§ 37. Гегель

Литература: Haym, Hegel und Seine Zeit, 1857 (неполный русский перевод, 1861); против отрицательного отношения к Гегелю со стороны Гайма в защиту выступил Rosenkranz, Apologie Hegels, 1858; Куно - Фишер, История новой философии, т. VIII, в двух частях, рус. перев. 1902, 1903; Кэрд, Гегель, рус. пер., 1898, с статьями кн. С. Трубецкого и Вл. Соловьева; Моris, HegeVs philosophy of the state and history, 1888; Levi, Dottrina dello stato di Hegel, 1884; Croce, Ciщ che e vivo e cid che e morto della filosofia di Hegel, 1907; Новгородцев, Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве, 1901; Градовский, Политическая философия Гегеля ("Ж. М. Нар. Пр, 1870, июль; Собрание сочинений, т. III, стр. 271 - 310); Чичерин, История политических учений, т. IV, стр. 573 - 609; Е. Соловьев, Гегель (библиотека Павленкова), 1891.

Издание сочинений Гегеля выполнено его учениками и товарищами в 1832-1845. Оно обнимает 18 томов, к которым позднее присоединился 19-й том, содержащий переписку Гегеля и биографию. "Философия права" вторично переиздана как VШ том собрания сочинений, в 1840.

I. Георг-Вильгельм-Фридрих Гегель родился в Штутгарте в 1770 году в семье чиновника казенного ведомства. Домашнее воспитание и гимназическое образование протекли в родном городе. Только 18 лет он впервые выехал из него, чтобы поступить в Тюбингене в теологический институт, где он провел пять лет в изучении сначала философии, а потом богословия. Судьба свела здесь Гегеля и Шеллинга и соединила их дружескими узами, при чем Шеллинг, хотя и моложе, оказывал влияние на старшего Гегеля как в институте, так и долго по окончании его.

Закончив высшее обучение, Гегель, за недостатком средств, вынужден был искать места домашнего учителя. В этом занятии он провел семь лет (1793 - 1800), сначала в Швейцарии, в аристократической семье, а потом во Франкфурте-на-Майне в купеческой семье.

Оставшееся после смерти отца небольшое наследство и собственные сбережения позволили Гегелю попробовать свои силы на университетской кафедре. Для этого он приехал в Иену, где вступил в число приват-доцентов, а потом был назначен экстраординарным профессором, однако без жалованья. На гонорар Гегель не мог рассчитывать, вследствие малочисленности студентов с одной стороны, вследствие неуспеха у них с другой. Затруднительное материальное положение Гегеля было прервано неожиданно военными событиями, выбившими его из Иены. С трудом успел он закончить здесь свое первое крупное философское сочинение "Феноменология духа", вышедшее в 1807.

В поисках заработка Гегель принимает на себя редакторство газеты в Бамберге (1807), бывшей под наблюдением баварского правительства и еще при надзоре французского. Газета главным образом и служила интересам Наполеона. Небольшое упущение и газета подверглась закрытию.

Снова без положения и средств, Гегель, благодаря своему постоянному покровителю Нитгаммеру, получил место директора гимназии в Нюренберге, где он провел восемь лет (1808 - 1816). В качестве преподавателя, Гегель излагал своим ученикам философию и основы законоведения. Сравнительно обеспеченное существование дает Гегелю возможность жениться (1811). Уютная, спокойная жизнь в семье, далекая от общественных волнений, была особенно в духе Гегеля. "Моя земная цель достигнута, писал он вскоре после женитьбы, так как человек, получивший должность и привлекательную жену, вполне закончен; это главные статьи, составляющие цель стремлений в личной жизни". В тиши кабинета Гегель изготовил крупное произведение "Логику", 1812 - 1816.

Но все же Гегеля потянуло к университетской кафедре. В 1816 году он приобретает профессуру в Гейдельберге, где остается два года и где выпускает в качестве руководства для слушателей "Энциклопедию философских наук".

В это время прусское правительство решило бороться с оппозиционным духом не только путем репрессий, но и посредством воспитательного воздействия. Поставленный во главе Министерства народного просвещения и вероисповеданий, барон Альтенштейн задался целью отвлечь и привлечь умы молодежи постановкою преподавания. В этих видах необходимо было озаботиться личным составом преподавателей. При организации Берлинского университета министр обратил внимание на Гегеля, пользовавшегося уже широкой известностью, как философ, и проявившего в Виртемберге свою благонадежность, как лояльный гражданин. Гегель получил приглашение в самой любезной форме и на весьма выгодных условиях.

Возлагавшиеся на него надежды Гегель вполне оправдал. В Берлине он достигает высшей ступени своей славы, своей притягательной силы в качестве профессора, своего влияния на умы и судьбы сограждан.

Смерть от холеры (1831) прекратила его дни, не дав ему увидать падения своего авторитета. Его слушателями были изданы после его смерти лекции по различным отраслям знания, составившие около десяти томов.

II. На философии Гегеля лежит ясный отпечаток его собственной личности. Гегель отличался необыкновенным спокойствием и выдержанностью, которые покидали его разве в нескольких моментах его жизни. Самые выдающиеся события поражали его не сами по себе, а по своей связи с другими явлениями. Отсюда необычайная объективность к окружающей жизни, переходившая нередко в полную безучастность. Гегель как будто не жил среди людей и событий, а взирал на все происходившее кругом него с - высоты птичьего полета.

При огромной силе ума Гегель медленно усваивал, и эта черта послужила, вероятно, основанием к тому, что в выданном ему от института Свидетельстве значилось: "плохой оратор и идиот в философии". Но зато Гегель проявлял глубокую вдумчивость к усвоиваемому, которое он подвергал подробному анализу и систематизации. Удар, нанесенный шаловливой рукой товарища, возбуждал в нем не гнев, а интерес к причине, вызвавшей такое отношение к нему. Эта медленность в усвоении и твердость в усвоенном, это невозмутимое спокойствие и объективность создали Гегелю еще на студенческой скамье репутацию "молодого старика".

От своих современников, Фихте и Шеллинга, Гегель резко отличался характером. В противоположность Фихте, всегда активному, всегда ищущему проявления своего "Я" в деятельности, Гегель обнаруживал склонность к созерцательности, холодную рассудочность. В противоположность Шеллингу, схватывавшему мысли налету, проникавшему во все чисто интуитивно, Гегель шел медленно, путем логических заключений и систематизации.

