ГЛАВА I

Становление

советской

криминологической науки

Становление советской криминологической науки начинается с первого года существования Советского государства'. Ее методологической основой явились положения марксизма о социальной природе преступности, определяемой частной собственностью на орудия и средства производства, эксплуатацией человека человеком. Особое значение имел вывод В. И. Ленина о положении с преступностью после совершения пролетарской революции, сформулированный им в «Государстве и революции»: «...Мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении праявил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнуть «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать. С их отмиранием отомрет и государство»2.

Ликвидация эксплуататорского строя в России Великой Октябрьской социалистической революцией поставила перед советскими криминологами задачу, ранее никогда не возникавшую перед криминологией: изучить причины преступности в таком обществе, где уничтожена их коренная социальная причина. Огромное значение для понимания проблем преступ-

1 См. Шляпочников А. С. Советская криминология на современ

ном этапе. М„ 1973, с. 5.

2 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 91.

ности имели указания В. И. Ленина о том, что важнейшим средством государственного управления диктатуры пролетариата в эпоху перехода от капитализма к коммунизму является учет и контроль. «Учет и контроль, — писал он, — вот главное, что требуется для «налажения», для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества»3. В. И. Ленин придавал исключительно важное значение овладению широкими народными массами наукой учета, контроля, управления. «...Когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных «хранителей традиций капитализма»,—тогда, — указывал В. И. Ленин, — уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быслрым и серьезным наказанием..., что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой»*. «И тогда, — продолжает В. И. Ленин, — будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем к полному о<м ^ранию государства»5.

Величайшее значение указанных положений В. И. Ленина для понимания причин преступности и мер борьбы с ней в обществе, совершившем пролетарскую революцию, состоит прежде всего в уяснении того, что социальный строй этого общества сам по себе преступность не порождает и что всемерное развитие социалистической демократии, связанное с всенародным участием в управлении государством, является тем главным, что обеспечивает соблюдение основных правил человеческого общежития, превращающихся в привычку.

Указанные положения В. И. Ленина получили дальнейшее развитие в решениях нашей партии. В Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду КПСС указывает^: «В системе социалистической демократии важное место занимают органы народного контроля, в работе которых ныке принимают участие миллионы рабочих, колхозников, служащих. Партия и впредь будет заботиться о том, чтобы ленинские идеи о постоянном и действенном контроле со стороны широких масс неуклонно претворялись в жизнь»6. И далее: «Укрепление законности —

3 Л е н и н >В. И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 101.

4 Т а м ж е, с. 102.

5 Т а м ж е.

6 Брежнев Л. И. Ленинским курсом, том третий. М., 1972, с. 282.

это задача не только государственного аппарата. Партийные организации, профсоюзы, комсомол обязаны делать все, чтобы обеспечить строжайшее соблюдение законов, улучшить правовое воспитание трудящихся. Уважение к праву, к закону должно стать личным убеждением каждого человека»7.

На указанных основополагающих идеях В. И. Ленина о том, что самим фактом совершения Великой Октябрьской социалистической революции, создавшей принципиально новый социальный строй, осуществлена решающая мера в борьбе с преступностью, стала строиться с первых лет своего возникновения советская криминологическая наука. В этом отношении характерно выступление одного криминолога 20-х годов в Государственном институте по изучению преступности и личности преступника, заявившего: «Мы — марксисты, мы коммунисты, и когда перед нами встает вопрос, на основе какого положения мы должны строить уголовный кодекс, мы говорим — перед нами прежде всего та крупнейшая мера борьбы с преступностью, которую мы осуществили 25 октября. Из нее в порядке логическом исходит целый ряд других мер в этом вопросе» 8.

Глубина новизны проблемы изучения и борьбы с преступностью, поставленной Октябрем, не сразу была осознана всеми. Обращая на это внимание, Е. Ширвиндт писал: «Разработка того основного положения, что в СССР борьба с преступностью ведется при разрешении уже основной задачи, в отличие от того, как она ведется в других 5/6 земного шара, без разрешения этих основных задач, происходит у нас недостаточно углубленно и даже в значительной мере затушевывается»9. При этом Е. Ширвиндт указал на допускаемые в работах по криминологии вульгаризацию и упрощенство, связанные с Догматическим истолкованием известного марксистского положения о том, что всякое право, в том числе и уголовное, является одним из видов надстройки над экономическим базисом. «На почве этих основных положений,— писал он,— создается упрощенство и вульгаризация, которые делают эти положения фаталистическими и которые, будучи приложены к явлениям преступности, приводят к тому, что всякая борьба с преступностью кажется бесполезной, так как преступники должны быть и не могут исчезнуть, пока полностью не будет изменен

7 Т а м ж е, с. 2,84.

8 Проблемы преступности, вып. 2. М.-Л., 1927, с. 5.

9 Ширвиндт Е. О методике изучения преступности и мер борьбы

ней в СССР. — В сб.: Проблемы преступности, вып. 2, с. 6.

строй, который существует и который преступления порождает. Это упрощенство и вульгаризация как будто приписывается Марксу и Энгельсу. Но Маркс по этому поводу говорил, что его «нужно понимать не так, как понимают иные, т. е. что автоматически действует экономическое положение, а так, что люди сами делают свою историю, но делают ее в данной среде, определяющей их собою, на основе данных фактических, между которыми экономические отношения как ни сильно влияние, испытываемое ими со стороны политических и идеологических,— все-таки оказываются в последнем счете наиболее влиятельными, образуя ту красную нить, которая проходит через все остальные отношения и которая одна и ведет

нас к пониманию»

Хотя основная задача — ликвидация эксплуататорского строя в нашей стране — была решена, довольно значительное количество преступлений продолжали порождать чисто социальные факторы, связанные с последствиями империалистической и гражданской войны, трудностями переходного от капитализма к социализму периода. Достаточно отметить хотя бы то, что к началу 1923 г. в стране насчитывалось около 4 млн. детей-сирот, из которых 3 млн. получали помощь от государства и общественных организаций, но еще оставалось огромное количество нуждающихся в немедленной поддержке и. Это не могло не сказаться и на положении с преступностью несовершеннолетних.

По своему качественному составу преступность несовершеннолетних характеризовалась в тот период высоким удельным весом имущественных преступлений, в четыре раза превышавших посягательства против личности. Уже сам этот факт является достаточно ярким подтверждением социальной природы преступности несовершеннолетних12.

Преступность несовершеннолетних — лишь отражение состояния общей преступности в государстве, и поэтому неудивительно, сколь рельефно социально-экономические условия своего времени проявились в структуре преступности 20-х годов. В этом отношении достаточно характерны данные о структуре преступности в городе и деревне, приведенные в опубликованной Д. Радиным таблице, содержащей сведения об осужденных в 38 административных районах РСФСР на 10000

10 Ширвиндт Е. Указ, статья в сб., с. 6—7.

11 См. Софинов П. Страницы из жизни Ф. Э. Дзержинского. М.,

1956, с. 124

12 См. Трайнин А. Уголовное право, часть Общая. М., 1929, с. 166.

населения в 1926 и 1927 гг. Из этих данных видно, насколько распространены были имущественные преступления, занимавшие в структуре преступности первое место и значительно превосходившие все другие преступления того времени13. Так, наиболее распространенным в эти годы преступлением было хулиганство. Имущественные же преступления более чем в два раза превышали хулиганство.

Из указанных данных нетрудно заметить, насколько хозяйственные затруднения того периода самым непосредственным образом влияли на преступность. Уже первым советским криминологам представлялась очевидной корреляция между экономикой общества и преступностью. Но в отличие от буржуазных криминологов они принципиально по-иному понимали сами экономические причины преступности, и это было их огромной заслугой перед криминологической наукой. Если буржуазные криминологи исходили из учения об экономических факторах, то марксистские криминологи, признавая непосредственное влияние на преступность различных экономических явлений, прежде всего обращали внимание на социальный строй общества.

Касаясь этого вопроса, М. Н. Гернет подчеркивал существенность того обстоятельства, что буржуазные криминологи вкладывали чрезвычайно разнообразное содержание в понятие экономических причин преступности и лишь немногие из них сумели «разглядеть за тысячью социальных причин преступности единую социальную причину — весь социально-экономический строй»14.

Исключительно важное значение для советских криминологов имели основополагающие указания В. И. Ленина о специальных средствах борьбы с преступностью, связанных с при* менением принуждения.

Указывая, что без принуждения, без диктатуры пролета-риата переход от капитализма к социализму невозможен, В. И. Ленин объяснял, что такая диктатура необходима потому, что «все элементы разложения старого общества, неизбежно весьма многочисленные, связанные преимущественно с мелкой буржуазией..., не могут не «показать себя» при таком глубоком перевороте. А «показать себя» элементы разложения не могут иначе, как увеличением преступлений, хулиганства, подкупа, спекуляций, безобразий всякого рода»15.

~"~См. Р а д и н Д. Преступность в РСФСР. М., 1928, с. 19.

14 См. Гернет М. Н. Государственный институт по изучению преступности и преступника. — «Административный вестник», 1926, № 11, с. 30. 10 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с.'195.

