Глава 2 ГОСУДАРСТВО IИ РЕФОРМЫ

Противоречивость государственной экономической политики

Тихая приватизация или захват контроля над госсобственностью

Большинство населения постсоциалистических стран и даже множество специалистов-экономистов и социологов попросту не заметили, что поезд реальной приватизации уже давно (до появления ваучеров) ушел. Начавшееся с 1987 года усилиями комсомольцев превращение безналичных денег в наличные, а затем позднее фактическая приватизация экономической инфраструктуры государственными чиновниками и партийными функционерами, отметили первый этап строительства капитализма. Если действия юных комсомольцев только слегка раскрутили инфляцию и сформировали им небольшой начальный капитал, то более взрослые бывшие партийно-хозяйственные функционеры прибрали к рукам управление промышленностью, банковскую систему и в какой-то степени систему распределения1. Механизм этих действий был достаточно прост: упразднялось министерство или главк, а в том же здании и с теми же кадрами возникал концерн или акционерное общество, причем контрольный пакет акций переходил к государству, а остальные акции оседали у руководства министерства или главка.

Подобным образом появился знаменитый российский «Газпром». На базе финансового управления министерства мог возникнуть комбанк («Нефтехимбанк», «Промрадтехбанк» России и т.д.), но, как правило, крупные комбанки возникали из приватизированных отделений бывших государственных спецбанков. Если нельзя было приватизировать сразу, применяли следующую процедуру — объявляли все новые и новые эмиссии акций, увеличивая уставной фонд. При этом доля государства постепенно, уже за последние годы, уменьшалась до абсурда. Так, самые крупные

1 О. Крышгановская. Известия №4, 10 янв. 1996.

бывшие государственные банки Украины «Украина» и «Промин-вестбанк» к общему изумлению фактически превратились в частные банки. Во всех этих случаях важно отметить, что финансовые средства на счетах государственных организаций, которые затем были приватизированы или управление которыми после смены вывески перешло в монополию небольшой группы акционеров, не были изъяты и сыграли роль стартового капитала. Т.е., другими словами, этим структурам не нужно было накапливать капитал, эта фаза развития для них стала излишней, вопрос был только в том, как формально передать собственность в частные руки — увы, без приватизации нельзя было обойтись. Появились, правда, и новые банки, но социальное происхождение их основателей позволяло обеспечить государственную поддержку и льготы новообразованным структурам. Во многих случаях их начальный капитал также имел государственное происхождение. Сформировался так называемый «институт уполномоченных». Уполномоченными, т.е. контролируемыми и поддерживаемыми государством отраслями стали экспортные, а также обеспечивающие госзаказы импортные отрасли. Уполномоченные банки осуществляли платежи бюджетных организаций, оплачивали госпоставки и оплату услуг госструктур. Отсутствие дефицита финансовых средств и многочисленные льготы позволяли «уполномоченным» структурам занять привилегированное положение и обеспечить их развитие даже в условиях резкого ухудшения конъюнктуры. В сфере распределения появились многочисленные биржи, торговые дома, совместные предприятия, руководители которых обычно имели комсомольское происхождение и часто являлись доверенными лицами более солидных фигур, пожелавших остаться в тени.

Отметим, что захват и приватизация активов в России еще не означали, что новые собственники станут развивать производство. Во многом они и не собирались это делать. Проще подороже продать и избавить себя от хлопот. Именно это и дает основание полагать, что передел собственности это перманентный процесс. Пока не будет найден собственник — хозяин, который сумеет организовать управление собственностью, передел (или перепродажа — спекуляция) будут продолжаться. Если в России этот процесс идет уже достаточно долго, то в Украине он только начался. Говорят, что в России уже прошел второй и третий передел собственности, а в Украине еще не закончился первый.

Таким образом, вывод сделанный О. Крыштановской о том, что «экономика России базируется на крупных финансово-про-

мышленных группах с превалированием финансового капитала... и ее основу составляет класс «уполномоченных», также был применим в большей или меньшей мере ко многим постсоциалистическим странам. Важно осознать, что процесс накопления (скорее перераспределения) капитала фактически состоялся, по крайней мере, в финансовой системе. Промышленная, производственная сфера из-за общего кризиса не столь привлекательна и, кроме экспортных или поддерживаемых государством отраслей, развивается не так динамично. Акционирование и захват управления предприятиями пока еще не принесли особых выгод бывшим социалистическим руководителям-хозяйственникам, срочно превратившимся в бизнесменов-акционеров, что порождает в их среде уныние и острую зависть к коллегам — бывшим партийным функционерам, доминирующим в политике и финансовой сфере.

О финансово-промышленных группах

Контроль над активами позволил ведомственным и министерским чиновникам, а также директорскому корпусу в конечном итоге приватизировать целые промышленные комплексы. В тех отраслях, где преобладала экспортная продукция или экспортное сырье, дела быстро пошли на лад. Вскоре обнаружилось, что в бывших социалистических республиках вместо одного монополиста — государства действуют несколько десятков крупных монополистов, по одному (иногда два-три) в каждой отрасли. Более высокая норма капитала в экспортных отраслях привлекла первоначально самостоятельно структурировавшийся банковский капитал. В результате де-факто сформировались промышлен-но-финансовые или финансово-промышленные группы, в зависимости от того, кто доминировал — товаропроизводители или банкиры.

Интересно, что подобные образования возникают в развитых странах в результате слияния множества более мелких предприятий. Этот процесс укрупнения постоянно идет в рамках мировой экономики и является реакцией на усиление конкуренции. Законодатели развитых стран в последнее время попадают в двусмысленное положение. С одной стороны им надо ограничивать монополизм из-за декларированной конституцией свободной конкуренции. С другой стороны — только крупные финансово-промышленные гиганты сейчас способны выдержать мощное даапение конкурентов на мировых рынках. А если еще к этому добавить постоянную угрозу со стороны подобных финансово-

промышленных групп перевести капитал из страны пребывания в более выгодные регионы и мощное лоббирование (благо есть средства и возможности) в верхних эшелонах исполнительной и законодательной властей, то становится понятным непрерывный рост их числа и размеров. Обеспокоенные усилением и наднациональным характером их влияния не только в отдельных странах, а также в больших регионах эксперты ООН отмечают, что до половины мирового производства и мировой торговли уже контролируется несколькими десятками подобных объединений.

Для проникновения на мировые рынки финансово- промышленные и промышленно- финансовые группы (соответственно, ФПГ и ПФГ) в странах с реформируемой экономикой представляются наиболее перспективными. Мало того, что к таким образованиям, часто находящимся под контролем или плотной опекой государства, значительно больше доверия со стороны иностранных партнеров, ФПГ или ПФГ также способны снизить цены, уменьшить риск срыва или задержки операций из-за произвола властей, могут легко нарастить объемы сделок и т.д. В странах с реформируемой экономикой, как мы уже отмечали выше, существуют объективные и субъективные предпосьшки возникновения ФПГ или ПФГ, тем более, что для этого часто достаточно лишь юридически оформить реально существующие деловые связи.

В России ФПГ создавались для закрепления положения товаропроизводителей, на них фактически не действовало антимонопольное законодательство и они обычно замыкались на одном головном предприятии. Если чиновники и законодатели надеялись при создании ФПГ на снижение издержек и цен и видели в этом восстановление старой вертикальной структуры управления, то участников ФПГ беспокоили больше: контроль за рынками, доступ к сырью, близость к государственному бюджету. Последнее и является предметом ожесточенной конкуренции не только на этапах создания ФПГ, но и в дальнейшей их эволюции. По оценкам экспертов Торгово-промышленной палаты РФ, приведенным в годовом докладе за 1995 год, «объединение капиталов дало возможность более чем в 2 раза увеличить объем инвестиций в производственные проекты за счет собственных и привлеченных средств. Объем экспортных поставок этих же ФПГ также возрос и составил 139% к 1993 году».

Наибольший успех в России выпал на долю тех объединений, где доминировал банковский капитал. Основной принцип рыночных отношений «деньги делают деньги» формально выражает

сущность бизнеса ФПГ, когда финансисты выбирают наиболее выгодный способ вложения денег, т.е. не только поддерживают, но и вкладывают свои средства в такое производство, где на каждую вложенную единицу можно получить больше, чем в каком-либо другом. Формирование таких объединений, происходящее под контролем финансового капитала, как правило, наиболее оптимальное. Свободное от слабых производственных структур, более интенсивное, нацеленное на получение прибыли — денег, где товары являются в большей степени средством.

С другой стороны, возникающие объединения, где доминирует промышленный капитал, тяготеют к образованию более основательной независимой от внешних связей структуре. Такая склонность к формированию аналога натурального хозяйства, меньшая мобильность структуры, акцент не на прибыль — деньги, а на товар, приводит в большинстве случаев к падению рентабельности производства. Именно с точки зрения нормы капитала, т.е. величины прибыли с единицы капиталовложений. В жесткой конкурентной борьбе ПФГ, за небольшим исключением, несколько уступают аналогичным структурам, где доминирует финансовый капитал. Однако там, где положение производства устойчивое — высокий уровень технологий, большой спрос и контроль за рынками сбыта, надежные и дешевые источники сырья, — более основательные, хотя и немного неповоротливые ПФГ способны оказать серьезное сопротивление мобильным ФПГ. Последние легко меняют ассортимент и технологии, закрывают заводы и, не задумываясь, отказываются от своих промышленных партнеров при появлении первых признаков падения не столько количества и качества товара, а, скорее, прибыли.

Однако, следует заметить, что расчет на то, что ФПГ как локомотивы, вытащат Российскую экономику из кризиса, похоже к лету 1996 года не оправдался. Раздавались голоса, что в этом повинны ограничения на процент участия в капитале и невозможность входить одновременно в состав нескольких ФПГ. Звучали также набившие оскомину требования об увеличении налоговых льгот. Предлагалось, в частности, учесть международный опыт создания консорциумов и т.д.

Принятый 21 ноября 1995 года Верховным Советом Украины закон «О промышленно-финансовых группах в Украине» в действие до начала лета 1996 года так и не вступил. Причинами такого явления многие считали фактическое отстранение банкиров от формирования ПФГ; недостаток финансовых ресурсов даже в

случае горячего стремления банков к сотрудничеству; нежелание законодателей дать сколько-нибудь существенные льготы будущим ПФГ (скажем, налоговые льготы, государственные гарантии на случай некоммерческих рисков, позволение на ускоренную амортизацию и др. ), сложная процедура создания, ограничение сфер деятельности.

Болезненное недоверие государства к еще не родившимся ПФГ, заставляет уже образовавшиеся де-факто объединения воздерживаться от регистрации, т.е. от формирования де-юре. Осторожность, с которой создается законодательное поле для функционирования ПФГ или ФПГ понятна — развитие крупных форм и концентрация капитала и производственного потенциала в очень больших масштабах может помешать сформироваться конкурентной рыночной экономике, способно задержать реформирование народного хозяйства, а также ослабляет влияние центральных властей. Отметим еще один интересный момент. Отсутствие средств у мелких украинских банков, приглашенных к участию в ПФГ крупными, но не вполне платежеспособными промышленными организациями, приводит всех их вместе к теневому или, что более вероятнее, к иностранному — российскому капиталу. Поощряемые Министерством России по делам с СНГ такие объединения беспокоят украинских политиков (больше) и промышленников (меньше), т.к. способствуют проникновению в Украину не только российского капитала, но и российского политического влияния. Однако нельзя не заметить явного преимущества российско- украинских ФПГ в сравнении с местными. Во-первых, как свидетельствуют переставленные местами буквы, доминирующий финансовый (естественно, российский) капитал в этом случае довольно значительный и оказывается вне конкуренции на украинском рынке. Во-вторых опыт работы российских партнеров, их связи и маркетинг превосходят все подобные компоненты украинских коллег, по существу не оставляя последним выбора. Ибо западные потенциальные партнеры пока осторожничают, уступая место решительному российскому капиталу. Так, например, в конце октября и в начале ноября 1996 года оформлены соглашения о создании двух крупных международных организаций: Южного топливно-энергетического консорциума (в составе которого планировалось собрать Одесские НПЗ, морской торговый порт, железную дорогу, нефтепроводное управление; Морской транспортный банк, «Эксимнефтепродукт», «Одесса-нефтепродукт», а с российской стороны — Рязанский НПЗ,

«Синтез-Ойл» и Тюменскую нефтянную компанию) и ТНК по производству и поставкам труб большого диаметра (где украинская сторона представлена предприятиями, контроль над которыми ранее желал получить российский гигант — «Газпром»). Да и в первом случае с ЮТЭК, намекали на тот факт, что «Тюменская нефтянная компания» входит в громадную ПФГ «ОНЭКСИМБАНК», которая давно пыталась получить контроль над реанимируемой схемой поставок нефтепродуктов через Украину с помощью нефтепровода Самара-Кременчуг-Одесса. При реализации этой схемы поставок нефтепродуктов, Россия может эффективно продолжать контролировать экспорт нефти из стран СНГ, несмотря на решительные возражения западных конкурентов. Альтернативный проект в рамках «еврокавказского коридора», использующий железные дороги Средней Азии и Закавказья, паромную переправу «Укрферри» и строящиеся нефтепроводы Херсон-Кременчуг и Одесса-Броды (куда правительство Украины самостоятельно вложило три десятка миллионов долларов США), может, таким образом, отойти на второй план, несмотря на откровенную поддержку заинтересованных западных инвесторов.

Что делать дальше или поспешай не торопясь

Проблемы переходной экономики — недостаточный уровень внутренних накоплений и недостаточная сконцентрированность этих накоплений требуют в первом случае первоначального накопления, а во втором — перераспределения и концентрации капитала у сравнительно небольшого (по сравнению с числом работоспособных членов общества) круга юридических лиц.

Капиталов катастрофически не хватает не только на начальном этапе реформ (что, очевидно, связано с недостаточными объемом и концентрацией капиталов), но и потом, когда формирование слоя состоятельных собственников уже завершилось. Приемы привлечения капитала, — высокие реальные процентные ставки, сокращение сроков платежей по государственным ценным бумагам и их деноминация в твердой валюте, — оказывают сиюминутную помощь, но уже через непродолжительное время требуют значительных выплат. К этим приемам интенсивной терапии можно приступать, если экономика готова быстро реализовать полученные средства, т.е. эффективно инвестировать и через непродолжительное обозримое время уже получать прибыль для покрытия долга.

Если экономика не готова к этому, то полученные иностран-

ные инвестиции пойдут на поддержание завышенного уровня потребления и финансовые махинации с обязательным в таком случае вывозом капитала. Кроме того, валютные инъекции, используемые для борьбы с инфляцией, формируют несколько повышенный реальный курс местной денежной единицы, что не способствует экспорту. Легко увидеть внешние симптомы этой болезни — они проявляются в неуклонном ухудшении внешнего баланса при низких темпах уменьшения бюджетного недостатка или таких же низких темпах роста бюджетного избытка (превышения доходов над расходами), а также при слишком медленном накоплении населением сбережений или даже уменьшении их объемов.

Замечено, что процесс слабого роста или даже падения объемов частных сбережений весьма характерен для реформируемых экономик. Если во время спада он объясним тем обстоятельством, что население пытается сохранить тот уклад жизни, к которому привыкло, то в случае экономического роста этот процесс, по-видимому, связан с расширением возможностей потребления, появлением множества способов приобретения в кредит товаров, которые были предметом постоянного вожделения. В любом случае, падение или незначительный рост частных сбережений ослабляет возможности внутренних инвестиций в том смысле, что только депозиты рядовых граждан позволяют банкам концентрировать средства для эффективного кредитования, а покупки населением акций и государственных ценных бумаг дают возможность формировать новые предприятия и финансировать государственные программы. Профессор Массачуссетского университета Rudi Dornbusch, анализируя причины кризиса в Мексике в статье1 «Иностранный капитал — троянский конь для переходной экономики» утверждает, что «если бы в Мексике был более высокий уровень накоплений, темп роста капиталовложений был бы выше и текущий дефицит был бы меньше. Это обусловило бы более высокий рост и большую устойчивость мексиканской экономики».

Интересно, как можно увеличить уровень накоплений в стране чисто административными методами? По существу именно в этом упрекали политическое руководство Мексики. Но проблему все же, надо полагать, следует искать в другом. Так же как беременность не может протекать быстрее некоторого естественного срока, так и перестройка структуры хозяйства до такой

л ?QQI .тло <£»И .qjiY .ниФ .мо'

степени, чтобы оно стало способным усваивать себе на пользу вкладываемые щедрой рукой иностранных инвесторов средства, не может происходить быстрее, чем это заложено в природе именно этого хозяйства и в менталитете именно этой нации.

По мнению эксперта Украинского центра экономических и политических исследований В. Сиденко, которое было приведено обозревателем «Финансовой Украины» А. Гуревичем, взлет Мексики был связан «не с прямыми частными иностранными вложениями в экономику, а с портфельными инвестициями в разного рода ценные бумаги. И вот с начала 1994 г. стала расти неуверенность иностранных инвесторов в том, что мексиканское правительство сумеет удержать фиксированный курс песо, осуществлявшийся в соответствии с классическими монетаристскими рецептами. Но эти рецепты не учитывали фактор платежного баланса, ставя на первые места такие показатели, как паритет цен, разницу в процентных ставках и т.д. Когда дефицит платежного баланса превысил 60% объема экспорта, начался массовый сброс нацвалюты и развернулась спекулятивная игра на понижение. Этому способствовала высокая степень либерализации процессов движения капитала, характерная для Латинской Америки в противоположность странам Азиатско -Тихоокеанского региона, где до сих пор они жестко регулируются. В результате, инвалютные запасы мексиканского Центробанка начали катастрофически сокращаться, и в конце 1994 г. он вынужден был ввести плавающий курс песо. Произошел немедленный обвал последнего и разразился острейший финансовый кризис. Только упомянутое массированное долларовое вливание спасло мексиканскую экономику от краха. Этот кризис... показал порочность модели «развитие после стабилизации». Ибо в условиях открытой экономики стабилизировать последнюю без создания конкурентноспособного экспортного сектора невозможно. В этом контексте либерализация внешней торговли должна происходить как следствие развития конкурентноспособного производства, а не выступать в качестве его предпосылки». Но и государственный контроль и контроль международных финансовых организаций не спасет от дисбалансов в экономическом развитии, если структурная перестройка будет отставать от темпа вкладывания средств, ибо развиваться будет лишь тот сектор или те отрасли экономики, которым кроме средств дали свободу и условия для роста. Так, Китай, который последнее время демонстрировал устойчивый рост, осенью 1996 года стал вызывать беспокойство Всемирного банка тем обстоя-

тельством, что громадный госсектор экономики крайне неэффективно использовал десятки миллиардов долларов США кредитных средств, изготовляя горы продукции, не находящей спроса. Попытки ускорить процессы экономического развития, (искусственно увеличивая без меры питание будущего младенца и, соответственно, умножая бездумно суммы долгов и внешних инвестиций) приведут лишь к катастрофам или рождению уродцев. Видимо, политикам надо при умеренных обі.емах иностранной помощи активно заниматься реформированием хозяйства, для того чтобы подготовив почву для экономического подъема, перейти ко второму этапу со значительными иностранными инвестициями. Впрочем, инвесторов тогда уже не нужно будет искать, они сами найдут себе место в обновленной экономической структуре.

