§ 2. Позитивизм: прошлое и настоящее методологической базы буржуазной криминологии

В советской криминологической литературе дана глубокая и всесторонняя критика позитивизма как методологической основы буржуазной криминологии. «Для философских основ буржуазной криминологии, — подчеркивал А. А. Герцензон, — в высшей степени характерно, типично позитивистское решение основных проблем; стремление свести научное исследование к коллекционированию массы фактов; отказ от попыток раскрытия закономерностей и причинных зависимостей явлений; поиски практически выгодных для буржуазного государства решений теоретических вопросов и т. д.»34.

А. А. Герцензон с полным основанием отмечал, что положения философии позитивизма, сформулированные еще в XIX веке Кон-том и Спенсером, являются теоретической платформой современных буржуазных криминологов .

Известно, что родоначальником философии позитивизма был французский философ Огюст Конт (1789—1857 гг.). В криминологии философия О. Конта нашла свое прямое преломление в «теории факторов», разработанной представителями антропологической и социологической школ уголовного права (Ч. Ломброзо, Э. Ферри, Ф. Лист, А. Принс и др.).

Огюст Конт создал так называемый «позитивный метод» в философии, в дальнейшем воспринятый многими философами и социологами, в том числе и Э. Ферри, который одним из первых предложил

115

теорию факторов преступности, взяв за основу «позитивный метод» О. Конта.

О. Конт выделил _три вида состояния человеческого разума: теологическое (направления разума во внутреннюю природу вещей); метафизическое (замена сверхъестественных сил олицетворенными абстракциями, которым придается способность самостоятельно порождать наблюдаемые явления) и позитивное (отказ от стремления постичь назначение вселенной и познания внутренних причин явлений, переход к наблюдению, установление связи между различными частными явлениями и некоторыми общими фактами3 .

Именно эта позиция стала в дальнейшем отправной для факторного подхода к изучению преступности.

В целом же философская концепция позитивизма отвечала требованиям, связанным с созданием мировоззрения, противоположного предшествующей ей идеалистической философии, т. е. требованиям хотя бы внешне выглядеть как наука, отражающая реальную дей*-І ствительность. Отсюда и появились разнообразные многочисленные "факторы, якобы, объясняющие этиологию общественных отношений. Вместе с тем позитивизм стремился к оправданию всего того, что с позиций интересов буржуазии было выгодно представить как нечто неизменное, изначально присущее человеческому обществу. Это привело к тому, что философия Конта несла в себе многие черты натурализма, представляя структуру общества как некий организм ^это — основы контовской «социальной статики»), развивающийся по якобы естественным законам природы; при этом Конт отрицал необходимость искать причины социальных явлений. По этому поводу О. Конт писал следующее: «Основной характер позитивной философии выражается в признании всех явлений подчиненными неизменным естественным законам, открытие и сведение числа которых до минимума и составляет цель всех наших усилий, причем мы считаем безусловно недоступным и бессмысленным искание так называемых причин как первичных, так и конечных» .

I Таким образом, и факторы общественной жизни, согласно теории О. Конта, —- не являются причинами социальных явлений, а лишь выражением их взаимодействия, основанного на естественном законе.

Эта позиция Конта особенно отчетливо выражена в его теории «социальной динамики» или теории прогресса. Прогресс для Конта — это тоже закономерное развитие явлений на основе естественного закона; стадии прогресса (их Конт приводит три) не могут быть изменены. Характерно и то, что подразделение видов прогресса также отражает «факторный» подход Конта к изучению социальных явлений. Он делит прогресс на материальный, физический и интеллектуальный . Как будет видно из рассмотрения развития «теории факторов» в криминологии, это деление нашло свое отражение и применительно к факторам преступности.

Говоря о методологической сущности буржуазной теории факторов и об объяснении ею явлений преступности, необходимо иметь в

116

виду, что она ведет к преувеличению, а подчас и к абсолютизации значения каждого отдельного фактора. Именно это научное наследие и оставил «позитивный метод» Огюста Конта для последующих социологических теорий и в том числе для теорий факторов преступности. Эти теоретические «наследия» до сих пор питают буржуазную криминологию.

