ГЛАВА It Право на судебную защиту и проблема социальной справедливости

Часть 2 ст. 57 Основного Закона страны провозглашает, что граждане СССР имеют право на судебную защиту от посягательств на честь и достоинство, жизнь и здо­ровье, на личную свободу и имущество. В соответствии с ч. 2 ст. 58 Конституции СССР действия должностных лиц, совершенные с нарушением Закона, с превышением полномочий, ущемляющие права граждан, могут быть в установленном Законом порядке обжалованы в суд. И, наконец, на основании ч. 1 ст. 37 Основного Закона СССР иностранным гражданам и лицам без гражданст­ва в СССР гарантируются предусмотренные Законом права и свободы, в том числе право на обращение в суд и иные государственные органы для защиты принадле­жащих им личных, имущественных, семейных и иных прав.

В отношении отраслевой принадлежности и содержа­ния права на судебную защиту в юридической литера­туре высказывались разные точки зрения. Ученые спо­рят по поводу того, является ли это право конституцион­ным или процессуальным. Что входит в содержание это­го права — процессуальные или материально-правовые полномочия?1   Будучи жестко связанным  объемом  на-

1 Федосеев В. М. Проблема защиты конституционных прав и свобод граждан в советском гражданском процессе: Автореф. дис. канд. юрид. наук. Свердловск, 1981. С. 7; Гукасян Р. Е. Реализация конституционного права на судебную защиту. Процес­суальные средства реализации конституционного права на судеб­ную и арбитражную защиту//Межвуз. тематич. сб-к. Калинин, 1982. С. 3—13; Розова М. Ю. Обращение за судебной защитой по советскому гражданскому процессуальному праву: Автореф. дис. канд. юрид. наук. Свердловск, 1983. С. 2—5; Защита прав лично­сти в социалистическом гражданском процессе. М, 1986. С. 102— 106; Ванеева Л. А. Реализация конституционного права граж­дан СССР на судебную защиту в гражданском судопроизводстве. Владивосток, 1988. С. 3—33 и др.

3 Заказ 5107          33

стоящей работы, автор не может сколько-нибудь подроб­но останавливаться на данном вопросе. Имея это в виду, ограничимся следующим.

Поскольку о праве на судебную защиту идет речь в Конституции СССР, то вряд ли имеет смысл отрицать конституционную основу данного правового института. В то же время нельзя не считаться с тем, что содержа­ние права на судебную защиту выражается в конститу­ции «в концентрированной форме, без конкретизации предмета, порядка и способов защиты»1. Поэтому кон­ституционное право на судебную защиту практически может быть реализовано лишь при его трансформации в отраслевое субъективное право — как материальное, так и процессуальное2.

До сих пор исследование права на судебную защиту велось главным образом в аспекте науки гражданского процессуального права. Несколько по-иному ставит воп­рос Л. А. Ванеева. Она указывает, что право на судеб­ную защиту «не исчерпывается возможностями право­судия только по гражданским делам» и что содержание ч. 2 ст. 57 Конституции «обязывает говорить о праве на судебную защиту и в порядке уголовного судопроизвод­ства»3. Такое заявление вынуждает нас еще раз обра­титься к содержанию данной  конституционной  нормы.

К сожалению, признать содержание ч. 2 ст. 57 Кон­ституции ни ясным, ни удачным не представляется воз­можным. В соответствии с этой нормой судебная защи­та призвана ограждать граждан от «посягательств» на шесть перечисленных в ней объектов. В качестве объек­тов судебной защиты называются честь и достоинство, жизнь и здоровье, личная свобода и имущество.

Но что такое «посягательство»? В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова слово «посягательство» расши­фровывается как «попытка (незаконная или осуждае­мая) сделать что-нибудь, распорядиться чем-нибудь, по­лучить что-нибудь и т. п. Посягательство на чью-нибудь свободу, самостоятельность». А слово «посягнуть» разъ­ясняется следующим образом: «Совершить посягатель­ство на что-нибудь. Посягнуть на чужую жизнь (попы­таться убить) »4.

Гражданскому и гражданскому процессуальному пра­ву, а также юридическим наукам цивилистического про­филя данный термин по существу не известен. И, напро­тив, он достаточно часто встречается в уголовном зако­нодательстве и литературе по уголовному праву. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 7 Основ уголовного законода­тельства преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (дейст­вие или бездействие), посягающее на общественный строй СССР, его политическую и экономическую систе­му, социалистическую собственность, личность, полити­ческие, трудовые, имущественные и другие права и сво­боды граждан, а равно иное, посягающее на социалисти­ческий правопорядок общественно опасное деяние, пре­дусмотренное уголобным законом. Выражение «посяга­тельство» употребляется также в ч. 1 ст. 13 и п. 5 ст. 33 Основ уголовного законодательства.

В Комментарии к Уголовному кодексу РСФСР, на­пример, разъясняется, что при хищении государственного или общественного имущества, совершенного путем кра­жи (ст. 89 УК), «предметом посягательства выступает имущество, которым завладевает преступник». В ком­ментарии к ст. 102 УК (умышленное убийство при отяг­чающих обстоятельствах) подчеркивается, что «убийст­во— это виновное деяние, посягающее на жизнь другого человека и причиняющее ему смерть. ...Убийство пося­гает на жизнь человека». А несколько далее указывает­ся, что уголовная ответственность за клевету и оскорб­ление (ст.ст. 130—131 УК) «представляет собой одну из гарантий права на судебную защиту от посягательств на честь и достоинство граждан, закрепленную ст. 57 Конституции СССР»1.

Таким образом, если исходить из «буквы» ст. 57 Кон­ституции СССР, то нужно будет прийти к выводу, что она поставила «под защиту суда практически все блага, которыми располагает человек, — честь и достоинство, жизнь и здоровье, личную свободу и имущество»2, но исключительно в порядке уголовного судопроизводства,

Вряд ли такой вывод будет правильным, В частности, если иметь в виду, что «право на судебную защиту мо­жет быть реализовано только путем обращения в суд за-

1              Ванеева Л."А. Указ. соч. С. 21.

2              См.: Гукасян Р. Е. Указ. соч. С. 4.

3              Ванеева Л. А, Указ. соч. С. 7.

4              Ожегов   СИ.   Словарь русского языка.   М.,   1981. С. 506.

1              Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., 1984. С. 182,

2              Конституционные основы правосудия в СССР. М,,  1981. С. 4.

34

3*

35

интересованных лиц»1, то не вполне понятно, скажем, каким образом в рамках ныне действующего законода­тельства можно быть огражденным от посягательств на личную свободу? Что здесь имеется в виду под «личной свободой» —свобода научного, технического и художест­венного творчества (ст. 47 Конституции), свобода сове­сти (ст. 52 Конституции) или личная свобода в смысле неприкосновенности личности (ст. 54 Конституции СССР)? Очевидно, последнее. Между тем, в советском праве нет института, аналогичного институту Хабеас корпус английского процессуального права. Данный ин­ститут предоставляет в ряде случаев заинтересованным лицам право требовать доставки в суд задержанного или заключенного для проверки оснований лишения свободы. Было бы прекрасно, если бы подобный инсти­тут в каком-то виде появился и в советском праве. Но, к сожалению, на сегодняшний день его нет.

Очевидно, что путем обращения в суд в порядке граж­данского судопроизводства невозможно оградить от по­сягательств жизнь й -здоровье граждан. Что же касает­ся обязательств из причинения вреда жизни или здоро­вью, то, прежде всего, они далеко не всегда являются последствиями «посягательств», то есть преступного по­ведения. Кроме того, гражданско-правовая ответствен­ность за повреждение здоровья или смерть гражданина даже в этих случаях не может рассматриваться лишь в качестве последствия преступного посягательства. И, на­конец, могут быть случаи, когда то или иное преступное посягательство, в том числе и на жизнь гражданина, может быть не связано с причинением имущественного вреда.

Разумеется, большинство гражданско-правовых спо­ров прямо или косвенно связаны с имущественными ин­тересами, но обращение в суд в подобных случаях вряд ли было бы корректно рассматривать в качестве «защи­ты от посягательства».

Таким образом, необходимо констатировать явную неудачность формулировки ч. 2 ст. 57 Основного Зако­на СССР. В рамках ныне действующего законодатель­ства граждане не могут обращаться в суд для защиты от преступных поеягательств на жизнь и здоровье, на личную свободу и имущество. В виде исключения в соот-

1 П у ш к а р   Е. Г.   Конституционное право на судебную защи­ту. Львов, 1982. С. 7,

36

ветствии со ст. 27 УПК РСФСР дела о преступлениях, предусмотренных ст. 112, ч. 1 ст. 130 и ст. 131 УК РСФСР, возбуждаются судьей по жалобе потерпевшего. И, напротив, граждане обладают широкими возможно­стями для обращения в суд с целью защиты принадле­жащих им личных, имущественных, семейных и иных прав и интересов в порядке гражданского судопроизвод­ства, о чем в ст. 57 Конституции СССР прямо ничего не

сказано.

Столь неудовлетворительная формулировка этой важ­нейшей конституционной нормы заставляет авторов, ко­торые в своих работах так или иначе должны коммен­тировать содержание ст. 57 Основного Закона и раскры­вать понятие права на судебную защиту, выходить из положения одним из следующих двух способов. Самый распространенный из них заключается в том, что после упоминания указанной конституционной нормы либо из-ложения ее содержания авторы дают определение не права на судебную защиту, а связанного с ним граждан­ского процессуального права на обращение в суд за су­дебной защитой. При этом каких-либо замечаний по со­держанию ч. 2 ст. 57 Конституции не формулируется, а ее «криминалистический аспект» не вскрывается1.

Другая группа ученых, напротив, предлагает форму­лировку права на судебную защиту. Так, Э. М. Мурадьян указывает: «Право на судебную защиту — новая консти­туционная гарантия. Смысл ее заключается в том, что гражданин имеет правовую возможность защитить пра­во с помощью суда»2.

Л. А. Ванеева отмечает, что «право на защиту — это право и на деятельность суда, и на ее результат»3. М. Ю. Розова обращает внимание на то, что «право на судебную защиту принадлежит лицу, чьи субъективные права и охраняемые законом интересы нарушены, оспо­рены. Субъектом, обязанным оказать защиту, является

суд.

...Таким  образом, судебная защита  «находится» на

1              См., например:  Курс советского гражданского процессуально­

го  права.   М.,   1981.  Т.   II.  С.   25—29;    Конституционные    основы

правосудия   в   СССР.   С.   269—280;     Пушка р   Е.   Г.    Указ.   соч.

С. 7—28;  Кожухарь А. Н. Право на судебную защиту в иско­

вом производстве. Кишинев, 1989. С. 5—54 и др.

2              Мурадьян   Э.  М.   Право   на   судебную  защиту.  М.,   1980.

vj. 19.

3              Ванеева  М. А. Указ. соч. С. 28.

?7

грани материального и процессуального права, отражает в себе диалектическое взаимодействие связанных между собой, но все же различных отраслевых сфер. Оба зна­чения защиты, материально-правовое и .процессуальное, существуют вместе, однако различаются в зависимости от того, что имеется в виду: конечная цель процесса или использование средств достижения такой цели. В пер­вом случае предполагается материально-лравовой ас­пект, во втором — защита рассматривается в качестве процессуального явления»1.

Такой подход к определению понятия и содержания судебной защиты, с нашей точки зрения, является -пра­вильным. Однако необходимо подчеркнуть, что этот ре­зультат был получен авторами путем не только и даже не столько анализа содержания ч. 2 ст. 57 Конституции СССР, но и других конституционных норм (ст. 37, ч. 2 ст, 58 Основного Закона), а также гражданского процес­суального законодательства. Разумеется, это нормаль­ный и естественный способ уяснения действительного содержания закона. Жаль лишь, что при этом недостат­ки содержания важнейшей конституционной нормы оста­вались в тени и соответственно не вносилось предложе­ний по ее уточнению и усовершенствованию.

