§1. Биологические теории преступности

Обращаясь к временам зарождения антропологического подхода в буржуазной криминологии, обычно приводят весьма характерные слова Чезаре Ломброзо, сказанные им в 70-х годах XIX века: «Внезапно, однажды утром мрачного декабрьского дня, я обнаружил на черепе каторжника целую серию ненормальностей..., аналогичную тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих странных ненормальностей — как будто бы новый свет озарил темную равнину до самого горизонта — я осознал, что проблема сущности и происхождения преступников была разрешена для меня»1. Увидев в преступнике «характерные черты примитивного первобытного человека и животных», Ломброзо развил свою концепцию «прирожденного преступника», явившуюся базой для биологических теорий преступности в буржуазной криминологии.

Отметим, что под биологическими теориями в буржуазной криминологии понимаются объяснения причин преступности влиянием антропологических факторов или наследственной отягощенности индивидов, причем, как правило, антропологические факторы и наследственная отягощенность рассматриваются в тесной связи.

Не вызывает сомнения,  что крайнее выражение этих теорий —

106

концепция прирожденного преступника, сводящая причины к тому или иному набору конституциональных признаков, отличающих, по мнению сторонников этой теории, преступного индивида от обычного человека. К другим разновидностям биологических теорий, относятся концепции, сводящие причины преступности к отклонениям в функционировании желез внутренней секреции, хромосомным аномалиям, психопатическим характеристикам индивидов.

В основе концепции Ломброзо о «прирожденном преступнике» лежит тезис о естественном характере и вечности существования преступности в человеческом обществе.

Применительно к взглядам Ломброзо следует в эту методологическую базу включить представление о преступности, как о естественном (биологическом) феномене, трактуя в этой связи преступление как естественное состояние жизни человека. Это неизбежно привело Ломброзо еще к одной ложной гипотезе, а именно — о существовании «преступного генотипа», сама природа которого создана для совершения преступлений.

По концепции Ломброзо, тип «преступного человека» характеризуется определенными стигматами (признаками или метками, якобы отличающими его от типа человека «неприступного»). Основой такой классификации послужило проведенное им исследование около 400 итальянских преступников, заключенных в тюрьмах. Позднейшими исследованиями было установлено (например, исследованием Ч. Горинга), что методы, примененные Ломброзо, не были адекватными, а исследуемая группа не была репрезентативной. Ломброзо сравнил своих преступников со смешанной контрольной группой, состоящей из итальянских солдат. Найдя у 43% преступников более пяти физических аномалий у каждого (по своей схеме)3, Ломброзо пришел к выводу о том, что это подтверждает его гипотезу о существовании «врожденного преступного типа», у которого наличествует генетический сдвиг к более ранним формам животной жизни. Причем, в концентрированной форме наиболее четко этот тип, якобы, выражен у прирожденных преступников-убийц4.

Классификация «прирожденных преступников» — значительная часть всей концепции Ломброзо, наглядно подтверждающая примитивную наивность и в то же время антнгумапизм этой концепции, ее политическую реакционность.

Кроме трех основных типов прирожденных преступников — воров, мошенников и убийц, — Ломброзо со своим учеником и последователем Ласки разработал по этому же принципу классификацию политических преступников. В частности, к типу «прирожденных преступников» они отнесли так называемых «бунтарей», которыми они именовали революционеров1. Все политические преступления рассматривались ими как посягательство на так называемый «закон инерции» (минонеизм), якобы свойственный людям (и животным) и состоящий в стремлении избежать всяких изменений. Сами же участники революционного движения относились к категории «нравствен-

107

но помешанных» . Причинами политической преступности они считали склонность к такого рода преступлениям7.

Характерно, что несмотря на всю фантастичность и научную необоснованность такой классификации, она сохранила свое влияние вплоть до сегодняшнего дня, особенно в буржуазных криминологических концепциях. Например, на базе указанной выше классификации Ломброзо и Ласки политических преступлений французский криминолог Жак Леотэ строит свою концепцию политической преступности и ее причин.

Оценивая реакционную сущность концепции Ломброзо о «прирожденном преступнике», нельзя обойти молчанием ту ее часть, которая касалась несовершеннолетнего «прирожденного преступника». Прежде всего отметим, что это исследование вообще было первым криминологическим исследованием в данной области. До него были лишь отрывочные обзоры уголовной статистики, касающиеся подростков. При огромном росте детской преступности в конце XIX века это первое исследование не могло не повлиять на характер развития криминологической мысли в капиталистических странах. Поскольку им оказалось исследование Ломброзо, проведенное все на той же методологической базе «прирожденного» преступника, в буржуазной «криминологии несовершеннолетних» надолго утвердился биопсихологический подход к изучению преступности детей и подростков.

