ГЛАВА IV

Дискуссия о соотношении

социального и биологического

Два      противопо-'

ложных взгляда на пути развития советской криминологической науки не могли существовать параллельно и столкнулись в острой дискуссии о соотношении социального и биологического в детерминантах преступного поведения. Время начала дискуссии отнюдь не случайно. Состоявшийся в октябре 1964 Пленум ЦК КПСС осудил субъективизм, волюнтаризме государственной, общественной, научной жизни и, в частности, снял все препятствия, существовавшие на протяжении многих лет в отношении развития генетической науки в нашей стране. Как только была восстановлена научная генетика, отпали и многие догмы, сковывающие развитие общественных наук. На основании марксистского положения о сущности человека как совокупности всех общественных отношений стала преодолеваться и вульгарная социологизация личности, связанная с отрицанием в человеке единства двух детерминаций — социальной и биологической, обусловленных подчинением человека не только законам общественного развития, но и биологическим законам, законам природы '.

Естественно, крупные изменения, происшедшие в научной жизни страны, не могли не затронуть и юристов. Они заста*

1 См. Личность при социализме. М, 1968, с. 52.

вили задуматься и над тем, насколько полно используются данные современной науки для изучения преступности и преступника. Мыслить по этим проблемам на конъюнктурном уровне конца 20-х годов становилось все более и более затруднительным.

Методологические вопросы правоведения стали выдвигаться в число первоочередных. В конце 1965 г. им была посвящена специальная межвузовская научная конференция, организованная юридическим факультетом Кишиневского государственного университета. В повестку конференции был включен и вопрос о методологии криминологических исследований. Приняв приглашение оргкомитета конференции, криминалист Ю. А. Демидов, философ В. А. Шабалин и автор этой работы представили тезисы доклада «О расширении научной основы изучения личности преступника», послужившие поводом острой дискуссии на страницах печати о соотношении социального и биологического в индивидуальном преступном поведении. В ходе этой дискуссии были затронуты важные методологические вопросы криминологической науки. Поскольку участники дискуссии проявили внимание к указанным тезисам и в ходе дискуссии сформулировали свои собственные научные позиции, подвергающиеся в этой работе критическому рассмотрению, есть смысл воспроизвести полный текст наших тезисов, тем более что они были изданы давно и небольшим тиражом. Это лишь поможет читателю объективно оценить позиции спорящих сторон.

Вот текст этих тезисов.

«11. До последнего времени в советской юридической науке господствовал упрощенный, временами вульгарно-социологический подход к объяснению причин антиобщественной направленности поведения правонарушителей. Совершенно игнорировались «прирожденные свойства нервной системы» индивидов, которым академик И. П. Павлов наряду с «воспитанием и обучением в самом широком смысле» придавал определенное значение в формировании «образа поведения» личности (см. И. П. Павлов. Собр. соч., т. 3, кн. 2. М.—Л.,. АН СССР, 1961, с. 269).

2. Недооценка индивидуальных психологических особенностей личности правонарушителей мешает успешной борьбе с преступностью, порождая общие, шаблонные формы и методы1 3 работе по предупреждению преступных проявлений и исправлению и перевоспитанию лиц, совершивших преступления, положение в известной мере было обусловлено элемен-

89»

тами волюнтаризма и субъективизма в «ауке, кульминациоц. ным пуктом которых явились решения сессии BACXHHjj (1948 г.), оказавшие отрицательное влияние на развитие ,а общественных наук, в том числе и «а юридическую науку.

3.             В настоящее время создались благоприятные условия

для того, чтобы преодолеть догматизм и ограниченность в под.

ходе к изучению причин преступности и личности преступника,

•качественно обогатить и расширить научную основу решения

этой сложнейшей проблемы. Только общими усилиями спе

циалистов многих наук, общественных, а также — психологии,

генетики, кибернетики и других, можно раскрыть с достаточ

ной полнотой внутренний механизм, регулирующий поведение

человека.

При этом важно исследовать соотношение «прирожденных программ поведения» человека, «закодированных» на уровне социальных инстинктов с «программами поведения», вырабатываемыми им в процессе общественной практики. Большую услугу в решении этой задачи могут оказать новейшие методы исследования, в частности — моделирование.

Сказанное, разумеется, не имеет ничего общего с анти

научными реакционными буржуазными биокриминологически

ми и социологическими теориями. Гносеологической основой

этих теорий является объяснение социального через биологи

ческое или отрицание влияния социального на биологическое, а

политические выводы снимают объяснение причин преступно

сти социальной обусловленностью — самой природой эксплуа

таторского строя.

Историческая преемственность свойств личности объяс

няется в конечном счете материальными условиями жизни об

щества, а механизм этой преемственности более глубоко мо

жет быть исследован, если в аккумуляции человеком социаль

ных привычек видеть не только результат внешних влияний,

но и роль и значение внутренних факторов и понимать их диа-

лектико-материалистическую взаимосвязь.

Советская криминология, исследуя причины определенного (преступного) поведения человека, не может не опираться на научные данные о всех факторах, обусловливающих это поведение» 2.

2 Н о и И. С., Ш а б а л и н В. А., Демидов Ю. А. О расширении научной основы изучения личности преступника. — Тезисы докладов и со-общений на межвузовской конференции по теоретическим и методология6' ским проблемам правовой науки. Кишинев, 1965, с. 214—216.

Через несколько месяцев после опубликования этих тезисов дервым на них откликнулся проф. И. И. Карпец в статье «О природе и причинах преступности в СССР», опубликованной в ^урнале «Советское государство и право»3. Публикации этой статьи предшествовало следующее замечание редакции: «Во-лрос о природе и причинах преступности — один из наиболее ваясных и сложных в криминологии. Обмен мнениями на страницах журнала будет способствовать более глубокому его исследованию. Публикуя статью проф. И. И. Карпеца, редакция приглашает читателей принять участие в обсуждении затронутых в ней проблем»4. Рассмотрение вопроса о природе преступности в СССР И. И. Карпец начал с заявления о том, что «биологизация преступности, в каких бы дозах она ни привносилась, искажает ее действительную природу, ее социальную сущность, и поэтому противоречит марксистско-ленинскому учению. Никакие сочетания биологических элементов с социальными в объяснении причин преступности, в каких бы вариантах они ни предлагались, неприемлемы для советской правовой аауки»5.

После указанного вступления И. И. Карпец сразу же перешел к критике взглядов авторов кишиневских тезисов на природу преступности. В научном плане в этой критике представляют интерес не столько оценки И. И. Карпеца, сколько научность его аргументации. С этой целью важно полностью воспроизвести соответствующие положения его статьи, сохранив логику рассуждений И. И. Карпеца с тем, чтобы их аргументированно разобрать.

Свою критику И. И. Карпец начал так: «Ошибочные взгляды на природу преступности и ее причины неоднократно высказывались И. С. Ноем. Искажая реальную сущность явлений, он пытался объяснить совершенное преступление биологическими особенностями человеческого организма. (См., например, «Сборник научных работ». Вып. 3. Саратов, 1961, с. 260—270).

В настоящее время эти заблуждения стали еще глубже. И. С. Ной в соавторстве с В. А. Шебалиным и Ю. А. Демидовым пришли к признанию наследственности как причины преступности. Говоря о недооценке в прошлом изучении индивиду-альных особенностей личности преступника, указанные авторы

См. «Советское государство и право», 1966, № 4, с. 82—84. См. т а м   же, с. 82. См. там    же.

9]

пишут, что «такое положение в известной мере было лено элементами волюнтаризма и субъективизма в науке, куль' минационным   пунктом   которых    явились    решения   сессич' ВАСХНИЛ (1948), оказавшие   отрицательное влияние... и щ, юридическую науку». (См. «Тезисы докладов л сообщений нд межвузовской конференции   по теоретическим и методологическим проблемам правовой науки». Кишинев, 1965, с. 215).

Но ведь решения сессии ВАСХНИЛ касались вопросов дей.! ствия законов наследственности у растений и иных живых ор. ганизмов, т. е. <в области действия законов, изучаемых естест-венными науками, а юридическая наука исследует отношения общественные, социальные. Видимо, а/вторы забыли известное марксистское положение о том, что переносить действие законов естественных наук на область   общественных   отношений j методологически неверно.

Авторы прдлагают в целях глубокого изучения преступно-сти обратиться к помощи генетики (т. е. науки о законах наследственности) (См. т а м же).

Однако, всем известно, что по этому пути уже многие шли и попали в глубокое болото ломброзианства. Преодолеть «догматизм и ограниченность» в подходе к изучению причин пре-; ступности они предлагают посредством исследования соотно i шения «прирожденных программ поведения» человека (!), «закодированных» (!) в его сознании на   уровне социальных инстинктов, с «программами поведения», вырабатываемыми им в процессе общественной практики». (См. там же).

Но ведь если «закодированы» с рождения социальные инстинкты вообще, то «закодированы» и инстинкты преступные, значит, преступное поведение человека можно объяснить наследственностью. Далее. Если преступные наклонности заложены в человеке и передаются по наследству с помощью генов, тогда бессмысленно наличие уголовного права вообще, бессмысленно преступников наказывать, а нужно их лечить или применять иные, для социалистического общества абсолютно неприемлемые меры, от применения и законодательного закрепления которых воздерживаются даже в большинстве современных буржуазных государств.

Надо подчеркнуть прежде всего,- что, обосновывая свою псевдонаучную теорию, авторы неправильно трактуют положения выдающихся физиологов, явно «приспосабливая» и* высказывания под свою концепцию. Они, в частности, ссылаются на И. П. Павлова, который говорил, что нельзя игнорй* ровать «прирожденные свойства нервной системы», 92

ярЯДУ с воспитанием, определенное значение в формировании Й0браза поведения» личности. Однако И. П. Павлов говорил, * 0 это имеет значение для физиологов и применительно к яервной системе и функционированию организма человека...

Вообще говоря, может быть, и не стоило подвергать столь обстоятельному рассмотрению взгляды И. С. Ноя и его соавторов по этому вопросу, ибо научная несостоятельность подобных взглядов давно уже известна (в том числе и на опыте ученых 20-х годов в нашей стране), однако сам факт появления в свет таких тезисов настораживает и не может быть оставлен без соответствующей оценки. И очень важно, чтобы начинающие свою работу советские криминологи не допускали подобных ошибок, уводящих в сторону от правильных путей изучения .преступности и ее причин»6.

Оставляя в стороне тон статьи, перейду к сложнейшей задаче в полемике с И. И. Карпецом — поиску того, что можно принять за аргументы.

Так, И. И. Карпец обвиняет меня в неоднократном высказывании ошибочных взглядов на природу преступности и ее причины, выражающихся в попытке объяснить совершенное преступление биологическими особенностями человеческого организма, и ссылается в качестве примера на нашу с Л. Г. Крах-мальником статью «О профилактике преступлений психопатов», опубликованную в «Сборнике научных работ», вып. 3 (Саратов, 1961, с. 260—270). Поскольку никаких выдержек из статьи или других моих работ в подтверждение сказанного не приводится, я ограничусь лишь заявлением, что никогда ни в одной из своих работ не пытался объяснить совершенное преступление лишь биологическими особенностями человеческого организма.

Влияние же биологических особенностей человека на его поведение, в том числе и преступное, я действительно признаю. Но то, что «человек подчиняется не только законам обществен-н°го развития, но и законам природы, биологическим законам» и что «он является единством двух детермийаций — биологиче-ЭД и общественной», подчеркивается и в современной советской философской литературе7.

Что же касается ссылки И. И. Карпеца на указанную ста-Тьк>, то в ней наша позиция о профилактике преступлений пси-

а р п е ц И. И. О природе и причинах преступности в СССР. — «Со-государство и право», 1966. № 4, с. 82—84. См. Личность при социализме. М., 1968, с. 52.

хопатов ни у кого из специалистов возражений не вызывает В 1961 г. мы с Л. Г. Крахмальником писали: «Говоря о профц! лактике преступлений психопатов, необходимо прежде всего подумать об устранении таких неблагоприятных условий внещ. ней среды, которые вредно воздействуют на этих психически неполноценных людей и легко вызывают у них эксцессы пове. дения, о создании для них обстановки щадящего режима, обес-печивающего не только предупреждение преступлений, но ц всемерное ослабление патологических черт их характера»8.

Через семь лет после опубликования указанной статьи о профилактике преступлений психопатов к этому же вопросу обратился и психиатр проф. Д. Р. Лунц. В 1968 году он писал; «При анализе и оценке... психических особенностей мы должны исходить из научно-материалистического понимания психической деятельности в норме и патологии, из соотношения социальных и биологических факторов в поведении вменяемых людей...»9. И далее: «Эти лица нуждаются в создании наиболее благоприятных условий для компенсации их психической недостаточности, предупреждения ухудшения их состояния...» 10.

Если в профилактике преступлений психопатических личностей сделано еще крайне мало, то главным образом потому, что до сих пор окончательно не преодолены безответственные нена-• учные теории, отрицающие значение биологических детерминантов в преступном поведении. За отрицательное влияние таких теорий на <науку и практику борьбы с преступностью общество расплачивается определенным числом опасных насильственных преступлений, совершаемых психопатами, профилактикой которых криминологическая наука все еще не считает нужным заниматься.

Обвинение И. И. Карпецом В. А. Шабалина, Ю. А. Демидова и автора этой работы в том, что мы будто бы «пришли к признанию наследственности как причины преступности», элементарно не соответствует действительности, поскольку ничего подобного не содержится в наших тезисах.

Выступивший в ходе дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «Советское государство и право», проф. Н. А-Стручков, возражая И. И. Карпецу, заметил: «И. С. Ной, В. А.

8              См. Сборник научных работ, вып. 3. Саратов, 1961, с. 265.

9              Лунц Д. Р. Оценка судом психических аномалий обвиняемого,

исключающих вменяемости. — «Правоведение», 1968, № 2, с. 87.

"Там ж е, с. 93.

94

тЦабалин, Ю. А. Демидов действительно указали в тезисах, что ^до последнего времени в советской юридической науке господствовал упрощенный, временами вульгарно-социологический подход к объяснению причин антиобщественной направленности поведения правонарушителей». Отсюда, однако, еще не счедует, что причины преступности нужно искать в биологии, доы этот тезис поняли таким образом, что в механизме обстоя-тельств, обусловливающих совершение преступлений, нужно учитывать и свойства личности преступника» u. H. А. Стручков понял нас так, как мы писали.

Обращая внимание на недооценку в прошлом изучения индивидуальных особенностей личности преступника, мы действительно связывали это в известной мере с сессией ВАСХНИЛ (1948 г.) и тем, что ее обусловило, поскольку указанные обстоятельства отрицательно влияли и на юридическую науку. И. И. Карпец на это отреагировал так, как понял: решения сессии ВАСХНИЛ касались вопросов действия законов наследственности у растений и иных живых организмов, изучаемых естественными науками, а юридическая наука исследует отноше-ния общественные, социальные, поэтому и не может быть никакой связи между событиями в биологии с положением в криминологии. Казалось бы, чего же проще?!

Между тем методологическая ошибочность решений августовской (1948 г.) сессии ВАСХНИЛ состояла в неправильном определении соотношения «внутреннего» и «внешнего» в генезисе живого: абсолютизировалось значение «внешнего» в ущерб «внутреннему». В свете таких концепций рассматривались тогда и многие явления общественной жизни 12. Сказалось "I это соответствующим образом и на подходе к изучению ряда юридических проблем13 и в первую очередь таких, как проблема личности преступника и причин преступности14.

Что же касается замечания И. И. Карпеца в наш адрес о том, что, связав положение дел в криминологии с указанной

11            Стручков Н. А. О механизме взаимного влияния обстоятельств»,

°бусловливающих совершение преступлений. — «Советское государство и

пРаво», 1966, № 10, с. 114.

12            О распространении выводов сессии ВАСХНИЛ     (1948)   на общест

венные науки см.: «Вопросы философии», 1948, № 12, с. 132; Исторический

Материализм. М., 1950, с. 628.

_  13 О влиянии дискуссий по вопросам биологии на правовую науку см.: Советское государство и право», 1949, № 2, с. 1—2.

14 О необходимости освещения ряда вопросов уголовноге права в свя-

с указанной дискуссией на фронте биологической науки писал, в частно-

и> А. А, Герцензон. См. Уголовное право. Общая часть. М., 1948, с. 213.

сессией ВАСХНИЛ, мы будто бы тем самым забыли известное марксистское положение о недопустимости переноса действия законов естественных наук на область наук общественных, to и здесь, даже если мыслить так, как мыслит И. И. Карпец, уд. рекать нас не в чем. Решение сессии ВАСХНИЛ с уголовным правом, как уже отмечалось, связывали не мы. Мы-то как раз и старались эту связь оборвать.

Далее И. И. Карпец писал: «Авторы предлагают в целях глубокого изучения преступности, обратиться к помощи генетики (т. е. науки о законах наследственности). Однако всем известно, что по этому пути уже многие шли и попали в глубокое болото ломброзианства». Очевидно страх перед «ломбрози-анским болотом» приобрел у И. И. Карпеца хронический характер и поэтому никакие научные аргументы здесь не помогут.

Против предложения изучать соотношение прирожденных программ поведения человека, «закодированных» на уровне социальных истинктов, с программами поведения, вырабатываемыми им в процессе общественной практики, И. И. Карпец выдвинул следующий довод: «Но ведь если «закодированы» с рождения социальные инстинкты вообще, то «закодированы» и инстинкты преступные, значит преступное поведение можно объяснить наследственностью». Но что делать, если социальные инстинкты действительно существуют и поэтому признаются современной наукой?!15. Инстинкта же преступного поведения установить никому не удалось. Проявляться в преступном поведении социальные инстинкты могут и поэтому задача криминологической науки — предложить такие средства, которые могли бы нейтрализовать их отрицательное проявление.