Любовь Гегеля к спокойствию заставляла его мириться с окружающею обстановкою, приспособляться к ней и признавать ее наиболее подходящей. Уже на школьной скамье Гегель избрал странную тему для выпускного сочинения: о печальном состоянии наук и искусств у турок, с единственною целью показать, что в Штутгарте дело обстоит гораздо лучше, чем в Турции. В эпоху могущества Наполеона, Гегель преклонялся перед этой "мировой душой", удивлялся этому всестороннему гению, "великому парижскому учителю государственного права", признавал счастием, если "воля неба, т. е. французского императора" даст Германии гражданский кодекс и конституцию. Будучи профессором в Гейдельберге, Гегель выступает на защиту виртембергского правительства, которое предлагало конституцию, отвергаемую земскими чинами. В Берлине, Гегель в своей вступительной речи восхваляет прусские порядки, которые еще недавно бранил. Когда он был в Иене, Пруссия представлялась ему олицетворением "сухой бездушной жизни". Приглашенный на кафедру в Берлин, Гегель признает, что "именно Прусское государство построено на разуме".

Не одна только приспособляемость к окружающим условиям объясняет такое поведение Гегеля. К этому восхвалению ближайшей действительности побуждало Гегеля желание согласоваться с видами правительства. Уже в гимназической работе он восхваляет герцога Карла и учителей. Как редактор бамбергской газеты, он строго блюдет интересы баварского правительства и Наполеона. В столкновении виртембергского короля с земскими чинами он выступает с полемикою по поручению министра фон - Вангенгейма. В Пруссии он является проводником видов барона Альтенштейна и с яростью набрасывается на философа Фриза, который принял участие в вартбургском инциденте, возбудившем подозрение германских государей. На высоте своей славы, Гегель является представителем официальной Его Величества философии. Таким он кажется другим, таким он признает самого себя. В своем положение он ценил не столько призвание философа, сколько должность профессора философии, обязывающей согласовать свое преподавание с интересами государства (правительства!). Он не может издавать философский журнал иначе, как официальный, от имени министерства народного просвещения.

Эти черты характера Гегеля были как нельзя более подходящие для того, чтобы сделать его философом реакционной эпохи, отразить в его философии основные тенденции современности. В его лице государственная власть и философия вступают в союз: философия обязуется примирять общество с действительностью, в сохранении которой заинтересовано правительство, а последнее со своей стороны обязуется способствовать распространению признанной философии. Философия становится служанкой только не церкви, как в средние века, а государственной власти.

Зато Гегель пользовался огромным административным влиянием. Назначения профессоров совершались по его указанию, тем более что, по мнению, им проводимому, опасность заключается не в предмете, который читается, а в преподавателе, который читает. Он довершил удар, обрушившийся на его удачного соперника перед слушателями Фриза, и когда в защиту последнего в газете поступок Гегеля был назван неблагородным, он подал жалобу министру, а предложение последнего обратиться к суду отклонил. У другого профессора, Бенэкэ, правительство отняло право чтения лекций по предложению Гегеля, и даже верный ученик последнего и поклонник не мог не признать, что память о Гегеле запятнана его отношением к Бенэкэ.

III. В первые годы своего университетского учения Гегель находился под влиянием Руссо и Канта. Он был в восторге от французской революции и сажал вместе с Шеллингом дерево свободы. В Тюбингене считался даже, к великому неудовольствию отца, ярым якобинцем. Критическая философия только укрепила в нем революционные надежды.

Но уже влияние Шеллинга заставило Гегеля отвернуться от французской философии, отказаться от механического воззрения на общество и проникнуться органическим.

По прибытии в Иену Гегель пишет первое политическое сочинение, которое, однако, не было напечатано. Он с прискорбием смотрит на Германию, которая, по его мнению, "уже более не государство". Но она еще может возродиться, если организуется на конституционных началах. Гегель требует реформ и "признания человеческих прав".

Затем Гегель подпадает под влияние романтизма, которое заставляет его забыть критическую осторожность Канта и, проникшись безусловной верой в силу разума, сделать смелый полет в область беспредельного. Гегель завершает стремления романтизма построением чисто идеалистического мировоззрения.

В дальнейшем Гегель все более и более поддается реакционным тенденциям эпохи реставрации. Его сочинение, написанное по поводу столкновения виртембергского короля с земскими чинами "Критика виртембергского собрания сословий", 1817, по видимости защищает конституцию против старого строя, стоит на точке зрения рационализма против историзма, но на самом деле она обрушивается всею тяжестью на неблагодарных и непокорных подданных, неспособных оценить все величие души своего короля. Доводы Гегеля не отличаются особенною убедительностью, они главным образом сводятся к указанию недостатков в прошлом. Но при этом не лишены интереса соображения Гегеля, выставленные против избирательного закона октроированной конституции. Избирательные права не могут зависеть от возраста или имущества потому, что это свойства субъекта, но должны стоять в зависимости от значения индивида в целом, от положения гражданина в государстве. "У кого есть должность, тот в глазах людей составляет нечто; если же у него ничего нет, кроме определенного количества лет и гульденов, то он в глазах мира не составляет ничего и потому не может быть представителем чего-либо". С этой точки зрения Гегель восставал против лишения чиновников избирательного права при одновременном допущении адвокатов, "среди которых господствует дух частного права, и нет чувства государственности".

Основной труд Гегеля "Философия права" появляется в самый разгар реакции, в 1821 году, в эпоху наиболее усиленных репрессий. Время и личность автора отразились на этом, несомненно, выдающемся произведении.

Под конец своей жизни Гегель был выведен из спокойствия течением событий, не согласовавшихся с его теоретическим воззрением июльская революция, прокатившаяся волной по Европе, совершенно не соответствовала представлению Гегеля об окончании революционных попыток и наступлении спокойного, обдуманного развития. Даже страна, наиболее правильно стоящая на эволюционном пути, Англия, подвергалась опасности поставленной на очередь в 1831 году реформой избирательного права. Гегель в своем труде "Английский билль о реформе" 1831, становится на историческую точку зрения, отстаивает существующее против разумных изменений (гнилые местечки!) и борется против зловредных "французских абстракций".

IV. В то время, как Фихте признавал за абсолютное "Я", ограниченное "не - Я" (как пленник, по Гегелю), а Шеллинг видел абсолютное в общем источнике "Я" и "не - Я", в котором противоположность мыслящего субъекта и мыслимого объекта совершенно стушевывалась (безразличие, в котором, по Гегелю, все кошки серы), - сам Гегель полагал, что дух и природа не исходят из одного общего источника, абсолютного, не составляют двух строк абсолютного, но равно присущи ему, представляют лишь последовательные модификации абсолютного. Дух и природа, мышление и бытие не противоположны друг другу, не порождения один другого, - а тожественны. Мышление есть бытие, и бытие есть мышление. Закон, управляющий человеческой мыслью и природой, есть разум. Отсюда, независимо от всякой политической окраски, должно выступить положение, что все действительное разумно, и все разумное действительно. Все действительное есть только проявление абсолютного разума, и все разумное не может существовать без проявления в действительности. Это отождествление мышления и бытия дало основание признать философию Гегеля за абсолютный идеализм, а сведение всей действительности к разуму послужило поводом к обозначению той же философии панлогизмом.

