ГЛАВА Судебное постановление и принцип справедливости

В соответствии со ст. 37 Основ гражданского судопро­изводства (ст. 192 ГПК) и ст. 43 Основ уголовного су­допроизводства (ст. 301 УПК) решение и приговор суда должны быть законными и обоснованными. В силу ст.ст. 342, 347 УПК одним из оснований к отмене при­говора является назначение осужденному явно неспра­ведливого, как вследствие мягкости, так и вследствие суровости, наказания. Гражданскому же процессуально­му законодательству термин «справедливость» неиз­вестен. Вместе с тем в юридической литературе он довольно широко применяется по отношению к судеб­ным постановлениям как в уголовном, так и в граж­данском судопроизводстве.

Так, по мнению В. П. Нажимова, «истинность и спра­ведливость — самые важные качества судебного при­говора. Известно, что, только установив истину, можно справедливо наказать виновного и не обвинить в пре­ступлении невиновного. ...Наказание только виновного — это лишь одна сторона его справедливости, второй, чрез­вычайно важной стороной справедливого наказания яв­ляется его полное соответствие тяжести содеянного и личности преступника. Правильное решение этого вопро­са в судебной практике представляет большую труд­ность...»1.

В одной из передовых статей журнала «Социалисти­ческая законность» подчеркивалось: «Основная цель вся­кого судебного разбирательства —вынести справедли­вое, законное и обоснованное решение»2. Здесь, как и в

1              Нажимов   В.   П.   Справедливость   наказания — важнейшее

условие его эффективности. Вопросы организации суда и осуществ­

ления правосудия в  СССР.  Т.   II.  Калининград,   1973.  С.  3.

2              Сверяясь с требованиями Конституции//Соц. законность,  1978.

№ 1. С. 4.

76

некоторых других работах, термин «справедливость» по существу не расшифровывается. Порой же авторы вкла­дывают в этот термин разный смысл. В частности, К. С Юдельсон указывал, что «в целях обеспечения справедливых решений» новое семейное законодательст­во предоставило судам возможность при определении размера алиментов с родителей учитывать наличие у ответчиков других детей, а также состояние здоровья (инвалидность I или II группы)»1. В данном случае под «справедливостью» понимается соответствие решения действительным обстоятельствам дела. Понятие «спра­ведливости» в такой трактовке весьма близко к требо­ванию обоснованности.

Отдельные авторы указывают, что решения суда дол­жны быть «всегда справедливыми, нравственно обосно-ванными»2. Подобное утверждение имеет под собой опре­деленные основания, поскольку справедливость и неспра­ведливость являются прежде всего нормативными понятиями морали. В соответствии с этим термин «спра­ведливость» применяется для нравственной характе­ристики судебных постановлений.

В советском обществе требования права и морали в значительной степени сближаются, а в ряде случаев яв­ляются аналогичными. В соответствии со ст  3 Основ за­конодательства о судоустройстве к задачам суда отне­сено, в частности, воспитание граждан в духе точного и неуклонного исполнения советских законов, уважения к правам, чести и достоинству граждан, к правилам социа­листического общежития. Близкие к этому формулировки содержатся также в ст. 2 Основ гражданского судопро­изводства   (ст. 2 ГПК)  и ст. 2 Основ уголовного судо­производства (ст. 2 УПК). В соответствии со ст 5 Основ гражданского законодательства (ст. 5 ГК) при осуществ­лении прав и исполнении обязанностей граждане и ор­ганизации должны соблюдать законы, уважать правила социалистического  общежития   и   моральные  принципы советского общества   В ст. 7 Основ жилищного законо­дательства (ст. 10 ЖК) закреплена обязанность граждан соблюдать правила социалистического общежития  Здесь же подчеркивается, что жилые дома и жилые помещения не могут использоваться гражданами в целях личной на-

1 Гражданский процесс. М., 1972. С. 6.

Дрейслер   И.   С.   Советское   право   и   моральный     кодекс

строителя коммунизма. М., 1964. С. 68.        тральный     кодекс

7?

живы, извлечения нетрудовых доходов и в других корыст­ных целях, а также в ущерб интересам общества. Одним из оснований для выселения нанимателя или членов его семьи может послужить систематическое нарушение ими правил социалистического общежития, что делает невоз­можным для других проживание с ними в одной квар­тире или одном доме (ст. 38 Основ жилищного законо­дательства). Многие моральные установления закрепле­ны в ст. 1 Основ законодательства о браке и семье и ст. 1 КоБС, где изложены задачи советского законода­тельства о браке и семье. В соответствии со ст. 19 Основ .законодательства о браке и семье (ст. 59 КоБС) роди­тели могут быть лишены родительских прав, ^если они уклоняются от выполнения своих обязанностей по вос­питанию детей или злоупотребляют родительскими пра­вами, жестоко обращаются с детьми, оказывают вред­ное влияние на детей своим аморальным, антиобщест­венным поведением, а также если родители являются хроническими алкоголиками или наркоманами. В соот­ветствии со ст. 254 КЗоТ определенные категории рабо­чих и служащих могут быть уволены в связи с утратой к ним доверия со стороны администрации либо по при­чине совершения аморального проступка, несовместимо­го с продолжением данной работы. При рассмотрении подобных дел суды руководствуются нормами не только права, но и морали, которые воспринимаются судьями сквозь призму правовых предписаний.

В решениях судов нередко совершенно правомерно содержатся ссылки на нормы морали. Особенно часто это бывает при разрешении семейных, трудовых и неко­торых других категорий гражданских дел.

В то же время границы действия норм права и мора­ли порой не вполне совпадают. Встречаются ситуации, когда поведение субъекта безупречно с точки зрения права, но осуждается морально. На первый взгляд, это выглядит феноменом. В действительности все объясня­ется довольно просто, хотя и не однозначно. Нравствен­ность нередко предъявляет к человеку более высокие требования, чем право. Самое же главное, на наш взгляд, заключается в том, что для права обычно характерна большая степень нормативности и определенности. Мо­ральные же установления в этом смысле менее формаль­ны. В конкретных случаях они в значительной мере определяются особенностями ситуации и личности субъ­екта,  поступок  которого  подлежит   моральной  оценке.

78

Кроме того, бывают случаи привлечения к юридической ответственности без вины в условиях, когда субъект не нарушал требований морали.

В связи с изложенным отметим, что в виде исключе­ния существует возможность вынесения судебных поста­новлений, справедливых в правовом отношении и в то же время не вполне отвечающих этому качеству в свете моральных норм. До принятия нового семейного законо­дательства к подобным случаям относились решения, которыми удовлетворялись иски родителей о взыскании алиментов с детей, от содержания которых они в свое время уклонялись. Под влиянием норм морали в зако­нодательство позднее было внесено необходимое изме­нение (ст. 78 КоБС). В тот же период в сущности без какой-либо правовой защиты оставались интересы детей, рожденных вне зарегистрированного брака. И здесь тре­бования морали оказали воздействие на содержание за­конов. В то же время неверным было бы сейчас или в будущем полностью ставить знак равенства между тре­бованиями права и морали, закрепив с помощью пра­вовых норм все моральные установления, как того порой требуют представители общественности, а иногда и юри­сты. В частности, в свое время в связи с обсуждением проекта Основ законодательства о браке и семье пред­лагалось «зафиксировать обязанность мужчины делить с женщиной труд по ведению домашнего хозяйства, ухо­ду за детьми. На детей возложить обязанность уважать родителей...»1. Законодатель обоснованно отверг это* предложение, поскольку такого рода отношения в силу их специфики не могут быть подвергнуты правовой рег­ламентации. Нарушение норм морали, неэтичное поведе­ние само -по себе, если оно не сопровождается одновре­менным нарушением правовых предписаний, не влечет каких-либо юридических последствий.

В принципе все согласны с тем, что судебные поста­новления по гражданским и уголовным делам должны быть справедливыми2. Но какой смысл следует вклады­вать в данное понятие? Так, В. Н, Карташов полагает, что  «вынесенные решения, правоприменительные  акты,

1              Рясенцев    В.    Родители,    братья,   сестры//Известия.    1968

14 мая.

2              См., например: Ткачева С. Г. Судебное решение в системе

актов   применения   права//Сов.   государство     и   право.   1972.   №  9.

С. 108.

79

устанавливающие права и обязанности, меры поощре­ния или юридической ответственности, должны по форме и существу быть справедливыми. ...Справедливое, закон­ное и эффективное решение достигается субъектом пра­воприменительной деятельности с помощью различных средств и факторов. Одним из них является принцип наи­более целесообразного (разрядка автора.—А. £.) применения права. Суть его выражается в том, что из всех возможных вариантов действий и решений субъек­ту необходимо избрать в рамках соответствующих норм права такой, который обеспечивал бы максимально пол­ное и точное достижение намеченной им цели при дан­ных конкретных условиях места и времени»1.

Н. И. Ткачев указывает, что социалистическому го­сударству и праву присущи высокий гуманизм, нравст­венность и справедливость. По его мнению, «требование справедливости в самом широком смысле — этическое требование акта государственной власти. Оно характе­ризует акт правосудия в целом и выражается через юри­дические понятия законности и обоснованности». В то же время «требование справедливости нельзя противо­поставлять законности и обоснованности и выдвигать его в качестве самостоятельного процессуального требова­ния. В гражданском процессе оно охватывается закон­ностью и обоснованностью и характеризует акт право­судия в целом»2.

Н. А. Чечина и А. И. Экимов отмечают, что требова­ния справедливости, в конечном итоге, находят отраже­ние во всех без исключения принципах советского граж­данского процессуального права. Они считают, что с реа­лизацией справедливости тесно связаны и задачи граж­данского судопроизводства, к которым относится пра­вильное и быстрое рассмотрение и разрешение граждан­ских дел. По мнению названных авторов, «употребляя термин «правильное» как юридическое понятие, законо­датель... имеет в виду не только соответствующие юри­дические характеристики, но и нравственные. Здесь стал­киваемся с тем случаем, когда понятие справедливости включается в содержание гражданских процессуальных актов под иным наименованием, «наполняет» их содер-

1              Карташов  В.  Н.  Правоприменительная  практика в  социа­

листическом обществе. Ярославль, С. 25—26.

2              Ткачев   Н.   И.   Законность  и  обоснованность  судебных  по­

становлений  по  гражданским  делам.  Саратов,   1987.  С.   17—18.

80     .

жание через сходные термины, а в ряде случаев и через специальные процессуальные формулы». В частности, эти авторы полагают, что указание на несправедливость решения скрывается за таким основанием к его отмене, как «несоответствие выводов суда, изложенных в реше­нии, обстоятельствам дела»1,

Н. А. Чечина и А. И. Экимов полагают, что требова­ние справедливости судебного решения в действующем законодательстве существует «как бы в скрытой форме, поглощенное формализованными понятиями законности и обоснованности. Если решение незаконное или необос­нованное, то оно и несправедливое. Однако в некоторых случаях даже законное и обоснованное решение будет несправедливым, если оно вступает в противоречие с требованиями морали»2.

И. М. Зайцев указывает, что хотя предъявляемые к правосудию требования именуются по-разному и их со­держание является различным, но все они являются со­ставной частью справедливости. «Справедливость, как и другие этические категории, составляет нравственную основу правомерной судебной деятельности. ...Данная со­циально-этическая категория определяет... направления судебной деятельности и ее результаты». Данный автор полагает, что «реализации справедливости при разбира­тельстве гражданских дел в известной степени мешают различные погрешности, упущения и неточности судей и судебных исполнителей». И. М. Зайцев присоединяется к мнению Н. А. Чечиной и А. И. Экимова в том отноше­нии, что справедливость существует в гражданском про­цессе как бы в скрытой форме, поглощенная иными пра­вовыми категориями3.

