§. 12. Оппозиционные элементы в московском государстве.

В лице Ивана Грозного единоличная организация верховной власти в России впервые вполне упрочивается и с тех пор существует до настоящего времени. Но как каждое общество есть сложный организм, заключающий в себе самые разнородные социальные элементы, отношения которых к власти не всегда одинаковы, то и в русском обществе, с самого момента установления в России абсолютной власти, существовали элементы оппозиционные в отношении к этой власти, стремившиеся к ее ограничению. Уже в царствование Ивана Грозного, воплотившего, как замечено, впервые всецело и безраздельно идею самодержавной власти и бывшего наиболее ревностным проводником и выразителем этой идеи, в оппозиционных элементах не было недостатка. Известна ожесточенная борьба Грозного с боярством, в котором еще были живы предания о прежнем его политическом значении, когда оно принимало участие в решении важнейших государственных вопросов и ограничивало власть князя. Лишенное этих прав и жестоко преследуемое за стремления, не соответствовавшие принципам самодержавного правления, боярство целыми массами покидало государство, эмигрируя в Польшу и другие государства. Сущность притязаний боярства и характер доводов Грозного в оправдание и подтверждение своей власти наиболее рельефно выражены в полемике царя с кн. Курбским[1].

В одном из своих посланий к Курбскому Иван Грозный объясняет существо своей власти следующим образом: "Божиим изволением и прародителей и родителей своих благословением, якоже родихомся во царствии, тако и возрастахом и воцарихомся; Божиим велением и родителей своих благословением свое взяхом, а не чужое восхитихом..., российское самодержавство из начала сами владеют всеми царствы, а не бояре и вельможи"; и далее, "земля правится Божиим милосердием.... и последи нами, государи своими, а не судьи и воеводы". В этих словах Грозного, таким образом, вполне ясно формулируется существо самодержавной власти, указывается на независимость ее носителя от кого бы то ни было, кроме Бога, отрицается всякое политическое значение бояр, вельмож, судей и воевод. Из приведенного же места видно, что воззрения Ивана Грозного на свою власть проникнуты еще частновладельческим характером: "свое взяхом, говорит он, а не чужое восхитихом"; ввиду этого он, подобно своим предшественникам, считает себя в праве делить свое государство, как свою частную собственность; так, он выделил своему сыну Федору весьма крупный удел[2]; в другом послании этот частновладельческий характер его воззрений обнаруживается с еще большею наглядностью, когда он говорит о том, что подданные его отданы ему в работу самим Богом и называет их "работными людьми". Оппозиционное боярство, разумеется, не было согласно с подобными воззрениями, как не соответствовавшими его собственным притязаниям. Но самодержавная власть в лице Грозного была уже настолько упрочена в России, настолько была сильна, что ей не стоило большого труда сломить оппозицию боярства, тем более, что последнее не имело никакой самостоятельной организации, на которую могло бы опереться. Наша история не знает западноевропейского феодализма с его многочисленными самостоятельными политическими центрами, уничтожить которые государственной власти удалось лишь с помощью оружия и после продолжительной и упорной борьбы. Наши дружинники превратились не в феодалов, но в служилый класс, обязанный службою московским царям; вот почему борьба государственной власти с оппозиционными элементами боярства не представляла тех затруднений, какие имели место в борьбе абсолютной власти на Западе с феодалами.

Однако подавить проявление стремлений оппозиционных элементов было гораздо легче, нежели уничтожить самые элементы. В скрытом состоянии они продолжают существовать в каждом обществе и проявляются всякий раз, как представляются для этого благоприятные условия; это касается не только абсолютных государств, но и свободных, так как и здесь всегда найдется известный контингент лиц по той или другой причине недовольных властью и существующим государственным устройством. Россия не представляет в этом отношении какого-либо исключения; мы видим, что уже в начале 17 стол. условия государственной жизни России представляются наиболее благоприятными для проявления оппозиционных элементов, и что эти последние действительно стремятся воспользоваться представившимся случаем. Случай этот заключался в прекращении царствовавшей династии и в необходимости избрания царя из другой династии. Избранный на престол боярами Василий Шуйский не был уже неограниченным государем, так как он должен был подписать условие, "запись", чтобы никого не казнить без суда бояр и не конфисковать их имущества. Польскому Королевичу Владиславу, которого предполагали избрать на престол после Шуйского, также предложены были условия, в силу которых власть его ограничивалась земским собором в качестве учредительного собрания и Боярской Думой, долженствовавшей иметь широкие законодательные и судебные права[3].