В. И. Ленин всячески подчеркивал, что насилие направлено лишь против тех, кто хочет восстановить свою власть. «Но этим и исчерпывается значение насилия, а дальше уже имеет силу влияние и пример. Надо показать практически, на примере, значение коммунизма»16. В. И. Ленин неоднократно предостерегал от опасности переоценки роли террора, всячески подчеркивая, что гораздо более постоянной и глубокой остается организационная работа с трудящимися массами. Он писал: «Вот в этой организации миллионов трудящихся и заключаются наилучшие условия революции, самый глубокий источник ее побед»17. Эффективность принуждения В. И. Ленин видел лишь в его опоре на убеждение. «Диктатура пролетариата,— писал он, — была успешна, потому что умела соединять принуждение и убеждение» J8. На этих основных принципах формулировались В. И. Лениным и программные положения советской уголовной политики. В «Конспекте раздела о наказаниях пункта Программы о суде» В. И. Ленин писал:

> % условного осуждения

» » общественного порицания

замена лишения свободы принудительным трудом с про

живанием на дому

замена тюрьмы воспитательными учреждениями

введение товарищеских судов (для известных категорий

и в армии и среди рабочих)» 19.

Характеризуя деятельность судов и их задачи в Программе Российской коммунистической партии (большевиков), В. И. Ленин писал: «В области наказания организованные таким образом суды уже привели к коренному изменению характера наказания, осуществляя в широких размерах условное осуждение, введя как меру наказания общественное порицание, заменяя лишение свободы обязательным трудом с сохранением свободы, заменяя тюрьмы воспитательными учреждениями и давая возможность применять практику товарищеских судов.

РКП, отстаивая дальнейшее развитие суда по тому же пути, должна стремиться -к тому, чтобы все трудящееся население поголовно привлекалось к отправлению судейских обязанностей и чтобы система наказаний была окончательно заменена системой мер воспитательного характера»20.

16 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. т. 42, с. 75.

т. 38, с. 74. т. 42, с. 139. т. QS, с. 408. т. 38, с. 431.

17 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч.

18 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч.

19 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч.

20 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч.

К)

В. И. Ленин решал проблемы борьбы с преступностью с глубоким учетом личностных качеств самих людей, совершающих преступления. В этом плане особенно важным является положение В. И. Ленина о детерминации человеческих поступков. «Идея детерминизма, — указывал В. И. Ленин, — устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю»21.

Это особенно следует подчеркнуть потому, что в современной буржуазной философской литературе всячески стараются представить, будто бы В. И. Ленин мало интересовался проблемами человеческой личности. Между тем именно человек всегда находился в центре его внимания. В. И. Ленин решительно опровергал домыслы фальсификаторов марксизма о том, что марксизм будто бы считает личности «за величину, не имеющую значения», и признает человека «случайностью», подчиненной каким-то «имманентным экономическим законам». Он писал: «Этот довод целиком повторяет круг идей эм-пириокритической «-принципиальной координации», т. е. идеалистического выверга в теории Авенариуса»22. Касаясь этого вопроса, А. Г. Мысливченко пишет: «В новых исторических условиях В. И. Ленин и его последователи разрабатывали дальше и конкретизировали марксистское учение о человеке... В философских исследованиях человека на первый план и ныне выступают такие «традиционные» проблемы, как сущность и существование человека, соотношение биологического и социального в нем, свобода и ответственность человека...»23.

Поскольку самим фактом совершения Великой Октябрьской социалистической революции в Советском государстве были подорваны социальные корни преступности, большой интерес с точки зрения этиологии преступности в социалистическом обществе стал представлять человек, совершающий преступление, путем изучения которого можно было определить то, что детерминирует преступность.

Изучение человека, совершающего преступление,— сама по себе исключительно сложная задача. Сложность эта усугуб-

21 Л ен и н В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. )159.

;2 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 337.

23 См. Ленинизм и философские проблемы современности. М., 1970,

лялась еще и тем, что в буржуазной криминологии были довольно распространены биологизаторские тенденции в объяснении причин преступности, классовый смысл которых сводится к тому, чтобы с помощью такого рода теорий завуалировать подлинные причины преступности в эксплуататорском обществе, переложив ответственность за преступность с буржуазного общества на так называемого преступного человека. Империалистическим государствам такие теории нужны и для того, чтобы с их помощью обосновать разрушение буржуазией ею же созданной законности, оправдать захватнические войны «расовым превосходством» одних наций над другими.

В таких условиях работа в области советской криминологии требовала не только научного изучения личности преступника и преступности, но и разоблачения ломброзианских и неоломброзианских теорий.

Однако поскольку в России идеи антропологической школы уголовного права не имели какого-либо заметного распространения, а уголовно-правовые теории дореволюционной России строились на принципах классической школы, в криминологических исследованиях важно было прежде всего преодолеть формалистическое мышление в вопросах борьбы с преступностью и создать широкую научную основу для этих исследований. Этому во многом способствовало объединение ученых различных областей знаний в работе криминологических учреждений, созданных в нашей стране уже в начале 20-х годов.

В предисловии изданной в 1925 году Мосздравотделом брошюры «Изучение личности преступника в СССР и за границей» Отдел здравоохранения Московского Совета объяснил ее выпуск стремлением «хотя бы в небольшой мере удовлетворить значительный интерес к этой проблеме, который все отчетливее выявляется со стороны юристов, врачей, судей и других работников, соприкасающихся в своей деятельности с конкретным, живым преступником»24. Ответить на вопрос « кто такой преступник?», с которым часто обращались в Московский кабинет по изучению личности преступника и преступности, и было главной задачей авторов этой брошюры.

Для истории становления советской криминологической науки особый интерес указанной работы состоит в том, что в ней провозглашаются методологические основы марксистской криминологии, предопределившие ее развитие на многие годы. Их суть формулировалась следующим образом. «Поскольку

мы стоим на почве научного детерминизма, отрицая так называемую «свободу воли», считая, что каждый наш шаг, каждая мысль является результатом сложного взаимодействия влияний, социальных и биологических, на наш организм,— мы не можем, конечно, смотреть на преступника, как на носителя свободной злой воли (точка зрения классической школы уголовного права), а видим в нем, в его личности и поступках продукт среды, условий индивидуального развития и т. д., что в сумме обусловливается, конечно, существующими общественно-экономическими отношениями»25.

Глубокое понимание социальной сущности преступности и умение диалектически мыслить совершенно исключало у марксистских криминологов 20-х годов какое-либо недопонимание биологических детерминантов преступного поведения, не говоря уже о противопоставлении социального биологическому. Так, в принципиальной статье Е. Ширвиндта «О методе изучения преступности и мер борьбы с ней в СССР», указывалось: «Социальные факторы определяют и биологическую индивидуальность деятеля; действие их проявляется трояким образом: а) они влияют на предков преступника, а тем самым на него, на прирожденные свойства его личности; б) они определяют телесное и душевное развитие преступника, то есть его благоприобретенную индивидуальность; в) они оказывают на него влияние в момент совершения им преступления»26.

Исходя из этих принципиальных положений, главное внимание криминологи 20-х годов и сосредоточили на познании того сложного взаимодействия социальных и биологических влияний на человека, которое предопределяет его преступное поведение. Таким образом, и на это специально обращалось внимание, изучение личности преступника строилось не на отвлеченных рассуждениях о свободе воли, морали, а на стремлении познать психофизические черты преступника «как социально-биологической единицы. Изучение социальных и психофизических качеств давало возможность ответить на вопрос «Кто такой преступник?», узнать, какие обстоятельства детерминируют преступное поведение. Провозглашение же общих, хотя и бесспорно правильных положений о социальной природе преступности, о роли материальных условий жизни, о воспитании само по себе не превращало криминологию в науку,

i4 Изучение личности преступника в СССР и за границей. М., 1925, с. 3. 5 Т а м же.

1<s Ширвиндт Е. О методике изучения преступности и мер борьбы с ней в СССР. — В сб.: Проблемы преступности. Вып. 2. М.-Л., 1927, с. 5.

способную активно влиять на повышение эффективности специальных средств борьбы с преступностью в условиях социалистического государства. Сложность задач, вставших перед криминологической наукой в Советском государстве, определялась, во-первых, тем, что она не могла лишь повторять уже известные, не требующие доказательств марксистские положения о социальной природе преступности, зависящей в социалистическом обществе от недостаточного (в смысле распределения материальных благ «каждому по потребностям») материального уровня жизни,недостаточного сознательного и культурного уровня народа, и, во-вторых, тем, что она должна была ответить на вопрос, почему в условиях социального равенства в государстве трудящихся одни лица, оказавшиеся в неблагоприятных для них условиях жизни, преступлений не совершают, а другие при тех же услових свои потребности удовлетворяют преступным путем? Именно это и предопределило главное направление в развитии советской криминологической науки 20-х годов, связанное с выдвижением изучения личности преступника как центральной проблемы.

Так, А. А. Герцензон считал в те годы само собою разумеющимся, что «стремление в каждом данном случае найти исключительно социологическое объяснение причин преступного поведения изучаемой личности правонарушителя приводит к механическому материализму» 27.

