводятся законом в действительные для всех условия, хотя далеко не все индивиды осознают общезначимость этих условий и в состоянии фактически, на деле их реализовать и достичь тех результатов, которых достигает данный господствующий класс в целом.

Разумеется, для членов подчиненных классов эти общие условия, поскольку они выражены в объективированной в правилах поведения воле господствующего класса, – главным образом лишь общие условия подавления. Однако это не исключает, а предполагает ß ряде случаев, например, в буржуазно-демократических странах, известную общность интересов (общенациональные интересы), в частности, в те исторические (моменты, когда нападение внешнего врага угрожает существованию данного государства (справедливые войны), а также известное равенство формальных возможностей для рабочего и капиталиста.

Таким образом, признаваемая объективным правом за

дическое отношение между А. и Б. – это не одно правоотношение, оно включает в себя отношение А. и отношение Б. к правопорядку, т. е. совокупность двух юридических отношений. Окончательным полюсом в отношении является только тот, в пользу или для обременения которого предписывается поведение. Лицо «есть только потенциальный конечный пункт нормативного субъективного вменения» – таков окончательный вывод Г. Вольфа. Правоспособность – не что иное, как дарованная позитивным правопорядком способность быть юридико-техническим носителем прав и обязанностей (Berechtigungen und Verpflichtungen). То, что делает опекун как представитель подопечного, вменяется последнему – именно подопечный является конечным пунктом вменения, субъектом в юридико-техническом смысле, между тем, как права и обязанности (Rechten und Pflichten), вменяемые представителю, суть права и обязанности в «естественно-правовом» смысле (Hans Wolff, Organschaft und juristische Person, erster Band: Juristische Person und Sfaats-person, Berlin, Ï933, S. 100, 105–106, 117–119, 137–138,145–149 150–151). Вольф не порывает окончательно с живым человеком. Поэтому он вынужден создать двухэтажную конструкцию субъекта права – в этом его отличие от Кельзена.

27

индивидом или определенным образом организованным коллективом (юридическим лицом) сфера юридической власти, именуемая субъективным правом, не является волей в психологическом смысле. Носителями прав и обязанностей являются лица; лица же–это не только индивиды, но и их объединения. Субъективное право не есть господство психологической воли индивида. Это положение необходимо иметь в виду, для того, чтобы правильно оценить известное и часто приводимое в марксистских юридических работах высказывание Маркса о юридическом отношении как волевом отношении. Маркс писал: «Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжается этими вещами: таким образом, один товаровладелец лишь по воле другого, следовательно каждый из них лишь при посредстве одного общего им обоим волевого акта, может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный. Следовательно, они должны признавать друг в друге частных собственников. Это юридическое отношение, формой которого является договор, – все равно, закреплен ли он законом или нет, – есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение. Содержание этого юридического, или волевого, отношения дано самим экономическим отношением. Лица существуют здесь одно для другого лишь как представители товаров, т. е. как товаровладельцы. В ходе исследования мы вообще увидим, что характерные экономические маски лиц – это только олицетворения экономических отношений, в качестве носителей которых эти лица противостоят друг другу» 1.

Если внимательно вчитаться в это высказывание Маркса, то станет ясно, что Маркс, говоря о юридическом отношении как волевом отношении, имеет в виду не только психологические акты воли индивидов, но и обусловленную механизмом товарного производства необходимость рассматривать товаровладельцев, как лиц, воля которых распоряжается вещами-товаром. Конечно, без соответствующего психологического акта воли немыслим обмен. Но содержание прав и обязанностей продавца и покупателей как частных собственников предопределено условиями товарного производства.

1 Маркс и Энгельс, Соч., т. XII, стр. 95–96.

 28

Положение, высказанное Марксом, надо понимать не том смысле, что при каждом акте обмена между товаровладельцами вновь и вновь совершается взаимный психологический акт признания ими друг друга частными собственниками, а в том смысле, что такое призвание уже молчаливо предполагается независимо от того, способен или неспоообен тот или иной индивид к психологическому акту воли. Ведь друг против друга здесь выступают товаровладельцы как лица, а не как психо-физиологические индивидуальности. По Марксу, индивиды являются лицами, как представители товаров, т. е. как товаровладельцы, но сами товары – только вещественное воплощение тех отношений, которые складываются между людьми на основе общественного разделения труда.

Поэтому Маркс и говорит о товаровладельцах, как о носителях экономических отношений, о характерных экономических масках лиц, как об олицетворении этих отношений. Возвращаясь в дальнейшем к характеристике акта обмена как волевого отношения, Маркс еще раз подчеркивает: «Для того, чтобы это отчуждение стало взаимным, люди должны лишь молчаливо относиться друг к другу как к частным собственникам этих отчуждаемых

вещей, а значит, и как к независимым друг от друга личностям» '.     