По Шеллингу, абсолютное порождает движение и жизнь, оставаясь вне их; по Гегелю абсолютное есть само движение, самый процесс порождения. Раскрыть этот процесс - значит, понять сущность вещей, потому что движение мышления есть и движение бытия. Логика, как процесс развития понятий, совпадает с метафизикой, как процессом развития мира.

Такое познание сущности вещей, познание вещи в себе, достигается, по Гегелю, путем диалектического метода. Его возможность и целесообразность основывается, прежде всего, на тожестве духа и природы: процесс философского мышления ведет к пониманию действительности. Второе основание диалектического метода состоит в признании противоречия за сущность действительности. Каждое понятие необходимо переходит в свою противоположность, а из сопоставления противоположностей получается высшее единство. Отсюда закон тройственности, лежащий в основе диалектического метода: тезис, антитезис и синтезис. Истина содержится не в синтезе, а равно в каждом моменте, и само высшее понятие, полученное от соединения противоположностей, составляет в цепи развивающихся понятий не что иное, как новый тезис.

Такова грандиозная попытка Гегеля проникнуть в сущность вещей углублением в разум, который, отрешившись от всяких предрассудков, должен раскрыть мировую тайну путем логического разматывания клубка понятий. С наибольшим успехом удавалось Гегелю прилагать диалектический метод к исторической области, с наименьшим - к природе. Однако весь метафизический успех гегелевской диалектики следует отнести за счет эмпирического содержания. С другой стороны тройственность моментов метода привела Гегеля к искусственной трихотомии, наложившей печать на все его мышление, на всю его философию.

V. Философия Гегеля, построенная на постепенном движении в раскрытии понятий, должна была придавать огромное значение системе. Действительно, ум Гегеля всегда стремился к систематизации.

Система знания гегелевской философии представляется в следующем виде:

I. Логика.

II. Философия природы.

III. Философия духа.

A. Дух субъективный.

a. психология.

b. антропология.

c. феноменология.

B. Дух объективный.

a. право

b. мораль.

c. нравственность.

C. Дух абсолютный.

a. эстетика

b. религия.

c. философия.

В логике, которая дает генезис чистых понятий, Гегель обнаруживает тот переход из одной противоположности в другую, который лежит в основе наших понятий. Так самое отвлеченное понятие бытия (sein) в его чистом виде тотчас переходит в свою противоположность небытия (Niсht - sem). В самом деле, быть - значит быть чем-нибудь, добрым, красным, круглым. Но понятие чистого бытия должно быть отрешено от таких свойств. Оно не должно быть ни добрым, ни красным, ни круглым, т. е. чем-либо. Но не быть чем-либо значит не быть. Таким образом, чистое бытие тожественно с небытием. Примирение обнаруживается в вечном движении от бытия чем-либо к небытию им и от небытия к бытию чем-либо, т. е. в постоянном становлении (Werden).

Или возьмем понятие о причинности. Можно представить себе ряд фактов, последовательно вызывающих один другие: А. порождает В., В. порождает С. Мы называем А. причиной, а В. следствием. Но необходимо признать, что в вашем понятии А. является потому причиной, что есть В., т. е. следствие.

Другими словами, А. становится причиною благодаря В., по причине В., т. е. следствие есть причина того, что мы признали в предшествовавшем за причину.

Самым слабым отделом в философии Гегеля является философия природы. Вся сила гегелевской мысли раскрывается в философии духа. Не без основания указывают, что "философия Гегеля есть собственно философия духа".

VI. Свой взгляд на философию права Гегель имел случай высказать несколько раз, сначала в статье, помещенной в "Критическом Журнале" за 1802 год под заглавием "О научных способах исследования естественного права", потом в энциклопедии философских наук 1817 г. (§§ 483 - 552) и, наконец, в специальном труде, полное заглавие которого "Основы философии права, или естественное право и наука о государстве в сжатом очерке", 1821.

Философия права имеет своим предметом идею права, понятие о праве и его осуществление*(1083). В понимании основной задачи философии права Гегель старается резко отделить себя от представителей естественного права XVIII столетия. "Недоразумения вызывает отношение философии права к действительности, и я снова возвращаюсь к тому, что я сказал выше, что философия, насколько она есть обоснование разумного, должна обнимать современное и действительное, а не выставлять потустороннее, которое Бог знает где должно осуществиться или про которое можно сказать только, в чем оно заключается, а именно в заблуждении одностороннего, пустого разглагольствования"*(1084). Соответственно тому и задача науки о государстве состоит в том, чтобы понять государство, как оно есть, а не в том, чтобы строить государство, каким оно должно бы быть. То поучительное, что содержится в науке о государстве, состоит не в том, чтобы поучать государство, каким оно должно быть, а скорее в том, чтобы научиться понимать, что оно такое*(1085).

Задача философии в том, чтобы понять то, что существует, потому что-то, что существует, есть разум. В предисловии к философии права содержится то знаменитое положение Гегеля, которое вызвало против него столько криков негодования: "что разумно - то действительно, и что действительно - то разумно"*(1086). Положение это логично вполне соответствует идее тожества мышления и бытия. Удивителен не практический вывод из теоретического положения, удивительно, что сам Гегель не строго его выдерживает. Рассматривая постановления римского права, Гегель высказывает мысль, что "известное юридическое постановление может быть выставлено, как вполне обоснованное и соответствующее обстоятельствам и правовому порядку и в то же время быть само по себе (an und fur sich) не правовым и неразумным, как, напр., многие постановления, логикою вытекавшие из римской отеческой власти или из римского брака"*(1087). Но ведь эти постановления - историческая действительность! Гегель неоднократно высказывается о неразумности тенденций французской революции - но ведь это была историческая действительность! И вот почему знаменитая формула Гегеля, безупречно последовательная, как вывод из его общей философии, вызывает справедливые упреки по тому непоследовательному употреблению, которое делается из нее самим автором или все действительное разумно, или формула неверна.