В связи с необходимостью подготовки новой Консти­туции СССР данную норму представляется необходи­мым сформулировать примерно следующим образом:

«Граждане СССР, иностранцы и лица без гражданст­ва имеют право на судебную защиту принадлежащих им личных, имущественных, семейных и иных прав и интересов в порядке гражданского, а в случаях, прямо предусмотренных законом, и уголовного судопроизвод­ства».

Таким образом, если вести речь о праве на судеб­ную защиту, а не о праве на обращение в суд, то дан­ное понятие, с нашей точки зрения, неизбежно должно включать в себя два разных полномочия. Это — право на возбуждение судебной деятельности, а также право на подтверждение, а при необходимости — и на прину­дительное с помощью суда и его должностных лиц осу­ществление оспоренного или нарушенного субъективно­го материального права.

Обращение к судебной защите нередко обусловлено не  только   необходимостью  защитить  нарушенное  или

оспариваемое право, но и оскорблением нравственного чувства справедливости, особой потребностью в справед­ливом разрешении дела.

Требование справедливости включает в себя разные аспекты — нравственные, социальные, правовые. Все они очень тесно связаны между собой. Так, применительно к рассматриваемой нами проблеме одним из ее аспектов будет вопрос о соотношении права на судебную защиту и нравственности в социалистическом обществе как част­ном проявлении более широкой проблемы о соотноше­нии права и морали при социализме. Подобная поста­новка вопроса несет, по нашему мнению, ряд теоретиче­ски и практически важных, а порой и социально острых аспектов. Вот только некоторые из них. Всегда ли нрав­ственно обращение к праву на судебную защиту? Каким образом следует поступать суду в случае обнаружения при рассмотрении конкретного гражданского дела опре­деленных противоречий между требованиями права и морали? Вынесение какого судебного решения будет предпочтительным— законного, но несправедливого, или незаконного, но справедливого? Каким образом суду можно найти выход из, казалось бы, «тупиковой» ситуа­ции такого рода?

Коллизии между правом и моралью в гражданском судопроизводстве чаще всего не заходят дальше заявле­ния заведомо необоснованных требований и возражений сторон. Бывает и так, что позиция стороны с чисто юри­дической точки зрения является вполне обоснованной, однако с нормами морали она -согласуется не вполне. В то же время естественно, что суд должен разрешить такое дело на основании прежде всего нормативных предписаний права, но не* морали.

В жизни встречаются случаи, когда обращение в суд даже с вполне обоснованным с правовой точки зрения требованием рассматривается общественностью как на­рушение норм морали. В отдельных случаях приходится задавать вопрос: «надо ли всякий раз пользоваться тем, что принадлежит тебе по закону, по праву, или бывают ситуации, когда получить свое означает потерять себя»1.

Подобная постановка вопроса в ряде ситуаций не ли­шена определенных оснований. Проблема о целесооб­разности реализации права на судебную защиту бывает особенно острой в тех случаях, когда правовые отноше-

1 Р о з о в а М. Ю. Указ. соч. С. 5.

Б о р и н   А.   Воскресная   прогулка//Лит.   газ.   1981.   4   февр.

38

39

ния тесно переплетены с личными — брачными, семей­ными, дружескими и т. д. Пожалуй, следует согласить­ся с автором одного из судебных очерков О. Чайковской, что при наличии такого рода обстоятельств порой вооб­ще воспользоваться своим правом безнравственно1. Но сошлемся на примеры из судебной практики.

Гр-н Г. завещал свое имущество   в   виде вклада в сберкассе в сумме около 4 тыс. руб. школе, где он ранее работал учителем. После смерти Г. его сыновья обрати­лись в суд с иском о признании завещания недействи­тельным. Отрицательная моральная оценка самого акта обращения в суд, по-видимому, проявилась и в том, что член Омского областного суда, принявший дело к своему производству по первой инстанции, потребовал от ист­цов оплаты заявления государственной пошлиной в раз­мере 239 руб. 70 коп. Поскольку указанного требования истцы выполнить не смогли, их заявление было оставле­но без движения. По частной жалобе Верховный Суд РСФСР это определение отменил и направил дело для рассмотрения по существу в тот же суд. Верховный Суд правильно указал на то, что исковое заявление уже бы­ло оплачено пошлиной в размере 30 коп. Дело было при­нято судом к производству, назначено к судебному раз­бирательству,  ранее  уже  рассматривалось  в  судебном заседании народного суда и на заседании судебной кол­легии областного суда. В такой ситуации оснований для оставления заявления без движения не имелось. Касса­ционная инстанция  разъяснила, что в соответствии со ст. 84 ГПК суд может довзыскать пошлину при разре­шении дела по существу2.

К этому лишь нужно добавить, что названная норма отношения к анализируемой ситуации не имела. В ст. 84 ГПК идет речь о довзыскании пошлины при затрудни­тельности определения цены иска. В данном же случае следовало применить правило, сформулированное в § 47 действовавшей в тот период Инструкции о государствен­ной пошлине, утвержденной Министерством финансов СССР 4 апреля 1972 года: при определении размера по­шлины за выдачу свидетельств о праве на наследство в расчет не принимаются и в стоимость переходящего по наследству имущества не включаются вклады в сбере-

гательных кассах. Исходя из систематического и логиче­ского толкования норм, касающихся государственной пошлины, судья и суд также должны были прийти к вы­воду, что заявленное требование представляет собой иск без цены и подлежит оплате пошлиной в размере 30 коп. Позднее это правило было прямо сформулировано в п. 36 Инструкции о государственной пошлине, утвержденной Министерством финансов СССР 29 декабря 1979 г.1.   .

В другом известном нам случае весьма квалифици­рованный адвокат отказался вести близкое по содержа­нию дело. Речь шла о требовании признать недействи­тельным завещание, по которому дорогостоящее имуще­ство передавалось в Фонд мира. При этом адвокат ис­ходил из того, что обращение в суд в данной ситуации явно противоречило бы нормам социалистической мора­ли. Вследствие этого обстоятельства попытка убедить судей в том, что наследодатель в момент составления за­вещания не понимал значения своих действий, была за­ведомо обречена на провал.

Отрицательная моральная оценка подобного рода яв­лений имеет под собой определенные основания. Но не­редко не обходится без различного рода ошибок и ущем­ления нарушенных субъективных прав. В частности, в судебной практике порой встречаются случаи отказа от заявленных требований и прекращения производства по делу по причинам морального свойства. Так, народный суд прекратил дело по жалобе В. о наложении на него административного штрафа. Основанием для прекраще­ния дела послужило заявление оштрафованного, в ко­тором указывалось, что «из-за 15 рублей стыдно судить­ся». Начальник стройучастка Г. был оштрафован за на­рушение правил ведения строительных работ. В жалобе он указывал, что эти нарушения имели место в период его нахождения в больнице. Однако суд совершенно не­основательно уклонился от разрешения жалобы по су­ществу, поспешив прекратить производство по делу.

Общественность нередко резко отрицательно относит­ся к предъявлению исков о разделе общей совместной собственности супругов. Так, известный специалист в об­ласти гражданского судопроизводства проф. Д. М. Че-чот предлагает «посмотреть на проблему общего супру­жеского  имущества  с  нравственной точки  зрения».  И

1              См.:   Чайковская    О.   Аленький цвегочек//Лит. газ.  1975.

20 авг.

2              См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1973. № 4. С. 2—3.

40

1 Бюллетень нормативных актов министерств и ведомств СССР. 1980. № 12. С. 12.

41

продолжает: «Если вы действительно вступили в брак по любви, так постарайтесь в случае неудачи разойтись по-человечески, без обращения к государству... Право четко и бескомпромиссно, но, может быть, иногда умест­но поступиться своим правом, даже если оно бесспорно?

Мы думаем, что в некоторых ситуациях мужчине не пристало спорить о вещах, нужно просто собрать чемо­дан с предметами первой необходимости и уйти, оста­вив все, что есть в доме, бывшей жене и детям»1.

Публикации в прессе, в которых излагаются различ­ные житейские ситуации, связанные с необходимостью реализации права на судебную защиту,- нередко снаб­жены заголовками, из которых сразу же ясно — автор статьи осуждает такого рода акцию2.

Вызывает большое сожаление, что публикации от­дельных газет, связанные с рассмотрением, в частности, брачно-семейных споров, отличаются порой удивитель­ной бестактностью. Их авторы совершенно бесцеремон­но позволяют себе выносить на всеобщее обсуждение факты, в сущности не представляющие какого-либо об­щественного значения, но касающиеся сугубо личных от­ношений участников гражданско-правового спора. Так, некоторое время назад в одной из московских газет был опубликован субботний фельетон «Двое на качелях». Автор фельетона по существу подвергает своих «героев» изощренным издевательствам, считая их историю «уни­кальной». В действительности же вся «уникальность» си­туации заключалась в том, что в связи с различными житейскими обстоятельствами стороны, состоявшие сна­чала в фактическом, а затем и в зарегистрированном браке, дважды на протяжении примерно двух лет об­ращались к друг другу через суд с требованиями иму­щественного характера. Автор фельетона негодует: «Ис­тец, ответчик, стороны, имущественный спор... Какие грустные слова! Какие страшные слова! Нет уже «коти­ка», нет уже «рыбки», нет уже «любимой» и «любимо-

1              Чечот   Д.   М.   Брак,   семья,     закон     (Социально-правовые

очерки). Л., 1984. С. 106.

2              См., например: Богат Е. Бесчестье//Лит. газ.  1979. 21 февр.;

Краснопольская   И.   Тяжба//Моск.   правда.     1982.     13   мал;

Овчинникова   И.   Бывшие   близнецы//Известия.   1983.   4   июня;

Ершова Л.  Приданое с возвратом//Сов.  Россия.   1984.   13 марта;

Нехорошев   Ю.   Тяжба//Сов.   культура.   1988.   12   янв.;   Рыби­

на   Е.   Воронье//Труд.  1988.   19 апр.:   Рыбина   Е.   Суд совести//

Труд, 1988. 15 нояб. и др.

42

го». ...Любовь не имеет ничего общего с накопительст­вом, алчностью и страстью к вещам. Любавь и барахло — две вещи несовместимые, эта истина стара, как мир. И, конечно, ни о какой люб^и не может быть и речи в деле №.., с которым я познакомился в народном суде... района. Такого рода «любовь» достойна фельетона»1. Таким образом, желающие как бы приглашаются озна­комиться с этим «уникальным» гражданским делом, вкусить его «пикантные» подробности, разделить «бла­городное» негодование автора и еще раз «осудить» несчастных, подвергнутых публичному «раздеванию» и осмеянию. Думается, что перед нами действительно при­мер удивительной безнравственности. Но она заклю­чается не в поведении сторон, а в позиции автора фелье­тона и редакции уважаемой газеты, решившейся предо­ставить свои страницы для его развязных писаний.

Постановка вопроса, заключающаяся в том, что по существу любое обращение в суд ущербно с моральной точки зрения, достаточно спорна, а в ряде случаев про­сто неверна. В основе этого в принципе порочного взгля­да лежит неуважение, недоверие к советскому суду. Он основан на правовой безграмотности и бескультурье. Неверность этой позиции была великолепно показана в одной из публикаций юриста и журналиста А. Ваксбер-га. В своих полемических заметках «Сутяга», он, в част­ности, писал: «Кто пустил его в ход — брезгливое и лип­кое словечко «сутяга»? Может быть оно вошло в при­вычный словарь с легкой руки фельетонистов, усмотрев­ших нравственный изъян в попытке решать любые спо­ры непременно в народном суде? ... Не слишком ли ши­рокое толкование даем мы подчас понятиям, вошедшим в разговорную речь? ...Закон дал широкую возможность каждому защитить свою честь... как могло прийти в го­лову бросить тень на человека только за то, что он за­конными средствами в советском суде отстаивал свое право?»