Итак, способность иметь права и обязанности (правоспособность) и субъективные права, на ее основе возникающие, суть отношения, характеризующие позицию индивида или коллектива людей в общественной организации труда, в процессе производства материальной и духовной жизни. В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс писали: «Существовавшие до сих пор производственные отношения индивидов должны выражаться также в качестве правовых и политических отношений. В рамках разделения труда эти отношения должны приобрести самостоятельное существование по отношению к индивидам» 2.

Маркс и Энгельс имели в виду антагонистические общественные формации. Применимо ли это положение к социалистическому обществу? Коренное отличие экономических

1 Маркс и Энгельс, Соч., т. XVII, стр. 99.

2 Map к с и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 348.

29

законов социалистического общества от законов капитализма заключается в том, что экономические законы при социализме осуществляются посредством организованных действий строителей социалистического общества; эти организованные действия направляются и определяются советским государством и коммунистической партией, руководящей всей деятельностью трудящихся масс. Но и экономические законы социализма (план, закон стоимости, вознаграждение по труду и др.), поскольку они законы, являются выражением объективной необходимости '. Эта объективная необходимость осознана, прошла через сознание и волю тех, кто организует осуществление законов развития социалистической экономики в жизни. Однако на том этапе развития социалистического общества, который характеризуется сохранением принципа вознаграждения по труду, непреодоленным еще различием между рабочим классом и крестьянством, между трудом индустриальным и сельскохозяйственным, умственным и физическим, между трудом различных квалификаций и т. д., общественно-производственные отношения также выражаются и в юридических отношениях, приобретающих самостоятельное по отношению к индивидам существование, и тем самым в субъективных правах отдельных лиц или коллективов лиц.

И в социалистическом государстве производственные и соответствующие им юридические отношения приобретают самостоятельное существование по отношению к людям, однако плановое ведение хозяйства, основанное на социалистической собственности на орудия и средства производства и уничтожении эксплоатации человека человеком, устраняет фетишизацию этих отношений; эти отношения осознаются как необходимые членами социалистического общества. То обстоятельство, что экономика при социализме развивается по плану, что государство овладевает законами общественного развития и что при этом используется право как важнейшее средство организации и развития социалистических отношений, не устраняет объективности существования права. Каждому гражданину социалистического государства дозволено определенное (типическое среднее) поведение, т. е. определенная мера поведения.

Конечно, способность своими действиями приобретать права и обязываться, именуемая дееспособностью, предпо-

1 См. об этом ст. «Некоторые вопросы преподавания политической экономии» в журн. «Под знаменем марксизма», 1943, №7–8, стр.б6.

30

лагает наличие воли в психологическом смысле. Воля как психический акт составляет необходимую предпосылку возникновения и в конечном счете осуществления права. Во-первых, без нее невозможно появление юридических норм, в которых выражается воля господствующего класса или общенародная воля, поскольку потребности данного общества должны пройти через сознание и получить свое отражение в соответствующих волевых актах компетентных органов государственной власти, осуществляющих законодательную (в широком смысле этого слова), административную и судебную деятельность; стало быть, без волевых актов невозможен процесс образования государственной воли. Во-вторых, без волевых актов невозможно осуществление того .поведения, которое составляет содержание субъективных прав: в конечном счете потому, что осуществлять свои права, например, пользоваться вещью, может и недееспособный собственник, т. е. лицо, неспособное к волевым актам, имеющим юридическое значение.

Но осуществление права лицом, лишенным или не достигшим зрелой воли, будучи гарантировано государством, обеспечивается поведением других способных к волевым актам лиц, – законных представителей и всех тех, кто обязан воздерживаться от посягательств на чужую вещь. Поэтому лицами, или субъектами прав и обязанностей, являются и недееспособные. От их имени действуют, т. е. совершают волевые акты, люди, достигшие физической и духовной зрелости. Однако волевая мощь или власть в юридическом смысле как частица или проявление социальной власти, принадлежит в этих случаях не представителю, а недееспособному представляемому. Воля как психический акт, не являясь содержанием субъективного права, составляет его необходимую предпосылку.

Нельзя не согласиться с теми, кто проводит различие между принадлежащей лицу властью, как содержанием объективного права, и волей. Воля, согласно этому воззрению, приводит в движение власть, предоставленную правопорядком субъекту. Власть или возможность, предоставляемая объективным правом лицу, – это возможность не фактическая, а юридическая. Это не «wollendürfen», ибо волю в психологическом смысле объективное право ограничить не может, a «handelndürfen», или «handelnkönnen», т. е. предоставление (возможности действовать в рамках, очер-

31

ченных законом, хотя бы фактически данное лицо и не обладало волей в психологическом смысле.