В некоторых случаях вполне обоснованные и закон­ные судебные постановления вступают в известное про­тиворечие с требованиями морали. Например, не всегда будут соответствовать моральным предписаниям реше­ния об отказе в установлении отцовства в отношении лица, находившегося в близких отношениях с матерью ребенка  (без наличия условий, предусмотренных ст. 48

1              Ч е ч и н а   Н.  А.,  Экимов А.  И.  Категория  справедливости

в советском гражданском процессуальном праве. Материальное пра­

во   и   процессуальные   средства   его   защиты//Межвузовск.   тематич.

сборник. Калинин, 1981. С. 17—18.

2              Чечина Н. А„ Экимов А. И. Указ. соч. С. 19.

3              См.: Зайцев   И. М.   Устранение судебных   ошибок в граж­

данском процессе. Саратов, 1985. С. 4—5.

81

6 Заказ 5107

КоБС), об отказе во взыскании денег по договору займа на сумму свыше 50 руб. при отсутствии письменной фор­мы заключения договора, об отказе в удовлетворении исковых требований за истечением срока исковой дав­ности и др. Напротив, многократное вступление в брак и расторжение его не имеет юридического значения, од­нако может иметь отрицательную нравственную оценку1.

При осуществлении правосудия суд должен^стремить­ся к достижению не исторической, социальной, мораль­ной или еще какой-то, а правовой справедливости. За­конное и обоснованное решение, по общему правилу, яв­ляется также справедливым в моральном и социальном отношениях. В то же время в жизни порой могут встре­титься ситуации, когда базирующееся на законе, т. е. справедливое в юридическом смысле этого слова реше­ние, выглядит социально не вполне справедливым. Вот два примера из судебной практики. Сначала дадим крат­кую фабулу дел, а чуть позже их прокомментируем.

Судебная коллегия по гражданским делам Верхов­ного суда Калмыцкой АССР отказала в иске Т. к суп­ругам Э. об отобрании ребенка. Истица передала свою двухнедельную дочь ответчикам, которые ее удочерили. Коль скоро удочерение было произведено с согласия ма­тери, состоявшееся решение вышестоящим судом было признано законным.

Другой пример. С М. взыскивалось 5308 руб. в поль­зу предприятия в возмещение ущерба, причиненного пре­ступлением. В числе прочего имущества был наложен арест и на автомобиль «Москвич-408» с ручным управле­нием. В иске М. о снятии ареста с автомашины было от­казано. Поскольку автомобиль не входит в перечень ви­дов имущества граждан, на которое не может быть об­ращено взыскание по исполнительным документам, ре­шение было признано законным2.

Однако рассмотрим приведенные дела с несколько иной точки зрения. Отказывая в иске Т. к супругам Э., суд сослался,-в частности, на то, что ответчики живут в хорошей квартире, материально обеспечены. Истица же является одинокой матерью, имеет еще двоих детей, ма­териально обеспечена плохо. Ее семья живет в ветхой, не

1              См.:   Суховерхий   В. Л.   Некоторые вопросы применения

ст.  7  ГК РСФСР//С6.  аспирантских  работ   (Свердловский  юридич.

институт. Вып. 7). Свердловск, 1968, С, 204.

2              Соц. законность. 1974. № 9. С. 90.

82

приспособленной для жилья землянке. По состоянию здо­ровья истица часто не работает и воспитать (следовало бы записать точнее — «содержать») третьего ребенка не сможет. К этому нужно еще добавить, что согласие на удочерение было дано Т. ввиду стечения исключительно тяжелых личных и материальных обстоятельств. В мо­мент передачи ребенка она вынуждена была принять от Э. «подарок» в виде 100 руб. Эти деньги были потрачены ею на содержание других детей.   В скором времени Т. раскаялась в опрометчивом поступке и предъявила иск об отобрании ребенка. Отклоняя это требование, суд со­слался на согласие Т. на удочерение, а также на нера­венство социальных возможностей сторон. Последнее об­стоятельство и оказалось в конечном итоге решающим. В данном случае решение явно несправедливо в со­циальном  отношении.  Кроме того, имеются определен­ные сомнения в его законности. Так, в соответствии со ст. 4 Основ законодательства   о   браке и семье   (ст. 4 КоБС) не допускается какое бы то ни было прямое или косвенное ограничение прав, установление прямых либо косвенных  преимуществ  в семейных отношениях в  за­висимости от социального и имущественного положения граждан. На основании ст.  100 КоБС для усыновления требуется согласие родителей ребенка, не лишенных ро­дительских прав. Втоже!Время наличие такого согласия .   не носит необратимого характера. Родители вправе ото­звать данное ими согласие. Правда, данное обстоятель­ство приобретает значение правопрепятствующего юри­дического факта лишь при условии, что решение об усы­новлении еще не вынесено.

По смыслу стхт. 1, 55 КоБС споры о детях должны разрешаться судом, исходя из интересов детей. Причем эти интересы нельзя сводить исключительно к обстоя­тельствам материально-бытового плана. В частности, при разрешении настоящего дела не было учтено, что приз­навая удочерение ребенка Т. супругами Э. правомерным, суд разлучил братьев и сестер, что никак не могло соот­ветствовать интересам детей.

Приведенное дело при всей исключительности и не­повторимости его конкретных обстоятельств имеет в то же время и типичные черты. Они заключаются в том, что в современных условиях жизни нашего общества су­ществует определенная категория социально неблагопо­лучных (вариант — социально незрелых) родителей, ко­торые так или иначе отказываются от своих детей, чаще

6*            83

всего новорожденных. В отдельных случаях дела, свя­занные с отказом родителей от своих детей, в силу тех или иных обстоятельств становятся предметом судебно­го разбирательства. Так, в Волгоградском районном на­родном суде г. Москвы было рассмотрено дело по иску РОНО к супругам Б. об отобрании ребенка. Обстоятель­ства дела следующие. В семье Б., имеющей двоих несо­вершеннолетних детей, появился третий ребенок. Воспи­тать его родители были не в состоянии в силу полней­шей жилищной и материальной неустроенности. Поэто­му после рождения дочери Светланы супруги Б. отказа­лись забрать ее из роддома, а позже ребенок был поме­щен в больницу. Суд удовлетворил иск РОНО и девочка была передана на попечение органов опеки и попечите­льства для ее последующего удочерения.

На страницах «Комсомольской правды» получила ос­вещение следующая поучительная история. Когда несо­вершеннолетняя Наташа родила дочь, родные советова­ли ей оставить ребенка в роддоме, но молодая мать не согласилась. Она принесла новорожденную в 17-метро­вую комнату, где жили также мать Наташи и ее сест­ра— инвалид с детства. Через некоторое время были со­браны документы на удочерение и ребенок был передан на воспитание в другую семью. «Одумавшаяся» Наташа пыталась забрать дочь назад, а когда это не получи­лось, пробовала возбудить дело в суде. Судья отказал в принятии иска в связи с нарушением правил о подсуд­ности, а также требований, предъявляемых к содержа­нию и форме искового заявления. В конце концов конф­ликт был разрешен неюридическим путем. В связи с вме­шательством общественности ребенок был возвращен его матери. Немаловажное значение имело и то обстоя­тельство, что исполком не успел вынести решения об удо­черении. В связи с изложением конкретной истории газета правильно поставила вопрос о необходимости ока­зания большей помощи и внимания социально неблаго­получным семьям. Это могло бы «резко уменьшить ко­личество оставляемых в роддомах детей. ...Ту бы энергию, которая затрачена официальными лицами на получение отказа от ребенка, затратить вовремя на устройство ре­бенка в ясли, на постановку новой семьи на льготную очередь на жилье...»1. Такая постановка вопроса пред­ставляется нам абсолютно верной,

1 Л о с о т о Е. Последняя кукла. Особый случай//Комс. правда, 1984. 24 авг.; см.  также:   Нечаева  А.,  РызиковаЕ. И. совет,

84

Сомнение вызывает и справедливость судебного ре­шения по упомянутому выше делу М. Истец являлся инвалидом с детства и автомашина с ручным управле­нием была необходима ему в качестве специального средства передвижения. К тому же, как было установле­но в судебном заседании, машина не была приобретена на средства, добытые преступным путем. Очевидно, не­случайно то обстоятельство, что при рассмотрении дач­ного дела было вынесено несколько противоположных по содержанию судебных постановлений. Таким образом, в приведенных примерах понятия законности и справедли­вости судебного постановления оказались не вполне совпадающими. Почему это могло произойти?

По мнению Н. А. Чечиной и А. И. Экимова, неспра­ведливым является незаконное или необоснованное ре­шение. В то же время качество справедливости утрачи­вает даже законное и обоснованное судебное решение, если оно вступает в противоречие с требованиями мора­ли. Таким образом, несправедливость судебного реше­ния возможна, по мнению указанных авторов, в следую­щих четырех случаях:

Если норма, которая применяется судом, является

несправедливой.

Если судом  была избрана «не та» норма права.

Если суд не установил в необходимой степени об­

стоятельства дела.

Если юридическая норма, хотя и была избрана пра­

вильно, но неверно истолкована1.

Вряд ли можно согласиться со столь широким тол­кованием понятия «справедливость». При такой поста­новке вопроса по существу почти полностью стирается грань между понятиями законности и справедливости, обоснованности и справедливости. В частности, во вто­ром и четвертом из числа названных Н. А. Чечиной и А. И. Экимовым случаев речь идет о незаконности, а в третьем — о необоснованности судебного постановления. Для того чтобы разобраться в характере дефекта судеб­ного постановления, категория справедливости нам в данном случае не нужна. Она лишь запутывает истин-

и помощь//Сов. Россия. 1984. 19 сент.; Квижинадзе Н. Чужой ребенок//Комс. правда. 1985. 17 февр.; Овчинникова И. Де­вочки-мамы. Более миллиона детей сданы в приюты. Кто в этом виноват? Помогает ли общество тем юным матерям, кто не согла­сился отказаться от своего ребенка!//Неделя. 1989. № 27 и др. 1 См.: Чечина Н. А., Экимов А. И. Указ. соч. С.  19.

85

ную картину. Напротив, уяснить первую из числа при­веденных Н. А. Чечиной и А. И, Экимовым ситуаций без употребления термина «справедливость» невозможно. В данном случае суд был просто не в состоянии вынести справедливое решение, так как само законодательство еще не достигло соответствующего уровня. Радикальное устранение коллизии между правом и моралью в ситуа­циях такого рода, как правило, возможно лишь путем приведения закона в соответствие с моральными уста­новлениями. Но для этого, в частности, нужно убедить законодателя, что закон несправедлив, а потому он дол­жен быть изменен или отменен. Впрочем, в ряде случаев выход из положения может быть более прост. Суд или иной правоприменительный орган должен попытаться более или менее удовлетворительно разрешить возник­шую коллизию в рамках действующей правовой системы. Это можно сделать путем наиболее справедливого истол­кования данной нормы и познания ее действительного смысла в системе норм конкретной отрасли права, а также советского права в целом, учитывая, кроме того, индивидуальные особенности дела, подлежащего разре­шению.