Развивая указанные положения, А. А. Герцензон останавливается на характеристике самого метода изучения правонарушителей и, таким образом, вскрывает суть подхода к изучению причин преступного поведения, не сводящегося к механическому материализму. Представление об этом марксистских криминологов 20-х годов уже само по себе ценно для историка криминологической науки. Прежде всего характерно само название этого метода — «индивидуально социологическое изучение правонарушителей». Как представлялось А. А. Гер-цензопу, оно должно состоять в изучении быта, среды, взятых в индивид) альном разрезе данной личности, с которыми связана 3ia личность как в своем социальном, так и в антисоциальном поведении. «Само собой разумеется,— -писал он,— что эта ни швидуалько содао югическяя характеристика должна быть оттенена широким социально-экономическим фоном,

27 Г е р ц е н з о f А. А. К методике индивидуально-социологического изучения правонарупШггелей.—В сб.: Преступник и преступность. Сб. II. М., 1927, с. 152.

в результате чего более резко выделяются индивидуальные черты, и в то же самое время за деревьями не теряется перспектива леса»28. Употребление столь образного выражения, к сожалению, не. прояснило позиции автора по вопросу трактовки самого понятия индивидуальных черт преступника, не говоря уже о методологическом значении их изучения для понимания причин преступности.

По мнению указанного автора, конечной целью «индивидуально-социологического изучения правонарушителей» должно явиться социологическое заключение, состоящее из трех моментов: анализа криминогенное™ социальных условий жизни правонарушителя, отнесения правонарушителя к соответствующей категории и предложения определенного социального прогноза. Однако, если руководствоваться лишь изложенным, вряд ли возможен какой-либо социальный прогноз. Очевидно понимая это, А. А. Герцензон далее вводит дополнительные и при этом довольно важные условия возможности обеспечения успеха такого прогноза. Указывая на ответственность и сложность прогнозирования социального поведения, он пишет уже следующее: «...именно здесь особенно выпукло чувствуется зависимость социолога от представителей биопсихологической, специальности: социолог может констатировать различие или отсутствие в данном случае благоприятствующих совершению преступления моментов, но он не сможет объяснить, почему данная личность реагировала на совокупность сложившихся социально-экономических условий именно так, а не иначе»29.

Признавая невозможность для социолога объяснить причины определенного реагирования данной личности на сложившиеся социально-экономические обстоятельства, А. А. Герцен-зон подвергает острой критике тех социологов, которые пытаются самостоятельно анализировать индивидуально-психологические качества, а затем приходит к заключению, что «возможность социального прогноза в каждом данном случае обусловлена, в первую очередь, наличием ясного представления об особенностях данной личности, сложившихся в результате сплетения, взаимодействия и столкновения социальных и биологических моментов»30. В свете изложенного А. А. Гер-Цензон считал, что «с точки зрения криминологии не может быть отдельного социологического и биопсихологического за-

8 Указ, сб., с. 160.

9 Т а м же.

30 Там же, с. 160—161.

ключения или прогноза. Заключение о данной личности получается в результате суммирования данных о социальных условиях в прошлом, о биологических особенностях личности, взятых в динамическом разрезе, и об интеллекте исследуемого правонарушителя»31.

Такая позиция как методологическая основа марксистской криминологии никем в советской криминологической литературе не оспаривалась вплоть до 1929 года. Как основополагающая она излагалась и в учебной литературе. Так, в вышедшем в 1929 г. учебнике по Общей части уголовного права профессора 1-го Московского госуниверситета А. Н. Трайнина содержалась критика буржуазных криминологических теорий и формулировались марксистские принципы науки об изучении причин преступности. А. Н. Трайнин отмечал, что все школы уголовного права исходили и исходят из идеи и надежды побороть преступность в рамках существующих социальных отношений, объясняя причины преступности злой волей преступника, его прирожденными отклонениями, пороками карательной политики, видя эти причины в чем угодно, но только не в самой капиталистической системе.

Формулируя методологические основы изучения преступности в условиях социалистического общества, А. Н. Трайнин писал, что преступность можно познать путем изучения значительного числа фактов в их связи и взаимодействии. Обращая внимание на невозможность решить указанную проблему путем изучения изолированного человека в качестве субъекта общественно опасного действия, он в то же время подчеркивал, что «изучение психологической структуры правонарушителя остается существенной задачей криминологических исследований, как не теряет значения индивидуальная психология и физиология с признанием доминирующей роли производственных отношений»32.

Поясняя свою мысль, А. Н. Трайнин отмечал, что дурная наследственность, физические или психические аномалии не имеют решающего значения в движении преступности, поскольку общественные явления определяются социальными рычагами и сами указанные факторы лишь производны от социальных основ человеческой жизни. Поэтому весь комплекс индивидуальных психических и физических особенностей и

31 Т а м же.

32 Трайнин А. Н. Уголовное право. Общая часть. М., ]1920, с.

28, 141.

27—

605434

уклонов в конечном счете подчинен единому общему фактору — определенной системе производственных отношений33. Эти высказанные еще в 20-х годах теоретические положения одного из авторитетных советских ученых-криминологов свидетельствуют о том, что марксистской науке не чужд подход к человеку как к биосоциальному существу, признание значения психофизических свойств личности для изучения преступности и объяснение этих свойств определенными социальными условиями жизни людей, понимаемыми в широком плане. Ведь и самого человека создал труд. Уже этого достаточно, чтобы увидеть принципиально различный подход советской и буржуазной криминологии к оценке роли психофизических качеств человека в этилогии преступности.

Практическим изучением преступности и преступника в нашей стране занимались специальные кабинеты по изучению преступности и преступника, созданные в Москве, Ленинграде, Саратове, Харькове, Киеве, Одессе, Минске, Ростове-на-Дону, Иркутске и Баку, деятельность которых направлял и координировал Государственный институт по изучению преступности и преступника, созданный в Москве в 1925 г.

Ознакомление с деятельностью этого института по соответствующим информационным отчетам и его научным трудам прежде всего свидетельствует о том внимании, которое проявляли к нему члены Советского правительства. Руководители института придавали большое значение установлению взаимных контактов института с соответствующими наркоматами, заинтересованными в его деятельности. Характерным в этом отношении является первое пленарное заседание, состоявшееся 18 декабря 1926 года, на котором выступали с общедирективными указаниями народные комиссары: внутренних дел—А. Г. Белобородов, здравоохранения — Н. А. Семашко и просвещения— А. В. Луначарский.

В выступлениях наркомов были затронуты основные вопросы деятельности Государственного института по изучению преступности и преступника и определены методологические основы его работы. Нарком здравоохранения Н. А. Семашко прежде всего обратил внимание на то, что Уголовный кодекс редакции 1926 года «навсегда покончил с понятием «наказание» и твердо установил характер допустимых мер воздействия на преступников, то есть «мер социальной защиты», разграничив их на меры судебно-исправительного, медицинского и

53 См. там же, с. 141—142.

И. С. Ной

медико-педагогического характера». Научная разработка ха-рактера и системы мер социальной защиты, по мнению Н. А. Семашко, и является одной из первоначальных задач институ. та. Н. А. Семашко призвал институт разрабатывать, в частности, методологические основы принудительного лечения правонарушителей, особенно находящихся в изоляции. Он указал на необходимость особо разработать ряд мероприятий социально-педагогического характера в отношении несовершеннолетних правонарушителей. Нарком здравоохранения отметил, что «редакцией Уголовного кодекса 1926 года советская власть ясно указала на то, что ею приписывается важная роль элементу медицинского воздействия на преступника и перед институтом стоит ряд вопросов как научного, так и непосредственно практического значения, подлежащих всестороннему освещению и изучению в этом отношении». Касаясь методологии изучения явлений преступности, Н. А. Семашко указал на то, что в советском уголовном законодательстве решается старый спор социологов и биологов о сущности преступления и методов борьбы с ним и делается увязка между социологической и биологической основами явления преступности. При этом он подчеркнул, что значительное влияние социально-экономических факторов на развитие преступности несомненно, но социальные условия действуют на личность, изменяя ее биологическую сущность, и без изучения этой биологической сущности нельзя изучать проблему преступности. В качестве примера

А. Семашко привел половые преступления, которые, «ко-ечно, нельзя глубоко изучать без самого тщательного биологического анализа. Социологический анализ должен подкрепляться и дополняться биологическим анализом34.

Характерным было и выступление наркома просвещения А. В. Луначарского. Он отметил, что преступника в старом смысле этого слова, заслуживающего ненависть и презрение, в природе не существует. «Само представление о преступной злой воле, которое столько времени висело тягостным кошмаром над человечеством, отличается поверхностностью» 35.

В своем выступлении А. В. Луначарский коснулся и чрезвычайно сложной проблемы соотношения социального и биологического в преступном поведении и высказал интересней-

34 См, Спасокукоцкий Н. Н. Деятельность Государственного

института по изучению преступности и преступника. — В сб.: Проблемы

преступности, вып. 3. Под ред. Е. Ширвиндта, Ф, Трасковича и М. Гернета.

М., 1928, с. 299.

35 Т а м же, с. 299—300.