Что же касается упрека И. И. Карпеца в якобы неправильной трактовке нами высказываний И. П. Павлова с целью «приспособления» их под нашу концепцию, то здесь также трудно уловить смысл, так как «приспособить» под что-нибудь И. П. Павлова вообще невозможно. Возражая И, И. Карпецу и в этой части, Н. А. Стручков писал: «Далее в тезисах гово-

15 См. Петропавловский В. В. У истоков нравственности. -«Вопросы философии», 1965, № 11, с. 160; Эфрон м сон В. Отвергнутые угрозы. — «Литературная газета>, 1967, № 27; П о з д н я к о в а С. А. О биологической и социальной основах нравственности. — Вопросы маркер-стско-ленинской этики. Материалы к научной конференции, посвященной 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Тамбов, 1967, с. 79—80; Н е и ф а х А. А. Генетические основы развития. М., 1969, с. 30; М а л и н о в с к и и А. А. Биология человека. М., 1973, с. 12—13.

S6

тся об  игнорировании  некоторыми  советскими  юристами

Ррйрожденных свойств нервной системы, которым И. П. Пав-

ов придавал, наряду с воспитанием и обучением, определен-

,е значение в формировании образа поведения личности. Но

,е

едЬ И. П. Павлов действительно так писал» 16.  В этом-то и

дело!

Следует заметить, что и другие авторы не поняли положе-нйя наших тезисов так, как отразились они в сознании проф. р}. И. Карпеца. Так, проф. Н. С. Лейкина, коснувшись изложе-нйя в тезисах вопроса в соотношении «прирожденных программ» поведения, «закодированных» у человека на уровне социальных инстинктов, с «программами поведения», вырабо-танными у него в процессе общественной практики, и важио-стя исследования этого вопроса при изучении причин преступности, отмечает: «Прирожденные свойства человека, «прирожденная программа» поведения, безусловно, имеют важное значение для формирования образа поведения человека, что и имел в виду И. П. Павлов (в указанных тезисах авторы ссылаются на И. П. Павлова), но они лишь влияют на динамику, уравновешенность нервных процессов и их проявление не определяет систему отношений человека к обществу и другим людям. Быстрота реакции, подвижность нервных процессов имеют одинаковое отношение как к плохим, так и к хорошим поступкам человека. Психофизиологические особенности человека (возраст, пол) сами по себе не определяют его поведение. Они преломляются через социально-психологические условия и лишь будучи опосредованными последними, влияют на поступки человека. Тем не менее природные свойства человека входят в структуру личности...» 17. Спорным в позиции Н. С. Лейкиной является лишь то, что ею ограниченно понимаются «прирожденные программы поведения» как влияющие лишь на Динамику, уравновешенность нервных процессов, не оставляющие места для социальных инстинктов.

Уже приведенный материал дискуссии сам по себе представляет в плане рассматриваемой проблемы о причинах различного человеческого поведения и самостоятельный научный интерес, так как свидетельствует о совершенно различном вос-"Риятии разными учеными одной и той же объективной реаль-

0,  16 С т р у ч к о в Н. А. О механизме взаимного влияния   обстоятельств, ^Условливающих совершение преступлений. — «Советское государство и

'Раво», Ш66, № ю, с. 115.

Лейкина Н. С. Личность преступника   и уголовная   ответствен-

"Ость. Л., 1968, с. 20. 7. И

97

• С. Ной

ности. Общая закономерность человеческих поступков, связан на<я с индивидуальным восприятием одних и тех же обстоя" тельств, еостоитвтом, что наряду с другими факторами налю' дей оказывают весьма важное влияние и их психофизически» особенности. Преступное поведение не выходит за предел^ этой закономерности. И это представляется настолько очевид, ным, что может оспариваться лишь доводами, по своему хд, рактеру тождественными тем, которые использует И. И. Кар, пец и те, кто мыслит так же, как он.

Но вернемся к критике наших тезисов И. И. Карпецод, «Они (И. С. Ной, В. А. Шабалин, Ю. А. Демидов. —Я. Я.),^ пишет далее И. И. Карпец, — в частности, ссылаются на И. П, Павлова, который говорил, что нельзя игнорировать «природ, денные свойства нервной системы», имеющие, наряду с воспц. танием, определенное значение в формировании «образа поведения» личности. Однако И. П. Павлов говорил, что это имеет значение для физиологов и применительно к нервной системе и функционированию организма человека. Если уж и ссылаться на положения другой науки, то нужно делать это точно».

Итак, для физиологов указание И. П. Павлова должно иметь значение, а для юристов не должно?! И. П. Павлов говорил применительно к нервной системе и функционированию организма человека, а мы «применительно» к чему говорим?! В чем же заключается неточность нашей ссылки на «другую науку»?

Таковы «аргументы» против использования биологии в криминологии, выдвинутые нашим главным оппонентом проф. И. И. Карпецом.

Психолог проф. К. К. Платонов, активно выступая за усиление личностного подхода к преступлению, указал на приобретение проблемами юридической психологии не только исключительно большого практического значения, но и политического звучания. В качестве центральной проблемы криминальной психологии он выдвинул социальную патологию личное1»', преступника. Вместе с тем К. К- Платонов обратил внимание на позицию И. И. Карпеца по этому вопросу, заметив его боязнь «упреков в ломброзианстве». Отчетливое звучание этого страха К. К. Платонов увидел у И. И. Карпеца, как он пишет, «например, ...в следующих словах: «Необходимо решительно возразить против чрезмерного увлечения психологическими категориями, против «психологизации» уголовного права..-^ «Психологические обобщения» в широком плане в уголовной праве могут привести в болото биопсихологических теорий»-

98

выше ставится очень ограниченная задача изучения личности человека именно как члена общества, ставшего пре-с^упником в силу неблагоприятно сложившихся условий...» (И. И. Кар пен, О некоторых вопросах методологии в уго-иовном праве и криминологических исследованиях. — «Советское государство и право», 1964, № 4, с. 96, 94, 95) 18.

В том же сборнике «Методологические и теоретические лроблемы психологии» вопросам криминальной психологии уделил внимание и проф. В. Н. Мясищев. Известный советский психолог прямо указывает на возможность биологической обусловленности криминальных поступков, подчеркивая при этом, что речь, разумеется, «идет не об истолковании концепций этих явлений в духе Мореля, Ломброзо, а о том, чтобы случаи, подобные описанным этими авторами, правильно позитивно-критически, психо- и социологически объяснить на уровне современного понимания... Надо выяснить конкретную биопсихологическую и индивидуально-историческую почву... При этом неблагоприятные условия воспитания формируют морально отрицательный продукт, выражающий сочетание социальной патологии и определенной психической типологии»19.

Эти положения представляются аксиоматическими уже потому, что с позиций марксистского детерминизма поведение человека определяется общественно-историческими условиями не непосредственно, а через психическую деятельность. Сама же психическая деятельность является функцией мозга и нервной системы. Поэтому изучение механизма преступного поведения и средств ресоциализации преступника может быть обеспечено лишь с помощью тесного союза криминологии с естественными науками, в частности патопсихологией, психиатрией, генетикой.

Через три года в книге «Проблема преступности» И. И. Карпец вновь подверг нас, а также профессоров Б. С. Утевско-го и Н. А. Стручкова критике, воспроизведя то, что он уже писал в наш адрес в 1966 г. Однако в этой связи в указанной публикации есть два новых положения. И. И. Карпец провозгласил: «Мирного сосуществования социального и биологического в вопросах о природе преступности быть не может»20. (И здесь,

18            См. Платонов К. К. Личностный подход как принцип психоло

гии. — В сб • Методологические и теоретические проблемы психологии. М,

'969, с. 213.

19            М я с и щ е в В. Н. Методологическое значение медицинской психо

логии. — Там же, с. 303.

29 См. К а р п е ц И. И. Проблема преступности. М., 1969, с. 32.

7*            99

видимо, есть своя логика: под «социальным» указанный автор очевидно, понимает марксистскую идеологию, а под «биологи! ческим» — идеологию буржуазную ?!). А в заключении упомя. нутой книги И. И. Карпец совсем уже неожиданно заявил; «Ответ на вопрос о существовании или отсутствии связи на-следственности с преступностью должны дать физиологи, гене-тики, биологи»21.

Как же тогда, будучи юристом, И. И. Карпец позволил себе отвечать на этот вопрос да еще в столь категоричной фор. ме?1 И почему столь резко осудил признание генетиками связи между преступностью и наследственностью, если сам вопрос о такой связи, как только что признал И. И. Карпец, ему оказывается неясным и он ждет на него ответа от тех же генети-ков, не заметив, что он ими уже дан?!

В плане мышления некоторых криминологов по поводу психофизических качеств в преступном поведении представляет интерес и высказывание профессоров юридического факультета Московского университета С. С. Остроумова и Н. Ф. Кузнецовой. Не соглашаясь с нами и другими авторами, выступающими за биосоциальное изучение преступника, они упрекнули, в частности, Н. А. Стручкова и Б. С. Утевского, доказывающих криминогенное значение биологических факторов, за то, что они «не определили, какую конкретную область биологии они имеют в виду: наследственность, физиологию, эндокринологию и т. д.» 22.

Но как могли ответить на указанный вопрос Н. Стручков и Б. Утевский, если наследственность, физиология и эндокринология— разнопорядковые понятия и унаследовать можно и физиологию и эндокринологию?! Как можно противопоставлять физиологию эндокринологии, если определенные физиологические качества, особенно мозга, могут зависеть от эндокринологических и определяться ими и есть такое понятие, как физиология эндокринных желез?!

В этом же плане характерно и следующее возражение С. Остроумова и Н. Кузнецовой Н. Стручкову и Б. Утевскому: «В криминологии, в отличие от психологии и биологии, речь идет не о личности вообще, а о преступнике. Пока еще никому не удалось доказать, что биологически преступник отличается от непреступника. А в этом гвоздь дискуссии»23.

1 Там   же, с. 165.

22            Остроумов С., Кузнецова Н. О предмете советской крими'

нологии. — «Вестник МГУ. Право». 1968, № 3, с. 26.

23            Т а м   же.

100

Но, во-первых, преступник тоже человек, независимо от то-Г0) с позиций какой науки —психологии, биологии или криминологии — он рассматривается.

Во-вторых, каждая из указанных наук рассматривает человека в определенном аспекте. Криминологию преступник как человек интересует с точки зрения тех детерминантов, которые обусловливают его преступное поведение. В этом смысле преступник отличается от непреступника прежде всего своим поведением, и, следовательно, для криминолога чрезвычайно важно знать, имеются ли — и если имеются, то какие — психические особенности, участвующие в детерминации этого поведения, и как они связаны с социальной средой? Если такие психические особенности имеются, то каково их происхождение, имеет ли значение в их возникновении не только среда, но и наследственность? Именно в этом и заключается «гвоздь» вопроса. Методологически же чрезвычайно важным является положение ф. Энгельса, что «уже самый факт происхождения человека из животного царства обусловливает собой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному и, следовательно, речь может идти только о том, имеются ли эти свойства в большей или меньшей степени, речь может идти только о различной степени животности и человечности»24.

Выдвижение же С. Остроумовым и Н. Кузнецовой «козырного» довода, заключающегося в том, что «бесчисленные попытки буржуазных криминологов в течение двух веков доказать криминологическое значение наследственности, антропологии, физиологии на сегодня, как хорошо известно, потерпели полное фиаско»25, не является аргументом.

Прежде всего неуспех кого-либо в решении проблемы — не доказательство отсутствия самой проблемы. Что же касается буржуазных криминологов, то они не могли решить ее уже потому, что не пользовались методом диалектического материализма — единственным научным методом и искали причины преступности в биологии человека, игнорируя эксплуататорское общество как социальную среду, в которой он живет, и Уже поэтому не могли определить верную взаимосвязь биологических и социальных детерминантов и тогда, когда пытались эту связь установить.

Доказать   же криминогенное   значение наследственности

24 См. М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 20, с. 102. 5 Остроумов С., Кузнецова Н. О предмете советской крими-

вологии — «Вестник МГУ. Право». 1968, № 3, с. 26.

[01

еще два века назад было невозможно хотя бы потому, что за, коны наследственности открыты лишь сто лет назад, а стали известны науке лишь в начале нынешнего столетия (и в частности Ч. Ломброзо о них понятия не имел). Генетика человека как наука стала развиваться еще позже. Самое же любопыт. ное то, что С. Остроумов и Н. Кузнецова, подвергнув критик? тех, кто выступает за изучение и биологических детерминантов преступного поведения, оказывается, отнюдь не уверены, что таких детерминантов быть не может. «Может ли генетика, ког-да ей удается раскрыть «код наследственности», — пишут они, — быть использована в криминологии, покажет буду. шее»26. Оказывается, они только против того, чтобы уже сейчас ставить эти вопросы. Через год после них, как уже отмечалось, то же самое повторил и И. И. Карпец. Но только почему надо задерживать развитие науки и стремиться всячески отда-лить это будущее?

Вскоре научные пути С. Остроумова и Н. Кузнецовой в криминологии разошлись. Проф. С. С. Остроумову удалось очень скоро увидеть то, что не было ясно «на первый взгляд». Вместе со своими новыми соавторами по статье «Посредине — проблема» профессорами Б. С. Никифоровым и Н. А. Стручковым С. С. Остроумов признал, что «биопсихологические свойства личности далеко не так «нейтральны» в криминологическом плане, как это может показаться на первый взгляд»27. Вместе с ними С. С. Остроумов увидел «заслугу В. Эфроимсона в том, что он показал нам это»28.

Что же касается бывшего соавтора С. С. Остроумова Н. Ф. Кузнецовой, то она лишь усилила активность в борьбе с «биосоциальными теориями причин преступности», расценив их как теории «современной буржуазной криминологии»29. В этой связи Н. Ф. Кузнецовой был подвергнут критическому разбору близнецовый метод, широко применяемый в современной генетике человека. «Близнецовый метод, — пишет она, — как якобы подтверждающий существование 'наследственного предрасположения к преступности, активно оспаривается прогрессивными генетиками, социологами, психологами и криминологами.

26            См. там   же.

27            См. Никифоров Б., Остроумов С., Стручков Н. Посреди

не — проблема. — «Новый мир», 1972, № 5, с. 251.

28            См. там   же.

29            См. Кузнецова Н. Ф. Современная буржуазная   криминология.

М , 1974, с. 59.

102

>т0т метод не научен прежде всего потому, что биологические -кторы брались нераздельно от социальных факторов»30. " очевидно, обсуждать научность или ненаучность тех или ных методов, используемых в генетической науке, лучше дру-!' могут сами генетики. В генетической же литературе никем ' е отрицается научность близнецового метода в определении ^о, в какой мере при индивидуальном развитии человека раз-•И1ЧЯЯ, наблюдаемые между разными людьми, обусловлены ге-нетически, а в какой мере они вызваны различиями в харак-тег)е внешней среды, в условиях которой проходило развитие разных людей. Возможность такого исследования именно на )дяояйцевых близнецах объясняется тем, что такие близнецы произошли из одного и того же оплодотворенного яйца, у них имеется один и тот же набор хромосом и генов и поэтому они образуют клан из генетически идентичных особей. Благодаря оказанным качествам однояйцевые близнецы являются важнейшим объектом исследования в генетике человека. Лишь с помощью этого метода и возможно, как указывал проф. М. Е. Лобашев, «наиболее точно определить коэффициент наследуемости разных признаков, а также судить о гетерогенности популяции по изучаемым генам и вычленять роль среды в определении изменчивости изучаемых признаков»31.

Академик Н. П. Дубинин   близнецовый   метод оценивает так: «К счастью, мы имеем все же замечательный способ для того, чтобы изучить соотношение наследственности и среды, — это изучение близнецов у человека»32.

«Идентичные близнецы, — пишет выдающийся генетик Шарлотта Ауербах, — это материал, доставляемый нам природой для изучения действия среды на организмы с одинаковыми генотипами»33. С помощью близнецового метода генетики устанавливают соотношение воздействия генотипа и среды на человека. Сходство пары идентичных близнецов по определенному признаку называется их конкордантностью по этому признаку. Дискордантными считают те пары, которые отличают-Ся по тому же самому признаку.

Изучая близнецов по признаку совершения преступлений, генетики считают «конкордантными» те пары, когда оба близ-оказывались преступниками, и «дискордантными» — ког-близнец преступника преступлений не совершил. По дан-—•——

30 Т а м   ж е, с. 70.

Л о б а ш е в М. Е. Генетика. Изд. второе. Л., 1967, с. 698. 32ДубининН  П. Горизонты генетики, М., 1970, с. 402. )3 А у е р б а х Ш. Генетика. М., 1969, с. 143.

103

ным, приводимым   Ш. Ауербах,   при сравнении   идентичны»! близнецов с близнецами неидентичными оказалось, что по прь | знаку совершения преступлений   идентичные близнецы бц.-ц! конкордантными в 72% и дискордантными в 28%. Близнец^ иеидентичные оказались конкордантными в 34% и дискордащ-. ными в 66%. Обнаружилось также, что идентичные близнець,' склонны совершать однотипные преступления, в то время как такой особенности не замечается у близнецов неидентичньц да и конкордантность у идентичных близнецов по сравнении) с неидентичными встречается в два раза чаще34.

По данным советского генетика проф. В. П. Эфроимсона «однояйцевый партнер становится преступником вдвое чаще двуяйцевого партнера. Можно возразить, что однояйцевые близнецы чаще оказываются в одинаковом внесемейном быто-вом окружении, чем разнояйцевые. Но снова напомним, что эту среду партнеры все же и сами выбирают, в ней застревают или уходят из нее, и гораздо показательнее этих статистических данных то, что однояйцевые близнецы-преступники оказались в противоположность партнерам двуяйцевым поразительно сходными по характеру своих преступлений»35.

