ГЛАВА VI Роль Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных республик в реализации принципа социальной справедливости

В достижении наиболее точного и оптимального баланса между законностью и справедливостью большая роль принадлежит Верховным судам союзных республик и еще большая — Верховному Суду СССР. Авторитет Вер­ховных судов очень велик. Он основывается не только на том, что Верховный Суд соответственно является выс­шим судебным органом союзной республики либо Союза ССР в целом. В неменьшей степени этому способствует и высокая степень убедительности принимаемых ими пос­тановлений. В большинстве случаев они безупречны с точки зрения соответствия их закону и принципу соци­альной справедливости.

. В качестве примера нахождения нестандартного юри­дического решения, не только соответствующего закону, но в ряде случаев и в наиболее оптимальной степени от­вечающего требованиям справедливости, позволим себе сослаться на п. 6 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 февраля 1977 г. «О применении зако­нодательства при рассмотрении судами дел об изъятии домов, построенных гражданами с нарушением действу­ющих правил». На основании ст. 109 ГК РСФСР и соот­ветствующих статей ГК союзных республик гражданин, построивший жилой дом (дачу) или часть дома (дачи) без установленного разрешения или надлежаще ут­вержденного проекта либо с существенными отступле­ниями от проекта или с грубым нарушением основных строительных норм и правил, не вправе распоряжаться этим домом (дачей) или частью дома (дачи)—прода­вать, дарить, сдавать внаем и т. п.

По решению исполкома районного, городского Сове­та народных депутатов такой дом (дача) или часть дома (дачи) сносятся гражданином, осуществившим само­вольное строительство, или за его счет, либо по решению

248

суда могут быть безвозмездно изъяты и зачислены в фонд местного Совета народных депутатов. Казалось бы, указанная норма сформулирована в законе предельно жестко. В случае установления в судебном заседании обстоятельств, предусмотренных ст. 109 ГК, суд может вынести единственное законное решение — изъять дом (дачу) и зачислить ее в фонд местного Совета. Однако данная категория дел чрезвычайно остра в социальном отношении. Ведь речь идет о праве личной собственнос­ти гражданина на жилой дом (дачу). Где и на каких пра­вах будет жить семья, какой будет судьба ее многолет­них сбережений и тяжелого труда порой нескольких поколений близких людей, окажутся ли они запятнан­ными с точки зрения права и морали в глазах окружаю­щих и т. д. ? Кроме того, обстоятельства этих сложных дел порой отличаются существенными особенностями, которые трудно учесть с точки зрения справедливости судебного постановления, если не попытаться творчески истолковать закон. Это и было великолепно сделано в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда СССР or 25 февраля 1977 г.

Пленум Верховного Суда СССР разъяснил, что если допущенное существенное отступление от проекта либо грубое нарушение строительных норм и правил техни­чески устранимы и ответчик дал согласие привести стро­ение в соответствие с утвержденным проектом, суд впра­ве отложить разбирательство дела и предоставить ответ­чику срок для приведения строения в надлежащее со­стояние. При устранении допущенных нарушений иск об изъятии строения удовлетворению не подлежит либо прозводство по делу прекращается, если заявлен отказ от иска.

Если ответчик уклонится от устранения таких нару­шений, суд выносит решение о безвозмездном изъятии строения и передаче его в фонд местного Совета народ­ных депутатов К

Не вышел ли в данном случае Пленум Верховного Су­да СССР за рамки закона? Ведь такого варианта раз­решения дела в ст. 109 ГК РСФСР и соответствующих статьях ГК союзных республик прямо предусмотрено не было. При рассмотрении некоторых дел об изъятии строений выяснилось, что ответчиком действительно бы-

1 См.: Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1986. С. 136.

249

ло допущено существенное отступление от проекта либо грубое нарушение строительных норм и правил, однако они технически устранимы, а ответчик просил суд пре­доставить ему возможность привести строение в соответ­ствие с утвержденным проектом либо требованиями строительных норм и правил. Суды по-разному разреша­ли такого рода ситуации. В одних случаях они удовлет­воряли иск, ссылаясь на то, что иного варианта решения вопроса закон не предусматривает. В других случаях в иске отказывалось, а в решении указывалось, что на от­ветчика возлагается обязанность привести строение в со­ответствие с утвержденным проектом либо требованиями строительных норм и правил. Пленум Верховного Суда СССР в принципе признал правомерным последний ва­риант разрешения дела, с чем нельзя не согласиться.

Разъяснение, содержащееся в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда СССР, полностью согласует­ся со смыслом норм Гражданских кодексов союзных республик, предусматривающих санкции за нарушение правил, установленных для строительства принадлежа­щих гражданам домов (дач). Ведь, после приведения строения в соответствие с проектом либо существующи­ми строительными нормами и правилами отпадают и ос­нования для применения к нарушителю соответствующих правовых санкций 1. Кроме того, предложенное Плену­мом Верховного Суда толкование закона  соответствует

1 Уже после принятия постановления Пленума Верховного Су­да СССР от 25 февраля 1977 г. Указом Президиума Верховного Совета УССР от 20 мая 1985 г. были внесены изменения в ст. 105 ГК УССР. В ч. 2 данной статьи в настоящее время предусмотрено, в частности, что снос либо изъятие дома, построенного либо строя­щегося с существенными отступлениями от проекта или с грубым нарушением основных строительных норм и правил, производится, если гражданин не привел его, после предупреждения, в соответст­вие с проектом либо указанными нормами и правилами. Кроме того, в ГК УССР включена ст. 1051, предусматривающая последст­вия нарушения правил строительства летних садовых домиков. Ею предусмотрено, что летние садовые домики, строительство которых осуществляется без надлежаще согласованного проекта или с от­ступлениями от норм, предусмотренных законодательством СССР и УССР и действовавших на начало строительства, по решению ис­полкома районного, городского, районного в городе Совета народ­ных депутатов, на территории которого находится садоводческое (виноградарское) товарищество, приводятся в соответствие с ука­занными нормами или сносятся гражданами, осуществляющими та­кое строительство, либо за их счет (Ведомости Верховного Совета УССР. 1985. № 23. Ст. 542). Подобные нормы, очевидно, было бы целесообразно включить в ГК всех союзных республик.

250

и общим положениям гражданского законодательства, в частности ст. 6 Основ гражданского законодательства (ст. 6 ГК), в соответствии с которой одним из способов защиты гражданских прав является восстановление по­ложения, существовавшего до нарушения права.

На основании ст. 78 ЖК размер платы за пользова­ние жилым помещением и коммунальные услуги по до­говору поднайма устанавливается соглашением сторон, но не может превышать размера квартирной платы, уп­лачиваемой за это помещение нанимателем, и платы за коммунальные услуги.

В случае сдачи в поднаем жилого помещения с пре­вышением установленной платы незаконно полученная сумма подлежит взысканию в доход государства. А в со­ответствии со ст. 79 ЖК, если наниматели жилых поме*-щений систематически сдают жилую площадь в поднаем с целью извлечения нетрудовых доходов, сдаваемая изо­лированная жилая площадь подлежит изъятию в судеб­ном порядке.

Нет сомнения в том, что приведенные нормы были приняты законодателем с целью реализации требований законности и справедливости в правоотношениях поднай­ма жилого помещения. Однако признать их вполне удач­ными, к сожалению, нельзя. До известной степени они являются пробельными, так как не учитывают ряда важных нюансов, которые могут иметь подобные отно^-шения. В частности, в указанных нормах не отражено то обстоятельство, что отношения, о которых идет речь, в ряде случаев носят комплексный характер. Имеются в виду ситуации, когда квартиросъемщик сдает в поднаем не только квартиру либо ее часть, но одновременно пре­доставляет нанимателю мебель, другие предметы до­машнего обихода, убирает нанятое помещение, стирает белье, осуществляет ремонт сданного в поднаем жилого помещения и т. п.

Так, гр-ка Б., в связи с необходимостью ухода за па­рализованным отцом, сдала свою двухкомнатную квар­тиру со всем находившимся в нем имуществом (мебель, холодильник, телевизор, радиоприемник и др.) в под> наем за 100 руб. в месяц. Вернувшись через три года к постоянному месту жительства, Б. обнаружила, что под­наниматель оказался недобросовестным человеком. До­веренная ему квартира требовала срочного ремонта. Не работал и цветной телевизор. По указанной причине между сторонами возник конфликт, а договор был рас-

251

торгнут. После обращения «обиженного» поднанимателя в прокуратуру был предъявлен иск о взыскании с Б. «не-; трудовых доходов» и изъятии у нее квартиры, который^ Петропавловск-Камчатским городским народным судом был удовлетворен полностью. При этом не было учтено, ■ что, ухаживая в течение трех лет за больным отцом, Б. по существу находилась без средств к существованию, а все полученные   ею   «нетрудовые  доходы»    полностью ушли на ремонт квартиры и сломанного телевизора. Су­дебная коллегия по гражданским делам Камчатского об­ластного суда решение городского суда изменила, вернув' одну из комнат Б. Думается, что состоявшиеся судебные постановления являются незаконными, необоснованными и несправедливыми. Суды не учли тот факт, что по су­ществу Б. за счет поднанимателя никак не обогатилась, а лишь возместила вред, причиненный ее жилищу и иму­ществу. Не были учтены и иные приведенные выше обс­тоятельства дела.

Полагаем также, что ст.ст. 78—79 ЖК, равно как и ст. 33 Основ жилищного законодательства, содержание которой они развивают, приняты без учета объективных экономических законов, а также многих социальных яв­лений советской действительности. Ну в самом деле—ка­кому чудаку может прийти в голову идея сдать квартиру или часть ее постороннему человеку, испытывать связан­ные с этим различного рода неудобства, а взамен полу­чать квартирную плату и плату за коммунальные услуги по государственным расценкам?

Среди граждан, сдающих жилье в поднаем (а их, если обратиться к реальной действительности, не так уж ма­ло1), достаточно четко можно выделить две основные ка­тегории. Одни из них материально особенно не нужда­ются (вариант — совсем не нуждаются), а сдача одной из имеющихся в семье квартир по существу в чистом ви­де является средством извлечения нетрудовых доходов. Причем объективные условия для извлечения таких до­ходов создают сами государство и общество. Имеется в виду бесплатность предоставления жилья, невысокая квартирная плата, незначительность платы за излишки жилой   площади,   отсутствие   экономических,   правовых

стимулов и санкций к тому, чтобы сдать ненужную семье квартиру либо заменить ее квартирой меньшей площади, наличие огромной очереди на получение жилья, сущест­вование значительного сектора «теневой экономики», за­нимающегося сдачей жилья в поднаем и предоставле­нием услуг по обмену жилой площади (в некоторых слу­чаях— практически продажей ее излишков).

Есть и другая категория лиц, сдающих жилье в под­наем. Значительная часть из них — пенсионеры и иные граждане, живущие на грани бедности или за ее чертой. Для многих из них сдача комнаты или «угла» в поднаем является существенным подспорьем в их нелегком су­ществовании.

Статьи 78 и 79, дотоле мирно дремавшие на страни­цах Жилищного кодекса, вдруг обрели бурную жизнь с принятием «пакета» политических и нормативных актов, обнародованных 28 мая 1986 г. Скоропалительное и бук­вальное применение положений названных норм нередко приводило к грубому нарушению законности и социаль­ной справедливости1. В этих условиях трудно переоце­нить значение принятия постановления Пленума Верхов­ного Суда РСФСР от 15 декабря 1987 г. «О некоторых вопросах применения судами норм Жилищного кодекса РСФСР об ответственности граждан за использование жилых помещений для извлечения нетрудовых доходов». Особое значение для законного и справедливого разре­шения указанной категории дел, с нашей точки зрения, имели пп. 1, 3 и 6 названного постановления Пленума Верховного Суда РСФСР. В частности, в п. 3 постанов­ления Пленум, обратившись к систематическому толко­ванию норм жилищного и гражданского права, абсолют­но верно разъяснил следующее:

«При рассмотрении дел о взыскании в доход госу­дарства незаконно полученных сумм по договору под­найма (найма) жилого помещения следует иметь в виду, что взимание платы по соглашению сторон за предостав­ление поднанимателю (нанимателю) в пользование мебе­ли, других предметов домашнего обихода   (ст. 275 ГК),

1 По данным Госкомстата СССР, общая сумма доходов от сда­чи жилья составила в 1986 г. 1 миллиард руб. (см.: Аргументы и факты. 1989. № 7). Но вряд ли эти данные являются абсолютно точными и исчерпывающими.

252

1 28 мая 1986 г. все центральные газеты опубликовали пересказ постановления ЦК КПСС «О мерах по усилению борьбы с нетру­довыми доходами», а также одноименного постановления Совета Министров СССР и Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов».

^253

за уборку помещения, стирку белья и т. п. (ст. 350 ГК), а также за ремонт нанятого помещения не может быть признано нетрудовым доходом, поскольку связано с ока­занием нанимателем (членом жилищно-строительного кооператива или собственником жилого дома) услуг или амортизацией принадлежащих ему вещей, либо с необ­ходимостью произвести расходы по ремонту указанного помещения» 1.

В п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 15 декабря 1987 г. обращается внимание су­дов на необходимость полного выяснения обстоятельств, имеющих значение для дела и их верной социально-поли­тической оценки. Суды обязаны тщательно выяснять: был ли в действительности при сдаче жилой площади извлечен нетрудовой доход и в каком размере; была ли сдача жилой площади с извлечением нетрудового дохо­да систематической; является ли сдаваемая жилая пло­щадь изолированной; не имеется ли каких-либо исклю­чительных обстоятельств, при которых сдавалась жилая площадь (незначительный размер нетрудового дохода, стечение тяжелых обстоятельств у лица, сдававшего жи­лую площадь, и т. п.).

А в п. 6 того же постановления Пленум разъяснил следующее:

«При доказанности систематической сдачи изолиро­ванной жилой площади в поднаем (в наем) с целью из­влечения нетрудовых доходов суд с учетом исключитель­ных обстоятельств (незначительного размера нетрудово­го дохода, стечения тяжелых обстоятельств у лица, сдав­шего жилую площадь, либо, если после изъятия жилого помещения в квартире остались бы проживать гражда­не, страдающие тяжелыми формами некоторых хрони­ческих заболеваний, при которых совместное прожива­ние с ними в одной квартире для Других граждан была бы невозможно и т. п.) вправе ограничиться взысканием в доход государства незаконно полученной суммы и вы-, нести решение об отказе в иске об изъятии жилой пло­щади. В этом случае суд может предупредить граждани­на о возможном изъятии жилой площади, если он в дальнейшем будет использовать ее для извлечения не­трудовых доходов, о чем указывает в резолютивной час­ти решения»2.

1              Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1988. № 2. С. 9.

2              Там же.

254

Необходимо подчеркнуть, что ни о каких исключи­тельных обстоятельствах, дающих право суду вынести решение об отказе в иске по делу рассматриваемой ка­тегории, в законе речи не идет. Но можно ли сделать из этого вывод о том, что Пленум Верховного Суда РСФСР вышел в данном случае за пределы своей компетенции и создал новую правовую норму? Думается, что ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. С нашей точки зрения, Пленум Верховного Суда РСФСР истол­ковал положения ст.ст 78—79 ЖК в свете общих прин­ципов советского права и, в частности, принципов гума­низма и социальной справедливости. И с выводом, к которому пришел Пленум Верховного Суда РСФСР, о необходимости ограничительного толкования в данном случае норм, сформулированных в ст.ст. 78—79 ЖК РСФСР, нельзя не согласиться.

Именно в этом направлении Верховный Суд РСФСР ориентировал нижестоящие суды по конкретным граж­данским делам и в период до принятия постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 15 декабря 1987 г. В данном отношении значительный интерес представля­ет постановление президиума Ставропольского краевого суда по делу Ц., принятое по протесту заместителя Пред­седателя Верховного Суда РСФСР. Обстоятельства де­ла следующие.

Прокурор г. Ессентуки предъявил иск об изъятии у Ц. жилой площади и о взыскании с него в доход госу­дарства 920 руб. Прокурор сослался на то, что ответчик, постоянно проживая на жилой площади Ю., с которой поддерживает семейные отношения без регистрации бра­ка, и являясь нанимателем однокомнатной квартиры, систематически сдавал ее в поднайм, извлекая нетрудо­вые доходы. Суды первой и кассационной инстанции тре­бования прокурора признали правомерными. Отменяя состоявшиеся по делу судебные постановления и направ­ляя его на новое рассмотрение, президиум Ставрополь­ского краевого суда указал следующее.

В решении народного суда было указано, что Ц. с января 1984 г. жилым помещением не пользовался, а сдавал его за 40 руб. в месяц семье Г. с целью система­тического извлечения нетрудового дохода. Однако этот вывод в полной мере не основан на исследованных в су­дебном заседании обстоятельствах дела. По объяснениям ответчика он является инвалидом II группы, страдает целым рядом тяжких заболеваний,  нуждается в посто-

J              255

ронней помощи. По указанным причинам он проживал у Ю., которая осуществляла за ним уход. Кроме того, в) занимаемой им квартире из-за плохого отопления в зим­нее время было холодно и по состоянию здоровья он не мог в ней проживать. По просьбе Г. он сдал жилое поме­щение в поднаем сроком на один год. После истечения года Г. из квартиры не выехал, так как не имел другого жилого помещения, а затем вообще отказался освобо­дить квартиру, вследствие чего Ц. вынужден был обра­титься в милицию с просьбой о выселении Г. с семьей. Другого жилья Ц. не имеет. Указанные доводы ответчи­ка не были должным образом проверены в судебном за­седании.

Кроме того, судом оставлены без внимания доводы ответчика о том, что семья Г. пользовалась его мебелью. Между тем, это обстоятельство также имело значение для решения вопроса о том, являлась ли полученная Ц. плата нетрудовым доходом и каков ее размер.. Президи­ум Ставропольского краевого суда подчеркнул, что в том случае, если Г. действительно пользовался мебелью, «оплата за этот вид услуг должна быть учтена судом применительно к ставкам, установленным в бытовом прокате на такие либо аналогичные по назначению ве­щи». Другими словами, президиум Ставропольского кра­евого суда предложил применить установленные Минис­терством бытового обслуживания населения РСФСР ставки за прокат соответствующих предметов по анало­гии1.

Роль Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных республик в утверждении законности и спра­ведливости можно было бы показать и более подробно, исследовав в этом аспекте руководящие постановления Пленумов, а также судебные постановления по кон­кретным делам. Однако автор связан объемом настоя­щей работы. Кроме того, он не ставил своей задачей давать комплементарную оценку деятельности Верхов­ных судов. В их практической деятельности наряду со многими весьма положительными моментами имеются и недостатки, а также спорные юридические решения. Некоторые разъяснения Пленумов не в полной мере ,( соответствуют закону. С нашей точки зрения, особенно нетерпимыми  являются   различного рода    «вольности»,.