шие мысли, к сожалению, мало кому из современных криминологов известные. Он сказал: «Когда человек наталкивается на зло, то он не только реагирует целесообразно, чтобы парализовать вредные действия, но эта реакция сопровождается эмоцией гнева. Эта эмоция гнева имеет значение биологическое и в нашем сознании эмоциональная окраска гнева играет большую роль. В непосредственной реакции «меня обидели», «я с ненавистью мщу» — лежат практические и физиологические корни»36. Поэтому чисто социологический подход к.' изучению преступности для А. В. Луначарского был неприемлемым. «Чисто социологическая точка зрения,— заявил он,— является односторонней, но известное доминирующее положение социального подхода к проблеме преступности совершенно неизбежно не только потому, что причины, вызывающие преступление, в гораздо большей степени — социальные, чем биологические, но и потому, что у биологической точки зрения есть фаталистический уклон37. Между тем позиция народного комиссара просвещения в этом вопросе с фаталистическим уклоном не имела ничего общего. Стыковку деятельности Нар-компроса с Наркомвнутделом А. В. Луначарский как раз и видел в воспитательной работе обоих наркоматов и это выразил в формулировке своих взглядов на меры борьбы с преступностью в Советском государстве. Отмечая, что в настоящее время приходится «базироваться на идее социальной защиты», он в то же время обратил внимание на ее временный, переходный характер, ибо против кого же общество может защищаться социально? «Социально,— говорил А. В. Луначарский,— можно защищаться от волков, но как можно социально защищаться от своих собственных членов, когда общество имеет своей прямой задачей благо всех в него входящих членов...? Общество, которое внутри отсекает своих членов, безразлично, поражены ли они проказой или преступностью,— это общество расписывается в своей слабости... Для нас должна быть обязательна другая идея — идея социального воспитания. Однако приходится считаться с тем, что необходимо наше переходное слабое общество обезопасить от тех сил, которые носят внутри себя наследственность прошлого; необходимо что-то сделать, чтобы эти разрушительные силы возможно более спасти и превратить в силы, нам содействующие... Когда мы говорим об об-Щей для всех нас цели создания мудрой и светлой человеческой жизни,—вопрос об искоренении внутреннего распада, на-

36 Т а м ж е, с. 300.

37 Там же.

правленного друг против друга, и в частности, о разрушительнейшем его явлении — преступности — является вопросом одним из самых ярких. Нашей целью является изменить волю человека, которая бы не являлась нарушением той великой гармонии, к которой мы стремимся... Работа Института по изучению преступности в направлении искания необходимых для этого путей — является самой важной и чрезвычайно близкой той, которую проводит Народный Комиссариат Просвещения в работе оздоровления человека нового советского общества путем социально-педагогического воздействия»38.

Нарком внутренних дел А. Г. Белобородов высказал свое представление о принципиальных предпосылках изучения преступности. Его интересовала прежде всего практическая сторона борьбы с преступностью в тех конкретных исторических условиях, в которых пришлось работать Наркомату внутренних дел. В связи с этим он заявил: «На теперешней стадии развития нашего общества мы никак практически не можем рассматривать лиц, нарушающих закон Советского государства, как неправильно заведенные часы всей предыдущей истории и всех лежащих в нем биологических и других задатков, хотя, принципиально, трудно было бы возразить что-либо против этого положения»39. Однако исходить из этих теоретических посылок в переходный от буржуазного к социалистическому обществу период при организации практических мероприятий по борьбе с преступностью было бы весьма наивно, так как пришлось бы отказаться «от какой бы то ни было попытки государственной власти пойти по пути упорядочения современного общежития»40. А. Г. Белобородов признает, что «в переходный период превращения буржуазного общества в социалистическое — ряд наших мероприятий в области борьбы с преступностью,— является несомненно компромиссным, но мы должны взять этот компромисс, как нечто неизбежное и заняться изучением практической стороны всех сопуствую-щих этой отрасли деятельности государственной власти условий и результатов этой деятельности»4t.

Продолжение обсуждения вопроса о методологических основах изучения преступности произошло на следующем пленарном заседании членов Государственного института по изучению преступности и преступника, состоявшемся 10 января

38 Т а м же.

39 Там же.

40 Т а м же.

41 Там же.

]927 г., на котором с докладом «Об углублении методов изу-' чения преступности и мер борьбы с нею в СССР» выступил председатель Совета института Е. Г. Ширвиндт. В принципиальной дискуссии о методологии изучения преступности и преступника широкое участие приняли научные работники института всех представленных в нем специальностей. В ходе дискуссии вновь выступил и народный комиссар внутренних дел А. Г. Белобородов. Итогом обсуждения затронутых проблем явилось принятие Пленумом института резолюции, в которой отмечалось, что хотя и существуют некоторые разногласия в отдельных моментах методологии изучения явлений преступности и мер борьбы с нею у научных работников различных течений и воззрений, однако «Институт по изучению преступности и преступника в целом представляет собой учреждение, в котором представители различных отраслей знаний и научных школ ведут свою исследовательскую работу на общей принципиальной базе, опирающейся на материалистическое мировоззрение» &.

Ознакомление со структурой института показывает организационное обеспечение разнопланового изучения преступности и преступника учеными различных областей знаний. В институте работали секции: 1) социально-экономическая; 2) пенитенциарная; 3) биопсихологическая; 4) криминалистическая, а также Статистическое бюро, музей и библиотека. От института в первые годы его существования функционировали кабинеты по изучению личности преступника и преступности— Московский, Ленинградский, Северо-Кавказский и Саратовский. Какие же вопросы обсуждались в социально-экономической и биопсихологической секциях института, непосредственно занимавшихся криминологическими проблемами?

Ознакомление с материалами отчета о деятельности института в течение 1926/27 научно-производственного года — года, по мнению работников института, переломного в смысле окончательного выявления научного лица института, определения принципиальных путей дальнейшего развертывания его работы, установления методологии изучения преступности и преступника и мер борьбы с ней позволяет сделать некоторые обобщения.

В социально-экономической секции разрабатывались самые различные вопросы, совершенно не связанные между собой единством научного направления и возникшие, очевидно,

Там ж е, с. 301.

как проявление тех или иных научных интересов членов секции. В подтверждение изложенного сошлюсь на материалы отчета социально-экономической секции, не меняя ничего в содержании имеющейся по этому поводу публикации.

А. А. Пионтковский работал над изучением «подлинных

дел, полученных из всех судов РСФСР, об убийстве селько

ров».

А. Н. Учеватов, С. А. Укше, В. И. Куфаев, Н. Н. Гедео

нов разрабатывали вопросы о хулиганстве.

Проводились специальные работы:

а) «О лабораторном изучении преступности на Лондонском

международном конгрессе» (М. Н. Гернет);

б) «Самоубийства в Москве за 4 года» (В. С. Халфин);

в) «Убийство из кровной мести в Дагестане» (по лично со

бранным материалам) (Д. П. Радин);

г) «Новейшие уголовные кодексы и их проекты за грани

цей» (М. Гродзинский);

д) «Влияние УК на чехословацкий проект УК» (А. Трай-

нин);

е) «Вопросы уголовного права и политические партии в ан

глийском, германском и французском парламентах» (С. Ук

ше);

ж) «Процессы об убийствах» (Т. Кремлева);

з) «Половые преступления по данным прессы» (В. Пере-

дельская);

и) «Юные газетчики в Америке» (В. И. Куфаев). С нового же научно-производственного года (с 1 октября 1927 г.) секцией обсуждены и приняты следующие работы:

«Обследование бандитизма» (общая работа для вср"

секций института);

«Детоубийство» (М. Н. Гернет);

«Кампании по борьбе с преступностью, их польза и

вред» (В. Халфин);

«Изменение социального состава преступников за по

следние 5 лет» (В. Халфин);

«Сравнительная преступность полов за последние 5 лет»

(В. Халфин);

«Рисунки и татуировки заключенных», «Проза и стихо

творения заключенных» (И. И. Карпов);

«Конокрады» (Н. Гедеонов);

«Обработка стенографических отчетов заседания Рейх

стага, Палаты Общин и Палаты Депутатов Германии» (С. Ук

ше);

9) «Продолжение работ об алиментных убийствах» (С. Ук-

Ю) «Движение преступности за последние годы», «Семейный быт женщин-преступниц», «Социальный состав преступников» и «Преступность по возрастам» (по данным переписи заключенных) (Д. П. Родин);

11) «Убийства в Московской губернии в 1922 — 1926 гг.», «Грабежи в Московской губернии в 1922 — 1926 гг.», «Кражи скота и обстановка совершения этих преступлений», «Виновники самоубийств» (ч. 2 ст. 141 УК РСФСР).

Какими вопросами занималась биопсихологическая секция?

В уже упомянутых отчетных данных деятельность биопсихологической секции характеризуется проблематикой, отличающейся как и в социально-экономической секции, отсутствием какого-то единого направления и глобальностью изучаемых вопросов. Работу этой секции автор информационного сообщения, опубликованного в сборнике «Проблемы преступности» (1928, вып. 3), Н. Н. Спасокукоцкий характеризует следующим образом.

Из научно-теоретических вопросов по биопсихологической секции

разрабатывались вопросы о хулиганстве (Т. Е. Сегалов,

С. К- Винокуров) ;

разрабатывался вопрос о мерах социальной защиты ме

дицинского характера в связи с изданием Уголовного Кодекса

РСФСР 1926 г. (Т. Сегалов);

закончена работа о «принудительном лечении» (П. Б.

Ганнушкин и И. Н. Введенский);

проработаны специальные вопросы;

а) «О кризисе уголовного права и пути ликвидации его с

биопсихологической точки зрения» (проф. П. В. Верховский);

б) «О судебно-психиатрической экспертизе в Уголовном Ко

дексе 1926 г.» (Н. П. Бруханский);

в) «О групповых изнасилованиях» (Н. П. Бруханский);

г) «О конокрадстве и конокрадах» (Р. Е. Люстерник);

д) «О растлителях, развратителях малолетних, индивиду

альных и групповых насилователях» (В. А. Внуков, А. О.