Так, по вышеприведенному делу по иску М. одной из причин вынесения несправедливого решения об отказе М. в снятии ареста с автомашины с ручным управлением является определенное несовершенство действующего за­конодательства. Думается, что перечень видов имущест­ва граждан, на которое не может быть обращено взыс­кание (Приложение № 1 к ГПК), нуждается в дополне­нии. В частности, там следовало бы указать предметы, без которых граждане не могут обходиться в связи с состоянием их здоровья (очки, слуховые аппараты, спе­циальные средства передвижения и т. п.). В то же время представляется, что суд обязан был вынести справедли­вое решение и в рамках действующего законодательст­ва. Для этого ему было необходимо взглянуть на проб­лему несколько шире, попытаться проанализировать очень непростую ситуацию, с которой он столкнулся, с учетом основных положений советского права в целом.

Мы полагаем, что вынести законное и справедливое решение по настоящему делу нельзя было без обраще­ния к некоторым положениям действовавшей в момент рассмотрения дела Конституции СССР 1936 года, а так­же к общему смыслу советского законодательства. Так, ст. 119 Конституции провозглашала право на труд и на

86

отдых, а ст. 120 Основного Закона предусматривала пра­во граждан на материальное обеспечение в старости, р случае болезни и потери трудоспособности. Как было записано в названной норме, это право обеспечивалось широким развитием социального страхования рабочих и служащих за счет государства, бесплатной медицинской помощью трудящимся, широкой сетью курортов. И хо­тя задача охраны здоровья трудящихся не была прямо сформулирована в приведенных конституционных поло­жениях, она из них вытекала1. И, напротив, изъятие ав­томобиля с ручным управлением у лица, для которого он являлся единственно возможным средством передви­жения, в возмещение ущерба, причиненного преступле­нием, противоречит основным положениям советского права и принципу гуманизма. Ныне право граждан СССР на охрану здоровья прямо сформулировано в ст. 42 Кон­ституции СССР 1977 года. Сказанное, разумеется, не следует понимать как попытку обосновать необходимость освобождения М. от материальной ответственности за со­вершенное им преступление. Просто нужно было изы­скать иные способы возмещения причиненного им вреда в виде обращения взыскания на иное имущество, а так­же соответствующую часть пенсии и зарплаты (при ее наличии).

В ряде случаев коллизии между требованиями закон­ности и справедливости судебного решения могут быть предупреждены (либо по крайней мере смягчены), если суд будет стараться наиболее справедливо истолковать применяемые им нормы права. Данному вопросу в свое время определенное внимание уделил видный дореволю­ционный русский правовед проф. Е. В. Васьковский. Од­на из глав его работы о толковании и применении за­конов была посвящена устранению неясности в них. В частности, он указывал, что в случае, если норма явля­ется двусмысленной, т. е. неясной, нужно понимать ее в смысле, наиболее соответствующем духу действующего права. Е. В. Васьковский предлагал «из двух одинаково возможных смыслов нормы... отдавать предпочтение то­му, при котором норма представляется более справед­ливой...»2. Для иллюстрации этого положения автор при-

1              См.:  Тимофеев  В.  И.  Социалистическое  право  и здоровье

народа//Вопросы    государственного     и   административного    поава

Пермь, 1976. С. 166—167.

2              Васьковский   Е. В.   Руководство к толкованию и приме­

нению законов. Для начинающих юристов. М.,  1913. С. 96—97.

87

водил интересный пример из судебной практики. По до­говору жилищного найма наниматель обязался уплачи­вать неустойку по 10 руб. за каждый день, прожитый на квартире по истечении обусловленного договором срока. Тяжело заболев, наниматель не смог освободить кварти­ру в срок и прожил в ней лишних 25 дней, за которые хозяин дома потребовал с него 250 руб. Дело дошло до высшей судебной инстанции царской России — Сената, который пришел к выводу, что по смыслу законодатель­ства не могут быть поставлены в вину такие действия, которые явились следствием случайного, независящего от воли лица, события. «К такому же заключению, — бы­ло записано в решении Сената, — неизбежно приводит и чувство справедливости, долженствующее всегда помо­гать судам при разрешении сомнительных случаев»1.

Думается, что чувство справедливости должно помо­гать при разрешении сложных правовых вопросов и со­ветскому суду. Справедливым же в рамках закона мо­жет быть признано единственно возможное в конкрет­ном случае, наиболее оптимальное, разумное и гуманное решение. Оно может быть найдено на базе правильного установления обстоятельств дела, их верной правовой и социальной оценки и истолкования конкретной правовой нормы в системе других норм данной отрасли права, а при необходимости — и всего советского права в целом.

Несколько прекрасных образцов справедливого тол­кования закона при рассмотрении жилищных дел было приведено в «Обзоре судебной практики Верховного Су­да РСФСР по некоторым вопросам, возникшим при рас­смотрении гражданских дел в кассационном и надзор­ном порядке». Позволим себе привести из него два дела.

Статьей 38 ЖК норма жилой площади установлена в 12 кв. м на человека. Наряду с этим действует также норма, по которой предоставляются жилые помещения гражданам, нуждающимся в улучшении жилищных ус­ловий. Она определяется ч. 2 ст. 40 ЖК и п. 1 постанов­ления Совета Министров РСФСР от 9 сентября 1983 г. № 427 «Вопросы, связанные с принятием Жилищного кодекса РСФСР». Толкуя эту норму, Пленум Верховного Суда СССР в п. 1 постановления от 16 августа 1984 г. «О применении законодательства при рассмотрении су­дами споров, связанных со сносом принадлежащих гражданам домов в связи с изъятием земельных участ-

ков для общественных нужд» разъяснил следующее. В случае сноса домов, находящихся в личной собственности граждан, в связи с изъятием земельных участков для государственных или общественных нужд, указанным гражданам и членам их семей, а также другим гражда­нам, постоянно проживающим в этих домах, предостав­ляются в том же населенном пункте благоустроенные квартиры по размеру, как правило, не менее занимае­мого жилого помещения в доме, подлежащем сносу. Од­нако, если по размеру занимаемое жилое помещение меньше, чем это предусмотрено нормой, по которой в данном населенном пункте обеспечиваются жилой пло­щадью граждане, нуждающиеся в улучшении жилищных условий, квартиры предоставляются из расчета не менее этой нормы (ч. 2 ст. 40 ЖК РСФСР и соответствующие статьи ЖК других союзных республик). Если размер за­нимаемого жилого помещения превышает установленную в республике норму жилой площади (ст. 38 ЖК РСФСР и соответствующие статьи ЖК других союзных респуб­лик), квартира предоставляется исходя из указанной нормы1.

К- на праве личной собственности принадлежала 7з дома. Вместе с ним проживали жена и сын. Органи­зация обратилась в суд с иском к семье К. о выселении из дома в предоставленную им двухкомнатную кварти­ру площадью 30,6 кв. м. Истец сослался на то, что дом, в котором проживают ответчики, подлежит сносу, а до­бровольно переселиться в предоставленную им квартиру они не согласны.

Ответчики иск не признали, указав, что они зани- • мают весь дом жилой площадью 51,4 кв. м, выселение их в квартиру площадью 30,6 кв. м ухудшит их жилищные условия. Кунцевский районный народный суд г. Москвы, а также кассационная и надзорная инстанции пришли к выводу о том, что поскольку К. является собственником лишь 7з дома, что составляет 17,1 кв. м и соответствен­но на одного члена семьи приходится менее 12 кв, м, то ответчики не вправе требовать предоставления им жи­лья, исходя из нормы жилой площади— 12 кв. м на од­ного человека. В связи с этим иск о выселении был удо­влетворен.

Однако судебные инстанции не учли, что являясь соб-

* См*: Сб°Рник постановлений Пленума Верховного Суда СССР  1УоЬ. Сг. 154.

1 Васьковский  Е. В.  Указ. работа. С. 97.

89

88

ственником 7з дома, К- с семьей фактически занимает весь дом. Другие сособственники —сестры К. —в доме не прописаны и в течение многих лет там не проживают. Обе они жилой площадью обеспечены. Реального разде­ла дома не производилось. Отменяя состоявшиеся по делу судебные постановления, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР указала, что поскольку ответчики втроем занимали и пользова­лись всем домом жилой площадью 51,4 кв. м и на долю каждого из них приходилось более 12 кв. м жилой пло­щади, то в связи со сносом дома ответчикам должна быть предоставлена квартира с учетом нормы жилой площади, установленной в ст. 33 ЖК, т. е. размером не менее 36 кв. м1.

Другой пример. Советский районный народный суд г. Махачкалы удовлетворил иск прокурора о признании недействительным ордера, выданного А. на трехкомнат­ную квартиру на семью из пяти человек, и выселении. Свое требование прокурор мотивировал тем, что А. вклю­чил в состав своей семьи двоих детей от расторгнутого брака, постоянно проживающих с матерью, т. е. сообщил не соответствующие действительности сведения о коли­чественном составе семьи. Требования прокурора были удовлетворены. Отменяя решение народного суда и по­становления вышестоящих судебных инстанций, Судеб­ная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР указала следующее. Судебные органы при раз­решении настоящего дела не учли, что ст.ст. 48 и 100 ЖК применяются в том случае, когда гражданин, по­лучивший ордер, не является нуждающимся в улучше­нии жилищных условий и лишь в результате сообщения не соответствующих действительности сведений был при­знан нуждающимся в предоставлении жилого помеще­ния. В тех же случаях, когда гражданин в действитель­ности нуждался в улучшении жилищных условий, но, например, с целью получения большей по размеру квар­тиры в представляемых документах увеличил состав семьи, выданный ордер может быть признан недействи­тельным, но выселение из предоставленной по этому ор­деру квартиры должно производиться с предоставлением другого жилого помещения, на получение которого он имел право по закону2.

1              См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1989. № 9. С. 14.

2              Там же. С. 10—11.

Таким образом, в обоих приведенных выше случаях первоначально состоявшиеся по делу судебные постанов­ления как будто выглядели законными. В действитель­ности же нормы жилищного права были истолкованы судами неверно, вне их связи с другими нормами. Ис­толковав соответствующие нормы права в системе, Вер­ховный Суд РСФСР смог познать их действительный смысл, максимально точно учесть конкретные обстоя­тельства дел. Найденный в этих условиях подлинный смысл закона оказался действительно гуманным и спра­ведливым.

Судебные постановления, вынесенные с нарушением требований законности и обоснованности, в известном смысле слова могут быть охарактеризованы и в качест­ве несправедливых. Ведь любое нарушение закона в ко­нечном итоге осуждается моралью, а следовательно, чре­вато несправедливостью. В то же время дополнительная квалификация незаконных и необоснованных судебных постановлений еще и в качестве несправедливых порой объективно может способствовать смешению разных пра­вовых и социальных категорий — законности, обоснован­ности и справедливости. Напротив, категория справедли­вости крайне необходима для уточнения отдельных ха­рактеристик судебных постановлений в тех случаях, ког­да решение суда либо по существу, либо по форме соот­ветствует требованиям закона.

Если согласиться с такой постановкой вопроса, то решение должно быть признано несправедливым в сле­дующих трех случаях:

1.             Во-первых, это ситуация, когда суд  не  мог выне­

сти справедливого решения, в связи с тем, что сама нор­

ма права в той или иной части несправедлива.