1 См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1987. № 10. С. 9—10.

допускаемые при разъяснении уголовного закона. К огромному сожалению, это — не редкость. В связи с этим проф. В. И. Ткаченко указывает: «Обычно Пленум Верховного Суда СССР при толковании закона ориен­тирует практику на расширение применения норм Осо­бенной части УК и сужение гарантий, закрепленных Об­щей частью УК». Встречаются и случаи, когда «Пленум Верховного Суда СССР... ориентирует суды на приме­нение действующего закона к деяниям, которые им не предусмотрены»1. Ряд конкретных случаев такого рода проанализирован в статье названного автора. Не так уж редко можно встретить недостаточно точные разъ­яснения Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных республик и по вопросам применения как гражданского (в широком смысле этого слова), так и гражданского процессуального законодательства.

Например, в п. 3 постановления Пленума Верховно­го Суда СССР от 25 марта 1982 г. «О применении суда­ми законодательства при рассмотрении дел об установ­лении отцовства и о взыскании алиментов на детей и на других членов семьи» разъяснено следующее: «Запись об отце ребенка, произведенная органами загса, явля­ется доказательством происхождения ребенка от ука­занного в ней лица. В связи с этим суды не должны принимать к своему производству заявления об уста­новлении отцовства, если в записи о рождении ребенка отцом указано определенное лицо»2.

Но как быть, если такого рода запись, по мнению заинтересованного лица, не соответствует действитель­ности? Частью 4 ст. 17 Основ законодательства о браке и семье предусмотрено, что лицо, записанное в качестве отца или матери ребенка, вправе оспорить произведен­ную запись в течение года с того момента, когда ему стало или должно было стать известно о произведен­ной записи. Из содержания ст. 17 Основ законодатель­ства о браке и семье, на первый взгляд, как будто бы следует вывод о том, что запись об отцовстве или ма­теринстве может оспорить лишь тот родитель, который неверно, с его точки зрения, был записан отцом или ма-

1              Т к а ч е н к о   В. И.  Толкование уголовного закона в практике

Пленума  Верховного Суда  СССР//Сов. государство и право.  1988.

№ 4. С. 80.

2              Сборник   постановлений   Пленума   Верховного   Суда   СССР^

1924-1986. С. 267.    .   :        ■;■■       ■■    :;_ i

256

17 Заказ 5107

257

терью ребенка. Если это так, то законом должен быть предоставлен (и Пленум Верховного Суда СССР дол­жен был это разъяснить) иной порядок защиты нару­шенного права или охраняемого законом интереса.

Таким порядком мог бы быть порядок установления отцовства или материнства, предусмотренный ст. 16 Ос­нов законодательства о браке и семье. Однако Пленум Верховного Суда СССР разъяснил о неприменимости его к данному конкретному случаю. Получается замк­нутый круг. С одной стороны, может возникнуть спор о праве и необходимости разрешения его в предусмотрен­ном законом порядке. С другой стороны, Основы зако­нодательства о браке и семье и Пленум Верховного Су­да СССР вроде бы запрещают разрешение такого спо­ра как путем оспаривания записи об отцовстве иным гражданином (кроме «записанного» отца), так и путем установления отцовства в отношении фактического от­ца, поскольку в актовой записи и свидетельстве о рож­дении ребенка указано конкретное лицо. Попытаемся рассмотреть данную ситуацию на примере одного гражданского дела, разрешенного в точном соответст­вии с разъяснением Пленума Верховного Суда СССР, содержащимся в постановлении от 25 марта  1982 г.

Г-ва состояла в зарегистрированном браке с Г-вым, от которого имеет двоих детей. В июле 1980 г. у нее родился третий ребенок — дочь Ирина, в свидетельстве о рождении которой отцом указан Г-в. В апреле 1981 г. Г-ва предъявила иск к Т. об установлении отцовства в отношении дочери Ирины и взыскании с него алимен­тов. Истица утверждала, что фактическим отцом доче­ри является Т. , с которым она с июня 1978 г. по фев­раль 1981 г. проживала единой семьей.

Народный суд иск удовлетворил. Президиум Куйбы­шевского областного суда указанное решение отменил, указав при направлении дела на новое рассмотрение следующее:

«Как разъяснил Пленум Верховного Суда СССР в пп. 2 и 3 постановления от 25 марта 1982 г., заявление об установлении отцовства может быть принято к про­изводству суда после регистрации рождения ребенка в органах загса и представления свидетельства о рожде­нии с записью об отце, произведенной в соответствии с ч. 3 ст. 17 Основ законодательства о браке и семье, т.е. когда запись об отце ребенка произведена по фамилии матери, а имя и отчество отца ребенка записаны по ее

wio екяь.

указанию. В остальных случаях запись об отце ребен­ка, произведенная органами загса, является доказа­тельством происхождения ребенка от указанного в ней

лица.

В связи с этим суды не должны принимать к своему производству заявления об установлении отцовства, ес­ли в записи о рождении ребенка отцом указано опре­деленное лицо.

По данному делу... суд не истребовал актовой за­писи о рождении дочери истицы и не установил, на ос­новании каких документов и в каком порядке была произведена запись об отце ребенка — то ли на основа­нии представленного истицей свидетельства о браке с Г-вым, то ли в порядке, предусмотренном ч. 3 ст. 17 Ос­нов законодательства о браке и семье, — по ее заявле­нию как одинокой матери...

Если актовая запись о рождении произведена на ос­новании свидетельства о браке с Г-вым, который и ука­зан отцом ребенка, дело подлежит в суде прекращу нию. В этом случае истица может оспорить данную актовую запись в порядке, предусмотренном ст ст. 268— 270 ГПК, и лишь после этого и при условии, что в эту запись будут внесены соответствующие исправле­ния, предъявить иск к Т. об установлении его отцовства и взыскании  алиментов»1.

Проанализируем доводы, приведенные в постанов­лении президиума Куйбышевского областного суда. Вряд ли имело смысл при новом рассмотрении дела предлагать народному суду истребовать актовую запись о рождении Ирины. Как следует из постановления пре­зидиума, в деле имелась надлежащим образом заверен­ная копия свидетельства о рождении ребенка, в кото­ром в качестве отца был записан муж его матери по зарегистрированному браку — гр-и Г-в (ч. 1 ст. 17 Ос­нов законодательства о браке и семье). После истре­бования актовой записи о рождении Ирины народный суд, исходя из указаний президиума областного суда и разъяснения Пленума Верховного Суда СССР, должен будет прекратить дело производством. Одновременно Г-вой будет разъяснено о якобы имеющейся у нее воз­можности оспорить произведенную запись об отце в по­рядке, предусмотренном ст. ст. 268—270 ГПК.

1 Бюллетень  Верховного  Суда  РСФСР.   1983. № 6:.  С.   14—15,

17*          25§

Однако в соответствии со ст. 268 ГПК суд рассмат­ривает дела об установлении неправильностей в книгах актов гражданского состояния, если органы загса при отсутствии спора о праве отказались внести исправле­ния в произведенную запись. В данном же случае ис­правление записи в книгах записей актов гражданского состояния связано с необходимостью разрешения спора о праве. Ведь в конечном итоге речь шла об установле­нии действительного отца ребенка и о взыскании с него алиментов.

В п. 5 постановления от 25 июня 1976 г. «О приме­нении судами законодательства, регулирующего уста­новление неправильностей записей актов гражданского состояния» Пленум Верховного Суда СССР совершенно правильно разъяснил:

«Если при принятии заявления к производству суда или рассмотрении в порядке особого производства дела об установлении неправильности записи акта граждан­ского состояния будет выяснено, что имеется спор о праве, подведомственный судам (о наследовании, праве собственности и др.), соответственно судья или суд от­казывает в принятии заявления, оставляет заявление без рассмотрения и разъясняет заинтересованным ли­цам, что они вправе предъявить иск на общих основа­ниях, В таких случаях вопрос об исправлении или из­менении записей актов гражданского состояния реша­ется судом в исковом производстве одновременно с разрешением заявленного  иска»1.

Исходя из содержания ст. 268 и ч. 3 ст. 246 ГПК заявление об установлении неправильности записи в книгах записей актов гражданского состояния об отце дочери Г-вой могло быть рассмотрено по обстоятельст­вам конкретного дела лишь совместно с заявлением об установлении отцовства в отношении Т. Соответствен­но, ответчиком по иску Г-вой в части требования о признании недействительной записи в книгах загса дол­жен был бы являться Г-в, а в отношении иска об уста­новлении отцовства — Т.

Если же руководствоваться разъяснением, содержа­щимся в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1982 г., то получается, что у Г-вой отсутствует право на обращение в суд.   С требованием

Пленума   Верховного   Суда   СССР

1 Сборник   постановлений 1924—1986. С. 392.

об установлении отцовства в отношении Т. обращаться нельзя. Возможности же обращения в суд в порядке главы 31 ГПК препятствуют указания ст. 268 и ч. 3 ст. 246 ГПК.

Весьма существенными осложнениями может быть чревата и попытка обращения в суд в порядке особого производства (вопреки правилам, сформулированным в ст. ст. 268, 246 ГПК) в соответствии с разъяснением, содержащимся в постановлении президиума Куйбышев­ского областного суда. Предположим, что судья такое заявление примет, а суд его удовлетворит. Очевидно, в таком случае в решении было бы указано, что запись об отцовстве Г-ва не соответствует действительности, поскольку в период, относящийся к зачатию дочери Ири­ны, Г-ва проживала единой семьей с Т. При рассмотре­нии же дела по иску Г-вой к Т. об установлении отцов­ства последний, очевидно, заявит те же возражения против иска, которые он уже заявлял. При первона­чальном разрешении дела в народном суде Т. категори­чески оспаривал свое отцовство, утверждая, что отцом Ирины является Г-в, который в период зачатия ребенка был мужем истицы и не порывал с ней близких отноше­ний. Таким образом, не исключена возможность выне­сения двух противоречащих друг другу судебных поста­новлений. В одном из них суд мог прийти к выводу о том, что отцом Ирины является Т., в связи с чем за­пись об отцовстве Г-ва будет признана неправильной. В другом же решении суд мог отказать в иске об уста­новлении отцовства Т., поскольку отцом ребенка, ро­дившегося у Г-вой является ее муж по зарегистрирован­ному браку Г-в, с которым она не порывала близких отношений. Причем в соответствии с ч. 2 -ст. 55 ГПК преюдиция судебного решения, вынесенного по заявле­нию Г-вой об установлении неправильности записи от­цовства Г-ва в отношении дочери Ирины, не распрост­ранялась бы на дело по иску Г-вой к Т. Ведь последний в предыдущем деле не участвовал. Таким образом, ана­лиз законодательства и конкретного дела из судебной практики достаточно наглядно показывают неточность разъяснения, содержащегося в п. 3 постановления Пле­нума Верховного Суда СССР от 25 марта 1982 г.

Запись об отце ребенка, произведенная органами загса, не является и не может являться доказательст­вом происхождения ребенка от указанного в нем лица. Советское семейное законодательство   связывает   опре-

26}

деление происхождения детей от конкретных родителей не с доказыванием и доказательствами, а с системой презумпций. Если бы возможность установления отцов­ства во всех случаях связывалась с доказыванием и до­казательствами, то заинтересованные лица подчас были бы поставлены в весьма затруднительное, чтобы не ска­зать безвыходное положение. Однако в доказывании отцовства в подавляющем большинстве случаев какой-либо необходимости не возникает. В ч. 1 ст. 17 Основ законодательства о браке и семье зафиксирована прос­тая житейская мудрость, заключающаяся в предполо­жении, что муж матери по зарегистрированному браку является отцом ее ребенка. В подавляющем большинст­ве случаев оно соответствует действительности. Это же положение еще более четко сформулировано в ст. 47 КоБС. Происхождение ребенка от родителей, состо­ящих между собой в браке, удостоверяется записью о браке родителей. Таким образом, если уж говорить о доказательствах происхождения ребенка, то таковым является запись о браке родителей. Запись же мужа матери по зарегистрированному браку в качестве отца ее ребенка носит производный характер и в сущности не содержит каких-либо новых фактических данных, кроме того, что у женщины, состоящей в браке, родился ребенок. Отцом этого ребенка презюмируется муж ма­тери по зарегистрированному браку.'

Сходная с рассмотренной выше ситуация обсуж­дается в «Комментарии к Кодексу о браке и семье РСФСР». Речь идет о предъявлении иска об установле­нии отцовства (материнства) фактическим родителем ребенка при условии, что в качестве соответствующего родителя в свидетельстве о рождении ребенка записано другое лицо. Авторы Комментария приходят к совер­шенно правильному выводу о том, что «фактический отец (или мать) вправе обратиться в суд с иском о признании записи недействительной и одновременно а признании его (ее) отцом (матерью) данного ребен­ка»1. Аналогичным образом и иск об установлении от­цовства, предъявленный к фактическому отцу ребенка; должен быть объединен с иском о признании записи отцовства   другого лица   (в типичной ситуации — мужа

матери по зарегистрированному браку)1 недействитель­ной.

Анализ судебной практики показывает, что в ряде случаев дела об установлении отцовства как при разре­шении их по существу, так и при определении подве­домственности судам нельзя рассматривать в отрыве от комплекса иных правовых вопросов, в частности о том, не является ли отцом ребенка муж матери по зареги­стрированному браку. Сошлемся в данном отношении ка дело, весьма сходное с делом по иску Г-вой к Т. Кстати, оно также рассматривалось судебными органа­ми Куйбышевской области, но результаты его разреше­ния явились иными.

Народный суд удовлетворил иск Ф. к С. об установ­лении отцовства и взыскании алиментов, основываясь на том, что в период совместной жизни с ответчиком у истицы родилась дочь Наталья, отцом которой является С. Кассационная инстанция оставила это решение без изменения. Как явствует из материалов дела, не приз­навая иска, ответчик С. ссылался на то обстоятельство, что в свидетельстве о рождении дочери истицы отцом записан ее муж Ф-в, брак с которым был расторгнут только после рождения дочери. По указанным основа­ниям прокурор Куйбышевской области принес протест в порядке надзора в президиум Куйбышевского област­ного суда, однако протест был отклонен. Позднее сос­тоявшиеся по делу постановления были отменены Су­дебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда РСФСР, а дело передано на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

При новом рассмотрении дела суду было предложе­но выяснить, до какого времени истица состояла в бра­ке с Ф-вым, расторгнут ли брак, в каком порядке произведена регистрация рождения ребенка, какие до­кументы были представлены. В частности, в определе­нии коллегии было указано: «Вопросы о том, мог ли быв­ший муж истицы быть отцом ребенка, считает ли он се­бя его отцом, суд не выяснил»1. Очевидно, что вы­яснить, считает ли себя Ф-в отцом ребенка, родившего­ся у его бывшей жены, суд будет в состоянии лишь в том случае, если при новом рассмотрении дела Ф-в зай­мет положение его участника. Но каким может быть его процессуальное положение?  Очевидно,   здесь   мыс-

1 Комментарий к Кодексу о браке и семье РСФСР; М.,  1982. С. 100.

262

1 Бюллетень Верховного Суда РСФСР.  1984. № 9. С. 3—4.

263

лим единственный вариант—заявление Ф-вым самостоя-| тельных требований, направленных против Ф., о приз-1 нании записи   отцовства   недействительной  (п. 3 ч. 2 ст. 141, ст. 37 ГПК, ч. 5 ст. 49 КоБС).

Значительный интерес представляет и следующее де-| ло,  разрешенное одним   из народных  судов г. Москвы.' Обстоятельства его таковы. Б. состояла в зарегистриро-1 ванном   браке с К. Впоследствии  у нее сложились фак-| тические  брачные отношения с К-вым, от которого она родила ребенка. Зная о том, что отцом ребенка являет­ся К-в, К. зарегистрировал его на свое имя. Впоследст­вии по иску Б. ее брак с К.  был расторгнут и она всту­пила в новый брак с К-вым. В сентябре 1982 г. Б. обра­тилась   с иском к К. о признании записи  отцовства не­действительной, а также с иском к К-ву об установлении отцовства. В свою очередь, К-в предъявил иск к К. и Б. | о признании записи об отцовстве К. недействительной и о признании его отцом ребенка.

Несмотря на то, что все указанные требования по су­ществу были неразрывно связаны друг с другом и раз­дельное их рассмотрение было чревато возможностью судебных ошибок, суд выделил в отдельное производст­во требования Б. к К-ву об установлении отцовства и К-ва к Б. о признании его отцом ребенка. Производство по данному делу было приостановлено до разрешения дела по иску Б. к К. о признании записи отцовства не­действительной. Одновременно был снят с рассмотрения и иск К-ва к К. о признании записи отцовства недейст­вительной. При этом суд исходил из запрета рассмотре­ния дел об установлении отцовства, если в записи о рождении ребенка отцом указано определенное лицо (п. 2 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1982 г.). Правда, исходя из буквального смысла указанного разъяснения Пленума Верховного Суда СССР суд должен был бы вообще не принимать к своему производству иска Б. к К-ву и К-ва к Б. об уста­новлении отцовства. Кроме всего прочего, между указан­ными лицами вообще не было никакого спора, а обраще­ние их в суд было связано с позицией К., который упор­но желал остаться «записанным отцом» ребенка, рож­денного его бывшей женой. В то же время точка зрения народного суда, который не прекратил, а приостановил производство по делу в части указанных требований, до известной степени объяснима. В случае удовлетворения иска Б. к К. теоретически можно было возобновить про-

264

изводство и в отношении выделенного дела, поскольку оно становилось судам подведомственным. Однако прак­тической необходимости в разрешении в порядке иско­вого судебного производства указанных бесспорных требований уже не было (при условии, что позиция сто­рон по вопросу об отцовстве К-ва оставалась неизмен­ной). Вопрос можно было разрешить без суда путем подачи совместного заявления родителями ребенка в органы загса  (ч. 3 ст. 47 КоБС).