Так, положительные ставки процента в России осени 1994 года, по оценкам экспертов Центральноевропейского университета, сразу же привели к появлению иностранного капитала и росту сбережений в стране. Вывоз капитала вряд ли прекратился полностью, но существуют мнения, что какая-то часть иностранных инвестиций в российские ценные бумаги имеет российское происхождение. Иностранные эксперты в своих предложениях ориентируются на перспективу привлечения внутренних инвесторов-прослойку быстро обогатившихся людей.

Однако следует учесть то весьма важное обстоятельство, что многие из этих богатых людей приобрели свое богатство не вполне законным путем и предпочитают не демонстрировать его размеры широкой общественности. Использование подставных лиц для приобретения активов чревато непредсказуемостью поведения внезапно получивших доступ к богатству отчаявшихся и уже потерявших надежду на хорошую жизнь этих самых лиц. Поэтому, значительная часть приобретенных новыми богатыми людьми средств вывозилась и вывозится из страны в попытках отмыть их, облагородить, и лишь затем ввезти назад.

О сравнении социалистического и рыночного способов производства

В статье О. Терещенко и С. Терещенко1 в связи с проблемой санации предприятий в частности сахарной отрасли бывшей ГДР, поднимался вопрос о недостатках социалистического способа производства. В 1989 году в сахарной промышленности бывшей социалистической Германии — ныне Восточной Германии, было

1 см. Фин. Укр. 27 февр. 1996г.

43 сахарные фабрики с 15 тысячами служащих. Все они производили такой же объем продукции, как и 6 заводов (с 1,5 тыс. чел. ) бельгийского отделения Sudzucker-Tirlemontoise или же 5 заводов (1,3 тыс. чел.) баварского отделения Sudzucker. Цены на сахар у бывших социалистических предприятий оказались слишком высокими и возникла опасность банкротства почти всех 43 фабрик. Чтобы не допустить банкротства на период приватизации и реконструкции, Опекунский совет, управляющий собственностью бывшей ГДР, вьщал гарантии на сумму, составляющую 41% финансовых потребностей каждого предприятия. Приватизация целостных комплексов проводилась с учетом сохранения сахарного производства во всех регионах, где выращивалась свекла. К участию в приватизации были допущены третьи лица, выделена приватизационная квота поставщикам сырья (с отсрочкой оплаты) и учтены социальные аспекты. Далее все свеклосахарное пространство было поделено между пятью компаниями — сана-торами — 4 крупными немецкими сахарными объединениями и бельгийским концерном. Уже с октября 1990 года владельцы фабрик смогли осуществлять оперативное управление производством.

Государство списало все долги, накопившиеся к 1.07.1991 года и обязалось компенсировать 50% убьпков, возникших в компании 1990-1991 годов. Санаторы, несомненно получившие свою долю в активах, в свою очередь, обязались для модернизации производства и приведения к параметрам ЕС восьми предприятий вложить DM 2 млрд. (или в случае невыполнения обязательств до 1.01.1995 года они должны были бы выплатить на ту же сумму компенсации). Все эти усилия и энтузиазм санаторов были подкреплены выделением для бывшей ГДР квот ЕС на производство сахара. Это означало гарантию сбыта по установленным интервенционным (выше мировых) ценам, а также распространение всех протекционистских мер ЕС на эту территорию. Уже в 1990 году рекордный урожай — 900 тыс. тонн сахарной свеклы (в 1989г. — 624 тыс. тонн) был переработан, несмотря на проводимую компанию. На начало 1995 года в Восточной Германии осталось 8 сахарных заводов (1, 5 тыс. человек), остальные были постепенно закрыты, а персонал был уволен.

Производительность в отрасли за эти четыре года выросла в 16 раз, качественные и технические параметры достигли кондиций, соответствующих уровню ЕС. Таким образом, современная история представила возможность непосредственно сравнить эффек-

тивность социалистического хозяйствования и рыночного. Данный пример относится к одной и той же территории с одними и теми же производственными потребностями. В одном случае для этого было создано 43 фабрики и занято 15 тыс. человек. В другом — 8 заводов на которых людей работало в десять раз меньше. Объем перерабатываемого сырья остался примерно тот же, не говоря уже о повышении качества продукции, ибо новый рынок сбыта стал более требовательным. Понятно, что заргшата каждого работника, оставшегося на восьми заводах, выросла в сравнении с прежней, сырье подорожало, ибо его поставщики тоже подняли качество продукции, амортизационные отчисления также увеличились — ибо надо было компенсировать затраты на износ и установку нового оборудования и создание современной производственной структуры.

На что следовало бы обратить внимание, так это на то, сколько стоила эта санация отрасли (объемы производства которой, кстати сказать, раз в тридцать меньше объемов сахарной промышленности Украины). Государство выступало в роли гаранта, простило долги, добилось квот ЕС на производство продукции, но не вкладывало новых денег, переложив финансовые проблемы на санаторов — крупных производителей той же продукции, разделив между ними определенную долю активов приватизируемых предприятий и выделив каждому зону влияния. При этом государство заключило соглашение о сроках и ожидаемых результатах санации, включив в него финансовую ответственность санаторов за срыв договора. Средства на модернизацию, реконструкцию одних, остановку и ликвидацию других фабрик оказались чрезвычайно велики. Если к этому добавить проблемы с увольнением значительной части рабочих и служащих, то становится понятным выбор столь длительных сроков санации.

Из вышеприведенного примера должно быть ясно, что полумерами и небольшими изменениями в структуре производства и управления, к сожалению, проблему создания конкурентноспо-собного и эффективного производства не решить. Должно быть ясно также, что этот процесс длительный, очень дорогой и требует заинтересованности не только государства, но и крупных инвесторов — санаторов, отлично знающих что и как надо делать. Более технологичные, энергоемкие и крупномасштабные производства потребуют чрезвычайно больших средств, усилий и времени для их санации, что может оказаться неподъемным для экономики такой страны, как Украина. Если не найти способ

решать эти проблемы с крупными иностранными фирмами, потеряв при этом определенную долю самостоятельности, то можно вовсе остаться без высокотехнологичной промышленности, превратившись в сырьевой придаток к производственной машине развитых стран.

Примечательно в этом смысле высказывание по этому поводу исполнительного директора Центра экономических исследований концерна «Дойче-Банк» д-ра Зиденберга. Говоря о неэффективности прямого вмешательства государства в структурные изменения ряда отраслей Германии (сталь, уголь, судоверфи, сельское хозяйство), он отмечал, что в этих отраслях сохранились чрезмерные мощности и высокая потребность в субсидиях. А частный сектор, которому пришлось заниматься реструктуризацией других отраслей, создал ровно столько, сколько нужно было населению и содержание этих отраслей для страны необременительно.

Так вот, многие западные экономисты полагают, что в реформируемых странах промышленности «слишком много» и содержание излишних мощностей дорого обходится ее гражданам. Собственно, процесс разрушения потенциала промышленности во всех реформируемых экономиках давно идет. Одним из симптоматичных проявлений сползания в низкотехнологическую нишу является появление т.н. суррогатного рынка, т.е. выпуск все более примитивной продукции и упрощение производственной структуры предприятий. Уступая давлению прихотливого изменяющегося спроса, предприятия расширяли ассортимент за счет более примитивной продукции, которая, как им казалось, должна немедленно принести им деньги. При этом расходовалось обычно дефицитное сырье, предназначенное для более технологичной продукции, другие ресурсы, стоимость которых непрерывно росла. Важно заметить, что множество производств занялось выпуском непрофильной продукции, т.е. продукции с которой ранее они не имели дело. Рынок оказался открыт для новичков, товары которых в значительной степени проигрывали высококачественной продукции специализированных производств, в особенности иностранных. Все это привело к обострению конкуренции, ослаблению позиций специализированных предприятий (разочарованный низким качеством покупатель в дальнейшем с подозрением относился к подобному товару) и повсеместному снижению привлекательности местной продукции. Понятно, что высокая цена качественных иностранных товаров на этом фоне стала

выглядеть вполне обоснованной и постепенно покупатель смирился с неизбежностью их приобретения.

С целью снизить издержки в условиях развития программы приватизации руководство предприятиями постаралось избавиться прежде всего от инженерных кадров. С одной стороны последние мало чем могли помочь в организации примитивной технологии для изготовления сравнительно простых изделий, на которые поставили неискушенные в маркетинге капитаны производства. С другой стороны публика с высшим образованием склонна задавать вопросы руководству (например, в связи с процедурой приватизации), отвечать на которые руководству совсем не хотелось бы. И вообше, для такого «модифицированного» производства все эти инженеры и конструкторы, технологи и контролеры не нужны. Лишние рты.

Сокращая инженерный состав, лишаясь технологов и контролеров, предприятия фактически упрощали функциональную структуру производства, что делало невозможным возвращение к тому же уровню технологии, не говоря уже о внедрении новых высоких технологий. Поэтому, для сохранения хотя бы прежнего технологического уровня и возможностей внедрения новейших технологий, следует признать, что 1) предприятия собственными силами эту задачу не решат, 2) необходимы мощные инвестиции и длительное время, 3) так как таких денег у государства нет, то их надо искать у третьих лиц не исключая, что эти лица могут быть не местными. В последнем случае следует договориться о гарантиях, поддержке и контроле иностранцев - санаторов со стороны их правительств.

Об антиинфляционной государственной политике

Раз уже зашла речь о рациональной экономической политике государства, то сделаем еще одно замечание. Не секрет, что и Россия и Украина живут не по средствам... и уже давно. Другое, дело, что при этом множеству людей не хватает на пристойную жизнь (прежде всего потому, что средств действительно маловато), но это уже проблема распределения национального богатства. Таким образом, для всех экономистов и не только иностранных, несомненно, что есть вклад завышенного спроса в инфляцию.

Однако значительно больший вклад в инфляцию вносит аномально высокий уровень издержек. Бхли повышенный (а в условиях инфляции можно сказать лихорадочный) спрос можно подавить, скажем, задержками зарплаты и другими более рекламиру-

емыми и менее эффективными монетаристскими методами, то издержки уменьшить сразу трудно из-за высокого уровня монополизма, из-за сильной зависимости от импорта (коэффициент зависимости Украины по некоторым оценкам в 1995 году превышал 40%) и содержания неэффективных производств (например, ВПК), а также из-за других объективных и субъективных причин.

На фоне либерализации цен и уменьшения вмешательства государства в экономическую политику предприятий, чисто монетаристские методы подавления инфляции (поддержка стабильных курсов рубля и карбованца, а также различные способы ограничения доходов) не затрагивают основную причину неэффективности хозяйства — его высокие затраты на единицу продукции и услуг. Поэтому, когда подавлена инфляция, то также подавлено производство, из-за постоянного дефицита средств. Действительно, затратная экономика может существовать только в случае постоянного притока средств извне. Продукция такого хозяйства не в состоянии окупить все затраты, связанные так или иначе с ее производством.

Правы те здравомыслящие люди, которые говорят, что затратной экономике всегда будет не хватать средств. Инфляция неминуема в такой экономической системе и ее можно подавить только подавив само производство. Именно это и происходит во многих реформируемых странах. С другой стороны инфляция, возникающая при оживлении производства в случае затратной экономики немедленно перерастает в гиперинфляцию, разрушающую саму среду, в которой существуют нормальные экономические организмы. Это не значит, что в условиях гиперинфляции нет экономической жизни — она есть, но в уродцах и чудовищах, населяющих такие экономические системы, трудно узнать нормальные предприятия. Соответственно извращается и надстройка. Поэтому чувство брезгливости окружающего мира и здоровых сил общества отвергает подобный эволюционный путь.

Можно сдерживать инфляцию монетаристскими приемами еще долго — пока народ еще в состоянии терпеть, — однако этот путь неконструктивный, т.к. производство продолжает падать. Пока идет этот процесс отмирания старого' экономического организма, надо успеть посадить и взлелеять новую поросль, которая станет производить товары и услуги, вместо отживших гигантов эпохи социализма. Возможно также перерождение старых хозяйственных структур, больше похожее, правда, на рождение новых, взращенных на останках старого.

Таким образом, не отказываясь полностью от монетаристских методов подавления гиперинфляции, следует заняться лечением основных причин экономического нездоровья: уменьшать издержки. Прежде всего издержки бюджета, отказавшись от полной поддержки разваливающихся гигантов социалистической индустрии. Это вовсе не значит, что надо обречь их на полный крах. Следует привлечь специалистов для постановки точного диагноза, выработать методику санации той части производства, которая еще может найти себе место в новой экономической жизни.

Перед глазами пример санации концерна «Порше» под руководством бывших сотрудников Тоёты, а ныне пенсионеров, собранных под знамена консалтинговой фирмы «Син гиззюцу» («Новая технология»). Несмотря на сопротивление персонала введению японских правил игры, японские пенсионеры минимизировали все виды потерь, сократили на 19% персонал, на 30% производственные площади, на 40% подняли темпы сборки. Немцы теперь подают по две с половиной тысячи рацпредложений, что ранее было немыслимо, вдвое сократился брак, который и так был невелик. За три года санации, компания не только стала на ноги, а подняла выпуск автомобилей, в том числе новой модели. Если немцы, которые славятся трудоспособностью и качеством продукции, перенимают опыт и обращаются за помощью к иностранным специалистам, то почему этот путь заказан реформируемым постсоциалистическим странам? Тем более, что иностранная помощь охотно оказывается именно на условиях оплаты труда только своих собственных специалистов-консультантов, и для постсоциалистических стран часто совершенно безвозмездно. Кстати, следует иметь ввиду, что «Порше» с японцами расплатился сполна.

Рекомендации, как минимизировать расходы на всех уровнях государственного механизма, на предприятиях и в организациях можно получить, если поисками ответов заниматься всерьез в условиях полной гласности и отдавая себе отчет, что этим во многом создаются предпосылки нормального существования в будущем своим собственным детям. И это будет уже не столько антиинфляционная политика, а скорее образ жизни.

Вопрос о необходимости оживления производства за счет ослабления антиинфляционной политики время от времени поднимается почти в каждой из стран с реформируемой экономикой, где дела идут еще не всегда хорошо. Причем ссылки на то, что подобный подход опирается на концепцию Кейнса о приоритете

потребления для экономического роста, многими экономистами энергично отвергаются. По словам польского экономиста М. Домбровски «... никакой профессионально честный экономист не будет рекомендовать инфляцию на уровне 5-6% в месяц (80-100% в год) как средство оживления экономики. « По его словам, лучше если индекс инфляции опустится ниже 5% в год, ибо только тогда «номинальная процентная ставка от кредитов может быть настолько низкой, чтобы стимулировать капиталовложения и одновременно сохранять реально положительный уровень, чтобы поощрять сбережения». Сравнивая страны Юго-Восточной Азии (с почти нулевой инфляцией) и страны Латинской Америки (где все еще не могут справиться с инфляцией), легко видеть разницу в их экономическом развитии.

Кризис неплатежей

Кризис неплатежей начал проявлять себя не с 1992 года, как это принято считать, а гораздо раньше. Руководитель лаборатории финансового анализа Института экономических проблем переходного периода России С.Малахов полагал, что кризис начал зарождаться в восьмидесятых годах: «Достаточно взглянуть на данные Госкомстата СССР за 90-й год и вы увидите, что в структуре оборотных средств предприятий резко выросла доля кредиторской задолженности».

По его словам, так как банки переключились на кредитование операций в коммерческом секторе, где была существенно выше прибыль, многие предприятия стали испытывать недостаток средств и попросту не платили друг другу.

Появились некоторые сомнения1 в истинности предъявляемой дебиторской задолженности. Если в периоды, когда велика прибыль, искусственно ее уменьшить, завысив дебиторскую задолженность, то можно несколько уменьшить и налоговые отчисления. В пользу такого сомнения приводя! два факта: 1) при проведении НБУ вексельных взаимозачетов, до трети задолженности не признавалось и 2) за первый квартал 1996 года объем кредиторской задолженности возрос на 21,9%, а дебиторской на 28,8%, хотя в абсолютном выражении дебиторская задолженность меньше кредиторской.

Кстати, цифры дебиторской задолженности оказывались обычно заметно меньше цифр кредиторской попросту потому, что первая часто определялась по себестоимости, а вторая — полной

1 А. Дробязко, Фин. Укр. 14 мая 1996г.

продажной ценой продукции (поэтому многие экономисты считают, что в практике бухгалтерского анализа следует использовать зарубежный опыт, когда товар, вывезенный предприятием считается реализованным и показывается таковым в отчетности. Именно тогда данные про взаимную задолженность согласуются и ВВП, подсчитанный таким способом, можно будет сравнивать с подобными цифрами для других стран мира).