Другим видом несправедливости судебного решения

следует признать ситуацию, когда в рамках закона суд

не нашел наиболее оптимального, применительно к осо­

бенностям   конкретного   случая,   варианта   разрешения

дела.

И, наконец, третьим случаем вынесения несправед­

ливого судебного решения нужно признать вариант, ког­

да оно соответствует рассчитанной на данный случай

правовой норме, однако вынесено без учета других по­

ложений отрасли права либо советского права в целом.

Остановимся на этих случаях более подробно. Начнем с

примеров из судебной практики.

В. обратилась с иском к совхозу «Юрловский» о воз-

91

мещении вреда, причиненного смертью кормильца. В ок­тябре 1975 года ее муж В -н во время работы в совхозе получил смертельную травму. На его иждивении нахо­дились жена и несовершеннолетняя дочь. Совхоз добро­вольно производил выплату разницы между долей зара­ботка мужа, приходившейся на истицу и ее дочь, и на­значенной последней пенсией. Предъявление иска было связано с тем, что по достижении дочерью истицы со­вершеннолетия совхоз прекратил выплату сумм в воз­мещение причиненного ущерба как на дочь, так и на са­му истицу. Отказывая в удовлетворении иска, Инзенский районный народный суд Ульяновской области сослался на обстоятельства дела и положения закона. Так, в соот­ветствии со ст. 460 ГК в случае смерти потерпевшего право на возмещение вреда имеют нетрудоспособные ли­ца, состоявшие на иждивении умершего или имевшие ко дню его смерти право на получение от него содержания, в том числе и женщины старше 55 лет. В решении суда было записано: «На момент смерти мужа истице было 54 года, следовательно, нетрудоспособной по возрасту она не считалась. Не являлась В. и инвалидом, в связи с чем не имеет значения тот факт, что она состояла на иждивении мужа». Кассационной инстанцией решение суда было оставлено без изменения.

Данное решение суда следует признать соответствую­щим закону и обстоятельствам дела, т. е. законным и обоснованным. Но будет ли оно справедливым? На мо­мент смерти мужа истице не хватило всего нескольких месяцев до достижения возраста, с которого женщины по действующему законодательству признаются нетру­доспособными. Поскольку соответствующие факты не входили в предмет доказывания, то из обстоятельств де­ла не видно, имелся ли у истицы какой-то трудовой стаж, владела ли она какой-либо специальностью и могла ли она работать с перспективой получения права на пен­сию. В связи с невыясненными в суде обстоятельствами, скорее всего из-за незнания закона, совхоз в течение 5 лет (1975—1980 гг.) добровольно выплачивал ей при­ходившуюся на ее содержание долю утраченного зара­ботка мужа. После того как эти выплаты были прекра­щены, 59-летняя женщина оказалась в крайне тяжелом положении и найти из него выход в рамках действующе­го законодательства не представляется возможным.

Учитывая, что подобные случаи в жизни хотя и срав­нительно редки, но возможны, в свете принципа справед-

ливости, в содержание ст. 460 ГК и соответствующих статей ГК союзных республик представлялось бы необ­ходимым внести следующее дополнение. Там следовцло бы записать, что в отдельных случаях, с учетом обстоя­тельств дела суд может возместить вред, причиненный смертью кормильца, лицам, которые не достигли соот­ветственно 55- или 60-летнего возраста.

В связя t рассмотрением гражданских дел стороны и их представители порой несут расходы по проезду к месту рассмотрения дела. В ходе рассмотрения дела или после его разрешения они ставят подчас вопрос о воз­мещении такого рода расходов. В соответствии со ст. 90 ГПК стороне, в пользу которой состоялось решение, суд присуждает с другой стороны все понесенные по делу судебные расходы. Однако ст.ст. 79, 86 ГПК не относят к судебным расходам расходы по проезду в суд сторон и их представителей. В связи с этим заявленные сторо­нами требования по возмещению вышеназванных рас­ходов судами отклоняются. Так, Ленинградский район­ный народный суд г. Москвы, рассмотрев дело по заявле­нию Т. к С. о вынесении дополнительного решения о распределении судебных расходов, часть требований удовлетворил, а просьбу Т. о возмещении расходов по проезду его представителя из г. Киева в г. Москву от­клонил. Состоявшееся дополнительное решение в ука­занной части законно и обоснованно, но вряд ли его можно признать справедливым. Однако в рамках дей­ствующего законодательства решение и не могло быть иным. Думается, что в свете принципа справедливости гражданское процессуальное законодательство нуждает­ся в соответствующих дополнениях.

Необходимо отметить, что не вполне совпадающие правовая, социальная и нравственная характеристики обстоятельств дела объективно служат в некоторых слу­чаях предпосылками к нарушению закона и разрешению спора по соображениям моральной или социальной спра­ведливости. В подобной ситуации суд пытается в сущ­ности подменить законодателя, придавая значение юри­дических фактов безразличным в правовом отношении обстоятельствам. Хотя социальная и нравственная зна­чимость их порой бывает весьма существенной, в целом такая практика вряд ли может быть оправданной. Чаще всего подобное разрешение дела бывает обусловлено стечением тяжелых личных и имущественных обстоя­тельств у гражданина—стороны в процессе. Так, не име-

93

ющая жилья М. приобрела часть дома, зная о том, что она занята квартиросъемщиком П-ло. Это помещение он снимал в течение 30 лет и в момент рассмотрения дела являлся престарелым (83 года), одиноким и больным человеком. По этим юридически безразличным обстоя­тельствам народный суд в выселении П-ло отказал. Дан­ное решение было отменено в кассационном порядке, и при новом рассмотрении дела иск был удовлетворен. В приведенном примере понятия законности и справедли­вости совпадают не вполне. Первое из состоявшихся ре­шений было справедливым с социальной и нравственной точек зрения, однако противоречило закону. Решение о выселении П-ло, напротив, законно и обоснованно. В то же время в социальном и нравственном отношениях оно вызывает возражения. Выселение без предоставления жилья больного и одинокого старика не согласуется с нормами морали. Именно по этой причине состоявшееся решение в сущности невозможно было исполнить без од­новременного проведения известных организационных мероприятий, например при условии предоставления П-ло государственного жилья, помещения его в дом пре­старелых и т. п. Понимая это обстоятельство, суд давал П-ло несколько раз отсрочку в исполнении судебного ре­шения. В конце концов П-ло скончался и конфликт меж­ду сторонами «разрешился» естественным путем.

Интерес представляет и дело особого производства по заявлению П. Последняя просила народный суд при­знать недействительной актовую запись о расторжении брака с Ш. Муж заявительницы в 1937 году был аресто­ван, а в 1940 году П. расторгла брак через органы заг­са. Позже Ш. был посмертно реабилитирован. При этом выяснилось, что он скончался в 1937 году. Обращаясь в суд, П. указала, что она намерена получить двухмесяч­ную зарплату Ш. С точки зрения закона заявление П.> вне сомнения, подлежало удовлетворению. По действу­ющему законодательству брак прекращается со смертью одного из супругов. Логическое толкование закона по­зволяет сделать вывод о том, что повторное прекраще­ние ранее прекращенного брака невозможно. Равным образом невозможно и не ружно расторжение брака с покойным. Тем не менее суд отклонил требование П. При этом он указал, что заявительница в свое время поспешила развестись со своим мужем, в суд обрати­лась, стремясь обогатиться за счет государства, и ее действия противоречат коммунистической морали. Меж-

И

ду тем вопрос о том, желала или не желала П. состоять в браке с III. в 1940 году (после его смерти), не имел ни малейшего правового значения и, следовательно, ни в коей мере не должен был влиять на исход дела1.

Порой разрешение гражданского дела на основании моральных предписаний, но вопреки нормам права бы­вает обусловлено стечением тяжелых личных и имуще­ственных обстоятельств у гражданина — стороны в про­цессе. Не имевшая своего жилья Ш-на проживала на частной квартире. Узнав, что ее тетка П., занимавшая отдельную квартиру, находится при смерти, Ш-на сроч­но уволилась с работы и переехала в Краснодар. За не­делю до смерти тетки Ш-на добилась временной пропи­ски на ее жилплощади. Исковые требования РЖУ о вы­селении Ш-ной в конечном итоге были отклонены. При этом суд руководствовался не законом, а соображения­ми социальной справедливости. В частности, в решении было записано: «Ш-на находится в тяжелом положении, так как жилой площади нигде не имеет. Очередь на по­лучение жилья в Курганинске она утратила в связи с переездом в Краснодар. На иждивении Ш-ной находятся ребенок и старуха Д., 87 лет». Между тем, в соответст­вии с законом суд должен был вынести решение о вы­селении Ш-ной как временного жильца.

По соображениям социальной справедливости порой разрешаются и дела о возмещении вреда ввиду отсут­ствия возможности возложения ответственности на его действительного причинителя. Так, душевно боль­ной В. с помощью самодельной мины произвел взрыв в салоне пассажирского автобуса, в результате чего пост­радало несколько граждан. Определением суда В. был признан невменяемым и направлен на принудительное лечение. Лиц или организаций, которые должны были бы нести ответственность за вред, причиненный его действиями (ст. 452 ГК РСФСР), не было. Не оказа­лось у В. и какого-либо имущества, на которое можно было бы обратить взыскание. В связи с указанными обстоятельствами потерпевшие предъявили иски о воз­мещении вреда к владельцу автобуса — автоколонне № 1419 г. Краснодара, а суд эти требования удовлетво­рил. Между тем, данная организация вреда потерпев-

1 См.: Резниченко И. М. О соотношении социалистического правосознания и внутреннего судейского убеждения//Ученые запис­ки Дальневосточного университета. Т. 14. Владивосток, 1968. С. 67.

95

шим не причиняла, а сама потерпела от противоправ­ных действий В.

В сложном положении порой оказываются лица, пострадавшие от преступных посягательств. Например, пытаясь задержать преступников, получил семь ноже­вых ранений Ягодкин. За проявленное мужество он по­лучил правительственную награду. Однако его иму­щественные интересы оказались совершенно незащи­щенными: он не получил больничного листа за первые 5 дней пребывания в больнице. Гражданский иск Ягодкина к преступникам был удовлетворен полностью, но взыскание возмещения причиненных убытков оста­лось в основном на бумаге. Журналист, описавший данный случай, поставил вопрос о несправедливости такого положения и необходимости изменения законо­дательства. В подобных случаях государство могло бы взять на себя выплату материального ущерба человеку, выполнившему свой гражданский долг, с последующим взысканием выплаченных сумм с виновных1, что пред­ставляется правильным с точки зрения и принципа со­циальной справедливости, и активизации общественнос­ти в борьбе с преступными проявлениями.

Удовлетворяя подобные иски, суды часто исходят из того, что реальная возможность взыскать вред с его действительного причинителя имеется не всегда. В дан­ном отношении достаточно характерно следующее дело. Рахимбаев нанес тяжкое телесное повреждение врачу исправительно-трудового учреждения Якубову, находив­шемуся при исполнении служебных обязанностей. Иск о возмещении вреда, причиненного здоровью, в разме­ре 1155 руб. 52 коп. потерпевший предъявил лишь пос­ле вступления в законную силу приговора, которым Ра­химбаев был осужден к соответствующей мере наказа­ния. Причем в качестве ответчика был указан не преступник, а учреждение, в котором Якубов исполнял должность врача. Указанный иск был удовлетворен, решение вступило в.законную силу и исполнено. После этого на основании ст. 490 ГК УзССР (ст. 456 ГК РСФСР) учреждение предъявило регрессный иск к Рахимбаеву как к лицу, по вине которого был причинен вред потерпевшему. Но ведь отвечать перед Якубовым за причиненный вред должен был сам Рахимбаев, а не

1 См.:  Говорушко. Э. Поступок или проступок?//Сов.  куль­тура. 1986. 11 марта.

