§ 48. ПРЕСТУПЛЕНИЕ И ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВОНАРУШЕНИЕ
I. Вопрос о разграничении уголовного преступления и гражданского правонарушения занимал большое место в буржуазной уголовно-правовой литературе первых трех четвертей XIX в.
Задача теоретиков, занимавшихся этим вопросом, состояла в том, чтобы навсегда разграничить противоправные деяния, отнеся одни из них по субъективному признаку к преступлениям, другие — к гражданским правонарушениям. На материале, ограниченном пределами нескольких десятилетий, строились теории принципиального разграничения двух видов неправды, которым придавалась всеобщая значимость. Сама попытка такого внеисторического решения вопроса была в корне порочной, но исследования этого рода не всегда были бесплодными схоластическими упражнениями. Трактуя эти вопросы, буржуазные ученые, в частности, определяли сферу правомерной деятельности буржуа, которая во многих случаях теснейшим образом граничит с преступлением. Мошенничество, присвоение вверенного имущества, причинение телесного повреждения, фальсификация, подлог и многие другие подобные деяния являются продуктом «нормальной деятельности» капиталиста в процессе эксплоататорской деятельности. Для буржуазной науки и практики важно было определить область дозволенного, т. е. действия указанного порядка, которые не представляют опасности для всего эксплоата-торского класса.
В целом буржуазные теоретики уголовного права исходили из тезиса о праве на обман, выделяя в качестве наказуемых только наиболее вопиющие его формы.4 Это вполне понятно, так как обман—душа капиталистической биржи, торговли., а также и государственного управления. Энгельс писал, что «... ни один человек не разберет, где кончается честная нажива и где начинается мошенничество».5
На дальнейших этапах капитализма, в особенности с переходом в империалистическую стадию, несостоятельность теорий, пытавшихся найти неизменную границу между гражданской и уголовной неправдой, стала совершенно очевидной. Многие деяния, издавна считавшиеся относящимися
* Изложение буржуазных теорий первых трех четвертей XIX в. до вопросу о пределах уголовной наказуемости обмана см. И. Ф о й н и д-и и й. Мошенничество по русскому праву. СПб., 1871, стр. 126—171.
5 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. II, стр. 456.
Преступление и гражданское правонарушение 285
к области гражданского права, к сфере свободного договора, стали опасными для общих интересов монополистического капитала и законом признаны преступлением. Исторически изменчивый характер грани между уголовной и гражданской неправдой, видимо, стали признавать даже буржуазные теоретики, исходившие из субъективных обоснований разграничения гражданской и уголовной неправды.6
В дальнейшем господствующей точкой зрения становится теория единства всех видов неправды. Проблема разграничения уголовного и гражданского правонарушения трактуется преимущественно de lege lata. При этом вопрос о различии самих видов правонарушений, подменяется вопросом о различии правовых последствий, что, вообще говоря, логически соответствует основному тезису о единстве неправды. Отграничение проводится по формальному признаку: преступное деяние отличается соответствием деяния составу преступления и наказуемостью.
Проблема принципиального разграничения уголовного и гражданского правонарушения почти совершенно перестала занимать буржуазных теоретиков.7
П. Советское социалистическое уголовное право особенно наглядно демонстрирует изменчивость грани между уголовным преступлением и гражданским правонарушением. Невыполнение договора с государством в тех случаях, когда от такого невыполнения последовал или мог последовать существенный ущерб для государства, есть не гражданский деликт, влекущий возмещение ущерба, а уголовное преступление, иногда весьма тяжкое. Многочисленные статьи Уголовного кодекса, введенные в первый период нэпа, предусматривали наказуемость заключения убыточных для государства договоров, злостное невыполнение договоров, искусственное снижение цен на торгах, организуемых государственными органами, искусственное повышение цен на продукты и товары и т. д.
Появление момента общественной опасности может вызвать путем соответствующего акта государственной власти прев-
5 См. II. С. Тага и ц е в. Лекции по русскому уголовному праву, СПб., 1887, вып. 1, стр. 23, 57. Таганцев связывает изменение взглядов некоторых немецких теоретиков с изданием уголовного кодекса Германской империи 1871 г., но причины, конечно, лежат гораздо глубже.
7 Смежная область уголовной и гражданской неправды в действующем буржуазном праве довольно обширна. Разграничение проводится судебной практикой. В английском праве эта область особенно значительна, причем во многих случаях право предварительного определения характера деяния принадлежит потерпевшему.