Кстати подчеркнем, что безотносительно к тому, ка­ким образом юридически квалифицировать конфликт, возникший между К., с одной стороны, и Б. и К-вым, с другой, — как требование об установлении отцовства или иск о признании записи отцовства недействительной — фактические его обстоятельства остаются неизменными и взаимосвязанными между собой. По существу так они и были разрешены, несмотря на искусственное расчлене­ние связанных между собой требований (ст. 128 ГПК). Поскольку установление действительного отца ребенка в сложившейся ситуации было невозможно без участия К-ва, суд привлек его в процесс по иску Б. к К. в качес­тве третьего лица. Подобная квалификация процессуаль­ного положения К-ва вряд ли являлась правильной. Исходя из процессуальной ситуации по существу, наря­ду с Б., он являлся соистцом по отношению к К. Это со­ответствовало и заявленному им требованию к К. В то же время его процессуальное положение нельзя было квалифицировать как положение третьего лица, заявля­ющего самостоятельные требования на предмет спора (ст. 37 ГПК). Ведь требования К-ва и Б. не исключали друг друга, а полностью совпадали.

В данном случае, благодаря счастливому стечению обстоятельств, суд сравнительно легко смог отвергнуть версию об отцовстве К., поскольку в результате проведе­ния биологической экспертизы оно было исключено. Но ведь до недавнего времени в подавляющем большинстве случаев ответ экспертов на такого рода вопросы являл­ся лишь предположительно утвердительным. Представ­ляется, что в такой ситуации, отягощенной непризнанием К. предъявленного к нему иска, суду было бы труднее удовлетворить иск Б. и К-ва. Это можно было бы сде­лать при единственном условии: если бы суд в полной мере исследовал обстоятельства, связанные с нюансами отношений Б. и К-ва, в частности вопрос об их совмест­ном проживании и ведении общего хозяйства в период,

265

к которому относится зачатие ребенка (ст. 48 КоБС)> Таким образом, несмотря на запрет, содержащийся в п. 2 постановления Пленума Ве(рховного Суда СССР от 25 марта 1982 г., суд вынужден был бы по существу ис­следовать вопрос о возможном отцовстве К-ва.

Однако приведенное дело является довольно редким. Значительно более типичны ситуации, когда суды исхо­дят из необходимости буквального применения не соот­ветствующего закону разъяснения Пленума Верховного Суда СССР. В ряде случаев это приводит к ущемлению законных прав и интересов заинтересованных лиц, невоз­можности установления действительных обстоятельств гражданских дел и вынесению противоречащих друг дру­гу судебных постановлений.

С. обратилась в Инзенский городской народный суд Ульяновской области с иском к Г. об установлении от­цовства и взыскании алиментов. При этом она объясни­ла, что в период с 1970 по 1980 гг. состояла в зарегист­рированном браке с С-ным. Одновременно она находи­лась в близких отношениях с Г. В октябре 1979 г. у С. родился сын Александр, отцом которого был записан С-н. В 1981 году по иску С-на суд признал запись о его отцовстве в свидетельстве о рождении недействитель­ной. Ответчик Г. признавал свое отцовство в отношении сына, до 1981 года помогал ей материально, но затем такую помощь прекратил. Отказывая в иске к Г., народ­ный суд сослался на то, что стороны совместного хозяй­ства не вели, ребенка вместе не воспитывали. Ребенок зачат в период, когда истица не прекращала семейную жизнь с мужем. По заключению судебно-медицинской экспертизы ответчик Г. не может иметь детей. Это реше­ние кассационной инстанцией было оставлено без изме­нения. Между тем, если бы при рассмотрении иска С-на к С. о признании записи отцовства недействительной одновременно был рассмотрен иск С. к Г. об установле­нии отцовства и взыскании алиментов, то законные ин­тересы С. и ее ребенка не были бы нарушены. Суд осво­бодился бы от перспективы разновременного рассмотре­ния двух взаимосвязанных гражданских дел, что впо­следствии оказалось реальностью. И, наконец, была бы исключена возможность вынесения двух взаимоисклю­чающих друг друга решений, затрагивающих один и тот же юридический факт (факт происхождения ребенка С). Причем, как минимум, одно из состоявшихся решений оказалось ошибочным. Судебная ошибка  (или ошибки)

266

по приведенным делам в принципе могла бы быть ис­правлена путем принесения протестов в порядке надзора и на состоявшиеся судебные постановления по обоим де­лам, объединении их в одно производство (ст. 128 ГПК) и новом рассмотрении по существу с участием всех за­интересованных в исходе дела лиц с тщательным соби­ранием и исследованием доказательств по делу. Однако этого сделано не было, а права и интересы С. и ее ре­бенка оказались незащищенными. Вряд ли это можно признать справедливым.

Жизнь показывает, что потребность в защите закон­ных прав и интересов и реализации чувства справедли­вости   понуждает граждан так или иначе  преодолевать искусственные препоны, установленные в п. 3 постанов­ления Пленума  Верховного  Суда  СССР  от  25  марта 1982   г»   По   свидетельству   председателя   Хабаровского районного народного суда Хабаровского края Д. Дьяко­вой, «в последнее время суды буквально заполонили ис­ки фактических отцов к юридическим об аннулировании актовой записи об отце ребенка. Загсы пока на «закон­ном» основании отказывают им регистрировать   родных детей на свою фамилию. Мотивы? Нерасторгнутый брак матери  ребенка   с прежним   супругом, на которого ... и регистрируются новорожденные. И заведомо обрекается радость отцов на длительные бюрократические муки»1. Д. Дьякова   утверждает, что в подобной   ситуации мать ребенка нередко вынуждена предъявлять иск о взыска­нии   алиментов к мужу по зарегистрированному   браку. Это ей необходимо для установления места жительства данного  лица,   которое ей парой   неизвестно.   В случае предъявления такого   иска ответчик  бывает  вынужден предъявить встречный иск о признании записи отцовст­ва недействительной. С удовлетворением встречного ис­ка устраняются юридические препятствия для соверше­ния   записи  об   отцовстве  либо  предъявления   иска об установлении  отцовства   в   отношении   действительного отца   ребенка.   «Вот сколько терпят люди, для которых спор   порожден  несовершенством закона!», — восклица­ет Д. Дьякова. К этому нужно добавить,   что действую­щее  законодательство   и его   интерпретация  Пленумом Верховного Суда СССР   заставляют  женщин в указан­ных выше случаях предъявлять заведомо  необоснован­ные, а если назвать вещи своими именами, то и амораль­ные иски.

1 Дьякова  Д.   Почему  стонут  судьи//Правда.   1989.   29   авг.

267

В той же статье Д. Дьякова предлагает в будущем законодательстве предусмотреть возможность установ­ления отцовства по заявлению фактического отца, по­данного им в органы загса. Данное дредложение доста­точно разумно и, очевидно, должно быть принято. Впро­чем, оно требует одного существенного уточнения. Вряд ли можно производить запись об отцовстве в отношении лица, делающего такого рода заявление, не уточнив по­зиции мужа матери по зарегистрированному браку. При согласии мужа матери по зарегистрированному браку на производство записи об отцовстве другого лица, такая запись производится в органах загса. В случае же заяв­ления возражений со стороны мужа матери по зарегист­рированному браку возникший спор должен разрешать­ся в судебном порядке.

Признавая необходимым внесение в законодательст­во о браке и семье сформулированных выше изменений и дополнений, полагаем необходимым подчеркнуть, что жизнь требует, чтобы вопрос о возможности признания и установления фактического отцовства при наличии записи об отцовстве мужа матери по зарегистрирован­ному браку так или иначе решался уже сейчас, до вне­сения изменений в действующее законодательство.

Одновременное рассмотрение исков об установлении отцовства и о признании записи отцовства в отношении мужа матери ребенка по зарегистрированному браку в сущности является не чем иным, как вариантом иска об установлении отцовства при нескольких предполагаемых отцах. Возможность одновременного предъявления и рассмотрения таких исков признается законодательством и судебной практикой многих зарубежных стран (Да­ния, Норвегия, Польша, Югославия, Чехословакия, Швеция и др.)- Так, в соответствии с ч. 2 § 54 действо­вавшего до объединения Германии Семейного кодекса ГДР при установлении отцовства в случае наличия нескольких предполагаемых отцов суд признает от­цом того мужчину, отцовство которого является наибо­лее вероятным. Истолковывая данную норму, Верховный Суд ГДР в Инструкции №23 от 22 марта 1967 г. разъяс­нил, что в производство по установлению отцовства в качестве соответчика может быть - привлечено и иное, кроме первоначального ответчика, лицо, если имеются данные о происхождении ребенка от него1.

1 Приводится по статье: Дамянов Ц. Иск за башинство при няколко предполагаеми бащи//Правна мисъл. 1978. № 1. С. 62.

268

Обсуждаемая проблема являлась предметом специа­льного исследования и в зарубежной юридической лите­ратуре. В частности, значительный интерес представля­ет упомянутая статья д-ра Цоньо Дамянова «Иск об установлении отцовства при нескольких предполагае­мых отцах», опубликованная в болгарском журнале «Правовая мысль»1. В заключение статьи автор форму­лирует следующий вывод: «предъявление единого иска об установлении отцовства сразу к нескольким лицам как к ответчикам и привлечение по рассматриваемому делу других ответчиков может показаться спорным. Од­нако мы убеждены в правильности такой постановки вопроса и полагаем, что она должна быть воспринята доктриной и судебной практикой. Это полностью согла­суется с болгарскими общественными отношениями, за­конами страны и ... моралью. Это могло бы оказать неоценимую помощь детям. По указанным соображе­ниям данный взгляд воспринят и в ряде других стран»2. Думается, что приведенная точка зрения полностью соот­ветствует также и принципам советского брачно-семей-ного и гражданского процессуального законодательства и в полной мере отвечает требованию справедливости. Было бы желательно, чтобы в этом смысле были внесе­ны соответствующие изменения и дополнения в п. 3 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1982 г. «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об установлении отцовства и о1 взыскании алиментов на детей и других членов семьи». Исходя из систематического толкования брачно-семей-ного и гражданско-процессуального законодательства, представляется, что было бы правильно сформулиро­вать его примерно в следующей редакции:

«Если в записи о рождении ребенка отцом указано определенное лицо, то в случае предъявления иска об установлении отцовства к другому лицу суд должен разъяснить истцу целесообразность объединения такого требования с иском о признании недействительной за­писи об отце ребенка в книгах записей актов гражданс­кого состояния, Соответственно, при предъявлении му­жем матери ребенка по зарегистрированному браку иска о признании записи отцовства недействительной и наличии данных об отцовстве иного лица  суд должен

1              См.:   Дамянов  Ц. Указ, соч. С. 61—65.

2              Там же. С. 65.

269

разъяснять матери ребенка о возможности предъявле­ния иска об установлении отцовства и о целесообраз­ности объединения его с первоначально заявленным иском (ст. ст. 16—17 Основ законодательства о браке и семье, ст. ст. 128, 268, ч. 3 ст. 246 ГПК РСФСР и соот­ветствующие статьи ГПК других союзных республик)». В будущем было бы также целесообразно внести необ­ходимые дополнения и в брачно-семейное законодатель­ство.

Требование социальной справедливости делает весь­ма желательным и существенное изменение содержания нормы, сформулированной в ст. 16 Основ законодатель­ства о браке и семье и в другом отношении. Дело в том, что названная  норма   ограничивает  возможность уста­новления  отцовства  в  судебном   порядке лишь  строго перечисленными  в  ней  ситуациями.   К   ним  относятся совместное проживание и ведение общего хозяйства ма­терью ребенка и ответчиков до рождения ребенка  или совместное  воспитание,  либо содержание ими ребенка, либо наличие доказательств, с достоверностью подтвер­ждающих признание ответчиком отцовства. Однако под указания закона очень  многие  житейские ситуации  не укладываются. Так, по мнению С. А. Паластиной и А. И. Пергамент, исчерпывающий перечень обстоятельств, при наличии которых можно устанавливать отцовство, нап­равлен «не против случайных связей, а против молодых работниц и служащих, находящихся в сложных матери­альных и жилищных условиях»1.  По «букве» действую­щего законодательства отцовство по существу не может быть установлено и в иных требующих этого ситуациях, например,  при   рождении   ребенка   в результате  связи несовершеннолетних, вследствие   преступного   посягате­льства на половую свободу женщины и т. д.

Следует согласиться с необходимостью дополнения ст. 16 Основ законодательства о браке и семье указа­нием на возможность установления отцовства и в иных ситуациях при наличии достоверных доказательств отцовства2. В современных условиях такого рода допол­нение закона было бы тем более целесообразно и спра-

1              Паластина С. А., Пергамент А. И. Развитие советско­

го  законодательства   о   браке   и  семье//Сов.   государство  и  право.

1975. № 9. С. 51.

2              См., например:  Чечот Д.  М.  Брак, семья, закон. Л.,   1984.

С. 68.

270

ведливо, что в настоящее время возможно производство судебно-биологической экспертизы крови методом ген­ной «дактилоскопии», которая с достаточной точностью позволяет ответить на вопрос,  является ли лицо отцом

ребенка1.

Большие сомнения с точки зрения законности и спра­ведливости вызывает разъяснение, содержащееся в п. 22 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 28 ноября 1980 г. «О практике применения судами за­конодательства при рассмотрении дел о расторжении брака». Там сказано следующее: «Если судом вынесено решение о расторжении брака, то иск о признании этого брака недействительным подлежит рассмотрению лишь при отмене указанного решения, поскольку, принимая его, суд исходил из факта действительности брака. Сог­ласно ст. 39 Основ гражданского судопроизводства фак­ты и правоотношения, установленные таким решением, не могут быть оспорены теми же сторонами в другом процессе»2.

Но ведь иски о расторжении брака и о признании брака недействительным существенно отличаются друг от друга. У них разные элементы — предмет и основа­ние, разная юридическая цель обращения в суд и пра­вовые последствия удовлетворения иска. Иск о растор­жении брака связан в основном с межличностными от­ношениями между супругами и направлен, главным об­разом, к юридическому оформлению прекращения се­мейных отношений. Иные исковые требования, направ­ленные на защиту имущественных и неимущественных субъективных прав и интересов супругов и их детей (о взыскании алиментов, разделе общей совместной соб­ственности супругов, споры, связанные с правом на вос­питание детей), могут быть заявлены совместно с иском о расторжении брака. Однако в принципе их можно заявить безотносительно к предъявлению и удовлетво­рению иска о расторжении брака либо урегулировать соответствующие отношения и без вмешательства суда.

Иск о признании брака недействительным преследует прежде всего защиту не личных, а каких-либо сугубо материальных прав и интересов граждан, в первую оче­редь права на жилье.

1              См.:   Волков   О.   Папа,  не стоит прятаться//Комс. правда.

1989. 25 июля.

2              Сборник   постановлений   Пленума   Верховного   Суда   СССР

1924—1986. С. 258.

271

i

Разными являются также круг лиц, имеющих право обратиться в суд с иском    о расторжении    брака и q признании  брака  недействительным,  и временная npo-s тяженность такого рода возможности. Брак может быть: расторгнут лишь при жизни супругов по заявлению од-^ ного или обоих из них (ст. 30 КоБС). Признания брака^ недействительным  вправе  требовать  супруги    и  лица,] права которых нарушены заключением этого брака, а также органы опеки и попечительства    или    прокурор j (ст. 44 КоБС). Причем предъявление такого иска возП можно как при жизни супругов, так и после смерти од­ного из них. В подобной ситуации с иском в суд могут обратиться наследники умершего, а также соответству­ющие органы государственного управления и прокурор. Соображения  о  возможности  предъявления  иска   о признании брака недействительным после его расторже­ния высказывались в литературе и раньше1. В настоя-; щее время в обоснование этой    точки зрения    можно 1 высказать не только приведенные выше правовые поло­жения, но и все большую распространенность фиктив­ных  браков,  необходимость  бороться    с такого    рода социальным злом. Причем фиктивный брак встречается в двух вариантах. В первом из них одну из сторон про­сто-напросто обманывают  со  всеми    вытекающими  из этого печальными правовыми и нравственными послед­ствиями. Однако, пожалуй, еще большую распространен­ность приобретает иная разновидность фиктивного бра­ка, когда под видом брака заключается противозакон­ная  сделка,  направленная на  приобретение    прописки или  (и)  квартиры в столице либо в ином из престиж­ных городов.  Причем, по последним данным, на «чер­ном рынке» цена  одной только прописки    доходит до 15 тыс. руб., а цена одного квадратного метра жилой площади — до  500  руб.    «Распространены    фиктивные браки и там, где дело касается выезда за границу. Спе­циалист часто не имеет возможности «выехать» на нес­колько лет, если он не женат. Тогда заключается сдел-. ка — брак,    а    взамен    отчисление    20—25    процентов зарабатываемых за границей денег»2.

Разумеется, в целом ряде случаев заключение фик-

1              См.:  Абрамов  С. Допустим ли иск о признании брака  не­

действительным после его расторжения//Сов. юстиция.  1961. №  16.

С. 28.

2              Кузьмина  О.   Фиктивный брак//Правда. 1989. 23 дек.

272

Тйвного брака до известной степени обусловлено недо­статками доныне властвующей в нашем обществе ад­министративно-командной системы с ее зачастую про­тиворечащими здравому смыслу, а порой и закону, мно­гочисленными запретами и ограничениями. Эти запреты и ограничения создают питательную почву для взяточ­ничества, злоупотребления служебным положением, иных преступлений и правонарушений. Например, в соответствии со ст. 9 Основ гражданского законодатель­ства (ст. 10 ГК) граждане имеют право по собственному усмотрению избирать свое место жительства. Данный элемент правоспособности соответствует международ­ной практике и заключенным СССР международным соглашениям. Однако эта норма в условиях советской действительности, одним из непременных атрибутов ко­торой является такая сугубо полицейская мера, как прописка, зачастую превращается в пустой звук. «Очень многие вступают на шаткий путь сделки не потому вовсе, что по природе они махинаторы, а потому, что других способов решить проблему не видят»1.

Иски о признании брака недействительным после того, как он был расторгнут, относительно широко применяются в практике прокурорского надзора2. Не­обходимость в этом может возникнуть и у заинтересо­ванных лиц, например супруга, который не был инфор­мирован о том, что его бывший супруг вступил в брак, не |расторгнув другого брака, не знал о возможности признания брака недействительным, не представлял разницы в правовых последствиях расторжения брака и признания брака недействительным и т. п. Возможность такого рода обращений в суд статье 39 Основ граждан­ского судопроизводства отнюдь не противоречит. В ч. 3 этой статьи четко сказано, что по вступлении решения в законную силу стороны и другие лица, участвовавшие в деле, а также их правопреемники не могут вновь заявлять в суде те же исковые требования на том же основании, а также оспаривать в другом процессе уста­новленные судом факты и правоотношения. В рассмат­риваемой ситуации в суд заявляются не те же, а новые исковые требования, на новом основании. У лица, об­ращающегося в суд, нет ни малейшей необходимости и

1              Кузьмина  О.  Указ. статья.

2              См., например:   Воробьев   О.   Свадебные трюки//Вечерняя

Москва. 1988. 9 янв.