96

исправительно-трудовое учреждение (ст. 88 Основ гражданского законодательства). Ясно, что неверное определение ответчика в данном случае было связано с бесперспективностью реального взыскания крупной сум­мы денег с лица, осужденного к длительному сроку ли­шения свободы.

Любопытно, что по частному вопросу (определение подсудности) дело дошло до Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР, но сомне­ний в правомерности (или, скажем точнее, в справед­ливости) возмещения вреда, причиненного Рахимбае-вым, за счет учреждения, в котором служил Якубов, не возникло1. Думается, что более правильно было бы предусмотреть такого рода ситуацию в законе, но не заставлять суды разрешать подобные гражданские дела по существу на основании норм морали.

Между тем, любые конфликты между правом и мо­ралью должны конечно же разрешаться в пользу права. В то же время в ряде случаев суды пытаются в какой-то мере сгладить противоречия между правом и нравственностью, в частности, стараясь найти дополни­тельные меры для наказания порока либо пытаясь отыскать какие-то нестандартные, в том числе органи­зационного характера решения, чтобы помочь попавше­му в беду человеку. Так, Кемеровским областным судом был рассмотрен иск Суворовой в спецбюро горкомхоза о взыскании 131 руб. Названная сумма была внесена истицей в кассу ответчика в качестве оплаты стоимости ритуальных услуг (рытье могилы, оплата оркестра и др.). Сверх того смотритель кладбища Воробьева пот­ребовала передать ей 20 руб. Нужной суммы у Суворо­вой с собой не оказалось и она обещала отдать деньги позже. Поскольку Суворова задержала «исполнение обязательства» на несколько часов, то Воробьева при­казала закопать могилу. Глубокой ночью, без надлежа­щих почестей, наспех, брат истицы был все-таки похо­ронен.

С правовой точки зрения заявленные Суворовой тре­бования были бесспорными. Однако мог ли суд, взыскав соответствующую сумму со спецбюро, с удовлетворе­нием констатировать, что справедливость восторжест­вовала? Очевидно, нет. Поэтому суд постарался изыс­кать возможности для  наказания  порока   (указ, уста-

1 Бюллетень Верховного Суда СССР.  1984. № 4. С. 28.

7 Заказ 5107          -               97

навливающий уголовную ответственность за поборы, в тот момент еще не был принят). Действуя в определен­ной степени вразрез с процессуальным законом, суд утвердил «мировое соглашение», по которому третье лицо, не заявляющее самостоятельных требований на предмет спора, на стороне ответчика Воробьева «доб­ровольно» согласилось уплатить деньги в пользу исти­цы. Кроме того, для более полной реализации требова­ния справедливости член суда, принимавший участие в рассмотрении дела, направил письмо в «Литературную газету», которое и было опубликовано с надлежащими комментариями1. В настоящее время, в связи с установ­лением уголовной ответственности за поборы с населе­ния появились дополнительные правовые возможности для более полного претворения в жизнь в соответствую­щих случаях требований справедливости. Однако и вне­сение дополнений в УК союзных республик2 не снимает полностью проблемы несоответствия между понятиями законности и справедливости при разрешении дел, в которых идет речь не только о возмещении имуществен­ного вреда, но и о понесенных потерпевшим моральных страданиях. В связи с этим в литературе давно уже об­суждается вопрос о том, не следует ли предусмотреть в законе определенную денежную компенсацию мораль­ного вреда?3 Проблема эта достаточно сложна, но ду­мается, что настало время решить ее положительно. Представляется, что определенные предпосылки для постановки вопроса о возмещении морального вреда имеются уже в действующем законодательстве. Ведь на основании ст. 57 Конституции СССР советские гражда­не имеют право на судебнуку защиту от посягательств не только на их имущество, но и на честь и достоинство, жизнь и здоровье, на личную свободу. А в соответствии со ст. 88 Основ гражданского законодательства (ст. 444

1              См.:   Ваксберг  А. Есть ли цена у горя? Заметки на полях

письма//Лит. газ. 1982. 17 февр.

2              В частности, Указом  Президиума Верховного Совета РСФСР

от  21   сентября  1981   г.  была введена дополнительная статья   1562

«Получение  незаконного  вознаграждения  от  граждан  за  выполне­

ние работ, связанных с обслуживанием населениям/Ведомости Вер­

ховного Совета РСФСР. 1981. №38. Ст. 1304.

-■ :аХм. например: My р а дьян Э. М. Конституция СССР и пра­во да. защиту'; в гражданском еудопроизводствеУ/Проблемы совер­шенствования советского законодательства (Труды ВНИИСЗ. Вып. 22) ,М., 1981. С. 94—101,

ГК) подлежит возмещению в полном объеме не только вред, причиненный имуществу гражданина, но и его личности.

Одной из социально острых категорий гражданских дел традиционно являются споры, связанные с правом граждан на жилье. При их рассмотрении не так уж редко бывает так, что, действуя в точном соответствии с законом, суд вынужден выносить решение о выселе­нии, которое не вполне согласуется с нормами морали. Поэтому в отдельных случаях такого рода суды пытают­ся принять определенные меры по улучшению социаль­но-бытовых условий участников процесса. Правда, воз­можности суда в этом отношении достаточно ограничен­ны. Подобная деятельность требует много сил и времени. Кроме того, она лежит за пределами задач гражданско­го судопроизводства, за исключением задачи воспитания граждан в духе уважения правил социалистического общежития. Однако, руководствуясь нормами морали и соображениями справедливости, суды порой вынуждена принимать меры для разрешения каких-то нестандарт­ных ситуаций. Например, после завершения рассмотре­ния одного сложного и социально острого жилищного спора в Богородский горисполком Горьковской области было направлено письмо за подписью заместителя председателя Верховного Суда РСФСР. В нем содержа­лась просьба об улучшении жилищных условий семье ответчицы Ходалевой, в отношении которой было выне­сено решение о выселении. В связи с указанным хода­тайством семья была поставлена на очередь на получе­ние жилья1.

Нестандартный выход из положения суд при содейст­

вии общественности постарался найти и при рассмотре­

нии спора о разделе наследственного имущества между

инвалидом Отечественной войны Г. и его дочерью. Пос­

ле смерти жены Г. осталась небольшое наследство, зак­

лючающееся главным образом в паенакоплении в ЖС1(.

Половина паенакопления была завещана их взрослой

дочери. Последняя обратилась с иском в суд,            ;

Требования истицы, полностью основанные на зако­не, существенно расходились с моральными установле­ниями. В кооперативной квартире, ;чаеть паенакопления по которой истребовллась истицей, проживали инвалид

1 См.:   Плеханов   Б.   Обида//Лит.   газ.   1982.   25   авг.     'J

7*            ~99

I группы Громов и его вторая жена, занятая уходом за парализованным мужем и по указанной причине не ра­ботавшая. Удовлетворив иск, суд вынужден был бы обратить взыскание на скромную пенсию должника. После вмешательства общественности компетентными органами было принято решение о предоставлении семье Г. государственного жилья. Истолковав эту ситуа­цию как препятствие для рассмотрения данного дела до разрешения другого дела, рассматриваемого в адми­нистративном порядке (п. 4 ст. 214 ГПК), суд приоста­новил производство по делу. Несколько позже один из райисполкомов г. Омска выделил гр-ну Громову одно­комнатную благоустроенную квартиру1.

Одной из сфер жизни нашего общества, где пробле­мы законности и справедливости стоят порой достаточ­но остро, является сфера отправления гражданами ре­лигиозных обрядов. В значительной степени этому спо­собствует устаревшее законодательство, регулирующее отношения в данной области, а также насаждавшиеся в течение 70 лет в государстве и обществе неверные пра­вовые и нравственные установки по вопросу об отноше­нии к религии. Достаточно сказать, что основным нор­мативным актом в названной сфере до сих пор является постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» в редакции Указа Президиума Верхов­ного Совета РСФСР от 23 июня 1975 г., в соответствии с которым религиозные объединения не наделены даже правами юридического лица2. Указанный нормативный акт не всегда эффективно способен защитить интересы верующих. В частности, нередкими являются случаи, когда законные просьбы верующих игнорируются: по­долгу лежат без движения заявления о регистрации ре­лигиозных обществ, устраиваются проволочки с разре­шением строительства и ремонта молитвенных зданий, в местной печати появляются материалы, оскорбляющие чувства верующих, и т. п. Правда, в последнее время отношение к религии государства и общества начинает меняться. Однако и сегодня в этой сфере слышны дале­кие отголоски прошлого. Почему, например, без разре-

1              См.: Борин   А.   Безнадежное   дело//Лит. газ. 1979.  12 дек.;

Литвинчеэ   И.   Безнадежное   дело   (Официальный   ответ)//Лит.

газ. 1980. 12 марта.

2              См.:  Ведомости   Верховного    Совета   РСФСР.    1975.    № 27.

Ст. 572.

100

шения райисполкома нельзя провеете членское собрание верующих, совершить обряд в их квартирах и домах и т. п.?1.

В последнее время значительно облегчена регистра­ция новых религиозных обществ. Только православных общин в 1988 году было зарегистрировано более 800. В ряде случаев церкви возвращается ^>анее отобранное у нее имущество — здания церквей и монастырей, различ­ные религиозные святыни и предметы культа. Но в ка­ком ужасающем состоянии зачастую возвращается за­конному владельцу его собственность! Вопрос же о том, кто и за чей счет будет приводить все это в порядок, в восторженных сообщениях печати и иных средствах массовой информации обходится стороной2.

В последнее время верующим стали меньше чинить препятствий и при строительстве культовых сооружений. Однако в каждом конкретном случае вопрос о строи­тельстве молитвенного здания должен решаться не ина­че, как с разрешения ряда достаточно высоких инстан­ций, включая Совет по делам религий при Совете Министров СССР. Вероятно, этот порядок целесообраз­но упростить.

На страницах печати относительно часто стали появляться материалы, рассказывающие об ущемлении прав верующих в самых различных областях жизни. В отношении них существует негласный запрет на целый ряд профессий, причем порой с работы могли уволить не только за религиозные убеждения3, но даже за обще­ние с верующими4. Верующего могли не представить к заслуженной трудовой награде5. Неединичными были случаи исключения из учебных заведений за религиоз­ные убеждения. До настоящего времени под благовид­ными предлогами ограничивается деятельность право­славных монастырей.   Прибывающим   для   посвящения

1              См.:  Осипов   О.   Каким быть Закону   о свободе   совести?//

Сов. юстиция. 1988. № 17. С. 14.

2              См., например: Данилов монастырь: накануне//Вечерн. Москва.

1988.   14  мая;   Святыни  Киевско-Печерской  переданы  церкви/Изве­

стия.  1988. 9 июня; Пушкарь А. Новый век Оптиной Пустыни//

Известия. 1988. 10 июня и др.

3              См., например:   Андреев   А.   Дело   в том,   что    я   верую­

щий...//Известия. 1989. 9 марта.

4              См. например: Кондратов   Э. Веришь-не веришь//Известия.