286 Преступление и другие виды правонарушения
ращение гражданского деликта в преступление. Действующий закон, конкретизируемый судебной практикой, определяет круг преступлений и гражданских правонарушений в зависимости от наличия в деянии признака опасности в данное время.*
Следовательно, в советском праве разграничение осуществляется в целом непосредственно законом.9 Разумеется, это разграничение не имеет абсолютного характера, и можно ставить вопрос о необходимости отнесения тех или иных гражданских правонарушений к числу преступлений и наоборот.
Однако в нескольких составах преступлений, известных советскому уголовному закону, требуется еще разграничение преступления и гражданского правонарушения in concreto, что осуществляется судебной практикой.
Вопрос о разграничении может стоять и реально ставится в судебной практике преимущественно в отношении преступлений, предусмотренных следующими статьями Уголовного кодекса РСФСР: 131 (невыполнение обязательства), 158 (неплатеж алиментов), 90 (самоуправство), 168 (присвоение вверенного личного имущества), 171 (фальсификация), 173 (неквалифицированное ростовщичество), ч. 1 ст. 175 (умышленное истребление имущества неопасным способом), 177 (нарушение авторских прав).
В отношении первых двух преступлений признак, отграничивающий преступление от гражданского правонарушения,
8 Так, при издании УК РСФСР 1922 г. было отвергнуто отнесение к числу преступлений самовольного пользования чужой вещью. В противоположность буржуазному законодательству, это деяние осталось в числе гражданских правонарушений, влекущих лишь возмещение вреда (Ср. проект УК РСФСР 1922 г. и текст кодекса).
9 В учебнике уголовного права ВИЮН была сделана неудачная попытка найти признаки гражданского правонарушения, как бы внутренне ему присущие. Ограничивая проблему лишь областью имущественных преступлений (что неверно), авторы учебника полагают, что уголовное преступление отличается от гражданского правонарушения наличием корыстных мотивов, к тому же для гражданского правонарушения характерно, что вред причиняется не путем общественно-опасного действия и что правовым последствием гражданского правонарушения является не наказание, а возмещение вреда. М. Шаргородский убедительно доказал, что корыстные мотивы субъекта весьма часто имеют место и при совершении гражданского правонарушения, что и из преступления возникают гражданско-правовые отношения, вследствие чего из всех признаков, перечисляемых авторами, остается только один формальный признак — различие в правовых последствиях деяния (М. Шаргородский. Предмет и система уголовного права. «Сов. государство и право», № 4, 1941, стр. 45). Заметим также, что правовым последствием граждан-сного правонарушения не всегда является лишь возмещение вреда.
Преступлены* и »раз4сванекве правонарушение 287
указан в самом законе. Для деяния, предусмотренного ст. 131 (неисполнение обязательства по договору с государством),10 признак преступления — злонамеренный характер неисполнения, для состава неплатежа алиментов (ст. 158) — злостность.
Таким образом, ст. 131 (в том ее смысле, как она применялась в свое время к капиталистическим элементам) и ст. 158 признают преступлением деяние, обычно влекущее гражданско-правовые последствия, при наличии обстоятельств, относящихся к субъективному моменту в первом случае, к объективному и субъективному —во втором. Установление наличия этих обстоятельств составляет вопрос факта.
Самоуправство, умышленное нарушение авторских прав, истребление или повреждение чужого имущества не общеопасным способом являются деяниями, признаваемыми преступными в силу веления закона. Однако отнюдь не всегда совершение указанных действий должно влечь уголовную ответственность.
В известной мере, разумеется, очень условно,ориентировало в этом направлении указание пленума Верховного суда РСФСР 19 ноября 1928 г., по которому привлечению к уголовной ответственности по ст. 177 УК РСФСР подлежат лишь те случаи нарушения авторского права, которые заключались в умышленном видоизменении чужого произведения.11 Однако это разъяснение не давало сколько-нибудь точного определения
8ЛОСТНОСТИ.
Некоторое значение при отнесении указанных деяний к числу преступлений имеет способ действия. В спорных случаях при разрешении вопроса о наличии гражданского правонарушения или уголовного преступления можно руководствоваться примечанием к ст. 6 УК РСФСР.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 59 Главы: < 51. 52. 53. 54. 55. 56. 57. 58. 59.