Ломброзо изучил 79 подростков в возрасте до 12 лет, помещенных в исправительные дома. В их число входило 40 человек, совершивших кражи, 27 бродяг и 7 убийц8. Свою позицию в отношении причин преступности несовершеннолетних по результатам своего исследования Ломброзо выразил в следующем выводе: «Моральные аномалии, которые создали бы применительно ко взрослому преступность, проявляются у детей в гораздо больших размерах и с теми же признаками, особенно благодаря наследственным причинам... В этом отношении ничего не может сделать воспитание: оно дает им (детям. — Авт.) самое большее внешний блеск, что является источником всех наших иллюзий в этом отношении... Оно не может изменить тех, кто родился с извращенными инстинктами»9.

Это высказывание полностью отражает общеметодологическую позицию Ломброзо о наличии особого типа «преступного человека» с врожденными криминальными признаками и врожденной предрасположенностью к совершению преступлений. Тот факт, что исследование преступности несовершеннолетних вошло составной частью в работу, где изложена была эта главная теоретическая концепция Ломброзо, — лишний раз подтверждает, что он распространяет на преступность несовершеннолетних все основные положения этой концепции. При этом, применительно к детям и подросткам. Ломброзо идет еще дальше и вводит дополнительное понятие — еще большую выраженность криминальных признаков в связи с их наследованием от предыдущего поколения преступников.

Позиция Ломброзо в конструировании понятия «подростка — преступного человека» выглядит более обостренной еще и потому,

108

что он вводит дополнительный признак (кроме наследственной предрасположенности), а именно, невозможность активного воспитательного воздействия на наследственные отрицательные качества человека. Воспитание сводится, якобы, только к внешней лакировке преступных наклонностей, создающей иллюзию их изменения в лучшую сторону.

Появление книги Ч. Ломброзо «Преступный человек» вызвало противоречивую реакцию среди буржуазных исследователей преступности того времени. Вслед за ним было проведено несколько исследований как в поддержку его идей, так и для их, если не опровержения, то критической проверки. Именно таким было исследование, проведенное английскими авторами под руководством Чарльза Го-ринга. Они осуществили сравнительное исследование 3 тысяч человек (заключенные — исследуемая группа; обычные граждане, в том числе, студенты Оксфордского и Кэмбриджского университетов). Исследуемый материал, которым располагала группа Ч. Горинга, был значительно более репрезентативным, чем соответствующий материал Ломброзо. Английские исследователи пришли к выводу, что различия между преступниками и непреступниками практически отсутствуют, а следовательно такого феномена как «преступный тип» — не существует.

Подобное же исследование проводил английский врач Норвуд Ист, изучивший 400 подростков-правонарушителей и также не обнаруживший у них общей физической неполноценности (правда, оговорив зависимость уровня их интеллекта от пола, что отнюдь еще не свидетельствует в пользу концепции Ломброзо).

Ломброзо — антрополог и психиатр — не включал в свою концепцию «преступного типа» юридические и даже какие бы то ни было социологические аспекты преступности. Не сделал он этого и позднее, уже находясь под воздействием философских воззрений позитивизма. Достаточно резкая критика концепции (теории) «Преступного человека» даже современниками Ломброзо заставила его включить в нее ряд факторов, имеющих социальную окраску. Ломброзо был вынужден перейти с чисто биоантропологических позиций в трактовке генетического механизма преступности на позиции биосоциальные10. Однако от «преступного генотипа» он не отказался и именно эта реакционнейшая часть его концепции, несмотря на продолжающуюся до настоящего времени ее критику, является элементом многих современных буржуазных криминологических исследований достаточно широкого масштаба.

Материалы проведенных в 1976 году в Париже «Ломброзиан-ских дней», подтверждают этот факт наглядно. Через завесу хвалебных слов в адрес Ломброзо ясно просматривается почти полное отрицание того, с чем действительно связано имя Ломброзо в криминологии, а именно: его теории прирожденного преступника. Наиболее конкретизированно эту мысль выразил М. Ансель: «Существенной новизной явилась не теория прирожденного преступника (к тому же в первом издании она не получила законченного выражения, извест-

109

но, что сама ее формулировка была создана Энрико Ферри) и не доктрина об атавизме в преступности, значение имел перенос центра тяжести в оценке преступления на человека, совершающего этот акт»1 '.