Не меньшие подозрения внушает и та связь между философией права и государственною службою, которую Гегель настойчиво стремится установить. Негодуя на несимпатичную ему философию естественного права, Гегель вполне понимает не только отвращение к ней со стороны юристов, но и внимание, обращенное на нее со стороны правительства. "У нас философия не то, что у греков - свободное искусство - она имеет публичный характер и состоит преимущественно или исключительно на службе государственной. Если правительства оказали доверие ученым, отдавшимся этой специальности, и положились вполне на их разработку философии, то в некоторых случаях, пожалуй, это было бы похоже не столько на доверие, сколько на равнодушие к науке, и не раз такое доверие будет плохо вознаграждено"*(1088).

VII. Никто не придавал такое важное значение системе знания, как Гегель. На систематический, методический характер философии Гегель обращал усиленное внимание с первых шагов своей литературной деятельности. Потому - то заслуживает особого внимания та система, в которую уложена им философия права.

Если не считать довольно значительного введения, посвященного преимущественно развитию взгляда на волю, то система философии права представляется в следующих основных чертах:

I. Абстрактное право.

1. Собственность

2. Договор.

3. Правонарушение.

II. Мораль.

1. Умысел и вина.

2. Намерение и благо.

3. Добро и совесть.

III. Нравственность.

1. Семья.

a. брак.

b. семейное имущество.

c. воспитание детей и расторжение семьи.

2. Гражданское общество.

a. система потребностей.

b. правосудие.

c. полиция и корпорация.

3. Государство.

a. внутреннее государственное право.

b. внешнее государственное право.

c. всемирная история.

При первом же взгляде на эту схему изложения, каждый, знакомый с явлениями правовой и государственной жизни, обнаружит, что здесь недостает главным образом - системы. Сам Гегель видит в своем изложении философии права не отсутствие, а только оригинальность системы, построенной по началам диалектического метода.

Но те пояснения к ней, какие вынужден дать Гегель*(1089) едва ли способны утвердить обоснованность системы. Так как право есть проявление свободной воли, а свободная воля проявляется и в нравственности и во всемирной истории, то философия права должна обнять все эти области. Таким образом, философия права выходит далеко за пределы права и государства.

Основное деление содержания философии права - абстрактное право, мораль, нравственность. Свободная воля должна проявиться во вне на вещах, сфера возможного ее проявления и есть абстрактное право. Свое противоположение оно находит в морали, которая составляет сферу должного, а не возможного. Высшее понятие, приводящее право и мораль к единству, - есть нравственность, отличаемая Гегелем от морали, вопреки обычному словоупотреблению и смыслу, придаваемому этим выражениям со стороны философов. Нравственность составляет условие проявления и права и морали.

Абстрактное право делится на собственность, договор и правонарушение. В собственности проявляется субъективная воля, право осуществляется непосредственно волею одного лица; в договоре осуществление происходит при соучастии другой воли, совпадающей. В правонарушении, наоборот, воля другого не совпадает, а противоречит.

Нравственность распадается на три момента: семья, гражданское общество, государство. Гражданское общество Гегеля, выделяемое им из понятия о государстве, однако, вовсе не соответствует современному представлению об обществе. Эго просто отрицание того естественного единства, которое зиждется на семейной любви. Только государство призвано вновь сплотит рассыпанные семьи и создать общее условие для проявления права и морали.

Такое противопоставление не может быть ничем оправдано. Оно совершенно произвольно. И так же произвольно может быть видоизменяемо. Поэтому, при изложении взглядов Гегеля на вопросы философии права, придется разнести их по обычным отделам, независимо от той искусственной связи, в какую поставил их сам Гегель.

VIII. "Идея права есть свобода"*(1090). "Основа права - это всеобщий дух, а его ближайшее место и исходный пункт - воля, которая свободна, так что свобода есть его сущность и назначение, а система права есть царство осуществленной свободы"*(1091). Свобода находится в таком же отношении к праву, как, душа к телу: мертвый человек все же существует еще, но это не истинное существование, это существование, лишенное понятия, поэтому - то мертвое тело гниет.

Гегель предостерегает против смешения идеи права с понятием - о праве, как совокупности характерных признаков. Положительное правоведение не может обойтись без такого определения, хотя и сознает всю его опасность, но философии эти определения не нужны.

Гегель отличает понятие о философском праве, сущность которого состоит в идее свободы, сознаваемой как необходимость и познаваемой в ее развитии, а с другой стороны, понятие о положительном праве, сущность которого по форме состоит в признании его каким-либо государством, а по содержанию в соответствии его особенным чертам национального характера народа, степени исторического его развития*(1092).

Право существует само в себе независимо от закона, но в законе право получает утверждение в его всеобщности и всеизвестности. Закон делает право положительным или открытым. Закон Гегель понимает в смысле нормы права, потому что обычаи для него так же устанавливают уже существующие права, как и законы. "Действующие законы народа от того только, что они записаны и собраны, не перестают быть его обычаями"*(1093). Впрочем, Гегель не поклонник обычного права и в этом отношении он не на стороне исторической школы. Его особенно отталкивает от обычного права пример Англии. Не называя Савиньи, Гегель, однако, возражает против его взгляда. Если в новейшее время за народами отрицают призвание к законодательству, то в этом следует видеть не только оскорбление их, но и нечто нелепое, потому что при безконечном множестве существующих законов многим закрыта возможность привести их в систему, тогда как систематизация, т. е. возведение ко всеобщему, составляет постоянное стремление нашего времени*(1094)

Гегель стоит очень за доступность законов. Законы, написанные на чужом языке, нагроможденные в решениях судебных, разбросанные в народных обычаях - это сама несправедливость. "Правители, давшие своим народам собрание законов, хотя бы и бесформенное, как Юстиниан, а тем более Земское право, в виде упорядоченного и определенного кодекса, должны быть признаны величайшими благодетелями своих подданных и заслуживают от них благодарной похвалы как за выполнение великого акта справедливости"*(1095). Теперь мы понимаем причину разногласия Гегеля с Савиньи - необходимо было выставить Пруссию в наиболее благоприятном освещении. Одна нота звучит и pro domo suo. "Сословие юристов, которое обладает специальным знанием законов, смотрит на это, как на свою монополию, и кто не принадлежит к цеху, не смей соваться. Так скептически отнеслись физики к учению Гете о цветах, потому что он не был из их числа, да к тому же поэт. Но как нет необходимости быть сапожником, чтобы знать, удобны ли сапоги, так не надо принадлежать к цеху, что бы иметь знание о том, что отзывается общим интересом. Право касается свободы, самого достойного и святого для человека, и потому знание права для него обязательно"*(1096).