Эдельштейн) ;

е) «О клиническом методе изучения преступника» (А. П.

Молохов).

С 1 октября 1927 г. биопсихологическая секция стала проводить следующие исследования:

«О введении в учение о социально опасных состояниях и

принудительном лечении» (П. Б. Ганнушкин) и на ту же те

му в отдельных ее частях (И. Н. Введенский, Д. А. Амениц-

кий, Л. А. Прозоров, Т. Е. Сегалов, Н. П. Бруханский);

«О реактивных психозах заключенных» (И. Н. Введен

ский) ;

«О методике клинико-психиатрического обследования

правонарушителей (П. Б. Ганнушкин, А. П. Молохов);

«О психологических данных к вопросу о вменяемости и

невменяемости» (А. Е. Петрова);

«О принудительном лечении алкоголиков как профилак

тической мере борьбы с преступностью» (А. Р. Белов, И. Н.

Введенский, Л. А. Прозоров, Т. Е. Сегалов);

«О поджогах и поджигателях» (Т. Е. Сегалов);

«О половых преступлениях» (Т. Е. Сегалов);

«О конокрадстве и конокрадах» (Р. Е. Люстерник);

«Об отношении сторон и суда к судебно-психиатрической

экспертизе» (М. А. Неусыхин).

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в работе биопсихологической секции совершенно отсутствуют методологические темы, равно как и вопросы детерминации преступного поведения биопсихологическими качествами преступника. Сам же факт раздельного изучения личности преступна ка социально-экономической и биопсихологической секциями уже организационно предрешал невозможность комплексного изучения юристами, психиатрами и психологами всех тех причин и условий, которые порождают преступность.

Разумеется, ознакомление лишь с наименованием тем исследовательской работы названных секций еще не дает оснований для характеристики содержания выполненных по этим темам работ.

Представления по этому вопросу могут дать соответствующие публикации ученых, сотрудничавших в этих секциях. Но прежде чем перейти к анализу их работ, следует выяснить, на какой основе строилась научно-исследовательская деятельность кабинетов по изучению преступника и преступности, чтобы иметь более или менее полное представление об организационной стороне изучения причин преступности и личности-преступника в нашей стране в 20-е годы. Так, в Московском кабинете Института непосредственным изучением личности преступника занимались центральная лаборатория по изучению личности правонарушителей и опытно-наблюдательное стационарное отделение для заключенных. Цен-

тральная лаборатория была снабжена всеми необходимыми по тем временам установками для биопсихологического исследования личности правонарушителей, а опытно-наблюдательное стационарное отделение для заключенных имело штатную структуру научных сотрудников, состоящую из психиатров, психологов и социологов. В этом отделении сосредоточивались вначале лишь заключенные для кратковременного пребывания с целью их обследования по соответствующим секциям института, а затем и отдельные заключенные для длительного их изучения, представляющие интерес с криминально-психопатологической точки зрения. Характерным в таких исследованиях Московского кабинета являлось как раз то, что отсутствовало в самом институте — теснейшая связь между социологическим и психологическим материалом, характеризующим личность преступника. Поскольку в нашей литературе за последние 45 лет отсутствовали публикации, освещающие конкретную деятельность указанных кабинетов, а отдельные воспоминания о их существовании излагались преимущественно в критическом плане и учитывая, что объективное освещение опыта прошлого советской криминологической науки представляет огромную ценность для современных криминологических исследований личности преступника, развертывающихся в нашей стране, уместно показать, какие вопросы были объектом исследований в те годы и кто из специалистов принимал в них участие.

Имея в своем распоряжении лишь опубликованный в 20-х годах материал о деятельности Московского кабинета по изучению преступника и преступности, я лишь перечислю те вопросы, которые изучались в этом кабинете в те годы. На заседаниях этого кабинета только в одном 1927 году были заслушаны и обсуждены следующие работы научных сотрудников института:

«Начало преступной деятельности у воров-профессиона

лов» (Н. В. Терзиев);

«Случай изнасилования десятью человеками одной жен

щины» (Г. Н. Момот);

«О различном отношении воров к насилию» (М. К. Алек

сандров-Дольник) ;

«Разбор-демонстрация заключенных» (Р. Е. Люстерник

и В. А. Передельская);

5) «Факторы специализации у воров-профессионалов»

(И. И. Станкевич);

6) «Евграф — искатель приключений в его криминологиче-

ском значении» (доклад Т. Е. Сегалова и содоклад автора указанной пьесы А. Файно);

«О перерывах преступной деятельности воров» (Н. В.

Терзиев);

«Поджигатели» (Т. Е. Сегалов и В. А. Передельская);

«О преступлениях пожилого возраста» (Г. Н. Момот);

10) «Влияние длительного заключения на психику заклю

ченных» (А. Молохов);

11) «Роль и влияние пребывания на фронте на склонность к преступлению» (М. К- Александров-Дольник);

«Обследование бандитов и воров» (М. К. Александров-

Дольник) ;

исследовательские работы по изучению влияния тех или

иных видов искусства (театр, кино, литература) на возможное

возникновение явлений преступности;

«Клиническое изучение криминальных психоневропа

тов» (Т. Е. Сегалов и К. А. Винокуров);

Т5) «Преступления на почве ревности» (С. Я. Рачковский);

«Виды построения преступных шаек» (В. С. Сианов-

ский);

«Обследование детоубийц» (И. Я- Бычков);

«Обследование женщин-детоубийц» (М. А. Авдеева);

«Преступность и азарт» (И. И. Станкевич);

«Убийцы из мести» (И. И. Станкевич);

«Различные типы корыстных убийц» (И. И. Станке

вич);

«Преступления пожилого возраста» (Г. Н. Момот);

«Убийства по ничтожным поводам» (Л. Розенблюм).

Подробный перечень проблематики исследовательской работы Московского кабинета по изучению личности преступника и преступности также свидетельствует об отсутствии какого-либо единого научного направления в его деятельности, хотя вопросы психологии преступной деятельности находят достаточно определенное выражение в формулировании некоторых тем. Отсутствие материала выполненных работ по этим темам лишает возможности познакомиться с тем научным уровнем, на котором в те годы изучалась в психологическом аспекте личность преступника. С точки же зрения биосоциального изучения преступника особый интерес представляет деятельность Северо-Кавказского кабинета Института по изучению преступности и преступника. Именно в этом кабинете изучению биосоциальной сущности преступника уделялось особенно большое внимание и именно здесь удалось организовать

.26

наиболее тесное сотрудничество психиатров и юристов, .среди которых был и впоследствии известный ученый член-корреспондент АН СССР проф. С. А. Голунский. Повышенный интерес к деятельности указанного кабинета вызывается и тем, что в конце 20-х годов и в последующие годы он подвергался особенно острой критике за «ломброзианский уклон». Влияние этой критики оказалось столь значительным, что выступать по самой проблеме биосоциального изучения преступника многие годы считалось в нашей литературе предосудительным. Именно этим, на мой взгляд, можно объяснить, почему руководитель Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности через десять лет после создания этого института счел необходимым признать, что «ис-.следования индивидуально-психологических свойств личности преступников только начинаются»43. Начиная же исследование индивидуально-психологических свойств личности преступников, крайне важно изучить все то, что уже было сделано в этом направлении в советской криминологической науке, и с позиций сегодняшнего времени правильно оценить проделанную в те годы работу советских криминологов. Очевидно, именно этот аспект истории развития советской криминологической науки будет больше привлекать внимание ученых. Как верно замечает проф. А. С. Шляпочников, «в работах советских криминологов все большее внимание стало уделяться проблеме личности преступника, структуре индивидуального преступного поведения, типологии преступников. На данном этапе развития советской криминологии изучение личности преступника фактически стало важнейшим элементом ее предмета. Проведенные за последние годы криминологические исследования позволили дать общую картину структуры личности преступника, ее социально-демографическую, нравственную и психологическую характеристики, разработать основные принципы классификации преступников»44. Страницей ранее А. С. Шляпочников дает высокую оценку работам советских криминологов по изучению личности преступников, вышедшим еще в 20— 30-е годы.

Какими же проблемами занимался Северо-Кавказский кабинет, функционировавший в Ростове-на-Дону?

Психиатром В. В. Брэндовским были выполнены следующие работы: «Убийцы — опыт биосоциального исследования»;

13 См. «Социалистическая законность», 1973, № 2, с. 19.

14 См. Шляпочников А. С. Советская криминология на современ

ном этапе. М., 1973, с. 27.

«Мысли психиатра о статьях 136—138 УК» (имеется в виду УК РСФСР 1926 г.); психиатром М. А. Чалисовым: «Опыт биосоциального исследования растратчиков Ростова-на-Дону»; «Индивидуальное обследование заключенных города Ростова-на-Дону»; психиатром М. П. Берлином: «Беспризорные воры».

Близкой по направлению Ростовскому кабинету была исследовательская работа Саратовского кабинета Института по изучению преступника и преступности, в котором преимущественно работали психиатры, руководимые профессором М. П. Кутаниным.

На основе индивидуального обследования заключенных Саратовского изолятора были выполнены следующие работы:

«К вопросу о хулиганстве в г. Саратове» (проф. М. П.

Кутании);

«Самозванцы-ревизоры в наше время» (проф. М. П.