А. Ваксберг совершенно справедливо подчеркивает то обстоятельство, что никто, кроме суда, не вправе ре­шать, прав ли обратившийся в суд? «Разве кому-либо дано право подменять собой суд? И что порочного в том, что две равноправные стороны, отстаивая каждая свои доводы, предстали перед судом, чтобы тот непредвзято их  рассудил?»  Применительно  к обстоятельствам  кон-

1 Б о р и н А. Двое на качелях//Вечерн. Москва.  1976. 7 июля.

43

кретного гражданского дела, связанного с литератур­ным плагиатом, автор далее верно указывает, что право­вая сторона конфликта неотторжима от нравственной. «Закон не только предоставил возможность каждому от­стаивать в суде неприкосновенность своего произведе­ния, но и предусмотрел уголовную ответственность за «присвоение авторства», не сделав никаких оговорок, когда защита авторской чести почтенна, а когда—-«не­скромна». Каким же образом человек, осуществляющий свое законное право, может оказаться сутягой? Защи­щая то, что закон признал подлежащим защите, он не только отстаивает свой собственный, но и общественный интерес. Ибо права, которые наш закон гарантировал гражданину, — столь же высокая социальная ценность, как и обязанности, которые на гражданина возложены. В защите их, как и в строжайшем контроле за исполне­нием обязанностей, заинтересовано все общество»1.

Против другого гражданина, решившегося обратить­ся в суд за судебной защитой, коллеги по работе в ин­ституте выдвинули «тяжкое обвинение: как посмел он довести свой спор до суда? Они предъявили ученому ультиматум: если он не «закроет» дела, перед ним за­кроют двери института, в котором он работает несколь­ко десятков лет, — воспитателю молодежи не пристало судиться. ...Откажись от своего права, но не переступай порога суда! Словно суд — наш, советский суд — какое-то сомнительное заведение, появиться в котором непри­лично уважающему себя человеку».

А. Ваксберг, безусловно, прав, когда он утверждает: «Нельзя требовать уважения к закону и вместе с тем укорять человека за то, что он пользуется всеми права­ми, которые в этом законе содержатся. Нельзя взывать к величию суда и в то же время смотреть косо на обра­тившегося к Фемиде в поисках справедливости. Прав он в действительности или нет, решит именно суд, но само по себе обращение к нему, пусть даже и неправое, не может быть безнравственным...»2.

Нередко отрицательное отношение к реальному осу­ществлению права на судебную защиту оправдывается «малозначительностью» дела, по поводу которого был возбужден спор. Но понятие «малозначительности» но-

сит ярко выраженный оценочный, более того —субъек­тивный характер. Ведь по уровню своего благосостоя­ния и культуры, характеру занятий, пристрастиям, увле­чениям и т. п. люди существенно отличаются друг от друга. То, что «малозначительно» для одного, может иметь первостепенное, жизненно важное значение для другого. Многое здесь бывает связано также с особен­ностями правосознания и нравственных представлений индивида, наличием у него обостренного либо, напротив, притуплённого чувства справедливости. Так, в качестве примера «малозначительного» дела назывался спор о разделе наследства, в процессе рассмотрения которого «пришлось тратить время на то, чтобы определить, ко­му должны быть переданы книга «Описание города Шуи», комплект журнала «Мир искусства» и ковер!»1 Но, помилуйте! Названные редкие дореволюционные из­дания, вне сомнения, представляют значительную куль­турную, да уж если на то пошло, и материальную цен­ность.

Работник прокуратуры М. Хазин возмущен тем, что «у нас так обильно и, главное, охотно судятся». «Боже мой, ■— патетически восклицает он, -— сколько довелось мне видеть совершенно никчемных, пустых гражданских дел о разделе, скажем, гроша ломаного не стоящих ло­жек-плошек; или «о нечинении препятствий в пользова­нии сараем», или «об установлении порядка пользова­ния приусадебным участком»...»2.

Не знаем, как насчет «ложек-плошек», но два дру­гих из числа приведенных им примеров «пустых и ник­чемных» гражданских дел достаточно неудачны. Пред­ставим себе, скажем, такую ситуацию, реально имевшую место в действительности. Гражданин, проживавший в квартире без удобств, получил от своего ведомства квар­тиру с удобствами, а старая была предоставлена его коллеге. Однако последнему негде было хранить топли­во, так как предназначенный для этого сарай оказался занятым вещами предыдущего жильца и был заперт на замок. К сожалению, жизнь показывает, что «у нас су­дятся» крайне неохотно, а за разрешением правовых спо­ров вследствие юридической неграмотности или непра-

1              Ваксберг  А.   Сутяга.     Полемические    заметки//Лит.    газ.

1975. 24 сент.

2              Ваксберг А.  Указ. статья.

44

1              Соловьев   С,   Медведев     Е.   В   плену   вещей//Неделя.

1973. № 24.

2              Хазин   М.   Пусть     проигравший     платит//Известия.     1989.

24 июня.

45

вильнЫх нравственных Представлений нередко обраща­ются в самые фантастические инстанции. Среди них — органы государственного управления, общественные ор­ганизации, редакции газет и журналов, радио, телевиде­ние и т. п. Не был исключением из этой порочной прак­тики, основанной на правовом бескультурье, и случай, о котором мы ведем речь. Всего в орбиту разрешения спо­ра о сарае было вовлечено около двадцати различных инстанций, куда потерпевший безрезультатно обращался в течение ряда лет. Но, поскольку в единственный орган, правомочный разрешить возникший спор.по существу, он так и не обратился, весьма немаловажное для него в конкретной ситуации право оказалось незащищенным1. В  одной  из  центральных газет  была  опубликована статья, автор которой был возмущен фактом возбужде­ния «процесса о десяти рублях». Между тем   в данном случае  речь   шла  об   обжаловании   административного взыскания, которое, по мнению гражданина, было нало­жено на него незаконно: И безотносительно к тому, прав был гражданин или нет, его интерес к делу вовсе не ог­раничивался нежеланием уплатить «родимую десятку». В случае удовлетворения жалобы незаконно привлечен­ного к административной ответственности   защищаются честь и достоинство гражданина, подрываются основа­ния для возложения на него гражданско-правовой ответ­ственности за  вред, возможности привлечения  в буду­щем к уголовной ответственности за повторное однород­ное административное правонарушение (ст.ст. 1561, 1564, 158, 1621, 166, 1661 и др. Кодекса об административных правонарушениях РСФСР).

Публикация, в которой бичуется «вселенский спор о десятке» любопытна еще одним нюансом. В данном слу­чае автор статьи свое негативное отношение к жалобщи­ку распространил и на судью, который принял к своему производству подведомственное судам дело и рассмот­рел его по существу. Оказывается он «по долгу службы и велению здравого смысла» обязан был «остановить бурный ход событий» и «объяснить» потерпевшему неце­лесообразность рассмотрения в суде его «малозначи­тельного» дела. Другими словами, «в вину» судье было поставлено исполнение служебного долга и точное со­блюдение процессуального законодательства2.

1              См.: Боннер А. Правовой спор//Человек и закон. 1987. № 4.

2              См.: Львовский  М.   Процесс о десяти рублях//Труд. 1982.

8 июля.

46

Так как же обстоит у нас дело с реализацией права на судебную защиту в действительности? Судятся ли у нас «обильно» и «охотно» либо, напротив, в подавляю­щем большинстве случаев крайне неохотно, всячески уклоняясь от обращения в суд даже тогда, когда только он может обеспечить реальную защиту нарушенного или оспоренного права?

По данным судебной статистики,   ежегодно в судах СССР разрешается около 3 млн. гражданских дел1. Мно­го это или мало? Для ответа на этот вопрос, очевидно, необходимо соотнести эту цифру с количеством населе­ния страны, приближающегося к тремстам миллионам. Кроме того, >вне сомнения, нужно иметь представление о характере дел, разрешаемых судами, а также о состоя­нии законности в стране, уровне правосознания и нрав­ственных  представлений граждан  и должностных  лиц. Если говорить о характере гражданских дел, то на первом месте среди них стоят споры, возникающие из брачно-семейных отношений, прежде всего дела о рас­торжении  брака  и о  взыскании  алиментов.  Из общей массы  гражданских дел они  составляют половину. По этим делам обращение в суд лишь до известной степени определяется «желанием» или «нежеланием» сторон, а в основном — конкретной житейской ситуацией и особен­ностями законодательного разрешения тех или иных воп­росов,  в частности, вопроса   о   подведомственности.  В принципе, значительная часть таких дел, например дел о расторжении брака, могла бы быть изъята из судебной компетенции и передана органам загса.

Что касается сегодняшнего состояния законности в стране, то оно достаточно неблагополучно. Некоторые аспекты жизни современного общества, в том числе со-стояние законности в стране, следующим образом сфор­мулированы журналистом С. Федоровым: «Мы к этому уже привыкли. Привыкли, что в любом деле вместо от­крытой калитки перед нами — забор. Он может имено­ваться по-разному: инструкцией «времен очаковских и покоренья Крыма», предубеждением из серии «как бы чего не вышло», наконец, простой некомпетентностью. Как ни назови, а факт есть факт: все мы в той или иной мере живем за этим частоколом и порой уже не отва­живаемся через него перепрыгнуть: чужие разбитые но-

1 См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1988. № 4. С. 7.

47

сы достаточно красноречивы. Но так нельзя. Перепры­гивать надо»1.

В жизни, к сожалению, достаточно типичной являет­ся ситуация, когда организации и их руководители отка­зываются добровольно выплачивать гражданину осно­ванные на законе, но в силу тех или иных причин не вполне «стандартные» выплаты. Выплату подобных сумм, в особенности если они более или менее значительны, некоторые работники бухгалтерий почему-то склонны приравнивать к личной трагедии. Как правило, соответ­ствующим должностным лицам абсолютно ясно, что по существу они не правы, а требования гражданина закон­ны. Но смириться с необходимостью выплаты денег их «родным» предприятием они не в состоянии. Относитель­но распространенным является и прием, когда поведе­ние человека, требующего того, что причитается ему по закону, объявляется аморальным. «Идите в суд, если у вас хватит совести», — говорит должностное лицо граж­данину2. Между тем дело обстоит как раз наоборот. Аморально действует именно должностное лицо, попи­рающее закон и искусственно создающее ситуацию спора.

Куда чаще всего обращаются наши люди, когда по­лагают, что их право нарушено? Скорее всего это будет не суд или иной правоохранительный орган, а редакция газеты или журнала, вышестоящее должностное лицо либо общественная организация. Для проверки такого рода жалоб или заявлений подчас создаются многочис­ленные комиссии, которые зачастую совершенно неком­петентно пытаются разрешить спор либо иной правовой вопрос, отнесенный к исключительной компетенции су­дов. Порой эти разбирательства затягиваются на многие годы, должностные лица государственных органов и об­щественных организаций отвлекаются от исполнения своих прямых служебных обязанностей. За это время бывают исписаны груды бумаг, гражданин получает мас­су совершенно ненужных отписок, а право оказывается незащищенным. Ко всему порой оказывается пропущен­ным и срок исковой давности, в связи с чем обращение к судебной защите может оказаться уже бессмыслен­ным.

1              Федоров   С.   Нет   времени   ждать//Моск.     новости.     1988.

31'янв.

2              См.: Пархомовский   Э.   Крепкий орешек//Известия. 1979.

18 янв.