Таковы факты, которыми располагает наука, о частоте и характере преступлений, совершаемых однояйцевыми близнецами, и их объяснении генетиками. Они никак не подтверждают вышеприведенных взглядов- по этому вопросу криминолога Н. Ф. Кузнецовой. Не представляется убедительной и ее следующая заключительная ссылка: «Правильно писал профессор А. А. Герцензон: «Изучение близнецов в криминологическом плане не имеет научно-познавательной ценности. Материал для таких выводов совершенно недостаточен в плане статистическом, и даже если бы он был более обширным, то не мог бь: пролить ни малейшего света на проблему причин преступности. Рассматриваемый биологический фактор взят в полном отрыве от социальных условий, в которых находились обследованные близнецы»36. Нет, профессор А. А. Герцензон и здесь писал неправильно. Генотип однояйцевых близнецов изучается генетиками с весьма глубоким учетом именно тех социальных условий, в которых находились обследованные близнецы, и именно в этом суть метода изучения наследственности человека на

34            Ауербах Ш. Генетика, с. 155—156.

35            Эфроимсон В. Родословная альтруизма.

1П   г-   91Л

«Новый мир», 1974

№ 10, с. 210.

36 Кузнецова Н. Ф. Современная буржуазная криминология, с.

104

материале однояйцевых близнецов. Иначе этот метод был бы бессмысленным.

Проф. А. А. Герцензон был неправ и тогда, когда он «низ-вергал» труды психиатров, относящиеся к изучению личности преступника, и тогда, когда считал необходимым перестроить криминологическую науку в свете решений августовской (1948 г.) сессии ВАСХНИЛ, и теперь, когда выступил против использования близнецового метода в изучении преступности вопреки данным мировой генетической науки.

В связи с изложенным хотелось бы заметить следующее. Современный уровень советской общественной науки далеко не тот, каким он был около 40 лет назад. И именно поэтому стало возможным на XXIV съезде КПСС поставить задачу: крепить взаимодействие «ученых, работающих в области естественных, технических и общественных наук». Решение партии советские криминологи смогут выполнить только тогда, когда устранят все помехи на этом пути.

Между тем одной из таких существенных помех на пути укрепления взаимодействия криминологов с учеными естественных наук является способ непринятия криминологами данных естественных наук, если эти данные не укладываются в однажды сложившиеся представления, с которыми нелегко расстаться. В таких случаях все решается просто: ученому, высказывающему иные взгляды, приклеивается ярлык и на этом научный вопрос считается решенным.

В этой связи заслуживает полной поддержки выступление-научного сотрудника Академии общественных наук при ЦК КПСС доктора философских наук К. Н. Момджяна на заседании «Круглого стола», организованного редакцией «Вопросов философии» и посвященного проблеме «Взаимодействие естественных наук и общественных на современном этапе», заявившего: «Если мы считаем необходимым сохранить серьезные контакты с представителями естественных наук, то методы работы, стиль мышления должны быть одинаковыми как в одних, так и в других науках. Не может быть так, чтобы в одной • науке люди занимались открытиями новых научных истин, а в Ряде общественных наук десятилетиями занимались повторениями одних и тех же положений. Если так будет продолжаться, то серьезных контактов взаимодействия между естественными и общественными науками не получится. Нужно строго-выполнять известное решение ЦК КПСС о развитии общественных наук. Никто из нас не собирается уступать партийных, позиций в теории, но если кто-нибудь думает, что вся его зада-

105,

ча в науке заключается в том, чтобы, вооружившись дубинкой ударить по голове другого, который высказал св.ш мысли иначе, то ничего дельного из этого не получится. Мы должны помнить о том, что чем раньше мы научимся говорить языком, ко. торый принят между учеными, тем быстрее и интереснее пойдет наша совместная работа»37.

В рассматриваемой дискуссии о соотношении социального и биологического в преступном поведении активное участие принял и проф. В. Н. Кудрявцев. Его внимание прежде всего было сосредоточено на роли социальных инстинктов в преступном поведении, которую он отрицает и даже оспаривает сам факт существования таких инстинктов. Прежде всего следует заметить, что в отличие от А. А. Герцензона и И. И. Карпеца В. Н. Кудрявцев не отрицает роли и значения биологических факторов в генезисе преступного поведения, так как у него «не вызывает сомнения, что преступная деятельность, как и всякое сознательное поведение — продукт деятельности коры головного мозга»38.

В наших же тезисах его не устраивает следующее. «Один из наиболее существенных вопросов для криминологии, — пишет В. Н. Кудрявцев, — заключается прежде всего в признании или отрицании наследственных факторов преступности. Именно об этом идет речь в приведенном выше соображении И. С. Ноя о «прирожденных программах» человеческого поведения, «социальных инстинктах». Как известно, несмотря на крупные успехи биологии и генетики, мы еще не все знаем о тех свойствах человеческого организма, которые передаются генетическим кодом по наследству. Однако, если исходить из того, что достигнуто наукой, для криминологии можно уже сделать достаточно определенные выводы. Главный из этих выводов — отрицательный: современной наукой не доказано существование каких-либо прирожденных программ социального или антисоциального поведения, а стало быть и часледственных признаков преступности»39.

Прежде всего само понятие «наследственных признаков преступности» весьма емкое и именно поэтому может быть предметом самых разных толкований. Для советских криминологов бесспорным является одно— признание того, что ирё-•-ступником человек не рождается. Он им становится. В этой

37 См. «Вопросы философии», 1973, № 10, с. 48. 18 Кудрявцев  В.  Н     Причинность    в    криминологии.    М.,

ж е, с. 53.

52—53. 39 Там

1963,

IS 06

вязи можно понять В. Н. Кудрявцева, которого насторожило положение наших «тезисов» о «прирожденных программах че-овеческого поведения», о социальных инстинктах, поскольку он их понял «напрямую» — будто бы преступное поведение мо-^ет быть записано в «прирожденной программе поведения» че-човека, в его социальном инстинкте. Между тем речь идет совсем о другом: об учете в этиологии преступного поведения и определенных качеств, унаследованных человеком при рожде-нйи, которые могут быть не нейтральными в механизме преступного поведения, хотя, разумеется, сами по себе эти качест-ва преступного поведения и не предопределяют. Они лишь задают человеку определенную динамику психической деятельности. Какие поступки он совершит — станет ли героем или преступником — будет зависеть от социальной среды, давшей ,ему воспитание и создавшей для него ситуации. Но независимо от среды человек может не стать ни преступником, ни героем, если родится с иной программой поведения.

Возможность тестирования способностей людей к определенному виду деятельности, очевидно, основывается именно на этом принципе. Ш. Ауербах пишет: «Каждый ребенок начинает свою жизнь, обладая фиксированным набором наследственных задатков, которые управляют его реакциями на окружающую среду и, таким образом, в конечном итоге образуют тех конкретных мужчину или женщину, которые из него вырастут. Знание генетики является, следовательно, необходимой основой здравого отношения к таким важнейшим проблемам человечества, как здоровье и болезни..., образование и выбор специальности, умственная недостаточность и преступность»40.

Прав В. Н. Кудрявцев, что «мы еще не все знаем о тех свойствах человеческого организма, которые передаются генетическим кодом по наследству»41. Но трудно согласиться с его положением о том, что «современной наукой не доказано существование каких-либо прирожденных программ социального или антисоциального поведения человека»42. Очевидно, наши расхождения состоят в различном понимании термина «прирожденные программы» поведения.

Разумеется, нельзя понимать под прирожденными программами поведения предопределенность от рождения конкретного Поведения человека, не говоря уже о поведении преступном.

40 Ауербах Ш. Генетика в атомном веке. М., 1968, с. 5. 11 Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии, с. 53. Там   же.

-12

107

Прежде всего в дифференциальной психологии, как указыва В. Д. Небылицин, все еще не только не решена, но и не подв^1 нута существенно вперед такая коренная, капитальная пробде' ма, как выявление зависимости между особенностями сущест' венных физиологических функций и индивидуальными вариа' циями человеческого поведения.

В то же время для В. Д. Небылицина не вызывало сомне. ний, что динамические аспекты психики нередко оказывают а определенных ситуациях непосредственное и решающее вла. яние на индивидуальное поведение человека43.

В научной литературе наличие прирожденных «программ.» поведения и социальных инстинктов никем из специалистов не отрицается. Так, в опубликованной работе А. Д. Слоним «Ин-стинкт» отмечается, что «животные во многих случаях, как и человек, «действуют» по определенной «программе»44, и поэтому возникает вопрос об отличии врожденных и приобретенных элементов поведения не только у животных, но и у человека как основной «проблеме изучения поведения вообще»45. В этой связи отмечается начало совершенно нового направления в учении об инстинктах, с тех пор как Дарвиным был высказан эволюционный взгляд на происхождение морфологических и функциональных особенностей животных. «Дарвин, — пишет А. Д. Слоним, — использовал сопоставление инстинктов у животных и у человека для доказательства общности происхождения животного мира, включая и человека. Дарвин также отделяет разумные действия, связанные с индивидуальным опытом и способностью к его обобщению, от инстинктивных, переданных по наследству... На основе изучения внешних прояВ' лений эмоциональных состояний человека Дарвин находит возможность создать сравнительное описание инстинктов, свойственных как животным, так и человеку»46. И далее А. Д. Слоним замечает: «Эта сторона вопроса была высоко оценена Ф. Энгельсом в письме к К. Марксу при рассмотрении вопросов сравнительной физиологии: «...изучая сравнительную физиологию, начинаешь испытывать величайшее презрение к идеалистическому возвеличиванию человека над всем прочим

43            См. Небылицин В. Д. Основные свойства нервной системы чело

века. М., 1966, с. 5.

44            Слоним А. Д. Инстинкт. Загадки врожденного    поведения

низмов. Л., 1967, с. 5.

45            Т а м   же, с. 8.

«Там   ж е, с. 15.

108

„еръем» (К.  Маркс и    Ф. Энгельс. Избранные письма. 1948, с. 104)»«.

"К сожалению, многолетняя разобщенность научной дея-„ельности ученых общественных и естественных наук привела ' "тому, что отдельными представителями общественных наук

ниспровергались» аксиоматические положения других наук и *огда дискуссии в общественных науках проводились на крайне элементарном уровне: одни обществоведы отрицали, а дру-

йе признавали то, что является давно уже общепризнанным в науках естественных. Сказанное относится и к инстинктам че-'10века, особенно социальным. Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, в подтверждение признания наукой социаль-йих инстинктов сошлюсь еще на популярную работу доктора биологических наук А. А. Малиновского «Биология человека», з которой по спорному в криминологической литературе во-просу говорится следующее: «Кроме характерного строения тела и развития мозга — орудия мышления, человеку присущи специфические черты поведения, в частности то, что мы называем социальными инстинктами — стремление человека к человеку, к взаимопомощи. Эта особенность имеется у многих животных... Но ни у кого из ближайших наших родственников она не развита так сильно, как у человека. Это часто недооценивается»48. Продолжая мысль о влиянии биологических качеств на нравственное поведение, А. А. Малиновский далее пишет: «Известны случаи, когда ранения лобных долей мозга не приводили к гибели человека, даже сохранялась способность к речи и труду. Но две черты обычно характеризуют человека с такими ранениями: у него, с одной стороны, несколько понижается умственная деятельность, а с другой, — начинают выявляться эгоистические черты, теряется способность хорошо понимать другого и приравнивать его интересы к своим»49.

В сущности о том же самом пишет и психолог Е. И. Бойко: кОт мозга зависит гениальность и помешательство, ум и глупость, любовь, дружба, страдание и счастье, способность, та-Лант, одаренность»50.

Неубедителен и другой довод В. Н. Кудрявцева против "Прирожденных социальных программ поведения человека», вязанный со ссылкой на характер развития детей в условиях

''Там   же.

Малиновский А. А. Биология человека. М., 1973, с. 12-J Малиновский А. А. Биология человека, с. 16.

Б о и к о Е. И. Мозг и психика. М., 1969, с. 4.

-13,

109

полной изоляции от людей. «Как известно,—пишет В. Н. Кдд рявцев, — эти 4—8-летние дети, найденные и выращенные яД вотными, совершенно уподоблялись четвероногим, в их повр| дении    не проявлялись никакие   «прирожденные социальны программы», более того, даже обучить их элементарным чело, веческим навыкам оказалось уже почти невозможным» и.

Но насколько научно значимы эти аргументы? Прежде все. го достоверность случаев выращивания детей животными 'Л так бессопорна, как представляется В. Н. Кудрявцеву. Во вся-ком случае наука не располагает достаточно проверенными данными о выращивании детей зверями, и упоминание в науц! ной литературе о таких случаях заслуживает не большего до. верия, чем сведения, например, о «снежном человеке». Касаясь этого вопроса, Н. Винер писал: «На примитивные рассказы о «волчьем детеныше», которые вдохновили Киплинга на со-здание богатой поэтическими образами «Книги джунглей» с ее медведями-учителями и волками с песчаных холмов, можчи столь же мало положиться, как и на идеализацию в «Книг*, джунглей»52.

Что же касается развития детей в полной изоляции от людей и невозможности после этого обучить их элементарным человеческим навыкам, то такого рода факты не только не опровергают ничего из ранее изложенного, но и, напротив, лишь свидетельствуют о бессилии воспитания в «очеловечении» таких детей. Именно это прежде всего и нуждается в научной объяснении. Суть этой проблемы очевидно в том, насколько развитие человеческих качеств, восприятия индивидуумом внешней среды и эффект воспитательного воздействия на человека зависят от возрастного периода самого индивидуума. В этом отношении чрезвычайно интересны соображения Н. Винера о том, что в жизни человека имеется решающий период, в течение которого обучаются говорить почти без труда, и «если этот период прошел для индивидуума вне контактов со своими соплеменниками, каковы бы они ни были, то научение языку становится ограниченным, медленным и очень несовершенным. Последнее, вероятно, относится и к другим способностям, которые мы рассматриваем как прирожденное искусство-Если ребенок не научился ходить до трех или четырех лет, он может потерять всякое желание ходить. Обычное передвиже-

не

11 Кудрявцев В. Н. Указ, соч., с. 53.

52 Винер Н. Кибернетика и общество. М, 1958, с. 92—93.

ие может стать более трудной задачей, чем управление автомобилем для взрослого»53.

Насколько верно замечание Н. Винера о решающем перио-„е в жизни человека для научения «говорить почти без труда», ложно судить, например, по тому, как воспринимают школьники и студенты обучение иностранным языкам. Многие выпускники школ и вузов иностранный язык не знают или знают плохо, хотя на такое обучение они потратили огромное количество времени, а их преподаватели постоянно работают над совершенствованием методики преподавания иностранного, языка. Ведется среди учащейся молодежи и соответствующая воспитательная работа о важности иностранного языка для современного специалиста и просто культурного человека. Во многих кабинетах иностранного языка висят плакаты: «Маркс изучил русский язык в 50 лет». Но многие учащиеся и студенты при всем их желании брать пример с Маркса не могут достигнуть его успехов, так же как их преподаватели иностранного языка не смогли бы создать творение, подобное «Капиталу». Многие же из дворянских детей хорошо знали французский язык, порою даже лучше, чем свой родной русский. Что же, они были способнее нашей современной молодежи? Конечно, нет. Все дело в том, что их обучали иностранному языку с самого раннего детства. Очевидно, эффективность обучения нашей молодежи иностранным языкам несравненно усилилась бы, если бы такое обучение начиналось даже не в специальных школах, а в детских садах и, может быть, в яслях.

Приведенные положения представляются весьма интерес-шми для криминологии. Можно предположить, что и воспитание социально полезных качеств человека связано с ранними годами его жизни. Возможно, что игнорирование именно этого обстоятельства, обращение главного внимания на школьное воспитание и серьезные упущения в воспитании дошкольном порою имеют необратимые негативные последствия. В научном исследовании более всего опасно какое-либо упрощение. В. Н. Кудрявцев прибегнул к упрощению сознательно. Именно с его помощью В. Н. Кудрявцев решил разобраться bo взаимосвязях человека с внешней средой. Вот что он пишет: ^Упрощая представление о взаимосвязях человека с внешней сРедой, мы можем в целях научного исследования выделить три узловых пункта, где эти связи проявляются наиболее от-

В и н е р Н. Указ, соч., с. 93.

Ill

четливо. Это соотношение социального и биологического: во. первых, в развитии человеческого организма; во-вторых, в про, цессе формирования личности и, в-третьих, при возникновения и реализации конкретного преступного намерения... Первое звено охватывает период рождения и процесс развития человеческого организма. Это звено лежит ближе всего к биологи, ческим явлениям и вместе с тем очень далеко от преступного поведения»54. С помощью такого метода автор и пришел к вы-воду о весьма отдаленной связи «первого звена» — развития человеческого организма — и преступного поведения.

Ну, а если бы В. Н. Кудрявцев, «упростив» представление о взаимосвязях человека с внешней средой, пришел бы к заключению прямо противоположному и объявил бы, что именно «первое звено» ближе всего к преступному поведению, что изменилось бы в научной аргументации? Видимо, абсолютно ничего. Предлагаемая автором концепция никаким фактическим материалом не подтверждена. Без фактов же можно строить любые логические конструкции, но только как тогда определить их научную достоверность? Между тем утверждение В. Н. Кудрявцева о большей отдаленности от преступного деяния первого звена лишает возможности понять, почему человек, совершивший преступление в малолетнем возрасте, с большей вероятностью становится рецидивистом и почему далеко отстоящие от некриминогенного первого звена люди в возрасте 60 и более лет очень редко совершают преступления, составляя в общей массе преступников не более 1 %, ив этом или близком к нему возрасте преступник-рецидивист обычно заканчивает свой преступный цикл, «выходя на пенсию». По существу же предложенной концепцией теоретически обосновывается недооценка дошкольного воспитания и с таких позиций ведется критика «явной биологизации социальных качеств», которые оказалось «нетрудно» увидеть В. Н. Кудрявцеву у некоторых советских ученых и среди них хирурга Н. Амосова, заявившего, что «существуют прирожденные антиобщественные чувства (зависть, жадность и др.)»55.