Однако, может быть ситуация с неплатежами излишне драматизирована? Для того, чтобы это осознать имеет смысл рассмотреть развитие этого феномена в России. Там еще в 1994 году раздавались громкие голоса о необходимости дополнительного финансирования государством промышленности с целью увеличить оборотные средства предприятий. Но затем, все поутихло, хотя объемы просроченных задолженностей сильно не изменились. Рабочий центр экономических реформ при правительстве РФ отмечал, что колебания объема неплатежей в промышленности составляли с 1992 года 3-4 процента от ВВП.

Возникшие еще в эпоху перестройки экономики СССР процессы обрастания госпредприятий различными дочерними фирмами, изымавшими финансовые ресурсы и реализовывавшими продукцию по своим каналам, часто не учитываемым официальной статистикой, приобрели в 1992-1993 году невиданный размах. По данным С. Малахова из Института экономических проблем переходного периода России, у многих предприятий в 1993-1994 годах, расчеты за вспомогательную деятельность (которой занимались дочерние организации) превосходили расчеты за основную (например, на «Уралмаше» в 1993 году это соотношение было один к двум).

Понятно, что дочерние предприятия заметную долю своих доходов не «показывали» головному предприятию, которое теряло и ощутимую часть прибыли и большие объемы оборотных средств. Поэтому требования к индексации оборотных средств, взаимозачетам, льготным кредитам постоянно звучали из уст представителей директорского корпуса, за спиной которых деловито суетились молчаливые сотрудники дочерних организаций.

Секретарь Оперативной комиссии правительства РФ по совершенствованию системы платежей и расчетов М.Афанасьев в конце 1995 года отмечал: «Сейчас ситуация полностью изменилась. Руководители предприятий приходят и спрашивают, каким образом можно обратить неплатежи на имущество должника. Каким образом пересчитать их по стоимости акций. Обсуждают

юридические тонкости и детали. Сегодня даже трудно себе представить, что объявится такой директор, который позволит себе писать письма на имя премьера с требованием проиндексировать его оборотные средства».

Приведем подсчеты Рабочего центра экономических реформ РФ: На первое апреля 1995 года предприятия государственной формы собственности производили 43 процента промышленной продукции, а на 1 июля этого года — лишь 10 процентов. Причем их вклад в неплатежи в первом случае составлял 44 процента, а во втором — 20 процентов. Изменилась структура собственности — значительная часть государственных предприятий превратилась в акционерные общества, доля государства в которых или вовсе отсутствовала или стала незначительной.

Там, где появились хозяева, склонность перекладывать свои проблемы на поставщиков, кредиторов и государство резко пошла на убыль. Показательны результаты опроса директоров предприятий: 70 процентов заявляли, что прежде должники должны с ними расплатиться. Но уже 30 процентов опрошенных полагали, что они в первую очередь должны вернуть долги.

Но все-таки неплатежи имели место. Среди причин называли легкое отношение государства к своим обязательствам (из-за срыва выплат в бюджет, власти сами генерировали неплатежи по оценкам Рабочего Центра экономических реформ РФ до 15 процентов от общего их объема), беспомощность и одновременно бесцеремонность налоговой службы. Но, конечно, главными были чисто экономические причины. Прежде всего, уход от налогов (совершался обмен поставками, по договоренности не оплачиваемыми: нет платежей — нет выручки, нет налогообложения). Показательным является пример, приведенный директором Федерального управления РФ по делам о несостоятельности П. Мостовым. По его словам, нефтедобывающие предприятия перечислили свою валютную выручку на счета дочерних организаций, которые занимались только продажей нефти и не платили налог на добычу. Последние должны были, в счет расплаты с головным предприятием, закупать для него основные фонды и оплачивать труд его рабочих (перечисляя зарплату непосредственно в банки на личные счета работников, дабы уйти от оплаты подоходного налога). Однако часть недовыплаченных средств оседала у дочерних организаций и их общая сумма часто превышала сумму налогов, от которых пыталось уйти головное предприятие. Потери нефтедобывающих

предприятий от этих операций П. Мостовой оценивал в 300 миллионов долларов США в год. Доля неплатежей банкам по вине предприятий была относительно невелика и слабо зависела от размеров ссуды и уровня процентной ставки. В отличие от государственных структур, банки вели себя достаточно жестко. Однако справедливости ради надо отметить, что часть неплатежей провоцировали именно банки, задерживая на счетах средства клиентов, и решая свои проблемы с помощью этих средств.

Ценовая политика естественных монополий также приводила к росту неплатежей. Например, резкий рост цен на железнодорожные перевозки за четыре месяца 1995 года (лето-осень) привел к росту неплатежей у транспортников на 21 процент.

Но к концу 1995 года в России наметились благоприятные тенденции. Сократилось "финансирование дочерних структур, ибо головные предприятия сами стали частными или почти частными и потеряло смысл лишать их средств, тем более, что источник, ранее питавший их иссяк: Центробанк фактически прекратил льготное кредитование бюджета и отдельных предприятий. Уменьшилась доля неплатежей, которая формировалась за счет некомпетентности руководства предприятий, бездумно раздававшего ранее коммерческие кредиты. Усилилось государственное регулирование ценообразования естественных монополий. А, главное, окрепло государство, выросли его золотовалютные резервы, начали набираться опыта госструктуры, в частности, налоговая служба. И страшный призрак неплатежей в России начал на глазах медленно таять.

Но слишком медленно, ибо хозяйственникам по-прежнему остро не хватало средств. Требования осуществить хМасштабную эмиссию к правительству и ЦБ со стороны Думы, мощных лобби силовиков, аграриев и ТЭКа, при поддержке СМИ, академической и отраслевой науки, фактически отвергались. Не малую роль в жесткой позиции ЦБ играла неуступчивость международных финансовых организаций. Видимо, для этого были основания, ибо по словам первого вице-премьера В.Потанина, в конце октября 1996 года было эмитировано «сравнительно немного, два- два с половиной триллиона» и уже на следующей неделе показатель недельной инфляции вырос вдвое. То есть, экономика, по мнению В.Потанина, была не готова эффективно принять увеличение денежной массы. Минфин России неоднократно пытался обойти ограничения МВФ и разрешить платежный кризис за счет других, не денежных инструментов. Определенную роль в

некотором ослаблении кризиса неплатежей в России сыграл быстро развивающийся рынок вексельных кредитов банков, которые поначалу были предназначены получателям бюджетных средств. Такая форма кредита оказалась привлекательной для банков, ибо они не отвлекали собственные средства и имели гарантии Минфина. Правда, после краха «Тверьуниверсалбанка», который был одним из самых крупных эмитентов векселей с гарантиями Минфина, правительство, похоже, в 1997 году могло отказаться от практики вьщачи гарантий по вексельным кредитам комбанков для получателей бюджетных средств. С конца 1994 года и весь 1995 год Минфин России практиковал эмиссию Казначейских обязательств (КО) с общим объемом более 29 трлн. руб. (25 трлн. руб. было погашено деньгами, а остальное — налоговыми освобождениями). С 1996 года, под давлением МВФ, который посчитал КО денежным суррогатом, провоцирующим инфляцию, эмиссия КО была прекращена. Однако Минфин России не отказался от практики использования суррогатов и ввел Казначейские налоговые освобождения (КНО), которые не являлись ценными бумагами и их купля продажа и залог были формально запрещены. Тем не менее продавать КНО приспособились — оформляли договор с предоплатой в виде КНО, а затем его расторгали с возвращением средств. Эмиссия КНО в 1996 году был ограничена 9 трлн. руб., однако большие обьемы недофинансирования и недоимки 1995 года формально позволили обойти эти ограничения, ибо к 1995 году подобных требований предъявить было нельзя. Однако, КНО не погашались в денежной форме и банкам, а также финансовым компаниям, они были не интересны. Мелкие и средние предприятия испытывали большие трудности с оформлением КНО в министерствах и федеральном казначействе, операции с ними сопровождались различными мошенничествами. Только крупные предприятия-монополисты, имеющие влияние в высших кругах, сохраняли интерес к КНО, находясь в отчаянной борьбе между собой за их получение и оформление. Однако летом 1996 года, под давлением МВФ, предъявившего претензии к неденежному пополнению бюджета (по оценкам, с марта по июль более трети налоговых поступлений федерального бюджета пришлось на зачеты по КНО), выдача КНО также была прекращена. В сентябре Минфин России предложил новую схему, так называемого, денежного зачета (ДЗ): банк вьщает недоимщику (поставщику получателя ДЗ) целевой процентный кредит. Недоимщик платит налоги в бюджет. Бюджет

финансирует получателя ДЗ, который и возвращает кредит в банк, тем самым погашая свою задолженность перед недоимщиком. Суть процедуры в том, что при расшивке неплатежей требование МВФ о денежном наполнении казны формально выполнялось, хотя реального прироста денег в бюджете, конечно, не происходило. Нашли способ торговать ДЗ, в форме договора цессии (то есть, переуступки права требования возврата вложенной суммы с уплатой процентов или с дисконтом) с регистрацией в уполномоченном банке. Возникли заботы с проблемами увода дисконта (его величина превышала 35% от номинала ДЗ) из под налогообложения, с обменом ДЗ на банковские векселя, с обеспечением гарантий (время оформления ДЗ оказалось велико — 3-4 недели). Таким образом, реальная экономическая жизнь северного соседа постоянно требовала пусть даже временных схем для снятия острых приступов кризиса неплатежей. К сожалению, в Украине подобная практика поиска дополнительных платежных средств не находила применения, ибо даже первоклассные векселя— векселя банков фактически отсутствовали, возможно из-за вполне определенного негативного отношения к вексельному обороту руководства Нацбанка. Украинские чиновники и стоящие у них за спиной международные финансовые организации полагали, что векселя, которые будут выполнять функции платежных средств, несут в себе опасный инфляционный потенциал. Некоторые надежды возлагали на казначейские векселя, но от их выпуска в 1996 году Казначейство отказалось. Кроме стандартных опасений в провоцировании инфляции, сумма казначейских векселей по международным правилам увеличивает скрытый дефицит бюджета, чего нельзя делать согласно договоренности с МВФ в 1996 году. Не говоря уже о невозможности использования такого инструмента для покрытия денежных выплат населению (долги по зарплате бюджетной сфере составляют львиную часть этих выплат), что указано в положении о выпуске этих бумаг. Казначейство искренне считало, что взаимный зачет являлся более приемлемым механизмом, ибо вексельный зачет потребует дисконтирования долгов и, соответственно, дополнительных затрат в конечном итоге из бюджета. Однако на каком-то этапе взаимный зачет может сжать объем платежных средств в обращении (пока есть обязательсгва, они как бы представляют из себя замороженные платежные средства). Ведь эти долговые обязательства можно купить за какую-то долю их номинальной стоимости и они пополнят рынок капиталов и

могут выступать в виде платежных средств. Вовсе не факт, что их можно без ущерба для экономики взаимно зачеркнуть все подряд. Разве лишь какую-то их часть, которая может слишком уж дестабилизировать рынок.

Ряд экономистов вообще были склонны считать проблему неплатежей в достаточной степени искусственной. Так, например, В. Рябошлык полагал, что « при капитализме отсутствие автоматических кредитов от банковской системы (свойственных социалистической плановой экономике) заставляет предприятия в какой-то мере самим кредитовать друг друга, соглашаясь на существенную задержку оплаты. Это наиболее старинный, наиболее естественный коммерческий кредит. В результате уровень неплатежей при капитализме вдвое-втрое превышает уровень неплатежей при социализме. Рост задолженности, который начался вместе с либерализацией, был нормальным переходным процессом к пропорциям рыночной экономики, который почему-то окрестили кризисом неплатежей». По словам В. Рябошлыка, ся вина имеющегося уровня неплатежей (а точнее части оборотных средств, которая заморожена в отгруженной, но не оплаченной продукции), лишь в том, что «он не вписался в стереотипы и привычки, которые остались от времен советской власти».

Проблемы налогообложения

Налоги и в России и в Украине очень велики. И платить их могут без особого ущерба лишь сверхрентабельные предприятия. Наибольшими возможностями уклониться от налогов обладает непроизводственный сектор. От государства утаивается более половины сделок предприятиями торговли и посреднических услуг. Не отстают от них предприятия, связанные с сельским хозяйством. Наибольший процент утаивания от налогов у организаций, где у руля временщики, и у фирм- однодневок. Государство, состояние которого близко к финансовому банкротству, не получает в значительной степени плановых налоговых отчислений от крупной отечественной промышленности, а заставить полной мерой платить малый и частный бизнес не удается.

Мало того, что предприятия с помощью бартера уходили от значительной части налога, за счет механизма «картотеки» на остальную сумму они фактически получали налоговый кредит. К примеру, если даже у предприятия не было средств на счету , его финансовые службы как ни в чем ни бывало начисляли налоги, подписывали у руководства платежку и несли в банк, где органи-

финансирует получателя ДЗ, который и возвращает кредит в банк, тем самым погашая свою задолженность перед недоимщиком. Суть процедуры в том, что при расшивке неплатежей требование МВФ о денежном наполнении казны формально выполнялось, хотя реального прироста денег в бюджете, конечно, не происходило. Нашли способ торговать ДЗ, в форме договора цессии (то есть, переуступки права требования возврата вложенной суммы с уплатой процентов или с дисконтом) с регистрацией в уполномоченном банке. Возникли заботы с проблемами увода дисконта (его величина превышала 35% от номинала ДЗ) из под налогообложения, с обменом ДЗ на банковские векселя, с обеспечением гарантий (время оформления ДЗ оказалось велико _ 3-4 недели). Таким образом, реальная экономическая жизнь северного соседа постоянно требовала пусть даже временных схем для снятия острых приступов кризиса неплатежей. К сожалению, в Украине подобная практика поиска дополнительных платежных средств не находила применения, ибо даже первоклассные векселя— векселя банков фактически отсутствовали, возможно из-за вполне определенного негативного отношения к вексельному обороту руководства Нацбанка. Украинские чиновники и стоящие у них за спиной международные финансовые организации полагали, что векселя, которые будут выполнять функции платежных средств, несут в себе опасный инфляционный потенциал. Некоторые надежды возлагали на казначейские векселя, но от их выпуска в 1996 году Казначейство отказалось. Кроме стандартных опасений в провоцировании инфляции, сумма казначейских векселей по международным правилам увеличивает скрытый дефицит бюджета, чего нельзя делать согласно договоренности с МВФ в 1996 году. Не говоря уже о невозможности использования такого инструмента для покрытия денежных выплат населению (долги по зарплате бюджетной сфере составляют львиную часть этих выплат), что указано в положении о выпуске этих бумаг. Казначейство искренне считало, что взаимный зачет являлся более приемлемым механизмом, ибо вексельный зачет потребует дисконтирования долгов и, соответственно, дополнительных затрат в конечном итоге из бюджета. Однако на каком-то этапе взаимный зачет может сжать объем платежных средств в обращении (пока есть обязательства, они как бы представляют из себя замороженные платежные средства). Ведь эти долговые обязательства можно купить за какую-то долю их номинальной стоимости и они пополнят рынок капиталов и

Проблемы налогообложения

зация имела счет. Так как денег на счету не было, платежка попадала под сукно— в картотеку и денег с предприятия уже никто не требовал. Это и есть чистой воды налоговый кредит. Пеня (0,3% в день) за просрочку платежа конечно начислялась и тут же отправлялась в картотеку. Интересно, кто из руководителей предприятия в этом случае стал бы беспокоится о налоговых платежах? По словам украинского парламентария С. Терехина, на начало июля 1996 года общая задолженность составляла 4 квдрлн. крб., из которых 1,5 квдрлн. крб. в подтвержденных долгах. Налоговые долги составляли почти 1 квдрлн. крб.1 Без отмены механизма картотеки, без имущественной ответственности по денежным долгам, без введения в практику реально действующего механизма банкротства (что возможно, если предприятия потеряют статус государственных или поддерживаемых государством) эту проблему не решить.

Существует много иных причин налоговых неплатежей частного бизнеса: коррупция чиновников, недостаточный кадровый состав налоговой службы, и самая главная — специалисты в структурах бизнеса, занимающиеся уклонением от налогов, укрывательством масштабов сделок и организацией искусных проводок финансовых средств на голову превосходят по техническим и иным возможностям своих коллег в налоговой службе, куда в свое время, чувствуя будущее теплое место, ринулись малоквалифицированные, но энергичные партийные и советские функционеры с номинальным экономическим образованием. В этой ситуации, ощущая свое бессилие в игре по правилам против ловких предпринимателей и руководителей малого и частного бизнеса, налоговые службы поначалу даже перешли на методы жесткого административно-репрессивного давления, переходящего в мягкие формы террора. Как ранее считали, что любой руководитель в торговле потенциальный нарушитель или даже преступник, так и сейчас каждого предпринимателя и руководителя предприятия полагали наверняка виновным в уклонении от налогов. Проблема была лишь в том, чтобы это доказать, а тут у налоговых горе-инспекторов ничего не получалось. Тогда использовали средства давления: по малейшим незначительным поводам опечатывая офисы, отбирая на неопределенный срок документацию, задерживая людей с применением эффектных устрашающих приемов.

Отдельные чиновники налоговой службы и налоговой поли-

1 см. статью С. Шевченко .Фин.Укр. 30 июля 1996 г.

ции справедливо полагали, что предприниматель скорее признается в некоторых своих прегрешениях, ради собственного спокойствия, а также чтобы не умножать снежным комом нарастающие убытки из-за задержки операций и замораживания деятельности предприятия. Помогал предпринимателям лишь стандартный набор средств: покровители; эффективно работающие юридические отделы, укомплектованные специалистами и людьми со связями; и, в некоторых случаях, подношения.

Справедливости ради надо отметить, что подозрения налоговых чиновников имели основания, и что средства, сравнимые с плановыми суммами отдельных статей государственного бюджета, уходили за рубеж по липовым контрактам, громадные объемы сырья и дефицитных товаров отправлялись на внешний рынок по демпинговым ценам, государственные платежи бюджетным организациям месяцами бродили в недрах банковской системы. Заметим, что если иностранные инвестиции в Украину за последние несколько лет не достигли миллиарда долл. США, то украинскими предпринимателями по официальным каналам инвестировано за рубеж более трех миллиардов долл. США, причем по оценкам властей только 5% дивидендов вернулись в Украину. Правительственной Комиссией по вопросам возвращения валютных ценностей, незаконно находящихся вне ее пределов, в конце 1996 года был подготовлен проект Указа Президента о механизме обязательного возвращения в Украину инвестиций в уставные фонды предприятий, не приносящих дохода.