Зато Гегель приближается к Савиньи в понимании образования права. Правовой порядок подлежит процессу постоянного видоизменения, но процесс этот незаметен. Образование правопорядка видимо спокойное и незаметное. Только по прошествии значительного промежутка времени становится очевидным, что порядок изменился. Приводимые Гегелем примеры должны подтверждать идею медленного органического саморазвития права*(1097).

IX. Нравственность, начинаясь с семьи, через гражданское общество восходит до высшей ступени, - государства. "Государство есть действительность нравственной идеи, нравственный дух, как открытая, себе самой ясная воля, который мыслит и знает себя, и осуществляет то, что он знает и насколько знает"*(1098). "Государство есть нравственное целое, осуществление свободы, а абсолютная цель разума в том, чтобы свобода стала действительностью. Государство есть дух, который пребывает в мире и сознательно в нем осуществляется, тогда как в природе он проявляется иначе, как дух бессознательный"*(1099). Государство должно быть почитаемо, как нечто зелшое и в то же время божественное, и надо всегда помнить, что если трудно понять природу, то государство еще труднее дается пониманию, как бесконечно более сложное*(1100).

Таково государство в идее. Таким оно раскрывается нам независимо от времени и места, как чистое понятие.

"Каково историческое происхождение государства вообще или каждого в частности, его прав и задач, возникло ли оно из патриархальных отношений, из страха или доверия, из союза и т. п., как лежащее в его основании право проникло и утвердилось в сознании, в качестве ли божественного, положительного, договорного, обычного права, - это не касается идеи государства; но, как исторический факт, составляет, конечно, предмет научного познания"*(1101). Таким образом, государство можно понять только в его чистом понятии, раскрываемом в мышлении, и ни опытное знание, ни идеальная оценка не могут дать правильного представления об этой высшей форме нравственного бытия. При создании идеи государства не следует останавливать внимания на том или другом государстве, на том или ином учреждении, нужно схватить идею, это историко-божественное начало. Всякое государство, хотя бы оно стояло ниже тех требований, какие к нему предъявляются, хотя бы оно страдало очевидными недостатками, остается все же государством, как и самый дурной человек, преступник, больной или калека все же не перестает быть человеком"*(1102).

Свой взгляд на государство Гегель противополагает взглядам Руссо и Галлера. Вменяя Руссо в заслугу то, что он признал принципом государства волю, Гегель видит основную ошибку французского писателя в том, что тот всеобщую волю понял не как единство, а как совокупность отдельных воль, что и привело его к опасному выводу о договорном характере государства, к последствиям, подрывающим авторитет и величие. "Овладев властью, эти абстракции с одной стороны вызвали впервые, насколько нам известна человеческая история, неслыханное зрелище ниспровержения всего существующего и данного, и построения заново, исходя из мысли и приняв за основу мнимо разумное, большого действительного государства, а с другой стороны, так как это были только лишенные идеи абстракции, то они превратили задуманное в одно из самых страшных и потрясающих событий"*(1103). Иную противоположность своему стремлению познать государство, как само в себе разумное, Гегель видит в попытке Галлера понять сущность государства в случайном, чисто внешнем, историческом его проявлении. Вместо того, чтобы раскрыть абсолютную идею государства, Галлер держится исторических моментов, как сила или слабость, богатство или бедность. Ссылка Галлера на вечный, неизменный божественный порядок, в силу которого сильнейший господствует, должен господствовать и всегда будет господствовать, вызывает в Гегеле опасение этой силы, которая не есть сила справедливости и нравственности, а сила чисто естественная. Гегель слишком умен, чтобы не понять, что такое реакционное представление о государстве может легко привести к тем же ужасным последствиям, как и революционная теория Руссо. И поэтому Гегель уделяет не мало места опровержению фон Галлера, с его историко-реалистическим воззрением.

"Не раз было высказано, что цель государства есть счастие граждан; это, конечно, верно: если им не хорошо, если их личные цели не достигаются, если они не находят, что достижение их возможно только при посредстве государства, то последнее стоит на глиняных ногах"*(1104). Конечно, личные интересы не могут быть оставлены без внимания, не должны быть подавляемы, но главное в том, чтобы привести их к согласию с интересами целого. Основная цель государства - обеспечение иптересов не отдельных лиц, а самого соединения, как такового. Целое - вот содержание и цель государства. Цели отдельных лиц - это последствие целей государства. "Индивид, по своим обязанностям подданный, в их исполнении находит, как гражданин, защиту его личности и собственности, признание своего частного блага и удовлетворение своего существа в сознании, что он часть целого"*(1105).

Обращает на себя внимание, что Гегель настойчиво проводит взгляд на государство, как на организм, даже развивает сравнение с нервной системой*(1106).

X. Из идеи государства вытекает различие: а) внутреннего государственного права или государственного устройства, которое раскрывает государство, как самодовлеющий организм; в) внешнее государственное право, или отношение каждого государства к другим государствам; с) наконец мировая история, представляющая государство в его всеобщей идее, в противоположность индивидуальным государствам.

Хотя Гегель признал, что философия права имеет своею целью исследование государства в идее, а не в идеале, тем не менее, он не счел возможным уклониться от постановки вопроса, какое государственное устройство лучше. Правда, на самый вопрос Гегель отвечает только кратким положением, что разумно то государственное устройство, которое отвечает идее государства*(1107). Правда, что, в противоположность школе естественного права, Гегель отрицает возможность наилучшего государственного строя, начертанного а рriori, утверждая, что всякий народ имеет такое государственное устройство, какое ему подходит и ему принадлежит*(1108). Правда, что на поставленный вопрос, кто должен создавать государственное устройство, Гегель решительно отвечает, что государственный строй не делается, что ничто "деланное" не имеет жизненности, ссылается даже, впрочем, весьма неудачно, на исторический пример Испании, не переварившей более разумного (?) порядка, предложенного стране Наполеоном I*(1109). Но при всем том Гегель рассматривает государственное устройство со стороны его разумности, и каждому наблюдающему со стороны ход мысли Гегеля, очевидно, что то, что Гегелю представляется как проявление мирового объективного разума, составляет не что иное, как личный субъективный идеал Гегеля, подсказанный, в свою очередь, исторической объективностью.

При рассмотрении государственного устройства внимание Гегеля не могло не остановиться на распространенном принципе разделения властей. Гегель, конечно, прав, утверждая, что принцип этот, понимаемый в смысле разделения самой власти, имеет одно лишь отрицательное значение, в практическом отношении способен привести или к распадению власти или к борьбе властей. В действительности этот принцип следует понимать в смысле расчленения власти на логические моменты. Законодательная власть отвечает началу всеобщности, исполнительная - началу особенности, сочетание которых составляет задачу государства. За судебною властью Гегель отвергает самостоятельность, даже логическую*(1110).