Искусственный отрыв в течение трех с лишним десятков лет криминологии от естественных наук привел к тому, что очень важные проблемы человеческого поведения, исследуемые

J12

54            Кудрявцев В. Н. Указ, соч., с. 52.

55            Т а м ж е, с. 66.

в биологии, не только не привлекали позитивного внимания криминологов, но, напротив, переводились из научных в идеологические и уже на этом уровне отвергались как «немарксистские». Между тем юристу по специальности, занимающемуся ^учением преступного поведения, доступно лишь одно: строить теоретические заключения на данных тех «аук, объектом исследования которых являются различные аспекты поведенческих реакций. Иначе может получиться то, что случилось с [ористом И. И. Презентом — идеологом Т. Д. Лысенко, не один десяток лет боровшимся с «вейсманизмом-морганизмом», «обучая» генетиков «мичуринской биологии».

Выявление прирожденных «программ» поведения в соотношении с приобретенными «программами» поведения — одна из важных и сложных проблем современной науки о человеке, представляющая и для криминологов большой научно-практический интерес. «Списав» ее со счета, весьма трудно предложить научно обоснованные, действительно эффективные средства предупреждения преступных проявлений. Рекомендации же самого общего характера о предупреждении преступлений уже никого не могут удовлетворить.

Между тем объяснить и прогнозировать преступные проявления тогда, когда нет коренных социальных причин, которые бы их порождали, — одна из сложнейших задач современной науки. Можно лишь в порядке рабочей гипотезы предположить, что преступление может совершиться только тогда, когда возникает «попадание» криминогенных внешних условий в определенную личность, достаточно подготовленную социобио-логически для преступной реакции. Но для того, чтобы произошла такая «стыковка», очевидно, требуется совпадение огромного разнообразия специфических особенностей среды и личности. Возможно, именно они предопределяют и конкретных преступников и конкретные разновидности преступлений. Но при этом представляется бесспорной важность выявления психических особенностей для понимания человеческого поведения вообще, преступного, в частности. Потому-то и интерес-на для криминологии генетика, что наследственная обусловленность психических свойств в современной науке не вызыва-€т сомнений. Так, проф. М. Е. Лобашев писал: «Генетическое ^следование психических свойств все еще остается проблема-Тичным, так как для них не найдены элементарные критерии пРизнака в генетическом смысле. Почти все признаки психической и творческой деятельности человека настолько комплекс-Hbl и сложны, а также в сильной степени обусловлены внешни-

ИЗ

Ной

ми, в том числе и социальными факторами, что генетический анализ этих свойств пока трудно осуществим, хотя наследс?, венная их обусловленность не вызывает сомнений»5в.

В этой связи трудно согласиться с В. Н. Кудрявцевым в гом, будто криминологу можно «сделать достаточно определен-ные выводы... современной наукой не доказано существование каких-либо прирожденных программ социального или антисо. циального поведения человека». Для подтверждения изложен-ного В. Н. Кудрявцев ссылается на психолога А. Н. Леонтьева отрицающего распространение действия наследственности на те приобретения в сфере психического развития, которые человечество сделало на протяжении последних 40 или 50 тысяче-летий, т. е. после того, как современный тип людей биологически окончательно сложился, и человеческое общество перешло к историческому развитию, полностью управляемому действием объективных общественных законов67.

Но в позиции А. Н. Леонтьева неясно одно: если действие наследственности не распространялось на приобретения человека в сфере его психического развития, то на какой же базе образовались указанные приобретения и благодаря чему они сохраняются на протяжении последних 40 или 50 тысячелетий?

Если биологическая наследственность не распространяется на психическую сферу человека, то как объяснить, например, такое явление, как нация, одним из характерных признаков которой являются определенные психические особенности людей, охватываемых этим понятием? И как понять национальную гордость как «одно из глубоких естественных чувств людей, закрепленных веками и тысячелетиями существования обособленных отечеств»?58.

Полемизируя с нами, а также с Н. М. Амосовым, Н. А. Стручковым, Б. С. Утевским и В. П. Эфроимсоном, В. Н. Кудрявцев оспаривает существование социальных инстинктов, социальных чувств, таких, например, как благородство, доброта, стремление к взаимной выручке, или таких, как зависть, злобность, лживость, жестокость, жадность и т. п., и при этом выступает против положения В. П. Эфроимсона о наследственной системе эмоций. К сожалению, здесь научная аргумента-

56 См. Л о б а ш е в М. Е. Генетика. Изд. 2-е. Л., 1967, с. 687.

67            См. Леонтьев А. Н. О социальной природе психики человека. •

«Вопросы философии», 1961, № 1, с. 29.

68            См. Степанов В. Общенациональная гордость советских людей.'

«Правда», 1974, 12 декабря:

114

подменяется политическими оценками, которые в этом слу-g теряют всякий смысл. «Во всем этом, — пишет В. Н. Куд-'^нцев, — нетрудно видеть явную биологизацию социальных "честв, которые в действительности не только приобретаются-3 овеком в обществе, но и меняют свое значение в разных ти-

общественно-экономических формаций... Марксизм учит,

х

Г0 не может быть внеклассовой, внеисторической морали, как „ существует и вечных истин или вечных этических ценно-

Марксизм действительно не признает внеисторической мо-оали, но при этом вовсе не отрицает ни «вечных истин», ни речных этических ценностей», ни общечеловеческой морали.

Проф. А. Ф. Шишкин как раз обращает внимание на то, что основоположники марксизма-ленинизма признавали такие „оральные требования и правила, которые имеют значение вечных истин, хотя при этом и ссылается на Энгельса, указывавшего, что если такого рода истин не слишком много в науке,. то в морали они рассеяны «еще более скупо». Как известно, g И. Ленин вовсе не отрицал простых законов нравственности, называя их элементарными правилами общежития, которые существуют тысячелетия и призваны охранять совместную жизнь людей от тех или иных эксцессов, угрожающих общежитию.

Таким образом, у Ленина, как верно замечает А. Ф. Шишкин, речь идет «не о правилах поведения, характерных для данного класса, а о несложных, основных правилах всякого че-товеческого общежития»60, что отнюдь не означает отказа от признания классовости морали.

Совершенно очевидно, что марксизм не придумывал элементарных правил человеческого поведения и коммунистическая мораль возникла из общечеловеческой морали и развива-гт то положительное, что содержалось в моральных системах Дошлого. Об этом прямо говорится в Программе партии: «Коммунистическая мораль включает основные общечеловече-ские моральные нормы, которые выработаны народными мас-сами на протяжении тысячелетий в борьбе с социальным гне-т°м и нравственными пороками»61.

^Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии. М., 1968, с. 66. ,   См.    Шишкин А. Ф.    Основы    марксистской    этики.    М.,    1961,.

430-431. iq7q   См. Програч1 а Коммунистической    партии   Советского Союза. М.,

'4с. Ц9. 8*

115

Люди соблюдают элементарные правила поведения бл даря привычке и наличию совести. Совесть может быть и совой, и общечеловеческой. Понятие совести во втором случя' имело в виду Московское Международное Совещание кои% нистических и рабочих партий (июнь 1969), заявившее: «^' весть человечества, его разум не могут мириться с преступ„1е" ниями империализма»62.

Но что такое совесть, откуда она берется? Очевидно, Сг весть — это потребность порядочного поведения. Понятие 3 порядочности определяется нормами классовой морали и щ мами морали общечеловеческой. При этом основные общечело. веческие моральные нормы тождественны нормам коммунц. стической морали. Основы же совести, а также недостаточное ее развитие или полное отсутствие, очевидно, теснейшим обра, зом связаны и с социальными инстинктами, и с воспитанием

В «Святом семействе» К. Маркс писал, что «наказание принуждение противоречат человеческому образу действий..! При человеческих отношениях наказание действительно будет не более как приговором, который провинившийся произносит над самим собой»63.

Чтобы добиться столь высокого сознания, требуются огромные воспитательные усилия общества. Но произносить над самим собой приговор как высшее наказание возможно все-таки потому, что именно это и соответствует истинно человеческим отношениям, в основе которых лежит не то, что было привито людям эксплуататорским обществом, а нечто другое, заложенное в человечестве его эволюционным развитием и развитое коммунистическим воспитанием.

Для науки представляет огромный интерес изучить, каким образом возникли те нормы поведения, которые затем превратились в нормы общечеловеческой морали, ставшие на протяжении тысячелетий незыблемыми основами человеческого общения, теми нетленными ценностями, которые не исчезли несмотря на их извращение и бесстыдное попирание при господстве эксплуататоров.

Как правильно отмечает С, А. Позднякова, в нашей этиче- | ской литературе при выяснении сущности и происхождения нравственности    до недавнего    времени уделялось внимание лишь социальным основам нравственности и игнорировались

62            См. Международное Совещание коммунистических и рабочих парт*

Москва 1969. Прага, 1969, с. 26.

63            Маркс К.   и   ЭнгельсФ. Соч., т. 2, с. 197.

116

логические основы. Между тем «диалектико-материалисти-'"ский подход к нравственности требует учитывать как соци-льные так и физиологические основы нравственности. О по-Зяедних говорил И. П. Павлов»64.

' впервые в советской литературе с глубоким обоснованием тики с позиций эволюционной   генетики   человека выступил

'э. В. П. Эфроимсон в журнале «Новый мир»65. Примеча-

Te,1D1,j, что интерес к исследованию В. П. Эфроимсона прежде с"его проявили криминологи, в большинстве своем с пониманием отнесясь к поставленной им проблеме.

Постановка указанных проблем значительно осложняется Tej,i, что существовавшая многие годы социологизация челове-ка выдававшаяся за подлинно марксистское учение, внесла иного наносного в науку. Не только социологи, но и психологи с порога отвергали самую возможность существования прирожденных социальных программ поведения человека, биологических детерминантов этого поведения. Эти взгляды, как было показано выше, к сожалению, не изжиты и до сих пор.

С. Л. Рубинштейн в ряде своих работ, в особенности в работе о месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира, теоретически обосновал с позиций марксизма проблему человека как проблему большого мировоззренческого плана и прежде всего этического порядка, исходя из того, что «проблема этического — проблема самой сущности человека в его отношении к другим людям»66.

Отвергая механистическое понимание личности, С. Л. Рубинштейн писал: «Механицизм хочет непосредственно вывести психические явления из внешних воздействий»67, в то время как в действительности внешнее воздействие оказывает влияние на человека лишь через внутренние условия. «Закономерности психических явлений — это внешне обусловленные внутренние закономерности»68, «внутренние условия... в свою оче-Редь формировались в зависимости от предшествующих внеш-

и См. Позднякова С. А. О биологических и социальных основах Явственности. — В сб.: Вопросы марксистско-ленинской этики. Тамбов, 'Ч с. 79.

1„ 5 См. Эфроимсон В. Родословная альтруизма. — «Новый мир», J*'I| № 10, с. 193—213. По поводу статьи В. П. Эфроимсона об эволю-°нно-генетических основах этики см. Астауров Б. Homo sapiens et

. — Человек с большой буквы и эволюционная генетика человеч-

- «Новый мир», 1971,  № 10, с. 214-224.

67 См. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М, 1957, с. 307. 6 Т а м   же.

Там   ж е, с. 308.

117

«их воздействий»69. Отсюда значение изучения истории эЛ люции человечества как важного средства познания станоЯ шш и закрепления тех психических свойств личности, к0'-| рые, взаимодействуя с внешними условиями, определяют Г1 •ступки человека.

Рассматривая историю становления структуры   личноСТ|| С. Л. Рубинштейн обратил внимание на необходимость ее ц! рокого понимания, включающую процесс эволюции живых с-] ществ, собственную историю человечества и личную исторц'.1 развития конкретного человека. Типичная мотивация челсщ ческого поведения по своему содержанию определяется xapaj тером общественного строя. Однако поведение конкретного J ловека обусловливается соотношением специфических для щ.1 го внешних и внутренних условий и, в частности, связано Л его характером, влияющим на его поступки. Этим и объясни] ется, что при наличии одинаковых внешних условий для pad ных индивидуумов они оказываются по существу для них раз] личными. Поэтому соотношение мотивов общественных и лис. ных выступает «у каждого человека в индивидуальном преломлении, обусловленном соотношением специфических для нега! внешних и внутренних условий»70.

Возрастание роли субъективного фактора в условиях социа-i листического общества ставит принципиально новые проблемы перед общественной наукой, направленность которой отнюдь не может ограничиваться изучением лишь общественны! законов. Глубокое изучение человека значительно расширяй горизонты современной марксистской социологии. Уже сейчас поднимается вопрос о более широком подходе к пониманию общественных наук, и даже предлагается науку о высшен нервной деятельности человека отнести к области общественных наук. Характерно, что с такими предложениями выступают представители естественных наук, которым особенно понятны возможности этих наук и роль высшей нервной Де8' тельности в жизни человека.

Открытие закономерностей восприятия человеком внешне» среды, возникновения условных рефлексов, влияние подсознания на деятельность человека представляет несомненный интерес для таких наук, как педагогика, криминология. АкаД6' мик П. Л. Капица, выдвинувший эти вопросы, высказыва^ весьма смелые предложения. «Естественно предположить,''

39 См. Рубинштейне. Л. Бытие и сознание, с. 308. 70 Т а м    ж е, с. 309.

118

шет он,— аналогично тому, как успешное развитие биологических наук должно основываться на физике и химии, так и пазвитие науки о законах, лежащих в основе организации общества, должно основываться на науке о высшей нервной дея-тельности человека. Только на этой научной базе можно сознать организации для правильного воспитания и обучения лю-

дей»71.

Начавшееся после XXIV съезда КПСС укрепление контактов между учеными общественных и естественных наук значительно способствовало более глубокому изучению проблемы взаимодействия социальных и биологических фактороа развитая человека. Сама же проблема человека выдвигается в современной науке на одно из первых мест. За рубежом интерес к ней многих буржуазных ученых вызывается модностью, возможностью сенсационных открытий и прогнозов, но главным образом стремлением затушевать антагонистические социальные противоречия буржуазного общества, «утопить» их в самом человеке.

В отличие от буржуазных ученых советские ученые стремятся разобраться в биологическом и социальном человека с подлинно научных позиций. Именно этому и был посвящен весьма представительный «Круглый стол», организованный в июне 1972 г. Научным Советом АН СССР и редакцией журнала «Вопросы философии», посвященный обсуждению взаимодействия социальных и биологических факторов развития человека. Во вступительном слове академик П. Н. Федосеев обратил внимание на особую важность того, чтобы различные взгляды ученых на проблему человека «рассматривались по-научному, без наклеивания ярлыков, без всякого рода обвинений ненаучного характера»72. Сторонники наклеивания ярлыков и выдвижения обвинений ненаучного характера используют такие приемы в полемике по научным вопросам нередко исключительно в интересах своего собственного самоутверждения, отнюдь не думая об интересах науки. Для того чтобы завуалировать такие стремления, они создают видимость какой-либо идеологической опасности в советской науке. И в этом плане особенно важно следующее заявление П. Н. Федо-

71            См. К а п и ц а П. Л. Будущее науки. — В. сб.: Наука о науке. Общая

Редакция и послесловие В. Н. Столетова. М., 1966, с. 129—130.

В сущности аналогичные взгляды свыше   100 лет   назад   высказывал !• Г. Чернышевский. См.    Чернышевский Н. Г. Антропологический принцип в философии. М., 1948, с. 54—59.

72            См. «Вопросы философии», 1972, № 9, с. 109.

119

сеева: «На современном этапе развития науки об обществе це может быть возврата к каким-либо формам социал-дарвиниз. ма и вообще всякого рода биологизма. Для нас стало азбуц. ной истиной, что человек создается обществом, что человек-существо общественное, что его социальные условия являются определяющими в развитии, в поведении и т. д. Но мы так/ке и против упрощенных представлений о том, что человек — это нечто вроде сгустка экономики или социума. Человек есть общественное существо, но он вместе с тем и часть природы, оц и биологическое существо. Он, как говорил Энгельс, имеет те. лесное существование. И эта взаимосвязь социального и биологического есть очень важный и большой вопрос, который по-научному и должен быть исследован»73.

О важности перевода вопроса о социальных и биологических факторах развития человека «в план сугубо научный, в план рассмотрения его именно как научной проблемы» говорил и главный редактор «Вопросов философии» профессор И. Т. Фролов. Поддерживая выступление П. Н. Федосеева, И. Т. Фролов также привлек внимание к тому, что «еще в недалеком прошлом многие из этих проблем рассматривались как сомнительные с научной точки зрения, и в спорах, ведущихся вокруг них, рассматривались только идеологические аспекты. Я думаю, что это неправильно, и это наш успех, что данные проблемы спокойно переводятся в научную сферу и обсуждаются именно как проблемы научные»74. Очень важным для коренного изменения самого характера обсуждения проблемы социального и биологического в криминологии является и высказанное И. Т. Фроловым положение о том, что у всех выступавших за «Круглым столом» «нет никаких идеологических и мировоззренческих расхождений. Есть лишь разные точки зрения по поводу конкретного подхода и научного решения этих проблем. Думается, что на этом пути мы и сможем все дальше и глубже понимать существо этих проблем... Социологи теперь не могут обходиться собственным материалом, а должны учитывать материал, который дает генетика человека. Ясно, однако, что когда социолог исследует человека, то он должен осуществлять анализ социальных факторов развития человека, но с учетом биологических факторов... Поэтому мы, философы, стремимся выполнить нашу основную функцию и соединить исследования социологические и естественно-

73            См. «Вопросы философии», 1972, № 9, с. 109.