273

18 Заказ 5107

в оспаривании установленных судом в процессе по брг коразводному делу фактов и правоотношений. Боле того, в исковом заявлении, а затем и в судебном реш нии непременно должно быть указано на то, что бра был расторгнут в судебном порядке с приведением мс тивов, по которым иск о расторжении брака был удов; летворен. Разъяснение, содержащееся в п. 22 постанов ления Пленума Верховного Суда СССР, в ряде случае! способно привести к ущемлению законных прав и инте­ресов граждан, а кроме того создает ненужные пробле мы и для самих правоохранительных органов.

Б. обратился в суд с исковым заявлением, в которой

указал, что после регистрации брака с К. она общеп

с ним хозяйства не вела. Поселившись в его одноком*

натной квартире,    ответчица    беспричинно    устраивал^

скандалы, запирала двери и не пускала его в квартиру;

Истцу, участнику Великой Отечественной войны, имею|

щему преклонный возраст, нужен покой, а по вине от|

ветчицы он невозможен. По названным основаниям Б1

просил о расторжении  брака. Дзержинским районным|

народным  судом  г.  Ярославля  иск  был  удовлетворен^

Несмотря на это, Б. подал на решение суда жалобу, i

которой указал, что вынесенное решение  по существ}

ничего не изменило. Ответчица продолжает проживать^

на его площади и препятствует ему пользоваться квари

тирой.    j

Заслуженному, пожилому и больному человеку при-J

шлось потратить много сил и времени для того, чтобы|

добиться отмены неправосудного судебного решения.]

В конце концов по протесту заместителя Председателя]

Верховного Суда РСФСР оно было отменено в по|рядке|

надзора и путь для нового обращения в суд с иском о|

признании брака недействительным открыт1. Думается^

что в подобных ситуациях такой путь все же является^

слишком сложным.           |

Мы полагаем, что разъяснение, содержащееся в п. 22\ постановления  Пленума   Верховного    Суда   СССР  «СН практике применения судами законодательства при рас­смотрении дел о расторжении брака», не вполне соот­ветствует закону. Претворение в жизнь этого разъясне-1 ния на практике нередко оборачивается несправедливо--| стью, выражающейся в неправомерном отказе в защите субъективных прав либо в промедлении в защите права.

1 См.:  Бюллетень Верховного Суда РСФСР.  1985. № 9. С.

274

Между тем> вопрос мог бы решаться намного проще — путем предъявления иска о признании брака недейст­вительным, а в необходимых случаях — и одновременно иска о признании записи о расторжении брака недей­ствительной. А для этого п. 22 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 28 ноября 1980 г. необходимо отменить.

Большой социальной остротой нередко обладают жилищные спцры, в особенности дела о выселении без предоставления другого жилого помещения. В данной связи огромное значение приобретает постановление Пленума Верховного Суда СССР от 3 апреля 1987 г. «О практике применения судами жилищного законода­тельства». В п. 3 данного постановления Пленум Вер­ховного Суда разъяснил следующее:

«Требования об освобождении помещений, не входя­щих в состав жилищного фонда (производственные по­мещения, сборно-разборные сооружения, вагончики и т. п.), подлежат разрешению судами с применением норм гражданского законодательства, регулирующих имущественный наем»1.

Аналогичное разъяснение содержится и в абз. 5 подп. «а» п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. «О некоторых вопросах, возникших.в судебной практике при применении Жи­лищного кодекса РСФСР». В нем сказано, что судам подведомственны споры «о выселении из помещений, не входящих в состав жилищного фонда (сборные дома, балки, вагончики и т. п.) — гл. 27 ГК РСФСР — как требования о превращении договора имущественного найма»2.

С разъяснениями, данными по указанному вопросу Пленумом Верховного Суда СССР и Пленумом Вер­ховного Суда РСФСР, согласиться невозможно по сле­дующим основаниям. Прежде всего, они по существу совершенно не аргументированы. Между тем, определе­ние отношений, о которых идет речь, в качестве догово­ра имущественного найма позволяет производить высе­ление граждан, проживающих в сборных и т. п. домах, без предоставления другого жилого помещения. Отне­сение же таких отношений к договору жилищного най­ма означало бы, что, по общему правилу,    выселение

1              Бюллетень Верховного Суда СССР. 1987. № 3. С. 8.

2              Бюллетень Верховного Суда РСФСР.  1985. № 3. С. 9.

275

предоставлением    жилья   (ст.ст.98-возможно   лишь   с   прело

1ПП УКК РСФСР)*             j

Кто же и почему проживает в балках,    вагончикам

сборно-щитовых или, как их называют в народе, «сбор*

но-щелевых»  домах?   В  основном — это  строители,  ра*

ботники железнодорожного транспорта и другие работу

ники ведущих производственных профессий. Значителы

ная часть из них работает на БАМе и на строительстве

других объектов, которые до недавнего времени назьь|

вались «ударными»,  «особо важными»   «стройками ве-|

ка» и т. д. Многие из них живут в отдаленных районах

страны, отличающихся суровыми климатическими услон

виями. Вследствие   длительное    время   допускавшихся^

серьезных   социально-экономических    ошибок  и  равной

душного отношения к человеку такие люди с семьями,!

нередко с малыми детьми, порой в течение длительного^

времени живут в  малоприспособленных для этого  по-1

мещениях.            |

Например, на трассе БАМа доля квартир с удобст-j вами до  сравнительно недавнего времени    составляла^ лишь пятую часть1, а две трети первостроителей БАМа; не имеют постоянного жилья, живут в «сборно-щелевых» времянках. Вместе с семьями их число составляет свы­ше 50 тыс. человек2.

Основой допущенных просчетов явилась ошибочная концепция,  в  соответствии    с которой    планировалось строить постоянное жилье лишь для железнодорожни­ков, а для строителей — только временные дома3. «Вре­менное» проживание в них продолжается    15 и более лет. В результате, например, один лишь    трест «Лена-бамстрой», по утверждению его управляющего А. Д. Усо­ва, «за все эти годы буквально угробил 70 миллионов рублей на временные поселки. ... Было время, когда чуть ли   не  преступлением   считалось,    если    транспортные строители возводили дом из бруса. Была одна «мудрая» установка — строить  щитовые   времянки   и   таскать  их за собой, пока окончательно они не развалятся. В ре­зультате — никаких средств на производственную базу и  социальное  развитие.  Зачем  все  это?  Мы же  здесь

1              См.:  Линенко А., Носов Ю., Перепелица А. От Тын-

ды до Февральска//Красная звезда. 1988. 4 июня.

2              См.:   Почему  ржавеют рельсы  на  БАМе//Сов.   Россия.   1987.

10 июля; Комсомольская правда. 1987. 16 апр.

3              См.: Проблемы БАМа//Аргументы и факты.  1988. № 16.

276

временные»1. К настоящему времени «временное жилье в городах и поселках превратилось в трущобы со всеми вытекающими отсюда социальными и нравственными последствиями. Это крайне изношенные вагончики, «балки» без элементарных удобств...»2.

К сожалению, «проблема времянок» актуальна не только для БАМа. В этом отношении весьма характер­но «Письмо с комментарием», опубликованное в «Из­вестиях». Авторы письма из г. Волгодонска, Ростовской области, пишут: «Долгие годы мы живем во времянках. Здесь выросли уже наши дети, а надежды на постоян­ное жилье все нет. Больше того, теперь нас гонят из этих вагончиков. Выходит, все решает не закон, а воля «хозяина» — всемогущего треста «Волгодонстрой»? Что же мы, крепостные ведомства? ... Сейчас страсти осо­бенно накалились: квартал подлежит сносу. Что делать нам — работникам торговли, бытового обслуживания, общепита, медикам, преподавателям школ и училищ, связистам, воспитателям, которые отработали здесь десятки лет? Нам обещают лишь «малосемейки» или бараки, только в другом месте. Разве это выход из по­ложения? От нас просто хотят избавиться...»

Корреспондент «Известий» В. Бут, к которому было направлено процитированное письмо до его опубликова­ния, уточнил, что в г. Волгодонске во «временных по­селках и кварталах» проживает 1153 семьи. Председа­тель горисполкома корреспонденту объяснил, что вагон­чики — собственность организаций, которые могут в лю­бое время потребовать освободить их. А самое глав­ное — все эти поселки и кварталы официально не зна­чатся жильем. Другими словами, позиция мэра г. Волго­донска и высших судебных органов страны и республи­ки является аналогичной. Однако она противоречит не только принципу социальной справедливости, но и зако­ну. В связи с этим нельзя не согласиться с В. Бутом, который по данному поводу пишет:

«Как все просто: заменить один термин другим—'• и проблемы как бы не существует! Значит, в положен­ный срок можно будет отрапортовать об успешном вы­полнении программы «Жилье — 2000»?...

Хотя теперь вагончики и бараки, где люди прожили

1 Сапронов  Г. Прописались не временно//Комс. правда. 1988. 28 июня.

2Корнеев В. Города на БАМе//Известия. 1989. 12 мая.

277

278

]

ю жизнь, вдруг перестали считаться жильем, они при­носят изрядный доход. Ежемесячно из каждого вагон-] чика поступает 16—18 рублей квартплаты — как за бла­гоустроенное жилье! Жилконтора от денег не отказы­вается. За годы существования «времянок» они неодно­кратно окупили себя, но теперь почему-то об этом никто не вспоминает.

Этот «гибкий» подход к экономике больно сказыва­ется на состоянии социальных проблем. Мало признать приоритетность всего, что связано с человеческими нуж­дами. Нельзя искать формальные решения, как это де­лают сейчас в Волгодонске. Жизнь все равно заставит вернуться к проблеме вагончиков. А точнее, к уважению одного из главных человеческих прав: иметь крышу над головой»1. К сожалению,  формальные решения,    осно­ванные на попытке заменить один юридический термин другим, ищут не только в г. Волгодонске.    Верховный Суд РСФСР пытается это сделать в масштабах респуб­лики, а Верховный Суд СССР — страны в целом.

Позиция, которой придерживается    Верховный   Суд РСФСР по рассматриваемой категории дел, несколько более подробно, нежели в постановлении    Пленума от 26 декабря 1984 г., была сформулирована в определении Судебной коллегии по гражданским делам по делу А. В связи с этим оно представляет определенный интерес. С июня  1976 г. А.  работал в отделении временной эксплуатации треста «Тындатрансстрой» и проживал в сборно-щитовом  доме в г. Тынде,   принадлежащем   от­делению. В сентябре 1979 г. А. прекратил трудовые от­ношения с указанной организацией, перейдя на работу в локомотивное депо ст. Тында. В августе 1982 г. отде­ление предъявило иск к А. о прекращении с ним дого­ворных отношений и выселении из занимаемого поме­щения. В исковом заявлении было указано, что в связи с окончанием строительных работ в г. Тынде отделение временной эксплуатации  вместе со  своим  имуществом передислоцируется в другую местность.    Ответчик же отказался в добровольном порядке освободить занимае­мое помещение, чем препятствует перевозке дома. Дело неоднократно рассматривалось в различных    судебных органах.

В определении Судебной коллегии по гражданским

1 Шевченко А. и др. Из бараков в... бараки//Известия. 1989.' 13 мая.

делам Верховного Суда РСФСР по данному делу было в частности, указано следующее: «В соответствии с дей­ствующим законодательством сборно-разборные, кон­тейнерные и передвижные дома, используемые в транс­портном .строительстве для временного проживания ра­бочих и служащих, не относятся к числу жилых поме­щений традиционного типа и не учитываются в составе жилищного фонда предприятия. Сдача таких домов и расположенных в них помещений во временное пользо­вание рабочих и служащих, занятых на строительстве, осуществляется в порядке ст.ст. 275—293 ГК РСФСР, регулирующих правоотношения, возникающие при за­ключении договора имущественного найма»1.

С выводом о возможности квалификации отношений, связанных с предоставлением и использованием жилья, пусть и плохого, в качестве договора имущественного найма, согласиться весьма трудно. Основная посылка коллегии заключается в том, что если дом предназначен для временного размещения работников, занятых на строительстве, то возникающие при этом отношения не­обходимо квалифицировать в качестве договора иму­щественного найма. И только в том случае, если дом относится к жилым домам капитального типа и предназ­начен для постоянного проживания граждан, то имеет место договор найма жилого помещения.

Обратившись к тексту закона (ст. 5 Основ жилищ­ного законодательства), мы увидим, что в нем закреплен лишь один из числа двух признаков, на которые указы­вает Верховный Суд РСФСР. Там идет речь о том, что жилые помещения предназначаются для постоянного проживания граждан. Второго же условия, на которое дана ссылка в определении коллегии (отнесение дома к жилым домам капитального типа), в законе в дей­ствительности нет.

Требует истолкования и понятие «постоянное прожи­вание граждан». Весьма сомнительно соотнесение его с обстоятельствами настоящего дела, в особенности с уче­том того, что А. прожил в доме более шести лет.

Следовало бы уточнить и указание Верховного Суда РСФСР о том, что «в соответствии с действующим зако­нодательством сборно-разборные, контейнерные и пере­движные дома, используемые в транспортном строи­тельстве для временного проживания рабочих и служа-

1 Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1984. К° 5. С. 1.

279

щих, не относятся к числу жилых помещений традици­онного типа и не учитываются в составе жилищного фон­да предприятия». Ссылки на такое законодательство в определении коллегии нет. Очевидно, это не случайно. По всей вероятности, коллегия исходила при этом из общего смысла законодательства. Однако вопрос о том, можно ли в действительности сделать такой вывод пу­тем систематического толкования норм жилищного и гражданского права, является весьма спорным.

Специфику предмета договора Верховный Суд скло­нен видеть в данном случае в том, что жилой дом, сдан­ный внаем,  являлся  сборно-щитовым.  Однако  указан­ное обстоятельство имеет отношение лишь    к способу возведения дома. Оно носит технический  (технологиче­ский), но не юридический характер и не может изменить правовой природы заключаемого    договора.    Ведь для современного  этапа   жилищного  строительства   вообще весьма характерно использование сборного   домострое­ния, т. е. строительства жилых домов, собираемых из готовых элементов, изготовленных преимущественно на домостроительных заводах. Разница заключается лишь в том, что на обжитых территориях СССР этим спосо­бом собираются главным образом бетонные и железо­бетонные дома, а во вновь осваиваемых районах (зона БАМа и др.) вследствие социально-экономических оши­бок зачастую возводились сборные деревянные щитовые и подобные им «временные» дома. Поскольку как дере­вянные, так и  бетонные дома являются сборными, то технически возможна и разборка указанных конструк­ций с перевозкой их на новое место. Современная тех­ника  позволяет перемещение, хотя и на  сравнительно небольшое расстояние,    и  монолитных    многоэтажных домов. Но разве от этого может измениться их правовой режим?

Думается, что в действительности правовой харак­тер отношений, о которых идет речь, определяется сов­сем другими моментами — целевым назначением предо­ставляемого помещения и порядком оформления дого­вора. Указанные обстоятельства суду и следовало проверить при новом рассмотрении дела по существу.

Основной вывод, сделанный в определении Судебной коллегии по гражданским делам по делу А., несколько позднее был записан в руководящем разъяснении Пле­нума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. <сО некоторых вопросах, возникших в судебной практи-280

ке при применении Жилищного кодекса РСФСР». Еще позже с незначительными изменениями он был воспро­изведен в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 апреля 1987 г. «О практике применения су­дами жилищного законодательства». При анализе ука­занных разъяснений, кроме всего прочего, обращает на себя внимание следующая несуразность. Если в данном случае действительно речь идет о договоре имуществен­ного найма (гл. 27 ГК РСФСР), то постановления Пле­нумов, посвященные вопросам жилищного законодатель­ства, очевидно, не самое подходящее место для истол­кования такого рода норм. Кстати говоря, ряд правовых проблем, возникающих в связи с заключением договора имущественного найма, разъясняется в постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 3 сентября 1974 г. «О некоторых вопросах в практике судов РСФСР по гражданским делам, связанным с обслуживанием насе­ления»1. Однако каких-либо указаний, касающихся под­ведомственности судам дел, связанных с расторжением, договоров по поводу проживания в различных соору­жениях временного типа там, разумеется, нет. Очевид­но, это не случайно. Аналогично по содержанию в ин­тересующем нас аспекте и ныне действующее постанов­ление Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декаб­ря 1989 г.2.

По существу разъяснения о подведомственности су­дам споров об освобождении различного рода временных сооружений, а также нежилых помещений, используе­мых в качестве жилья, правильны, за исключением од­ной «маленькой» детали. С правовой и социальной то­чек зрения невозможно согласиться с квалификацией' требования о выселении из помещения, которое предо­ставлялось и использовалось в качестве жилого, как требования о прекращении договора имущественного найма. Такая квалификация служит единственной цели. Она призвана вывести жилищные права строителей БАМа, иных настоящих и бывших строителей, железно­дорожников и другие достаточно широкие категории граждан за рамки существующих демократических пра­вовых гарантий. Вряд ли это будет отвечать содержа­нию ст. 44 Основного Закона нашей страны, предусмат­ривающей право граждан СССР на жилище.

1              Сборник   постановлений   Пленума   Верховного   Суда   РСФСР

1961—1983. М., 1984. С. 105.

2              См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР.  1990. № 3. С.  10.

281

Таким образом,  законность  и справедливость разъ­яснений, данных Пленумом  Верховного  Суда  СССР и Пленумом  Верховного  Суда  РСФСР по рассматривае­мому вопросу, вызывают большие сомнения. Как извест­но, отдельные отрасли права и правовые институты, в том числе гражданское и жилищное право, отличаются друг от друга по предмету правового    регулирования. Как отмечается в юридической литературе, жилищные отношения существенно отличаются от других имущест­венных отношений уже потому, что потребность в жи­лье— одна из самых насущных потребностей человека. Если «имеет место наем гражданином помещения для жилья, то это уже не имущественный наем независимо от того, каково состояние предоставленного помещения. Юридическая квалификация зависит от характера отно­шений, а не от качества исполнения договора. Нельзя отвлекаться от того, что у нас еще не все так хорошо, как хотелось бы. После войны сборно-щитовые дома в разрушенных  населенных  пунктах  занимали    большое место в жилищном фонде, и если они где-то еще слу­жат удовлетворению  жилищных  потребностей,   мы  не можем поставить проживающих в них граждан вне га­рантий, предоставленных    жилищным    законодательст­вом»1.