Позитивизм отрицает возможность построения научной теории, объясняющей наблюдаемое явление. Он ограничивается группировкой собранных факторов лишь по внешним сходным признакам, не отделяя существенное от несущественного, главное от второстепенного.

Соответственно, и подход к явлениям общественной жизни с позиции «теории факторов» включил в себя два главных порока позитивизма. Во-первых, он затемнил влияние главных, определяющих развитие общества факторов, таких, как способ производства, материальные условия жизни общества, общественные отношения в процессе производства и многие другие факторы, производные от этих основных. Во-вторых, «втягивал» в орбиту исследования преступности конгломерат случайных явлений, произвольно относимых к факторам, определяющим происхождение преступности. И этот исторически сложившийся порок методологии буржуазной криминологии сопровождает ее до настоящего времени.

Характерно, что такой исторической преемственности от позитивизма «социологической школы уголовного права» сами буржуазные криминологи, даже наиболее известные среди них своей эрудицией, не усматривают, отводя «теории факторов» значительно более скромное место в истории развития своей науки.

Так, в курсе сравнительной криминологии X. Маннхейм писал, что имеется очень простое, но вместе с тем очень важное понятие: в криминологии не существует причин преступности, которые являлись бы одновременно достаточными и необходимыми. «Могут существовать только факторы, которые могут быть «необходимы» для появления преступности в сочетании с другими факторами»39. Это положение, как подчеркивал X.Маннхейм, приводит прямо к теории множественности факторов, выдвинутой, по его мнению, У. Хилли и С. Бартом40.

Действительно, У. Хилли и С. Барт были рьяными сторонниками теории факторов. У X. Маннхейма были определенные основания связывать имена этих криминологов с теорией факторов. И все-таки не они были родоначальниками этой теории в буржуазной криминологии. Известно, что применительно к причинам преступности «теория факторов» получила развернутое отражение в работах итальянского социолога Э. Ферри, вышедшего на историческую арену в конце XIX века и развившего взгляды Ч. Аомброзо. На III Международном уголовно-антропологическом конгрессе в Брюсселе в 1886 г. к положениям «теории факторов» обращались в своих выступлениях и представители социологической школы уголовного права — Ф. Лист, А. Принс, Г. Тард. Эти взгляды фигурируют в основных

117

•I !

работах указанных авторов. Так, Ф. Лист считал, что преступление возникает в результате взаимодействия двух групп условий: индивидуальных особенностей преступника и внешних — физических и общественных отношений41.

Сам Э. Ферри в своей «Уголовной социологии» отмечает, что его система в известной мере является отражением соответствующих классификаций Бентама и Морселли.

Бентам предложил классификацию условий, «влияющих на чувствительность», которые он связывал со стимулированием преступности. В их числе были разнообразные и явно не равнозначные факторы: темперамент, который Бентам назвал «основным базисом», здоровье, сила, телесные недостатки, образование, умственные способности, твердость характера, постоянство, склонности, понятие чести, религиозные понятия, чувство симпатии и антипатии, помешательство, экономические отношения, пол, возраст, общественный класс, воспитание, общественное занятие, климат, раса, форма правления, вероисповедание4 .

Морселли создал свою систему факторов применительно не к преступлению, а к самоубийству. Однако Ферри счел возможным и ее использовать в построении своей теории факторов преступности. Морселли к системе факторов, объясняющих причины самоубийств, относил четыре группы: 1) космические явления (климат, время года, дня, ночи и т. д.), 2) этнические и демографические влияния (раса, национальность; антропологические признаки, нравы); 3) социальные влияния (цивилизация, вероисповедание, образование, торговля и промышленность, государственное хозяйство, густота населения); 4) индивидуальные психобиологические влияния (пол, возраст, гражданское состояние, профессия, общественное положение, темперамент) 3.

Таков был «багаж» предшественников и соратников Э. Ферри в области теории факторов преступности. На этой базе Э. Ферри и построил свою трехчленную теорию факторов преступности. Оценивая ее, отметим, что все то, что было сказано о научной несостоятельности «позитивного метода» О. Конта, вполне применимо и к перечисленным выше классификациям факторов преступности, созданных Ломброзо, Листом, Бентамом и Морселли, а также их последователями У. Хилли и Бартом. Тот же эклектизм, произвольность и методологическая необоснованность выбора факторов, анализ без синтеза, а в результате — абсолютизация каждого фактора.

