1. КОЛЛИЗИИ    КОНСТИТУЦИОННЫХ И УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ НОРМ

Конституция, являясь Основным законом государ­ства, обладает высшей юридической силой и имеет при­оритет перед любыми другими нормами права. Статья 15 Конституции Российской Федерации закрепляет вер­ховенство конституционных норм над отраслевыми весь­ма определенно: «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Россий­ской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации».

В этой связи коллизии конституционных и отрасле­вых норм права должны однозначно разрешаться з пользу норм Конституции. Данное коллизионное прави­ло предполагается закрепить и в проекте Закона РФ «О нормативно-правовых актах Российской Федерации».

Не являются исключением из этого общего коллизи­онного правила л нормы уголовного законодательства,

174

а потому коллизии норм Конституции и УК     доджнь! разрешаться в пользу первых.

Казалось бы, никаких проблем по поводу разреше­ния этих коллизий не возникает, тем более что на пер­вый взгляд вообще сложно представить сшуацию, ког­да бы возникла коллизия норм Основного закона го­сударства и норм такой специфической отрасли охра­нительного законодательства, как уюловное право.

И тем не менее подобные коллизии — факт право­применительной практики, а способы и\ разрешения не всегда однозначны. Так, сразу после принятия 22 нояб­ря 1991! г. Декларации прав и свобод человека и граж­данина возникла коллизия норм Декларации и УК РСФСР. Согласно ст. 36 Декларации «никто не обязан свидетельствовать против самого себя, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется законом». Данная норма (равно как и вся Декларация) была введена в Конституцию РФ 1978 г. (ст. 67). Меж­ду тем в УК РФ существовала ответственность за не­донесение о достоверно известном готовящемся или со­вершенном преступлении (ст. 881 и ст. 190), за укры­вательство преступлений (ст. 882 и ст. 189), а также за отказ от дачи показаний свидегелями, потерпевшими или иными лицами (ст. 182). При этом ни нормы ма­териального уголовного права, ни нормы уголовно-про­цессуального права не делали каких-либо исключений для супругов пли близких родственников, а потому они также должны были привлекаться к уголовной ответ­ственности в соответствии с названными статьями УК.

Возникшая коллизия не замедлила проявиться на практике. Белгородским областным судом И. была осуждена по ст. 180 УК за недонесение об убийстве с особой жестокостью, совершенном ее мужем и двумя братьями. Поводом для убийства послужили личные не­приязненные отношения между И. и потерпевшей. Та­ким образом, сообщая о совершенном ьреступленил правоохранительным органам, И. вынуждена была бы свидетельствовать не только против своего супруга, близких родствснпикор, но и против самой себя. Статья' 67 Конституции РФ 1978 г. освобождала ее от этой обязанности. Однако Белгородский областной суд раь-

175

решил коллизию конституционных и уголовных норМ 6 пользу последних. Верховный Суд России по данному делу пришел к прямо противоположному выводу.

Законом Российской Федерации от 29 апреля 1933 г. «О внесении изменений и дополнений в УК РСФСР, УПК РСФСР и ИТК РСФСР» данная коллизия част^ч-но была >сгранена. Статьи 18 и 19 УК были дополнены частями вторыми, в которых указывалось, что не под-. лежат уголовной ответственности за укрывательство и недонесение супруг и близкие родственники лица, со­вершившего преступление. Однако законодатель забыл о такой норме, как отказ от дачи показаний. В этой части коллизия норм Конституции и УК сохраняется, ибо ст. 51 Конституции представляет гражданам право не свиде­тельствовать против самих себя, своего супруга и близких родственников.

Другой пример. Статья 19 Конституции РФ указы­вает: «Все равны перед законом и судом», часть же вго. рая названной статьи отмечает, что «государство га­рантирует равенство прав и свобод человека и гражда­нина независимо от пола, расы, национальности, иму­щественного и должностного положения, места жи тельства, отношения к религии, убеждений, принадлеж­ности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, на­циональной, языковой или религиозной принадлежно­сти». Правда, данная статья говорит о равенстве прав и свобод граждан. Однако равенство прав предполага­ет и равенство обязанностей, в частности, обязангосги нести ответственность за совершенное преступление.

Ряд отраслевых нормативных актов также закрепля­ют этот общеправовой принцип. В ст. 2 Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г., к^-торым из-за распада Союза не суждено было вступить в законную силу, и в проекте Уголовного кодекса Росснл-ской Федерации впервые были предприняты попытки в законодательном порядке закрепить уголовно-правовые нормы-принципы: законности, равенства граждан перед законом, неотвратимости ответственности, личной и ви­новной ответственности, справедливости, демократиз­ма и гуманизма.

По нашему мнению, из всех названных главным   и

176

определяющим является принцип неотвратимости ^го­ловной ответственности. Суть его состоит в том, что вся­кое лицо, в действиях или бездействии которого уста­новлен состав преступления, подлежит привлечению к уголовной ответственности. Именно в этом принципе выражается общее основополагающее требование уголовного закона, уголовной политики государства и правоприменительной дея гельности.