Принципу разделения властей Гегель дает свое собственное значение. Он различает: а) власть законодательную, b) власть правительственную и с) власть королевскую. Первая имеет своей задачей определить и утвердить общие начала; вторая - подвести отдельные случаи под общие начала, и третья - привести все к единству посредством живой индивидуальности. Правильное сочетание этих властей есть истинное государственное устройство - конституционная монархия, которая составляет идеал Гегеля*(1111).

На первом плане стоит монархическая власть. Гегель истинный философ монархизма. Далекий от мысли видеть в конституционной монархии историческое явление, он видит в конституционном монархе воплощение объективного разумного духа. Еще в Феноменологии духа Гегель отдался культу монархической власти. Здесь монарх теряет свой физический образ и превращается в идею, служение которому есть высокое назначение гражданина. Гегель говорит о героизме службы, о героизме лести, путем которых личность возводится на степень всеобщности*(1112).

Государство, образующее собою неделимое единство, представляет собою индивидуальность, которая обладает самосознанием, и в этом - то и заключается внутренний суверенитет государства. Следовательно, суверенитет сводится к сознанию со стороны государства своей личности. Но этот суверенитет может воплотиться только в физической личности, какою является носитель монархической власти. Монарх - единственный и полный суверен государства. Поэтому монарх - это само государство. Правда, теперь нередко говорят о народном суверенитете. "Но суверенитет народа, противополагаемый суверенитету монарха (обычный смысл, в каком ныне говорят о народном суверенитете) есть совершенно извращенная мысль, потому что в основании ее лежит бессодержательное представление о народе. Народ, взятый без своего монарха и без необходимого расчленения целого, есть бесформенная масса, которая уже вовсе не государство".. Если под народным суверенитетом понимать республику, то об этом не стоит и говорить*(1113).

Отстаивая наследственную монархию против избирательной, Гегель отрицает значение личных недостатков монарха. "Если часто против монарха выдвигают то соображение, что благодаря ему дела государства зависят от случайности, так как монарх может быть плохо образован, или не достоин стоять во главе государства, и что противно здравому смыслу, чтобы такой порядок отвечал разуму, то надо признать лишенным основания все предположение, поскольку оно строится на особенностях характера. При совершенной организации государства задача монарха стоять на вершине формального решения, давать естественную твердость против увлечений страсти. Неосновательно требовать личных качеств от монарха: его дело только сказать "да", только поставить точку на i"*(1114). Стремясь найти индивидуальное выражение государственной воли, Гегель отожествляет государство и монарха; желая ослабить значение личных недостатков монарха для выражаемой государством воли, Гегель пытается ограничить роль личного участия монарха в государственных делах, и в то же время он ему вручает право выбора лиц, стоящих во главе правительства.

Взгляд Гегеля на правительствующую власть мало содержателен. Заслуживает внимания только то понятие правительствующей власти, которое обнимает и судебную и полицейскую власти*(1115).

Больше места в философии права уделено законодательной власти. Элементы ее следующие: а) королевская власть, которой принадлежит высшее решение; b) правительственная власть, которая, благодаря своим знаниям и опыту, своему пониманию государственных потребностей, составляет совещательный момент; с) наконец, сословно - представительный элемент*(1116). Гегель считает совершенно ошибочным исключение членов правительства из законодательных учреждений, необходимым элементом которых они должны быть.

Какова цель народного представительства? Гегель считает совершенно нелепым мнение, будто представители народа лучше всего понимают, что служит к его благу, и проявляют волю к осуществлению этого блага. Что касается понимания, то вернее будет сказать, что народ "не знает сам, чего он хочет". Понимать, чего хочешь, а особенно, чего хочет разум - это могут только знание и дальновидность, которые чужды народу. "Высшие государственные чиновники имеют по необходимости более глубокий и широкий взгляд на учреждения и потребности государства, больший навык и привычку в государственном управлении, и могли бы отлично вести дело без народного представительства"*(1117). Если от понимания обратиться к доброй воле, то это точка зрения черни относиться подозрительно к правительству, подозревать в нем злую или, по крайней мере, не столь высокую волю. Гегель полагает, что такое отношение к правительству можно совершенно уничтожить, перенеся такую же подозрительность и к видам народных представителей: не свои ли частные интересы предполагают они защищать в ущерб" общегосударственным интересам? С точки зрения Гегеля, все значение народного представительства сводится к гласности и публичности обсуждения государственных дел, к заявлению непосредственных нужд и потребностей народа.

Согласно такому взгляду на цели народного представительства, организация последнего должна быть построена на сословных и классовых началах, на двухпалатной системе.

Настаивая на сословном начале, Гегель указывает*(1118), что государство, как организм, расчленяется на сословия, и потому каждый человек имеет значение лишь как член ближайшей сословной группы, а не сам по себе; противоположный взгляд Гегель называет атомистическим.

Верхняя палата должна быть предоставлена поземельному дворянству и не по праву избрания, а по праву рождения. Высшее дворянство призвано к участию в государственных делах всем своим существом. Дворянство, базируя на семейном строе и поземельной собственности, обладая имущественным обеспечением, которое делает его независимым как от правительства, так и от народа, чуждое поэтому жажды выгоды, более всего приспособлено к государственной деятельности. По своему консервативному направлению, дворяне должны служить опорою трона и общества. По своему положению, они близки к монарху, и потому - то верхняя палата и служит ослаблению трения между народными представителями и правительством*(1119).

Вторая палата должна быть отражением подвижной части гражданского общества. Здесь Гегель исходит из представления о различии интересов. Настаивая на том, чтобы в палате были представлены все интересы, борющиеся в обществе, Гегель требует классового представительства по интересам. Депутат есть представитель не отдельных людей, избравших его, а интересов*(1120). Для выбора лица депутатом, недостаточно субъективное о нем мнение, необходимо объективное доказательство его связи с тою или другою частью общественного организма.

Таким образом, верхняя палата строится на сословном начале, нижняя - на классовом. Соучастие их необходимо, чтобы ослабить трение между правительством и народом; без согласия верхней - нижняя не может ничего провести, а верхняя по своему существу примыкает к трону*(1121).

XI. В противоположность внутреннему суверенитету, внешний суверенитет есть самостоятельное бытие государства в отношении других государств. Государство вправе ожидать признания его самостоятельности со стороны других, под условием, что и оно признает в других такую самостоятельность. Право, определяющее эти отношения между государствами и стоящее вне особенностей или случайностей трактата, есть международное право.