Кутании);

«Криминогенное значение юношеского возраста», обсле

дование группы юных бандитов (Г. П. Иванов);

«День заключенного» (Г. П. Иванов);

доклады на конференциях кабинета: Г. П. Иванова на

тему «История преступления и характеристика бандита А.»

и «История одной бандитской шайки»;

сотрудниками кабинета велась консультативная работа

в труддоме несовершеннолетних правонарушителей и Саратов

ском изоляторе.

С целью изучения жизни и быта заключенных был организован «Кружок по изучению быта заключенных», на котором работниками кабинета совместно с заключенными были обсуждены вопросы: а) о переживании в первые дни заключения; б) о переживании в процессе суда; в) о безделии и камерных развлечениях в Саратовском изоляторе; г) о дне заключенного.

Психиатрами С. М. Желиховским и М. В. Соловьевым была выполнена работа «К казуистике детских убийств». М. В. Соловьев занимался изучением жизни и быта проституток и татуировкой несовершеннолетних правонарушителей — темами, прямо скажем, весьма далекими друг от друга.

Проф. М. П. Кутании работал над проблемой «Психопа-тизм и преступность».

Изучение проблематики исследовательской работы кабинетов по изучению личности преступника и преступности в 20-е годы свидетельствует о ее научной ценности уже потому, что в работе по изучению причин преступности было обеспечено

взаимодействие представителей различных областей знаний, относящихся к человековедению. Попытка разобраться не только во внешних обстоятельствах, но и в свойствах психики преступника — одно из характерных направлений в работе криминологов 20-х годов. Активный сотрудник Московского кабинета по изучению преступника и преступности известный советский психиатр проф. Е. К. Краснушкин в работе «Что такое преступник?», опубликованной в сборнике № 1 «Преступник и преступность» 1926 г., обратил внимание на достаточно высокий процент среди преступников психопатических личностей и психоневротиков, характеризующихся психопатическими реакциями. На основании изучения преступников по материалам Московского уголовного розыска Е. К. Краснушкиным было установлено, что среди впервые совершивших преступления психически уравновешенных было только 38%, а среди рецидивистов значительно меньше — 23,5%.

Научная достоверность указанных данных по существу подтверждена и исследованиями, проведенными через десятки лет современными советскими психиатрами и психиатрами зарубежных социалистических стран. Так, советские психиатры Н. И. Фелинская и Н. И. Малинина (ЦНИИ судебной психиатрии им. В. А. Сербского), обследовав 222 подростка, состоящих на учете в детских комнатах милиции одного из районов г. Москвы, установили, что 52% из них хотя и не являются душевнобольными, но имеют те или иные патологические отклонения психики от нормы, находясь в рамках вменяемости. Одним из выводов проведенного ими исследования явилось заключение о «большом удельном весе группы пограничных состояний среди несовершеннолетних правонарушителей и важности ряда организационных мероприятий по улучшению профилактики в отношении этого контингента подростков»45. В сущности к таким же выводам пришла и 3. Г. Руссинова, опубликовавшая результаты психоневрологического обследования несовершеннолетних правонарушителей, у 30% из которых были обнаружены психопатические черты характера46.

Проведя изучение заключенных, наносящих себе телесные повреждения, по материалам Варшавских мест лишения свободы, сотрудники Институа криминологии Польской Академии наук С. Батавия и 3. Бауч-Страшевич установили, что число

15 См. Вопросы эффективности уголовно-правовых мер воздействия на несовершеннолетних правонарушителей. Рига, 1971, с. 222, 228.

Т м а ж е, с. 280.

лиц с ярко выраженными патологическими чертами составляет среди рецидивистов минимум 20—35%, что в абсолютных цифрах составляет 5000 рецидивистов с ярко (курсив мой.— И. Я.) выраженными психопатическими признаками, находящихся в местах лишения свободы в Польше47.

Отмечая важное значение психических аномалий в детерминации преступного поведения, проф. Е. К. Краснушкин указывал, что как преступность, так и сам преступник порождаются экономическими факторами, что врожденного преступника нет, и что асоциальность психофизической структуры лишь фактор, помогающий при неблагоприятных внешних условиях человеку стать преступником в силу недостаточной способности социального приспособления48.

Общее направление исследования Е. К. Краснушкина, придававшего важное значение выяснению асоциальности психофизической структуры личности преступника, представляет несомненный научный интерес для современной советской криминологической науки.

Характерным в этой связи является и монографическое исследование В. А. Внукова «Проблема изучения личности преступника в свете марксистской криминологии», опубликованное в Харькове в 1930 г. Его особой заслугой явилось обоснование с марксистских позиций важности психиатрического изучения преступника. В отличие от работ сотрудников кабинетов по изучению личности преступника и преступности, касавшихся частных вопросов криминологической науки, В. А. Внуков обосновал методологическую сущность психиатрических исследований преступника в советской криминологии, обратив внимание прежде всего на то, что изучение механизма преступного поведения, осуществляемое психиатрами, должно сводиться к выявлению действия социально детерминирующих факторов на биологическую сущность человеческой личности. В. А. Внуков считал, что изучение личности преступника — «один из участков того поля», на котором социальная психология и психопатология, характерология, учение о темпераменте, «пограничная психиатрия» и т. п. борются за раскрытие механизмов и условий их действия в человеческом «духе»49.

Важной заслугой В. А. Внукова явилось и то, что в условиях 20-х годов, в период становления советской криминологи-

47 См. «Panstwo i Prawo», 1961, № 12, с. 938—959.

48 См. Преступник и преступность. Сб. I. M., 1926, с. 23.

49 См. Внуков В. А. Проблема изучения личности преступника в све

те марксистской криминологии. Харьков, 1930, с. 15.

ческой науки, когда в стране еще не были полностью ликвидированы эксплуататорские классы, частная собственность на орудия и средства производства и, таким образом, еще продолжали существовать некоторые из коренных социальных причин преступности, а острая борьба внутри страны за решение вопроса «кто кого» была весьма напряженной, он понял, на-_сколько важной является проблема личности преступника, без ' познания которой нельзя изучить и саму преступность. И хотя в 30-е годы у многих представителей общественной науки отношение к биологическим вопросам человеческой личности было крайне отрицательным, привлечение внимания советскими криминологами, среди которых было немало психиатров, к биосоциальным проблемам личности преступников в те годы было и большой научной смелостью.

Известно, что проблема психического в детерминации человеческого поведения остается менее всего разработанной в марксистской социологии, хотя классики марксизма никогда не отрицали ее значения и лишь по недостатку времени не уделили ей специального внимания. В известном письме Иозефу Блоху Ф. Энгельс, обращая внимание на то, что марксизм вовсе не отрицает значения индивидуальных особенностей людей, направленности их воль, особенностей их влечений, связанных с физической конституцией индивидуумов, для понимания явлений общественной жизни, писал: «Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии»50.

Высокий научный уровень криминологических работ, относящихся к изучению личности преступника, обеспеченный выполнением их специалистами в области человеческой психики, разумеется, был присущ в те годы не только исследованиям В. А. Внукова. В указанном плане представляет интерес, например, и монография профессора Московского государственного психоневрологического института С. В. Познышева, посвященная криминальной психологии и связанная с исследованием преступных типов. Ее автор основывал свои выводы не на умозрительных заключениях, а на большом фактическом материале. Резко критически он отнесся и к вульгарно-социо-

МарксК. иЭнгельсФ. Соч., т. 37, с. 396.

логическому объяснению преступного поведения, и к биологи-заторскому подходу к изучению личности преступника.

С. В. Познышев правильно писал, что «ни одно преступление нельзя объяснить исключительно внешними причинами, игнорируя особенности совершившей его личности. Нарисуйте какую угодно цепь внешних событий, все равно для того, чтобы под давлением их произошло преступление, необходимо прибавить к ним известный склад личности. Личность иного склада, в тех же условиях, или совершит иное преступление, чем данное, или вовсе не совершит преступления, а найдет иной выход из своего положения,— может быть, кончит самоубийством, пойдет просить милостыню, помирится с родственниками, с которыми был в ссоре, и попросит у них прощения, переменит профессию, вступит в выгодный брак и т. д.»51.

К сожалению, эти положения, имеющие огромное практическое значение, не всеми криминологами учитывались и изучались. Широко распространенным длительное время было представление о том, что суть марксистской криминологии исключительно в социальном объяснении конкретных преступных проявлений, и очевидно именно поэтому в предисловии к указанной книге С. В. Познышева, написанном издательством, отмечалось: «Настоящее сочинение проф. Познышева, посвященное криминальной психологии, построено не на последовательно марксистском обосновании криминальной науки и не на объективно-материалистическом понимании психологии». С другой стороны, в этом же предисловии издательство отмечало заслугу автора книги, видя ее в том, что в книге «нал дут план криминально-психологического изучения преступников и оригинальную классификацию преступных типов, тем более ценную, что она основана на материале, взятом из нашей современной действительности»52. Между тем практически важные выводы автора получены им не вопреки методологии «го исследования, а, напротив, именно ею предопределены. Глубочайшим заблуждением являлось бытовавшее долгое время в литературе представление, будто бы марксизм интересуется человеком лишь постольку, поскольку в нем проявляется совокупность определенных общественных отношений. В действительности, хотя марксизм и придает решающее значение в объяснении разнообразных действий личностей тому месту, которое они занимают в системе определенных производствен-

51 Познышев С. В. Криминальная психология. Преступные типы.