Перенос центра тяжести в оценке преступлений на человека в методологическом плане выразился в буржуазной криминологии в подчеркивании влияния так называемой наследственной отягощенное™ правонарушителей.

Начиная с двадцатых годов нашего столетия, внимание сторонников биологических объяснений причин преступного поведения стала привлекать именно проблема наследственной отягощенности. Обращаясь к проблеме наследственности, буржуазные криминологи, публиковавшие свои работы в тридцатых годах нашего столетия (Ху-тон, Штумфль, Аанге, Кранц и другие), указывали на тот факт, что среди исследовавшихся групп преступников гораздо большее количество лиц имеет судимых родственников по сравнению с контрольными группами населения. Причем особое внимание уделялось исследованиям преступности близнецов. Прослеживая жизнь 10—15 пар однояйцевых близнецов, буржуазные криминологи утверждали, что в 75—80% случаев преступления совершают оба близнеца. На основе этих факторов считалось доказанным, что склонность к преступности передается по наследственности.

Исследованиям по прослеживанию жизни близнецов был присущ весьма существенный недостаток, заключающийся в том, что при их проведении учитывались лишь те пары, в которых хотя бы один из близнецов попал в поле зрения уголовной юстиции. В результате пары близнецов, которые не совершали преступления, вообще не учитывались западными криминологами, что существенно искажало полученные результаты.

Этот недостаток был преодолен в исследовании, которое было проведено известным датским криминологом К. Кристиансеном, который исследовал жизнь 6000 пар близнецов, родившихся в Дании в течение двадцатилетнего периода. По данным этого представительного исследования оказалось, что совпадение случаев совершения преступления у однояйцевых близнецов составляет не 70—80%, как утверждалось ранее, а около 35%, у неоднояйцевых близнецов и того менее — 12%'2.

Исследование К. Кристиансена, материалы других наблюдений, проведенных в последние годы, доказали, что совпадения в поведении близнецов определялись сходством условий жизни и воспитания, а вовсе не передачей склонностей к совершению преступлений по наследственности.

Западногерманский профессор Г. Кайзер, подводя итоги исследованиям в области прослеживания жизни близнецов, проводившихся в разные периоды в буржуазной криминологии, вполне обоснованно констатировал, что эти исследования дают убедительное основание говорить о провале попыток связывать преступное поведение с наследственными факторами'3.

110

В начале пятидесятых годов в США у преступника, совершившего несколько убийств, при медицинском обследовании было установлено наличие дополнительной хромосомы типа «Y» (игрек). Как известно, генотип человека состоит из 46 хромосом, из которых две являются половыми. У женщин эти две хромосомы типа «X», у мужчин — одна хромосома типа «X» и одна хромосома типа «Y». Почти одновременно дополнительная хромосома типа «Y» была обнаружена при медицинском обследовании у преступника, совершившего убийство, и во Франции. Эти два факта вызвали в буржуазной криминологии поток заявлений о том, что наличие дополнительной хромосомы типа «Y», по всей вероятности, является той причиной, которая толкает людей на совершение убийств и других преступлений, сопряженных с применением насилия.

Для проверки этой гипотезы в тюрьмах США, Франции и некоторых других стран были проведены специальные медицинские обследования заключенных. Как свидетельствует обзор результатов этих обследований, опубликованный в 1975 году во Франции Парижским институтом криминологии, наличие дополнительной хромосомы типа «Y» было установлено у 1 —1,4% лиц, отбывавших наказания'4.

Помимо генотипа «XYY» медицине известны еще несколько видов хромосомных отклонений, которые были обнаружены при проведении обследований в тюрьмах приблизительно у такого же количества преступников, как и генотип «XYY» .

Хотя установление сравнительно ограниченной распространенности хромосомных отклонений среди лиц, отбывающих в тюрьмах наказание, уменьшило первоначальный интерес к этой проблеме, тем не менее, она продолжала оставаться актуальной в буржуазной криминологии еще в течение почти десяти лет.

До начала семидесятых годов попытки выявления хромосомных отклонений распространялись в основном на заключенных и лиц, помещаемых в психиатрические клиники. Количество лиц, прошедших соответствующие обследования, как правило, не превышало 100 человек. Поэтому обнаружение среди заключенных хотя бы одного случая хромосомных отклонений позволило говорить, по меньшей мере, о наличии одного процента хромосомных отклонений у лиц, совершающих преступления1 .

В целях проверки утверждения о том, что хромосомные отклонения являются причиной преступности, в семидесятые годы были проведены исследования не только среди осужденных правонарушителей, но и среди населения в целом. Характерно, что уже первые исследования подобного рода, показали, что имеется немало людей с названными отклонениями, которые совершенно нормальны как с точки зрения интеллектуального уровня, так и своего поведения .