Разумеется, Ферри, как и сам он это признавал, отнюдь не собирался  опровергать  своих  предшественников.  Он  был  убежденным сторонником и учеником «позднего» Чезаре Ломброзо, поэтому его теория факторов не представляла собой чего-либо,  принципиально отличного от рассмотренных выше концепций причин преступности. Основная     гипотеза     причин     преступности     была     высказана Э. Ферри   в  его   работе   «Преступление   как   социальное   явление»: ! Преступление является не исключительно биологическим явлением, І но   скорее   результатом   действия   суммы   различных   естественных

118

факторов: телесной и духовной природы индивидуума, естественной среды и социальной среды44.

По сравнению с Ломброзо (даже с его более поздними концепциями) этот взгляд внешне выглядел достаточно универсальным. Но его истинное значение можно оценить лишь обратившись к содержанию того, что Ферри называет естественной и социальной средой.

Как уже отмечалось, Ферри была создана трехчленная «позитив-! ная теория факторов»: антропологических или индивидуальных, фи-і зических и социальных45. Антропологические факторы были разде-* лены на три подкласса:  1) касающиеся органического строения преступника. К ним были отнесены «... все органические аномалии черепа, мозга, внутренностей, чувствительности, рефлекторной деятельности и телесных признаков вообще, а также особенностей физиономии и татуировки...»46;

касающиеся так называемого психического строения преступ

ника. К ним Ферри отнес «... все умственные и психические анома

лии (особенно аномалии чувства общественности), все особенности

литературы и жаргона преступников...»4 ;

касающиеся, по терминологии Ферри, личных признаков пре

ступника.   К   ним,    «...   кроме   биологических   его   (преступника)

свойств, особенностей возраста и пола, относятся еще и биологиче-

ско-специальные его свойства, например, гражданское состояние, род

занятий, местожительство, классовое положение, образование и во

спитание...»48.

Физические или космотеллурияеские факторы по классификации

Ферри, — это «... климат, особенности почвы, смена дня и ночи, вреда мени года,  годичная температура,  метеорологические условия...»   .

Социальные факторы — это «... густота населения, общественное мнение, нравы и религия, семейный строй и школьный режим, состояние промышленности, алкоголизм, экономический и политический строй, устройство органов администрации, правосудия и судебной полиции и, наконец, постановка законодательства вообще и гражданского и уголовного, в частности...»50.

В «теории» Э. Ферри мы вновь видим конгломерат совершенно не равнозначных и разнопорядковых факторов, не состоящих в какой бы то ни было корреляции с поведением человека. И вновь, как и у упомянутых выше Аомброзо и Морселли, мы видим до наивности необъяснимое непонимание значения употребляемых ими терминов, обозначающих классификационные группы. А это ведет уже к эклектизму в самой этой группе.

Основное, что проходит красной нитью через весь перечень фак- } торов преступности, — это биологизм концепции, явное стремление | провести  так  называемые  социальные  факторы  через  «биологическую призму». Это явствует и из названия подгруппы биосоциальных признаков (куда отнесены факторы совсем не биологического свойства), и из определенно более обширной, по сравнению с двумя другими, первой классификационной подгруппы антропологических факторов.

119

I

Второй методологический порок теории Ферри связан с содержанием и ценностью его «социальных» факторов, и у Аомброзо в числе выделявшихся им шестнадцати групп факторов можно было увидеть такие, как плотность населения, алкоголизм, пресса, грамотность и многое другое. И у Э. Ферри и у Ломброзо поражает общая черта их подхода к явлению преступности — удивительная легковесность, с которой они оперируют сложными экономико-социальными категориями жизни общества, включая их в прямую причинную связь с преступностью. Для них классы, экономический и политический строй и многое, что представляет собой разнопорядковые следствия от этих сложнейших явлений, — всего лишь атрибут современной жизни, который нельзя обойти, но в котором нет смысла и разбираться подробно. Научная классификация тем самым подменяется простым перечнем.