Отношения, о которых идет речь, никак не уклады­ваются в схему договора имущественного найма. В со­ответствии со ст. 275 ГК по такому договору наймода-тель обязуется предоставить нанимателю имущество во временное пользование за плату. Договор имуществен­ного найма преследует цель удовлетворения кратковре­менной потребности субъектов права в различного рода имуществе. Предметом договора могут быть помещения и строения, но исключительно нежилые2. В отличие от этого договор найма жилого помещения предназначен для удовлетворения потребности в жилье.

Разъяснение Пленума Верховного Суда СССР и Пле­нума Верховного Суда РСФСР внутренне противоречи­вы. Дела о выселении из помещений, не входящих в со­став жилищного фонда, они квалифицируют в качестве

1 Т а р х о в В. А,, Хмелева Т. И. Жилищное законодатель­ство и судебная практика//Сов. государство и право. 1988. № 4. С. 40.

3 См.: Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР. М., 1982.

С. 320.    ..

282,

требований о прекращении договора имущественного найма. Но ведь выселение является специфическим спо­собом прекращения жилищных правоотношений. И не вина, а беда тружеников БАМа и иных «ударных строек страны» в том, что многие из них живут во времянках. Это пусть плохое, но жилье.

Поскольку в настоящее время, скажем, на БАМе по­ловина населения проживает во времянках, то, исходя из разъяснения Пленума Верховного Суда СССР и Пле­нума Верховного Суда РСФСР, в соответствующих си­туациях эти граждане могут быть выселены без предос­тавления жилого помещения, т. е. они лишаются права на жилище, а также права на судебную защиту своих жилищных прав. Вряд ли это может быть признано социально справедливым. Раскрывая понятие социаль­ной справедливости, академик Т. И. Заславская указы­вала, что социальная справедливость «заключается прежде всего в поощрении и всемерной поддержке тех групп населения, которые вносят наиболее весомый вклад в общественное развитие, прилагая для этого все силы и способности»1. Очевидно, строители БАМа, дру­гих важных строек и члены их семей с полным основа­нием могут быть отнесены к указанным группам насе­ления. Однако вместо «всемерного поощрения и под­держки» в отношении одного из чрезвычайно важных социальных и правовых аспектов жизни современного общества они по существу ставятся в положение пасын­ков и изгоев.

Юридическая схема отношений, связанных с прожи­ванием во «времянках», если не иметь в виду качество помещения, предоставленного для жилья, по существу мало чем отличается от отношений по договору жилищ­ного найма. Заселение таких помещений в одних слу­чаях оформляется ордером исполкома, а в других — приказом, распоряжением или иным административным актом владельца соответствующего соо!ружения. Дого­вор носит возмездный характер. Заключение договора преследует удовлетворение потребности в жилье. Поль­зование занятым помещением носит длительный харак­тер, что вполне характерно для договора имуществен­ного найма. Практически речь идет о постоянном про­живании граждан. Так, например, по вышеприведенно-

1 Заславская Т.  Человеческий фактор развития экономикя и социальная справедливость//Коммунист. 1986. № 13. С. 66.

283

му делу А., к моменту предъявления иска о выселении ответчик проживал в сборно-щитовом доме более 6 лет.

В свое время по сходной категории дел Пленум Вер­ховного Суда СССР давал разъяснение, в полной мере основанное на законе и отвечающее началу социальной ■справедливости. В п. 12! его постановления от 25 марта 1964 г. (в редакции постановления Пленума от 27 июня 1975 г.) было записано:

«Суду подведомственны требования наймодателя о выселении нанимателя с предоставлением другой жилой площади из помещений, не подлежащих использованию для жилья (дома барачного типа, подвалы)»1.

Из всего вышесказанного вывод, как нам кажется, может быть только один. Исходя из действительного смысла действующего жилищного и гражданского зако­нодательства, а также принципа социальной справедли­вости в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 апреля 1987 г. «О практике применения су­дами жилищного законодательства» и в п. 2 постанов­ления Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декаб­ря 1984 г. «О некоторых вопросах, возникших в судеб­ной практике при применении Жилищного кодекса РСФСР» должны быть внесены необходимые уточне­ния. В них следует разъяснить, что судам подведомст­венны требования наймодателя о выселении нанимателя с предоставлением другой жилой площади из помеще­ний, не подлежащих использованию для постоянного проживания (дома барачного типа, подвалы, производ­ственные помещения, сборно-разборные сооружения, балки, вагончики и т. п.).

Не соответствующими действительному смыслу за­кона и противоречащими принципу социальной справед­ливости следует признать и некоторые другие разъясне­ния, содержащиеся в постановлении Пленума Верхов­ного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при примене­нии Жилищного кодекса РСФСР». В частности, в подп. «б» п. 2 названного постановления было разъяснено, что судам не подведомственны споры о переселении работ­ника предприятия, учреждения, организации, в ведении которого находится общежитие, в пределах одного и того же общежития или из одного общежития данного

предприятия, учреждения, организации в другое. Этот вывод мотивировался ссылкой на п. 6 действовавшего в тот период Примерного положения об общежитиях, утвержденного постановлением Совета Министров РСФСР от 30 марта 1967 г. № 2291. В нем было сказа­но, что администрация предприятия, организации, уч­реждения или учебного заведения обязана переселять из общих комнат общежития больных, совместное про­живание с которыми невозможно для окружающих, предоставляя больным в общежитии соответствующую жилую площадь. Администрация обязана также согла­совывать переселение проживающих из одной комнаты в другую с Советом общежития, а в другое общежи-тие — с комитетом профсоюза и комитетом комсомола. Что же касается по;рядка разрешения споров, связанных с переселением и выселением из общежитий, то Пример­ное положение, вполне естественно, его не регулирова­ло. Раздел VI Примерного положения 1967 года имено­вался «Выселение из общежития». В нем содержалась единственная норма, носившая отсылочный характер. В соответствии с п. 10 Примерного положения выселе­ние лиц, проживающих в общежитии, производилось на основании и в порядке, предусмотренном ст. 340 ГК.

Статьей 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 7 декабря 1981 г. «О порядке введения в дей­ствие Основ жилищного законодательства Союза ССР и союзных республик» предусмотрено, что впредь до приведения законодательства СССР и союзных респуб­лик в соответствие с Основами жилищного законода­тельства нормативные акты, регулирующие жилищные отношения, применяются, поскольку они не противоре­чат Основам2. По действующему законодательству вы­селение из жилых помещений, в том числе общежитий, как с предоставлением, так и без предоставления друго­го жилого помещения, по общему правилу, производит­ся в судебном порядке (ст. 36 Основ, ст. 90 ЖК). В ст. 7 Основ (ст. 10 ЖК) подчеркивается, что никто не может быть выселен из занимаемого жилого помещения или ограничен в праве пользования жилым помещением ина­че как по основаниям и в порядке, предусмотренном законом.

Жилищное законодательство в  отдельных    случаях

t      : Сборник   постановлений    Пленума.   Верховного   Суда    СССР 1924-1977, Ч, 1. М., 1978. С, .157.

1              СП РСФСР. 1967. № 5. Ст, 39.

2              Ведомости  Верховного Совета СССР.   1981. № 49.  Ст.   1286.

285

употребляет термин «переселение». Однако порядок пе­реселения и действующие здесь демократические гаран­тии являются аналогичными порядку и гарантиям, су­ществующим при выселении. Например, в соответствии со ст. 82 ЖК в случае отказа нанимателя от пе(реселе-ния в другое жилое помещение на время проведения капитального ремонта наймодатель может требовать переселения его в судебном порядке.

Таким образом, ссылка Верховного Суда РСФСР на Примерное положение об общежитиях в данном случае ничего не дает. Поскольку на сегодняшний день в за­конодательстве нет указаний об особом, отличном от порядка выселения, порядке переселения из общежитий, то может быть сделан единственный вывод о существо­вании единого судебного порядка решения данного воп­роса. Соответственно и «переселение» по своей правовой природе должно быть признано не чем иным, как видом выселения с предоставлением другого жилого помеще­ния.

К сказанному необходимо добавить, что в настоящее время в общежитиях проживает более 10 млн. граждан, порой в течение многих лет, нередко с семьями и малы­ми детьми. Условия проживания в разных общежитиях одного и того же ведомства зачастую весьма отличают­ся друг от друга. Часть общежитий расположена в но* вых зданиях, снабженных всеми современными удобст­вами, в которых семьи занимают отдельные комнаты, а то и квартиры, В то же время значительное число об­щежитий размещено в неприспособленных зданиях, дли­тельное время не ремонтируется. Три четверти общежи­тий не имеют буфетов и столовых, около половины не укомплектованы мебелью и инвентарем по соответствую­щим нормам. Поскольку потребность в так называемых «малосемейных» общежитиях удовлетворена лишь на 15%, то порой встречаются ситуации, когда в одной комнате за перегородкой живут по две семьи. По поводу переселения работников из одного жилого помещения в другое в пределах одного и того же общежития, либо из одного общежития в другое между работником и администрацией порой возникают различного рода спо­ры и конфликты1. Исходя из смысла действующего за-

1 См., например: Отчет Центрального Комитета ВЛКСМ и за­дачи комсомола по дальнейшему усилению коммунистического вос­питания молодежи в свете установок XXVII съезда КПСС. Доклад

2*6

1

конодательства, такого рода споры должны разрешать­ся исключительно в судебном порядке.

В заключение подчзркнем, что в настоящее время в РСФСР действует Примерное положение об общежити­ях, утвержденное постановлением Совета Министров РСФСР от 11 августа 1988 г. № 3281. В Примерном по­ложении ничего не говорится о переселении из общежи­тия. В пункте же 22 сказано, что выселение граждан из общежитий производится по основаниям и в порядке, установленном жилищным законодательством. Таким образом, абз. 3 под п. «б» п. 2 из постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. «О не­которых вопросах, возникших в судебной практике при применении Жилищного кодекса РСФСР» должен быть исключен как противоречащий действующему законода­тельству.

В абз. 4 подп. «б» п. 2 постановления Пленума Вер­ховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. разъяснено, что судам неподведомственны споры по требованиям нанимателя о признании другого нанимателя, прожи­вающего в этой же квартире, утратившим право поль­зования жилым помещением сверх установленных сро­ков (ст. 60 ЖК). Следует согласиться с тем, что приз­нание лица утратившим право на пользование жилым помещением может иметь место лишь по заявлениям тех, кто связан с указанным лицом единым договором найма, в том числе и наймодателя как стороны в дого­воре. Однако обращение в суд с подобным требованием ненадлежащего лица вовсе не означает, что дело тем самым становится судам неподведомственным. Суд должен применить правила, сформулированные в ст. 36 ГПК, и, в зависимости от того, пожелает ли вступить в процесс надлежащий истец, произвести замену ненад­лежащей стороны надлежащей либо отказать в удов­летворении требования, заявленного ненадлежащим ист­цом, за отсутствием у него права на иск в материаль­ном смысле. Спор, заявленный ненадлежащим истцом, судам подведомствен и судья не вправе отказать в при­нятии поданного заявления  (ст. 25, п. 1  ст.  129 ГПК).

Первого секретаря ЦК ВЛКСМ В. Мироненко//Комс. правда. 1987. 16 апр.; Л у н ь к о в А. и др. Кому — свои, кому — чужие//Моск. правда. 1988. 22 марта; Головня Е. Лимитчика/Крестьянка. 1988. № 10. С. 16—19; Анисин Н. Шесть метров унижения//Прав-да. 1989. 25 нояб. и др.

1 СП РСФСР. 1988. № 17. Ст. 95.

287

В связи с этим, разъяснение, данное судам в абз. 4 подп. «б» п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Жи­лищного кодекса РСФСР» требует уточнения.

Ранее в качестве образца юридически точного и справедливого толкования закона мы приводили п. 6 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 февраля 1977 г. «О применении законодательства при рассмотрении судами дел об изъятии домов, пост­роенных гражданами с нарушением действующих пра­вил». К сожалению, таким образцом не могут служить все пункты упомянутого постановления Пленума Вер­ховного Суда СССР. Так, в ч. II п. 8 постановления от 25 февраля 1977 г. сказано следующее: «Предъявляя требование о выселении, истец обязан указать в иско­вом заявлении, за исключением случаев, когда законо­дательством союзной республики предусмотрено высе­ление указанных лиц без обеспечения их другой жилой площадью, какое конкретно жилое помещение предо­ставляется выселяемым, не имеющим иного жилого по­мещения,   пригодного  для   постоянного   проживания»1.

На основании ч. 3 ст, 109 ГК РСФСР и соответст­вующих статей ГК большинства союзных республик при безвозмездном изъятии у гражданина самовольно по­строенного дома суд может лишить его и проживающих с ним лиц права пользования этим домом. Однако, ес­ли эти граждане не имеют иного жилого помещения, пригодного для постоянного проживания, исполком местного Совета народных депутатов, которому передан изъятый дом, предоставляет им другое жилое помеще- ^ ние. В связи с этим следует согласиться с выводом Верховного Суда СССР в том отношении, что если ис­полком местного Совета требует не только изъятия са­мовольно возведенного дома, но и выселения гражда­нина и членов его семьи, то он обязан указать в иско­вом заявлении, какое конкретно жилое помещение пре­доставляется выселяемым, не имеющим иного жилого помещения, пригодного для постоянного проживания.

В то же время нельзя разделить вывод Верховного Суда СССР о том, что законодательством союзных рес­публик предусмотрено выселение лица, осуществившего

1 Сборник   постановлений   Пленума    Верховного   Суда   СССР 1924—1986. С. 136.

288

самовольную постройку дома и членов его семьи без обеспечения их другой жилой площадью. Действитель­но, нормы ГК отдельных союзных республик отличают­ся в данном отношении определенными нюансами. В ча­стности, в ст. 105 ГК УССР и ст. 113 ГК Эстонской ССР ничего не сказано о возможности лишения само­вольного застройщика права пользования жилым домом или дачей. В то же время в ГК Украины имеется ст. 107, а в ГК Эстонии ст. 115, которые соответственно назы­ваются «Лишение права пользования жилым домом» и «Лишение права пользования жилым домом или дачей». В них говорится о том, что такого рода санкцию суд может применить при рассмотрении дел об изъятии са­мовольно возведенных строений, а также строений, ис­пользуемых для извлечения нетрудовых доходов. С точ­ки зрения законодательной техники такое решение яв­ляется более предпочтительным, так как по существу аналогичное правило не нужно повторять дважды, при­менительно к разным правовым составам.

Несколько оригинально в данном отношении содер­жание ст. 109 ГК Латвийской ССР. Она довольно ла­конична и состоит всего из двух частей, причем о воз­можности лишения гражданина права пользования изымаемым у него самовольно построенным домом, а также о необходимости предоставления в соответству­ющих случаях ему другого помещения в указанной статье ничего не сказано. Можно ли на этом основании делать вывод о том, что законодательство Латвийской ССР допускает возможность выселения гражданина, самовольно построившего дом, и членов его семьи без обеспечения их другой жилой площадью? Думается, что нет. Более правильно было бы сказать, что законода­тельством отдельных союзных республик, в частности Латвийской ССР, вообще не предусмотрено возможно­сти выселения гражданина в связи с изъятием у него в пользу исполкома местного Совета самовольно пост­роенного дома.

Ошибочность вывода о том, что ГК Латвийской ССР предусматривает возможность выселения лиц, осущест­вивших самовольную постройку дома, без предоставле­ния им другого жилого помещения, с нашей точки зре­ния, становится очевидной при обращении к системати­ческому толкованию ГК этой республики. В соответст­вии со ст. ПО—111 ГК Латвийской ССР предусмотрено безвозмездное изъятие домов, приобретенных    гражда-

19 Заказ 5107        289

нами на нетрудовые доходы, а также используемых для извлечения нетрудовых доходов. Причем в обоих слу­чаях при изъятии дома у бывшего собственника и сов­местно с ним проживающих лиц при отсутствии у вы­селяемых иного жилого помещения им предоставляется по существующим нормам жилая площадь той органи­зацией, которой передано домовладение. Между тем, самовольную постройку дома вряд ли будет справедли­во рассматривать в качестве более серьезного правона­рушения, нежели приобретение дома на нетрудовые до­ходы либо использование его для извлечения нетрудо­вых доходов, и соответственно применять к правонару­шителю более суровые санкции.

И, наконец, думается, что разъяснение, содержаще­еся в ч. II п. 8 постановления Пленума Верховного Су­да СССР от 25 февраля 1977 г. «О применении законо­дательства при рассмотрении судами дел об изъятии домов, построенных гражданами с нарушением установ­ленных правил»„ подлежит исключению из указанного постановления не только потому, что оно неверно тол­кует положения ГК некоторых союзных республик. Еще более существенно, что данное разъяснение вошло в противоречие с позднейшим законодательством. В част­ности, в соответствии со ст. 44 Конституции СССР граждане СССР имеют право на жилище. В соответст­вии с ч. 4 ст. 7 Основ жилищного законодательства ни­кто не может быть выселен из занимаемого жилого по­мещения иначе как по основаниям и в порядке, предус­мотренном законом. Поскольку в ГК отдельных союз­ных республик, в частности в ГК Латвийской ССР, прямо не предусмотрено возможности лишения права пользования самовольно построенным домом, то нет и основания для постановки вопроса о том, что законо­дательством союзных республик предусмотрено выселе­ние указанных лиц без обеспечения их другой жилой площадью.

Одной из достаточно распространенных категорий гражданских дел являются дела о возмещении вреда, причиненного здоровью. В частности, в нашей стране ежегодно получают производственные травмы 690 тыс. рабочих1. npHMqpno половина от названной цифры (в-1989 г. — 319 тыс. чел.) получает ранения на дорогах. Если к этому добавить пострадавших в результате бы-

товых травм, преступных действий и т. п., то число лиц, получивших те или иные травмы, намного превысит 1 млн. человек ежегодно. Многие из них, в том числе по­ловина пострадавших в автокатастрофах, остаются ка­леками на всю жизнь1.

Для правильного разрешения данной категории дел большое значение имеет постановление Пленума Вер­ховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. «О судебной практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья». В абз. IV п. 20 указанного постановления разъясняется один частный, но доста­точно важный и социально острый вопрос. Речь идет о ситуации, когда потерпевший в связи с повреждением здоровья нуждается в специальных транспортных сред­ствах. Пленум Верховного Суда СССР указал, что в этом случае вред подлежит возмещению в пределах стоимости мотоколяски2. В настоящее время она состав­ляет 1100 руб.