В 1973 году в ФРГ было обследовано несколько тысяч человек. Эти обследования показали, что среди правонарушителей процент лиц, имеющих хромосомные отклонения, не выше, чем среди населения в целом18

111

В 1971 —1973 гг. западными криминологами М. Миккельсоном, И. Ермингом, Д. Канепа, Е.-ди Марко и некоторыми другими были подвергнуты сравнительному изучению осужденные, обладавшие дополнительной хромосомой типа «Y», и лица контрольной группы осужденных с обычным генотипом. И та и другая группа лиц была осуждена за совершение однотипных преступлений. Эти изучения не выявили каких-либо существенных различий в личностных характеристиках осужденных той или другой группы. Более того, оказалось, что в общем количестве преступлений, совершенных группой осужденных, имевших генотип «XYY», доля преступлений против личности составила лишь 9%, тогда как у контрольной группы процент этих преступлений оказался значительно выше19. Приведенные данные особенно показательны, если учесть, что дополнительная хромосома типа «Y» была провозглашена в буржуазной криминологии хромосомой агрессивности. Исследования показывают, что хромосомные отклонения могут свидетельствовать лишь «о нарушаемом балансе ген», а вовсе не о предрасположенности к антисоциальному поведению20.

Характерно, что даже те буржуазные криминологи, которые придавали большое значение утверждениям о влиянии хромосомных отклонений на преступное поведение, в настоящее время подчеркивают, что результаты проведенных исследований не позволяют больше говорить о каком-то особом криминогенном значении хромосомных отклонений. Вопрос может заключаться лишь в том, не оказывают ли эти отклонения влияния наряду с другими факторами в единичных случаях.

Итак, изучение хромосомных отклонений, за которое ратовали сторонники биологических концепций преступности, не только не содействовало росту научного авторитета биологических теорий, но, напротив, сделало более очевидной их несостоятельность. Можно отметить, что в последние годы биологические теории преступности были предметом специального обсуждения на IX Международном конгрессе социальной защиты, состоявшемся в августе 1976 г. в Венесуэле. Генеральный докладчик в секции конгресса, рассматривавшего биокриминологические аспекты антиобщественного поведения, американский профессор П. Лиджинс высказал мысль, что в современной криминологии западных стран, в особенности США, биологическая этиология преступного поведения не только не пользуется поддержкой, но даже одно упоминание о ней вызывает или насмешки или определенную степень ожесточения21.

Обобщая содержание национальных докладов, представленных на IX Международном конгрессе социальной защиты, П. Лиджинс отметил, что биологические факторы преступности упоминались лишь в одном из докладов, да и то в связи с тем, что его автор счел необходимым отмежеваться от биологических теорий.

Весьма показательно и то, что большую часть своего доклада П. Лиджинс посвятил критике взглядов американских криминологов Э. Хутона, Э. Шелдона и супругов Глюк, придерживающихся био-

112

логических объяснений преступности. Показав теоретическую несостоятельность теорий, предложенных в свое время данными авторами, отсутствие необходимой научной строгости в их исследованиях, П. Лиджинс солидаризировался с мнением тех криминологов, которые считают, что проведение подобных исследований — это пустая трата времени".

Чем же может быть вызвана «определенная степень ожесточения» в отношении биологических теорий преступности? Это предопределяется, по мнению другого известного буржуазного криминолога М. Лопес-Рея, тем фактом, что биологический подход, длительное время занимавший существенное место в буржуазной криминологии, не привел к чему-либо новому, кроме введения в некоторых странах стерилизации преступников и принятия в США законов о сексуальных психопатах . Реакционность и практическая бесполезность этих законов, вводивших тюремное заключение на неопределенные сроки с высокой минимальной границей для лиц, отнесенных к категории «сексуальных психопатов», становится очевидной и для буржуазных юристов. В этом плане не вызывает удивления позиция, изложенная одним из ведущих западногерманских криминологов Г-И. Шнайдером, который, проанализировав биологические теории, признал обоснованность высказывавшихся в самой буржуазной криминологии рекомендаций полностью отказаться от понятия преступной наследственности, поскольку «оно является теоретически ошибочным, а на практике приводит лишь к антигуманным тенденциям»"1.