Есть основания думать, что и власть Михаила Феодоровича была также ограничена, что и он, подобно Шуйскому, должен был дать "запись". Указания на это встречаются у Татищева, Котошихина и других[4]. Но лишь только вновь избранная династия укрепилась на престоле, самодержавная власть, на время уничтоженная, снова вступила во все свои права. Так, уже следующий же государь Алексей Михайлович никому никакой записи не давал и, следовательно, был самодержавным государем. Собиравшиеся в царствование Алексея Михайловича и Феодора Алексеевича земские соборы не были учреждениями, ограничивавшими верховную власть единоличного правителя, но имели, как замечено выше, лишь совещательное значение. Однако после всех неурядиц смутного времени, после того как притязания боярства были сломлены и верховная власть снова сосредоточилась в руках единоличного ее представителя, оппозиционные элементы вновь обнаружились и при том с той стороны, откуда их, по-видимому, всего менее можно было ожидать, именно, со стороны представителей церкви. Церковь в России давно уже утратила политическое значение, власть ее не возвышалась до борьбы с представителями верховной власти, как это имело место в католических странах Западной Европы[5]; но как ранее, так и после она была всегда на стороне власти, всегда поддерживала ее, давала ей религиозное освящение и, следовательно, способствовала ей развиться в качестве власти самодержавной; если значение духовенства и влияние его на общественную жизнь и возвышалось в течении Московского периода, то это обусловливалось экономическими богатствами церкви и ее административными привилегиями; последние давались духовенству представителями верховной власти и заключались в судебной и административной самостоятельности церквей и монастырей и подчинении суду их лиц, живших на церковных или монастырских землях; совершалось это при посредстве выдачи особых грамот, получивших название жалованных; привилегии эти с течением времени были уничтожены носителями верховной власти. Однако в 17 стол. власть церкви, в лице патриарха, под влиянием случайных причин, чрезвычайно возвышается и явно проявляет притязания на политическое значение и вмешательство в дела государственного управления. Условиями, способствовавшими возвышению патриаршей власти, были те же события смутного времени.

Патриарх Филарет, отец Михаила Феодоровича, по самому своему положению, очевидно, должен был пользоваться громадным влиянием на государя; он управлял государством наравне со своим сыном, пользовался одинаковыми с ним почестями, назывался Великим Государем и подписывался на указах, исходивших от носителя верховной власти. Такое привилегированное положение патриарха Филарета объясняется, следовательно, его родством с государем. Но патриарх Никон, не связанный уже с государем никакими узами родства, обнаружил еще большие притязания; подобно Филарету, он титуловался Великим Государем, но уже не в качестве отца государя, а в качестве патриарха. Какими воззрениями был проникнут Никон, видно между прочим из следующих его слов: "не от царей начало священства приемлется, но от священства на царство помазуются[6]. Не давал нам царь прав, но похитил наши права: церковью обладает, святыми вещами богатится; весь священнический чин ему работает, оброки дает, воюет; завладел он церковным судом и пошлинами. Господь двум светилам светить повелел солнцу и луне и чрез них показал нам власть архиерейскую и царскую; архиерейская власть сияет днем, власть эта над душами; царская - в вещах мира сего"[7]. Таким образом, Никон выступил энергичным борцом за права духовенства и высказывал даже, как видим, такие мнения, которые напоминают воззрения представителей католической церкви. Нельзя впрочем утверждать, чтобы до XVII в. вовсе уже не было попыток со стороны представителей церкви поставить свою власть выше власти царской.

Русские митрополиты в своих поучениях и настольных грамотах епископам проводили иногда мысль о подчинении представителей светской власти представителям церкви. Были примеры и прямого противодействия представителей церкви светской власти; таковы столкновения Феодосия Печерского с Святославом Черниговским и Андрея Боголюбского с еписк. Ростовским Федором[8]. Известны также столкновения с светскою властью митрополитов Киприана, отчасти Фотия. В сводных кормчих начала ХVII в. прямо заявляется что "священничество и самого царства честнейши и и больши есть"[9]. Но подобного рода воззрения были не согласны с принципами самодержавия, и потому борьба патриарха с царем окончилась и должна была окончится низложением первого. Собор 1666 и 1667 гг., на обсуждение которого был предложен вопрос о борьбе между светской и духовной властью в России, решил его в ползу первой.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Сказания кн. Курбского изд. Устрялова стр. 155 и след. Из этой полемики выясняется политический характер борьбы; поэтому трудно согласится с теми из наших ученых, которые придают этой борьбе личный характер. Ключевский придает этой борьбе династический характер, хотя он не отрицает политического значения Боярской Думы. См. его соч. стр. 391 и др.

[2] Сергеевич, Русские юридические древности, стр. 77-78.

[3] Ключевский, Боярская Дума. 385.

[4] Ibid. стр, 387. Котошихин, О России в царствование Алексея Михайловича стр. 100.

[5] Правда, в первые времена по введении в России православной веры, церковь пользовалась весьма большим влиянием и значительной независимостью от княжеской власти; это обусловливалось тем, что во главе всей русской церкви стоял митрополит "Киевский и всея Руси", поставляемый Константинопольским патриархом и только по отделении русской церкви от Константинопольской явилась возможность полного политического подчинения церкви государству.

[6] Эти слова заимствованы Никоном у Максима Грека; последний также заявлял: что "святительство и царя мажет и венчает и утверждает, а не царство сватителей" соч. Ч. 3, стр. 155; цитировано у Дьяконова, Власть Московских государей, стр. 128.

[7] Цитировано у Градовского Н. Р. Г. II. II, 361. и Романовича-Славатинского С. Р. Г. II. I, 62.

[8] Дьяконов. Власть Московских государей, стр. 124.

[9] Ibid.. стр. 528.