К сожалению, в абз. -IV п. 20 постановления Плену­ма Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. нет ссылки на закон, как и вообще какой-либо аргумента­ции предлагаемого решения вопроса. Поэтому нам при­дется обратиться к анализу действующего законодатель­ства. Прежде всего, подчеркнем, что в соответствии со ст. 88 Основ гражданского законодательства вред, при­чиненный личности или имуществу гражданина, а так­же вред, причиненный организации, подлежит возмеще­нию в полном объеме лицом, причинившим вред. На ос­новании ст. 457 ГК, присуждая возмещение вреда, суд в соответствии с обстоятельствами дела обязывает ли­цо, ответственное за вред, возместить его в натуре (пре­доставить вещь того же рода и качества, исправить поврежденную вещь и т. п.) или полностью возместить причиненные убытки. Под последними ст. 219 ГК разу­меет расходы, произведенные кредитором, утрату или повреждение его имущества, а также не полученные кредитором доходы, которые он получил бы, если бы обязательство было исполнено должником.

Постановлением Совета Министров СССР от 3 июля 1984 г. № 690 были утверждены ныне действующие Правила возмещения предприятиями, учреждениями, ор­ганизациями  ущерба,  причиненного  рабочим  и  служа-

290

См.:  У семи нянек дитя...//Аргументы и факты.   1989. №  19.

19*

1              См.: Человек на дороге//Правда. 1990. 21 янв.

2              Бюллетень Верховного Суда СССР. 1986. № 6. С.  II,

291

щим увечьем либо иным повреждением здоровья, свя-| занным   с   исполнением    ими   трудовых   обязанностей1.! Названные  Цравила являются подзаконным  норматив­ным актом, который дополнительно к закону регулиру­ет некоторые аспекты отношений по возмещению вреда, которые не нашли отражения в законе.  Вместе с тем необходимо обратить внимание на то, что Правила рас­пространяются лишь на те случаи возмещения ущерба, когда он был причинен рабочим  и служащим в связи с исполнением ими трудовых обязанностей.

В п. 2 Правил сформулировано общее правило о размере возмещения вреда. Там сказано, что возмеще­ние ущерба состоит в выплате потерпевшему денежных сумм в размере заработка (или соответствующей его части), которого он лишился вследствие утраты трудо­способности или снижения ее, за вычетом пенсии по ин­валидности в связи с трудовым увечьем, а, также в ком­пенсации дополнительных расходов, вызванных повреж­дением здоровья. Другими словами, п. 2 Правил, раз­вивая положения ст. 88 Основ гражданского законода­тельства, также исходит из принципа полного возмеще­ния причиненного вреда.

В соответствии с п. 8 Правил порядок и условия воз­мещения потерпевшему дополнительных расходов, выз­ванных трудовым увечьем (сверх утраченного заработ­ка), определяются инструкцией о порядке применения указанных Правил. Необходимо подчеркнуть, что речь идет не о размере ущерба, подлежащего возмещению (он определен ст. 88 Основ, ст. 457 ГК и п. 2 Правил), но лишь о порядке и условиях возмещения потерпевше­му дополнительных расходов.

Постановлением Государственного комитета СССР по труду и социальным вопросам и Президиума ВЦСПС от 13 февраля 1985 г; № 50 П-2 была утверждена Ин­струкция о порядке применения Правил возмещения предприятиями, учреждениями, организациями ущерба, причиненного рабочим и служащим увечьем либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей2. В п. 2 Инструкции сказано, что  расходы  на  приобретение  и  капитальный    ремонт

1              СП СССР. 1984. Отд. 1. № 24. Ст. 447.

2              Бюллетень Государственного комитета СССР по труду и со­

циальным вопросам. 1985. № 7. С. 6.

292

специальных транспортных средств производятся в пре-дела!х стоимости мотоколяски.

Формулируя приведенную норму, Госкомитет СССР по труду и социальным вопросам, очевидно, исходил из того, что мотоколяска является достаточно совершен­ным техническим средством, обеспечивающим ее надеж­ность в эксплуатации и создающим потерпевшему ми­нимально необходимую степень комфорта. К сожале­нию, это далеко не так. Отечественные мотоколяски весьма малокомфортны и более чем ненадежны в эк­сплуатации. Скверное качество мотоколясок не один раз обсуждалось, например, на страницах центральной пе­чати, в органах народного контроля и т. д1. Но, как говорится, воз и ныне там. В этой связи весьма харак­терен заголовок одной из публикаций в «Литературной газете», посвященной «прекрасному качеству» мото­колясок, выпускаемых для инвалидов: «Последний рейс мотоколяски»2.

С целью замены «устаревшей по всем статьям cqp-пуховской мотоколяски», на ее базе предполагается выпуск в сущности мало чем отличающегося от нее микроавтомобиля «Пеппи»3. В порядке сравнения при­ведем информацию, касающуюся качественной харак­теристики транспортных средств, выпускаемых для ин­валидов за рубежом. Например, на дорогах Японии не­давно появилась модель автомобиля для инвалидов, из­готовленная концерном «Тоета». Каждое из двух перед­них сидений представляет собой самодвижущуюся ин­валидную коляску. Буквально в считанные секунды сиденье-коляска в результате легкого нажатия на кноп­ку может покинуть автомобиль и отправиться в путь самостоятельно4.

Очевидно, не случайным является то обстоятельство, что инвалиды Отечественной войны и приравненные к ним граждане получают в соответствующих случаях не вовсе уж никудышную мотоколяску, а автомобиль «За­порожец»  с  ручным  управлением.    Аналогичный либо

1              См.,  например;   Попов   Г.   Читатель...  предлагает/ДТравда.

1988.       29   авг.;   Телегин   В.   Комиссия   выяснила, что...//Правда.

1989.       27 февр.

2              См.:    Курганов    О.    Последний    рейс    мотоколяски//Литы

газ. 1972. .25 окт.

3              См.: Перекрест В. «Пеппи» — новый автомобиль//Известия.

1990.       27 янв.

4              См.: Все удобства инвалидам//Сов. Россия.  1989. 24 мая.

293

иной автомобиль нередко вынужден приобрести и по­терпевший по делу о возмещении вреда. При этом он несет убытки, составляющие разницу между стоимо­стью автомобиля и стоимостью мотоколяски.

Так, по вине организации — владельца источника повышенной опасности, М. получил тяжкие телесные повреждения в виде открытого перелома обеих ног. Впоследствии ноги были ампутированы и М. признан инвалидом I группы. Ленинский районный народный суд г. Ульяновска взыскал в пользу М. лишь стоимость мотоколяски. Аналогичная сумма (1100 руб.) была взыс­кана Бабушкинским районным народным судом г. Моск­вы с Северной железной дороги в пользу К., который попал под поезд и потерял обе ноги. Значительная часть убытков, понесенных обоими потерпевшими, ока­залась невозмещенной, поскольку М. вынужден был при­обрести автомашину «Запорожец», а К- — «Москвич» с ручным управлением. Основанием для ограничения раз­мера возмещения вреда послужило разъяснение, данное Пленумом Верховного Суда СССР. Между тем, оно является незаконным и несправедливым.

Очевидно, Пленум Верховного Суда СССР исходил здесь из нормы, сформулированной в п. 22 Инструкции о порядке применения Правил возмещений предприя­тиями, учреждениями, организациями ущерба, причи­ненного рабочим и служащим увечьем либо иным пов­реждением здоровья, связанным с исполнением ими тру­довых обязанностей. Однако указанная норма носит частный характер. К ситуации М., когда причиненный вред не связан с исполнением потерпевшим трудовых обязанностей, она отношения не имеет. Еще более су­щественно то обстоятельство, что п. 22 Инструкции про­тиворечит нормативным актам, обладающим большей юридической силой — Основам гражданского законода-тельства, ГК союзных республик и Правилам возмеще­ния предприятиями, учреждениями, организациями ущерба, причиненного рабочим и служащим увечьем либо иным повреждением здоровья, связанным с испол­нением ими трудовых обязанностей, о чем шла речь выше.

Завершая изложение вопроса о возмещении потер­певшему расходов по приобретению специального тран­спортного цредства, нельзя не упомянуть и постанов­ление Пленума Верховного Суда РСФСР от 20 декаб-ря 1988 г. «О некоторых вопросах, возникших при при- *

294

менении норм ГК РСФСР, регулирующих возмещение вреда, и выполнении судами РСФСР постановления Пле­нума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. № 13 «О судебной практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья». В п. 19 названного постановления Пленума Верховного Суда РСФСР, в частности, сказано:

«Решая вопрос о размере возмещения потерпевшему дополнительных расходов на приобретение специально­го транспортного средства, следует иметь в виду, что в случае, когда потерпевший, имеющий по заключению ВТЭК показания к получению мотоколяски, приобрел за свой счет автомобиль, суд вправе взыскать в его пользу с причинителя вреда только стоимость мото­коляски.

В исключительных случаях, когда по заключению ВТЭК потерпевший в силу физиологических особенно­стей (антропометрические данные и т. п.) не может пользоваться мотоколяской и единственным возможным специальным средством передвижения для него являет­ся автомобиль определенного типа, суд вправе опреде­лить размер подлежащего возмещению вреда в размере стоимости указанного автомобиля, поскольку закон не исключает такой возможности»1.

В абз. 1 п. 19 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 20 декабря 1988 г. в несколько более пространных выражениях воспроизводится соответству­ющее место из п. 20 постановления Пленума Верховно­го Суда СССР от 5 сентября 1986 г. В абзаце же 2 ука­занного пункта постановления сделана попытка сфор­мулировать некоторые исключения из этого положения. Однако для того чтобы стало более понятным, о чем идет речь, очевидно необходимо дать некоторые пояс­нения. В жизни встречаются случаи, когда вследствие определенных особенностей организма, практически — из-за высокого роста — потерпевший не может ^втиснуть-ся в крошечную мотоколяску2. Взыскание в подобных случаях вместо стоимости автомобиля стоимости мото­коляски было бы вопиющей несправедливостью, в связи с чем  Пленум  BqpxoBHoro  Суда  РСФСР  ориентирует

1              Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1989. № 3. С. 8.

2              См.,   например:   Бюллетень   Верховного   Суда   PCФСР.   1977.

№  8.  С.   15;   Бюллетень  Верховного  Суда  РСФСР.    1989.  №   12.

С. 5-6.

295

нижестоящие суды на возможность соответствующего разрешения дел в подобного рода «исключительных случаях». Правда, в постановлении Пленума допущена досадная редакционная неточность. Поскольку физио­логия представляет собой «науку о жизнедеятельности целостного организма и его ртдельных частей — клеток, органов, функциональных систем»1, то трудно предста­вить себе ситуацию, когда бы в силу «физиологических особенностей» потерпевший не смог воспользоваться мотоколяской. Очевидно, имеются в виду не физиоло­гические, а анатомические особенности организма, свя­занные с антропометрическими данными потерпевшего. По-русски это можно было бы сказать предельно про­сто: Пленум Верховного Суда РСФСР имеет в виду случаи, когда из-за высокого роста потерпевший не мо­жет нормально пользоваться мотоколяской.

Еще более важно, что постановление Пленума Вер­ховного Суда РСФСР от 20 декабря 1988 г., впрочем, так же, как и постановление Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г., по существу никак не мо­тивировано. Правда, в нем есть упоминания о том, что «суд вправе» и «закон не исключает», однако каких-либо конкретных отсылок к праву и закону в нем нет. Причем абз. 1 и 2 п. 19 постановления Пленума Вер­ховного Суда РСФСР серьезно противоречат друг дру­гу. При этом в большей степени соответствует закону разъяснение, содержащееся в абз. 2 п. 19 постановления Пленума. Закон действительно не исключает возможно­сти взыскания в пользу потерпевшего, нуждающегося в специальных средствах передвижения, стоимости ав­томобиля. Более того, это — единственное решение, ко­торое соответствует смыслу закона. И уж, разумеется, в законе нет упоминания о каких-то «исключительных случаях», связанных с высоким ростом либо иными не­обычными антропометрическими данными потерпевшего.

Выше мы вели речь о ныне действующих постанов­лениях Пленума Верховного Суда СССР и РСФСР, в KOTqpbix разрешается вопрос о размере возмещения по­терпевшему дополнительных расходов на приобретение специального транспортного средства. Очевидно, следо­вало бы упомянуть и об утратившем силу с принятием постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. постановлении Пленума Верховного

1 Советский энциклопедический словарь. М.,   1984. С.   1404.

Суда СССР от 23 октября 1963 г. (с изменениями, вне­сенными постановлением Пленума от 30 марта 1973 г.) «О судебной практике по искам о возмещении вреда». Пунктом 16 указанного постановления без какой-либо ссылки на закон, указывалось на право суда взыскать в соответствующих случаях в пользу потерпевшего лишь стоимость мотоколяски1. К этому нужно добавить, что действовавшими в тот период Правилами возмещения предприятиями, учреждениями, организациями ущерба, причиненного рабочим и служащим увечьем либо иным повреждением здоровья, связанным с их работой, воп­рос о размере возмещения дополнительных расходов на приобретение специального транспортного средства разрешен не был2. Другими словами, в п. 116 постанов­ления от 23 октября 1963 г. Пленум Верховного Суда СССР, вне сомнения, вышел за пределы своей компе­тенции, приняв на себя функцию нормотворческого ор­гана. Этим же недостатком, с нашей точки зрения, стра­дает и п. 20 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г., о чем шла речь выше.

В отдельных случаях расходятся с законом и прин­ципом справедливости и некоторые разъяснения Пле­нумов Верховных Судов по вопросам применения граж­данского процессуального права. Так, в п. 25 постанов­ления от 26 апреля 1984 г, «О применении судами за­конодательства, регулирующего заключение, изменение и прекращение трудового договора» Пленум Верховно­го Суда СССР разъяснил следующее. Привлечение должностного лица, по распоряжению которого был не­законно уволен или переведен работник, к участию в деле в качестве третьего лица на стороне ответчика (ст. 39 ГПК РСФСР и соответствующие статьи ГПК других союзных республик) «не лишает его права вы­ступать по делу в качестве представителя ответчика»3. На чем основано такое «право» названного должност­ного лица при этом в постановлении Пленума не ука­зано. Между тем, законом ничего подобного не предус­мотрено. Правда, в ст. 35 ГПК записано, что соучастни-

1              См.: Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР

1924—1977. Ч.  1. М., 1978. С. 181.

2              Бюллетень    Государственного    комитета    Совета    Министров

СССР по вопросам труда и заработной платы. 1962. № 1.

3              Сборник   постановлений   Пленума    Верховного   Суда   СССР

1924—1986. С- 300,

296

297

ки могут поручить ведение дела одному из соучастников. Но ведь интересы соучастников (соистцов и соответчи­ков) не противоречат друг другу. Интересы же ответчика и третьего лица на стороне ответчика во многом не совпадают. Кроме того, ст. 39 ГПК и без того предусматривает вынужденное одновременное исполне­ние одним и тем же субъектом двух процессуальных функций — третьего лица на стороне ответчика и ответ­чика по регрессному иску. Вряд ли было бы правильно в такого рода ситуации возлагать «а должностное лицо еще и третью процессуальную функцию — представите­ля ответчика.

Разъяснение, данное Пленумом Верховного Суда СССР, очевидно, обусловлено стремлением избежать необходимости отложения дела слушанием для привле­чения к процессу другого представителя интересов от-эетчика — предприятия. Однако задача быстрого рас­смотрения и разрешения гражданских дел имеет второ­степенное и подчиненное значение в сравнении с зада­чей их правильного разрешения (ст. 2 Основ, ст. 2 ГПК), В данном случае безусловное выполнение рекоменда­ции Пленума Верховного Суда СССР явилось бы про­цессуальным упрощенчеством и по существу было бы чревато возможностью существенного нарушения ин­тересов предприятий и учреждений — ответчиков по де­лам о восстановлении на работе. Поэтому Верховному Суду СССР следовало бы уточнить данное им разъяс­нение.

Динамика гражданских процессуальных правоотно­шений, как общественных отношений, которые склады­ваются между судом и участниками гражданского дела по поводу его рассмотрения и разрешения по существу, четко регламентирована законом. По общему правилу, им свойственно лишь поступательное движение и после­довательное совершение процессуальных действий, пред­писанных нормами гражданского процессуального пра­ва. Например, невозможно совершать процессуальные действия по исполнению судебного решения, которое еще не вынесено, и, наоборот, заниматься подготовкой дела к слушанию, если решение суда уже вступило в за­конную силу. Исключения из этого общего правила воз­можны, но при непременном соблюдении следующего условия: соответствующее судебное постановление (ре­шение или определение суда) должно быть отменено в установленном законом порядке.

298

В свете этих аксиоматичных положений абсолютно правильным представлялось разъяснение, содержавше­еся в п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 29 июня 1976 г. «О некоторых вопросах при­менения норм ГПК РСФСР при судебном разбиратель­стве». Там указывалось, что если в процессе рассмот­рения дела выяснится, что при подаче искового заявле­ния были не полностью соблюдены требования ст.ст. 126, 127 ГПК или не оплачена государственная пошлина, то оно не может быть оставлено без движения по ос­нованиям ст. 130 ГПК, поскольку действие этой нормы закона ограничено стадией предъявления иска. Указан­ные недостатки подлежат устранению в ходе судебного заседания1. Такое разъяснение было признано правиль­ным и в теории гражданского процессуального права2.

Однако ситуация неожиданно и кардинально измени­лась. 14 апреля 1988 г. Пленумом Верховного Суда РСФСР был принят «пакет» разъяснений по вопросам гражданского процессуального законодательства. В ча­стности, пунктом 31 постановления Пленума № 3 «О применении норм ГПК РСФСР при рассмотрении дел в суде первой инстанции и ходе выполнения судами РСФСР постановления Пленума Верховного Суда СССР от 1 декабря 1983 г. № 10 «О применении процес­суального законодательства при рассмотрении граж­данских дел в суде первой инстанции» ряд постановле­ний Пленума Верховного Суда РСФСР был признан утратившим силу. В их числе и постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 29 июня 1976 г. «О неко­торых вопросах применения норм ГПК РСФСР при судебном разбирательстве»3. Что же касается обсуждае­мой проблемы, то по ней было дано разъяснение в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 14 апреля 1988 г. «О подготовке гражданских дел к су­дебному разбирательству».

В нем сказано следующее: «Судья не вправе при­ступать !к подготовке дела к судебному разбирательст­ву, если исковое заявление не отвечает требованиям ст. 126 ГПК. Это положение относится и к заявлениям,

1              См.:    Сборник    постановлений    Пленума    Верховного    Суда

РСФСР 1961—1983. С. 118.

2              См.,   например:   Советский гражданский  процесс.   М.,   1985.

С. 230.

3              Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1988. № 7. С. 11.

299

поданным органами государственного управления, проф­союзами, предприятиями, учреждениями, организациями, а также прокурцром в интересах других лиц.