Однако этот разгул вывоза капитала, финансовых злоупотреблений был бы невозможен, если бы его не питал прежде всего государственный бюджет. Все многочисленные коммерческие структуры (часто негласно созданные по инициативе самих чиновников) получали средства или прямо в виде кредитов или выполняя роль посредников в государственных платежах в соответствии с решениями исполнительной и законодательной властей.

Не так давно в Украине ввели акцизные марки на алкогольные и табачные изделия. Поначалу торговля этими товарами частично была загнана в тень. Следствия: из-за появления элемента риска, контроль над этой теневой торговлей в значительной степени перехватила организованная преступность; товары, которые продавались из-под полы резко упали в качестве (появилось много подделок); налоги, естественно, никто платить не собирался.

Именно так, кстати, произошло в России летом 1995 года,

когда повысили ставки таможенных пошлин на импортное продовольствие. Ожидали повышения цен на продукты до 60%. Однако этого не произошло и вовсе не потому, что спасли запасы на оптовых базах. Официальные власти отнесли этот успех на счет создания ими валютного коридора: дескать, устойчивость рубля помогла импортерам компенсировать уменьшением инфляционных ожиданий потери от роста таможенных пошлин. Реальная ситуация оказалась иной. Рост импорта продовольствия Россией продолжался (что, кстати, подняло цены в Центральной Европе), но ввоз продуктов становился все более контрабандным. Исчезла качественная, но ставшая дорогой продукция, взамен появилась низкосортная по той же цене.

Диктуемые контрабандистами оптовые цены не позволяли легальным импортерам достичь необходимого уровня рентабельности и они начали сворачивать свою деятельность. Единственными возможностями легальным импортерам на рынке стали: дробление крупной компании на мелкие фирмы и связь с контрабандными перевозчиками, а также перерегистрация в каких-либо офшорных зонах. Ужесточение условий для импорта алкоголя и табачных изделий в Украине также сначала создало массу проблем для легальных импортеров: нужно было закупить акцизные марки, которые еще только печатали и немедленно отправить их в страну изготовителя; товары уже привезенные на старых условиях попадали под действие новых указов; деятельность явно становилась невыгодной. Озадаченные импортеры предрекали полное прекращение легального импорта и тем самым падение поступлений в бюджет от акцизных сборов, таможенных пошлин и НДС по подакцизным товарам. К сожалению их прогноз оказался в какой-то степени верным, по крайней мере, на протяжении первых двух месяцев 1996 года. Теневая торговля процветала — конкуренты у нее исчезли. А пока не включился механизм реальных и работающих санкций против нарушителей, то ситуация не изменится — теневая торговля будет травить свой народ низкопробными алкогольными и табачными имитаторами. Сделаем несколько замечаний о налоге на добавленную стоимость. Налог на добавленную стоимость (НДС) — налог специфический. С одной стороны этот налог практически сразу поступает в бюджет, что весьма привлекательно для государства. С другой — он ограничивает потребление, ибо НДС платит потребитель. А если этот потребитель становится производителем, то он получает компенсацию, перекладывая эти затраты на покупателя его конечной продукции.

Понятно, что НДС — это налог для интенсивно развивающегося хозяйства для сдерживания потребления, где нет проблем с реализацией товарной продукции. Исторически этот налог был введен недавно, в 50 годы Францией и к началу 90-х действовал уже в четырех десятках стран. В условиях реформируемых экономик, где есть множество проблем с реализацией конечного продукта из-за падения покупательной способности (как, впрочем, и для развитых стран в случае кризиса перепроизводства), этот налог платят по всей производственной цепочке, перекладывая его сумму на конечного производителя, который не получает компенсацию от покупателя, ибо его, покупателя, попросту нет. Понятно, что это обстоятельство осложняет положение конечных производителей и реализаторов продукции. Еще хуже обстоит дело у производителей скоропортящихся продуктов, например, в сельском хозяйстве.

Поэтому, вопросы введения льгот и компенсаций при сборе НДС для реформируемых экономик весьма актуальны и требуют доработки. Не только отсутствие законодательного обеспечения деятельности по сбору налогов, но и поспешность и некомпетентность чиновников создают проблемы, разрешение которых оказывается затруднительным. Например, ранее налоговая инспекция России постановила не облагать НДС валютные операции «совершенные банком от своего имени и за свой счет». Но часто средства находятся на одном счете и применить к ним разные принципы налогообложения затруднительно. Ситуация усложнялась тем, что ЦБР решил отказаться с лета 1996 года от установления индивидуальных лимитов открытой валютной позиции (теперь последняя равна 30% от собственных средств, а по одной валюте не более 15%), что оживит валютные операции. Проблема в том, что действия чиновников были не согласованы с ЦБР, что и привело к затруднениям практического исполнения такого решения налоговой службы. Это вынуждало обсуждать позиции налоговой инспекции, банкиров и Центрального банка в администрации Президента или в Верховном Совете.

Другой совершенно замечательный ход чиновников — налоговое ограничение расходов компаний на оплату труда сотрудников. Социалистическое происхождение и недальновидность чиновников проявились не только в том, что они уверены — неразумные люди не будут вкладывать деньги в развитие производства, а будут тратить, потому им надо указать.

С людей, как они уже поняли, нельзя снять квазиналоги —

взносы во внебюджетные фонды, поэтому надо забрать эти деньги раньше — прямо у предприятия.

Кроме того, среди государственных чиновников почему-то бытует мнение, что если много платить служащим, то это приведет к инфляции. Однако, если люди заработали, Нацбанк не допускает необеспеченной эмиссии, то эти деньги не инфляционные. Раньше, для стабилизации цен контролировали наличные деньги в обращении, тем более, что это было нетрудно — все выплаты шли через отделения Госбанка или его спецбанков. Когда за дело взялись комсомольцы и организовали перевод безналичных денег в наличные в своих комсомольских посреднических фирмах, это сразу увеличило инфляцию, ибо она была и при социализме, но значительно более скромная, чем после начала перестройки. Сейчас по привычке, процесс обхода выше указанного налога также склонны называть «обналичиванием». В действительности заключаются с т.н. «обналичивающими» фирмами (быстро возникающими и также быстро исчезающими) какой-нибудь фиктивный договор, переводят деньги, а затраты относят на себестоимость. Выплаченные средства за вычетом существенно меньшего процента и некоторых «комиссионных» согласно джентльменскому уговору возвращаются назад к источнику в виде наличных денег. Что несколько увеличивает доходы «предприимчивых» руководителей и (если последние захотят поделиться) их подчиненных.

Понятно, что снижение налогов могло оказаться полезным не только для развития производственных мощностей, но и способно было снизить цены. Так, например, принятый закон 7 марта 1996 года «о внесении изменений в закон РФ «Об акцизах» (последний был принят в 1994 году и поднял акцизный налог до 40%) снизил для пивоваренной промышленности ставку налога до 15%, что дало возможность одному из лучших российских предприятий отрасли омскому «Росару» объявить о снижении цен на 10%.

По мнению В. Рябошлыка, на которого мы уже ссылались в предыдущем разделе, фактическое налоговое бремя выделяется в следующие две группы. Так, например, «на первое полугодие 1995 года величина явного налогового давления достигала 80%. Что туда входило? Официальная цифра налогообложения в Украине была около 50%, что формально соответствовало мировой практике, остальные 30% набегали за счет платежей в фонд занятости, в другие фонды, на обслуживание дорог общего пользования и т.д.

Причем, все эти 30% в официальной статистике не считались налогами (т.е. были квазиналогами), а предприятия их, естественно, воспринимали как налоги.

Абсолютная ликвидность предприятий (т.е. часть всех долгов, которые можно немедленно погасить за счет имеющихся в распоряжении денежных средств) в рыночной экономике в среднем не должна падать ниже 30%. Однако в Украине этот показатель на этот период был около пяти процентов и имел явную тенденцию к уменьшению. Это было формальным подтверждением неплатежеспособности и массового фактического банкротства предприятий. Для определения первопричин этого явления был сделан следующий простой расчет. Средний остаток денежных средств по группе из 500 промышленных предприятий, в первом полугодии 1995 года составлял 2,8 триллиона крб., абсолютная ликвидность — 5,3%, сумма налоговых платежей, изъятых у предприятий по всем линиям за полгода — 38,8 трлн. крб. Для доведения платежеспособности хотя бы до уровня 30%, денежные средства надо было бы увеличить в 5-6 раз (на 13 трлн. крб. ). Для этого бюджетные платежи достаточно было уменьшить лишь на треть, или, что то же самое, часть чистого продукта который изымался, снизить с 80% до 54% и довести налоговое давление до умеренного уровня. Получилось, таким образом, что деньги для расчетов (т.е. оборотные средства) у предприятий отобрала держава».

Понятно, что предприятия старались укрыть хотя бы часть средств от налоговой службы. Переход на метод начислений в бухгалтерской отчетности, когда весь вывезенный товар показывается как реализованный (именно такова практика в странах с развитой рыночной экономикой), позволил бы прекратить массовые уклонения предприятий от налогов из-за повсеместного применения ими бартерных операций. Именно так и было задумано законодателями в Законе «О налогообложении прибыли». Но определение поступлений за товар по кассовой выручке дает меньший уровень налоговых выплат, чем при использовании метода начислений. И тем не менее, налоговый пресс и в этих условиях невыносимо тяжел (в значительной степени из-за высокого инфляционного налога, низкого спроса и больших сроков реализации), поэтому действие упомянутого Закона в этом направлении было фактически приостановлено. Теперь взглянем на проблемы налогообложения чуть шире. В каждой стране, для поддержания социальной и технической среды обитания населения, надо привлекать средства физических и юридических лиц без

особого на то их желания. Государство ставит налоговые сети на пути денежных потоков и требует регулярных выплат за гарантию прав собственности. Центральная власть старается контролировать не подверженные сильным изменениям и наиболее значительные налоговые поступления. В федерациях сбор федеральных и местных налогов в заметной степени происходит отдельно, а средства от сбора основных налогов распределяются в определенных пропорциях. В унитарных странах обычно все налоги собирает и затем распределяет центральная власть. В Германии в федеральном бюджете, бюджете земли и местном бюджете основные налоги (индивидуальный подоходный, налог на прибыль

— корпорационный и НДС, то есть 75% всех налоговых

поступлений), составляют соответственно 75%, 87% и 41%. Так,

федеральные власти отбирают 42,5% суммы подоходного налога,

половину налога на прибыль и 65% НДС. Соответственно, земли

оставляют себе столько же средств, поступающих от сбора

подоходного налога и налога на прибыль, и 35% НДС. Отметим,

что в Украине соотношение расходов центральных и местных

властей в 1994 году было 3:1, а в 1996 году уже 4:1і.

Тенденции сокращения доли местных налогов в общем объеме налогообложения уже преодолены, о чем свидетельствуют положения Европейской хартии местного самоуправления 1985 года. Усиление позиций местной власти невозможно без роста ее финансовой самостоятельности. Наибольшие достижения здесь тоже у федераций. В США основные региональные налоговые поступления в бюджет штатов — взносы по соцстрахованию, налог с продаж, подоходный налог и индивидуальные акцизы (более 70% всех поступлений), а в местные бюджеты 76% собственных поступлений обеспечивает местный поимущественный налог. Местные власти за счет собственных налоговых поступлений покрывают до половины своих расходов (местные налоги в общей сумме доходной части местных бюджетов достигают в США — 58%, Японии — 55%, Франции — 48%, Германии

— 40% и Англии — 38%). В Украине же худосочные местные

налоги фактически не играют заметной роли в финансировании

местных бюджетов. Может поэтому украинские региональные

руководители даже не стараются наладить эффективный сбор

местных налогов и сборов.

1 см. В.Мельниченко, Л. Присяжная. Финансовая Украина. 24 декабря 1996 г.

Трудности становления малого бизнеса

Большинство малых предприятий негосударственного сектора, как правило, использовали материалы, сырье, ресурсы и полуфабрикаты, производимые на госпредприятиях и выделяемые последними по фактически сниженным ценам и на льготных условиях. Для этого удобны были бартер, разные формы помощи, продажа товаров и комплектующих под разными предлогами по себестоимости (или даже ниже себестоимости), и т.д. Обычно эта деятельность находилась вне поля зрения трудового коллектива госпредприятий и общественности и направлялась руководством госпредприятий. Часто госпредприятия поставляли сырье в форме отходов основного производства. Эти отходы ранее по какой-либо причине не использовались вовсе или использовались совершенно неэффективно. В этом случае особых напряжений в отношениях между руководством и трудовым коллективом госпредприятия не возникало, хотя в среде трудящихся и бродили слухи о неофициальных доходах начальства. Во всех остальных обсуждаемых выше вариантах партнерства малых приватных структур с госпредприятиями за счет последних, раздражение и протест рядовых членов коллектива госпредприятий проявлялись в саботаже, пьянстве на рабочих местах и в массовом воровстве, причем если даже не было продукции из-за паралича производства, то растаскивали узлы и части оборудования. За небольшим исключением подобные экономические отношения между госпредприятиями и частным бизнесом приводили только к росту издержек госсектора. Но нельзя не учитывать, что, вообще говоря, взаимодействие между частным и государственным секгорами экономики в конечном итоге должно оказаться взаимовыгодным и в перспективе преимущественная «перекачка» доходов в частный сектор будет уменьшаться с ростом последнего. Малые предприятия частного бизнеса в условиях мощного налогового пресса и множества ограничений законодательного и административного характера, поначалу вынуждены были скрывать часть своих доходов. Понятно, что обучившись это делать в сравнительно небольших объемах, развивающиеся частные фирмы входили во вкус и скрывали свои доходы уже в больших масштабах. Кроме того, для развития этим фирмам нужны были средства и они могли быть привлечены двумя способами. Первый — это эмиссия новых акций или расширение состава пайщиков. Однако часто объемы необходимых для развития средств оказались столь велики, что намного превосходили начальный уставной фонд и при их офици-

альном внесении в уставной фонд привлекли бы внимание властей и других заинтересованных лиц. Кроме этого, подобная процедура растворяла бы капитал, уменьшая долю первоначальных учредителей. Поэтому более предпочтительным считался второй способ, когда средства вносились без отражения в официальных документах. Поэтому фактическая стоимость большей части предприятий частного бизнеса оказалась намного выше показанной в официальных балансах. Однако теперь при выходе из состава акционеров стали возникать проблемы с компенсацией потерь, ибо формальные выплаты соответствующей части уставного фонда уже не удовлетворяли покидающих фирму, добровольно или не вполне добровольно, юридических и физических лиц. Другая проблема состояла в необходимости проведения двойной бухгалтерии, которая учитывала распределение доходов неофициального- теневого характера и подобных вложений в развитие. Понятно, что эти данные составляли коммерческую тайну, ибо вызывали болезненный интерес не только госструктур. Наличие большой массы средств, не зафиксированных официальной статистикой и укрытой от налогов, привлекало преступный мир. Ибо если отнять эти деньги у предпринимателей, то можно было с большой степенью вероятности предположить, что последние к официальным властям с жалобами не станут обращаться, ибо надо будет отвечать на вопросы о происхождении этих средств. Произвол по отношению к предпринимателям с теневыми доходами породил необходимость в охранных структурах. При этом часть групп рекетиров быстро сообразила, что куда более выгоднее и безопаснее заниматься охраной, чем рекетом. На первый взгляд эти виды деятельности весьма близки, но надо осознавать, что предприниматели часто оказывались в в положении, когда они сами были заинтересованы в охране и искали контактов с подобными часто неофициальными охранными структурами. В целом, охранные структуры, существующие за счет теневых доходов охраняемых предприятий, значительно увеличивали затраты малого бизнеса, что часто являлось мотивом для отказа от теневой деятельности. Видимо, такую возможность предпринимателям дал принятый в 1996 году Указ Президента Украины «О мерах по реформированию налоговой политики», где предусмотрено уменьшение сумм налоговых отчислений до 45% доходов предприятия. Существовали определенные трудности с формированием свода правил, регулирующих споры и разрешающих конфликты в среде теневиков. Здесь не малую роль играла реальная сила охранных

структур,Tiv г>т'осительный вес в среде подобных неофициальных или полуофициальных образований. Но, тем не менее, возникали неформальные ассоциации таких охранных организаций, обеспечивающие их взаимодействие в случае конфликтов, выходящих за рамки одного предприятия. Необходимость привлечения значительных средств в развитие предприятий, объемы которых нежелательно было показывать официальным властям (ибо это могло привлечь внимание и к другим сторонам деятельности предприятий с теневыми доходами— ведь согласно официальной версии эти предприятия едва сводили концы с концами), приводило к появлению рынка неофициальных кредитов. Таким образом, с ростом объемов теневых операций рос и укреплялся теневой денежно- валютный кредитный рынок. Кстати проблемами неплатежей там занимались упоминаемые выше охранные структуры. Принятие теневым рынком правил, характерных для преступного мира и, особенно, проникновение в состав акционеров представителей этого самого мира, приводило к ужесточению взаимоотношений между предпринимателями. В последних случаях нередко возникали ситуации, когда бесцеремонно удалялись из состава акционеров неспособные к отпору и сопротивлению физические и даже юридические лица, причем часто без какой-либо компенсации. Поводом для подобных действий часто служили надуманные предлоги и наветы, а основанием — правила, свойственные преступному миру. Подобная неосторожность предпринимателей, допустивших в состав учредителей или отдавших заметную долю акций представителям коррумпированных силовых структур и представителям преступного мира, как правило, приводила к разрушению климата доверия, необходимого для нормальной работы предприятия. Последствия таких действий обычно оказывались весьма неутешительными. В заключении раздела приведем результаты опроса местных бизнесменов- директоров СП и МП, который провели И.Виров и А. Редько и материалы которого опубликованы в обзоре Ю. Зущика1.