74            Т а м   ж е, с. 124.

.учные, поставив проблемы в такой сложности, как они сто-

1 в действительности, потому что именно в такой комплекс-

" и постановке и возможно их решение»75.

1 Большие изменения за последние годы произошли в отно-

,ении к проблеме социального и биологического и в советской

рйМинологической науке.   Выступая   на том   же заседании

Круглого стола», профессор В. Н. Кудрявцев отметил «опре-

еЛенный прогресс, достигнутый   в понимании   соотношения

"биологических и социальных факторов развития человека по

сравнению со встречей в редакции, посвященной философским

лроблемам генетики человека два года назад. За этот период

яроизошло дальнейшее развитие данной проблематики, более

„одное взаимное понимание друг друга»76.

И это верно. Так, в 1971 г. в статье «Проблемы причинности в криминологии» В. Н. Кудрявцев, отмечая большую сложность вопроса о соотношении социального и биологического в преступном поведении, биологические факторы уже рассматривает как условие преступного поведения. В связи с этим он обращает внимание на то, что совокупность неблагоприятных воздействий, которым подвергается конкретный человек на протяжении того или иного периода своей жизни, отнюдь не всегда приводит к формированию его личности в антиобщественном духе. Это объясняется тем, что формирование личности есть сложнейший процесс взаимодействия «факторов социальной среды и личности, социальных явлений и индивидуальных особенностей человека, а так как каждая личность уникальна, то и результат воздействия различных жизненных обстоятельств может быть предсказан лишь в вероятностном плане»77.

По мнению казанских авторов монографии «Личность преступника», особенности и формы проявления побуждений преступников «зависят не в малой степени также от типа нервной системы, от врожденных свойств психики, от целостного психического склада личности, от характера психических пррцес-)в и мыслительной деятельности»78. Только по данным пройденного ими социологического изучения хулиганства уста-

?б См. «Вопросы философии», 1972, № 9, с. 124. 77 Там   же, с. 119. «В     КудрявцевВ. Н. Проблема причинности    в    криминологии.    —

01JP°Cbi философии», 1971, № 10, с. 83.

h      Личность преступника  (Уголовно-правовое и криминологическое ис-Дование). Казань, 1972, с. 24.

121

новлено, что 6,1 % осужденных за это преступление лось на излечении в психиатрической больнице или coctojk на учете в нервно-психиатрическом диспансере и у район-но ° психиатра. Отмечается также существование особенно тесно-связи между психическими отклонениями личности преступил" ка и частотой рецидива79.

Обобщение дел об умышленных убийствах n-риотягчающц, обстоятельствах показало, что более 10% от общего чисд» осужденных за эти преступления оказались лицами с теми ид» иными психическими отклонениями. Приводя указанные да„, ные, авторы оговариваются, что в действительности этот кон-тингент может оказаться еще больше, так как не все из осу^. денных за умышленные убийства при отягчающих обстоятель-ствах направлялись на судебно-психиатрическую экспертизув» Касаясь роли наследственности в образовании патологии у указанных преступников, казанские авторы считают, что это «не выбывает никакого сомнения»81.

Совершенно категорично за проведение серьезных не только социологических, но и биологических исследований правонарушителей выступает проф. И. Г. Филановский82.

Исследователь психологии преступных проявлений среди молодежи К. Е. Игошев нишет: «Биологические качества личности должны учитываться при характеристике психолога преступного деяния, как и при характеристике высших и низ-щих уровней любого иного действия индивида»83.

Проф. А. М. Яковлев, ссылаясь на мнение проф. Б. Ф. Пор-шнева, что давно и невозвратно прошли те времена, когда можно было рассуждать о душевных процессах, о психике, не опираясь на физиологию высшей нервной деятельности, и что только точное знание механизмов работы человеческого мозга, в особенности «второй сигнальной системы», позволит окончательно устранить попытки строить здание советской социальной психологии вне психологической науки, пишет: «Это положение целиком применимо и к советской криминологии»84-

р Т а м   же, с. 25.

80 Там   же, с. 76.   ,

'Дам   же, с. 26.    е

42 См. Филановский И. Г. Социально-психологическое отнон» субъекта к преступлению. Л., 1970, с. 30.

83 Игошев К. Е. Психология преступных проявлений среди

жи. М., 1971, с. 58.               л„.

54 Яковлев А. М. Преступность и социальная психология (С°ци,д71, ио-пспхологические закономерности противоправного поведения). М.,

-   122

Б. Д- Овчинников в статье «Теоретические предпосылки объяснения преступного поведения в аспекте соотношения со-"циального и биологического (психофизического)», кррти-чески оценивая работы И. И. Карпеца и некоторых других кри-'яянологов, выступающих противниками изучения биологических детерминантов преступного поведения, замечает: «Объяснение преступного поведения (общественно опасных уголовно наказуемых актов) только воздействием на людей отрицательных внешних влияний социальной среды может служить объяснением с точки зрения механической причинности... Такое представление об однозначной обусловленности человеческого поведения лишь внешними воздействиями по схеме «сти-,мул — реакция» по существу бихевиористское»85.

Обращая внимание на интерес советских ученых к биологическому фактору при изучении его роли в совершении преступлений и не видя в этом «ничего порочного», проф. П. С. Дагель пишет: «Такой интерес диктуется и новейшими достижениями , биологии, прежде всего генетики, и потребностями идеологической борьбы с чуждыми нам буржуазными теориями...»88.

Методологическому обоснованию важности исследования биосоциальных качеств преступников уделил большое внимание в своих работах криминолог и пенитенциарист проф. Н, А. Стручков87.

Занимающийся многие годы изучением психологии несо-

85            Овчинников Б. Д. Теоретические предпосылки объяснения пре

ступного поведения в аспекте соотношения социального и биологического

(психофизиологического). — В- сб.: Проблемы   советского   государства и

права. Вып. 6. Иркутск, 1973, с. 83. Ср. Н о и И. С. Личность преступника

и ее значение в изучении преступности в условиях социалистического обще

ства. —• «Ученые записки Сарат. юридич. ин-та». Вып. XVI. Саратов, 1969,

с. 17—18;'его же. О некоторых методологических вопросах изучения при

чин преступности в СССР. — В сб.: Проблемы совершенствования совет

ского законодательства и деятельности государственных органов. Респуб

ликанская научная конференция. Минск, 1969, с. 156.

86            Дагель П. С. Учение о личности преступника в советском уголов

ном праве. Владивосток, 1970, с. 54—55.

87            См. Стручков Н. А. О механизме   взаимного   влияния   обстоя

тельств, обусловливающих совершение   преступлений. — «Советское госу

дарство и право», 1966, № 10, с. 114—115; Стручков Н., Утевский Б.

Не все так просто. — «Литературная газета», 1967, 29 ноября:    Струч

ков Н. А. Советская исправительно-трудовая политика и ее роль в борьбе

с преступностью. Саратов, 1970, с. 111—119; Стручков Н. А. Изучение

обстоятельств, обусловливающих преступность в   СССР. — «Советское го-

сУдарство и право», 1971, № 12, с. 103—105; Никифоров Б.,  Остро

умов С., Стручков Н. Посредине — проблема. — «Новый мир». 1972,

№ 5, с. 245—255.

• 123

вершеннолетних преступников известный советский писатель Г. А. Медынский, касаясь вопроса о факторах, участвующих & формировании преступников обратил внимание на то, что «фор, мирование преступника... это процесс часто очень длитель-ный и сложный, со множеством различных, но одинаково силь-но действующих факторов — биологических, и психологических, и социальных,— и без этого, без глубокого проникновения в историю личности преступника, мы ничего не поймем и не изменим. Кого-то это может и покоробить: «личность пре-ступника». Но это тоже необходимый элемент проблемы»88.

Выдающийся педагог нашего времени В. А. Сухомлинский проявлял большой интерес к проблеме причин преступности. Мне неизвестно, успел ли он что-либо опубликовать и есть ли какие-либо записи по этому вопросу в его архиве. Но незадолго до своей смерти В. А. Сухомлинский прислал мне письмо, датированное 15 ноября 1969 г., в котором, касаясь рассматриваемой проблемы, писал: «Вопрос о причинах преступности и правонарушений меня волнует в такой же мере, как и юристов. У меня есть твердо установившиеся убеждения по этому вопросу. Об этом, конечно, в двух словах не скажешь... Но хочется сказать самое главное: человеческие отношения далеко не так просто отражают производственные отношения, как это кое-кому кажется». В сложностях человеческих отношений «все... причудливо переплетается с психологическими (в том числе и врожденными!) задатками и особенностями личности, с убогостью духовного мира, с отношением к бытию... (это исключительно важный вопрос!)».

Дискуссия о соотношении социального и биологического оказалась плодотворной. Прежде всего ее результатом явилось выдвижение в число важнейших проблем криминологической науки личности преступника, ставшей общепризнанным предметом ее изучения. Внимание к живому человеку в криминологии очень быстро привело и к созданию советской викти-мологии, поскольку стала замечаться особая предрасположенность определенной категории лиц к тому, чтобы стать жертвой конкретного преступления89. Признание не только со-

88 Медынский    Григорий. Избранные    произведения, том второй. М., 1973, с. 476.

59 См. Франк Л. В. Виктимология и виктимность.   Душанбе,    1972, с. 22: М и н с к а я В. С. Поведение потерпевшего в генезисе   преступлении против личности   (Криминологическое и уголовно-правовое исследование). Автореф. канд. дис. М., 1972, с. 17. 124

цяальных, но и биологических детерминантов преступного поведения, рассматриваемых во взаимодействии, создало теоре-тический фундамент союза криминологов с учеными естественных наук. Привлечение внимания к изучению личности преступника как важного эмпирического материала для познания причин преступности заставило задуматься над правомерностью выдвижения различного рода априористических теорий в криминологии. Серьезность самой проблемы борьбы с преступностью потребовала и значительного повышения общего уровня теоретических работ по криминологии.

Вместе с тем пока еще сохранилось и иное представление о проблематике криминологии, нашедшее отчетливое проявление в книге И. И. Карпеца «Проблема преступности». В ней, судя по ее названию, на уровне проблемности криминологической науки находятся такие вопросы как, например: «не вся-

кий акт поведения есть преступление»аи; «отсутствие охраны на каком-нибудь предприятии не означает, что там будет совершена кража, но если у кого-нибудь возникнет умысел на совершение кражи, то наличие указанных условий облегчает совершение преступления»91 и т. п.

Если эти положения вряд ли вызовут у кого-либо возражение, то предлагаемое И. И. Карпецом решение проблемы причинности без помощи философии крайне любопытно. Свою же научную позицию по этому вопросу И. И. Карпец сформулировал так: «При изучении причин совершения конкретных преступлений возникает интересный и сложный вопрос, что же такое причина не в общефилософском ее значении, а в криминологическом, тогда, когда мы имеем дело с конкретным преступлением: то, что есть причина в действительности, или то, что мы заранее считаем причиной, или то, что может быть причиной?»92. Но ответить на этот действительно чрезвычайно сложный вопрос без философии не представляется возможным. На шараду же о причинности, загаданную И. И. Карпецом, вероятно, можно было бы ответить так: причиной может быть то, Что «мы заранее считаем причиной», если правильно то, что Мы считаем «заранее». Причиной может быть и то, «что может быть причиной». И, наконец, причиной, бесспорно, является то, что «есть причина в действительности». Быть может, такое понимание не соответствует глубине суждений о причине И. И.

10 К а р п е ц И. И. Проблема преступности. М., 1969, с. 72. "Там   же, с. 71. 12 Т а м   ж е, с. 62.

125

Карпеца. Однако1 бесспорным представляется одно: категория причинности не может быть понята без ее философского ос-мысливания, основанного на диалектическом материализме.

93

Вопрос о причинности — один из принципиальнейших методологических вопросов. В советской правовой науке ему придается важное значение, поскольку без верного определения причинности нельзя исследовать ответственность и изучать преступность и иные правонарушения. Именно потому, что категория причинности — важное методологическое понятие, вокруг этой проблемы идет острая идеологическая борьба. В работах советских юристов показана вся несостоятельность многочисленных попыток буржуазных юристов решать вопросы причинности независимо от соответствующих философских концепций. Так, проф. А. А. Пионтковский в 1970 г. писал: «Попытки разрешить вопрос о причинной связи в праве независимо от решения этой проблемы тем или иным философским направлением несостоятельны. Нетрудно обнаружить, что всякое такого рода «независимое» решение вопроса о причинности в праве всегда носит на себе печать определенного философского направления. Распространяемый среди буружаз-ных юристов философский нигилизм фактически означает зависимость юриста от философских предрассудков тех или иных школ реакционной идеалистической философии. Это и не может быть иначе, ибо различное понимание причинности определяется различием в основных философских направ-

лениях»

«Нефилософское» решение причины и привело И. И. Карпеца к ее пониманию не как объективной реальности, а как категории субъективной, зависящей от характера нашего восприятия.

Трактовка причины И. И. Карпецом прозвучала диссонансом в советской криминологической науке. Марксистские криминологи исходили и исходят прежде всего из того, что причинность — категория объективная и поэтому существующая независимо от нашего сознания. О причинности В. И. Ленин, как известно, писал, что она «есть лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистическое добавление) частичка не субъективной, а объективной реальной связи»94.

126

33 Курс советского уголовного права, т. II. М., 1970, с. 159. 94 Л енин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 144.

^оставив иначе вопрос о понятии причины, И. И. Карпец рещел к практическим рекомендациям. Прежде всего он за-0Д: «Всякий добросовестный исследователь обязан отказать-'' 0 конкретных случаях от заранее сложившихся у него пред-\ авлений и понятий. Тогда он сможет выявить действительные 'рйчины конкретного преступления»95 (?1). Иными словами, „добы выявить действительные причины конкретного преступ-1бНия, не следует иметь каких-либо теоретических знаний. Tot ^ кто такими знаниями обладает, обязан, приступая к выяв-чению причин конкретного преступления, отказаться от них, ^аккак, по мнению И. И. Карпеца, добросовестный исследова-1еЛь не может заниматься этим делом, если у него есть опреде-денные представления и понятия (?!). Однако у самого проф. j-I, И. Карпеца такие понятия сохраняются (и здесь, очевидно, допускается исключение!). Они-то и позволяют сформулировать следующее заключение о причинах конкретного преступления: «Часто в жизни бывает так, что преступление совершено лицом вследствие причин, легко распознаваемых. Но после того, как данный человек совершил преступление, эти причины для него уже не действуют, они как бы исчерпали себя. И дальнейшее его поведение будет зависеть не от тех причин, которые привели его к совершению преступления и уже выявлены, а совсем от других обстоятельств»96.

Оставим в стороне вопрос о «легкости» распознания причин совершенного преступления (очевидно, опять-таки определяемого самим пониманием «причины»). Но вызывает недоумение положение И. И. Карпеца о том, что причины, повлекшие преступление данного человека, после совершенного преступления для этого человека уже перестают действовать, ибо они себя исчерпали. Поскольку И. И. Карпец и в этом случае считает себя свободным от теоретического обоснования выдвинутого положения, возникает лишь один вопрос: если И. И. Карпец прав, в чем тогда смысл ст. 21 УПК РСФСР, указывающей; «при производстве дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства уголовного дела органы до-знания, следователь, прокурор и суд обязаны выявлять причи-Яы и условия, способствующие совершению преступления, и принимать меры к их устранению»? Может быть, это положе-не следует понимать как относящееся к личности преступ-, если совершением преступления, как пишет И. И. Карпец

15            К а р п е ц И. И. Проблема преступности, с. 63.

16            Т а м   же, с. 75.

127

.он уже исчерпал причины, приведшие его к преступлению? м тогда как понять столь важное и до сих пор бесспорное по-т° жение науки советского исправительно-трудового права' ° взаимодействии органов расследования и исправительно-труд0° вых учреждений в устранении причин и условий, «способству ющих совершению новых преступлений как осужденными, та и освобожденными от наказания, в изучении личности о'сум денных и организации с ними более эффективного воспита тельного процесса»97? В только что цитированной работе И. g Шмаров, Ф. Т. Кузнецов и П. Е. Подымов далее пишут: «(V ганы следствия обязаны не только раскрывать преступления и разоблачать преступников, но и устанавливать причины и ус. ловия, способствующие их совершению, и принимать меры по .их устранению (ст. 21 УПК РСФСР). Это положение имеет принципиальное значение для предупреждения преступлений в частности для выявления и устранения причин и условий,' способствующих повторной преступности со стороны отбывающих наказание и со стороны освобожденных из мест лишения свободы» 98.

Для И. И. Карпеца, судя по тому, что он написал, эти положения, очевидно, не представляются верными. Но тогда как лонять ст. 1 Основ исправительно-трудового законодательства Союза ССР и союзных республик, ставящую перед исправительно-трудовым законодательством задачу обеспечения исполнения уголовного наказания также и для того, чтобы оно «способствовало искоренению преступности»? Очевидно, одним из эффективных средств искоренения преступности является исправление и перевоспитание преступников. Если же всерьез прислушаться к рекомендациям И. И. Карпеца, то именно в проведении такой работы нет смысла: после того, как человек совершил преступление, причины, вызвавшие это преступление, «для него уже не действуют, они как бы исчерпали себя».

Перечень подобных «проблемных вопросов» из трудов И. И. Карпеца можно было бы значительно продолжить, но сделать это не позволяет объем книги. Поэтому ограничусь рассмотрением взглядов И. И. Карпеца на причины преступности в СССР. Для познания причин преступности в нашей стране проф. И. И. Карпецу, как и проф. А. А. Герцензону, не потребовалось много времени. Руководствуясь своей концепня*

37 См. Ш м а р о в И. В., К у з н е ц о в Ф. Т., П о д ы м о в П. Е.