Власть, принадлежащая лицу, обеспечивает его интересы. Речь идет об интересах, признанных законодателем достойными охраны. Достоен же охраны общий, типический интерес, а не отдельный, индивидуальный интерес. «Мы утверждаем, – говорит Салейль, – что субъективное право – это власть, поставленная на службу социально-значимым интересам (mis au service d'intérêts 'de caractère social) и приводимая в действие автономной волей». Поэтому, по мнению Салейля, всякое существо, имеющее к своим услугам автономную волю, могущую реализовать власть, направленную на достижение интересов, признанных социальными, является субъектом права 1.

8

Что касается характеристики поведения, составляющего содержание субъективного права, можно наметить следующие основные точки зрения. Одни считают, что решающим является не поведение самого субъекта права как участника данного правоотношения, а то поведение, которое о« может требовать от субъекта обязанности.

По словам Шершеневича, «важно не то, что может субъект права, а чего не смеют субъекты обязанностей». Шершеневич опирается на Тона, по мнению которого «пользование юридически защищенными благами ни в коем случае не относится к содержанию права». Поэтому, по мнению Ганса Вольфа, субъективное право как правомочие – это только допускаемая правопорядком возможность отказа управомоченного от права требовать соответствующего поведения от обязанного лица; субъективное право – это рефлекс обязанности.

Однако тот же Шершеневич, выдвигающий в характеристике субъективного права момент отрицательный – запрет, адресованный субъекту обязанности, не уверен окончательно в правильности своего вывода. «Осторожность заставляет, однако, не упускать из виду затруднения, – пишет он, – связанного с данным сейчас пониманием субъективного права. Не определяются ли обязанности пассивных субъектов тем, что позволяет закон активному

1 Saleilles, De la personnalité juridique, 1922, p. 548–550; Шершеневич, Общая теория права, вып. III, M., 1912, стр. 574.

32

субъекту. Не устанавливаются ли пределы субъективного права с активной стороны, а не с пассивной. Может быть, пассивные субъекты узнают, от чего им надо воздержаться из того, что дозволено субъекту права» '. Шершеневич не решается ответить утвердительно на поставленные им самим вопросы.

Что же является решающим в содержании субъективного права – поведение самого субъекта прав как участника данного правоотношения или то поведение, которое он может требовать от субъекта обязанности?

Мы полагаем, что содержание субъективного права заключается не только в том, что запрещено делать обязанному лицу, но и в поведении, дозволенном субъекту. Одно невозможно без другого, и в том и другом случае речь идет об определенном поведении лиц, являющихся субъектами юридического отношения.

Трактовка субъективного права только как рефлекса обязанности, лежащей на другом или на других лицах, есть одно из следствий распространенного в буржуазной юридической теории отрыва должного от сущего. Между тем сущее и должное – лишь ступени развития общественного бытия. Должное, поскольку оно общественно-необходимо, превращается в сущее; сущее с своей стороны чревато должным. Однако неправильным было бы и другое утверждение, а именно, что содержание субъективного права заключается в дозволенном пользовании. Пользование – это осуществление субъективного права. Поэтому утверждают, что праву нет никакого дела до того, как личный собственник будет пользоваться своею вещью и будет ли он вообще ею пользоваться. Едва ли это правильно. Определение того1, что могут делать управомоченные, является одновременно и определением того, что не смеют делать обязанные лица. Связанность поведения обязанных по отношению к собственнику лиц необходима и важна лишь в той мере, в какой она обеспечивает ему спокойное владение, пользование и распоряжение вещью. Само пользование – это не только фактическое отношение человека к вещи, но и определенное поведение, т. е. деятельность, выражающая отношение « другим лицам – субъектам обязанности. Поэтому в конечном счете субъективное право как юридическая власть (возможность и обеспеченность известного поведе-

1 Шершеневич, Общая теория права, вып. Ш , M., 1912, стр. 614.

33

ния) неразрывно связано с его осуществлением. Если субъективное право не осуществляется длительное время, оно прекращается.

С другой стороны, было бы неверно полагать, что пассивные субъекты узнают, от чего им надо воздерживаться, – как вести себя, руководствуясь только тем, что дозволено активному субъекту. Этот взгляд коренится в трактовке права как формы проявления индивидуальной свободы, а не как социального явления. То, что дозволено субъекту «права юридической нормой, есть одна из сторон поведения, предусмотренная государственным авторитетом, притом поведения, имманентного данному строю общественных отношений. Это поведение для одних есть правомочие, для других – обязанность. Всякое субъективное право есть определенная мера поведения.