Подрыву «авторитета» биологических теорий преступности в буржуазной криминологии в значительной мере содействовали широко проводившиеся в последнее десятилетие в ряде капиталистических стран исследования по установлению реального объема преступности. Наиболее представительное исследование подобного рода было осуществлено в США по программе, разработанной президентской комиссией по изучению эффективности применения закона в деятельности судебной администрации. В процессе выполнения этой программы было опрошено около 10 тыс. семей. Каждому опрошенному задавался вопрос, не являлся ли он сам или кто-либо из членов его семьи жертвой преступления за истекшие 12 месяцев. При подведении итогов опросов оказалось, что в расчете на каждые 100 жителей в США за год совершается 6,4 преступлений (учитывались преступления 20 видов) .

Результаты опросов позволили сделать заключение о том, что в целом в США в течение года совершается несколько десятков миллионов преступлений26, что далеко превосходит уровень преступности, отражаемый в официальных отчетах.

Эти данные подтверждаются также и результатами исследований, рассчитанных на фиксацию так называемой «саморегистрирующейся» преступности. При проведении этих исследований лиц, опрашиваемых с помощью анонимной анкеты, просят ответить на вопрос, не совершали ли они сами в определенный период своей жизни (или

113

в определенный отрезок времени, в зависимости от интересов исследователя) то или иное преступление.

Одно из первых исследований в этом направлении было проведено в США Д. Валлерстайном и К. Уайлом. Результаты этого исследования широко воспроизводились в специальной литературе США и других стран. Д. Валлерстайном и К. Уайлом были получены ответы от 1020 мужчин и 678 женщин, проживавших в Нью-Йорке и принадлежавших в основном к высшим социально-экономическим группам. 91% опрошенных ответили, что они в течение своей жизни совершили по меньшей мере одно преступление, причем за эти преступления никогда не привлекались к уголовной ответственности. 26% мужчин ответили, что они совершали кражи автомобилей, 17 — взломы и проникновения, 14 — кражи на сумму свыше 50 долларов, 11 —ограбления; 8% женщин ответили, что они совершали кражи автомобилей, 11 —кражи на сумму 50 долларов, 1 —ограбления. Кроме того, 64% мужчин и 27% женщин ответили, что они совершили по меньшей мере одно преступление другого вида.

Полученные данные авторы исследования описали в статье под заголовком «Наши законопослушные граждане — нарушители закона»27.

Характерно, что такой же процент ответов американские криминологи получили и через 20 лет, проводя аналогичное исследование, но в более широких масштабах, по программе президентской комиссии: вновь 91% опрошенных американцев ответили, что они никогда не привлекались к уголовной ответственности, хотя и совершали преступления.

В некоторых исследованиях процент положительных ответов еще выше. Так, например, в исследовании американского криминолога Л. Портерфельда, распространившего анкеты среди студентов штата Техас, эти ответы достигли 100%. Это привело Р. Портерфельда к выводу, что молодежь находится в беде .

Подводя итог по установлению реального уровня преступности в США, американские криминологи указывают, «что практически каждый американец время от времени совершает одно или несколько уголовных преступлений»29.

В результате проведенных исследований даже консервативные буржуазные криминологи под давлением фактического материала вынуждены констатировать, «что утверждения о принципиальных различиях между преступниками и непреступниками, заключающихся в их умственных способностях, в их личности и в их субкультурах, являются в высшей степени сомнительными»3 . Пытаясь прокомментировать результаты, полученные президентской комиссией по изучению эффективности применения закона и деятельности судебной администрации, канадский криминолог А. Нормандо пишет: «Некоторые американцы все еще думают, что преступления связаны с пороками, присущими небольшому числу людей. Однако они жестоко ошибаются» '.

Таким образом, масштабы преступности привели к тому, что мно-

114

rue буржуазные криминологи стали говорить о бессмысленности разговоров о так называемом преступном индивиде. Необходим глубокий анализ общества и образа жизни, порождаемого существующим строем, чтобы разобраться в причинах стремительно растущей преступности32. Можно согласиться и с американским криминологом Д. Гордоном, обоснованно подчеркивающим, что преступность в буржуазном обществе является ответом на условия конкуренции и социального неравенства, характерные для жизни в капиталистических странах. И если бы удалось каким-либо образом устранить, например, преступность в гетто, то условия конкуренции, неравенство, расизм вновь бы породили ее33.

Можно констатировать, что в современной буржуазной криминологии проведено большое количество исследований, доказавших несостоятельность биологических теорий преступности. Результатом исследований явились даже предложения об исключении из криминологического лексикона самого понятия «преступной наследственности». Эти исследования не подтвердили и связь преступности с хромосомными отклонениями. В буржуазной криминологии наступил «закат» биологических теорий.