Если названные требования закона не были соблю­дены при подаче заявления либо заявление не оплаче­но государственной пошлиной, судья в соответствии со ст. 130 ГПК выносит определение об оставлении заяв­ления без движения и предоставляет срок для исправ­ления недостатков, продолжительность которого опре­деляется в каждом конкретном случае с учетом харак­тера недостатков заявления и реальной возможности их исправления»1.

При этом остается неясным ряд вопросов. В частно­сти, как быть с определением суда о принятии заявле­ния и возбуждении производства по делу? Исходя из смысла ст.ст. 129, 223 ГПК, вынесение такого опреде­ления является обязательным. Со всей четкостью это было сформулировано в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда от 1 декабря 1983 г. «О применении процессуального законодательства при рассмотрении гражданских дел в суде первой инстанции». Пленум разъяснил, что вопрос о принятии заявления о возбуж­дении производства по делу должен быть решен судьей путем вынесения соответствующего определения. Исхо­дя из смысла гражданского процессуального законода­тельства и в соответствии с положениями теории граж­данского процессуального права, большинство опреде­лений суда первой инстанции вступает в законную си­лу2. К числу таких определений, вне сомнения, относятся и определения судьи по вопросам, связанным с приня­тием заявления по гражданскому делу. А если это так, то определение об оставлении искового заявления без движения (ст. 130 ГПК) может быть вынесено лишь после отмены определения судьи о возбуждении произ­водства по делу. Ни сам судья, ни суд первой инстанции в коллегиальном составе отменить такое определение не вправе. Подобным полномочием по действующему гражданскому процессуальному законодательству на­делен лишь  суд надзорной  инстанции   (ст.  319  ГПК).

1              Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1988. № 7. С. 8.

2              См., например:   Воронков   Г. В.   Определения суда'первой

инстанции    в советском    гражданском    процессе.    Саратов,    1967.

С.  103—117; Комментарий к ГПК РСФСР. М.,  1976. С. 296; Совет­

ский гражданский процесс. М., 1988. С. 321—322.

300

Спрашивается, каким же образом можно отменить дей­ствие определения судьи о принятии заявления о воз­буждении производства по делу без его отмены в уста­новленном законом порядке? Поставленный вопрос бу­дет звучать еще более остро, если истец не сможет или не захочет устранить недостатки поданного им заявле­ния в суд. Можно ли будет считать заявление неподан-ным и возвратить его истцу (ч. 2 ст. 130 ГПК), если имеется неотмененное определение судьи о возбужде­нии производства по делу?

Разъяснение, содержащееся в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 14 апреля 1988 г. «О подготовке гражданских дел к судебному разбира­тельству» противоречит не только гражданскому про­цессуальному законодательству, но также логике разви­тия гражданского процесса и теории гражданского процессуального права. Не будет соответствовать оно и принципу справедливости. Ведь ответственность за ошибки при принятии решений по правовым, в том чис­ле и процессуальным вопросам, должна лежать на субъ­екте, который их совершил. В нашем случае поспешное определение о возбуждении производства по граждан­скому делу было вынесено в первую очередь из-за ошиб­ки народного судьи, проявившего небрежность либо по­казавшего слабое знание закона. Такого рода ошибка в подавляющем большинстве случаев может быть ис­правлена судьей или судом при сотрудничестве с заин­тересованным лицом в ходе подготовки дела к слуша­нию либо при рассмотрении и разрешении дела по су­ществу. Почему же ответственность за ошибку судьи, в соответствии с разъяснением, содержащимся в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР № 2 от 14 апреля 1988 г., возлагается на гражданина или иного субъекта права? Думается, что указанное разъяс­нение должно быть отменено как не соответствующее смыслу гражданского процессуального законодательст­ва и принципу справедливости. Вместо него должно быть воспроизведено разъяснение, ранее содержавшееся в п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР «О некоторых вопросах применения норм ГПК РСФСР при судебном разбирательстве». Недостатки заявления, которое уже было принято судьей, подлежат устране­нию лишь в ходе судебного разбирательства.

В отдельных случаях под видом разъяснения дейст­вующего  законодательства   Пленумы   Верховных судов

301

по существу создают новые нормы права. В качестве примера в данном отношении мы уже ссылались на со­ответствующие пункты постановлений Пленума Верхов­ного Суда СССР и Пленума Верховного Суда РСФСР, посвященных определению размера возмещения допол­нительных расходов, связанных с приобретением спе­циальных транспортных средств. Можно привести и не­которые другие случаи такого же рода.

В частности, ГПК союзных республик содержат ис­черпывающий перечень мер по обеспечению иска. Так, в соответствии со ст. 134 ГПК РСФСР к ним относятся:

наложение ареста  на  имущество или денежные

суммы, принадлежащие ответчику и находящиеся у не­

го или у других лиц;

запрещение ответчику совершать    определенные

действия;

запрещение другим лицам передавать имущество

ответчику или выполнять по отношению к нему иные

обязательства;

приостановление реализации имущества в случае

предъявления иска об освобождении его от ареста;

приостановление  взыскания  по  исполнительному

документу, оспариваемому должником в  судебном  по­

рядке, если такое оспаривание допускается законом.

В то же время данная норма, а равно соответствую­щие статьи ГПК союзных республик по существу допол­нены п. 28 постановления Пленума Верховного Суда СССР ,от 7 декабря 1979 г. «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, свя­занных с воспитанием детей». В абз. 1 этого пункта сказано:

«При возбуждении в судах дел о лишении роди­тельских прав, других дел, связанных с отобранием де­тей, в исключительных случаях, если этого требуют ин­тересы детей, судья в процессе подготовки дела к су­дебному разбирательству или суд в ходе рассмотрения дела до вынесения решения должны разрешить вопрос о временном отобрании детей у ответчиков. Рассмотре­ние этого вопроса производится применительно к ст. 136 ГПК РСФСР и соответствующим статьям ГПК других союзных республик»1.

Вне сомнения, такого рода временное отобрание де-

1 Сборник   постановлений    Пленума   Верховного   Суда   СССР 1924-1986. С. 246.

302

тей у родителей — пьяниц, наркоманов и иных лиц, на­рушающих правовые и моральные установления нашего общества, может быть признано справедливым и целесообразным, но при одном непременном условии. Подобная мера обеспечения иска должна быть предус­мотрена законом. И Пленуму Верховного Суда СССР следует (и как можно скорее) использовать в данном отношении право законодательной инициативы.

В юридической литературе в течение многих лет ве­дется дискуссия по вопросу о том, обладает ли нормо-творческими функциями Пленум Верховного Суда СССР и соответственно Пленумы Верховных Судов союзных республик и какова правовая природа даваемых ими руководящих разъяснений?1 Так, по мнению Н. Н. Воп-ленко, «высшие органы судебной системы в СССР не вправе творить нормы материального права, но содер­жащиеся в их постановлениях организационно-вспомо­гательные правила имеют безусловно нормативный ха­рактер». Правила, вырабатываемые «в порядке руково­дящих разъяснений, должны быть строго подзаконны­ми, т. е. должны лишь разъяснять, конкретизировать и детализировать установленные органами государствен­ной власти правовые нормы»2.

Сходным образом определенные противоречия при оценке характера и значения постановлений Пленума Верховного Суда СССР и Пленумов Верховных судов союзных республик допускает и П. Я. Трубников. С од­ной стороны, он верно отмечает, что в руководящих разъяснениях должен быть сформулирован лишь «ло­гический вывод о подлинном содержании толкуемого акта без внесения в него каких-либо новых норматив­ных элементов». С другой стороны, автор вынужден признавать нормотворческую роль пленумов: «Устанав­ливаемые в постановлениях пленумов правила по воп­росам применения законодательства являются по отно­шению к закону дополнительными, вспомогательными». П. Я. Трубников делает категорический вывод о безус­ловной обязательности при любых обстоятельствах ру-

1              См.,   например:   В и л ь н я н с к и й   С.   И.   Значение   судебной

практики в гражданском праве//Учен. труды ВИЮНа. Вып. IX. М.,

1947.  С.  239—290;  Тишкевич  И.  С.  Являются ли руководящие

указания Пленума Верховного Суда СССР источником права?//Сов.

государство и право. 1955. № 6. С. 29—36.

2              Вопленко Н. Н. Официальное толкование норм права. М.,

1976. С. 99, 105.

303

ководящих разъяснений, допуская из этого правила единственное исключение, а именно: если постановле­ния пленумов вступили в противоречие с вновь приня­тым законодательством1. В то же время автор не об­суждает ситуаций, когда бы постановления Пленума расходились с законом, не в полной бы мере отражали его действительное содержание. По-видимому, П. Я. Трубников не допускает такого рода возможно­сти. Между тем, подобные факты, к сожалению, в от­дельных случаях имеют место, в особенности в деятель­ности Пленумов Верховных Судов союзных республик. В частности, со всей очевидностью это явствует из постановления Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. «О руководящих разъяснениях Пле­нумов Верховных судов союзных республик». В преам­буле постановления отмечается, что даваемые респуб­ликанскими Пленумами «разъяснения, как правило, (а не всегда — А. Б.) раскрывают содержание правовых норм и способствуют их точному применению)». Однако в такого рода работе «имеются и недостатки». При под­готовке проектов руководящих разъяснений «недоста­точно используются материалы научных исследований, достижения правовой науки». Еще хуже, что порой Пле­нумы Верховных судов союзных республик выходят за пределы своей компетенции. В ряде случаев они дают руководящие разъяснения по вопросам применения об­щесоюзного законодательства, хотя дача разъяснений по вопросам применения этих норм является прерога­тивой Пленума Верховного Суда СССР. Не во всех необходимых случаях в постановлениях Пленумов со­держатся ссылки на разъясняемый закон. С учетом из­ложенного и исходя из содержания республиканских Законов о судоустройстве, пунктом 3 постановления Пленума Веровного Суда СССР от 16 августа 1984 г. Пленумам Верховных Судов союзных республик была запрещена дача руководящих разъяснений по вопросам применения союзного законодательства. А в п. 5 поста­новления было подчеркнуто, что постановления Плену­мов Верховных Судов союзных республик должны точ­но и полно раскрывать содержание разъясняемого зако­на, соответствовать постановлениям Пленума Верховно-

то Суда СССР, содержать ссылки на правовые нормы, из смысла которых вытекает данное разъяснение1.

Постановление Пленума Верховного Суда, разъяс­няющее закон, вне сомнения, обязательно для судов, других органов и должностных лиц, применяющих за­кон, по которому дано разъяснение (ст. 3 Закона о Вер­ховном Суде СССР). Но еще большей степенью обяза­тельности обладает для перечисленных субъектов сам разъясняемый закон.

И уж совершенно невозможно согласиться с появив­шейся в юридической литературе точкой зрения, в со­ответствии с которой судебные органы якобы обладают полномочием «конкретизации» правовых норм2. Судеб­ные, как и иные правоприменительные органы наделе­ны правом лишь толкования и применения норм права, но не их «конкретизации», если под ней понимать соз­дание новых правил, определенным образом дополняю­щих и уточняющих существующие правовые нормы и обязательных к применению в будущем. Разумеется, предписания законодателя учитываются при разрешении конкретных дел с их индивидуальными, порой неповто­римыми обстоятельствами. Однако такого рода деятель­ность необходимо квалифицировать в качестве приме­нения норм права, а не их конкретизации.

Полномочием «конкретизации» норм права не наде­лен даже высший судебный орган страны — Пленум Верховного Суда СССР. В соответствии с п. 3 ст. 18 Закона о Верховном Суде СССР его Пленум дает ру­ководящие разъяснения судам по вопросам применения законодательства.

Постановления Пленума не носят самостоятельного характера и могут применяться лишь в дополнение к правовой норме, подлежащей применению. В Законе о Верховном Суде СССР (ст. 3) это положение выраже­но в следующей формулировке: «Руководящие разъяс­нения Пленума Верховного Суда СССР обязательны для судов, других органов и должностных лиц, приме­няющих закон, по которому дано разъяснение». В различных материалах, публикуемых на страницах Бюл­летеня Верховного Суда СССР, постоянно подчеркива-

1 См.: Трубников  П.  Я.  Вопросы гражданского процесса в практике Верховного Суда СССР. М, 1979. С. 214, 217.

1 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1986. С. 85.

? См., например: Лазарев В. В. Пробелы в праве. Казань, 1969. С. 91-93.

304

20 Заказ 5107

305

ется, что Пленум Верховного Суда не наделен нормо-творческими полномочиями. Например, в одной из статей специального номера Бюллетеня, посвященного 60-летию Верховного Суда СССР, правильно указыва­лось: «Руководящие разъяснения не являются новыми законодательными нормами, они раскрывают смысл, содержание существующих и уже применяемых судами правовых норм. ... по отношению к закону разъяснение вторично...1. Тем не менее отдельные авторы не остав­ляют попыток доказать наличие у Пленума Верховного Суда СССР полномочий издавать правовые предписания.

Так, Ю. X. Калмыков полагает, что правила, уста­навливаемые Верховным Судом СССР, «вполне отве­чают требованиям, предъявляемым к нормам права. В частности, они содержат общее правило поведения, характеризующееся наличием единых рамок, единого масштаба для всех. Правило, формулируемое в поста­новлении Пленума..., рассчитано на неоднократное применение и является обязательным не только для су­дебных органов, но и для всех организаций и граждан. ... Подобную деятельность нельзя... признавать незакон­ной. ... она проявляется в процессе толкования норм дей­ствующего законодательства и в пределах действующе­го законодательства»2. Аналогичным образом В. В. Ла­зарев указывал, что Положение о Верховном Суде СССР 1957 года якобы не управомочивало и не запрещало «Пленуму Верховного Суда издавать подзаконные нор­мативные акты. Представляется, что это как раз один из тех случаев, когда действует правило: «дозволено не только то, что прямо разрешено законом»3.

Подзаконность положений, содержащихся в руково­дящих разъяснениях Пленумов Верховных Судов со всей очевидностью вытекает и из других норм права. В частности, Председатель Верховного Суда СССР вносит в Пленум Верховного Суда союзной республики представления о несоответствии руководящих разъясне­ний Пленума Верховного Суда союзной республики за-

1              Шейнин X. Б. Контроль за выполнением руководящих разъ­

яснений   Пленума   Верховного   Суда   СССР — важное  средство  ук­

репления законности//Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. № 4.

С. 28, 30.

2              К а л м ы к о в  Ю.  X.  Вопросы  применения  гражданско-право­

вых норм. Саратов, 1976. С. 37—39.

3              Лазарев В. В. Пробелы в праве и пути их устранения  М.

1974. С. 139.

конодательству СССР или союзной республики, а в слу­чае отклонения представления Пленумом Верховного Суда союзной республики вносит представление соот­ветственно в Пленум Верховного Суда СССР или в Президиум Верховного Совета союзной республики. Он же вносит в Пленум Верховного Суда СССР представ­ления о несоответствии его руководящих разъяснений законодательству СССР, а в случае отклонения пред­ставления Пленумом вносит представление в Президи­ум Верховного Совета СССР (пп. 8 и 9 ст. 35 Закона о Верховном Суде СССР). Надзор за соответствием зако­нодательству руководящих разъяснений пленумов Вер­ховных Судов союзных республик и Пленума Верхов­ного Суда СССР осуществляют и органы прокуратуры, Прокурор союзной республики обязан внести представ­ление Генеральному прокурору СССР, если усматрива­ет, что руководящее разъяснение Пленума Верховного Суда союзной республики по вопросам применения за­конов при рассмотрении судебных дел не соответствует законодательству СССР. Если же такое руководящее разъяснение не соответствует республиканскому законо­дательству, то прокурор союзной республики обязан внести представление в Президиум Верховного Совета республики. Генеральный прокурор СССР обязан вне­сти представление в Президиум Верховного Совета СССР, если усматривает, что постановление Пленума Верховного Суда СССР не соответствует закону (ст. ст. 40, 41 Закона о прокуратуре СССР).

В соответствии с пп. 9 и 10 ст. 18 Закона о Верхов­ном Суде СССР Пленум Верховного Суда СССР рас­сматривает представления Председателя Верховного Суда и Генерального прокурора СССР о несоответствии руководящих разъяснений пленумов Верховных Судов союзных республик законодательству Союза ССР. Разумеется, рассматриваемые выше ситуации достаточ­но редки, однако полностью исключать их нельзя.

В свете принципа законности при выявлении Пле­нумом Верховного Суда СССР либо Пленумом Верхов­ного Суда союзной республики различного рода пробе­лов в праве вопрос должен решаться совершенно одно­значно. Компетентному органу государственной власти должно быть направлено представление в порядке осу­ществления законодательной инициативы (п. 6 ст. 18 Закона СССР о Верховном Суде СССР). В связи с этим в п.  1  постановления Пленума Верховного Суда СССР

306

20*

307

от 17 марта 1983 г. «О деятельности Судебной колле­гии по гражданским делам Верховного Суда СССР» указанной коллегии было предложено «активнее ставить вопросы, вытекающие из судебной практики, о совер­шенствовании законодательства»1. Не вызывает сомне­ния, что принципы законности и справедливости в об­ласти судопроизводства в полной мере могут быть претворены в жизнь лишь при условии строжайшего разграничения компетенции нормотворческих и судеб­ных органов2.

Заключение

1              Бюллетень Верховного Суда СССР. 1983. № 2. С. 9.

2              См. об этом также: Боннер А. Т. Применение нормативных

актов в гражданском процессе. М., 1980. С. 142—157.

С момента завершения настоящей работы и сдачи рукописи в производство прошло не так уж много вре­мени. Однако летит оно сейчас необыкновенно быстро, вмещает в себя массу событий —политических, эконо­мических, правовых и социальных. В связи с бурной нормотворческой деятельностью на союзном и респуб­ликанских уровнях отдельные упоминаемые в тексте нормы отменены, а ряд вносившихся автором законода­тельных предложений, а также упоминавшиеся в тексте проекты некоторых законов к моменту выхода книги в свет стали уже правовой реальностью.

В частности, на с. 24 шла речь о мизерном размере пособия на погребение. Формально эту критику можно признать устаревшей. Ведь в соответствии с постановле­нием Совета Министров СССР и ВЦСПС от 26 июня 1990 г. №600 «О повышении размера пособий на погре­бение» указанное пособие выплачивается ныне в разме­ре 100 руб.1. Но невольно возникает вопрос, насколько эта сумма реально, больше пособия, выдававшегося, скажем, в 50-х годах в соответствии с п. 94 Положения о порядке назначения и выплаты пособий по государст­венному социальному страхованию от 5 февраля 1955 г.?