Авторы выделили следующие ориентации, присущие бизнесменам Украины: 1) отсутствие законопослушности... 2) отрицание честного бизнеса...3) «призрак зажиточности». Основными статьями расходов бизнесменов были затраты на иностранный автомобиль, оборудование офиса... 4) личные интересы бизнесменов абсолютно доминируют не только над общественными, но даже над коллективными, что способствует дестабилизации рабочего

1 Финансовая Украина, 24 сент. 1996 г.

коллектива... Каждый второй руководитель и его заместители дистанцируются от рядового персонала. Каждый из руководителей и исполнителей в коммерческих предприятиях желает заработать свои личные «комиссионные» с соглашений в обход фирмы.

Социальная опасность теневой экономики

В условиях тотального проникновения теневых операций (и сопутствующих этим операциям отношений среди физических и юридических лиц) в экономическую и социальную жизнь общества, растет понимание того, что новые проблемы куда серьезней старых. Во-первых, в этом случае формируется особая среда в которую субъектам хозяйствования и физическим лицам легко попасть и из которой затем им трудно выбраться. Действительно, наличие теневых операций ставит предпринимателя и его фирму или предприятие вне закона, т.е. обращаться к властям становится или очень сложно или вообще невозможно. Поневоле приходится принимать правила игры организованной преступности. Нарушение этих правил весьма опасно. Правда, так как эти правила плохо известны и легко видоизменяются в зависимости от географии и других факторов, то угадать правильную линию поведения в конфликтных ситуациях теневику всё равно весьма трудно. Кроме того, врастая в преступный мир, теневая структура входит во всё большее противоречие с законом, что приводит к росту количества новых для неё проблем, создаваемых властями. Это еще больше увеличивает изоляцию этой структуры и людей в ней от здоровой части общества. Во- вторых, происходят необратимые изменения в социальной психологии: формируются новые уродливые приоритеты в умах населения. Проследим, как это происходит. Наличие у теневиков средств, их непотопляемость, реабилитация их в общественном мнении (дескать, куда людям деваться, если именно государство загоняет бизнес в тень, да и само не отвечает по своим обязательствам) создает привлекательный образ теневика в общественном сознании. Молодые люди стремятся стать такими же, общественность склонна помогать теневикам, укрывает их от глаз правоохранительных органов, покрывает их преступления экономического характера. Становится более привлекательным образ боевика-»охранника», так называемых, охранных структур, ибо он теперь представляется защитником бизнесменов от плохих людей, которых в обществе становится все больше, ибо смелеют те, кто раньше скрывал агрессию и жадность, опасаясь общественного мнения, отпора

населения и действий правоохранительных органов. Да и другие охранные структуры не прочь поживиться за счет предпринимателей, за спиной которых никто не стоит. Преступный мир становится все более нужным, ибо все споры, предметом которых являются теневые деньги, не только по актам откровенного произвола, но и по коммерческим операциям переходят к различного рода третейским судам, где основными фигурами являются авторитеты преступного мира. Резкий рост заказных убийств крупных бизнесменов и банкиров в 1995 году в России ознаменовал новый этап «развития» теневого криминального рынка. То, что рост подобных преступлений начался в таких масштабах в России, свидетельствовало лишь о более быстром созревании нарыва в этой стране. Однако очень быстро, уже на следующий год, волна террористических актов прокатилась по Украине, которая традиционно отстает от своего северного соседа и столь же традиционно копирует все не самое лучшее. Причинами резкого роста преступлений, жертвами которых стали крупные предприниматели , банкиры и даже чиновники, было, конечно, резкое падение теневых сверхдоходов мощных промышленных и финансовых структур из-за ужесточения внутренней государственной политики, из-за приближения внутренних и внешних цен (что усугублялось искусственным сдерживанием курса внутренней валюты, несмотря на значительные темпы инфляции), а также откровенной протекционистской политики зарубежных стран, выступивших единым фронтом против расширяющейся экспансии российских и, в какой-то степени, украинских товаров. Легко сообразить, что один из самых эффективных способов поправить свои дела в мире, который следует закону джунглей, — это отнять деньги у своего непосредственного партнера. Для этого всегда найдутся небескорыстные помощники, не очень считающиеся с законом. Если и у обиженного партнера найдутся подобные помощники, то можно ожидать всего, вплоть до стрельбы. Кроме того, нельзя не учитывать роста аппетитов, выросших на ограблении собственной нации, полутеневых промышленных и банковских гигантов, относительный вес каждого из которых постоянно менялся в этом изменчивом постсоциалистическом рае для теневиков. Менялся их относительный вес, менялись их возможности и изменялись их претензии. Последнее приводило к обострению борьбы за рынки сбыта, за источники сырья и за влияние на властные структуры уже между разными промышленно-финан-

совыми группами. Велико было искушение решить свои проблемы методами запугивания конкурентов. А дабы не повадно было сопротивляться нажиму, следовало с помощью жестоких актов насилия, широко освещаемых простодушной прессой, отбить у конкурентов желание спорить и возражать. Неужели наши соотечественники, сколотившие правдами и неправдами свои состояния, не осознавали, что если не подавить нарастающую волну организованной преступности, то очень скоро их деньги и имущество перейдут в другие, более цепкие руки?

Задавая себе этот вопрос, ряд обозревателей искренне полагал, что мощные теневые монопольные структуры добровольно перейдут в цивилизованные рамки формальной законопослушной экономики. Приведем мнение автора книги «Теневая экономика: теоретические основы исследований» А. Турчинова1:

«В условиях тотальной теневизации как на теневых, так и на официальных рынках преобладают административно-экономические группы (АЭГ). Данные группы объединяют государственных чиновников, экономические структуры, которые работают на льготных условиях, и криминальных преступников, решающих некоторые вопросы не экономическим путем. Для АЭГ, которая работает как в официальном, так и в криминальном варианте, единственной гарантией безопасности является монополия. На криминальных рынках не бывает экономической конкуренции... и борьба за рынки сбыта там ведется другими методами. Но чтобы установить экономическую монополию, нужна политическая монополия. И именно борьба этих АЭГ и влияет на все экономические и политические процессы, которые происходят в Украине... Возможно, что одна из АЭГ установит диктат и проведет силовую детеневизацию экономики... Группа, которая привела в Чили Пиночета к власти, решила пойти путем легализации экономики, так как тотальный уровень теневизации является небезопасным для всех «нелегалов»: как для слабых, так и для сильных. Поэтому тут совпадают интересы и теневых структур, и рядовых плательщиков налогов, которые хотят покоя и нормальных условий жизни...» Сделаем одно замечание: если диагноз поразившей общество болезни правдоподобен, то предлагаемый выход из состояния тотальной теневой экономической жизни весьма проблематичен. Для этого должен быть выполнен ряд внутренних и внешних условий, у исполнителей должны быть развязаны руки для применения насилия и они (исполнители) должны получить

Финансовая Украина, 17 сент. 1996 г .

достаточную материальную, военную и политическую поддержку. Чили была слишком одиозной — с ней можно было не церемониться. Рядом с неправильной Чили оставалось множество более респектабельных стран, которые тем не менее были поражены именно такой болезнью — у них была тотальная теневая экономика, — и с этим и не хотели, да и не могли ничего сделать ни мощные демократии, ни собственные жители. Действительно, разрастающаяся теневая экономика позволяет преступному миру проникнуть во все большую область экономической и социальной жизни общества. Само удручающее, как считают многие политологи, в том, что вернуть общество серьезно пораженное метастазами симбиоза теневой экономики и организованной преступности к нормальной цивилизованной и законопослушной жизни можно будет только радикальным путем. Ибо объединенные силы теневиков и преступного мира будут яростно сопротивляться. Ими для этого будут использоваться все возможности, включая незаконные вооруженные формирования. Нельзя сбрасывать со счета срастание неустойчивой части правоохранительной системы и коррумпированных чиновников с состоявшимся союзом теневиков и преступных структур. Нетрудно сообразить на чьей стороне фактически будут коррумпированные чиновники, в случае объявления государством войны экономической преступности. Саботаж в коридорах власти и кабинетах правоохранительных органов вполне может свести на нет все усилия по наведению порядка в стране. Таким образом, для кардинального излечения от злокачественного образования — криминализированной теневой экономики, — может понадобиться какая-то новая сила, причем сила нешуточная. Легко вообразить, что этой силой могут оказаться организованные люмпенизированные массы озлобленных и голодных людей. Нужна лишь незатейливая объединяющая идея и лидеры, которые сумеют организовать эти готовые к бунту массы. Идея может быть фашистская или коммунистическая. Нельзя обольщаться, прививки, которые были сделаны цивилизации режимами подобными режимам Гитлера или Сталина, действуют ограниченное время. Вполне может быть, что новое поколение не пожелает учесть исторический опыт при выборе социальных приоритетов. Мало нам было пролитой крови в этом веке. Таким образом, неразумная и потому преступная экономическая политика неискушенных руководителей государств с переходной экономикой, которая приводила к расцвету теневого сектора потенциально была чрезвычайно опас-

ной. Ибо теневая экономика создавала собственную инфраструктуру, которая содержалась за счет сверхдоходов и за счет утаивания налогов определенных групп предприятий. Вскоре эта раковая опухоль криминализированного теневого бизнеса могла бы поразить не только систему управления здорового сектора экономики, срастаясь с ним подобно сиамским близнецам, но и политическую структуру общества. Прецеденты уже были известны истории, причем последний пример в южном регионе России должен оставаться постоянным предупреждением для людей, которые, не обладая навыками и опытом, безрассудно берут на себя смелость принятия государственных решений в области экономической политики. Руководство стран, вступивших на путь реформ, должно было вовремя спохватиться и не дать метастазам теневой экономики, попавшей под контроль организованной преступности, поразить все общество.

Динамика макроэкономических показателей

Либерализация цен, наступившая в 1992 году привела к значительному росту цен (в среднем почти в 21 раз за 1992 год), однако ничего неожиданного в этом не было. Подобное явление, правда в меньших масштабах, наблюдалось во всех постсоциалистических странах, где был совершен переход от государственного регулирования цен к свободному ценообразованию. Резкий дисбаланс цен, накопившийся за много лет плановой экономики, привел к серьезным напряжениям, которые будучи освобождены от плена начали выправляться взрывным образом. Маятники, показывающие отклонения реальных цен от равновесных значений, сдвинутые в крайние положения социалистическим укладом хозяйства, резко качнулись в другую сторону, пройдя точки равновесия и беспорядочно заметались.

Механизмы ценообразования бирж еще не работали и началась вакханалия ценового произвола в условиях фактически неограниченного эмиссионного кредитования. Следствиями этих процессов стали гиперинфляция и резкое падение курсов и рубля, и карбованца.

Следует однако отметить, что падение реального курса рубля началось намного раньше. Так, например, правительство Рыжкова в 1988 году ослабило контроль за объемами выплат по зарплате («либерализация» зарплат). Известно, что через два года средняя зарплата выросла более чем вдвое. Рост цен поотстал и в стране

усилился товарный дефицит. В конечном итоге индекс потребительских цен в 1991 году увеличился также более чем в два раза. Понятно, что реальная стоимость денежных вкладов населения, вложенных до 1988 года упала в 1991 году в такое же количество раз. Но множество людей вложило деньги именно в этот период оживления экономики и для них отчет начался с 1992 года. Ясно, что введение эфсрективного сопротивления ценовым броскам со стороны правительства позволило бы уменьшить амплитуды ценовых колебаний относительно растущего равновесного их уровня, да и рост равновесных цен, инициируемый этими колебаниями, существенно бы замедлился. Но опыт других стран ничему не научил постсоветских руководителей, которые традиционно долго упрямо сопротивляются изменениям, а потом безоглядно кидаются догонять ушедший поезд.

Внешние шоки

Гиперинфляционные всплески уровня цен наблюдались в разные периоды 1992-1993 годов, однако наиболее беспрецедентными для мирного времени они были в 1993 году. Из-за резкого повышения цен на российские энергоносители, Украина получила основной прирост своего внешнего долга. Переход к мировым ценам дал преимущества экспортерам сырья и энергоносителей из бывших соцстран и республик СССР (в частности, России, Туркменистану и Казахстану), так как прежде существовавшие цены были заметно ниже мировых, в то время как качество товара и условия поставок незначительно отличались от принятых в мировой торговле.

Экспорт продовольствия и оборудования из бывших соцстран и республик СССР из-за низких мировых цен с одной стороны и из-за известной неконкурентноспособности товаров с другой, не давал особых преимуществ при выходе на мировые рынки. По оценкам американских экономистов (К. Шенгома и Д. Маккар-ти), в связи с переходом бывших республик СССР к торговле по мировым ценам, убытки Украины составили около 6,4% ВВП за год. Возможно цифры эти не учитывают все виды потерь и убытков, но свидетельствуют о значительной величине внешних шоков, а также о том, что масштабы шоков известны специалистам и общественности Запада. Поучительно проследить как формировался внешний долг Украины.

История внешнего долга Украины

Сначала, после так азываемого «нулевого варианта», когда (навязанный жесткой позицией экспортеров энергоносителей, по существу поставлявших последние в кредит) отказ от своей доли богатства (и активов за рубежом) СССР (около 16%) компенсировался списыванием украинской части внешнего долга СССР (более 16 млрд. долл. США), внешних обязательств Украина не имела.

Внешний долг начал расти после того, как в рамках взаимозачета предприятий России и Украины, украинское правительство взяло на себя обязательства своих предприятий (кстати, Россия благоразумно отказалась нести ответственность за долги собственных организаций). Рост внешнего долга продолжился, когда в первом полугодии 1995 года Россия подняла цены на энергоносители и путем согласования с правительством Украины была введена система так называемых клиринговых расчетов: нефть и газ России по ценам 60-80% от мировых, а встречная продукция из Украины по ценам 10-20% от мирового уровня. Причем, в рамках государственных заказов, т.е. предприятия Украины обязаны были поставлять продукцию по ценам, спущенным сверху.

Понятно, что компенсировать объемы российского экспорта нужно было значительно большими объемами украинского. Это оказалось невозможно ввиду падения украинского производства, на что, видимо, не рассчитывало правительство, а также по каким-то иным ошибкам в расчетах. Аналогично развивались события с Туркменистаном. В этих просчетах одни склонны видеть умысел и коррупцию в высших эшелонах власти, другие элементарную некомпетентность.

Однако к середине 1996 года больше половины внешнего долга Украины составляли обязательства перед странами СНГ (в основном России и Туркменистана) и значительные средства задолжали Германии. Долги другим странам по своему объему существенно меньше. На начало 1995 года, по данным Министерства экономики, внешний долг составлял 4,8 млрд. долл. США, а к середине 1996 года внешняя задолженность Украины составила 8,8 млрд. долл. США. Общая сумма долговых обязательств перед Россией достигла 5 млрд. долл. США. Это — поставки газа в 1994 году (1,4 млрд. долл. США), проценты по долгам за поставки газа 1993 году, долги «Росконтракту» за поставки в 1993 году 209,3 тыс. тонн нефти (116 млн. долл.США), за поставки продукции в 1993

году (223 млн. долл. США). Бюджет в 1996 году предусматривал расходы по обслуживанию внешнего долга в сумме 275,9 трлн. крб. (по прогнозному курсу 1226,1 млн. долл. США), причем 1005,6 млн. долл. — на погашение долгов странам СНГ, 105.8 млн. долл. — США, Германии и Франции, 57,9 млн. долл. — на оплату процентов, 56,8 млн. долл. США — на обеспечение гарантийных обязательств правительства.

Добавим сюда еще запланированное покрытие части будущего бюджетного дефицита 1996 года из внешних источников —за счет кредита Мирового банка — 112,5 трлн. крб., за счет кредита ЕС — 58,5 трлн. крб. и за счет кредита Эксимбанка Японии — 33,5 трлн. крб. Особо отметим, что за 1995-1996 год правительство позволило резко подрасти объему внутреннего долга. К середине 1996 года бюджет «недобрал» около 350-360 трлн. крб. (к началу 1996 г. из-за того, что бюджет предыдущего года был выполнен не более чем на 85%, образовался дефицит около 150 трл.крб.) и погашение накопившихся бюджетных обязательств в течении 1996 года стало неподъемным для украинской экономики.

Экономические явления с определенной политической подоплекой породили сильные центробежные силы в странах бывшего СССР и, в особенности, в Украине. Можно согласиться в какой-то мере с мнением И.Джабраилова, относительно неэффективности восстановления былых хозяйственных связей между предприятиями в различных странах бывшего СССР: так как ранее в основе их взаимодействия лежали волевые решения плановых органов, и не проводились детальные экономические сравнения затрат всех альтернативных вариантов, привязанных к мировым стандартам и ценам, то проку от восстановления подобных связей на прежней основе будет мало. Высказывается опасение, что восстановление связей породит новый источник инфляции и станет каналом перекачки прибыли из одной страны в другую.

Хотя, с другой стороны, новая экономическая ситуация заставит строить взаимоотношения негосударственных субі>ектов иначе и они не станут действовать себе в убыток, а скорее найдут иные сценарии. Так что восстановление делового сотрудничества между бывшими партнерами наверняка окажется взаимовыгодным, конечно, при доброй воле законодательной и исполнительной властей новообразованных держав.

Гиперинфляция в Украине

Внешние шоки и распад внешнеэкономических связей резко увеличили разрыв между расходами и доходами. Кроме того, отпустив цены, государство позволило предприятиям формировать их самостоятельно методами калькуляции (когда цена равна себестоимости плюс норматив рентабельности) и, естественно, производственники немедленно воспользовались представленными возможностями. Оставленная фактически без изменений социалистическая практика кредитования предприятий под обь-емы реализованной продукции с постоянно растущими ценами привела к быстрому росту денежной массы в обращении, что. как известно, порождает адекватную инфляцию. Цепная реакция роста цен (рост цен на одни товары приводил к росту цен на ряд других) при неограниченном и дешевом кредитовании бывшими государственными спецбанками (которые фактически занимались кредитной эмиссией с конца 1991 вплоть до последнего квартала 1993 года) и породили такой высокий уровень инфляции 1993 года.