1988. 30 авг.

5              См., например:  Макаревич  И. Не положено?..//Труд. 1989.

26 марта.

101

себя монашеству просто-напросто отказывают в прописке в монастыре1. Нередко создаются всяческие препятствия к отправлению религиозных обрядов как при жизни, так и после смерти верующего2. В отдельных из перечислен­ных случаев ущемления прав верующих устраняются путем обращения верующих к компетентным админист­ративным органам либо в результате вмешательства об­щественности. Кстати сказать, значительная часть пере­численных конфликтов в настоящее время подведомст­венна и судам, особенно в связи со вступлением в дейст­вие с 1 июля 1990 г. Закона СССР от 2 ноября 1989 г. «О порядке обжалования в суд неправомерных действий органов государственного управления и должностных лиц, ущемляющих права граждан».

Отношение к религии сторон и иных участников гражданского процесса выявляется, как правило, срав­нительно редко. Однако в отдельных случаях, в частнос­ти при рассмотрении споров о праве на воспитание де­тей, о возмещении вреда, причиненного смертью и неко­торых других, данная проблема порой обсуждается в судебном заседании и находит отражение в судебном решении. Причем религиозность стороны всегда расце­нивается судом в качестве негативного обстоятельства, что по существу находится в грубом противоречии с положениями ст. 52 Конституции СССР, гарантирующей гражданам свободу совести. Не всегда это соответст­вует и иному действующему законодательству, а также принципу справедливости.

Так, в определении Судебной коллегии по гражданс­ким делам Верховного суда Коми АССР по делу супру­гов Д. о расторжении брака и передаче детей на воспи­тание было записано, что суд 1-й инстанции пришел к обоснованному выводу о том, что ответчица не сможет дать сыновьям правильного воспитания в силу ее рели­гиозного мировоззрения. «Ссылка ответчицы в жалобе на то, что она выполняла свои материнские обязаннос­ти, а потому суд неправильно лишил ее сына, неоснова­тельна. Тот факт, что Д. добросовестно выполняла свои материнские обязанности, ухаживала за детьми и забог тилась о них, по делу не оспаривается. Однако воспитан

1              См., например: Новое мышление и свобода совести//Лит. газ.

1988. 18 мая.

2              См., например:   Осипов   О. Указ. -статья....  С.  15,  19;    К а-

найло  М.   Похороны  с  компроматом//Йзвестия.'  1989.  3  мая.   ■ ■.:

102

ние ребенка складывается не только из ухода и заботы о нем. Огромное значение имеет воспитание обществен­ного сознания будущего гражданина, чего ответчица сделать не сможет».

В Октябрьском районном народном суде г. Красно­дара рассматривалось дело по иску Ш. к 3. о взыскании расходов, понесенных истицей на похороны сына, убито­го ответчиком. Среди прочих расходов Ш. требовала взыскать и стоимость креста, установленного ею на мо­гиле покойного. Удовлетворив иск в основной его части, народный суд во взыскании данных расходов отказал. В решении было записано, что такие расходы «не вызы­вались необходимостью» и «связаны с пережитками прошлого». В этой части решение суда ущемляло рели­гиозные чувства истицы и являлось несправедливым. Противоречило оно и закону, поскольку ст. 52 Консти­туции предоставляет гражданам СССР право отправ­лять религиозные культы и соответственно в тех или иных формах реализовывать свои религиозные потреб­ности при условии, что их отправление не затрагивает интересов государства или общества. Кроме того, в соответствии со ст. 88 Основ гражданского законода­тельства (ст. 444 ГК) вред, причиненный личности или имуществу гражданина, подлежит возмещению в пол­ном объеме лицом, причинившим вред. Расходы, связан­ные с установкой какого-либо памятника, знака или как в данном случае — креста на могиле, если они понесены в разумных пределах, нельзя было расценить как рас­ходы, «не вызывавшиеся необходимостью».

Вопрос о возможности возмещения расходов на отправление религиозных обрядов, а также некоторых иных потребностей морального плана, несение которых было обусловлено смертью гражданина, был поставлен в одном из Обзоров судебной практики, подготовленном Верховным Судом РСФСР. В частности, здесь содер­жится следующее столь же лаконичное, как и категори­ческое разъяснение: «Расходы на отправление религиоз­ных обрядов, поминок, не возмещаются»1.

С нашей точки зрения, данное разъяснение Отдела обобщения судебной практики Верховного Суда РСФСР достаточно спорно. Оно основано на совершенно непра­вильных и, строго говоря, противоречащих закону представлениях о  несовместимости  религиозных убеж-

См.:  Бюллетень  Верховного  Суда  РСФСР.   1982. № 8. С. 7,

№

дений и нравственности советского общества, сформули­рованной в пресловутом «Моральном кодексе строите­ля коммунизма». Думается, что в современный период настала пора навсегда положить конец подозрительно­му, недоброжелательному отношению к верующим и их религиозным потребностям, в том числе и при рассмот­рении судами гражданских дел.

Отправление религиозных обрядов, связанных с кон­чиной верующего человека, является моральным долгом его близких — как верующих, так и неверующих. А как быть, например, в том случае, если религиозные обряды были совершены во исполнение соответствующим обра­зом выраженной последней воли покойного? Можно ли совершение такого рода обрядов расценить как без­нравственность, а понесенные при этом расходы не под­лежащими возмещению? Вывод, нам кажется, должен быть ясным. Отрицательные ответы на поставленные вопросы полностью будут соответствовать не только принципу справедливости, но и смыслу конституционно­го и гражданского законодательства. И, напротив, разъяснение, данное в данном случае Отделом обобще­ния судебной практики Верховного Суда РСФСР, как совершенно немотивированное и противоречащее дейст­вующему законодательству, судебной практикой во вни­мание приниматься не должно. В конце концов, отказы­вая в удовлетворении иска о взыскании расходов по отправлению религиозных обрядов по соответствующей категории дел, суд не сможет сослаться в качестве пра­вовой базы для такого решения вопроса на обзор Вер­ховного Суда РСФСР. Закона же, который бы давал основания для такого разрешения дела, не существует.

Сомнение вызывает и разъяснение Верховного Суда РСФСР, в соответствии с которым без каких-либо ого­ворок запрещается возмещение расходов, связанных с поминками. Судя по контексту обзора судебной практи­ки, и, в частности, исходя из того, что слово «поминки» поставлено вслед за выражением «религиозные обряды» и отделено от него запятой, Верховный Суд РСФСР усматривает религиозную подоплеку поминок и в значи­тельной степени приравнивает поминки к религиозному обряду. Действительно, нет необходимости спорить с религиозным, языческим по своему характеру проис­хождением обряда поминок. Однако в наши дни поми­нальный обед по существу превратился в неотъемлемую часть гражданского обряда похорон и в подавляющем

большинстве случаев не связан с религиозными обряда­ми и религиозным мировоззрением.

Следует признать, что поминки по покойным доста­точно широко распространены в повседневной действи­тельности. Так, по свидетельству автора публикации, посвященной трагической гибели начальника Академии МВД СССР генерал-лейтенанта С. М. Крылова, затрав­ленного зятем Л. И. Брежнева —Чурбановым и его приспешниками, в день похорон в г. Москве состоялись «десятки поминок» по покойному1. В отдельных случаях поминки по поводу гибели людей в тех или иных тра­гических обстоятельствах приобретают настолько мас­совый характер, что по существу превращаются в фак­тор общественно-политического значения. Например, на проходивших в марте 1989 года первых выборах народ­ных депутатов СССР работа избирательных участков в г. Ереване была продлена на два часа. Несмотря на это, в выборах приняли участие лишь 53% избирателей. Как засвидетельствовал корреспондент газеты «Извес­тия», в значительной степени это было связано с тем, что по поводу годовщины землетрясения в Армении и гибели их близких «многие ереванцы отправились в минувшее воскресенье (26 марта 1989 г. — А. Б.) в Ле-нинакан, Спитак, Степанаван и другие города и районы зоны бедствия. Отправились на поминки»2.

А кто может подсчитать, сколько импровизирован­ных поминок состоялось в г. Москве и в стране в целом в день похорон академика А. Д. Сахарова?

С учетом сложившейся судебной практики, поддер­живаемой не только Верховным Судом РСФСР, но и Верховным Судом СССР, требования о возмещении расходов по поминкам сравнительно редко заявляются по делам о возмещении вреда, причиненного смертью потерпевшего, но все-таки они встречаются. Так, Князев военным трибуналом был признан виновным в наруше­нии правил вождения транспортной машины, повлекшем гибель двух людей и другие тяжкие последствия, и приговорен к соответствующей мере наказания. Однов­ременно было разрешено несколько гражданских исков, в том числе иск гр-ки Оганесян о возмещении расходов

1 См.:   Адамов   А.   История     одного     самоубийст.ва//Огонек. 1988. № 25. С. 27.

2Баблумян   С.   Утверждение    демократии//Известия.     1989. 28 марта.

105

на похороны ее сына Алексаняна. В числе прочих рас­ходов истица просила возместить ей и расходы, связан* ные с поминками. Рассматривая дело в кассационном порядке, Военная коллегия Верховного Суда СССР, в частности, указала следующее: «Правильно разрешен судом и иск гр-ки Оганесян к воинской части о возме­щении расходов на похороны ее сына Алексаняна. Суд обоснованно пришел к выводу, что этот иск подлежит удовлетворению лишь частично, в сумме 831 руб. Расхо­ды на поминки с употреблением спиртных напитков, как не являющиеся необходимыми, правильно отнесены су­дом к числу не подлежащих возмещению»1.

В связи с изложенным соображением Военной кол­легии Верховного Суда СССР возникает несколько воп­росов. Остался ли бы неизменным вывод Коллегии в си­туации, когда спиртные напитки на поминках бы не употреблялись либо вопрос об их взыскании не ставил­ся? Возможно ли в реальных условиях жизни в нашей стране, если речь не идет о похоронах человека, не имеющего близких либо живущего за чертой бедности, соблюдение соответствующего ритуала без поминок? И возможны ли поминки без минимального, зачастую чис­то символического употребления алкоголя? И, наконец, каким образом прощаются со своими близкими военные судьи, в том числе члены Военной коллегии Верховного Суда СССР?