тивность деятельности исправительно-трудовых учреждений. М., 1968, с. 98 Т а м ж е.

1128

л «что есть причина в действительности» и на этот раз исхо-у; очевидно, из того, что причина — это «то, что мы заранее

читаем причиной», И. И. Карпец без проведения каких-либо исследований, солидаризируясь с уже имевшимися по этому ВОПРОСУ указаниями А. А. Герцензона, сформулировал теорию прячин преступности в СССР в период упрочения социализма й постепенного перехода к коммунизму и провел ее в учебни-ке по криминологии для юридических факультетов и институтов.

При рассмотрении причин преступности И. И. Карпец при-дясал основоположникам марксизма-ленинизма следующее «предвидение»: «... с победой коммунизма, с изменением общественных отношений будет искоренена и преступность» " и затем добавил: «В процессе развития социалистического общест-

подрываются основные социальные корни преступности»

100

Но дело в том, что у В. И. Ленина о судьбах преступности после ликвидации эксплуатации масс, нужды и нищеты их говорится несколько иначе, чем интерпретировал его И. И. Карпец. Прежде всего В. И. Ленин связывал отмирание преступности с устранением эксплуатации масс, нужды и нищеты их, но отнюдь не с теми неантагонистическими противоречиями, которые будут присущи первой фазе коммунизма — социализму.

Отсюда следует принципиальное положение о возможности ликвидации преступности до построения коммунистического общества, уже в процессе его строительства. Именно на этом основывается известное положение программы партии о том, что в обществе, строящем коммунизм, не должно быть места правонарушениям и преступности.

Но если в обществе, строящем коммунизм, возможна ликвидация преступности, то уже социализм не содержит в себе не только «основных», но и никаких других «социальных корней» преступности. Те же трудности коммунистического строитель-ства, на которые указывает И. И. Карпец, хотя и имеют место и оказывают неблагоприятное влияние на борьбу с преступностью, тем не менее не только не обусловливают ее закономер-н°сть, но и не выступают в качестве ее причин, равно как и не ставят судьбы преступности в зависимость от их существования.

Научная несостоятельность развиваемой И. И. Карпецом

9. И.

)э Криминология. М, 1968, с. 97. 100 Т а м   же.

С. Ной

129

концепции о причинах преступности в СССР состоит и в tom что одной из «общих» причин преступности он считает «дейст' вие объективного закона отставания сознания от бытия» ioi_

О «законе» отставания сознания от бытия в прежние годь действительно писалось в нашей литературе. Однако классу! ки марксизма никогда не упоминали такой закон, а ошибоч' ность ранее существовавших по этому вопросу воззрений убе. дительно показана в современной советской философской ли. тературе102.

К сожалению, декларативный характер присущ и многим другим положениям И. И. Карпеца в части, касающейся ме. тодологического обоснования причин преступности в СССР На с. 122 он пишет: «Марксизм-ленинизм учит различать пр^ чины первого порядка и причины второго порядка, которые обусловлены и действуют в связи с существованием первых» «...Причины второго порядка проявляются в том, что сущест-вуют неантагонистические противоречия в жизни общества, носящие и экономический, и идеологический характер. Они..! влияют на наличие и сохранение в определенный период антиобщественных явлений вообще, и преступности, в частности».

Между тем, что это за категории причин «первого» и «второго» порядка и где говорится об этом у классиков марксизма-ленинизма, в учебнике не указывается.

Что же касается суждения о решающем влиянии неанта-гонистичеоких противоречий экономического и идеологического характера на «наличие и сохранение в определенный период» преступности, то его, так же как и многие другие высказывания указанного автора, можно принимать лишь на веру, так как никаких научных аргументов в подтверждение их не приводится. Но вряд ли можно поверить объяснению преступ-ности неантагонистическими противоречиями социальной жизни.

31 Криминология, с. 122. 102 Критикуя ошибочность

представления    о    существовании    закона

отставания сознания от бытия, С. М. Ковалев замечает: «...Признание «за' кона» отставания сознания от бытия неизбежно должно вести к представлению о безысходности борьбы против отсталых взглядов. Ведь отставание сознания провозглашается непреложным законом. А как же можно восставать против закона?... Утверждение, что у нас антиобщественные взгляды и поступки существуют лишь в силу отставания сознания от практически закрывает путь для конкретных исследований причин явлений. Несмотря на то, что у нас сейчас остро встали задачи б против преступности..., трудно найти книги, в которых бы с достаточн полнотой научно анализировались причины такого явления», лев С. М. Отстает ли сознание от бытия? — «Вопросы философии», № 5, с. 137.

130

Верно ШЖШДИВ о том, что мы живем лишь в первой фазе коммунизма, характеризующейся, по словам В. И. Ленина, ^м, что «общество на этой стадии своего развития уничтожа-£Г сначала только ту «несправедливость», которая выражается 8 захвате средств производства отдельными лицами, и не в состоянии сразу уничтожить и дальнейшую несправедливость, ^стоящую в распределении предметов потребления «по работе», а не по потребностям» (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 33, с. 93). И. И. Карпец заявил, что для социального строя /нашего общества преступность — явление закономерное; и даже решил доказать это теоретически. По его мнению, это следует из того, что «на первой стадии коммунистического общества — при социализме — еще нет объективных возможностей для удовлетворения всех материальных и духовных потребностей граждан, которые пока удовлетворяются лишь частично, за счет общественных фондов. Сохраняются различия между квалифицированным и неквалифицированным трудом, между трудом умственным и физическим, неизбежно порождающим материальное неравенство граждан, получающих заработную плату соответственно количеству и качеству своего труда. В силу этого сохраняются л возможность появления разного рода паразитических и корыстных устремлений, направленных на получение материальных благ не за счет повышения производительности своего труда, а за счет интересов общества.

Известная узость материально-технической базы социализма по сравнению с уровнем экономики высшей фазы коммунистического общества — такая же закономерность исторического развития, как и существование при социализме различий между городом и деревней, между рабочим классом и крестьянством» ш.

«К числу подобных закономерностей» И. И. Карпец относит и существование в рассматриваемой фазе развития социалистического общества нарушений правопорядка, ссылаясь при Этом на следующие слова В. И. Ленина: «...Не впадая в уто-Пизм, нельзя думать, что свергнув капитализм, люди сразу научатся (у В. И. Ленина «научаются»—И. И.) работать на общество без всяких норм права, да и экономических предпосылок такой перемены отмена капитализма не дает сразу».

• И. Л е« и н. Поли. собр. соч., т. 33, с. 93) ш.

Но ведь из указанного положения В. И. Ленина вовсе не ЛеДует, что необходимость существования правовых норм де-

ч>

!и Криминология. М., 1968, с. 130. 14 Там   же.

131

лает неизбежным их нарушение. У В. И. Ленина все тельно глубже. Если же принять логику И. И. Карпеца, преступность вообще ликвидировать невозможно уже потому что противоречия неантагонистического характера, хотя » иного плана, чем при социализме, будут присущи и «оммунц, стическому обществу. Без наличия противоречий и их преодо, ления невозможно движение, развитие. Движение же прису.

ще любой материи. Но причем здесь преступность?

И.

Методологическая несостоятельность защищаемой Карпецом концепции состоит в ее недиалектичности, в ристическом освещении проблемы, основанном на таком тео-ретическом построении, которое является «е результатом обобщения данных конкретных научных исследований, а «выводится» непосредственно из общефилософских положений ц «натягивается» на конкретный криминологический материал.

Но дело не только в этом. Хуже, то, что сами «общефилософские положения» не всегда являются марксистскими и порою просто берутся с «потолка». Так, И. И. Карпец, чтобы обосновать выдвинутый им ошибочный тезис об исторической обусловленности преступности в развитом социалистическом обществе, якобы связанной с самим строем этого общества, распределяющего предметы потребления «по работе», а не по потребностям, более слабой материально-технической базой социализма по сравнению с коммунизмом и в силу этого недостаточной материальной обеспеченностью, и именно этим объяснить укрепление в нашем государстве органов милиции, прокуратуры, судов, исправительно-трудовых учреждений, сослался в подтверждение изложенного буквально на следующее: «Ф. Энгельс писал: «Чтобы оградить себя от преступлений, от актов неприкрытого насилия, общество нуждается в обширном сложном организме административных и судебных учреждений, требующем безмерной затраты человеческих сил». (К-Маркс и Ф. Э н г е ль с. Соч., т. 2, с. 537) . «Таким образом,— заключил И. И. Карпец,— Ф. Энгельс прямо указывает на то, что борьба с преступностью требует огромного напряжения сил» 105.

И. И. Карпец при этом умолчал лишь о том, что в приведенном высказывании Энгельса речь идет о современном еМУ буржуазном обществе. Вырванная указанным автором из к°* текста Эльберфельдских речей Ф. Энгельса цитата у Энгельс3 непосредственно следует за следующим его текстом: «СовРе

132

Карпец И. И. Проблема преступности. М., 1969, с. 45—47.

енное общество, ставящее отдельного человека во враждебные отношения ко всем остальным, приводит, таким образом, социальной войне всех против всех, войне, которая у отдельных людей, особенно у малокультурных, неизбежно должна принять грубую варварски-насильственную форму — форму лреступлений» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Там же).

Но социалистическое общество не ставит отдельного чело-зека во враждебные отношения ко всем остальным и не устраивает социальную войну всех против всех и именно поэтому яе приводит с неизбежностью отдельных людей к совершению преступлений. Именно в этом и состоит особая сложность изучения причин преступных проявлений в социалистическом обществе и организации на принципиально иной, чем в буржуазном обществе, основе мероприятий по борьбе с преступностью.

В июльских (1966 г.) решениях ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР о мерах по усилению борьбы с нарушениями общественного порядка содержится глубоко марксистское положение о том, что «в нашей стране, идущей по пути строительства коммунизма и обеспечивающей всем гражданам гарантированное право на труд, образование, отдых и социальное обеспечение, не должно быть места преступным проявлениям и другим нарушениям социалистического порядка»10в.

Но если, как полагает И. И. Карпец, преступность для нашей страны — явление закономерное, то и ее существование, естественно, неизбежно и борьба с ней до построения коммунизма мало перспективна. Если бы И. И. Карпец был прав, не было бы смысла и в существовании криминологической науки, изучающей причины преступности и меры по ее профилактике. И не только потому, что причины преступности известны, но и потому, что нельзя профилактировать явление, закономерное для определенного строя, в рамках этого строя. Поскольку человек лишь отражает в своем сознании определенные закономерности, он не может ни создать, ни уничтожить их.

«Общество,— писал К. Маркс,— ....если даже оно напало на след естественного закона своего развития..., не может ни черескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами»107.

Но все дело в том, что утверждение о преступности как закономерном явлении в условиях социалистического общества °сновывается на представлении о взаимосвязи между явления-

06 См. «Правда», 1966, 27 июля.

107 М а р к с К.  и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 23, с. 10.

133

ми, которая ничем не доказана. С таким же успехом1

было бы связывать преступность с любыми другими явления-

ми. Но только причем здесь наука?!

Известно, что ни марксистская теория,    ни эмпирический материал не дают каких-либо оснований для вывода, будто бы распределение предметов потребления не по потребностям, а по труду, различие между умственным и физическим трудом, городов и деревней, более низкий    материально-технический' уровень социалистического общества по сравнению с коммунистическим, действительно являющиеся закономерными, в о&к ^щес'тве, строящем коммунизм, выступают в качестве причин -преступности в этом обществе.

'Именно потому, что такая взаимосвязь ничем не доказана, 'коммунистическая партия, осуществляя научное руководство, обществом и считаясь с закономерностью существования ряда неантагонистических противоречий, принимает меры к их. преодолению, но во временном отношении отнюдь не выдвигает задачу, в отличие от задачи ликвидации преступности, ликвидировать эти противоречия уже сегодня, не дожидаясь построения коммунизма.

Таким образом, методологическая ошибка рассматриваемых суждений состоит в том, что без всяких оснований существование ряда неантагонистических противоречий социалистического общества, в том числе и таких, которые, возможно, и влияют на существование преступности, но отнюдь ее не определяют, переносится на обоснование закономерности самой преступности в социалистическом обществе. Но такие теоретические построения, ничем не подтвержденные научно, способны лишь дезориентировать административные органы, студенческую молодежь юридических вузов, советскую общественность в перспективах борьбы с преступностью в современных условиях нашей страны.

Завершая разбор теоретических позиций проф. И. И. Кар-пеца, сошлюсь еще лишь на один пример произвольности его суждений, взятых из другой области. В своей книге о наказании, опубликованной в 1973г., И. И. Карпец, выступая уже как судебный психолог и знаток тайны совещательной комнаты судей, позволил себе написать следующее: «... иногда незначительное деяние влечет не только наказание вообще, но и лишение свободы, особенно если до суда в качестве меры пресечения было избрано заключение под стражу. В этих случаях часто (курсив мой.— И. Н.) суд принимает в расчет то обстоя тельство, что обвиняемый арестован до суда — значит аресто-

134

аН правильно; почему же суд должен его освободить? И на-зйачается, пусть незначительное по сроку, но лишение свободы-

Конечно, суд можно понять. Ни милиция, ни следователь, ли прокурор не прекратили возбужденное дело за малозначи-тельностью, не передали виновного на поруки или в товарищеский суд, посчитали, что за совершенное деяние человек должен быть предан суду. Такое решение часто (курсив мой.— //. Я.) психологически связывает суд, заставляет его почти автоматически следовать за принятым до него решением, иногда даже тогда, когда оно вызывает сомнение» 108. Но если суд часто не судит, а автоматически признает человека виновным g приговаривает к лишению свободы только потому, что обвиняемый был арестован до суда, и если суд позволяет выносить обвинительные приговоры и тогда, когда сомневается в их правильности, то в этом случае нет правосудия.

Но для того, чтобы выдвинуть столь серьезное обвинение, нужны доказательства. Их И. И. Карпец не приводит и привести не может, так как их у него просто нет и быть не может. При совещании судей в совещательной комнате он никогда не присутствовал. Но если бы даже И. И. Карпецу из каких-либо источников стали известны факты подобного рода мотивов вынесения неправосудных приговоров, то и в этом случае где основания для тех серьезных обобщений, которые он позволил себе сделать, для такого обвинения правосудия в целом?! К сожалению, на такой логике и на таких методах проф. И. И. Карпец строил и свои теории в криминологии, которые выдавались за «теоретические основы советской криминологии» 10Э.

Отсутствие в самой природе нашего общества преступности как закономерного явления отнюдь не упрощает проблему ее изучения и практических мер борьбы с ней, хотя и делает эту борьбу достаточно перспективной.

Не коренясь в природе социалистического строя и не будучи для него закономерностью, преступность вместе с тем не теряет от этого свой закономерный характер. Как это понять? Марксистская философия понимает под законом выражение °бщих, необходимых, существенных, относительно устойчивых, п°вторяющихся связей реального мира, «которые при наличии соответствующих условий определяют характер, направле-

08            Карпец И. И. Наказание. Социальные, правовые и криминологи-

;ские проблемы. М., 19-73, с. 124.

09            См. «Известия», 1971, 3 июня.

135

ние и результат развития» ио. Совокупность законов, относя, щихся к определенной области явлений, образует определенную сторону закономерности. Закономерность, выступая поня-тием универсальным, «представляет собой необходимый, обу. словленный определенными причинами процесс, в котором дед. ствует целая совокупность законов» ш. Очевидно именно по-этому К. Маркс писал: «...Преступления, взятые в больщощ масштабе, обнаруживают, по своему числу и по своей клас-сификации, такую же закономерность, как явления прир0. ды...»112.

Выявить общие, необходимые, существенные, относительно повторящиеся связи, характеризующие современную преступность в нашей стране,— означает найти действительные законы этой преступности. Представляется, что поиск таких законов следует вести, исходя из учета тех радикальных изменений, которые произошли в социальной структуре нашего общества и результатом которых явилось столь значительное ослабление криминогенного значения негативных социальных факторов, что сами эти факторы вряд ли способны обусловить преступное поведение. Если в социалистическом обществе социальная среда уже не может выступать тем внешним фактором, который сам по себе способен обусловить преступное поведение, как это имеет место в эксплуататорском обществе, то и причины преступности в обществе, строящем коммунизм, очевидно, следует искать в явлениях иного порядка. В свете изложенного чрезвычайно важно изучить те внутренние психологические условия, через которые преломляется внешнее воздействие на человека. Лишь научный подход к изучению причин преступности в социалистическом обществе позволит со всей глубиной оценить, насколько важны личностные особенности человека в объяснении его преступного поведения. И те из личностных особенностей, которые не имеют существенного значения в объяснении преступности в эксплуататорском обществе, могут иметь весьма важное значение для понимания причин преступных проявлений в обществе социалистическом.

Соотношение воздействия среды и наследственности на человека весьма динамично. Известный зарубежный генетик

110          См.   Марксистско-ленинская   философия.   Диалектический   материа

лизм. М., 1968, с. 135.

111          Там   же, с. 138.

112          Л арке К.   и   Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 532.

136

f/урт Штерн (вместе со многими другими учеными эмигриро-авший из Германии после прихода Гитлера к власти), каса-дСЬ этого вопроса, пишет: «Доля наследственности и среды, •аковы бы они ни были, никогда и нигде не является постоян-[[0Й. Иногда чем неблагоприятнее среда, тем большую роль Ояа играет в общих различиях между индивидами. Там, где только богатые могут обеспечивать своим детям школьное образование, различия в степени интеллигентности между отдельными индивидами в гораздо большей мере определяются средой, чем там, где всеобщее обучение делает образование, равно доступным для всех, где различия в унаследованных способностях оказывают большое влияние на разницы в оценках, чем различия в доступности образования. Участие наследственности в различиях между людьми может иногда яснее проявляться благодаря общему подъему благосостояния» ш.