Действительно, среднемесячная инфляция в 1993 году по некоторым оценкам составила 47%, причем, по оценкам, 35,7% — это вклад роста денежной массы (8,5% — из-за увеличения скорости обращения денег и 2,8% — следствие падения производства). Продолжение инфляции определялось непрерывными кредитными эмиссиями, не подкрепленными никакими дополнительными товарными или валютными ценностями. Расходы оплачивались сегодня, чтобы завтра столкнуться с еще большими расходами в номинальном исчислении. Главными причинами непомерных расходов бюджета были и являются необходимость выделять субсидии сельскому хозяйству, госпредприятиям, а также множество других потребностей. Проблема не в том чтобы отказаться от поддержки отраслей, ведомств и предприятий, а в том, что с одной стороны — они высокозатратные и активно сопротивляются болезненным структурным преобразованиям, а с другой стороны — не поддерживать их совсем нельзя, — от них зависит жизнеобеспечение народа и существование государства.

В России раньше отдали коммерческим структурам многие сегменты рынка, чем в Украине. А это приводит не только к уменьшению уровня коррупции и экономии государственных ресурсов, но и к лучшему обеспечению конечных потребителей. Вспомним трудности «общения» РАО «Газпром» с «Укргазпро-мом» и «Укргазом». Передача же снабжения нефтепродуктами в

Украине негосударственным организациям ликвидировала дефицит и очереди на бензоколонках, а также стабилизировала цены.

После поступления новых порций денег в народное хозяйство, вследствие действия денежного мультипликатора, их масса умножается и раскручивает инфляцию. Во время инфляции (а тем более гиперинфляции) кредитор вьщавший кредит под заведомо отрицательную реальную процентную ставку всегда теряет свои деньги. Взявший в долг на этих условиях и возвративший затем обесцененные деньги всегда выигрывает. Государство, чтобы оплатить свои расходы брало в долг под символический процент у Нацбанка, банки и предприятия задерживая выплаты клиентам и зарплаты трудящимся, фактически брали у них в долг вообще без процентов.

Предприятия поднимали цены на товары и услуги, зная о потерях из-за каждого дня задержки оплаты. Всякий, кто просто задерживал у себя деньги, фактически платил так называемый «инфляционный налог», т.е. ту разницу реальной их стоимости, набежавшую за период задержки. Итак, внешние шоки, либерализация цен, разрыв налаженных связей спровоцировали сильный рост издержек в производстве товаров и услуг. Возникшую инфляцию можно было назвать инфляцией издержек (инфляцией предложения). В отсутствие роста денежной массы инфляция предложения приводит к спаду производства, при этом падает спрос, а цены стабилизируются на некотором более высоком уровне. В результате мы получили бы равновесие с меньшим уровнем производства и с меньшей занятостью, но с подросшими ценами.

Если же пытаться сохранить те же уровни производства и занятости, то в условиях инфляции предприятиям нужно было постоянно увеличивать объем заработной платы и оплачивать поставки, чаще всего в долг, отчего росли неплатежи. Государство в свою очередь пытаясь спасти предприятия, вынуждено было давать эмиссионные кредиты и поднимать цены. Оживление спроса из-за роста денежных вливаний сдерживало спад производства и уменьшение занятости, однако теперь к инфляции издержек (предложения) добавилась инфляция спроса. В этом случае инфляция обычно превращается в гиперинфляцию. Это, собственно, и наблюдалось в 1993 году.

Жесткая налоговая система, внедренная в 1993 году «вытолкнула» частный бизнес в «тень». В этом секторе рынка стали преобладать валютно-бартерные операции. Так называемые, го-

сударственные и арендные предприятия также предпочитали бартер, позволяющий скрыть реальный объем сделок.

В 1992-1993 годах наблюдался расцвет бартерной торговли. По оценкам Всемирной Торговой Организации, ОЭСР и журнала «Экономист», различные формы бартерных сделок составили как минимум треть от всей торговли бывших соцстран. Но что делать, если Украине и ряду других стран было практически невозможно покупать энергоносители на мировом рынке, ибо не хватало на эти цели валюты. Россия и Туркмения вошли в положение и продлили кредит. Но потом, поддавшись искушению использовать этот рычаг давления для решения политических вопросов, Россия добивалась нужного для себя раздела Черноморского Флота. Именно так, как бартерную сделку, оценивает эти соглашения доклад Центральноевропейского университета 1996 года.

Авторы доклада подчеркивают опасность повсеместного использования бартера, так как именно прежняя социалистическая номенклатура, используя свои старые связи, может оказаться полезной и кроме чисто коммерческих дивидендов, поправит свое политическое реноме. Правда, данное предупреждение сильно опоздало, ибо все что могло состояться, уже случилось.

Отвергая утверждения о полезности бартера, авторы напоминают, что деньги были изобретены именно для того, чтобы исключить подобные сделки, которые ставят слишком много вопросов: как оценивать товары? какие должны быть штрафные санкции, компенсации при нарушении условий сделки? Бюрократам всегда найдется место в организации подобных сделок и, очевидно, они потребуют за это определенный процент. По данным ЕС, две трети всех торговых сделок с Украиной в 1993 году превратились в бартерные, из-за неспособности украинских предпринимателей рассчитаться в твердой валюте. Последствия этого для банковской системы оказались мало приятными: денежные потоки начали истощаться. Налоги и бартер вбили клин между банками и торгово-промышленным капиталом.

Отметим также, что обвальное падение курса национальной валюты, вызванное гиперинфляцией, приводило к уменьшению реальной стоимости денежной массы, контролируемой теневым рынком и не попадающей в официальное обращение. Тем самым, поднятие цен и зарплат одновременно заметно ослабляло позиции теневой экономики. Позднее от такой практики отказались, но любой инфляционный виток наносил удар по неорганизованному теневому рынку, заставляя субъекты этого рынка уменьшать

издержки, чтобы не сильно поднимать цены — покупательная способность населения все еще очень низкая. Они, как правило, делают это на свой манер — изымают качественный дорогой товар, и используют низкосортный или имитаторы, цена на которые будет не сильно отличаться от прежних средних цен.

Таким оказался первый этап развития кризиса— гиперинфляционный, когда закладывался фундамент глобального кризиса. Освобождение цен в условиях дозволенной сверху и фактически никак не сдерживаемой кредитной эмиссии, со значительной долей участия бывших государственных спецбанков, привело к немыслимому перераспределению средств, которые поменяли свои привычные места сосредоточения. Заметим, что хотя большая доля эмиссионных денег доставалась предприятиям, в условиях ослабления социалистического контроля и учета, командиры производства часто направляли эти средства не на восполнение необходимых ресурсов, что кстати нужно было делать быстро, иначе деньги дешевели, а эти самые ресурсы столь же стремительно дорожали. Директорский корпус, превратно понимая разрешенное сверху предпринимательство, как способ обогащаться лично или в некотором узком кругу, понаделал массу малых предприятий — дочерних структур, которые должны были часть своей прибыли отдавать отцам основателям и, разумеется, руководству малых предприятий. Очевидно, общая консолидированная прибыль основного предприятия вместе с его сателлитами или отсутствовала вовсе, или даже их суммарная деятельность приносила убытки. То есть малые — дочерние фирмы откровенно проедали фонды основного предприятия. В конце концов неважно, как они там делили прибыль, главное — это то, что основные предприятия, даже получая эмиссионные кредиты, тем не менее растеряли свои оборотные средства и, работая фактически на условиях коммерческого кредита, допустили долги в таких масштабах, что загнали себя в угол. Если бы продукцию, которой в то время были завалены склады, можно было выгодно продать, то проблем бы не было. Но так как имела место гиперинфляция, а большая часть эмиссионных кредитов основной массе покупателей не доставалась, то резко упал спрос, а значит товар на местном рынке как бы потерял свою стоимость и не мог выровнять финансовое состояние субъектов рынка.

Рост цен определялся падением курса национальной валюты и колоссальными инфляционными ожиданиями. Директорский корпус был деморализован и пытался ценовой политикой удер-

жать уровень рентабельности и учесть в цене будущий инфляционный налог, который приходилось платить за время реализации продукции.

В принципе можно было приспособиться даже к галопирующей инфляции: какая-то часть экономических субъектов даже могла процветать, присваивая «инфляционный налог», кто-то сводил концы с концами; однако значительная доля экономики и подавляющее большинство населения постоянно терпело убытки. Неплохо чувствовали себя экспортеры, если только им на шею не садилось беднеющее государство, требуя продавать заработанную валюту за быстро обесценивающиеся национальные денежные знаки, да еще по курсу, который был высосан чиновниками из пальца в то время, когда они разглядывали дыры в госбюджете. Но всем было ясно, что гиперинфляция, или галопирующая инфляция, или даже просто большая инфляция — это путь в никуда. Ее надо было остановить.

На пути финансовой стабилизации. Монетарные грабли

В конце 1993 года Нацбанк Украины так и сделал: ввел жесткое денежно-кредитное регулирование, что позволило уже в 1994 году зафиксировать заметное падение уровня инфляции. Если потребительские цены за 1993 год выросли в 102,6 раза, то за 1994 год уже только в пять раз. Гиперинфляция перешла в галопирующую инфляцию после периодов национальных авралов (сев и уборка на полях вечных совхозов и колхозов) и внешних шоков (связанных с коррекцией цен и условий поставок энергоносителей из дружественных России и Туркменистана), а также в просто большую инфляцию в остальное время. Отметим также, что свой вклад в инфляционные всплески давали административные синхронные повышения цен и зарплат в январе, июне, октябре и декабре 1993 года, а также в ноябре 1994 года.

Понятно, что снижение темпов гиперинфляции достигнуто было резким снижением предложения денег, что привело повсеместно к нехватке оборотных средств у множества предприятий и, соответственно, к невозможности своевременной оплаты взаимных поставок. Именно поэтому в 1994 году наблюдались самые высокие темпы падения произюдства. Накопленные за период до 1992 года товарные запасы предприятий частично были реализованы за 1993 год. Однако оставшаяся еще довольно большая их часть в условиях отсутствия оборотных средств и обвального роста неплатежей не могла быть реализована иначе как по

бартеру. Этот путь товарообмена, как уже отмечалось, крайне не эффективен и обрекает предприятие на рост дополнительных издержек, связанных с организацией сбыта и поставок, а также не решает вопросы с оплатой труда собственных работников и услуг энергетиков, транспорта и т.п.

Желание достичь финансовой стабилизации входило в противоречие с насущными потребностями страны, такими как посевная, уборка урожая и т.д., что породило феномен украинских реформ: каждую осень- зиму страна вместе с Нацбанком ограничивали эмиссию и начинали новую жизнь, а зимой переживали трудные времена безденежья. Потом, в первые месяцы каждого года замирала деловая жизнь, падало производство, снижались темпы инфляции. Наступало уныние в среде производственников и светлели лица государственных мужей, ответственных за финансовую стабильность. Однако, в это же время разворачивалась кампания по подготовке к посевной, традиционно принимающая форму национального аврала. Под эту марку щедро выделялись денежные средства и выдавались льготные (т.е. фактически бесплатные и часто сразу невозвратные) кредиты. Понятно, что эти средства имели эмиссионное происхождение. Однако, народное хозяйство все еще находилось в состоянии ограниченного предложения денег, так как новая волна эмиссионных кредитов еще не захлестнула рынки — она была где-то на подходе. Поэтому, появляющиеся на денежном рынке первые предвестники новой эмиссионной волны не создавали заметного ускорения инфляции, но вызывали оживление производства. При этом светлели лица производственников и государственных чиновников, ответственных за развитие производства. Рост производства в номинальном исчислении в действительности означал лишь замедление его падения в реальных ценах, ибо уровень инфляции в среднем превосходил номинальный рост объемов производства продукции. Наконец, эмиссионные деньги доходили до денежного рынка полностью, вызывая перегрев экономики и новый виток инфляции вплоть до поздней осени и зимы, когда правительство, спохватившись, позволяло Нацбанку начать очередную новую жизнь. Новая жизнь всегда начиналась с резких антиинфляционных мер, т.к. времени оставалось в обрез — скоро посевная.

Три раза (к концу 1993, 1994 и 1995 гг.) начинали новую антиинфляционную жизнь Нацбанк и правительство и три раза сбивали с ног производство (т.е. платили немалую цену за преодоление инфляции), уровни спада которого уменьшались каждый

100

последующий раз не потому, что чиновники научились управлять экономикой, а прежде всего потому, что с каждым разом от действующего производства оставалась все меньшая часть. Во всех случаях резких переходов от очень жесткой антиинфляционной политики к неумеренной кредитной эмиссии, круто перекладывая руль корабля экономики Украины, ее руководство 'демонстрировало к чему приводит неосторожное и небрежное управление, видимо, не основанное на знании реальной обстановки. Тем не менее, периоды оживления производства правительственные чиновники ставили себе в заслугу. Приведем высказывание вице-премьер-министра Украины В. Пинзеника1: «Опыт Украины еще раз опроверг достаточно распространенное мнение о том, что нельзя совместить политику финансовой стабилизации с экономическим ростом. За четыре года в стране было два более или менее значительных периода, когда сохранялся квартальный рост производства в промышленности. В 1994 г. это происходило во 2- 4 кварталах (соответственно на 21,7; 9,2 и 12%). Для данного периода был характерен относительно невысокий уровень инфляции. После скачка цен в ноябре 1994 г.-марте 1995г., производство в 1 квартале упало на 13%, во втором, когда инфляция удерживалась на уровне 4,6-5,8%, выросло на 7,6%, в третьем и четвертом рост составил соответственно 0,3% и 7,2%». Отметим, что обычно, в отчетах правительственных чиновников используются цифры в номинальном исчислении.

Но вернемся к 1994 году. В этом году покупательная способность населения снизилась по разным оценкам почти в четыре раза, что также внесло свой вклад в падение производства. К полному удовлетворению теоретиков-экономистов, темпы гиперинфляции, обусловленной стремительным ростом издержек, были заметно уменьшены таким же стремительным спадом спроса, причем равновесие между ними достигалось при все меньших объемах производства. Кроме того, налицо был кризис перепроизводства. В действительности наблюдалось не столько уменьшение объема производства, а сколько фактическая остановка большей части предприятий. Подавление спроса ради понижения темпов инфляции дорого обходилось национальной экономике и собственному народу.

Однако инфляция все еще была велика и беспокоила руководство страны, нацелившееся на получение стабилизационных кредитов МВФ и вообще на более тесное сотрудничество с

1 см. Фин. Украина, 14 июня 1996 г.

международными финансовыми организациями. Такое сотрудничество позволило бы переложить часть ответственности за принятие непопулярных решений на зарубежных экспертов и кредиторов; да и отыскать эти самые решения, не говоря уже о том, чтобы получить в свое распоряжение немалые средства. Кроме того, имидж руководителей страны сильно страдал от неэффективной внутренней экономической политики, что закрывало им двери представительных международных собраний и саммитов.

Принятие рецептов оздоровления экономики по западным стандартам, снижение инфляции, уменьшение дефицита бюджета, снятие ограничений на торговлю, отказ от льгот и дотаций местным производителям и многие другие настоятельные пожелания МВФ, являющиеся обязательными условиями выделения кредитов, хорошо себя зарекомендовали в случаях, когда государства испытывали временные трудности с внешним платежным балансом. Если же имела место серьезная дестабилизация экономики успех подобной ограничительной политики вызывал серьезные опасения. Именно поэтому МВФ вынужден был пойти на расширение программ оздоровления и увеличение кредитных потолков, что кстати, продолжается и по сей день.

Поэтому, видимо, и ряд независимых экономистов, сомневаясь в применимости традиционных ограничительных подходов в странах, испытывающих серьезные структурные дисбалансы, предлагал не торопиться с проведением реформ по схемам подобным положениям МВФ, а перейти на более мягкий режим структурных изменений. Это позволило бы смягчить груз лишений народам, оказавшимся в пучине дестабилизации. Видимо, близок к такому подходу при решении проблемы структурной перестройки хозяйства и коммунистический Китай.

Но зазевавшаяся на старте реформ Украина, представляемая ее руководством, не желала ждать: Нацбанк в конце 1994 года установил кредитные потолки для коммерческих банков, повысил учетную ставку, а правительство отпустило 9/10 всех цен. На последовавшее немедленно за этим понижение реальной заработной платы, падение платежеспособности населения и юридических лиц уже никто из реформаторов не обращал особого внимания. Зато упали темпы роста денежной массы, стали уменьшаться темпы инфляции, сократилось финансирование правительства Нацбанком и все макроэкономические параметры начали входить в рамки, отмеренные МВФ в качестве условий для установления

102

тесного сотрудничества и выделения стабилизационных кредитов. Постоянные долларовые инъекции Нацбанка на возобновившей свою работу межбанковской валютной бирже привели к большей стабильности местной денежной единицы — купона-карбованца относительно твердых валют.

Итак, второй этап развития кризиса характеризовался более сдержанной эмиссионной политикой, которая чередовалась с периодическими попытками борьбы с инфляцией. Деньги стали дорогими, банки потеряли интерес к заемщикам — предприятиям и проблема оборотных средств последних усугубилась. Вот тут действительно уже началось падение производства. В росте цен, кроме эмиссионной доли и инфляционных ожиданий появилась новая составляющая, которая потом будет названа структурной. Структурная составляющая появлялась из-за того, что инфраструктура производства рассчитана была на определенный, весьма значительный объем выпуска продукции, а выпуск заметно упал. При этих новых пониженных объемах производства надо бы инфраструктуру подешевле, да где ее было взять. Приходилось пользоваться прежней, но стоимость ее эксплуатации оказывалась излишне велика. Поэтому на единицу продукции приходилось все большая доля стоимости расходов на эксплуатацию инфраструктуры производства. Рост структурных издержек определялся также безудержным ростом затрат в системе поставок энергоносителей, сырья и комплектующих. Ибо появившаяся, с благословения директорского корпуса, сеть посредников (вместо разрушенной амбициозными и экономически безграмотными политиками не очень гибкой, довольно неуклюжей, но относительно дешевой централизованной системы распределения) привела к значительному удорожанию поставок в целом по стране. Не так то просто было привести инфраструктуру производства в соответствие с реалиями рынка и удешевить механизм взаимопоставок. Социализм настроил гигантских и просто больших заводов и фабрик с просторными цехами, множеством вспомогательных производств и, так называемой, социальной сферой. При столь же гигантских объемах производства громадные расходы на эксплуатацию всей этой инфраструктуры лишь незначительно влияли на цену единицы продукции. Ситуация кардинально изменилась при существенном падении производства— доля непроизводственных расходов начала стремительно возрастать. Однако поначалу основное производство и дочерние фирмы спасала экономия на

103

зарплате нижним многочисленным звеньям производственного коллектива.