Таким образом, безапелляционные выводы Отдела обобщения судебной практики Верховного Суда РСФСР и Военной коллегии Верховного Суда СССР о необхо­димости отнесения расходов по поминкам к числу «не подлежащих возмещению» являются достаточно спорны­ми. Кроме всего прочего, они по существу не мотивиро­ваны, если не считать упоминания об употреблении на поминках по покойному Алексаняну спиртных напитков. Но намек на пьянство, необходимость борьбы с ним и т. д. в условиях поминок, тем более в армянской семье, звучит по меньшей мере легкомысленно, чтобы не ска­зать кощунственно. Он основан на огульном недоверии и подозрительности к людям, а также ориентирует суды на необходимость участия в столь же шумных, сколь и бесплодных кампаниях борьбы  с  пьянством  и  алкогог

1 Сборник постановлений Пленума и определений Судебной кол­

легии по гражданским делам Верховного Суда СССР (1962 —

1978 гг.). М., 1980. С. 182.   :

-106

лизмом. Думается, что требование о возмещении вреда, причиненного смертью гражданина, включающее в себя расходы по поминкам, как части гражданского обряда похорон, основано на четких указаниях закона. В соот­ветствии со ст. 88 Основ гражданского законодательства вред, причиненный личности или имуществу граждани­на, а также вред, причиненный организации, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред. В этом смысле безусловно подлежит возмещению подтвержденная соответствующими доказательствами безалкогольная часть расходов по поминкам. Мы пола­гаем также, что будет соответствовать закону и нормам морали и решение суда о возмещении минимальных расходов и по приобретению спиртных напитков. И, напротив, решение суда об отказе во взыскании расхо­дов по поминкам будет незаконным и несправедливым. Проблема соотношения понятий законности и спра­ведливости является достаточно актуальной и по ряду других категорий дел. Взять, например, дела о праве на воспитание ребенка. В соответствии со ст. 54 КоБС отец и мать имеют равные права и обязанности в отно­шении своих детей. Родители пользуются равными пра­вами и несут равные обязанности в отношении своих детей и в случаях, когда брак расторгнут. На основании ст. 55 КоБС, если родители вследствие расторжения брака или по другим причинам не проживают совмест­но, то от их согласия зависит, при ком должны прожи­вать несовершеннолетние дети. При отсутствии согла­сия между родителями спор разрешается судом, исходя из интересов детей. Но кто и каким образом определяет эти интересы? По каждому спору о праве на воспитание детей суд, действуя в соответствии со ст. 42 ГПК, истре­бует заключение органов опеки и попечительства. Прак­тически оно готовится инспектором районного (городс­кого) отдела народного образования. Вполне естествен­но, что понятие «интересы ребенка» толкуется каждым инспектором, выполняющим обязанности по охране и защите интересов детей, в меру своего разумения. А разумение это, как считает автор одной из публикаций в «Литературной газете», «далеко не всегда безупречно». И далее: «Инспектор должен провести обследование условий жизни ребенка. Он побывает в семье один раз и — пожалуйста! — ... Ребенок имеет отдельную (кроват­ку, у него много игрушек; он чист, упитан, хорошо ухо­жен». И все. Такие акты-близнецы попадались чуть лм

107

не в каждом районе, хотя формализм при решении воп­роса о том, кто будет воспитывать ребенка, уж совер­шенно неуместен. ...

Как правило, ...инспектор, убедившись, что ребенок одет-обут, пишет: «...должен остаться у матери». А по­чему, собственно говоря? Какие у инспекторов основа­ния не доверять папам? ...Тщательное изучение личнос­ти родителя, претендующего на преимущественное право воспитания ребенка, стремление понять, чем ды­шит человек, — вот единственный путь для верного ре­шения ребячьей судьбы». Автор приходит к выводу о том, что только многократные и неспешные встречи инспектора со спорящими сторонами и ребенком, полу­чение необходимой и объективной информации из шко­лы, детского сада, поликлиники, иного детского учреж­дения, глубокий и вдумчивый анализ конкретной житей­ской ситуации со всеми ее нюансами и особенностями — единственно возможные пути к даче объективного зак­лючения, а затем и вынесению законного и обоснован­ного судебного рещения1.

Эту же тему развивает и известный журналист О. Чайковская: «...закон предоставляет родителям рав­ные права...А обычай считает по-другому. Он полагает, что у матери по отношению к детям есть какие-то осо­бые, преимущественные права — могучий обычай, пото­му что он владеет умами. А между тем он не только противоречит закону, этот обычай, он сильно отстал от жизни. Просто устарел». Автор указывает, что в жизни могут быть самые разные ситуации, а поэтому «ничего лучше закона, предоставляющего родителям равные права, выдумывать не нужно. Закон хорошо. Между тем на практике его так часто нарушают в пользу женщины, что в иных головах его словно бы и вовсе нет»2.

На законное и справедливое разрешение споров о праве на воспитание детей ориентирует постановление Пленума Верховного Суда СССР от 7 декабря 1979 г. «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей». В п. 3 постановления сказано следующее: «При разреше­нии споров между раздельно проживающими родителя-.

ми о том, с кем из них и кто из детей останется прожи* вать, суд, исходя из установленного ст. 18 Основ зако­нодательства Союза ССР и союзных республик о браке и семье равенства прав и обязанностей отца и матери, должен вынести решение, которое соответствовало бы интересам несовершеннолетних. При этом суд учитыва­ет, кто из родителей проявляет большую заботу и вни­мание к детям, их возраст и привязанность к каждому из родителей, личные качества родителей, возможность создания надлежащих условий для воспитания, имея в виду, что само по себе преимущество в материально-бы­товом положении одного из родителей не является опре­деляющим условием для передачи ему детей.

Суд мажет принять во внимание и желание ребенка, достигшего 10 лет (если иное не предусмотрено законо­дательством союзной республики), проживать с одним из родителей»1.

Кажется все ясно и точнее разъяснить закон уже почти невозможно. Тщательное исследование обстоя­тельств дела, точное применение закона и разъясняю­щего его постановления Пленума Верховного Суда СССР казалось бы должно обеспечить в подавляющем боль­шинстве случаев вынесение законных, обоснованных и справедливых решений. К сожалению, дело обстоит не совсем так.

В комментарии к ст. 56 КоБС А. И. Пергамент от­мечает: «Судебная практика показывает, что в большин­стве случаев дела решаются в пользу матерей, однако эти решения основываются на том, что мать сумеет луч­ше обеспечить необходимые условия для воспитания ре­бенка, а не на преимущественном праве матери»2. Вот он—-слепой обычай, который в данном случае форму­лирует весьма квалифицированный юрист. А, собствен­но говоря, что здесь понимается под «необходимыми ус­ловиями для воспитания ребенка»? Не смешиваются ли здесь разные вещи — воспитание и, скажем, уход, пита­ние и прочее? Наверное, в большинстве случаев мать лучше обеспечит уход за маленьким ребенком. Что же касается воспитания в собственном смысле слова, то «феминизированное воспитание», в особенности если это

1              См.:  Климова   А. Свидание   по закону//Лит. газ.   1979. 27

июня; она же: Мама с папой развелись//Лит. газ.  1979, 13 июня.

2              Чайковская   О.   Только    больно.    Больше   ничего...//Лит.

газ. 1977. 10 авг.

108

1              Сборник    постановлений   Пленума   Верховного   Суда   СССР.

1924—1986. С. 258.

2              Комментарий к Кодексу о браке и семье РСФСР. М., 1982.

С. 108.

109

касается.мальчиков, в очень многих случаях ни к чему хорошему привести не может. При этом нельзя сбрасы­вать со счетов и то обстоятельство1, что в подавляющем большинстве случаев вопрос, с кем оставаться детям, ре­шается заинтересованными лицами без суда. И уж если дело поступает в суд, то значит у отца (а в суд по этим делам чаще всего обращается именно он) есть какие-то веские аргументы для отстаивания заявленного им тре­бования. Нередко в подобных случаях речь идет о так называемых «кормящих отцах», которые бывают привя­заны к своим детям не менее страстно, нежели матери. И решать такого рода споры нужно очень беспристраст­но и взвешенно, без какой-либо оглядки на «сложившую­ся практику». Между тем, в жизни так бывает далеко уе всегда.

Вот, например, один по многим параметрам доста­точно типичный спор о праве на воспитание ребенка, ко­торый из залов судебного заседания был перенесен на страницы газеты «Правда». Во имя «новой любви» мать li-летнего Мити Дружинина ушла из семьи к новому избраннику, добившись вынесения решения о расторже­нии брака, взыскании алиментов и передаче ребенка. Й все это при том, что сын остался с отцом и его родст­венниками и четко определил свое желание поступить именно таким образом. Не неся расходов на содержание сына, истица ухитрилась некоторое время реально полу­чать алименты, пока против "этого не взбунтовался отец ребенка. Автор статьи В. Ткаченко правильно ставит вопрос о несправедливо пренебрежительном отношении судов к мнению детей в возрасте свыше 10 лет при вы­несении «судьбоносных» для них решений. К этому нуж­но добавить, что ребенок в основном был выращен от­цом, поскольку мать сначала училась, а затем работала следователем милиции и по характеру занятий не мог­ла уделять сыну достаточно внимания. Все это, а также «редкая самоотдача и самоотверженность Дружинина-отца, его преданность сыну и ответная сыновняя лю­бовь» остались за пределами судебного разбиратель­ства и судебного решения.

Для разрешения спора по существу суду оказалась достаточно следующих не вполне соответствующих в данном случае действительности «штампов»: «Мать ни­чем не опорочена. Ребенок 11 лет нуждается в материн­ской заботе и ласке». Трудно не разделить пафоса ав­тора статьи: «Позволительно...спросить у судей: в инте-

Ш

ресах ли мальчика принято ими решение? И достаточно ли глубоко проникает судейская мысль в душу малень­кого человека, почти подростка, пережившего трагедию обманутого доверия? Кто лучше самого его решит, с кем рядом вступать ему в отрочество и кому из родителей нужнее сейчас его сыновнее участие и сострадание... Дет­ство надо уважать и тогда меньше будет поверхностных судейских решений-трафаретов и поубавится трудных ребячьих судеб, искалеченных безотцовщиной и ранним разочарованием в родительском престиже...»1

Законность и справедливость приведенного выше ре­шения вызывает большие сомнения. Кроме всего проче­го, строго говоря, оно является практически неисполни­мым.

По данным доктора юридических наук Г. И. Литви­новой, при разводе в девяти случаях из десяти дети остаются с матерью. Правда, здесь, очевидно, имеется в виду разрешение этого вопроса как судом, так и без суда. Суд чаще всего встает на сторону матери из-за «стереотипа судейского мышления». Не нужно также забывать, что при таком разрешении спора ей «остает­ся не только ребенок, но и квартира, и многое другое... Иногда это справедливо, иногда — нет, но суд чаще все­го встает на сторону матери»2.

Разумеется, безоговорочное вынесение решения в пользу одного из родителей всегда чревато ущемлением интересов другого, а главное — самого ребенка. К этому нужно добавить жесткость формулировок и отсутствие элементов компромисса в судебных решениях по данной категории дел. Между тем во многих зарубежных стра­нах, оставляя ребенка одному из родителей, суд оговари­вает право другого воспитывать ребенка в дни школьных каникул, в воскресные и праздничные дни. Столь гибкое разрешение спора в первую очередь соответствует инте­ресам самого ребенка. Это тем более необходимо, что с течением времени и сам ребенок, и его родители ме­няются, не остаются неизменными и отношения между ними. И казалось бы, раз и навсегда определенная судьба ребенка требует порой кардинального пересмот­ра в его же интересах. В данном отношении значитель-

1              Ткаченко   В.   Мальчик,   подожди     в   коридоре... //Правду.

1989. 15 мая.         -

2              Б о с с а р т  А;  Сберечь   священный   дар//Сов.   Россия.     1986.

25 мая.   ^

111

ный интерес представляет дело по иску П-ой к П-ву о передаче сына на воспитание, рассмотренное Бабуш-кинским районным народным судом г. Москвы. При расторжении брака между сторонами сын Владимир остался с матерью. Через несколько лет, когда до со­вершеннолетия Владимира оставалось 4 месяца, П-ва обратилась в суд с требованием о передаче сына на воспитание отцу. Истица пояснила, что в связи с состоя­нием здоровья и материальным положением она сына воспитывать не в состоянии. У нее заболевание сердца, маленькая зарплата (90 руб.) и на иждивении преста­релая мать. Кроме того, сын в настоящее время выходит из-под ее влияния. Ответчик П-в в судебное заседание не явился, представил письменное согласие с иском. Строго говоря, спора между сторонами не было и необ­ходимость его разрешения через суд, по-видимому, была определена позицией новой жены ответчика. В решении суда было записано: «П-ва Владимира передать на вос­питание отца П-ва Владимира Васильевича, определив его проживание совместно с отцом». Это решение не бы­ло обжаловано и вступило в законную силу.