24 декабря 1990 г. был принят и с 1 января 1991г. вступил в действие Закон РСФСР «О собственности в РСФСР»2. На основании ч. 3 ст. 30 Закона ущерб, на­несенный собственнику преступлением, возмещается государством по решению суда. Понесенные при этом государством  убытки   взыскиваются   с виновного   в су-

1              СП СССР. Отд. первый. 1990. № 16. Ст. 84.

2              См.: Российская газета. 1991. 11 янв.

309

дебном порядке в соответствии с законодательством РСФСР. Поэтому, если бы ущерб имуществу гр-на Ягодкина, о котором идет речь на с. 96, был причинен после 1 января 1991 г., то при его возмещении у собст­венника не возникло бы особых проблем.

На с. 97 — 99 и 192 —194 обсуждается вопрос о необходимости установления гражданско-правовой от­ветственности за причинение морального вреда. Во всех цивилизованных странах применение такого рода мер давно уже является важным способом защиты нарушен­ных субъективных прав и интересов и, что не менее важно, весьма серьезным средством, оказывающим вос­питательное воздействие на граждан и должностных лиц в духе уважения закона и норм морали.

В настоящее время, применительно к частному слу­чаю, данный вопрос решен положительно. Мы имеем в виду ст. 39 Закона СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г.1, В соответст­вии с указанной нормой моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распрост­ранения средством массовой информации не соответст­вующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной неимущественный ущерб, возмещается по решению су­да средством массовой информации, а. также виновными должностными лицами и гражданами. Размер возмеще­ния морального (неимущественного) вреда в денежном выражении определяется судом.

Приведенная норма, вне сомнения, является важной «первой ласточкой» в правовом регулировании возме­щения морального вреда. Однако она имеет строго на­правленный спектр действия и может быть применена только в случае распространения порочащих сведений в средствах массовой информации. К тому же в ней почему-то предусмотрена возможность возмещения мо­рального вреда, причиненного лишь гражданину. Меж­ду тем такого рода вред может быть причинен (и на практике причиняется) и юридическим лицам. В част­ности, речь может идти о нанесении вреда репутации фирмы, ее деловым связям и т. п. Моральный вред, причем порой весьма и весьма существенный, может быть   причинен   самыми   разнообразными   действиями.

1 См. : Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верхов­ного Совета СССР. 1990. №26. Ст. 492.

3110

Диапазон их весьма широк — от самых, казалось бы, сравнительно «мелких» и «невинных» ошибок и упуще­ний по службе до тяжких преступлений1. Рассмотрим две нормы опубликованного в печати проекта Основ гражданского законодательства. В соответствии со ст. 6 проекта не только гражданин, но и юридическое лицо вправе требовать по суду опровержения сведений, порочащих его честь, достоинство или деловую репута­цию. Указанные субъекты наряду с опровержением та­ких сведений могут требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением. А в ст. 121 проекта тех же Основ записано, что мораль­ный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины в формах и размере, определяемых судом, если иное не предусмотрено законодательными актами. В случае появления в советском праве такого рода норм инсти­тут возмещения морального вреда приобретет универ­сальный характер. Однако возможность принятия но­вых Основ гражданского законодательства, а тем более в реальные сроки, когда может произойти это событие, весьма проблематична. Полагаем, что принятие норм, устанавливающих универсальную возможность возме­щения морального вреда, не терпит отлагательств, поэтому было бы целесообразно включение их в Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик. Путь, по которому проходит та или иная правовая идея от ее осознания до воплощения в законе, за редчайшими исключениями, достаточно тернист. Не­редко бывает и так, что в результате обсуждения в многочисленных инстанциях проекта того или иного за­кона из него исчезают многие разумные и демократич­ные положения. В частности, так случилось с проектом Закона СССР «О печати и других средствах массовой информации». В отличие  от проекта,  в ст. 5 Закона со-

1              См., например:   Корягин   П.   Удивительные истории. Чужой

номер//Известия. 1973. 10 нояб.;   Смиренский  М.   Немыслимое//

Сов, культура.  1987. 31   янв.;   Воинова   Н.   Не  могу простить//

Лит. газета. 1987. 13 июля; Чайковская О.  Два дня и, главное,

две ночи//Лит. газета. 1987, 13 июля;  Каплун  И.  Обман//Лит. га­

зета.   1987.   12  авг.;   Мануковская   Е.   Виноват  ли  Степкин?//

Лит. газета. 1987. 12 дек.;   Шутов   Е.   Телеграфный детектив//Сов.

Россия.   1988.  3 февр.;   Юрченко   М.   Лимит на...  реанимацию//

Труд. 1988. 12 нояб., и др.

2              См.: Известия. 1991. 19 янв. (Моск. выпуск).

311

держится достаточно обтекаемая формулировка, в соот­ветствии с которой запрещается и преследуется исполь­зование средств массовой информации для вмеша­тельства в личную жизнь граждан, посягательства на их честь и достоинство. А ст. 35 Закона ограничивается запрещением злоупотребления свободой слова, рас­пространения не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина или организации, воздействия журналистов на суд.

1 октября 1990 г. был принят и введен в действие с момента его опубликования Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях»1. На основании ст. 1 Закона его задачами являются гарантирование права граждан на определение и выражение своего от­ношения к религии, на соответствующие этому убежде­ния, на беспрепятственное исповедование религии и ис­полнение религиозных обрядов, а также на социальную справедливость и равенство, защиту прав и интересов граждан независимо от отношения к религии и регули­рование отношений, связанных с деятельностью рели­гиозных организаций. Думается, что в свете названного Закона многочисленные факты дискриминации верую­щих в государственной и ■ общественной жизни, а также в области судопроизводства, о которых говорилось на с. 100—107, останутся в прошлом. Однако всех постав­ленных в настоящей работе проблем Закон «О свободе совести и религиозных организациях», к сожалению, не разрешил. Так, в соответствии со ст. 17 Закона местные Советы народных депутатов и государственные органы могут передавать религиозным организациям в собст­венность или в безвозмездное пользование культовые здания и иное имущество, находящееся в собственноси государства. Религиозные организации имеют преиму­щественное право на передачу им культовых зданий с прилегающей территорией.

Другими словами, возвращение религиозным орга­низациям конфискованного у них же в свое время иму­щества трактуется в Законе скорее не как обязанность, а как право, чтобы не сказать «милость», местных Со­ветов народных депутатов и государственных органов. Не решен Законом и вопрос о возмещении убытков, причиненных   конфискацией   той или иной   религиозной

святыни и ее ненадлежащей  эксплуатацией и содержа­нием.

На с. 268 книги, в связи с обсуждением проблемы возможности предъявления иска об установлении от­цовства к нескольким предлагаемым отцам, упоминает­ся законодательство ГДР. В настоящее время на поли­тической карте Европы такого государства не сущест­вует, а потому и ссылку на действовавшее там законо­дательство нельзя не признать устаревшей. Однако проблема установления отцовства при наличии несколь­ких предполагаемых отцов носит не политический, а социальный, биологический и, главным образом, право­вой характер. Поэтому такого рода проблема остается безотносительно к тому, идет ли речь об установлении отцовства в изложенной ситуации в судах бывшей ГДР, нынешней объединенной Германии, СССР или какой-либо иной страны. Просто в одних государствах в дан­ном отношении имеются более совершенные правовые нормы (Дания, Норвегия, Швеция и др.). Там явления называются своими именами и нет каких-либо формаль­ных запретов для разрешения подобных дел в одном процессе с участием всех заинтересованных лиц. В дру­гих же странах, к числу которых относится и СССР, таких норм нет. Пленум же Верховного Суда СССР в критикуемой нами части своего постановления от 25 марта 1982 г. «О применении судами законода­тельства при рассмотрении дел об установлении отцов­ства и о взыскании алиментов на детей и других членов семьи» запутал вопрос до того, что превратил его в неразрешимую проблему. В связи с этим в качестве курьеза позволим себе привести положение ст. 144 при­нятого в 1918 году Кодекса законов об актах гражданс­кого состояния, брачном, семейном и опекунском праве. В соответствии с этой нормой, если при рассмотрении дела об удостоверении отцовства (тогда эти дела назы­вались именно так. — Л. .Б:) суд устанавливал, что в момент зачатия предполагаемый отец был в близких отношениях с матерью ребенка, но одновременно и с другими женщинами, то суд постановлял о привлечении последних в качестве ответчиков и возлагал на всех их обязанность участвовать в расходах по предоставле­нию  содержания   ребенку  и  его матери1.   Правда,  при

1 См. : Ведомости   Съезда   народных   депутатов   СССР   и Вер­ховного Совета СССР. 1990. №41. Ст. 813,

312

1 Собр. Узак. и Распор. Рабочего и Крестьянского Правительст­ва. 1918. №76 — 77. Ст. 818.

313

этом оставался открытым один «маленький» вопрос: а кого же следовало считать отцом ребенка? Думается, что в наши дни суду было бы достаточно применить первую часть приведенного выше правила. Что же ка­сается действительного отца ребенка, то суд может установить его путем собирания, исследования и оцен­ки соответствующих доказательств, назначая в необхо­димых случаях судебно-биологическую экспертизу кро­ви ребенка и его предполагаемого отца (отцов) по ме­тоду генной «дактилоскопии».

На с. 284 — 287 критиковалось как противоречащее закону разъяснение, содержавшееся в абз. 3 подп. «б» п. 2 постановления № 5 Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Жи­лищного кодекса РСФСР». В нем указывалось на не­подведомственность судам споров о переселении в пре­делах одного общежития, либо из одного общежития в другое. Подпунктом 1 п. 2 постановления Пленума Вер­ховного Суда РСФСР №5 от 29 августа 1989 г. «О вы­полнении судами РСФСР постановления Пленума Вер­ховного Суда СССР от 3 апреля 1987 г. №2 «О практи­ке применения судами жилищного законодательства» и постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. № 5 «О некоторых вопросах, возник­ших в судебной практике при применении Жилищного кодекса РСФСР» указанное разъяснение из постанов­ления Пленума Верховного Суда РСФСР от 26 декабря 1984 г. было исключено1.

Не нужно быть пророком, чтобы предвидеть, что путь нашего Отечества к правовому государству будет нелегким, долгим и далеко не прямым. Например, од­ной из острых социальных и правовых проблем, достав­шихся нам из нашего казарменного прошлого, являет­ся проблема прописки. Подобного правового института нет в цивилизованных странах, где возможности про­живания гражданина в определенной местности обус­ловливаются законами свободного рынка. В их числе — рынок квартир, рынок труда, материальные возможнос­ти и потребности людей.

12 сентября 1990 г. Комитет конституционного над­зора СССР принял заключение «О рассмотрении вопро­са  о конституционности  прописки».   В этом  документе,

1 См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1989. № 11. С. 7. 314

а также в принятом ранее заключении «О несоответст­вии запретов на опубликование правил о прописке по­ложениям международных актов о правах человека» Комитет высказал свое мнение о несоответствии инсти­тута прописки Конституции СССР и международным обязательствам нашей страны. Результаты такого рода акции пока что достаточно скромны. Постановлением Совета Министров СССР от 8 сентября 1990 г. №907 снята наконец завеса секретности с нормативных актов, регулирующих прописку граждан. Но поскольку за про­пиской стоят различного рода групповые интересы, мо­нополия на блага и льготы, то так просто покончить с ней невозможно1.

26 октября 1990 г. Президиум Московского городс­кого Совета народных депутатов принял решение №127 «О прописке и выписке граждан в г. Москве». Решение несколько смягчает многочисленные ограничения на прописку в столице, однако все же носит компромис­сный характер и это позволяет нам утверждать, что в своей основе институт прописки на сегодняшний день оказался непоколебленным как в столице, так и в стра­не в целом.

6 марта 1990 г. был принят Закон СССР «О собствен­ности в СССР», введенный в действие с 1 июля 1990 г. В соответствии с п. 2 ст. 7 Закона член ЖСК, полностью внесший свой паевой взнос за квартиру, предоставлен­ную ему в пользование, приобретает на нее право собст­венности. Причем этому положению Закона придана обратная сила и оно распространяется на правоотноше­ния, возникшие как до, так и после 1 июля 1990 г А А если член ЖСК, полностью выплативший свой паевой взнос, умер до 1 июля 1990 г.? В письме заместителя Министра юстиции РСФСР от 30 октября 1990 г. за №7—17/63, направленном во все нотариальные конто­ры республики, было высказано мнение, что в такого рода случаях нотариусы должны выдавать свидетельст­ва о праве на наследство на квартиру.

Министерство юстиции РСФСР не наделено правом толкования законов, тем |более когда речь идет о толко­вании законов Союза ССР. Грубое превышение полно­мочий органов государственного управления и должно-

1              См.:   Великанова   Л.   Не для  печати//Лит.  газета.   1990.

21 нояб.

 2             См.: Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верхов-

 кого Совета СССР. 1990. № Ц, Ст. 164.

315

стных лиц вряд ли совместимо с принципами правового государства. Кроме того, в данном случае не были учте­ны нормы, сформулированные в ст. 8 Основ гражданско­го законодательства (ст. 9 ГК РСФСР), касающиеся пра­воспособности граждан. Способность иметь гражданские права и обязанности (гражданская правоспособность) возникает в момент рождения гражданина и прекраща­ется с его смертью. Гражданская правоспособность не­отделима от самого существования человека. Соответст­венно правовое положение его имущества не может быть изменено после смерти лица.

Настоящая книга близится к концу. Разумеется, ав­тор не разрешил всех многочисленных проблем, возни­кающих при сопоставлении понятий законности и спра­ведливости. Но он и не пытался ставить перед собой столь нереальную задачу.

Проблемы соотношения понятий законности и спра­ведливости волновали еще древних. Все более острыми они становятся в наши дни, характеризующиеся непри­миримой борьбой между отживающей свой век адми­нистративно-бюрократической системой управления го­сударством, обществом, судьбой каждого человека и делающей на советской почве первые неловкие и неуве­ренные шаги демократией.

Как пытался показать автор, законность и справед­ливость являются в первую очередь категориями права и морали. Относясь к разным видам социальных норм, они находятся в многообразных отношениях и взаимо­зависимости между собой. Очень условно соотношение между законностью и справедливостью, правом и мо­ралью можно было бы обозначить как две пересекаю­щиеся окружности. Однако это только образ, причем существенно упрощенный. Поскольку границы понятий законности и справедливости не всегда могут быть чет­ко отделены друг от друга, в ряде случаев легко объяс­нимы смешение и подмена этих понятий. Причем, это может иметь место как вольно, так и невольно. Напри­мер, в некрологе, опубликованном в связи с кончиной академика А. Д. Сахарова, упоминается о допущенной в отношении него «грубой несправедливости»1. «Неспра­ведливость» выразилась в том, что без малого семь лет

с 22 января 1980 г. по 15 декабря 1986 г. А. Д. Сахаров находился в так называемой ссылке в г. Горьком1. При этом заметим, что А. Д. Сахаров не совершил ни­какого преступления, не был осужден судом в порядке уголовного судопроизводства, а напротив, занимался исключительно полезной общественно-политической и миротворческой деятельностью, снискавшей ему миро­вое признание и известность. Примененный к нему вид ограничения свободы вообще не был основан на законе. Режим содержания А. Д. Сахарова имел мало общего и со ссылкой, предусмотренной ст. 40 Основ исправи­тельно-трудового законодательства. По тяжести раз­личных ограничений свободы «ссылка» А. Д. Сахарова по существу приближалась к заключению.

Если пользоваться исключительно категориями мо­рали, то действительно в отношении академика А. Д. Са­харова была допущена несправедливость, ибо вместо поощрения он был сурово наказан, Но прежде всего в отношении него было допущено вопиющее беззаконие. Заметим, что как несправедливость, так и незакон­ность начинаются тогда, когда в отношении субъекта допускаются необоснованные исключения из общих пра­вил, безотносительно к тому, идет ли речь о незакон­ных и несправедливых льготах, поощрениях, наградах либо о применении юридического наказания и иных пра­вовых санкций. К сожалению, есть целые отрасли права и правоприменительной деятельности, основополагающие постулаты которых до сих пор во многом основаны не на правилах, а на противозаконных исключениях из них. Причем уровень правовой культуры в нашем обществе таков, что подобного рода исключения не считаются чем-то предосудительным. Более того, этими исключе­ниями порой бравируют, пытаясь «обосновать» ими противозаконные решения правовых вопросов. Форму­лировка «в порядке исключения» не так уж редко встречается в решениях административных органов, в частности исполкомов Советов народных депутатов.

Но, пожалуй, нигде так нетерпимы пресловутые «ис­ключения» из начал законности и справедливости, как в области правосудия. Во многом они объясняются ны­нешним недостаточно высоким правовым, а главное — фактическим положением суда в государстве и общест-

1 См.: Горбачев М. С.  и др. Андрей Дмитриевич Сахаров// Известия. 1989. 16 дек.

316

1 См., например:   Белецкая   В.   Судьба и совесть. М.,  1989. С. 19, 23.

'     '   ■       317

ве. В условиях подлинного правового государства перед законом и судом равны все — президент и рабочий, ми­нистр и крестьянин, высокопоставленный чиновник и пенсионер. Примеры такого рода из практики зарубеж­ных судов весьма впечатляют. Так, в Норвегии предус­мотрены строгие меры наказания для водителей, поз­воляющих себе употреблять алкоголь за рулем. Они подвергаются аресту на срок не менее трех недель с ис­пользованием на тяжелых физических работах. Причем поблажек и исключений не делается ни для кого. Среди подвергавшихся аресту за последние четыре года за подобное правонарушение оказалось несколько членов королевской семьи и один член правительства1.

В связи с рассмотрением конкретного уголовного дела в одном из Окружных судов США защита заявила ходатайство об истребовании личных бумаг бывшего президента Рейгана и бывшего вице-президента (ныне — президента) Буша. Первое ходатайство было удовлет­ворено, а второе отклонено, но не в связи с высоким должностным положением Дж, Буша, а по той причине, что в свое время он не отдавал непосредственных рас­поряжений подсудимому и не мог санкционировать его действия2.

Для того чтобы подобное в наших условиях стало реальностью, требуется серьезное совершенствование действующего законодательства, коренное улучшение практики правоприменительной деятельности, значи­тельное повышение уровня правосознания должност­ных лиц и граждан и существенное изменение нравст­венной атмосферы в обществе. Все это не может про­изойти само собой, а требует огромной работы, разре­шения множества проблем и преодоления трудностей. Но лишь последовательная реализация идеи правового государства, каким бы трудным и долгим ни был к не­му путь, сможет создать условия для полного претво­рения в жизнь начал законности и справедливости.

1              См.:  Штрафы без исключений//Сов.  Россия.   1988. 21   окт.

2              См.:    Суд    затребовал    документы    Рейгана//Известия.    1989.

26 окт.