Для удешевления взаимопоставок, следовало организации, выполняющие эти функции, лишить поддержки госструктур и разорвать тесные, почти родственные отношения их руководства с директорским корпусом промышленных предприятий. Как с помощью контроля со стороны министерств, так и с помощью более действенного контроля заинтересованных трудящихся на каждом предприятии.

Парадокс сложившегося положения был еще и в том, что директора не могли взять и уволить множество работников, так как для этого нужно бьшо оплатить им задолженность по зарплате, выходное пособие, оплачивать их переподготовку и т.д. А для этого у предприятия не бьшо средств. Проще бьшо не платить зарплату работникам, отправлять их в неоплачиваемый отпуск... пока они сами не поймут, что здесь, на предприятии, они никому не нужны и надеяться им не на что. Предприятия фактически использовали опыт государственных чиновников. Государство, по существу, тоже столкнулось с проблемой финансирования мощной хозяйственной машины, которая в таком объеме была уже не нужна. Не было ресурсов, нужного финансирования, чтобы загрузить все ее мощности. Но, главное, не бьшо такого большого объема заказов или, что то же самое, исчез в значительной степени спрос на услуги и на продукцию этой производственной машины. То есть, в государственных расходах присутствовала большая затратная составляющая структурного характера. Не удивительно, что чиновники искали способы уменьшить издержки. Самый простой способ — это сэкономить на бюджетной сфере, то есть недоплачивать или задерживать оплату труда, сокращать финансирование госпредприятий и, вообще не платить везде, где это только возможно. Здесь тоже можно бьшо наблюдать тот же парадокс, но в большем масштабе: закрывать предприятия государству бьшо не по карману, ибо потребовалось бы затратить громадные средства на консервацию оборудования, на социальную реабилитацию работников, на выплату задержанной зарплаты, выходных пособий, компенсаций, а также пришлось бы разбираться со всеми долгами предприятия и т.д. Проще бьшо вообще ничего не делать, ограничиваться обещаниями и, время от времени, небольшими финансовыми выплатами, поддерживая ситуацию в тлеющем режиме и при этом еще получая какую-то продукцию от полуживого предприятия. Но экономия на зарплате

104

в производстве, задержки выплат бюджетной сфере, сокращение финансирования на социальные нужды с очевидностью приводили не только к сдерживанию инфляции по причине уменьшения денежной массы в обороте. Неприятным моментом являлось падение спроса и вовсе не потому, что людям не нравилась, к примеру, отечественная продукция. Попросту у них не за что было ее купить— падала платежеспособность населения. Еще Кейнс предупреждал о роли спроса в оживлении экономической жизни. Вспомним, когда правительство, занимаясь организацией посевной или уборочной, включало печатный станок, первые же признаки денежной волны резко оживляли производство. Но тонкости управления уже немного рыночным хозяйством не были знакомы постсоветским чиновникам и всех в очередной раз захлестывало половодье инфляции. При этом сохранение средств в твердой валюте, как это практиковалось во время гиперинфляции, стало малоэффективным. Покупательная способность иностранной валюты на территории Украины, поначалу весьма высокая из-за низкого уровня товарообмена со странами дальнего зарубежья, а также из-за первоначально небольшой валютной массы, стала неуклонно падать. Процессы уменьшения разницы покупательной способности валют, наблюдавшиеся по обе стороны границ бывших соцстран и развитых стран в последние годы, рост зарплат и цен товаров в долларовом эквиваленте при относительной стабильности местных валют начали проявляться сначала в России, а затем и в Украине.

Приближение цен местных товаров к мировым в целом негативно сказывалось на экспорте продукции и позволяло более дорогим, но и более качественным иностранным товарам все энергичнее внедрятся на местном рынке. Все это привело к ухудшению показателей международного товарообмена для Украины и к обострению проблемы внешнеторгового баланса.

«Восточная распродажа» или вывоз капитала из бывших социалистических стран и республик

Итак, на момент мягкого государственного переворота в каждой из социалистических стран количество инвалюты было сравнительно невелико, а курс доллара и других твердых валют на черном рынке был чрезвычайно высок. Несмотря на постоянный приток валюты в результате активизации «челноков» и либерализации международной торговли, из-за высокого уровня инфляции значительный обмен валютных поступлений оседал у населения

105

для обеспечения сбережений, что позволяло сохранять высокий курс валюты. Остальные возможности и способы сбережений уступали этому надежному на тот момент методу сохранения накопленного.

Надо ли говорить, что цены, выраженные в твердой валюте, на все товары, производимые в бывших социалистических странах часто во много раз были меньше, чем на аналогичные товары в остальном мире. По словам одного из опытных западных менеджеров, которые он произнес в беседе с авторами этой книги, — «нет такого товара, который бы нельзя было продать — вопрос лишь в цене». Здесь был именно такой случай. Несколько уступая в качестве (хотя и не всегда), не имея часто привлекательного вида (а рыночное общество — это «общество упаковки», по словам того же менеджера), товары из Восточной Европы имели одно неоспоримое преимущество — они были в несколько раз дешевле.

Продать по таким низким ценам непосредственно на Запад или в другие регионы, где существовали стабильные мировые цены, и где тщательно проводился антидемпинговый контроль, было не просто. Тем не менее такие попытки были и обычно они заканчивались крупными скандалами, судебными процессами и, соответственно, большими потерями как экономического, так и политического свойства. Хотя, отметим, формально криминала в продажах по низким ценам нет, но кто будет слушать такого продавца в чужой стране с сочувствием, особенно если хорошие адвокаты не по карману.

Основная же масса вывозимых из бывших соцстран по дешевке товаров, оборудования и сырья проходила цепь посредников, попадая на западный рынок по сравнительно низкой, но уже вполне допустимой цене. Понятно, что громадную разницу между ценой продажи конечному покупателю и ценой покупки у товаропроизводителя в бывшей соцстране, присваивала себе армия посредников, которая предпочитала значительную часть полученных средств держать вне страны товаропроизводителя. Важно заметить, что чем больше была разница цен внутри страны и на внешних рынках, тем большую долю национального богатства эта страна впоследствии (при либерализации цен) потеряла. Пожалуй этот механизм «Восточной распродажи» и был самым эффективным источником привлечения твердой валюты в страну наряду с деятельностью «челноков», для которых, правда, валюта выполняла роль оборотных средств. Одновременно этот механизм

106

был ответственным за фактический вывоз валюты, хотя формально эта валюта просто не ввозилась в бывшую соцстрану.

Однако, по мере укрепления местной денежной единицы, и ужесточения государственного контроля за ценами продажи, скажем, с помощью введения индикативных цен на экспортные товары, ситуация стала меняться. Инфляция заставляла товаропроизводителей поднимать цены на товары в местной валюте, а Центральные банки, тратя деньги МВФ, сдерживали рост курса твердых валют на местных финансовых рынках. Понятно, что разница между ценами (пусть даже в твердой валюте, благо курс относительно стабилен) товара в стране производителя- экспортера и средними мировыми ценами стала быстро сокращаться.

Естественно одни страны, начавшие реформирование экономики раньше, раньше и достигли сравнительного паритета цен, а задержавшиеся на старте страны достигли этого паритета или приблизились к нему позднее. Кстати нельзя сбрасывать со счетов охлаждение населения к процессу накопления твердой валюты, ибо на их глазах стремительно падала ее покупательная способность. Тем самым большая масса твердой валюты выплеснулась на финансовый рынок, что могло привести к падению ее курса. Это уже становилось проблемой, ибо могло повредить экспортерам, хотя отнюдь не беспокоило импортеров. Но государство всегда печется о первых больше, поэтому Центральные банки предпочитают скупать твердую валюту для поддержания ее курса. Кстати отметим, что отказ населения от твердой валюты, как средства накопления, еще больше ускорял процесс выравнивания цен на внутреннем и внешнем рынке.

Украина, после нескольких громких скандалов в связи с демпинговой продажей за рубежом украинских товаров, в середине 1994 года ввела индикативные цены. К этому времени удалось относительно стабилизировать курсы твердых валют. Поэтому процесс выравнивания внутренних и мировых цен резко усилился. Внутренний же потребитель увидел лишь резкое падение покупательной способности твердых валют, т.е. рост цен в долларовом исчислении.

Вернемся к обсуждению процедуры введения индикативных цен. Индикативные цены, обычно с 5 числа каждого месяца, рекомендуемые Министерством внешних экономических связей и торговли (МВЭСТорг) для заключения договоров субъектами внешнеэкономической деятельности (ВЭД), устанавливаются на продукцию, которая каким-то образом имеет отношение к уже

107

существующим антидемпинговым делам или может вызвать подобные эксцессы в будущем (всего около десятка позиций). Указом Президента Украины от 10 февраля «О мерах по усовершенствованию коньюнктурно-ценовой политики в сфере внешне-экономической деятельности» было утверждено новое «Положение об индикативных ценах в сфере внешне-экономической деятельности». Согласно Указу Президента также устанавливается перечень товаров, происхождением из Украины, на импорт которых введены односторонние ограничения некоторыми государствами, экономическими и таможенными союзами.

Однако это не значит, что все остальные товары можно продать по сколь угодно низкой цене. Добро на вывоз продукции дает в конечном итоге таможня. И если у нее появятся сомнения относительно цены вывозимой продукции, то следует ожидать экспертизы товара и его цены.

Так что финансовая стабилизация — это несомненно достижение, но после этого достижения количество проблем совсем не уменьшилось.

В последнее время предприятия озабочены получением сертификатов качества на свою продукцию. Сертификация ориентирована не на только появившиеся или уникальные технологические процессы, а на массовое применение. При заключении контрактов заказчики обычно (в 90% случаев) требуют сертификат на товары. Предпочтение отдают сертификатам, выданным негосударственными организациями. На Украине действует государственная система УкрСЕПРО, требования которой увы не соответствуют международным. Однако, в качестве первого шага рекомендуется получить этот сертификат.

Действует в СНГ и Международная система СовАсК (СНГ), по лицензии которой осуществляет аккредитацию и сертификацию Украинская ассоциация качества (УАК). Однако все же предпочтительнее получить сертификат у негосударственных организаций в тех регионах, где планируется организовать сбыт сертифицированной продукции.

Оборотная сторона финансовой стабилизации

Множеству производственниковпозиция правительства и Нацбанка о приоритете финансовой стабилизации даже в ущерб оживлению экономики в условиях сильной инфляции, мягко говоря, осталась непонятной. У них есть с чем сравнить. Ранее в условиях даже галопирующей инфляции (гиперинфляцию не будем

обсуждать — это уж совсем одиозный случай), производство платило, так называемый, «инфляционный налог», издержки росли за каждый день просроченного платежа, однако продукция шла, комплектующие поступали, спрос в совокупности с какой-никакой оплатой за поставки имел место.

Потом, ради справедливости, отметим, что капитаны нашей промышленности ничтоже сумняшеся, перекладывали значительную часть «инфляционного налога» на потребителя, пользуясь своим положением монополистов. Конечно, проблемы у производства были, но механизм работал, а при работающем механизме были и доходы, и товар, который можно было реализовать разным способом. У хорошего хозяина были возможности делить эти средства по своему разумению.

Монетаристскими ограничительными мерами правительство и Нацбанк снизили инфляцию до обозримых пределов, что вызвало и у них, и у международных финансовых организаций прилив энтузиазма. Однако, как уже отмечалось выше, при этом резко упал реальный объем финансовых средств, которыми могли бы оперировать производственники. Падение фактического объема оборотных средств парализовало деятельность производственного механизма. В этих условиях и оплата за наличные, и бартер, по крайней мере поначалу, не могли обеспечить прежние масштабы сделок. Эти операции всегда играли вспомогательную роль — роль стимулятора, «премии», но не основных платежей.

Но «директорский корпус» во всех бедах винил не правительство, которое в значительной его части (по крайней мере, в той, где должны быть специалисты) укомплектовано из выдвиженцев данного «корпуса». Плохо ориентируясь в финансовом сегменте рынка, бывшие социалистические директора склонны были считать виновными во всех своих бедах Нацбанк, а заодно и коммерческие банки.

На первый взгляд, выполнение жестких требований МВФ и пожеланий потенциальных западных инвесторов о финансовой стабилизации, о предельных допустимых условиях инфляции и об устойчивости в определенных рамках местных валют, полезно не только для иностранцев (в этом случае им проще и удобнее иметь дело с предпринимателями из данной страны), а в большей степени для реформируемых стран.

Но достижения жесткой финансовой стабилизации за счет подавления собственного производства встречает непонимание внутри этих стран. Если есть источники способные смягчить

109

положение и добавить неинфляционных денег (по существу, внутренний кредит) в производство, то считается, что тогда можно пойти на такой шаг. Пусть будет шок. но не очень сильный, так чтобы основные потенциальные кормильцы страны смогли оправиться от потрясения и поскорее встать на ноги. Но если запредельный шок в угоду чиновникам (заметим, не специалистам, специалисты лишь потом разберутся и на этом грустном опыте построят другую, более совершенную теорию, а затем только чиновники внесут изменения в правила) в различных не местных организациях уничтожает вообще все производство в стране, вступившей на путь реформ, расчищая место для мелкотоварного теневого рынка, то надо бы руководству этой страны спохватиться.

По-видимому, именно так склонны были рассуждать экономисты, близкие к местным товаропроизводителям и имевшие постоянное место жительства в реформируемой стране. Подобная позиция понятна. Действительно, может надо бы подходить дифференцировано в каждом конкретном случае, скажем, со стороны МВФ. Да и правительство страны с реформируемой экономикой должно выбирать оптимальный вариант.

Постоянно сталкиваясь с заявлениями официальных лиц Украины о необходимости коррекции экономического курса, наблюдая медленные структурные преобразования системы управления, члены Совета Директоров МВФ в конце 1995 года стали склоняться к переходу от ежеквартального к ежемесячному контролю исполнения программы стабилизации. Снижение доверия к экономической политике Украины ставило под сомнение получение в дальнейшем как стабилизационного фонда под гривну так и других кредитов — либо второго stand-by, либо нового — EFF (extended financing facility).

Попытаемся встать на место руководства и экспертов международных фондов. С одной стороны существуют жесткие требования основных кредиторов — членов Фонда, которые выделяя деньги, хотят максимально благоприятствовать своим деловым кругам, имеющим или формирующим интересы в данном регионе. Было бы странно, если бы кредиторы действовали иначе, тем более, что кредиты выделяются под льготные проценты. Кроме того, иностранные эксперты справедливо полагают, что дав послабление одним, трудно сохранить твердость по отношению к другим. Только под давлением политических интересов высшего

порядка (например, выборы в реформируемой стране) позволительно закрывать глаза на более мелкие экономические уступки.

Правительство страны с реформируемой экономикой тоже загнано в угол жесткими рамками условий, по которым может быть выделена международная финансовая помощь и стабильные кредиты. Кроме того, государственные чиновники часто даже не представляют себе как собственно выглядит этот самый оптимальный вариант экономической политики.

Примечательно, что перед своим внезапным уходом в отставку в середине мая премьер-министр Е. Марчук в докладе перед парламентариями признал1, что власть не всегда правильно понимала истинные причины кризиса. Суть кризиса, усилившегося в начале 1996 года, по его словам, в том, что отсутствует платежеспособность всех субьектов рынка, а в последние полгода и самого государства. Растут обьемы неоплаченных товаров и услуг, увеличиваются также обьемы нереализованной продукции.

Действительно, задерживая выплату по своим обязательствам в особо крупных масштабах, государство загнало экономику в патовое положение. Например, на каждую единицу долга по зарплате на начало года за пять месяцев 1996 года набежало еще почти три единицы.

Премьер ссылался на опыт стран Центральной и Восточной Европы, Прибалтики и отдельных держав СНГ, которые «стимулировали платежеспособный спрос» при умеренных, а не низких темпах инфляции и поддержали свое производство. Поэтому было предложено ослабить монетарную политику НБУ, ибо рост денежной массы отставал от роста инфляции. Сжатие денежной массы усилило неплатежи, а это привело к еще большему спаду производства и, вследствие ряда обстоятельств, все равно к росту цен. В конечном итоге значительно уменьшились поступления в бюджет и держава уже не могла в полной мере платить по своим обязательствам. Кризис неплатежей приобрел тотальный характер.

Премьер хотел бы наладить четкое взаимодействие между ветвями власти и Нацбанком при отходе от жесткой монетарной политики, для лучшего управления ситуацией. Кроме того, самостоятельность Нацбанка, по его мнению, излишняя, поэтому следует создать Наблюдательный Совет для контроля за деятельностью главного банка страны. Хотелось бы, дав послабления производителям, заставить их платить налоги. Но последние

1 см. О. Сохар. Финансовая Украина 28 мая 1996 года

пт

слишком тяжелы для местного производителя, несмотря на отсрочку до 1 декабря оплаты по долговым обязательствам, несмотря на возможность пополнения оборотных средств за счет 10 процентов прибыли, а также в условиях грядущей индексации стоимости основных фондов. Для ослабления налогового бремени премьер предложил почти все, о чем мечтали товаропроизводители: либерализацию налогов (прежде всего сокращение НДС до 10 процентов), повышение таможенных пошлин на импорт, уменьшение отчислений в разные фонды. В первую очередь, по его словам, следует использовать валютные резервы НБУ, запросить дополнительную международную финансовую помощь, ибо слишком велики накопившиеся дефициты и напряжения в финансовой системе страны. Да и на задержанную зарплату, для оживления спроса, необходимо несколько сотен миллионов долларов США. Таким образом, был намечен фактический отход от прежнего экономического курса.