48

А ведь каждый правовой конфликт, который не был вовремя либо надлежащим способом разрешен, может иметь самые отрицательные последствия не только для заинтересованных лиц, но и общества в целом. Очень часто, к сожалению, незащищенными в нашем обществе оказываются интересы изобретателей и рационализато­ров. «За всем этим стоят подчас настоящие человеческие трагедии, поломанные судьбы людей, в общем-то неор­динарных, думающих, стремящихся поставить свои идеи на службу обществу»1. По мнению известного специали­ста академика Н. С. Ениколопова, «изобретательство превратилось у нас в дело, которым могут заниматься только очень самоотверженные люди. Остальные — не выдерживают»2. При этом изобретатели и рационализа­торы, как и очень многие другие граждане, чьи права оказались нарушенными, в силу устоявшегося не вполне правильного нравственного стереотипа, крайне неохотно обращаются в суд. В данном отношении характерна история группы изобретателей, которые в течение пя­ти (!) лет устно (по телефону) и письменно просили выплатить причитающееся им вознаграждение. Заслу­женные и занятые люди попусту потратили массу време­ни, сил и средств на поездки, междугородные перегово­ры и переписку для получения по существу совершенно бесспорных сумм3.

Между тем, им следовало сделать единственное — обратиться с иском о взыскании вознаграждения в на­родный суд по месту нахождения организации-ответчи­ка. В пределах установленного законом месячного срока суд рассмотрел бы спор и, очевидно, удовлетворил бы требование изобретателей, поскольку оно было основа­но на законе.

За очень многими правовыми конфликтами, с которы­ми суд, как правило, в состоянии был бы справиться в считанные недели, долгие годы страданий и мук, попран­ные право и человеческое достоинство, понапрасну истра­ченное здоровье, а порой и загубленная жизнь. Вот одна довольно неординарная история такого рода. Одной из

1              Моей н  И.  Никто  не  хотел  внедрять...//Труд.   1981,  4  авг.

2              Радов  А.  С  кого  спросить за  миллиарды?  Почему долгие

годы   не   используются   ценнейшие   изобретения//Сов.   Россия.   1985.

12 и 15 окт.

3              См.:   Силина   Г.   «Радости»   изобретательства   (хроника  од­

ной волокиты)//Лит. газ. 1981. 4 февр.

49

4 Заказ 5107

лучших работ известного скульптора И. М. Воропая, чьи произведения представлены, в частности, в Третьяков­ской галерее, является «Офелия». Без разрешения авто­ра скульптура была продана колхозу им. Чкалова Вин­ницкой области. Там она была установлена на могиле павшим воинам, олицетворяя «невесту, оплакивающую жениха». Сначала сам скульптор, а после его смерти вдова обращались во всевозможные инстанции с требо­ванием вернуть скульптуру. Однако в течение 15 лет она простояла под открытым небом, под снегом, пылью и дождями. Причем ни одна из инстанций, куда поступа­ли жалобы и заявления по поводу возврата скульптуры, не сочла себя некомпетентной в разрешении сложного правового спора. Так, пытаясь обосновать правомерность нахождения «Офелии» на колхозном кладбище, один из заместителей министра культуры УССР подписал сле­дующий «шедевр» бюрократической мысли: «...«Офелия» является скорбящей женщиной и как памятный знак имеет большое военно-патриотическое и воспитательное значение».

Тщетно пытаясь добиться восстановления справедли­вости и передачи скульптуры в один из музеев, вдова скульптора трагически восклицает: «...силы мои исся­кают, а жить мне осталось недолго...» И трудно ска­зать— завершится ли по закону и совести эта история? Ведь со времени ее возникновения прошло столько лет и давным-давно истек срок исковой давности1.

Совершенно исключительна, но в то же время во многом типична история, которая с помощью средств массовой информации стала известна практически всему народу. Конфликт между народными депутатами СССР Н. В. Ивановым и Т. X. Гдляном, с одной стороны, и чле­ном Политбюро, секретарем ЦК КПСС Е. К. Лигачевым, перешедший в спор о чести, по существу разрешается не судом в порядке гражданского либо уголовного судопро­изводства, а ЦК КПСС и Верховным Советом СССР2.

1              См.: В о ро п а й-Ш е в ченко Д. Многострадальная Офелия//

Сов. культура. 1988. II июня.

2              См.:  Лигачев  Е.  В  Центральный  Комитет  КПСС//Правда.

1989. 21   мая.  В  Прокуратуре  СССР.  Интервью заместителя  Гене­

рального   прокурора   СССР   корреспонденту  ТАСС//Известия.   1989.

12 сент. Постановление Пленума ЦК КПСС от 20 сентября  1989 г.

«О сообщении Генерального прокурора СССР о рассмотрении заяв­

ления   члена   Политбюро,   секретаря   ЦК   КПСС   Е.   К-   Лигачева   в

ЦК КПСС и Прокуратуру СССР»//Правда. 1989. 22 сент,

50

И, наоборот, обращение в суд за судебной защитой в

ряде случаев порой является актом высокого граждан­ского мужества. Это особенно характерно для ситуаций, когда стороны в споре не равны между собой, одна из них во многом зависит от другой и т. п. Впрочем, в свя­зи с совершенствованием и демократизацией действую­щего законодательства число таких случаев, очевидно, будет увеличиваться. Так, после введения в действие За­кона СССР «О кооперации в СССР» в Бостанлыкский районный народный суд Узбекской ССР поступила жа­лоба Ташкентского союза кооператоров на отказ рай­исполкома в регистрации устава кооператива «Аттрак­цион»1.

Вывод, по-видимому, ясен. В обществе должна быть создана обстановка, в которой обращение в суд за судебной защитой само по себе не рассматривалось бы в качестве аморального поступка и в то же время не тре­бовало бы для своей реализации усилий, по существу близких к акту высокого гражданского мужества. В ци­вилизованном обществе — это нормальный способ разре­шения правовых споров. Если этого не будет сделано, то все разговоры о создании правового государства останут­ся лишь разговорами. Но для того чтобы право на су­дебную защиту можно было бы нормально реализовать, необходимо также определенное усовершенствование гражданского процессуального законодательства и прак­тики его применения.

Начальным этапом реализации права на судебную защиту является свободное осуществление права на об­ращение в суд. В соответствии со ст. 5 Основ граждан­ского судопроизводства (ст. 3 ГПК) всякое заинтересо­ванное лицо вправе в порядке, установленном законом, обратиться в суд за защитой нарушенного или оспорен­ного права или охраняемого законом интереса. Отказ от права на обращение в суд недействителен.

Статья 31 Основ (ст. 129 ГПК) называется «Приня­тие заявлений по гражданским делам». В каждой из них имеется девять полностью совпадающих между собой пунктов и соответственно девять оснований к отказу в принятии заявления по гражданскому делу. Однако наи­большее практическое значение имеет основание, сфор­мулированное в п.   1 ст. 31  Основ   (п.  1  ст.  129 ГПК),

См.: Хисамов   И.   Иск исполкому//Труд. 1989. 8 апр.

51

поскольку в подавляющем большинстве случаев отказ в

принятии заявления мотивируется именно данной нор­мой. В ней записано, что судья отказывает в принятии заявления, если оно не подлежит рассмотрению в судах. Указанная норма сформулирована предельно лаконично и в гражданском процессуальном законодательстве ни­как не расшифровывается. По этой причине названная норма порой по-разному понимается в теории и истолко­вывается на практике. В отдельных случаях это приво­дит к нарушению принципа справедливости, ущемлению права на обращение в суд, судебным ошибкам и воло­ките.

К не подлежащим рассмотрению в судах прежде все­го относятся дела, им неподведомственные. Круг дел, подведомственных судам, в общем виде сформулирован в ст. 25 ГПК. Трудность применения на практике содер­жащихся в ней правил во многом объясняется тем, что в значительной степени они являются бланкетными. Су­дам подведомственны дела по спорам, возникающим из гражданских, семейных, трудовых и колхозных правоот­ношений, если хотя бы одной из сторон в споре является гражданин, колхоз, межколхозная организация, государ­ственно-колхозное предприятие, организация или их объ­единение, за исключением случаев, когда разрешение таких споров отнесено законом к ведению администра­тивных или иных органов. Судам подведомственны и иные, кроме указанных в ст. 25 ГПК, категории дел, от­несенные законом к их компетенции. Причем ггод зако­ном в данном случае имеются в виду нормы админист­ративного, гражданского, трудового и ряда иных от­раслей права. Содержащие их источники достаточно многочисленны и постоянно изменяются и дополня­ются.

В отдельных случаях заявление не подлежит рассмот­рению в судах в связи с имеющимся на этот счет пря­мым указанием закона. Так, в соответствии с ч. 5 ст. 14 Основ законодательства о браке и семье муж не вправе без согласия жены возбуждать дело о расторжении бра­ка во время беременности жены и в течение года после рождения ребенка. Другими словами, возможность обра­щения с иском в суд в данном случае обставлена очень важным условием — наличием согласия жены на растор­жение брака. На первый взгляд, данное условие являет­ся весьма разумным и справедливым, поскольку оно «установлено в целях охраны здоровья матери и ребен-

52

ка»1. Однако поставленная законодателем цель и бе до­стижение   на   практике — вещи   разные.    Прежде   всего очевидно, что для охраны здоровья  матери и ребенка далеко недостаточно просто избавить женщину от воз­буждения  против ее  желания  бракоразводного дела  с перспективой вынесения решения о расторжении брака. Главное здесь — действительные отношения в семье, сте­пень заботы и внимания, оказываемые женщине и ре­бенку мужем и другими близкими людьми. Иными сло­вами, сам по себе запрет обращения в суд мужу с ис­ком о расторжении брака при отсутствии согласия на это  жены  вряд ли  способен  существенно повлиять на фактически сложившиеся отношения в семье. Кроме того, возможность обращения в суд еще не означает, что он непременно вынесет  решение о  расторжении брака. С учетом беременности жены либо наличия у нее ребенка в возрасте до одного года перспектива вынесения такого решения стала бы еще более сомнительной. Однако, ес­ли  бы  в законе  не содержалось запрета  возбуждения дела, суд смог бы в соответствующих случаях попытать­ся принять меры к ликвидации конфликта между супру­гами и укреплению семьи. Кроме того, в жизни бывают различные нестандартные ситуации, когда, скажем, мать ребенка за ним не ухаживает и его не воспитывает; муж ссылается на то, что он не является отцом ребенка и приводит соответствующие доказательства; ребенок ро­дился мертвым или не дожил до одного года и т. д.

Возможно ли обращение в суд в подобного рода слу­чаях? По поводу части перечисленных ситуаций было дано разъяснение в п. 3 постановления Пленума Вер­ховного Суда СССР от 28 ноября 1980 г. «О практике применения судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака». Там сказано следующее:

«Согласно части пятой ст. 14 Основ законодательст­ва Союза ССР и союзных республик о браке и семье муж не вправе без согласия жены обратиться в суд с иском о расторжении брака во время ее беременности и в течение одного года после рождения ребенка. Это по­ложение следует отнести и к случаям, когда ребенок ро­дился мертвым или не дожил до года. При отсутствии согласия жены на  рассмотрение дела о разводе судья

1 Комментарий  к Кодексу о  браке и  семье РСФСР. М.,   1982. С 65.

53

отказывает в принятии искового заявления, а если оно было принято, суд прекращает производство по делу»1. Вряд ли такого рода разъяснение можно признать до­статочно убедительным. Думается, что по смыслу ст. 14 Основ законодательства о браке и семье речь идет о здравствующем ребенке. В случае же мертворождения и с биологической, и с юридической точки зрения момент рождения и смерти ребенка по существу совпадают.

В постановлении указанного Пленума Верховного Су­да СССР нет ответа и на некоторые другие возникающие в практике вопросы. Например, действует ли предусмот­ренное ст. 14 Основ законодательства о браке и семье ограничение и в тех случаях, когда мать ребенка его вос­питанием не занимается, а ребенок находится в детском учреждении, у отца, его родственников либо иных лиц. Не обсуждает Пленум Верховного Суда и сравнитель­но редкую, но, к сожалению, реальную житейскую си­туацию, заключающуюся в следующем. Можно ли рас­торгнуть брак при отсутствии на это согласия матери ребенка и если можно, то в каком порядке — судебном или административном; можно ли расторгнуть брак, ес­ли жена, имеющая ребенка в возрасте до одного года либо находящаяся в состоянии беременности, осуждена за совершение преступления к лишению свободы на срок не менее трех лет? В соответствии с чч. 8 и 9 ст. 14 Ос­нов законодательства о браке и семье расторжение брака с лицами, осужденными за совершение преступления к лишению свободы на срок не -менее трех лет, произво­дится в органах загса. При наличии спора расторжение брака в этих случаях производится через суд.