Очень важен и принцип равенства граждан аеред законом и судом. С точки зрения уголовного права принцип равенства граждан перед законом означает, что лицо, совершившее преступление, подлежит уголов­ной ответственности независимо от происхождения, ра­совой и национальной принадлежности, политических убеждений, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств.

Закрепление данных принципов в уголовном зако­не будет иметь весьма позитивное значение, поскольку ориентирует всех граждан, субъектов правопримени­тельной деятельности на неуклошюе соблюдение и следование им.

Думается, что нормы-принципы в первую очередь адресованы самому законодателю который в своей деятельности должен руьоводствоваться правовыми принципами, предусмотренными законом. Однако пра­вотворческая деятельность бывших Верховного Совета СССР, Верховного Совета и Съезда народных депута­тов Российской Федерации, да и Государственной Д>-мы, к сожалению, свидетельствует о том, что законода­тели адресуют принципы кому угодно, но только :<:е себе. В частности, в законодательстве и бывшего Сою­за, I! Российской Федерации явно наметилась тенденция отхода,.от неуклонного следования принципам равенст­ва граждан перед законом и неотвратимости уголовной ответственности.

В соответствии со ст. 31 Закона РСФСР «О статусе   , народного депутата РСФСР» «народный депутат РСФСР , не может быть привлечен к уголовной ответственности, арестован  или   подвергнут  мерам    административного   > взыскания, налагаемого в судебном порядке, без согла­сия  Съезда народных депутатов РСФСР,    'а в период между съездами — Верховного Совета РСФСР. Уголов-

177

ное дело и производство по делу об административном правонарушении, ответственность за которое налага­ется в судебном порядке, в отношении народного де­путата РСФСР могут быть возбуждены только Про­курором РСФСР с согласия Съезда народных депута­тов РСФСР или Верховного Совета РСФСР».

Неприкосновенность от уголовного закона получи­ли и народные депутаты местных Советов (ст. 30 п сг. 31 Закона РСФСР «О статусе народного депутата мест­ного Совета народных депутатов РСФСР»),

Подобного рода правовые гарантии, возможно, дол­жны были способствовать независимости и эффектив­ности депутатской деятельности. На практике же эта форма и ранее, и теперь служит/ лазейкой, позволяю­щей избежать уголовной ответственности лицам, зани­мающим ответственное положение, даже в случае со­вершения тяжких и особо тяжких преступлений.

Так, Верховный Совет РСФСР в соответствии со ст. 32 Закона РСФСР «О статусе народного депутата РСФСР» отказал Генеральному Прокурору РСФСР г. даче согласия на возбуждение уголовного дела, при­влечение к уголовной ответственности и арест народно­го депутата РСФСР В. А. Ачалова, причастного к госу­дарственному перевороту в августе 1991 г., что было убедительно доказано в представтенин Генерального Прокурора РСФСР.

Подобная позиция Верховного Совета Российской Федерации давала основание мсстчым Советам отказы­вать в даче согласия на привлечение к уюлошгой от­ветственности своих народных депутатов, виног-ных в: взятках, коррупции, должностных злоупотреблениях, связях с преступными организациями, общеуголовных преступлениях.

Вслед за народными лепутатауи уголовно-правовую неприкосновенность получили судьи и народные заседа­тели всех уровней  (ст. б Закона СССР «О статусе су­дей в СССР»), судьи арбитражных судов (ст. 24 Зако­на РСФСР «Об арбитрчжном  суде»), судьи конститу­ционного суда РСФСР  (ст. 17 Закона РСФСР «О Кон­ституционном суде РСФСР»), прокурорские работники (ст. 39 Закона РСФСР «С прокуратуре Российской Фе­дерации») .

Более того, Конституция РФ 1993 г., закрепив в ст.

178

19 равенство всех граждач перед законом, в другпч главах содержит нормы, пред} сма1рьваюшие исктюче-ние из этого правила. Статья 91 Конституции закреп­ляет неприкосновенность Президента Российской Фе­дерации. Статья 93 пред\сматривает совершенно осо­бый порядок обвинения Президента в совершении пре­ступлений. Обвинение Президента в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления может выдвигаться только Государственной Думой.

Причем это обвинение может служить основанием лишь для отрешения Президента от должности. Вопрос о последующей уголовной ответственности за соверше­ние государственного либо иного тяжкого преступле­ния, не говоря уже об ответственности за совершениг нетяжких преступлений, в Конституции никак не ре­шается. Очевидно, в соответствии с содержанием ин­ститута неприкосновенности она не последует, независи­мо от того, совершено преступление в связи с исполнени­ем президентских полномочий, либо вне связи с ними.

Статья 98 Конституции закрепляет неприкосновен­ность членов Совета Федерации и депутатов Государ­ственной Думы в течение всего срока их полномочий.

Неприкосновенность включает в себя невозможность их задержания, ареста, обыска, личного досмотра. Во­прос о лишении неприкосновенности решается соответ­ствующей палатой Федерального Собрания по пред­ставлению Генерального Прокурора Российской Феде­рации.