Касаясь непосредственно преступности, советский генетик проф. В. П. Эфроимсон пишет: «Подобно тому, как с улучшением материальных и санитарных условий среди заболеваний выходят на передний план непосредственные дефекты, оттесняя дефекты, порожденные средой (инфекции, последствия недоедания, авитаминозы и т. д.), так и с ослаблением острой нужды и других чисто социальных предпосылок преступности начинают яснее выступать предпосылки биологические» ш.

Качественно иной подход к выявлению причин преступности в социалистическом обществе по сравнению с обществом эксплуататорским, связанный с проявлением внимания к личностным особенностям людей, способных совершить преступление, отнюдь не меняет отношения к преступности и в социалистическом обществе как к явлению социальному. Только понимание социального в этой преступности совсем иное. Не предопределяя преступные проявления, социальные факторы в развитом социалистическом обществе, имеющие негативный характер, действуют через сложные опосредствования не толь-ко на нравственный облик человека, но и на его биологию, а точнее на соответствующее проявление этой биологии (алкогольная наследственность, нервно-психическое перенапряжете, неумение или нежелание выявить и использовать в интересах общества способности людей, вызывающее у них чувст-

13            Штерн К. Основы генетики человека. М., 1965, с. 548—549.

14            Эфроимсон В. Родословная альтруизма. — «Новый мир», 1971,

с, 207.

137

во неудовлетворенности, неполноценности и находящее у м локультурных людей свою разрядку в преступлении как фору' самоутверждения, неумение или нежелание осуществлять кр0е потливую индивидуальную воспитательную работу и т. п.).

Однако отмеченные обстоятельства не коренятся в сам0[. природе социалистического строя, связанной с его принципа, ми и противоречиями, и носят в основном субъективный харак. тер. Поэтому они вполне устранимы уже на современном эта-пе развития нашего общества, хотя и требуют к себе весьма серьезного отношения. Пока же они существуют, они проявля-ют себя криминогенным образом, но чувствительны к ним да. леко не все граждане. Они опасны лишь для тех, кто наделен определенными психофизическими задатками. Когда «стыку, ются» неблагоприятные условия микросреды и определенные-. назовем их криминогенные —качества людей, порождается именно та закономерность, которая определяет преступность. Но если закономерность сама по себе непреодолима, то то, что ее порождает, в данном случае вполне устранимо. Поэтому в обществе, строящем коммунизм, не должно быть места преступности и иным правонарушениям и если они есть, то только потому, что еще многое не сумели сделать для ее искоренения. Разумеется, указанное положение — лишь рабочая гипотеза, требующая научной проверки.

Известно, что психологический склад личности произволен от деятельности человека и детерминирован прежде всего развитием общественных условий его жизни, однако индивидуальность, как неповторимость каждого отдельного человека, есть прежде всего факт биологический. Изучая этиологию преступления, необходимо выяснить биопсихологическую и индивидуально-историческую основу личности преступника.

По

Рассматривая вопрос о соотношении биологических и социальных норм и их отражении в патологии, В. Н. Мясищев затрагивает и проблему криминальных поступков. Он пишет: «...Социально-патологическое (например, антиэтические или криминальные поступки) бывает биологически обусловленным. Если в этом плане криминальная психопатология для оценки поведения применяет критерий невменяемости, то гораздо сложнее обстоит дело в вопросах этической недоста-

точности психопатов...»

115 Мясищев В. Н. Методологическое значение медицинской психологии.— В сб.: Методологические и теоретические проблемы психологии-М., 1969, с. 303.

138

ho для криминолога представляет интерес не только биоло-«ческая обусловленность психопатов. Самый важный и инте-есный вопрос — это вопрос о том, в какой мере динамический Едект психики человека проявляется в его антиобщественном доведении. В познании биологических моментов, характеризующих во взаимодействии с социальными особенностями лич-йость преступника, большая роль должна принадлежать гене-тйке. Выяснение генетических факторов человеческой индивидуальности представляет несомненный научный интерес.

Разумеется, роли биологических факторов в преступном по-ведении нельзя придавать ведущее значение и тем более абсолютизировать, но сегодня для советской криминологии такой угрозы нет. Серьезным научным пробелом в нынешнем состоянии науки является не преувеличение роли указанных факторов, а их, в сущности, практическое игнорирование.

Между тем, чтобы понять причины преступного поведения, необходимо преодолеть глубокое заблуждение, будто бы каждый человек в равной степени способен к любого рода деятель-сти. Если для каждого человека характерен свой генотип и если не каждый генотип в равной мере определяет способности к музыке, математике, спорту и к любой другой деятельности, то очевидно, что в условиях, когда социальные факторы социалистического общества сами по себе преступность не порождают, детерминанты преступного поведения нельзя связывать лишь с внешним воздействием.

Очевидно необходимой предпосылкой правильного понимания этого вопроса является внесение ясности в саму категорию причинности. Это особенно необходимо потому, что широко распространенное в криминологической литературе представление о причинности как явлении (или совокупности взаимосвязанных явлений), «которое порождает, производит другое явление, рассматриваемое в этих случаях как следствие»118, исходит, в сущности, из механистического представления о при-Чине как явлении, находящемся вне другого явления, которое °но обусловливает. Между тем отличие диалектического ма-ТеРиализма от механистического в понимании причинности состоит в том, что не в воздействии одного явления на другое, а во взаимодействии между двумя или несколькими явлениями

1 См. Советская криминология. Изд. 2-е. М., 1968, с. 100.

139

ищется причина определяемого явления. «... Взаимодействие х писал Ф. Энгельс,— является истинной causa finalis вещей» id Воспроизведя из «Философского словаря» понятие причищ. как явления, порождающего другое явление, авторы учебник, «Советская криминология» ищут причину преступности bq внешних по отношению к преступнику обстоятельствах. Прй таком понимании причинности логично признание лишь соцй. альных условий искомым явлением. При классово-историче. ском же подходе к изучению причин преступности и научц0 обоснованном понимании самой категории причинности причц, ны преступности в социалистическом обществе могут быть ц0, знаны лишь путем установления характера тех явлений, взаи. модействие между которыми порождает преступность. Находятся они, очевидно, в плоскости взаимодействия внешних со-циальных условий жизни людей и внутренних психофизических качеств человека. Познание этого взаимодействия — вероятно наиболее перспективный путь открытия подлинных закономерностей преступности в социалистическом обществе.

Для советской криминологии представляют несомненный интерес общие закономерности взаимодействия индивидуума и среды, установленные генетической наукой. Академик И. И. Шмальгаузен, обращая внимание на меняющиеся формы взаимодействия между организмом и средой, писал: «Эволюция шла в общем под знаком освобождения развивающегося организма из-под власти случайных явлений во внешней среде. Это сопровождалось развитием внутренних регуляторных механизмов, контролирующих процессы индивидуального развития... Если на начальных этапах своего возникновения живые существа были в полной власти случайных изменений внешних факторов, то все их дальнейшее развитие состояло в постепенном освобождении от этой зависимости. Таким образом, различные факторы внешней среды все более осваиваются организмом. Организм теперь сам определяет свое отношение к внешним факторам, защищаясь от одних явлений и используя другие» ш.

бы

Проблема взаимоотношения столь высоко организованного организма, каким является человек, со средой не может Ре" шаться на основе принципиально иных закономерностей, чем

те, которые открыты генетикой, равно как ненаучны какие

140

7МарксК.   и   Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 546.

18 Шмальгаузен И. И. Факторы эволюции. М„ 1968, с. 14—15-

ли было попытки противопоставить положения диалектиче-ткого материализма биологическим закономерностям или под-1енить последними законы общественного развития.

С позиций диалектико-материалистического детерминизма взаимоотношение между индивидуумом и средой следует рас-сМатривать « с учетом специфики, трансформации» внешнего воздействия внутренней средой организма, действия сложных регулирующих механизмов, обеспечивающих его устойчивость 6 изменяющихся условиях среды и т. д.ш.

В свете современной науки особый интерес для криминоло-га представляют генетические закономерности. Связано это с тем, что без их познания вряд ли возможно объяснить индивидуальные особенности психики и тем самым понять особенности поведения, наблюдаемые при одинаковой макро- и микросреде. Ответ же на вопрос, почему при одних и тех же внешних условиях, в том числе и связанных с воспитанием, одни люди совершают преступления, а другие, которых абсолютное большинство, их не совершают, означал бы открытие главной тайны преступности. Поэтому для криминолога-ученого представляет интерес и все то, что проливает какой-либо свет на взаимодействие человека со средой. Именно поэтому весьма любопытны данные медицинской генетики, прослеживающей взаимодействие генетических факторов и условий внешней среды на многих наследственных болезнях и патологии развития. Так, анализ родословных лиц, страдающих близорукостью, показывает, что в основе ее лежит наследственное предрасположение. Подтверждается это и высоким процентом конкордант-ности однояйцевых близнецов по этому заболеванию. Развивается близорукость чаще всего под влиянием условий, вызывающих напряжение зрения. Однако в одних и тех же условиях близорукость развивается преимущественно у лиц с наследственным предрасположением.

Другой интересной в этом отношении болезнью является гипертония. Ее возникновение обусловливается сложным взаимодействием наследственного предрасположения и условий внешней среды. К числу внешних условий, влияющих на развитие болезни, относится любого рода воздействия, вызывающие нервно-психические перенапряжения. При этом гипертония возникает лишь у тех лиц, у которых имеется соответствующее наследственное предрасположение. Другие остаются здо-

113 См. Фролов И. Т. Методологические 1967, с. 24.

проблемы    генетики.    М.,

141

ровыми 12°. Аналогично положение и со многими психическим заболеваниями ш.

При этом следует иметь в виду, что обращение к генетик важно для криминолога главным образом не ради того, чтобь познать происхождение психических аномалий, проявляемы? в преступном поведении вменяемых лиц. Хотя аномалии пред. ставляют интерес, но не они выступают детерминантами боль-шинства преступлений. Среди преступников несравненно больше лиц, обладающих нормальной психикой. Определить различия в психических свойствах, лежащих в пределах нор. мальной изменчивости, этиологию этих различий и их криминогенное значение для криминолога особенно важно. Без это-го не только необъяснимо различное поведение лиц, имевших одинаковую макро- и микросреду, но и невозможно предложить действительно научные рекомендации воспитательного воздействия, исключающие возможность совершения преступлений, и методы исправления лиц, совершивших преступления.

В решении этой проблемы генетике принадлежит большое будущее. Н. П. Дубинин пишет: «Наступает пора глубокого союза генетики... и проблем воспитания»122. Развивая эту мысль в другой своей публикации, Н. П. Дубинин обращает внимание на то, что «разнообразие людей, уникальность человека по его генетической конституции и создает подчас сложные проблемы при его воспитании. Нельзя забывать, что каждый человек, имея уникальную генетическую организацию, обладает своей нормой реакции, т. е. единственным в своем роде личным способом реагировать на социальные и физические влияния среды» ш.

120          См. Г о ф м а н-К адошников П. Б. Биологические основы меди

цинской генетики. М., 1965, с. 21—22.

В. Маккьюсик пишет: «По существу все болезни можно рассмотреть как результат взаимодействия генетических и негенетических факторов, относительное этиологическое значение которых различно». Маккьюсик В. Генетика человека. М., 1967, с. 188.

121          См. Галагьян А. Г. Генетический анализ наследственных данных

в клинике. М., 1967, с. 151—172;  Эфроимсон В. П. Введение в меди

цинскую генетику. М., 1968, с. 76;    К. р у ш и н с к и и Л. В.,    М о л о д н и-

на Л. Н., Романова Л. Г. Генетические исследования в патофизиоло

гии нервной деятельности. — В сб.:    Генетика   и    патология.    М.,    1968i

с. 186—198.

122          См. Дубинин Н. П. Октябрьская революция и прогресс генети

ки в СССР. — «Генетика», 1967, № 10, с. 14.

123          См. Дубинин Н. П. Расовый вопрос и современная   генетика. -

В кн.: Успехи современной биологии, т. 73, вып. 2. М., 1972, с. 226.

142

Лишь с помощью генетики можно установить, в какой мере прирожденных программах поведения преступников, обла-,аюЩих нормальной психикой, проявляются социальные ин-еТцнкты, имеющие криминогенное значение.

Существование видового опыта у человека, фиксированно-Г0 наследственностью, сейчас уже не отрицается и психолога-0. А. Н. Леонтьев признает: «...У человека существует не два, а три вида опыта. Во-первых, как и у животных, это наследу-еяый опыт вида: он выступает в форме врожденного поведения, сформировавшегося в ходе биологической эволюции, в форме инстинктов»124. В литературе по генетике человека обращается внимание на роль эволюционного развития в возник-новении норм поведения.

Так, Ш. Ауербах, касаясь агрессивности индивидуума, пи-щет: «Агрессивность является преимуществом в соревновании между индивидами, но выживание группы подвергается опасности в случае агрессивности отдельных ее членов. Готовность оказывать помощь, симпатия, самопожертвование приносят вред индивиду в его борьбе за выживание, но благодатны для группы в целом: в межгрупповом отборе преимущество будет у тех групп, где перечисленные качества развиты сильнее всего» ш.

Касаясь социальных инстинктов, доктор биологических наук, В. Эфроимсон считает, что «такие чувства, как благородст-D, доброта, стремление к взаимной выручке и т. д., которые мы склонны считать лишь результатом непосредственного воздействия среды или воспитания на психику человека, т. е. индивидуально приобретенными, на самом деле формировались в длительной стадии эволюции, при которой сохранение и его индивида, и его детей, детей племени и самого племени сильнейшим образом зависело от развития наследственной системы эмоций, благоприятных для коллектива»126.

Если продолжать и далее придерживаться представления, что все нравственные качества человека лишь от среды и воспитания, то многие явления мы не сможем понять и объяснить. Среди них такое, как, например, совесть, которого я уже ка-

124 Л е о н т ь е в А. Н. Культура поведения и мозг человека. — «Вопро-Сь' философии», 1968, № 7, с. 51.

25 Ауербах Ш. Генетика. М., 1966, с. 306—307.

126 Э ф р о и м с о н В. Отвергнутые угрозы. — «Лит. газета», 1967, *21,с. 14.

143

сался в этой работе. Широко укоренилось впечатление, что со весть—-лишь продукт воспитания. Если это так, то хорощ' воспитанный человек обладает и высоко развитым чувство\ совести. Человек невоспитанный или очень плохо воспитанный не обладает и чувством совести. Ну, а «ак быть с угрызения ми совести? Очевидно, этого чувства не должно быть в прир0, де. Воспитанный человек не может его испытывать, так как hp совершает плохих поступков, а невоспитанный не может быть знаком с этим чувством, так как оно ему не привито. Но такое чувство знакомо людям. Признать его и объяснить только вое-питанием можно, лишь нарушив другие каноны. В этом случ. чае следует допустить возможность совершения плохих поступков воспитанными людьми, но тогда надо объяснить при-чину плохого поступка, не связанную с воспитанием, или наличие совести у невоспитанного человека объяснить обстоятельствами, опять-таки независимыми от воспитания.

Между тем даже самый аморальный человек, злодей-преступник, нередко старается оправдать свое злодеяние перед самим собою, перед своей совестью. В немалой степени именно поэтому он стремится возложить ответственность за содеянное на других, в том числе на самого потерпевшего, и вовсе не только для того, чтобы смягчить свою ответственность. Что-то внутри человека требует ответственности, и в зависимости от воспитания человек сообразует свое поведение с этим требованием. Нарушение этого требования переживается. Степень переживания, угрызения совести связаны с нравственными качествами личности, во многом определяемыми воспитанием. Степень трудности или легкости оправдания перед самим собой адекватна нравственным качествам человека. Отсутствие чувства совести — патология, представляющая интерес для психиатра.

Классовый смысл справедливости может быть различным, но во всех случаях совестью будет лишь то, что соответствует прирожденным социальным качествам человека. Социальные инстинкты, и среди них совесть,— результат эволюционного развития человечества, и трансформируются они социальными условиями жизни людей. В таком аспекте этот вопрос не ставился и не изучался, но для криминолога он, несомненно, интересен.

Определить, что задано человеку природой и что он получил от внешней среды,— важнейшая и интереснейшая зада43 лауки. Не менее актуальна она и для практики.

Криминологу крайне важно знать, что действительно 3

144

рограммировано в организме генетически, а что приобретено * внешней среды. В современной советской общественной дауке уделяется все больше внимания укреплению ее связи с 'еНетикой. В опубликованной в 1973 г. книге «Философия и овременная биология» отмечается: «Сегодня все более оче-„идным становится тот факт, что нельзя игнорировать дости-

f

-щя генетики при исследованиях в других областях знания, астности в социологии, психологии, геронтологии, деыогра-я, педагогике, эстетике, этике и т. д. В самом деле, разве ложно в полной мере выяснить закономерности формирования Человека, его психофизическую природу (психология, педагогика) в отрыве от данных генетики? Конечно, нет. Ведь нас-1едственность играет определенную роль в формировании личности, ибо возможности развития последней определяются в той или иной мере разнообразными наследственными задатками. Без генетики сейчас нельзя обойтись также и в психиатрии, юриспруденции, так как науке известен целый ряд фактов, свидетельствующих об определенных предпосылках, которые лежат в основе появлений таких феноменов человека, как слабоумие, преступность и др.»127.

Как уже отмечалось, к биологическим аспектам человеческой сущности привлек внимание Кирил Василев, отметив, что проблемы размножения людей, любви, преступности являются проблемами пограничными, «в которых биология и социология взаимно проникают друг в друга»128.