Очевидно, ответить на последний из числа поставлен­ных вопросов будет не так легко. В данном случае при­ходится констатировать наличие в ст. 14 Основ законо­дательства о браке и семье коллизионных норм2.

В юридической литературе уже обращалось внима­ние на то обстоятельство, что норма, сформулированная в ч. 5 ст. 14 Основ законодательства о браке и семье, не соответствует ст. 31 Основ гражданского судопроизвод­ства, установившей точный перечень оснований к отказу в принятии заявления  в  суд.  Указывалось также, что

 Верховного    Суда    СССР.  нормы   в советском

19241-5§б"с. 2П5°8СТаНОВЛеНИЙ ^СЙ4 С99Н- А'

54

выяснение согласия жены на расторжение брака —дей­ствие, которое было бы более правильно совершать уже после принятия заявления, в порядке подготовки дела к судебному разбирательству. И, наконец, поскольку от­сутствие согласия жены на расторжение брака не пре­граждает возможности вторичного обращения в суд, смыслу закона в большей степени соответствовало бы оставление заявления без рассмотрения, но не прекра­щение производства по уже возбужденному делу (ст.-ст. 41, 42 Основ гражданского судопроизводства)1. Еще более существенно, что невозможность реализации права на судебную защиту противоречит ст. 57 Основ­ного Закона СССР.

К сожалению, ограничение права на судебную защи­ту, о котором шла речь выше, не является единственным в действующем законодательстве и правоприменитель­ной практике. В данном отношении нельзя не указать на норму, сформулированную в ст. 56 КоБС РСФСР и соответствующих статьях КоБС ряда союзных республик. В частности, там сказано, что родитель, проживающий отдельно от детей, имеет право общаться с ними и обя­зан принимать участие в их воспитании. Родитель, при котором проживают дети, не вправе препятствовать дру­гому родителю общаться с детьми и участвовать в их воспитании. Если родители не могут прийти к соглаше­нию о порядке участия родителя, проживающего отдель­но от детей, в их воспитании, то этот порядок определя­ется органами опеки и попечительства с участием роди­телей. В тех случаях, когда родители не подчиняются решению органа опеки и попечительства, последний впра­ве обратиться за разрешением спора в суд. Однако не вполне понятно, почему субъективно заинтересованное в разрешении спора лицо — родитель, которому препятст­вуют в общении с детьми, не вправе сам решить вопрос о возбуждении дела в суде. Приведенная норма явно противоречит ст. 57 Конституции СССР, ст. 5 Основ гражданского судопроизводства, ст. 3 ГПК, предусмат­ривающим право всякого заинтересованного лица обра­титься в суд за защитой нарушенного или оспариваемо-

1 См.: Ш а к а р я н М. С. Основы гражданского судопроизвод­ства (значение, некоторые вопросы совершенствования и толкова­ния)//Основы гражданского судопроизводства и развитие граждан­ского процессуального законодательства и теории/Друды ВЮЗИ. М., 1982. С. 4—5.

55

го права или охраняемого законом интереса. Положения ст. 56 КоБС в критикуемой части явно несправедливы еще и потому, что они противоречат ст. 53 Конституции СССР, ст.ст. 3—4 и др. Основ законодательства о браке и семье о равноправии граждан в семейных отношениях. В частности, в ч. 7 ст. 18 Основ законодательства о бра­ке и семье (ст. 54 КоБС) подчеркивается, что родители пользуются равными правами и несут равные обязан­ности в отношении своих детей и в случаях, когда брак между ними расторгнут.

Вопрос о целесообразности обращения в данном слу­чае в суд за судебной защитой по существу полностью отнесен к ведению органов опеки и попечительства. При этом следует иметь в виду, что работающие в них со­трудники не всегда обладают достаточной квалифика­цией и опытом, загружены множеством разнообразных служебных обязанностей и в силу названных и ряда иных объективных и субъективных причин не всегда могут правильно оценить сложившуюся ситуацию и соответ­ственно принять решение о необходимости обращения в суд за разрешением конфликта между родителями ре­бенка.

Очевидно, с учетом указанных обстоятельств дел по искам органов опеки и попечительства в судебной прак­тике встречается довольно мало. Тем больший интерес представляют конкретные гражданские дела такого рода. Так, решением РОНО, которое было признано правиль­ным судебными органами Карельской АССР, было опре­делено, что встречи отдельно проживающего отца Е-ва с сыновьями Юрием и Геннадием могут происходить в присутствии педагога один раз в месяц. Отменяя состо­явшиеся по делу судебные постановления и передавая дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, Су­дебная коллегия по гражданским делам Верховного Су­да РСФСР в связи с этим справедливо указала следую­щее:

«...наличие между бывшими супругами неприязнен­ных отношений само по себе не является основанием для установления подобного порядка посещения детей. При таком порядке посещения Е-в по существу не мо­жет реализовать установленное законом право на вос­питание своих детей, и суд не указал, почему такой по­рядок отвечает его интересам. Вопрос же о том, что по­ведение Е-ва оказывает вредное влияние на детей, над­лежащим образом судом не исследовался и какого-либо

56

вывода по этому поводу в решении суда не имеется»1. Таким образом, в данном случае рассмотрение дела в народном суде, Судебной коллегии по гражданским де­лам Верховного суда Карельской АССР и президиуме этого суда не привели к справедливому разрешению де­ла и восстановлению нарушенных родительских прав Е-ва. Путь к этому был открыт лишь после принесения протеста в порядке надзора в Судебную коллегию по гражданским делам заместителем Прокурора РСФСР. Но ведь добиться принесения такого протеста весьма и

весьма сложно.

В связи с обсуждаемой проблемой теоретическое и практическое значение представляет вопрос об определе­нии процессуального положения родителя, в чьих интере­сах орган опеки и попечительства вынужден был обра­титься в суд. В соответствии с п. 3 ст. 6 Основ граждан­ского судопроизводства   (п. 3 ч.  1 ст. 4 ГПК)  суд при­ступает к рассмотрению гражданского дела по заявле­нию  органов  государственного  управления   в   случаях, когда по закону они могут обращаться в суд за защитой прав и интересов других лиц.   Это же обстоятельство подчеркивается и в ч. 1 ст. 30 Основ гражданского судо­производства. А в ч. 1 ст. 42 ГПК, кроме того, указыва­ется, что отказ органов государственного управления от заявления, поданного в защиту интересов другого лица, не лишает это лицо права требовать рассмотрения дела по существу. И, наконец, в ч. 2 ст. 30 ГПК прямо сказа­но, что лицо, в чьих интересах дело начато по заявлению органов государственного управления, участвует в деле в качестве истца. Наделение лица, в чьих интересах бы­ло возбуждено дело, статусом истца автоматически озна­чает, что ему по справедливости должен принадлежать значительный комплекс прав и обязанностей, без обла­дания которыми порой практически невозможно защи­тить   нарушенное  или   оспоренное  субъективное  право либо охраняемый законом интерес (ст. 24 Основ, ст.ст. 30,

33, 34 ГПК).

В явном противоречии с вышеизложенными положе­ниями гражданского процессуального законодательства Пленум Верховного Суда РСФСР определил процес­суальное положение лица, в чьих интересах был предъ­явлен иск органом опеки и попечительства, совсем по-иному. В п. 22 постановления от 21 февраля 1973 г.  (с

Бюллетень Верховного Суда  РСФСР.   1983. № 9. С. 2.

57

дополнениями, внесенными постановлением Пленума от 27 сентября 1977 г.) «О некоторых вопросах, возникших в практике применения судами Кодекса о браке и семье РСФСР» на этот счет сказано следующее:

«В случае неподчинения родителя решению органа опеки и попечительства о порядке участия родителя, проживающего отдельно от детей, в их воспитании и об­ращения в связи с этим органа опеки в суд (ч. 4 ст. 56 КоБС) в качестве ответчика по иску должен быть при­влечен родитель, препятствующий исполнению-решения. Родитель, проживающий отдельно, может вступить в де­ло в качестве третьего лица (ст. 38 ГПК)»1.

Таким образом, вопреки всякой логике, исходя из разъяснения Верховного Суда РСФСР, получается, что в деле есть ответчик, но нет истца. Орган государствен­ного управления, возбудивший дело в чужих интересах, истцом быть признан не может. Между тем, неверное определение процессуального положения родителя, чьи интересы были нарушены, чревато несправедливостью, оно мешает ему пользоваться принадлежащими важны­ми процессуальными правами, а в соответствующих слу­чаях— без достаточных оснований освобождает его от несения процессуальных обязанностей (ч, 1 ст. 34 ГПК). В частности, такой родитель оказывается лишенным пра­ва заключить с другим родителем мировое соглашение, которым с участием и под контролем суда был бы опре­делен порядок реализации его права общаться с детьми и участвовать в их воспитании.

В связи с обсуждаемой проблемой значительный ин­терес представляет дело по иску Куйбышевского РОНО г. Москвы к Т-ской об определении порядка участия в воспитании ребенка Т-ского. Обстоятельства дела сле­дующие. Т-ские В. А. и Н. Г. состояли в зарегистриро­ванном браке, от которого имеют дочь 1976 года рожде­ния. В 1979 году их брак был расторгнут, после чего Т-ская стала препятствовать бывшему мужу в общении с ребенком. Куйбышевским РОНО г. Москвы был опре­делен порядок участия Т-ского, проживающего отдельно от ребенка, в его воспитании. Т-скому разрешалось об­щение с дочерью два раза в месяц по субботам (2-я и 4-я) с 10 до 16 часов, а Т-ской вменялось в обязанность этому не препятствовать. Однако ответчица постановле-

1 Сборник   постановлений   Пленума   Верховного   Суда   РСФСР. 1961 — 1983. М., 1984. С. 72.

ние РОНО не выполняла, в результате чего Т-ской в ря­де случаев был лишен возможности общаться с ребен­ком.

Формально, на основании разъяснения, содержащего­ся в п. 22 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 21 февраля 1973 г., Т-ский занимал в процес­се процессуальное положение третьего лица, не заявля­ющего самостоятельных требований на предмет спора (ст. 38 ГПК). Однако по существу он был самым актив­ным участником процесса, что вполне понятно и оправ­данно. В частности, по ходатайству Т-ского суд допросил ряд свидетелей, чьи показания затем были положены в основу решения об удовлетворении иска. Он же предста­вил ряд письменных доказательств, подтверждающих нарушение его прав. Можно без преувеличения сказать, что как предъявление иска РОНО, так и его удовлетво­рение объясняются главным образом настойчивостью и принципиальностью Т-ского в защите своих интересов. Доводы же ответчицы, возражавшей против иска, под­тверждения в судебном заседании не нашли. Что же ка­сается позиции РОНО и участвовавшего в судебном за­седании его уполномоченного, то в сущности она была довольно пассивной. Видимо, все стало бы на свои ме­ста, если бы Т-ский, как это и предписывается граждан­ским процессуальным законом, занял процессуальное по­ложение истца, а не третьего лица, не заявляющего са­мостоятельных требований на предмет спора.

Таким образом, разъяснение, содержащееся в п. 22 Пленума Верховного Суда РСФСР от 21 февраля 1973 г. «О некоторых вопросах,, возникших в практике примене­ния судами Кодекса о браке и семье РСФСР», противо­речит гражданскому процессуальному законодательству и принципу справедливости. Думается, что п. -22 из по­становления Пленума Верховного Суда СССР от 21 фев­раля 1973 г. необходимо исключить.