Судебная практика по спорам о праве на воспитание детей требует, с нашей точки зрения, кардинального пересмотра с тем, чтобы решения судов в большей сте­пени соответствовали требованиям законности и спра­ведливости. В брачно-семейном законодательстве, ру­ководящих разъяснениях Пленумов Верховного Суда СССР и союзных республик следовало бы конкретизи­ровать, в чем именно выражается равенство прав и обязанностей родителей в отношении своих детей. Исхо­дя из зарубежного опыта и судебной практики в соот­ветствующих случаях следовало бы предоставить право родителю, которому ребенок не передан на постоянное проживание, брать его на период школьных каникул, праздничных и выходных дней.

Судебные решения не только по этой, но и по любой категории брачно-семейных и вообще гражданских дел в большей степени должны носить творческий характер, что во многих случаях способствовало бы большему соответствию их требованиям справедливости. Так, в печати приводилось решение судьи из г. Буффало (США) по делу о разделе общей совместной собствен­ности супругов. Обе стороны претендовали на получение автомобиля дорогой марки, В такой ситуации за женой было признано право пользования автомобилем с янва-

112

I

ря по июнь, а за мужем — с июля по декабрь1. Очевид­но, это решение было вынесено с учетом обстоятельств конкретного дела. Подобные обстоятельства могут встречаться и по делам, разрешаемым в советских су­дах. Если же учесть ситуацию, сложившуюся с автомо­билями в нашей стране, то решения такого рода не так уж редко могут быть признаны единственно законными, обоснованными и справедливыми.

Порой в силу взаимодействия различных причин, не последнее место среди которых занимают не всегда дос­таточно высокая квалификация судей, перегруженность делами и соответственно спешка при их разрешении, наличие различного рода местных влияний и давлений и т. д., справедливое разрешение гражданских дел тре­бует многомесячного, а то и многолетнего судебного марафона. Достаточно типичным в этом отношении является дело по иску Брянского завода «Литий» к Ш. о выселении. Обстоятельства дела следующие.

В 1976 году завод в связи с трудовыми отношениями предоставил гр-ке Д. и ее мужу С. однокомнатную квар­тиру площадью 16,7 кв. м. Летом 1980 года племянница С. — Ш., отработавшая три года по распределению пос­ле окончания Брянского педагогического института, вернулась в г. Брянск. В студенческие годы она прожи­вала в двухкомнатной квартире своих родителей пло­щадью 27,5 кв. м, в которой жили также ее брат и престарелая больная бабушка. Однако после длительно­го отсутствия и в связи с ухудшением состояния здо­ровья бабушки проживание Ш. в этой квартире стало крайне затруднительным. На семейном совете было ре­шено, что Ш. будет проживать в квартире тетки Д. и дяди С, которые по возрасту и состоянию здоровья нуждались в постороннем уходе и пригласили Ш. к себе. С момента вселения Ш. стала проживать с Д. и С. еди­ной семьей. Они вместе вели хозяйство: совместно рас­ходовали деньги, готовили пищу, проводили текущий ремонт в квартире и т. д. Ш. ухаживала за больным С, а затем и за Д.

Сразу же после вселения Ш. в спорную квартиру встал вопрос о ее прописке, однако в этом ей было отка­зано со ссылкой на недостаточный размер жилой пло­щади. В сентябре 1981 года С. скончался. После его смерти Д. продолжала хлопотать о прописке IIL и эти

1 См.:  Присудил полмашины//Сов,  Россия.   1989. 23 мая.

8 Заказ 5107          ЦЗ

хлопоты, казалось бы, увенчались успехом. Исполнивший обязанности директора завода «Литий» П. наложил по­ложительную резолюцию на заявлении о прописке. Но, как говорится, неисповедимы пути господни и непредс­казуемы парадоксы сегодняшнего уровня состояния за­конности в нашем далеко еще не правовом государстве. Законное распоряжение вышестоящего должностного лица по существу было аннулировано должностным ли­цом, стоящим на несколько ступеней ниже на служебной лестнице управления ведомственным жилищным фон­дом. Исполнявшая обязанности паспортистки ЖКО за­вода А. отказалась прописать Ш. При этом она «разъяснила», что Ш. может быть прописана в квартире лишь в качестве попечителя Д., являвшейся инвалидом 1 группы. Трудно сказать, чем объяснялась «бдитель­ность» и. о. паспортистки А. — шла ли речь о чрезмер­ном служебном рвении либо о причинах иного рода. Но так или иначе было понятно, что А. не хотела, чтобы принадлежащая заводу квартира по существу уходила в чужие руки. Кстати сказать, должностные лица, стоя­щие на нижних ступенях бюрократической лестницы в области управления жилищным хозяйством (начальники жэков, дэзов и особенно паспортистки этих учреждений и т. п.), проявляют подчас недюжинные способности и волю в борьбе против законного осуществления субъек­тивных жилищных прав граждан. К этому бывают раз­личного рода причины, не последнее место среди кото­рых, как показывает жизнь, порой занимает личная корыстная заинтересованность названных лиц, стремя^ щихся что-то урвать от вверенного им жилищного «пи­рога». В других случаях речь может идти об амбициях и самоутверждении за чужой счет типа: «Как сказал (сказала)—так и будет!»

Но вернемся к делу Ш. Лишь после решения Фокинс-кого райисполкома г. Брянска о назначении ее попечите­лем Д. она была прописана в квартире последней. 4 мая 1982 г. Д. скончалась, а вскоре последовал иск о высе­лении Ш.

Возражая против иска, Ш. ссылалась на то, что являлась членом семьи Д. ив обоснование своих воз­ражений просила допросить ряд свидетелей. Фактически в судебном заседании были допрошены только некото­рые из них, да и то поверхностно. Удовлетворяя иск, Фокинский районный народный суд г. Брянска в реше­нии от 2 августа 1982 г. сослался на то, что ответчица

114

I

вселилась в спорную квартиру в качестве попечителя и что свое членство в семье Д. она не доказала. Кроме того, она «фактически была обеспечена жилой площадью в квартире своих родителей». Кассационная инстанция оставила данное решение без изменения. Обращение Ш. к председателю Брянского областного суда с прось­бой принести протест в порядке надзора на незаконные и необоснованные судебные постановления было откло­нено. Однако позднее по делу в президиум Брянского областного суда был принесен протест в порядке над­зора заместителем Председателя Верховного Суда РСФСР. В протесте, в частности, указывалось, что суд не проверил утверждений ответчицы о том, что она вселилась в квартиру задолго до вынесения решения исполкома о назначении ее попечителем Д. в качестве члена семьи последней и ее мужа С. Попечительство было оформлено лишь после отклонения многочислен­ных обращений в жилищные органы по поводу пропис­ки Ш. в качестве члена семьи Д. и С. Суд не допросил ряд свидетелей, о вызове которых ходатайствовала Щ., а других допросил недостаточно внимательно, в резуль­тате чего не смог выявить подлинного характера спор­ных правоотношений. Удовлетворяя протест, президиум областного суда состоявшиеся по делу судебные поста­новления отменил и направил его на новое рассмотрение в народный суд.

Новое судебное решение по делу было вынесено на­родным судом 1 апреля 1983 г. И на этот раз иск завода был удовлетворен со ссылкой на то, что Ш. являлась не членом семьи, но лишь попечителем Д.

Нам трудно сейчас судить о причинах предвзятости и можно прямо сказать —недобросовестности председа­тельствовавшего по данному делу народного судьи В., но факты говорят сами за себя. Кассационная жалоба Ш. на решение народного суда от 1 апреля 1983 г. была подана ею 14 апреля 1983 г. с указанием на то, что протокол судебного заседания еще не готов и она с ним не знакома. К слушанию в кассационной инстанции на 8 декабря 1983 г. дело было назначено народным судьей 30 ноября 1983 г. (!), однако 5 декабря 1983 г. оно было возвращено в народный суд с предложением обсудить обстоятельные замечания Ш. на протокол судебного за­седания. Смысл этих замечаний сводился к тому, что протокол судебного заседания не отражал того, что в нем в действительности происходило. Однако замечания

S*           115

на протокол судебного заседания народным судом были отклонены. Фактически дело в кассационной инстанции было рассмотрено лишь 5 января 1984 г., т. е. спустя более восьми месяцев после рассмотрения его в народ­ном суде. Причем кассационная инстанция вновь оста­вила это решение без изменения, а председатель Брянс­кого областного суда опять отказал в принесении про­теста в порядке надзора на незаконные решение и определение. Однако к счастью для Ш. по делу вновь был принесен протест заместителем Председателя Вер­ховного Суда РСФСР.

В протесте обоснованно указывалось на то, что сам по себе тот факт, что ответчица прописалась на спорной жилой площади как попечитель Д., не может служить основанием для удовлетворения иска. Народный суд не выполнил указания президиума Брянского областного суда о необходимости тщательного выяснения дейст­вительных отношений, сложившихся между Ш. и про­живавшими в этой квартире Д. и С. В частности, не бы­ла дана оценка показаниям свидетеля Б. о том, чта ответчица проживала в квартире Д. и С. с 1980 года а качестве члена семьи, а свидетели К-ва и К-ская, чьи письменные объяснения по вышеуказанным вопросам в качестве дополнительных материалов были приложены к надзорной жалобе, вообще не допрашивались в су­дебном заседании. В протесте ставился вопрос об отме­не состоявшихся по делу судебных постановлений и направлении дела по первой инстанции в Судебную коллегию по гражданским делам Брянского областного суда.

Последняя точка в этом затянувшемся деле была поставлена на заседании Брянского областного суда 17 апреля 1984 г. Выслушав стороны, тщательно допро­сив ряд свидетелей, внимательно исследовав письмен­ные доказательства и правильно оценив все собранные по делу доказательства в их совокупности, Судебная коллегия признала, что ответчица являлась членом семьи покойных С. и Д. (ст. 53, ч. 3 ст. 54 ЖК РСФСР) и вынесла единственно законное и обоснованное в конкретной ситуации решение об отказе в иске о высе­лении Ш. Справедливость, наконец, восторжествовала! Но ведь «судебный марафон» по делу продолжался без малого два года. За это время было вынесено семь су­дебных постановлений, неоднократно подавались заяв­ления   с   просьбой  о   принесении   протеста  в   порядке

116

надзора, дважды приносились протесты заместителя Председателя Верховного Суда РСФСР. Не трудно представить, чего это в конечном итоге стоило гр-ке III., чье право на судебную защиту наконец-то было реализо­вано. Сколько было потрачено душевных и физических сил, здоровья, нервов, бессонных ночей и т. п. Кто мо­жет компенсировать эти невосполнимые потери? Кто должен отвечать за упорно допускавшийся судебный брак? К сожалению, ответа на поставленные и иные связанные с ними вопросы нет.

Таким образом, проблема вынесения законных, обос­нованных и справедливых судебных постановлений во многом определяется качественным составом кадров судебных и иных правоохранительных органов. Более подробно об этом речь пойдет в последующих разделах настоящей работы.