До тех пор, пока социальные условия жизни людей, основанные на эксплуатации человека человеком, с неизбежностью порождают преступность, индивидуальные различия между людьми имеют сравнительно со средой столь слабое значение, что сама проблема преступности в условиях такого общества совсем не занимает пограничного места на стыке социологии и биологии и рассматривается марксистскими криминологами исключительно как социальная. Ее выход на «пограничные плоскости» имеет место лишь в том обществе, где коренным об-Разом перестроены сами основы общественной жизни, обеспечено социальное равенство и всем гражданам предоставлены Равные возможности проявлять свои способности. Следователь-

127 См. Философия и современная биология. Под общей ред. И. Т. Фро-а- М., 1973, с. 195.

18 Василев Кирил. Маркс и некоторые аспекты   проблемы чело-а- — В кн.: Марксизм и наша эпоха. М., 1968, с. 179.

и с  н,й   145

но, соотношение между средой и наследственностью, как у%, отмечалось, не является достаточно стабильными и опредед § ется прежде всего самим характером условий   жизни людм'

Лишь в социалистическом   обществе   имеются   огромны возможности для генетических    исследований    человека, ц0 скольку отсутствие социального неравества   создает   весьц," благоприятные возможности для проявления всего того, чТо образует наследственную потенцию человека.

Среди неспециалистов распространено представление, бул. то бы установление связи между преступностью и наследствен, ностью чревато опасностью признания преступности неискоре. нимым явлением. Отвечая на такое заблуждение, Ш. Ауербах пишет: «...Преступность, подобно душевным заболеваниям, по-видимому, является результатом воздействия неблагоприятных условий среды на генетически восприимчивую конституцию, ц опять-таки подчеркнем, что наследственная склонность к преступлениям не может считаться неотвратимым роком. Чем больше преуспевает общество в уничтожении факторов среды, порождающих преступления, путем улучшения социальных условий и воспитания, тем меньше будет случаев проявления этих нежелательных генов в виде преступных актов»12Э.

Разумеется, речь идет не о «преступных генах», а о генах; программирующих склонность к определенному поведению. Поскольку антисоциальное поведение — поведение специфическое, в его генезисе проявляют себя и определенные гены. По современным представлениям — гены — это участки нуклеиновой кислоты, ответственные за синтез определенного белка, определяющего в конечном счете те или иные свойства и признаки индивидуума. В то же время эти свойства и признаки в генах не содержатся в готовом виде, так же как чертеж машины — это еще не машина. Гены определяют лишь возможность развития свойств и признаков в строго определенных условиях внешней среды. Достаточно соответствующим образом изменить среду — и генетически предопределенные признаки не смогут себя проявить. Так, музыкальный талант не сможет себя проявить, если его обладатель не будет научен музыке. Не проявятся и антисоциальные качества человека, если будет создана соответствующая социальная среда. Лишь в этом смысле и следует понимать заявление Ш. Ауербах о роли социальных условий и воспитания в проявлении «нежелательных генов в виде преступных актов».

129

А у е р б а х Ш. Генетика. М., 1969, с. 156.

146

Именно поэтому познание психофизических особенностей преступников выдвигается в число первоочередных задач со-ветской криминологической науки, изучающей преступность в обществе, обеспечившем социальное равенство всем гражданам. В этом и состоит особая перспективность в социалистическом обществе изучения внутреннего мира человека и управле-лия его поведением как важного средства профилактики преступлений. В этой связи вопросы поведенческой психологии весьма интересны для криминолога. Известно, насколько тесна связь между психической деятельностью, проявляемой в поведении человека, и физиологической деятельностью мозга и нервной системой. Современной наукой установлено влияние биохимических изменений в нервных клетках и их взаимодействия на изменение в поведении. Имея в виду, что гены оказывают воздействие на развитие самых различных типов биологических структур и на функционирование неисчислимого множества биологических процессов, генетики полагают, что они «влияют и на те структуры и функции, от которых зависят психические свойства, и что различия в генотипах могут вызывать различия в поведении» ш.

Глубокое изучение проблем поведенческой психологии связано с выяснением соотношения социальных и биологических детерминантов, проявляющихся в поведении людей, которое с точки зрения действующего уголовного законодательства оценивается как преступное.

Успехи генетики человека, приведшие к открытию наследственной обусловленности многих не только телесных, но и психических аномалий, обусловлены победой материалистического взгляда на сущность психических явлений, чему решающим образом способствовало учение И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, заложившее основу для всестороннего изучения и материалистического понимания психических процессов человека.

Исходя из физической основы психических явлений, генети-

и130 См. Штерн К. Основы генетики человека. М., 1965, с. 529. Советский исследователь И. С. Кон пишет: «В последние годы получен ряд дан-"«, свидетельствующих в пользу наследственного, генетического характера "«Которых существенных психологических характеристик... Выяснение гене-'Вческих факторов человеческой индивидуальности имеет большое научное "<ачение». См. Кон И. С. Социология личности. М., 1967, с. 29—30; Туга-1инов В. П. Диалектика социального и биологического в человеке. Лич->°сть при социализме. М., 1968, с. 60—61; Лобашев М. Е. Генетика. Изд. "е-М., 1967, с. 717.

10*          147

I

ки начали исследовать физические и химические свойства, прй, сущие людям, страдающим определенными психическими заболеваниями. Цель исследования—выявить действие генотипов, физиологически вызывающих аномальное состояние моз-га, выражающееся в психических расстройствах. Успех генетического исследования психических свойств человека теснейшим образом связан с результативностью физиологических и био. химических исследований.

Для криминолога указанная проблема представляет прин-ципиальный интерес главным образом потому, что является од. ним из важных подтверждений наследственной обусловленности психического, имеющей значение не только в патологии, но и в норме. Именно этот вопрос вызывает наиболее острые дискуссии среди ученых разных отраслей науки, в том числе и криминологии.

Отмечая особый интерес в проблеме отношения наследственности и среды к психическим свойствам, К. Штерн пишет: «Споры о влиянии наследственности и среды на психику людей ведутся более страстно, чем это принято для научных дискуссий. Наследственность и окружающая среда рассматриваются как противоположные понятия и всякая попытка доказать влияние одного из них принимается за отрицание существен.шия другого»131.

Очевидно, особая страстность указанных споров и здесь, как уже обращалось внимание, не может быть объяснена без биологии. Указанная проблема столь сложна и противоречива что мозгу не всякого ученого легко ее воспринять диалектически. Способность же к диалектическому мышлению — отнюдь не результат лишь научения. О расположении проблемы преступности на стыке социологии и биологии свидетельствует не только интерес криминологов к биологическим детерминантам человеческого поведения, но и интерес генетиков к преступному поведению. Для генетиков преступное поведение— одна из моделей изучения проблемы «наследственность — среда», с помощью которой познается влияние среды и наследственности на формирование программ поведения, проявляемых и в антиобщественном поведении. Генетиков преступность интересует главным образом как пример выявления с помощью близнецового метода прирожденных и средовых детерминантов человеческого поведения. Другим таким методом является ме-тод генеалогический. Он состоит в изучении наследования

Штерн. К. Указ, соч., с. 553.

148

свойств человека по родословным. Асоциальное поведение слу-^ит одним из объектов применения и этого метода в генетике человека. В генетической литературе широко известны исследования Р. Дагдэла и Г. Годдарда о зависимости определенного рода поведений, в том числе и социально опасных, от природных особенностей людей, передающихся по наследству.

В конце прошлого века американец Р. Дагдэл проследил родословные нескольких семей, которые ведут свое начало от некоего Джонса. Среди 709 потомков Джонса Дагдэл обнаружил 76 каторжников, 128 проституток, 18 содержателей притонов и свыше 200 нищих. Аналогичные данные были получены и американским врачом Г. Годдардом. Он изучил семейство, названное им «Калинак». Среди 480 потомков одного преступника Годдард обнаружил много слабоумных, алкоголиков, преступников. Вместе с тем среди потомков были и вполне нормальные, порядочные люди. Поэтому Годдард и назвал этот род «Калинак» (от греческих слов kalos — красивый, хороший и kakos — плохой) 132.

Данные подобного рода исследований, как известно, использовались буржуазными философами, криминологами для обоснования биологической природы преступности, доказательства внеклассовости этого явления.

Антинаучная, реакционная сущность таких теорий достаточно хорошо разоблачена в марксистской криминологической литературе. Вместе с тем следует заметить, что в нашей критической литературе с мутной водицей выплеснуто и то верное, что было замечено учеными в отношении прирожденных качеств человека, выступающих во взаимодействии с социальными факторами в детерминации преступного поведения.

Поэтому вряд ли правы те авторы, которые истолковывают обнаруженные Р. Дагдэлом и Г. Годдардом обширные родословные, свидетельствующие о передаче из поколения в поколение таких качеств, как преступность, алкоголизм, проституция, нищенство, слабоумие, лишь как социальное наследование, определяемое повторяющимися условиями среды. Не гово-ря уже о том, что никаких фактов о характере воспитания потомков Джонса и рода «Калинак» ни у кого из ученых не имелось и не имеется, объяснение лишь тождеством социального воспитания асоциальности поведения многочисленных потомков в указанных родах представляется весьма сомнительным.

132 См. Прокофьева-Бельговская А. А.,    Гринберг Г. Н. Наследственность. — «Здоровье», 1969, № 10, с. 5.

149

Если бы это действительно могло быть так, то как в этих же родах появлялись вполне нормальные и порядочные люди? Вы борочным воспитанием?! Ну а как объяснить такую патологию как алкоголизм и слабоумие? Очевидно, указанные факты заслуживают дальнейшего серьезного изучения, абсолютно свободного от каких-либо априористических схем, построенных по принципу «этого не может быть потому, что этого не должно быть».

Современной науке достаточно хорошо известно, что поскольку психическая деятельность является функцией мозга ц нервной системы, она зависит от биохимии нервных клеток. Поэтому биохимические изменения в нервных клетках и их взаимодействие «часто сопровождаются изменениями в поведе-

НИИ» 133.

Установление современной наукой физической основы психических явлений и побудило генетиков найти генетическую основу физических и химических свойств, влияющих на поведение человека через его психику 134.

Гениально предвидя развитие науки, Ф. Энгельс писал: «Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?» 135.

Выявить особенности психики, влияющей на антисоциальное поведение, а затем и возможности управления ею — один из сложнейших вопросов науки.

Совсем еще недавно, в обстановке глубокой изоляции ученых общественных наук от ученых естественных наук «биохимией» поведения социологи могли интересоваться лишь как «ересью». В век научно-технического прогресса многое изменилось. Рассматриваемая проблема попала и в поле зрения социологов. Так, польский социолог Ян Щепаньский пишет о том, что современные биохимические исследования нервной системы «проливают новый свет на зависимость поведения индивидов от физиологических процессов», и признает, что регулирование интеллектуальной активности и эмоциональной жизни химическими средствами «будут иметь все более важные последствия в общественной жизни» 136.

133          См. Штерн   К. Основы генетики человека. М., 1965, с. 529.

134          Т а м ж е, с. 533.

15 Маркс К.   иЭнгельсФ. Соч., т. 20, с. 563. 136 См. Щепаньский   Ян. Элементарные понятия социологии. 1969, с. 27.

150

Нетрудно представить, как развитие указанного направле-

исследований может сказаться на средствах борьбы с пре-

йй пностью. Например, если   бы сегодня   медицинская наука

сполагала эффективными средствами лечения алкоголизма

'а\югла профилактировать асоциальное поведение лиц в не-

"оезвом состоянии, мы были бы очень близки к полной ликви-

ации преступности в нашей стране. Но это проблемы науки

Идущего, решение которых можно приблизить, если не откла-

Хвать начало их исследований.

Однако и сегодня в непосредственной практической работе И0 предупреждению преступности большую пользу могут приносить психиатры и невропатологи. Остановлюсь на их возможностях по профилактике преступлений, совершаемых в состоянии опьянения. Психиатр и невропатолог на уровне эмпирическом во всяком случае способны определить лиц, особенности психики и нервной системы которых делают их агрессивными после употребления спиртного. Если бы органы здраво-ехранения на соответствующих участках стали выявлять таких лиц и психиатры с невропатологами стали разъяснять им, как опасен для них в социальном отношении алкоголь, от которого они становятся «дурными», и как необходимо отказаться от его употребления, то, видимо, известное число таких лиц восприняли бы совет врача так же, как сегодня относятся к такому совету многие, перенесшие инфаркт и инсульт. Для человека страх морального краха может быть неменьшим, чем страх физической смерти. Разумеется, для этого необходим определенный культурный уровень населения. И он уже достаточен, чтобы начинать такую работу.

Обращаясь к изучению биологических детерминантов преступного поведения как чрезвычайно важной проблеме изуче-№я закономерностей восприятия человеком внешней среды, следует сознавать всю ее сложность и именно поэтому привлекательность. Какое-либо упрощенчество в данном случае мо-*ет лишь помешать решению проблемы.

В советской криминологической литературе никто никогда 16 считал, что есть прирожденные преступники, «преступные г№ы» или что преступность — биологическое понятие. Никогда Ве было и нет в советской криминологической науке открытых *йй завуалированных сторонников Ломброзо или каких-либо йных реакционных буржуазных теорий. Излишняя острота Дискуссии о соотношении социального и биологического в 60-х °Дах была вызвана рядом сугубо субъективных обстоятельств. '°скольку на главных из них я уже останавливался, нет смыс-

151

ОграничуС(> основопо-

об одном и том же.

ла более подробно писать лишь одним замечанием.

что

Совершенно     неоспорим     тот     факт,

ложником советской криминологической науки является В. И. Ленин. Его основополагающие идеи, сама методология исследования причин преступности и мер борьбы с нею в уед0 виях социалистического общества имеют огромное значение"

В работе «Государство и революция» В. И. Ленин сформуй лировал основополагающие для советской криминологической науки положения о коренной социальной причине эксцессов состоящих в нарушении правил общежития, — эксплуатации масс, нужде и нищете их. Он открыл закономерность неизбежного «отмирания» эксцессов после того, как будет устранена эта главная причина. В. И. Ленин сформулировал чрезвычайно важное положение о том, что с отмиранием эксцессов как массового явления отомрет и государство. В то же время В. И. Ленин указал на возможность и неизбежность и в коммунистическом обществе эксцессов отдельных лиц, для подавления которых уже не потребуется государства 137.

В своем «Конспекте раздела о наказаниях пункта программы о суде» 13S, положения которого вошли в Программу партии, принятую VIII съездом РКП (б), В. И. Ленин сформулировал положение о специальных средствах борьбы с преступностью в Советском государстве, которым на протяжении всех последующих лет руководствуется Коммунистическая партия в проведении уголовной и исправительно-трудовой политики. Во многих других своих работах В. И. Ленин также уделил немало внимания укреплению социалистической законности, проблеме правонарушений, причинам их и средствам борьбы с ними.

Ленинские идеи о причинах преступности и мерах борьба с нею, об укреплении социалистической законности и правопорядка получили дальнейшее развитие в решениях партийных съездов, Пленумов ЦК КПСС, а также коллективной творческой работе советских криминологов и советских ученых ДРУ" гих областей наук.

В этой связи особое значение имеет положение Программы партии, принятой в 1961 году, относящееся к вопросам строгого соблюдения социалистической законности, борьбы с преступно стью и другими правонарушениями. В этом важнейшем партийном документе формулируется положение о том, что «в °б~

152

137          С-,;. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 91.

138          См. Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 408.

дестве, строящем коммунизм, не должно быть места правонарушениям и преступности»139, и тем самым воплощается ленинское положение о незакономерности указанных явлений для развитого социалистического общества. Указанное теоретическое положение имеет чрезвычайно важное значение для перспективной борьбы за искоренение преступности в нашей страде с помощью определенных Программой партии общих и специальных средств этой борьбы: роста материальной обеспечен-рсти, культурного уровня и сознательности трудящихся, а также применения наказания к лицам, совершающим опасные для общества преступления, нарушающим правила социалистического общежития, не желающим приобщаться к честной трудовой жизни. При этом главное внимание направляется на предотвращение преступлений140.

В этой работе нет возможности остановиться и на многих других весьма важных партийных документах, творчески развивающих ленинские положения о причинах преступности и мерах борьбы с ней в нашей стране, имеющих для советской криминологической науки основополагающее значение, так же как и решениях партии по общим проблемам развития советской науки и особенно наук общественных.

В этой связи особое значение имеет решение XXIV съезда КПСС о задачах советской науки. Для криминологов основополагающим является положение резолюции съезда по Отчетному докладу ЦК КПСС о необходимости укрепления взаимодействия ученых, работающих в области естественных, технических и общественных наук ш. Следует всегда помнить о том, что разрыв союза криминологов с естественниками в конце 20-х годов прекратил существование криминологии как науки.

Однако вопреки столь очевидной истине, что основоположником советской криминологии является В. И. Ленин и что в ее развитии основополагающая роль принадлежит партийным решениям, на страницах печати совершенно неожиданно основоположником советской криминологической науки был провозглашен... проф. А. А. Герцензон. И написано было так: *••• А. А. Герцензон, которого по праву можно считать основоположником советской криминологической науки»142. В дейст-

139          См. Программа Коммунистической партии   Советского Союза. М.,

19?2, с. 106.

140          Там же.

41            См. Материалы XXIV съезда КПСС. М., 1972, с. 206.

42            См. «Советское государство и право», 1975, № 1, с. 56.

153

вительности А. А. Герцензон явился основоположником ?е вульгаризаторских тенденций, которые появились в кримиц0 логической науке в 60-х годах и значительно затормозили е" развитие. Дать объективную оценку допущенных ошибок край не необходимо для того, чтобы их тяжелый груз ни в коей мепй не замедлял развитие советской криминологической науки Дискуссия о соотношении социального и биологического сп<> собствовала этому. Ее же исход был предопределен тем общдм подъемом научной мысли в стране, которому существеннейшим образом способствовали решения Октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС и XXIV съезда партии.

154