Между тем, в судебной практике имеются четко вы­раженные тенденции расширить число случаев, подпа­дающих под «прокрустову» формулу дел, не подлежа­щих рассмотрению в судах, что нередко оборачивается нарушением законности, прав граждан и попранием принципа справедливости. Вот одна из относительно рас­пространенных ситуаций такого рода.

В последние годы, в связи с обострением проблемы трудовых ресурсов, некоторые руководители предприя­тий, для того чтобы заинтересовать работников в тру-

58

доустройстве на их предприятия, выдают обязательства-гарантии о предоставлении им жилья в течение опре­деленного, как правило, относительно короткого срока. Реклама о такого рода дополнительном условии заклю­чения трудового договора нередко дается в газетах и иных средствах массовой информации. Получив столь заманчивое предложение, граждане нередко срываются с постоянного места жительства, распродают имущество либо его значительную часть, несут расходы по переезду к новому месту работы. Порой обязательство о предос­тавлении жилья излагается в соответствующих офици­альных документах с подписью руководителя и печа­тью—гарантийных письмах, расписках. Однако на деле предприятие зачастую в силу объективных или субъек­тивных причин не выполняет принятых на себя обяза­тельств и жилье работник не получает. Может ли он ка­ким-то образом защитить свои интересы?

Например, в свое время в рекламном приложении к газете «Тамбовская правда» было опубликовано объяв­ление о наборе рабочих на завод железобетонных изде­лий № 1 треста «Стройконструкция». Всем принятым предприятие обязалось в течение трех лет предоставить жилплощадь. Понятно, что от желающих работать на ЖБИ-1 не было отбоя. С ними заключался трудовой до­говор, 1в текст которого включался и пункт об обязанно­сти предприятия предоставить работнику жилье в тече­ние указанного выше срока. Однако и по прошествии значительно большего времени, например, семья рабо­чего И. Карасева квартиры не получила.

В 1979 году руководство Калининского молочного комбината выдало инженерам С, Анисимову и Г. Шува­лову гарантийные письма, по которым они должны были получить квартиры не позже января 1982 года. А впредь до наступления этого радостного события семьи были поселены в производственном помещении. Однако и это обязательство предприятием исполнено не было1.

Еще в худшем положении оказалась семья Коныше-вых, которая в связи с заключением договора с Сара­товским мельзаводом № 3 сдала благоустроенную двух­комнатную квартиру в г. Балаково. В результате в те­чение ряда лет «временно» вынуждена была проживать

в производственном  помещении  на территории  мельза-вода1.

Как сообщалось в газете «Советская Россия», «в ре­дакцию, в исполкомы Советов народных депутатов, в суды обращается немало людей, которым были выданы неоплаченные векселя — гарантийные письма, расписки и'другие официальные обязательства предоставить жилье по истечении определенного срока работы на предприя­тии. У этой категории лиц в среде административных работников появилось даже название — «гарантийники». Так что речь идет не об отдельных печальных случаях, а о неприглядном явлении, порожденном стремлением иных хозяйственников любой ценой решить проблему ра­бочих кадров». И далее: «...невыполненное обещание — это серьезное обвинение его авторам. ...Не будем забы­вать и о том, что обещание-то дается не частным лицом, а от имени государственного предприятия. ...По сущест­ву нереальные обещания — это разновидность очковти­рательства, создающая иллюзию благополучия, позво­ляющая откладывать «на потом» решение острых со­циальных проблем тружеников»2.

Попытки заинтересованных лиц обратиться в суд в настоящее время, как правило, заканчиваются безре­зультатно— судья отказывает в принятии заявления ли­бо суд прекращает производство по делу. Так, А. обра­тился в Якутский городской народный суд с заявлением, в котором просил обязать трест «Мелиоводстрой» предо­ставить ему квартиру. В заявлении он ссылался на то, что при приглашении его на работу в качестве главного механика трест взял на себя обязательство предоста­вить ему трехкомнатную квартиру в течение 1982 года, в связи с чем было выдано гарантийное письмо от 16 ав­густа 1980 г.

Народный судья в приеме заявления А. отказал, со­славшись на п. 1 действовавшего тогда постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по гражданским жилищным де­лам», согласно которому споры по вопросам предостав­ления жилых помещений, когда они не основаны на гра­жданско-правовых обязательствах, судам неподведомст­венны. Судебная коллегия по гражданским делам Вер­ховного суда  Якутской АССР   определение   народного

1 См.: Кондаков В. Уцененные обещания//Сов. Россия. 1984. 23 марта.

60

1              См.:  Овчаров  М.  Цена  слова//Известия.   1974. 24  июля.

2              Кондаков В. Указ. статья.

61

судьи отменила и направила дело в тот же народный суд для рассмотрения по существу. При новом рассмот­рении дела в иске А. было отказано. Это решение было оставлено без изменения Судебной коллегией по граж­данским делам Верховного суда ЯАССР.

На состоявшиеся судебные постановления в прези­диум Верховного суда Якутской АССР был принесен протест заместителем Председателя Верховного Суда РСФСР. Основания для удовлетворения протеста были следующим образом сформулированы в постановлении президиума:

«Народный суд, рассмотрев заявление А., вынес ре­шение по существу спора. Между тем вопросы предос­тавления жилых помещений в домах государственного жилищного фонда решаются органами, указанными в ст. 24 Основ жилищного законодательства Союза ССР и союзных республик. Суды в числе этих органов не указаны. Как разъяснил Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по .гражданским жилищным делам» (действо­вавшем на время рассмотрения данного дела), суды вправе рассматривать требования о предоставлении жи­лого помещения лишь щ том случае, когда эти требова­ния основаны на гражданско-правовом обязательстве (предоставление помещения после капитального ремон­та, в связи со сносом дома и т. п.). Выдача ответчиком истцу упомянутого гарантийного письма не свидетель­ствует о возникновении у ответчика по отношению к истцу гражданско-правового обязательства, поскольку такие гарантийные письма не предусмотрены в законе в качестве обстоятельств, создающих право на получе­ние жилого помещения.

...Утверждение в определении судебной коллегии Вер­ховного суда Якутской АССР от 13 сентября 1982 г. о том, что спор основан на гражданско-правовом обяза­тельстве, неправильно.

В п. 1 действующего в настоящее время постановле­ния Пленума Верховного Суда СССР от 9 декабря 1982 г. «О практике применения судами Основ жилищ­ного законодательства Союза ССР и союзных республик» также содержится разъяснение о том, что суды не впра­ве рассматривать требования о предоставлении жилого помещения лицам, нуждающимся в улучшении жилищ­ных условий, поскольку разрешение этого требования от­несено к компетенции иных органов». Производство по

62

делу было прекращено по основаниям, предусмотрен­ным п. 1 ст. 219 ГПК РСФСР1.

Доводы, изложенные в протесте заместителя Предсе­дателя Верховного Суда РСФСР и постановлении пре­зидиума Верховного суда Якутской АССР, убеждают не вполне. Прежде всего, с нашей точки зрения, в них слиш­ком узко трактуется понятие «.гражданско-правовое обя­зательство». Думается, что по смыслу вышеупомянутого постановления Пленума Верховного Суда СССР речь должна вестись о гражданско-правовых обязательствах в широком смысле этого слова. В частности, отношения по найму жилого помещения по ныне действующему за­конодательству являются не гражданско-правовыми, а жилищными. В связи с принятием Основ жилищного за­конодательства и ЖК РСФСР утратили силу ст.ст. 57— 63 Основ гражданского законодательства и ст.ст. 296— 341 ГК РСФСР, посвященные договору найма жилого помещения2.

Отношения, связанные с изъятием и соответственно предоставлением жилья в определенных его аспектах, могут носить комплексный характер и соответственно регулироваться нормами не только жилищного, но и дру­гих отраслей советского права, в первую очередь отрас­лей цивилистического характера. Например, в п. 1 ныне действующего постановления Пленума Верховного Су­да СССР от 3 апреля 1987 г. «О практике применения судами жилищного законодательства» разъясняется, что судам подведомственны споры о предоставлении жилого помещения по требованиям, основанным на гражданско-правовых обязательствах (в связи со сносом дома, про­ведением капитального ремонта, переоборудованием до­ма в нежилой и т. п.)3. Между тем отношения, связан­ные со сносом дома и переоборудованием дома из жило­го в нежилой, во многом носят комплексный характер. Весьма существенные его аспекты регулируются норма­ми не жилищного, а административного права.

Вопрос о том, какие из числа требований о предос­тавлении жилья, подведомственны судам, разъясняет­ся  также  в  постановлении  Пленума   Верховного  Суда

1              См.:  Бюллетень Верховного Суда  РСФСР.   1984. №  1. С.   15.

2              См.: Ведомости    Верховного    Совета    СССР.    1981.    №    44.

Ст.   1184;  см  также:   Ведомости  Верховного  Совета  РСФСР    1987

№ 9. Ст. 250.

3              См.: Бюллетень Верховного Суда СССР.  1987, № 3. С. 8.

63

РСФСР от 26 декабря 1984 г. «О некоторых ©опросах, возникших в судебной практике при применении Жи­лищного кодекса РСФСР». В частности, в пп. «а» п. 2 постановления сказано, что судам подведомственны спо­ры «об исполнении гражданско-правовых обязательств о предоставлении жилого помещения, например в доме, построенном с участием работников предприятий и чле­нов их семей (постановление ЦК КПСС и Совета Ми­нистров СССР от 31 июля 1957 г. № 931 «О развитии жилищного строительства в СССР»), и другие»1. Между тем отношения, связанные со строительством домов при участии работников предприятий и членов их семей, вне сомнения, носят комплексный характер. Различные аспекты такого рода отношений регулируются нормами административного, жилищного, трудового и семейного законодательства.-

Вопрос о характере отношений, возникающих в слу­чае выдачи работнику гарантийного обязательства о предоставлении жилья, в юридической литературе был довольно подробно исследован В. В. Новицкой. Она впол­не обоснованно приходит к выводу о том, что по своей правовой природе «гарантийное обязательство» пред­ставляет собой не что иное, как дополнительное, выра­батываемое непосредственно соглашением сторон усло­вие трудового договора (ст. 8 Основ законодательства о труде, ст, 15 КЗоТ РСФСР). Выдача «гарантийных обя­зательств» по предоставлению жилья в настоящее время в определенной мере способствует привлечению и за­креплению работников на предприятиях, в учреждениях, организациях и является допустимой согласно нормам трудового законодательства»2. В то же (время в рассуж­дениях автора имеются и досадные противоречия. Так, в одном месте своей статьи В. В. Новицкая предлагает определенные изменения в законодательстве и практике выдачи «гарантийных обязательств». Они направлены на то, чтобы указанные обязательства, с одной стороны, не превращались в «гарантию с подвохом», а, с другой" сто­роны,— выдача таких обязательств не приводила бы к ущемлению прав граждан, стоящих на  предприятии  в   |

1              См.:  Бюллетень Верховного  Суда  РСФСР.   1985. № 3.  С.  6.

2              Новицкая В. В. Защита прав граждан по неисполненным

гарантийным обязательствам о предоставлении жилья. Основы граж­

данского  судопроизводства  и  развитие  гражданского  процессуаль­

ного   законодательства   и   теории//Сб-к   науч.   трудов.   М.,   ВЮЗИ.

1982. С. 130—131.

64

очереди на жилье1. Эти предложения в целом разумны. Несколькими же строчками ниже, с учетом того, что «вы­дача «гарантийных обязательств» по предоставлению жилья получила довольно широкое распространение на практике», совершенно неожиданно делается вывод о том, что необходимо «предусмотреть в законе запрет вы­дачи «гарантийных обязательств»2.