Надо сказать, что этот второй порок методологии Ферри и ряда его предшественников оказался, пожалуй, наиболее «живучим». Именно включение в классификацию разнопорядковых социальных факторов без какого-либо серьезного исследования их содержания, а главное, — априорное провозглашение их прямой причинной связи с преступностью — вот что, пожалуй, наиболее характерно для так называемого" «Социологического» направления в современной буржуазной криминологии.

И хотя Ферри и подчеркнул в своей «Уголовной социологии», что его концепция «... вполне отвечает требованиям действительности и научного духа»'1, — именно этому второму требованию она отвечает менее всего. Подтверждением такой мысли может быть и оценка значения его «факторов» самим Ферри. Хотя он провозгласил, что факторы представляются в действительности взаимосвязанными, тем не менее вся его теория подчинена именно изолированной их оценке. Достаточно напомнить, что каждую группу факторов Ферри оценивает с точки зрения их влияния на отдельные виды преступлений. Он считал, например, что физические факторы одинаково влияют на все категории преступников и, соответственно, преступлений; антропологические преобладают у прирожденных преступников, а социальные — у случайных и привычных52. Антинаучность этой позиции очевидна. Но она раскрывает и другое, а именно, что факторы для Ферри — всего лишь инструмент для обоснования биопсихологической генетической природы преступности.

> Э. Ферри ввел понятие человека, «предрасположенного к престу-( плению» (так называемый «преступный тип»). В своей «Уголовной социологии» по этому поводу он писал: «Индивид, который... с первого дня своего рождения, в силу наследственности, носит в своем организме и психике все аномалии, — такой индивид является субъектом, предрасположенным к преступлению, субъектом, который, живя в исключительно благоприятной среде, может быть, никогда и не нарушит уголовного уложения до конца своей жизни, но который, несомненно, впадает в естественную преступность (т. е. противочело-

120

веческую, а не только политическую), коль скоро условия среды окажутся неблагоприятными  в его борьбе за существование»1'.

Таким образом, теоретическим ядром «опасного состояния», по Ферри, является наследственная предрасположенность лица к совершению преступления, заложенная в его организме и «дремлющая» до поры до времени.

Именно в этом своем взгляде на «опасное состояние» Ферри оказался более всего близок к чистому антропологу Ломброзо, хотя и полагал, что существенно продвинулся вперед по сравнению с ним. Упадок интереса к биологическим концепциям преступности в современной буржуазной криминологии отнюдь не означает, что в этой науке наметился отход от позитивизма. Здесь имеет место достаточно четкая тенденция в научных устремлениях многих современных буржуазных криминологов: разочарование в чисто биологических аспектах изучения преступности не мешает развитию внимания к изучению личности преступника.

Основная цель в этих исследованиях — стремление найти различие между типами не преступников и преступников и изъять последних из рамок нормальной социальной жизни.

Позитивизм современной буржуазной криминологии выражается в том, что, начиная от теории прирожденного преступника вплоть до теории дифференцированной ассоциации, все объяснения преступного поведения основывались на подчеркивании радикального различия обстоятельств, испытываемых делинквентом и неделинквентом. Ключ в объяснении преступного поведения, согласно традиционным криминологическим теориям, заключается в различиях, будь они биологического, личностного или социокультурного порядка, которые отличают преступников от непреступников.

Эту мысль ясно отразил американский криминолог Д. Матца. Он пишет: «Социологическая теория преступности, начав с протеста против объявления преступника чем-то иным в биологическом отношении, кончила тем, что вывела делинквента за рамки нормальной общественной жизни. Такова сила позитивистского стремления находить и подчеркивать различия»54.

Громадные цифры преступности в буржуазном обществе вынудили Д. Матца констатировать, что слишком много имеется преступлений для того, чтобы можно было согласиться, что делинквенты действительно отличаются от остальной части населения50.

Несмотря на всю значимость статистических исследований, использование их результатов не является гарантией научности подхода в разрешении криминологических проблем. К. Джеффери в своей работе «Исследование поведения и криминология», изданной в ФРГ, выделяет два вида современных позитивистов: психологических и социологических. У двух этих направлений разный подход к статистическим методам и статистическому материалу. «Психологические позитивисты выступают сегодня против статистики, в то время как социологические позитивисты выступают полностью и целиком за нее»56.