Конструктивная критика доклада сводилась к нескольким сомнениям. Первое и главное — предложения премьера понятны, но не подкреплены никакими цифрами. Хотя все понимали, что просчитать последствия невозможно, во-первых, из-за слишком сложной ситуации в украинской экономике (прежде всего, по причине незнания истинного положения страны—наши горе-руководители взялись что-то строить и чем-то руководить, не представляя себе с чем имеют дело. А наладить сбор, обработку и своевременную публикацию объективной информации об экономическом и социальном положении регионов, областей и районов, не могут или не хотят), и во-вторых, из-за недостатка специалистов в системе государственного управления (не обладающие информацией и не допущенные к анализу государственных решений экономисты и социологи необходимой квалификации, реально не в состоянии предложить что-либо путное).

Второе сомнение состоит в оценке причин обострения кризиса. Бюджет в мае 1996 года был наполнен на 70-80 процентов от запланированного уровня, а в тот же период прошлого года даже на 60 процентов от планового значения, но в 1995 году долги по зарплате не превышали 20-25 трлн. крб. А в 1996 году долги по зарплате достигли значений 57,5 трлн. на 1 января и 177 трлн. крб. в мае.

Президент, парламент и все влиятельные силы общества были поставлены перед выбором. В первом случае остаться в рамках жесткого монетарного курса и заслужить поддержку МВФ

112

и других международных структур, при этом наблюдая за агонией собственного производственного механизма социалистического образца. А во втором случае, отойти от курса на строгое выполнение условий Меморандума подписанного с МВФ и поддержать существующее производство за счет крупномасштабных финансовых вливаний.

Второй вариант требовал балансирования на грани срыва в штопор инфляции, но оставлял надежду на сохранение научного и производственного потенциала на уровне, близком к прежнему социалистическому. Правда, при этом сохранялась бы и отсталая неэффективная схема хозяйствования, и, как следствие, сворачивались бы программы международной финансовой помощи. Первый вариант хотя и разрушал все достигнутое при социализме, оставляя в живых лишь сырьевые и перерабатывающие экспортные отрасли, но и расчищал место для роста новых более эффективных хозяйственных форм, правда отнюдь не в высокотехнологических отраслях. Было над чем подумать. Президентская команда склонилась к первому варианту, надеясь, видимо, на то, что международная поддержка и материально и морально поможет ей (команде) удержаться у власти, ускорит реформы и создаст предпосылки для экономического роста в стране. Существенно также и то, что администрации и правительству не надо было ломать голову над экономическими проблемами стратегического характера, ибо рецепты поведения подсказывали эксперты МВФ, опираясь на свой основательный и иногда весьма удачный опыт работы с развивающимися и реформируемыми экономиками и на информацию, в значительной степени представляемую министерствами и ведомствами Украины.

Приведем еще раз уже по этому поводу мнение польского экономиста М.Домбровски: «Многим политикам и экономистам в бывшем СССР, воспитанным в культе показателей экономического роста и социалистической индустриализации очень трудно согласиться с неизбежным в условиях трансформации спадом производства. Они готовы делать все, чтобы ограничить этот спад, вливая в экономику дешевые кредиты и предоставляя предприятиям разного типа субсидии и налоговые льготы. Это конечно, ведет к высокой инфляции и гиперинфляции и еще более серьезному спаду производства. Этот вариант экономической политики проверен в Украине уже несколько раз».

И далее: «Производство ради производства в действительности никому не нужно (и к тому же очень часто загрязняет окружаю-

ИЗ

щую среду), и чем быстрее оно будет ликвидировано, тем лучше для перспектив будущего, более сбалансированного роста экономики». Однако, если ликвидируются или разрушаются почти все крупные и средние предприятия, кроме некоторых прямо ориентированных на экспорт, и полученных доходов не хватает на обеспечение более чем скромного существования основной части населения, то возникают сомнения в правильности основных посылок. Множество известных экономических теорий оказались полезны при рассмотрении поведения экономик стран с развитыми и сформированными десятилетиями (или даже столетиями) рыночными отношениями. Предметом изучения зарубежных ученых различных школ и течений бьши некоторые, не очень значительные отклонения этих экономик от равновесия. Производство (которое определяется распределением по видам и по размерам активов предприятий, соотношениями между ними в отраслях, удельным весом последних, качеством и количеством рабочей силы в каждом секторе, уровнем технологий и, конечно, инфраструктурой), в большинстве развитых стран имело общие черты с близкими пропорциями и тяготело к интеграции и унификации. Хорошо известно, что объем и технологический уровень производственных активов в каждой отрасли, удельный вес производственных мощностей, а также общая среда — инфраструктура хозяйства, из-за высокой стоимости и больших трудозатрат, меняются крайне медленно. Темп этих изменений значительно уступает темпам возможных перемен в финансово-валютной сфере, причем только последняя допускает эффективное регулирование со стороны государства. Экономические спады, кризисы, рост производства не затрагивали основных пропорций между отраслями и стуктуры производственных связей и в значительной степени бьши обусловлены разными характерными временами изменений производственной и финансовой подсистем экономики и их взаимовлиянием. Воздействуя на валютно-финансовую подсистему, меняя условия торговли и перераспределения (трансферта), можно было добиться нужных очень постепенных сдвигов в более ресурсоемкой и инерционной производственной сфере. Условия роста производства, а следовательно и экономического роста в целом, бьши хорошо изучены только для уже сформированного рыночного хозяйства с соответствующими пропорциями между отраслями и соответствующей структурой хозяйственных связей. Развал хозяйственной кооперации социалистических стран, особенно

114

распад СССР, привел к появлению отдельных экономик с разбалансированной структурой производства, где удельный вес каждой из отраслей далеко не соответствовал масштабам хозяйства в целом, был или недостаточным или, напротив, излишне обременительным. Если учесть, что прежние правила хозяйственного взаимодействия между предприятиями вновь образовавшихся держав, или прорвавших рамки мировой системы социализма стран, были разорваны, а новые правила медленно вводились в условиях устойчивой атмосферы недоверия, то понятно, что был создан новый мало изученный доселе исторический и экономический прецедент. Благие намерения и традиционные подходы к макроэкономическому лечению хозяйств обновленных держав, израненных политическим разделом мировой системы социализма, привели к острому беспрецедентному экономическому и политическому кризису в большинстве постсоциалистических стран. Чем больше страна или республика были интегрированы в общую хозяйственную структуру социализма, тем более болезненным оказалось их состояние после краха социалистической системы. Последнее обстоятельство, кстати, дало основание многочисленным сторонникам социализма утверждать, что со стороны советников (действовавших с помощью убеждений, среди которых не малую роль играли условия вьщеления кредитов и другой финансовой помощи) имел место злой умысел, а не простая некомпетентность в решении задач, с которыми они никогда не сталкивались ранее. Видимо, следует признать, что проблемы реформирования прежде могучих, а теперь сильно неравновесных, разбалансированных экономик, имеющих большие диспропорции в структуре производственных активов, еще ждут своих исследователей. Пока же нет сколько-нибудь надежных сценариев вывода таких хозяйств из беспрецедентного по своим масштабам кризиса. Однако, справедливости ради надо сказать, что некоторым менее интегрированным ранее в общую социалистическую хозяйственную структуру бывшим соцстранам, традиционные рецепты оздоровления, предложенные зарубежными специалистами, видимо, пошли на пользу. С одной стороны, диспропорции хозяйства этих стран оказались не столь велики, разорванные связи с восточным блоком были быстро переориентированы на других хозяйственных партнеров, управленцы более решительно взялись за реформы, не тратя сил на борьбу с политическими оппонентами, которых удалось вовремя отстранить от власти.

115

О валютных кризисах

На фоне определенной стабилизации курсов национальных денежных единиц и в России и в Украине, время от времени, происходили кратковременные потрясения валютных рынков. На первый взгляд причинами подобных потрясений могли быть самые разные явления. Иногда в них видели происки внутренних и внешних недругов. Поэтому прежде чем переходить к описанию дальнейшей эволюции экономической системы Украины в 1995 году, остановимся подробнее на обсуждении подоплеки подобных валютных кризисов. 1994 год в России, несмотря на продолжающийся спад производства, характеризовался тенденциями к стабилизации, правда, неустойчивой. Замедление спада промышленного производства; сокращение взаимной задолженности предприятий (с 12-14% до 7-8% ВВП); увеличение доли предприятий не снижающих объема производства (до 60%); рост оптимизма руководящего звена; первые признаки появления рынка рабочей силы; рост реальных доходов населения вплоть до середины осени; снижение темпов прироста денежной массы; сокращение скорости обращения денег и падение темпов инфляции опять же до середины осени — вот перечень признаков оздоровления экономического организма на макроуровне. Несколько оживились рынки ценных бумаг и межбанковский рынок. Однако разогрев экономики не был подкреплен необходимыми структурными изменениями — тылы отстали. Кроме стандартного набора претензий к управлению (нет структурных преобразований, в частности, нереализованы должные объемы приватизации; нет либерализации внешнеэкономической деятельности; отстает нор-мотворческая и законодательная поддержка реформ; не включены механизмы действующих законов, в частности, сбора налогов и т.д.), нарекание вызывала явно дестабилизирующая политика государства. Из-за неспособности (по объективным и субъективным причинам) провести расчеты и обосновать государственный бюджет, при его реализации в условиях хронического недостатка средств (несмотря на попытки переложить расходы на кого угодно, в частности, на население, задерживая без всякой меры выплату заработанного) накапливались обязательства, которые погашались «залповым» образом, дестабилизируя финансовый рынок и провоцируя рост инфляционных ожиданий. Отметим, что подъем последних также был связан с нестабильностью политической конъюнктуры. Ползучий рост внутренних цен, независимо от относительной стабильности денежной единицы,

приводил к тому, что экспорт постепенно становился менее выгодным, несмотря на неоднократные попытки продаж по демпинговым ценам. Кстати, конкуренты на иностранных рынках быстро осознали опасность и выступили единым фронтом, используя по поводу и без оного антидемпинговое законодательство. Поэтому время от времени экспортерам нужно было спускать пар _ организовывать падение курса. Именно таким многим экспертам виделся сценарий событий «черного» вторника октября 1994 года в России, когда в течение одного дня резко упал курс рубля. А если еще вспомнить, что в усилении инфляции аинтере-сованы определенные силы (спекулянты, полутеневые экспортеры, мелкие банковские структуры, финансовые посредники, коррумпированные чиновники и т.д.), а население и субъекты рынка подвержены панике, то понятно, что раскачивая лодку экономики, правительство очень рисковало ее слегка притопить.

Важно заметить, что «валят» курс национальной валюты не мелкие спекулянты, а крупные структуры: экспортеры сырья и банковские объединения. Так что, падение курса было в значительной степени предопределено, вопрос был лишь в глубине этого падения. Желание спекулянтов (среди которых по мнению некоторых экспертов следует упомянуть правительство) нажиться на этом падении тоже вполне понятно. В результате этого процесса основная масса физических и юридических лиц слегка обеднеет (т.е. заплатит громадный в масштабе страны разовый дополнительный инфляционный налог), а очень небольшая часть спекулянтов выиграет, слегка подождав, когда ситуация успокоится и курс денежной единицы начнет возвращаться назад к своему равновесному значению, увы несколько меньшему, чем до этого.

Темп возврата определяется интенсивностью валютных интервенций Центрального банка и других субъектов хозяйства на бирже. Кстати, динамика валютных интервенций Центрального банка до и в период развития валютного кризиса обычно дает ответ о намерениях государства: или оно пытается подавить этот кризис сразу, или решает немного выждать и вместе со спекулянтами сначала слегка поправить свое финансовое положение и вместе с экспортерами затем улучшить условия для экспорта и платежный баланс.

Теперь вернемся к событиям лета 1995 года в Украине. Одной из (часто называемых в кругах, близких к правительству) причин усугубивших известное августовское падение карбованца в 1995 году называют действие российских нерезидентов, внедривших

117

свой капитал в финансовую систему Украины: избавляясь от слабеющего карбованца, они распорядились скупать валюту в больших объемах. Собственно так поступили не они сами, а их доверенные лица в руководстве ряда коммерческих банков Украины, где неофициально был ранее размещен российский капитал. Кроме того, через ЛОРО-счета банков-нерезидентов в украинских банках проходили немалые средства в украинской валюте. Объемы их остались бы невыяснеными, если бы не скандал с их замораживанием 11-17 июля 1996 года, когда выяснилось, что только одних остатков оказалось около 30 млн. долл. США, а месячные обороты составляли до 350 млн. долл. США. Падение украинского карбованца способно было вызвать рост его предложения именно с этих счетов, что могло основательно усугубить кризис. Однако причины возникновения кризиса многие видели в другом. Несомненно, сдерживание роста курса твердых валют Нацбанком Украины, как и в России, приводило к отставанию индекса инфляции на валютном рынке по сравнению с тем же процессом на товарном рынке. Кроме того, запрет использования иностранной валюты как средства платежа (по оценкам инвалюта обслуживала до 10% официального внутреннего рынка Украины), а также резкое повышение цен на топливо (в частности, на бензин) связанное с изменениями в налогообложении, привели к росту спроса на валюту на биржевом рынке, так как в другом месте ее приобрести легально стало невозможно. Импортеры, решая свои проблемы, также резко подняли спрос на валюту. С другой стороны зампред. НБУ В.Стельмах на одной из пресс-конференций в Администрации Президента акцентировал внимание присутствующих журналистов на ранее имевших место требованиях экспортеров девальвировать карбованец, так как существовавший на то время курс 150 тыс. крб. за один доллар США по их мнению приводил к неэффективности экспорта.

Все эти обстоятельства и привели к резкому падению курса карбованца во второй декаде августа 1995 года. Интересно отметить, что Нацбанк Украины выждал несколько дней, прежде чем резко увеличить валютные интервенции на рынке. Видимо, этой паузы оказалось достаточно, чтобы без дополнительной кредитной эмиссии собрать средства для погашения задолженности государства по заработной плате работникам бюджетной сферы и шахтерам, о чем простодушно поведал вскоре один из вице-премьеров.

Множество авторов аналитических обзоров намекали на пла-

118

номерные действия Нацбанка, который подобным образом намеревался изъять из обращения «лишние» деньги. Рассматривались версии о желании Нацбанка подавить теневую экономику, уменьшив реальную сумму денег в обращении теневого рынка. Другие полагали, что Нацбанк вынудили «создать условия, в которых один из крупнейших украинских банков, обслуживающий госпредприятия, в том числе предприятия угольной промышленности, получил возможность заработать средства для их санации».

Особенностью любого живого экономического организма является наличие части субъектов, для которых данная экономическая конъюнктура (или, другими словами, среда обитания) является не только дружественной, но и приносящей выгоду. Проблема лишь в том, насколько широка эта прослойка удачливых субъектов, выигрывает ли общество в целом от развития именно этой экономической политики.

Процесс экономического развития сопровождается различного рода резкими отклонениями от плавного течения событий. Иногда эти отклонения принимают форму потрясений и кризисов. Ряд экономических субъектов в подобных ситуациях способны получать определенные выгоды, что часто дает основание подозревать их в создании или провокации этих случившихся кризисов. Безусловно, в игре экономических интересов, всегда есть такие, которые обладают деструктивной разрушающей силой. Однако, при нормальной, благоприятной конъюнктуре эти интересы подавляются более сильными и более конструктивными тенденциями. Поэтому, при ослаблении экономического организма, болезненные явления, разрушающие сам организм, проявляются в значительно большей степени.

Безусловно, экономические субъекты — это тоже люди в конечном итоге, и они осознают, что творят. Но если стратегия поведения экономического субъекта построена на использовании кризисных явлений, пусть даже в ущерб большинству людей, или субъект обнаруживает, что усиление кризиса принесет ему выгоду, то несмотря на некоторый внутренний психологический, а также социальный дискомфорт в среде своих партнеров, выбор их однозначен. Остановить их можно только силой принуждения в мягкой (законодательные ограничения) или жесткой (административные запреты) формах.

Вопрос, являются ли они виновниками кризиса, всегда важен, ибо дает пищу для размышлений исполнительной, и, что более ценно, законодательной власти. Последняя способна, изменив

119

условия игры, уменьшить возможность появления кризисов. Кроме того, этот вопрос очень интересует возбужденных обывателей. Да и сами подозреваемые в организации кризиса обеспокоены формирующимся у них на глазах общественным мнением. Если отношение общества будет в целом негативным, то от поддержки таких субъектов отвернутся все, включая администрацию и политиков, которые всегда отворачиваются от неудобных партнеров, способных их скомпрометировать. Что может принести не только моральный, но и материальный ущерб. Однако, в большинстве случаев, спровоцировать кризис не так просто. Для этого нужны скоординированные усилия мощных экономических субъектов и соответствующая обстановка. С другой стороны ухудшение условий хозяйствования, может оказаться весьма серьезным мотивом именно для подобной координации усилий неудовлетворенных развитием событий экономических гигантов. Поэтому, в конечном итоге, на организацию кризиса все равно толкает неудачная экономическая политика государства и в конечном итоге ухудшение общей экономической конъюнктуры. Именно шаткость экономической ситуации в предкризисном состоянии общества позволяет даже относительно небольшим толчкам (которые тем не менее не под силу отдельным, даже очень крупным хозяйственным субъектам) спровоцировать кризис. Однако для выяснения причин и виновников разразившегося кризиса нужен основательный анализ ситуации и изучение возможностей ряда крупных хозяйственных субъектов в организации этого явления. Вообще говоря, такой анализ следует сделать перманентным для отслеживания всех негативных тенденций в экономическом развитии. И не только для прогноза, но и для предотвращения кризисов.

120

«все книги «к разделу «содержание Глав: 9 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

Глава 2 ГОСУДАРСТВО IИ РЕФОРМЫ