Противоречиво вопрос о «гарантийных обязательст­вах» по предоставлению жилья изложен и в «Коммен­тарии к законодательству о труде». Там указывается, что, «дополнительные условия трудового договора могут быть* самыми разнообразными: об обеспечении общежитием,, обучении второй профессии, установлении испытания при, приеме на работу и т. д. Однако они не могут ухудшать положение рабочего или служащего по сравнению с ус­ловиями, установленными законодательством о труде, или иным образом противоречить этому законодательст­ву (ст. 5 Основ; ст. 5 КЗоТ РСФСР).

...На практике встречались случаи, когда руководи­тели отдельных предприятий при приеме на работу ра­бочих и служащих брали на себя обязательства по пре­доставлению им в течение определенного срока благо­устроенных квартир, о чем выдавали специальные «га­рантийные письма». Между тем, такое обязательство в принудительном порядке реализовано быть не может, поскольку порядок предоставления жилых помещений, определенный Основами жилищного законодательства, не может быть изменен соглашением сторон трудового договора»3. Но ведь возможность (или невозможность) принудительной реализации обязательств по предостав­лению жилья лишь одна, хотя и достаточно важная сто­рона проблемы. Кстати, а разве в условиях сложившей­ся практики можно принудительно реализовать допол­нительное условие об обеспечении общежитием или об обучении второй профессии, которые автор данного раз­дела «Комментария» В, И. Никитинский приводит в ка­честве вполне правомерных дополнительных условий трудового договора? В частности, споры по вопросам' предоставления и распределения жилой площади в си­лу подп. «д» п. 11 Положения о порядке рассмотрения трудовых споров не могут рассматриваться комиссиями/

1              Новицкая  В. В. Указ. соч. С 131—132.

2              Там же. С. 132.     :

3              Комментарий к законодательству о труде. М., 1988. С. 29.

5 Заказ 5107

65'

по трудовым спорам. А в соответствии со ст.ст. 5, 39 и 41 Основ жилищного законодательства общежития явля­ются одним из видов жилой площади.

Противоречия, допускаемые весьма квалифицирован­ными авторами при изложении проблемы обязательств по предоставлению жилья, очевидно, не случайны. Они отражают   противоречия,   конфликты   и   споры,   порой весьма драматического свойства, которые имеют место в жизни при выдаче, а главное — при исполнении такого рода обязательств. Очевидно, выдачу «гарантийных пи­сем» саму по себе в качестве негативного явления оце­нить нельзя. Кстати, часть  (и немалая)  подобных обя­зательств   исполняется   добровольно,   что   способствует обеспечению предприятий, в частности  вновь вводимых, кадрами   и разрешению проблемы обеспечения жильем трудящихся. Плохо, что нередко «гарантии» оказывают­ся бумажными, а слово руководителя — безответственной болтовней, а то и заведомым злостным обманом, что яв­ляется попранием конституционного права граждан на жилье и чувства справедливости.

В чем же заключается выход из создавшегося поло­жения— в запрещении выдачи «гарантийных писем», как это предлагает В. В. Новицкая? Вряд ли это поможет решить совокупность правовых и социальных проблем. Несравненно более перспективным представляется дру­гой путь — путь усовершенствования законодательства и практики его применения. В частности, было бы целесо­образно включить в жилищное законодательство указа­ние о том, что принятие .на себя предприятием при заклю­чении трудового договора обязательства о предоставле­нии жилья является основанием для постановки работ­ника на соответствующую очередь на предприятии.

Было бы также правильно кардинально изменить сложившуюся судебную практику и принимать заявле­ния, основанные на обязательствах о предоставлении жилья, к судебному рассмотрению. Такого рода обяза­тельства, вне сомнения, по своему характеру являются гражданско-правовыми. Они вполне согласуются с разъ­яснениями о подведомственности судам споров о пре­доставлении жилого помещения по требованиям, осно­ванным на гражданско-правовых обязательствах, содер­жащихся в постановлениях Пленума Верховного Суда СССР от 3 апреля 1987 г. и Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. Сказанное, разумеется, не означает необходимости удовлетворения любого требо-

66

вания, основанного на «гарантийном» обязательстве* безотносительно к конкретным обстоятельствам дела, реальной возможности предоставления жилья и т. п. На сама возможность обращения в суд, рассмотрение суда* ми конкретных дел и разрешение ими в рамках закона всего комплекса возникающих вопросов, в том числе пу­тем вынесения в необходимых случаях частных опреде­лений (ст. 225 ГПК), соответствовали бы задачам граж­данского судопроизводства (ст. 2 ГПК). Это сделало бы трудящихся социально более защищенными, а руководи­телей предприятий и учреждений — более ответственны­ми за принимаемые ими хозяйственные, правовые и со­циальные решения. Следует согласиться с В. В. Новиц­кой в том отношении, что «гарантийное обязательство» не может рассматриваться в качестве джентльменского соглашений. Все условия трудового договора, как основ­ные, так и дополнительные, должны выполняться. Cuqp, возникший из неисполненного «гарантийного обязателЬг ства», является спором о защите права работника, оснб«* ванного на договоре. Такого рода споры возникают нэг трудовых правоотношений, а ни в одном нормативном акте не установлено исключений из судебной подведом-ственности для данного случая1.

Сохранение практики, сложившейся на сегодняшний день, противоречит общему смыслу действующего зако­нодательства, делает трудящихся совершенно беззащит­ными в отстаивании своих очень важных правовых и са-циальных интересов, порождает безнаказанность и без* ответственность руководителей предприятий и организа­ций, является социально несправедливым.

И, наконец, есть еще один аспект обсуждаемой проб­

лемы, который при определенных условиях делает спо­

ры, связанные с «гарантийными обязательствами», без­

условно подведомственными судам. Речь идет о том, что

безответственная выдача обещаний предоставить жилье

порой побуждает граждан нести неоправданные расход

ды по переезду к новому месту работы, найму жилого

помещения и т. п.2. Спор о возмещении такого рода убь№-

ков, как спор о праве гражданском, вне сомнения, су­

дам подведомствен.           ?.

«Гарантийные   обязательства»   бывают  и   несколько

1              См.: Новицкая В. В. Указ. соч. С. 133—134.

2              См., например: Козырев С. Жестокие игры//Комс. нрав^

1Уо/. о дек.           .'_/'  ' .'.v,-

4шого рода, по сравнению с теми, которые Ьыли описа­ны выше. Например, в жизни встречаются случаи, когда администрация предприятия по согласованию с комите­том профсоюза предоставляет своим работникам из чис­ла очередников жилую площадь под условием ее «само­отделки хозяйственным способом», капитального ремон­та и т. п. Вложив в это много сил, времени и денег, ра­ботник жилья порой не получает. Подобного рода споры судами к своему производству принимаются, и дела раз­решаются   по   существу. С этой   практикой   нельзя не согласиться. Так, администрация Кемеровской ТЭЦ вы­весила у проходной объявление, в котором очередникам предприятия предлагалось за свой счет капитально от­ремонтировать двухкомнатную квартиру с целью даль­нейшего в ней проживания. На это объявление отклик­нулась инженер Орехва. Однако после завершения ка­питального ремонта в закреплении за ней жилья руко­водством ТЭЦ было отказано. Любопытно отметить, что в связи с возникшим конфликтом Орехва в течение трех лет  безрезультатно  обращалась   в   различные  инстан­ции — обком    профсоюза,    облпрофсовет,    прокуратуру и т. д. Всего за указный период ее жалобой занима­лись по крайней мере 70 должностных лиц и 31 органи­зация. Наконец, ею был предъявлен иск, который судом был рассмотрен по существу и удовлетворен1. -     JB  жизни встречаются случаи выдачи «гарантийных обязательств» на предоставление жилья, которые в чи­стом виде связаны с гражданско-правовыми отношения­ми.  В   частности,   порой   застройщик   не   располагает жильем, которое он должен предоставить жильцам сноси­мого им дома. Бывает и так, что граждан не устраивает район, в котором им должны предоставить жилье, и они соглашаются ждать, пока на месте снесенного будет по­строен новый дом.  Поэтому людей выселяют без  пре­доставления жилья, и они  живут у родственников, на частных квартирах и т. п., а обязательство предоставить жилье  в  будущем  оформляется  в  виде  «гарантийного

письма».

В последние годы в некоторых городах исполкомы местных Советов и организации-застройщики довольно диироко  практикуют  заключение  весьма  оригинальных

1 См.: Котляров Ю., Максимов. Л- Ждала работница квартиру...//Труд. 1982. 17 апр.; см. также: Долот Э. Произвол// Сов. культура. 1987. 9 июня.

сделок. Они предлагают гражданам «сдать» занимаемые ими квартиры для отселения жильцов подлежащих сно­су домов. Взамен выдается «гарантийное письмо», в ко­тором принимается обязательство предоставить жилье большей площади (например, двухкомнатную квартиру вместо однокомнатной) либо в определенном месте. По­добным образом за последние годы улучшили свои жи­лищные условия, например, 17 тыс. семей, проживаю­щих в г. Энгельсе Саратовской области, причем только в одном случае суд по иску прокурора признал состояв­шуюся сделку незаконной и аннулировал ордер на квар­тиру1. Заключение таких сделок довольно широко прак­тикуется в городах Саратове, Сухуми, Батуми и других местах.

Эти и подобные им «гарантийные, обязательства» довольно сомнительны сточки зрения действующего зако­нодательства. Их выдача чревата возможностью ущем­ления прав граждан и интересов государства, наруше­нием социальной справедливости2. Иногда при рассмот­рении таких дел возникают различного рода материаль­но-правовые проблемы. Например, каким образом разрешить дело и на кого возложить обязанность предо­ставления жилья, если дома граждан, получивших «га­рантийные письма» снесены, а строительство нового жилья прекращено ввиду отсутствия финансирования3.

Однако в интересующем нас аспекте достаточно под­черкнуть, что наличие «гарантийного письма» свидетель­ствует о том, что между сторонами существуют граж­данско-правовые (в широком смысле этого слова) отно­шения, а потому связанные с ними споры подведомст­венны судам.

Представляется также, что развитие общественных отношений на современном этапе эволюции нашего об­щества, необходимость расширения демократизации и реальной социальной защищенности граждан позволяют ставить вопрос о расширении судебной подведомствен­ности по спорам, связанным с жилищными правоотноше­ниями. В частности, достаточно типичными являются житейские   ситуации, когда   гражданин является нанима-

1              См.:  Долот Э.  Произвол//Сов.  культура.   1987.  9  июня.

2              См., например: Панков А. Гарантии ... Для кого? О фактах

социальной несправедливости в решении жилищной проблемы//Труд.

1988. 10 авг.

3              См.: Корягин   П.   Удивительные история. Дутая гарантия//

Известия. 1974. 24 мая.      J

69

телем жилого помещения, но из-за различного рода объек­тивных и субъективных обстоятельств нормально поль­зоваться им не может. Мы имеем в виду, в первую оче­редь, своеобразные «обязательства из причинения вре­да», когда нормальной эксплуатации жилого помещения препятствуют различного рода технические ошибки, гру­бые нарушения строительных норм и правил, деятель­ность промышленных предприятий и т. п. Порой граж­дане не в состоянии нормально жить в подобных квар­тирах, но в соответствии со сложившейся практикой они не могут обратиться и в суд, а годами ведут бесплодную переписку по поводу улучшения жилищных условий с различными бюрократическими ведомствами. В резуль­тате их реальное право на жилище, а также право на отдых и на охрану здоровья (ст.ст. 41—42, 44 Конститу­ции СССР) оказываются абсолютно незащищенными. Вот несколько весьма острых житейских ситуаций тако­го рода.

В г. Пензе была построена эстакада с четырехряд­ным движением, которая разрешила многие проблемы городского транспорта. Однако это сооружение было проложено между двумя домами, до одного из которых было расстояние всего пять, а до другого —лишь два с половиной метра. Пока шло строительство эстакады, лю­ди терпели связанные с этим разного рода неудобства, поскольку их заверили, что они переедут в другие квар­тиры. Однако этого не было сделано, несмотря на соот­ветствующее решение Пензенского горисполкома. И в течение ряда лет жильцы безуспешно обращались с жало­бами в различные инстанции, главным образом в редак­ции местных и центральных газет1.