121

1

Те современные позитивисты, которые избегают прямого использования в своих теориях статистического материала, все же не могут полностью игнорировать его. Не располагая данными, которые могли бы подтвердить предлагаемые ими теории, они не гнушаются прямой фальсификацией исходных положений. В работе довольно известного американского криминолога Ф. Хартурга «Преступность, закон и общество» автор пытается взглянуть на динамику преступности «в исторической перспективе». Не считая нужным (или возможным) привести конкретные данные, Ф. Хартург тем не менее заявляет, что в современном американском обществе соблюдение закона и уважения порядка возросло, гангстеризм и коррупция уменьшились, безопасность людей, уважение личности и собственности также возросли. И даже «гангстеризм демонстрирует тенденцию развития в бюрократический предпринимательский бизнес, который не хочет больше насилия, за исключением тех случаев, когда это необходимо» . После этого Ф. Хартунг показывает, как по его мнению, происходит вовлечение в преступную субкультуру, приводя длинный перечень равнозначных, по его мнению, факторов. Он грубо извращает существующее положение с уровнем преступности в США, поэтому опровергнуть его положения не представило бы большого труда.

Существуют и гораздо более тонкие приемы, основывающиеся на привлечении конкретного статистического материала, к которым прибегают современные буржуазные позитивисты в криминологии. В работе профессора Е. Пауелла «Преступность как функция аномии» автор остается в рамках чисто социологического подхода к проблеме и показывает несостоятельность как моралистских, биологических, так и психологических теорий преступности и определяет преступность как социальное явление . Однако, сделав этот вывод, далее Е. Пауелл говорит, что «частная собственность является создателем культуры, основной системы веры», и «когда индивиды теряют уважение перед нормативным порядком, защищающим частную собственность, то следует ожидать увеличения ограблений и краж»59. То же самое, по его мнению, следует ожидать и в области преступлений против личности, ибо в данных условиях человек вообще стремится «взять закон в свои собственные руки» .

Свои выводы Е. Пауелл основывает на анализе официальной уголовной статистики за период с 1864 по 1956 год. Цифрами он доказывает, что наибольший рост преступности наблюдался в период социальных потрясений — кризисов капитализма, в то же время в период «процветания» наблюдалось снижение преступности по сравнению с кризисными годами. Из этих статистических «закономерностей» Е. Пауелл делает свой конечный вывод, что в основе роста преступности лежат социальные потрясения, классовые битвы, и лишь наступление классовой социальной гармонии будет содействовать устранению аномии, процветанию капитализма и тем самым устранит причины роста преступности.

Нетрудно заметить, что Е. Пауелл скользит по поверхности явления, избегая глубокого качественного анализа приводимых им ста-

122

тистических материалов, что вообще характерно для позитивиста. Безусловно, в кризисах наиболее ярко выражаются основные противоречия капитализма, кризисные периоды содействуют более быстрому росту преступности. Однако, признавая часть правды, Е. Пауелл стремится увести от главного — от тех закономерностей капиталистического строя, которые порождают как кризисы, так и в опосредствованном плане преступность с неотвратимой закономерностью.

Итак, позитивизм был и остается одной из методологических основ буржуазной криминологии. Хотя набор факторов, с которыми выступают буржуазные криминологи, меняется, методологический подход остается почти тем же самым, каким он был во времена Ломброзо. Видимо не случайно, французский криминолог Ж. Пинатель, выступая с докладом на «Ломброзианских днях» в Париже, всячески ратовал не только за сохранение, но и за укрепление позитивистского подхода в буржуазной криминологии, подчеркивая, что именно позитивизм открывает дорогу эклектическому сочетанию самых различных взглядов на природу преступности61. Современные сторонники «позитивного» метода продолжают с разным вниманием классифицировать самые различные факторы. Все эти факторы, как справедливо отмечал А. А. Герцен-зонь , по прежнему ставятся в один равнозначный ряд, и не будет преувеличением сказать, что этому ряду не видно ни начала, ни конца.