Эти отношения между государствами не допускают такого подчинения политики морали, как это некоторые хотели бы. Такое требование, по мнению Гегеля, основывается на полной извращенности представлений о морали, о природе государства и его отношении к моральной точке зрения*(1122).

Вопреки Канту, стремившемуся к вечному миру, Гегель берет на себя защиту войны. Чтобы понять это противоречие между двумя великими философами, необходимо помнить, что Кант начал до, а Гегель писал во время и после наполеоновских войн, всколыхнувших европейские народы, что Кант стоял перед космополитической проблемой, а Гегель перед национальной. Взгляды Гегеля в пользу войны сложились в то время, когда он писал "О научных способах исследования естественного права" (1802), укрепились в "Феноменологии духа" и отлились в окончательную форму в "Философии права" (1821).

Где же видит Гегель "нравственный момент в войне, который не позволяет признавать в ней абсолютное зло"? Война необходима, прежде всего, для того, чтобы предохранить государство от омертвения. Как движение волн морских препятствует загниванию воды, так и война несет в себе очищающее начало*(1123). Война имеет даже отвлекающее значение, заставляя внешним вниманием и опасением за себя остановить внутренние беспорядки. Перед внешнею реальною угрозою лицу и имуществу смолкает недовольство. "С церковной кафедры так много говорится о непрочности, суете и непостоянстве земных благ, но при этом каждый, как бы он ни был растроган, думает, что ему - то удастся сохранить свое. Однако, когда эта непрочность появляется в форме гусаров с саблями наголо и дело принимает серьезный оборот, тогда трогательное назидавие, которое все предсказывало, шлет проклятия на победителей"*(1124). Наконец, война и потому еще является благом, что она подчеркивает самостоятельность государства. "Государство есть индивид, а индивидуальность есть по существу отрицание. Если бы поэтому группа государств образовала из себя семью, то, как индивид, этот союз должен был бы найти свою противоположность и подыскать врага"*(1125).

Может быть, нигде с такою ясностью из-за мыслей философа не выступали события дня и не обнаруживали их взаимную зависимость.

XII. Вопросы гражданского права рассматриваются Гегелем в двух отделах: учение о собственности и договоре отнесено к абстрактному праву, учение о семье - к нравственности.

В основе имущественного права лежит представление о личности. Личность есть для себя сущая и абстрактная воля. Личность раскрывается лишь тогда, когда человек сознает себя не только как нечто конкретное, определенное, но и как совершенное абстрактное "Я", в котором уничтожается всякая конкретная ограниченность. Народы и люди не обладают личностью, если они не возвысились до этого чистого мышления и понимания себя. Быть личностью - таково высшее назначение человека*(1126). Но именно отсюда вытекает правовое требование, обращаемое к каждому: "будь личностью и уважай других, как личностей"*(1127).Гегель обходит вопрос, следует ли человеку признавать в другом личность, поскольку он сам до нее возвысился или независимо от того, хотя бы не сознавал сам себя таковою.

Личность нуждается во внешнем проявлении. Этой цели служит право собственности. Без нее личность существует только в идее, но не имеет бытия. В этом состоит основное оправдание института собственности. Гегель считает нужным отразить нападения на собственность, сделанные как в древности, так и в новое время. Государство Платона таит в себе величайшую несправедливость, потому что, уничтожая частную собственность, закрывает для личности возможность проявления, для человека возможность подняться до личности. Аграрное законодательство Рима обнаруживает борьбу между общественным и личным началом обладания землею, и последнее, как более разумное, должно было взять верх, хотя бы за счет другого. Подразумевая, хотя и не называя новейшие течения мысли, Гегель настойчиво отвергает идею равенства в землепользовании. "Выставляемое нередко требование уравнения в обладании землею, или даже и прочим имуществом, есть тем более легкое и поверхностное понимание, что в этой отдельности обладания заключается не только внешняя природная случайность, но и весь объем духовной природы с ее бесконечными особенностями и различиями с ее разумом, развивающимся в организм"*(1128). Нельзя говорить, что неравенство в обладании землею и имуществом противно естественной справедливости, потому что природа не свободна, а потому не может быть не справедлива. Имущественное равенство недостижимо, потому что имущество зависит от прилежания, а оно неравно. Нельзя выводить равенство из того, что люди равны. Конечно, люди равно свободны, но только как личности, а личность есть лишь основа собственности. Следовательно, из равенства личностей вытекает, что всякому человеку должна быть открыта возможность стать собственником, но отсюда не следует, чтобы имущества были уравнены. "Ложно утверждение, будто справедливость требует, чтобы имущество одного было равно имуществу другого, потому что справедливость требует только, чтобы каждому была доступна собственность"*(1129).

Такими доводами отстаивает Гегель идею частной собственности, защищая ее против революционных идей, а на самом деле отстаивая именно смысл французского переворота.

Отношение воли к воле есть своеобразная и истинная почва, на которой свобода находит свое бытие. Это средство иметь собственность не только посредством вещи и субъективной воли, но также посредством воли другого, и тем найти основание в совместной воле - составляет договор. В этих неясных положениях Гегель перебрасывает мост от собственности к договору.

В договоре обе стороны относятся друг к другу, как две самостоятельных личности, свободно выражающие свою волю. Договор предполагает а) личную свободную волю, b) согласие воли, совместной, хотя и не общей, c) внешнюю отдельную вещь, как предмет. Договора нельзя видеть в браке, как это позорно допускает Кант. Точно также государство нельзя рассматривать как договор всех со всеми или всех с государем или правительством. Эта последняя точка зрения внесла не мало смуты в учение о государстве и в жизнь. Сравнение тем менее уместное, что гражданином государства становятся не в силу выраженной воли, а в силу факта рождения*(1130).

ХIII. Семья представляет три стороны: а) брак, как форма ее, b) семейное имущество, как внешнее бытие, с) воспитание детей и прекращение семьи.

Браком создается новая личность, которая представляет собою нравственное единство. Взгляду на брак как на нравственное отношение, противоречит господствовавший в естественном праве прием выдвигания на первый план физической стороны, диктуемой природою; противоречит воззрение, принятое даже Кантом, будто брак не что иное, как гражданский договор, которым приобретается право взаимного пользования; противоречит и мнение, будто сущность брака состоит в любви, между тем как любовь составляет случайный элемент в браке, а это не согласуется с неизменно нравственным содержанием брака*(1131). Нравственный элемент брака заключается в сознании единства, как основной цели, а также в любви, доверии и общении всего индивидуального существования. Именно/ нравственным содержанием отличается, по мнению Гегеля, брак от конкубината, который имеет своею целью только удовлетворение природного инстинкта.