В течение почти двадцати лет ведут бесплодную пе­реписку и жильцы одного из домов по ул. Седова в г. Ленинграде. Как зафиксировано в официальных доку­ментах, в связи с производственной деятельностью заво­да «Лентехгаз» «сложились тяжелые условия для. про­живания в доме» по причине повышенной вибрации. Дом не только качается, но и отклоняется2.

Гр-ну Волгину  Калининградский исполком Москов-

1              См.: Хрулева М. По обе стороны эстакады: Как непроду­

манное   решение   исполкома   лишило   людей   сна   и" отдыха//Труд.

1981. 4 июня; см. также:  Дерун Л.  Бракованный дом//Лит. газ.

1987. 20 мая.

2              См.:   Савельева   Л.    Вот  это   уровень!//Известия.     1987.

13 июня.                .         ■   ■         .    '

70

ской области ухитрился предоставить комнату в одной квартире с психически неуравновешанными глухонемы­ми, которые ведут себя крайне агрессивно. С 1980 года Волгин практически не живет в своей комнате. Он ски­тается по друзьям, знакомым, порой вынужден ночевать на московских вокзалах. Никто не хочет, да по сущест­ву и не может принять какие-либо меры по отношению к больным людям. Самостоятельно обменять свою ком­нату Волгин не в состоянии, а заменить ее исполком от­казывается1.

Думается, что в вышеизложенных и иных подобных случаях «пострадавшие» имеют право обращаться к раз­ным формам социальной защиты, в том числе должны пользоваться и правом на обращение в суд. Причем в двух первых из числа описанных случаев, с нашей точки зрения, вопрос можно было бы ставить альтернативно: либо о предоставлении жилья, либо о запрещении эк­сплуатации производственных объектов (эстакады, за­вода). Соответственно, в последнем случае к участию в процессе в качестве соответчика следовало бы привлечь завод «Лентехгаз».

В связи с изложенным представляется целесообраз­ным, чтобы Пленум Верховного Суда СССР и Пленум Верховного Суда РСФСР в руководящих постановле­ниях, посвященных судебной практике по гражданским жилищным делам, прямо указали на необходимость при­нимать и рассматривать по существу споры, связанные с «гарантийными обязательствами» о предоставлении жи­лья в качестве дополнительного условия трудового до­говора либо в связи с иными правовыми отношениями. В соответствующих случаях, путем вынесения частных определений, суды должны реагировать на незаконную практику выдачи «бумажных гарантий», добиваться ири-влечения виновных в этом должностных лиц к дисцип­линарной и иной ответственности. Суды должны также разъяснять потерпевшим возможность предъявления с их стороны исков о возмещении стоимости проезда, а также иных убытков, связанных с получением «гарантий­ного письма».

Необходимо было бы также сориентировать судебную практику и на возможность принятия и рассмотрения по

1 См.;  Ж are ль  И.  Диалог  с  продолжением//Лит.  газ.   1987. 12 авг.

71

существу требований жильцов, связанных с «обязатель­ствами из причинения вреда», о которых шла речь выше.

Реализация права на судебную защиту не исчерпы­вается возможностью возбуждения деятельности суда первой инстанции. В ряде ситуаций немаловажное зна­чение в этом отношении имеет возможность свободного, ничем не ограниченного возбуждения дела и в иных ста­диях гражданского судопроизводства. В частности, важ­ной составной слагаемой конституционного права на су­дебную защиту является свобода обжалования судебного постановления, В порядке сравнения с уголовно-процес­суальным законодательством необходимо отметить, что по некоторым моментам свобода обжалования судебного постановления в этой отрасли права снабжена больши­ми юридическими гарантиями. В частности, в соответст­вии со ст. 46 Основ уголовного судопроизводства (ст. 340 УПК) суд при рассмотрении дела в кассационном по­рядке может смягчить назначенное судом первой инстан­ции наказание или применить закон о менее тяжком пре­ступлении, но не вправе усилить наказание, а равно при­менить закон о более тяжком преступлении.

Приговор может быть отменен в связи с необходимо­стью применения закона о более тяжком преступлении либо за мягкостью наказания лишь в случаях, когда по этим основаниям принесен протест прокурором или по­дана жалоба потерпевшим.

В теории советского уголовного процесса запрет пре­образования к худшему рассматривается в качестве од­ной из важнейших юридических гарантий свободы об­жалования приговора. Этот запрет гарантирует подсу­димого от ухудшения своего положения в результате того, что он воспользовался правом на обжалование. По­ложения уголовно-процессуального закона, в соответст­вии с его подлинным смыслом, в теории толкуются рас­ширительно. При этом правильно подчеркивается, что органы следствия, вновь расследующие дело, и суд, вновь рассматривающий дело после отмены первоначального приговора в пользу подсудимого, не ухудшат его поло­жения ни в части квалификации, ни в части меры нака­зания, если при новом расследовании не будут установ­лены обстоятельства, свидетельствующие о совершении обвиняемым  более тяжкого  преступления1.

1 См.: Мотовиловкер Я. О. Некоторые вопросы теории советского уголовного процесса в свете нового уголовно-процессу­ального  законодательства.   Кемерово,   1962.  С.  205—206.

72

В гражданском процессуальном законодательстве по­добного института, который в определенных ситуациях мог бы служить дополнительной важной гарантией сво­боды обжалования судебных постановлений, к сожале­нию, не существует. В отдельных случаях это может быть чревато несправедливостью. Наиболее характерны в дан­ном отношении ситуации, когда суд первой инстанции иск удовлетворил частично, что не вполне устраивает лиц, участвующих в деле. Например, частично был удов­летворен иск о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью, либо о взыскании суммы недостачи с ма­териально ответственного лица, иск о взыскании алимен­тов и т. д. Решая вопрос о целесообразности подачи кас­сационной жалобы, эти лица не могут быть уверены, что подача жалобы не обернется против их интересов. В от­дельных случаях такие опасения оказываются обосно­ванными, что вряд ли может быть признано справедли­вым. Попытаемся показать это на примере довольно ред­кого, но, как нам кажется, интересного дела.

Краснодарский краевой совет ДСО «Спартак» предъ­явил иск к X. о взыскании 1780 руб. Обстоятельства де­ла следующие. Ответчик работал директором стадиона «Кубань», в связи с чем пользовался правом распоряже­ния кредитом. Позже он был переведен на должность начальника футбольной команды «Кубань», однако пол­номочия директора стадиона и распоряжения кредитом не передал, а продолжал ими незаконно пользоваться. В частности, X. выдал в подотчет неработающим на ста­дионе М. 1280 руб. и 3. 500 руб. Выданные в подотчет 3. деньги, как сказано в судебном решении, «X. брал се­бе и сам занимался угощением футбольных судей для того, чтобы последние «объективно судили». Ленинский районный народный суд г. Краснодара предъявленные к X. требования удовлетворил частично, взыскав с него в пользу ДСО «Спартак» 500 руб., а в остальной части иска отказал.

Истец состоявшимся решением был удовлетворен, а ответчик подал на него кассационную жалобу, в которой содержалась просьба о полном освобождении его от ма­териальной ответственности. Отменяя судебное решение и передавая дело на новое рассмотрение, Судебная кол­легия по гражданским делам Краснодарского краевого суда, в частности, указала следующее: «Факт злоупот­ребления X. служебным положением, выразившегося в незаконном расходовании им общественных  средств  из

73

кассы стадиона «Кубань», полностью установлен и у су­да не было оснований для частичного удовлетворения иска». По указанным обстоятельствам кассационная жа­лоба X. была оставлена без удовлетворения, решение народного суда отменено, а дело направлено на новое рассмотрение в тот же суд в ином составе судей.

Вывод кассационной инстанции о необходимости от­мены решения, как не соответствующего материалам де­ла, в данном случае, по-видимому, правилен. Он соответ­ствует и положениям ст. 294 ГПК, на основании которой при рассмотрении дела в кассационном порядке прове­ряется законность и обоснованность решения суда как в обжалованной, так и в необжалованной части. Суд не связан доводами жалобы или протеста и проверяет дело в полном объеме. Но не противоречит ли эта конкретная ситуация праву ответчика X. на судебную защиту и прин­ципу справедливости? Очевидно, подавая кассационную жалобу, он не предполагал, к каким неприятным для него последствиям это может привести. В конце концов определенная логика в позиции, занятой X., присутство­вала. Он потратил деньги не в личных, а в превратно понятых им общественных интересах.

В последнее время на страницах печати отмечается, что предматчевые угощения спортивных судей «стали в порядке вещей. ...Что делается для того, чтобы покон­чить с этими распространенными угощениями? Не по­боимся сказать — пока очень немногое. Да, нередко еще то тут, то там преподносят на завтрак арбитрам «Цим­лянское». А по какому праву и за чей счет?»1. В данном случае, фигурально говоря, «Цимлянское» преподноси­лось арбитрам в конечном итоге за счет незадачливого начальника команды «Кубань» X. Разумеется, X. дол­жен был нести материальную ответственность за подот­четные суммы. Но ему, как и любому другому гражда­нину СССР, должно быть гарантировано право на судеб­ную защиту, включающее в себя и свободу обжалования судебного постановления. В столь же тяжелом положе­нии, как и X., в рамках действующего законодательства может оказаться любая сторона (истец или ответчик), чьи требования либо возражения были удовлетворены или  учтены  судом  лишь частично.  Попытка  улучшить

свое положение путем подачи кассационной жалобы при определенной ситуации может самым роковым образом сказаться на их интересах.

Между тем, свобода обжалования судебного поста­новления не может быть полной без включения в граж­данское процессуальное законодательство нормы, запре­щающей внесение в это постановление изменений, ухуд­шающих положение лица, подавшего кассационную жа­лобу, при условии, что одновременно не были поданы кассационные жалобы иными лицами, участвующими в деле, либо кассационный протест прокурора. Думается, что внесение в Основы гражданского судопроизводства и ГПК подобных дополнений в полной мере соответст­вовало бы принципу справедливости.

И в заключение настоящей главы необходимо ска­зать несколько слов относительно вопроса, писать о ко­тором не хочется, а не писать не позволяет совесть. Имеется в виду постановление Совета Министров СССР от 25 октября 1989 г. № 894, которым было внесено из­менение в постановление Совета Министров СССР от 29 июня 1976 г. № 648 «О ставках государственной пош­лины»1. В зависимости от характера дела, цены иска и некоторых других обстоятельств размер госпошлины с заявлений и жалоб, подаваемых в суд, увеличен указан­ным постановлением Совета Министров СССР от полу­тора до тридцати раз. Поскольку нормы, определяющие размеры ставок госпошлины, включены в ГПК союзных республик, то постановление Совета Министров СССР по существу автоматически внесло изменения и во все пятнадцать гражданских процессуальных кодексов союз­ных республик. Одновременно значительно был увели­чен размер госпошлины, взыскиваемой в органах нота­риата и загсов.

Постановление Совета Министров СССР от 25 октяб­ря 1989 г., какими бы благими намерениями не было объяснено его принятие, без каких-либо колебаний мож­но отнести к категории антидемократического законода­тельства. До тех пор, пока в стране возможно принятие такого рода нормативных актов, по существу перечерки­вающих конституционные гарантии законности и демо­кратии, все разговоры о создании правового государст­ва, расширении законности, демократии и усилении в этом отношении роли суда так и останутся разговорами.

Россия. 1983. 16 окт.; см. такж дители//Лит. газ. 1990. 21 февр.

1 К а лядин В., Огурцов В. Завтрак с «Цимлянским»//Сов. Россия.  1983.  16 окт.; см. также: Галинский А. Играют руково-

                //тт.._           1ППА    О1    Лопп

1 СП СССР. 1989. Отд. 1. № 35. Ст. 161.

74