Л., 1926, с. 6.

52 Познышев С. В. Указ, соч., с. 3.

отношений, формирующих соответствующим образом их интересы, тем не менее именно К. Маркс, говоря о характерных экономических масках лиц и указывая, что «это только олицетворение экономических отношений, в качестве носителей которых эти лица противостоят друг другу»53, критически относился к вульгарно-социологическому рассмотрению проблемы человека, при котором в нем видят лишь персонифицирование социальных категорий и не замечают индивидуумов. «...Мы, — писал он, — попали в затруднение вследствие того, что рассматривали лиц только как персонифицированные категории, а не индивидуально»54. Некоторые криминологи до сих пор не могут выйти из затруднительного положения именно потому, что в течение слишком длительного времени индивидуальный подход при изучении преступника ими отождествлялся с биологизированием причин преступности, с ломброзианством. Между тем советским криминологам 20-х годов было совершенно очевидно, что нет ничего общего между глубоким изучением личности преступника и какой-либо уступкой ломбрози-анству.

С. В. Познышев, отвергая идеи Ломброзо, Ферри и их последователей, писал в указанной монографии: «Идея прирожденного преступника несостоятельна по существу и должна быть решительно оставлена. В самом деле, преступление всегда есть проявление известного сложного психического переживания, известного настроения человека, в котором находят выражение различные черты его характера и которое прирожде-но быть не может. Прирожденная наклонность к преступлению — психологически и логически невозможна»55.

Исходя из указанных методологических позиций, С. В. Познышев предложил именно ту оригинальную и ценную классификацию преступных типов, отмеченную опубликовавшим его монографию издательством, суть которой сводилась к следующему. Показав научную несостоятельность антропологической классификации преступников, С. В. Познышев отнюдь не отказался от выявления определенных человеческих свойств, позволяющих объяснить преступное поведение и классифицировать преступников на определенные типы. При этом исходные позиции были следующие. Каждому человеку присущи

иМарксК. иЭнгельсФ. Соч., т. 23, с. 95. 4 Т а м ж е, с. 173. 55 Познышев С. В. Криминальная психология. Преступные типы.

•3. И. с.

определенные постоянные физические и психические качества, образующие его физическую и психическую конституцию, слагающуюся из приобретенных и врожденных свойств. Именно они и определяют соответствующее реагирование конкретного человека на полученные им впечатления. В состав психической конституции С. В. Познышев включил: умственные способности личности; общие взгляды и убеждения, упрочившиеся в мышлении человека, его миросозерцание; характер человека.

Прежде всего С. В. Познышев постарался отграничить по психической конституции преступника от непреступника и в самой общей форме в психологии человека, не совершающего преступления, увидел наличие соответствующих элементов, которые противодействуют стремлению к преступлению, выступая как бы динамической системой, находящейся в равновесии под давлением окружающей среды. При этом С. В. Познышев исходит из следующей логики. Человеческая жизнь протекает в рамках определенных объективных условий, благодаря которым у человека вырабатывается круг определенных общих целен и способов их достижения, составляющих главное содержание его жизни. С этой целью избираются такие пути, которые позволяют избегать всего, что может помешать жизненному благополучию, разрушить или затормозить сложившееся течение жизни. От преступления удерживает человека, таким образом, общий уклад его жизни и те ценности, которыми он дорожит и которым преступлением часто наносится большой и непоправимый вред, так как подрываются благосостояние семьи и те отношения, которые сложились у субъекта со многими другими людьми56.

Определенный моральный тонус, вырабатываемый воспитанием и соответствующий жизненным потребностям личности, создает, по мнению С. В. Познышева, соответствующее нравственное напряжение, благодаря которому человек старается устранить затруднения, встречающиеся ему на пути, такими средствами, которые не вредят достижению его главных жизненных целей, заставляя держаться «вдали от таких путей и способов действия, как преступление, которое грозит ему подрывом добрых отношений с другими людьми, общественным порицанием и недоверием, разлукой с семьей, судом и наказанием, отрывом, на более или менее долгий срок, от дела и 1. д.»57. Совокупность всех нравственных и психических сил

56 См. П о з н ы ш е в С. В. Указ, соч., с. 24—25.

57 Т а ы ж е, с. 26.

человека, враждебных возникновению или росту преступных стремлений как способа удовлетворения той или иной потребности путем преступления, С. В. Познышев назвал «кримино-репульсивным» свойством психической конституции, которой обладают все люди, не относящиеся к преступным типам.

К преступным типам С. В. Познышев отнес людей, для которых характерна психическая конституция, не находящаяся в устойчивом равновесии по отношению к преступлению или благодаря отсутствию, чрезмерному ослаблению или распаду тех ее элементов, которые способны противодействовать стремлению к преступлению. Под психической конституцией преступного типа С. В. Познышев понимал непростую сумму известных психических свойств личности, а известный склад личности, известное сочетание ее психических свойств, создающие направленность этой личности в сторону преступления, побуждающие ее либо прямо искать случая совершить преступление, либо не пропускать такого случая, если он сам представляется, или по крайней мере, недостаточно сопротивляться подсказываемым известными чувственными влечениями соблазнам этого случая. Напомнив, что основными элементами психической конституции являются умственные способности, мировоззрение и характер личности, С. В. Познышев определил преступный тип как «сочетание особенностей характера и взглядов человека, создающее уклон личности в сторону преступления, в силу которого человек выбирает преступный путь при таких обстоятельствах, когда другие люди, если им придет в голову мысль о преступлении, воздерживаются от совершения последнего» 58.

Отличив непреступного человека от преступного типа и дав определение последнему, С. В. Познышев основное содержание своей книги посвятил рассмотрению двух основных преступных типов: эндогенных и экзогенных преступников. Согласно выдвинутой им концепции преступления совершаются' двумя типами людей: 1) теми, у которых в сознании преобладает благожелательное представление о преступлении и имеется влечение к нему, и 2) теми, у которых решимость совершить преступление объясняется давлением внешней среды и сравнительно слабым задерживающим влиянием криминоре-пульсивной части конституции.

Исходя из этого, С. В. Познышев сформулировал заключение о существовании двух типов преступников: «Тип, отмечен-

Познышев С. В. Указ, соч., с. 28.

ный более или менее сильным предрасположением к известным видам преступной деятельности, и тип, свободный от этого предрасположения, но отличающийся таким ослаблением морального тонуса, при котором у человека нет достаточно живой и сильной склонности избегать преступления, почему, попав под давление тяжелых внешних обстоятельств, он не обнаруживает достаточной активности в устранении затруднительного положения непреступным путем»59. Первый тип преступника он назвал эндогенным, второй экзогенным. Хотя в обоснование предложенной им концепции не приведены достаточно убедительные научные аргументы, тем не менее высказанные С. В. Познышевым идеи о специфике психических особенностей преступников не потеряли своего значения в качестве рабочих гипотез и для современной криминологической науки, рассматривающей изучение личности преступника в качестве одной из своих центральных проблем.

Именно теперь, когда в криминологической науке, как уже отмечалось, исследования индивидуально-психических свойств личности преступников только начинаются, изучение всего того, что было достигнуто советскими криминологами по этой проблеме в 20-х годах, имеет весьма важное значение, особенно если к тому же учесть, что криминологические исследования тех лет были в значительной мере свободны от абстрактно-дедуктивного метода изложения материала, который стал широко внедряться в нашу криминологическую науку с начала 30-х годов. К сожалению, недостаточное знание истории советской криминологической науки привело к тому, что без учета опыта исследования личности преступников, накопленного криминологами 20-х годов, в 50—60-х годах предпринимались попытки путем чисто социологических исследований установить характерные социологические признаки, присущие преступникам и якобы отличающие их от непреступников. Так, 10—15 лет назад изучение личности преступников показывало, что их общеобразовательный уровень крайне низок, существенно отличаясь от среднего уровня их сверстников из числа непреступного населения. Этого оказалось достаточным для заключения о том, что низкий образовательный уровень —причина преступности в современном советском обществе. Когда же общий образовательный уровень советского народа и особенно молодежи значительно повысился и среди преступников лиц, не окончивших 6—7 классов, делалось все меньше и меньше, стало оче-

59 Там же, с. 31.

видным, что сам по себе низкий общеобразовательный уровень причиной преступности не является. Возник интересный вопрос: почему в нашем государстве, в условиях социального равенства людей, в том числе и возможности получения среднего образования, ставшего к тому же в настоящее время обязательным для всей молодежи школьного возраста, незначительная часть молодежи этого образования не получила и среди нее действительно достаточно высокий удельный вес имеют лица с антиобщественным поведением? Нет ли здесь единой причины, обусловливающей и нежелание или неспособность учиться, и антиобщественное поведение? И уже совсем нельзя согласиться с криминологами, столкнувшимися с фактами относительного выравнивания общеобразовательного уровня преступников с уровнем образования непреступного населения существующих возрастных групп и пришедшими к заключению о том, будто бы современная преступность зависит от невысокого уровня образования родителей преступников60.

До проведения культурной революции в нашей стране абсолютное большинство населения было либо неграмотно, либо малограмотно. Однако сама по себе неграмотность к преступлениям не приводила. Установление совершенно произвольных корреляций между теми или иными социальными явлениями и преступностью, к сожалению, не столь уж редкое явление в криминологической литературе.