Таким образом. Конституция и ряд других важных законов Российской Федерации практически исключили гозможность в соответствии с нормами УПК привле­кать к уголовной ответственности за совершенные пре­ступления большинство высших должностных лиц го­сударства и основную массу представителей государ­ственной власти. При подобном состоянии дел все раз­говоры о необходимости решительной борьбы с корруп­цией, другими должностными преступлениями в систе­ме государственной яласти можно рассматривать как сотрясение воздуха. То же самое можно сказать и о любой государственной программе борьбы с пре».т\гт-постью. Все граждане однозначно оценивают ситуацию, когда любой депутат любого представительного орга­на власти вместе с депутатским мандатом кладет в

179

карман своего пиджака совершенно законную индуль­генцию не только от всех ранее совершенных преступ­лений, но и возможных последующих. Вряд ли эта оцен­ка способствует борьбе с преступностью, причем не только «беловоротничковой», но и общеуголовной.

Чем  же обосновано подобное исключение из оошс го правила о равенстве граждан перед законом и су чомг Может быть, нормами международного права или   сло­жившейся  международно!"   практикой?

В Основных принципах независимости судебных орга­нов от 6 сентября 1985 г., принятых VII Конгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями и формулирующих основные меж­дународные стандарты деятельности судебных систем, не предусмотрена такого рода уголовно-правовая неза­висимость. Напротив, в ст. 17 Основных принципов указывается, что обвинение или жалоба, поступившие на судью в ходе выполнения им (ею) своих судебных и профессиональных обязанностей, должны быть безот­лагательно и беспристрастно рассмотрены сокчастю соответствующей процедуре. В ст. 29 отмечается, т го все процедуры отстранения от должности, увольнения и наказания должны определяться в соответствии с ус­тановленными правилами судебною поведения. Каких-либо дополнительных гарантий или исключительных процедур не предусмотрено.

По нашему мнению, закрепление в законах норм об уголовно-правовой неприкосновенности ряда должтгоет-ных лиц прямо противоречит принципу равенства I раж-дан перед законом независимо от должностного поло­жения, а равно рода и хтракгера занятии. Противоре­чат эти нормы и принципу неотвратимости уголовной ответственности, поскольку нет никакой гарантии из получение согласия соответствующих органов и долж­ностных лиц на привлечение виновных к уголовной от­ветственности.

Этот пример коллизии норм Конституции и положе­ний отраслевых законов (уголовного и уголовно про­цессуального) — еще одно свидетельство того, что ко'1-лизируют не только нормы права, но и принципы пра­ва.

Думается, приведенных примеров достаточно для вывода, что коллизии конституционных норм с положс-

180

Пиями отраслевых нормативных актов не только и ;:е столько теоретическое явление, сколько факт реальней правоприменительной практики. Ьстественно, возника­ет вопрос о способах преодоления этих коллизий, а, следовательно, о субъектах их преодоления. По мнению В. Ершова, коллизии всех норм, в том числе и конститу­ционных, могут и должны разрешать правопримените­ли'.

Аналогичной точки зрения придерживаются и сами правоприменители. Так, по цитируемому ранее уголов­ному делу Президиум Верховного Суда России приговор в отношении И. отменил, а дело производством прекра­тил за отсутствием в се действиях состава преступле­ния2. В основу такого решения были положены ст. 67 Конституции и тезис о том, что «норма уголовного зако­на не может противоречить положениям, закрепленным в Основном законе». Тем самым в судебном порядке была преодолена коллизия уголовно-правовых и кон­ституционных норм.

Факт опубликования данного постановления в Бюл­летене Верховного Суда России свидетельствует, как нам представляется, о стремлении создать некий су­дебный прецедент, на основании которого первичные су­дебные инстанции и даже следственные органы смогу! преодолевать коллизию конституционных и >головн:>-правовых норм. Разумеется, такое решение вопроса су­щественно упростило бы работу правоохранительных органов, сократило сроки рассмотрения дел. Только тот ли это случай, когда простота является благом?

Согласно ст. 125 Конституции РФ 1993 г., ст. 1 За­кона РСФСР «О Конституционном Суде РСФСР» вопрос о соответствии законов и иных нормативных актов Кон­ституции решается исключительно в судебном порядке Конституционным Судом. На наш взгляд, признание лишь Конституционного Суда субъектом преодоления коллизий норм консгитуииопного и отраслевого права является единственно правильным решением. В против­ном случае любой судья, следователь, дознаватель, участковый инспектор и другие правоприменители бу­дут наделены правом считать неконституционными но только нормативные акты, но и федеральные законы и на этом основании не применять ич. Вряд ли это укре­пит авторитет Констшуции и пойдет на пользу закон-

Мости ц правопорядку. На наш взгляд, в публьковай-шемся проекте Конституции РФ расснащиваемая проб­лема решалась более правильно и логично. В ст. 114 проекта указывалось: «Судья че вправе применять закон, противоречащий Конституции. Если суд усмотрит, что закон, который подлежит применению, противоречит Копс1итуции, он приостанавливает производство по де­лу ц' обращается в Конституционный суд Российский Федерации с представлением о признании этого зако­на неконституционным»'.

Именно такой способ преодоления коллизий норм Конституции и отраслевых норм следовало бы закрепить в новой Конституции.