Брак сам по себе нерасторжим, как неразрушимо созданное единство. Только смерть может положить ему конец, как она прекращает и всякое индивидуальное существование. Менее всего допустимо, чтобы брак мог быть прекращен под влиянием страсти (ненависти), потому что всякая страсть подчиняется браку, как нравственному единству. Но та же нравственная сторона, подвергаясь действию внешних сил, требует допущения развода в случаях, где нравственная цель недостижима. Задача законодательная заключается в том, чтобы, не преграждая совершенно возможности развода, затруднить легкость его*(1132).

Отстаивая против Фр. Шлегеля и Шлейермахера форму брака, Гегель не может признать, будто сущность брака исчерпывается любовью и внешним актом ее проявления. Отдаваясь друг другу, люди, конечно, проявляют любовь, но не следует упускать при этом различия между мужчиною и женщиною. Девушка, отдаваясь мужчине, отдает ему и свою честь, тогда как мужчина имеет и другие области приложения своей чести за пределами семьи*(1133).

Отношения между мужем и женою в браке определяются положением мужчины и женщины в обществе, "Женщины могут быть весьма образованы, но для высших наук, для философии, для области искусства, требующей всеобщности, они не созданы. Женщины могут обладать вкусом, красотою, изяществом, у них может явиться счастливая мысль, но идеалов у них нет. Различие между мужчиной и женщиной сводится к различию между животным и растением: животное отвечает более характеру мужчины, растение - женщины, потому что ей более свойственно спокойное развитие. Если женщины стоят во главе правительства, то государство в опасности, потому что их действия согласуются не с требованиями всеобщности, а со случайными склонностями и мнениями*(1134). Этою точкою зрения определяется юридическое строение семейных отношений. "Семья, как юридическая личность, в сношениях с другими, имеет своим главою мужчину. На нем лежит преимущественно попечение о приобретении на внешней стороне необходимого, забота внутри о потребном, распоряжевие и управление семейным имуществом"*(1135).

Дети, это естественное произведение брака и его цел, утверждают связь между родителями, потому что "мать любит в ребенке мужа, а муж жену; оба воспроизводят в нем свою любовь"*(1136). Как имущество создает внешнюю, так дети внутреннюю связь между супругами. Связь между родителями и детьми обнаруживает неравенство их чувств. "Надо заметить, что вообще дети менее любят родителей, нежели родители детей, так как последние имеют впереди себя самостоятельность и силу, а родителей оставляют позади себя, тогда как родители видят в детях объективную предметность своей связи"*(1137). Но никаких юридических выводов из этой характеристики отношений между родителями и детьми Гегель не делает. Он ограничивается указанием на право детей на содержание и воспитание, да кроме того неоднократно обрушивается на римское право, допускавшее право продажи детей.

XIV. Общая воля, выражающаяся в праве, не есть, однако, всеобщая воля, воля всех. Поэтому вполне возможно противоречие между общею волею и частною волею. Отрицание со стороны последней права или общей воли, есть правонарушение*(1138). Гегель признает три восходящие формы нарушения права: а) гражданская или не преднамеренная неправда, b) обман, с) принуждение и преступление. Гражданская неправда не сопровождается отрицанием общего права, она содержит лишь отрицание частной воли. Здесь отрицается, ошибочно, согласие воли другого лица с правом, но в то же время выражается готовность подчинения, если предполагаемое несоответствие будет опровергнуто доводами общего права. Поэтому гражданская неправда есть самый легкий вид нарушения права. На втором месте Гегель ставит обман. Нарушение права происходит намеренно, но с сохранением видимого соответствия с общим правом. По видимости общее право признается, но по существу оно отрицается. Наконец, истинным правонарушением является преступление, которым отрицается право, как оно действительно существует, так и право, как оно представляется нарушителю. Последний сознательно и намеренно, отрицая общую волю, ставит на ее место свою частную. Группировка Гегеля не может быть признана юридически правильной. С одной стороны он исключает принцип вины из гражданской неправды, а с другой признает в обмане видимое соответствие объективному праву. То и другое представление не соответствует действительности.

Преступление влечет за собой наказание. Гегель недоволен господствовавшими в его время в уголовном праве теориями по вопросу о сущности и обосновании наказания. Неправильно смотреть на наказание как на зло, напротив, в наказании осуществляется справедливость. Наказание нельзя рассматривать как зло за зло. Наказание есть право преступника*(1139). Признавая за ним это право, мы чтим в нем разумное. Сущность наказания заключается в отрицании допущенного преступником отрицания права. Преступник своим действием, противным праву, отрицает общую волю. Наказание имеет своею задачею отрицание частной воли преступника, выдвинутой на место общей. Результат сводится к восстановлению права*(1140). Гегель очень высоко ставит свое понимание преступления, построенного на начале трихотомии: а) тезис - преступление, как отрицание права; b) антитезис - наказание, как отрицание отрицания, т. е. преступления; с) синтезис - примирение, восстановление, торжество права.

Со своей точки зрения Гегель не мог признать ни теории устрашения, выдвинутой в его время особенно Фейербахом, ни теории талиона, связанной с именем Канта. Теория Фейербаха предполагает возможность причинного воздействия на волю, а следовательно отвергает свободу воли. Теория устрашения сводит наказание к палке, которой угрожают псу, но к человеку нельзя относиться как к собаке, забывая его честь и свободу*(1141). Теория талиона страдает основным недостатком - невозможностью качественного и количественного уравнения наказания с преступлением. Как быть с требованием око за око, зуб за зуб, если у преступника всего один глаз или вовсе нет зубов*(1142). Соотношение наказания и преступления не есть уравнение последствий содеянного, а уравнение воли частной с общей.

Мера наказания за каждое преступление не может быть выведена из разума, - это дело положительного законодательства. Обнаруживается, что, с успехами образования, взгляды на преступления становятся мягче и мера наказания постепенно понижается. Однако для убийства Гегель признает только одно наказание - смертную казнь, "потому что жизнь есть весь объем бытия, и, следовательно, наказание должно заключаться в отнятии не какой - либо ценности, а самой жизни"*(1143). Гегель не считает убедительными возражения Беккарии против смертной казни, основанные на том, что договор, в силу которого люди перешли из естественного состояния в государственное, не мог бы включать согласия контрагентов на лишение их жизни. Гегель оспаривает взгляд Беккарии тем, что, во-первых, никакого государственного договора не было, а во-вторых, что требуемое предварительное согласие преступника на причитающееся ему наказание выражается в его деянии, если бы он не хотел наказания, он не совершил бы преступления*(1144).