По данным исследований, проводившихся в послевоенные годы, среди несовершеннолетних преступников преобладали лица, воспитывавшиеся в семьях без отца. Этого оказалось достаточным, чтобы криминологи пришли к выводу о безотцовщине как причине преступности среди несовершеннолетних. В криминологической литературе об этом перестали упоминать лишь после того, как в последующих исследованиях было установлено, что большинство несовершеннолетних преступников оказались проживающими в семьях, где имеются оба родителя. Изменена была по этому вопросу и позиция научных сотрудников Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, отмечавших в 1971 г., что по данным исследований более 2/3 несовершеннолетних преступников в 1965—1968 гг. воспитывались в семьях, состоящих из обоих родителей. Как известно, абсолютное большинство преступников совершает в последние десятилетия преступле-ния в состоянии опьянения. Для многих криминологов это ока-

См. Криминология. М., 1968, с. 442.

залось веским основанием для утверждения того, что пьянство— причина преступности. При этом выпал из поля зрения вопрос, почему сравнительно лишь очень немногие из тех, кто злоупотребляет алкоголем, оказываются преступниками?

Психолог П. М. Якубсон правильно заметил, что социолог может установить корреляцию между продажей и потреблением спиртных напитков в определенные дни недели и ростом преступности в эти дни. Однако объяснить причину совершаемых преступлений на основе этой корреляции не представляется возможным, так как большинство людей, потребляющих спиртные напитки в эти дни, преступлений не совершили61.

Между тем перечисленные и им подобные вопросы не возникали перед советскими криминологами 20-х годов. Им уже тогда было известно о невозможности по социологическим признакам проводить различия преступников и непреступников и о всей сложности проблемы, связанной с объяснением причин преступного поведения. Так, в опубликованной в 1927 г. работе научного сотрудника Ростовского кабинета по изучению преступности и преступника М. Чалисова «Опыт биосоциального исследования растратчиков в Ростове н/Д.» обращалось внимание на то, что «в отношении социальных условий наши обследуемые вряд ли представляют особую группу, уклоняющуюся от всех остальных граждан Республики; отмечается лишь довольно ранний возраст начала работ вне семьи, да и в этом отношении мы среди другой, непреступной части населения можем найти значительное количество лиц, рано начавших работать вне семьи. Следовательно, в социальном отношении растратчики представляют собой нормальную группу. Что же касается их биологических свойств, то в этом отношении они значительно выделяются: значительный процент алкогольной наследственности, неустойчивость, внушаемость...»62. Выявление же криминологами 20-х годов психологических особенностей преступников отнюдь не означало игнорирования социальных причин преступности. Наоборот, лишь такой подход к изучению личности преступника приводил к наиболее глубокому познанию этих причин и рекомендации эффективных мер по предупреждению преступности. Так, в той же работе М. Чали-

61 См. Якубсон П. М. Психологические проблемы мотивации поведения человека. М., 1969, с. 15.

'• Чалисов М. Опыт биосоциального исследования растратчиков в Ростове н/Д. — В сб.: Воцросы изучения преступности на Северном Кавказе. Вып. 2. Ростов н/Д., 1927, с. 74.

сов писал: «После гражданской войны, разрухи налаживающаяся жизнь еще не успела войти в новые берега; человеку пришлось приспосабливаться к новым обстоятельствам; материальные ресурсы еще не стали настолько велики, чтобы удовлетворять всем потребностям; НЭП выдвинул целый ряд соблазнов. Вместе с тем, после долгого периода, когда тормоза растормозились, новые еще не успели в достаточной степени выработаться и направить тенденции и стремления по определенному руслу, личности с достаточными биологическими ресурсами тормоза достаточно быстро выработали, неполноценные же, какими являются наши растратчики, в силу своих биологических свойств, эти благодетельные механизмы вовремя яе образовали. В результате — преступление и внешний тормоз в виде меры социальной защиты. Влияние этого последнего тормоза, видимо, уже сказывается в форме уменьшения эпидемий растрат. В тех случаях, когда, вследствие биологических особенностей, внутренние тормоза образуются плохо, приходится обращаться к выработке внешних, что государство и делает, и, судя по результатам, с достаточным успехом. Это является следствием двух обстоятельств: во-первых, усиление репрессии по отношению к отдельным растратчикам явилось мерой и общепредупредительного характера, воздействовавшей как тормоз значительной силы на лиц, соприкасающихся с государственными ценностями и могущих всегда вступить на скользкий путь растраты, во-вторых, по делам о растратах была поднята большая кампания, нашедшая себе отражение в широкой прессе и взбудоражившая общественное мнение. Вот эти два обстоятельства, главным образом, и послужили залогом успешной борьбы с растратчиками, волна которых постепенно и неуклонно стихает»63.

Разумеется, склонность к растратам — не врожденное качество человека и разное время имеет своих преступников, в том числе и растратчиков. Задача исследователя и состоит в том, чтобы с учетом конкретной социальной обстановки выявить индивидуальные черты преступника, способствующие в этой обстановке совершению тех или иных преступлений. Лишь с этих позиций данные исследования М. Чалисова представляют научный интерес. Вместе с тем критическое отношение вызывает грубо биологизаторский подход М. Чалисова к определению индивидуальных качеств преступников, когда совершенно не учитывается характер их сознания. Сознание, как из-

Т а м ж е, с. 75.

вестно, не определяется ни качеством мозга, ни деятельностью нервной системы. Весьма упрощенно представлялись указан, ному автору и социальные средства борьбы с растратами, сво-дившиеся им исключительно к усилению репрессий к растратчикам и соответствующему взбудораживанию общественного мнения.

Однако на указанную публикацию М. Чалисова 50-летней давности была сделана ссылка вовсе не для того, чтобы критиковать ее с позиций современной криминологической науки. Интерес к ней вызывается, как уже отмечалось, самим подходом к изучению личности преступника в 20-е годы, связанным с учетом не только социальных, но и биологических детерминантов преступного поведения. Их специальному изучению в те годы придавали большое значение многие криминологи. Особенно заметными в этой связи являлись исследования научного сотрудника Северо-Кавказского кабинета по изучению личности преступника и преступности психиатра В. В. Браи-ловского, опубликовавшего в 1927 г. в «Вопросах изучения преступности на Северном Кавказе» работу «О вегетативной нервной системе убийц (Предварительное сообщение)». В ней была поставлена проблема о связи поведенческих реакций с особенностями нервной системы. В частности, отмечалось следующее: «Вегетативная система умышленных убийц оказывается более стабильной или ваготопической; аффективный убийца дал резкую симпатикотическую кривую. Быть может, настанет время, когда мы вплотную подойдем к вопросу о связи между умышленными и жестокими правонарушениями против личности, с одной стороны, и парасимпатической нервной системой— с другой. Убийство и nervus vagus — для многих это будет звучать, пожалуй, странно, но для исследователя, планомерно вторгающегося в личность правонарушителя всеми доступными и доброкачественными методами, это не дико и не парадоксально. Личность — живой механизм, где одним из главнейших двигателей является именно вегетативная нервная система. И поскольку пружина поведения человека заложена в подкорково-вегетативной системе, связь между этой последней и антисоциальными формами проявления личности должна изучаться все более и более углубленно»64.

Не психоневрологу невозможно оценить, насколько обосно-

64 Брэндовский В. В. О вегетативной нервной системе убийц (Предварительное сообщение). — В сб.: Вопросы изучения преступности на Северном Кавказе. Вып. 2. Ростов н/Д., 1927, с. 102. 40

ванным мог оказаться прогноз ученого. Правоведу по специальности совершенно неведомы возможности парасимпатической нервной системы. Что же касается связи nervus vagus и убийства, то и сам В. В. Браиловский понимал, насколько странным это может показаться и ученым-психиатрам. Однако хорошо известно, что принципиально новым научным идеям вовсе не сопутствует их очевидность для многих. Ясно лишь одно: и сегодня, спустя почти полвека после работы В. В. Бра-иловского, продолжает оставаться загадкой причина жесточайших убийств, совершаемых конкретными людьми. Объяснять их лишь стечением крайне неблагоприятных социальных обстоятельств сегодня уже никто в советской криминологической науке не стремится.

Ценность криминологических исследований, проводившихся в 20-е годы, состоит главным образом в том, что причины преступности изучались на конкретном фактическом материале и прежде всего на материале изучения личности преступника. Исследования преступников носили комплексный характер и ставили своей задачей выявление как криминогенных качеств среды, так и социальных и психофизических свойств человека, способного совершить преступление.

Широкий фронт криминологических исследований обеспечивался тесным взаимодействием ученых общественных и естественных наук: юристов, психологов, психиатров, статистиков и представителей других специальностей.

Успешной научной деятельности криминологов 20-х годов во многом способствовала подлинно творческая обстановка, связанная с подходом к изучению причин преступности как к очень серьезной, сложной научной проблеме. Разумеется, рабо- ' ты тех лет не были свободны от ошибок, но вплоть до 1929 г. не находилось никого, кто пытался бы приклеить «ярлыки» другому, если не совпадали научные взгляды. Серьезные контакты юристов с учеными естественных наук строились на одинаковом стиле мышления, на умении разговаривать друг с другом языком, принятым между учеными65.

85 Ср. «Вопросы философии», 1973, № 10, с. 48.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 8 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8.

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

ГЛАВА I