ВЛИЯНИЕ ВАРЯГОРУССКОГО ЭЛЕМЕНТА НА РАЗВИТИЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В ПЕРВОМ ПЕРИОДЕ

Таким образом, памятники законодательства, дошедшие до нас от пер­вого периода, захватывают в основных чертах три главных: вида законода­тельства: право государственное, право гражданское и право уголовное. Конечно, узаконения, замеченные самими памятниками, немногочислен­ны и отрывочны, — тем не менее из них мы можем видегь юридический быт русского общества того времени, довольно резко отличающийся от быта того же общества б следующем периоде.

Относительно государственного устройства древней Руси законы Олегова и Игорева времеки свидетельствуют, что при первых варяго-рус-ских князьях до Владимира еще сохранялось старое устройство славянс­ких племен в русской земле, т. е. рядом с князем учасгвовали в обще­ственных делах лучшие люди, держащие землю, и вся земля или народ­ное вече. Варяго-русские князья оставили весь этот старый порядок неприкосновенным и только сами стали выше прежних племенных кня­зей и обратили их в своих подручников, поставили их в первый ряд луч­ших мужей, держащих землю. С занятием Приднепровья Олегом киевс­кий русский князь стал называться великим князем, а князья древлянс­кий, туровский, полоцкий и другие получили название светлых князей, состоящих иод рукой великого князя Русского. Таким образом, власть великого князя Русского связала е одно целое разрозненные прежде пле­мена славянские, явилась Русская земля, включившая в себя и киевс­кую, и древлянскую, и полоцкую, и северянскую и другие земли славян­ских племен на Руси; явилась верховная власть не племенная, а чисто государственная, вытекающая из осознанной необходимости естествен­ные племенные власти подчинить власти высшей, несвязанной с племен­ными началами и условливаемой чисто политической потребностью вод­ворить мир и тишину, прекратить племенные раздоры, уничтожить ста­рую рознь и создать новое единство. Далее этого верховная власть великого князя Русского не шла в первый период русского законодатель­ства. В отношении государственного устройства этот период был време­нем только внешнего объединения славянских племен на Руси, — во все это время ни верховная власть великого князя, ни государственное уст­ройство не имели иного смысла, кроме объединения племен.

Но если немного изменилось государственное устройство с прибыти­ем варяго-русских князей, то в отношении законов, относящихся к граж данскому праву, судя по договорам, мы замечаем еще меньше изменений; так, значение лица в юридическом смысле, юридические отношения чле­нов семьи друг к другу, значение женщины, права имущественные ре­шительно оставались прежними, какими и были у славянских племен на Руси до прибытия варяго-русских князей. Да не было и надобности

88

в каких-либо изменениях в этом разделе обычного права, ибо власть ве­ликого князя нисколько не касалась старых юридических обычаев, от­носящихся к частному праву. Конечно, князь был верховный судья, но он обязан был судить по старым исконным обычаям; притом князь су­дил не один — на его суде всегда были судьи, представленные тяжущи­мися сторонами, называвшиеся судными мужами, а они всегда были хра­нителями юридических преданий етарины и врагами нововведений в деле суда. Нельзя также упускать из виду, что изменения в гражданском пра­ве возможны и удобны только тогда, когда в общество входит новый, пре­обладающий элемент, разъедающий или изменяющий внутренние осно­вы юридического быта; в русское же общество с прибытием варяго-рус-ских князей хоть и вошел новый элемент — дружина, но этот элемент в первый период законодательства не только не мог подчинить себе зем­щину, оставаясь только на поверхности русского общества, но даже сам мало-помалу подчинялся влиянию земщины и изменял свой первоначаль­ный облик, с которым вступил на русскую землю. Все это естественно вело к тому, что в первый период русского законодательства старые юри­дические обычаи относительно частного гражданского права оставались неприкосновенными.

Но далеко не так тверды и неприкосновенны были узаконения, отно­сящиеся к уголовному праву. Царство кровной мести, этот обычай всех первоначальных обществ, естественно должно было клониться к упадку с признанием верховной власти великого князя над всеми славянскими пле­менами на Руси, призванного затем, чтобы быть верховным судьей, чтобы суд совершался его именем. Суд и месть или самоуправство не могут жить рядом, а посему уже в Олеговом договоре мы встречаем сильное ограниче­ние кровной мести.

Во-первых, по договору месть родственников допускалась только тог­да, когда суд объявит кого-нибудь виновным в убийстве, когда убийство будет доказано на суде. Таким образом, первым же словом русского зако­на было прямое отрицание самоуправства. Далее русский уголовный за­кон первого периода для ослабления мести указал путь, по которому мож­но было освободиться от нее; конечно, путь этот был еще довольно груб и ненадежен, он состоял в бегстве убийцы, тем не менее этот путь уже был принят под покровительство закона. По договору Олега бежавший убий­ца, ежели оставлял свое имение в удовлетворение родственников убитого, тем самым уже освобождался от преследования, и родственники убитого, взявши имущество, оставленное для их удовлетворения, уже лишались права мстить убийце. Наконец, при Игоре месть подверглась еще больше­му притеснению — в Игорево время узаконены были виры в пользу кня­жеской казны на содержание оружия и коней; следовательно, убийца, вне­сший виру, т. е. пеню за убийство) был свободен от мести родственников убитого и не имел надобности спасаться бегством, а должен был заплатить виру князю и удовлетворить родственников убитого определенной платой

89

из своего имущества. В каком количестве была эта плата, по дошедшим до нас памятникам первого периода, мы еще не знаем.

Во-вторых, по договору месть за личное оскорбление уже была вовсе уничтожена и заменена денежнойпеней в 6 литр серебра, которые оскор­битель должен был отдать оскорбленному, конечно по приговору суда. Ежели самоуправство было уничтожено в делах по убийствам, то, конеч­но, оно имело еще меньшее место в делах по личным оскорблениям.

В-третьих, в делах по нарушению прав собственности самоуправство также уже не имело места по новому русскому закону. В договоре Олега прямо сказано, что хозяин, заставший вора за кражей, должен был свя­зать его и поутру вести в суд, где вор по закону наказывался платой вчет­веро более против украденного. Бжели же хозяин, связав пойманного вора, убивал его, от отвечал по закону как убийца. В делах по воровству закон допускал самоуправство хозяина только в том случае, когда вор оказывал сопротивление и не давал связать себя. Самоуправство, по Оле-го ву закону, преследовалось до такой степени, что ежели бы хозяин взду­мал насильно отыскивать в чужом дому свои украденные вещи и при обыске взял что-либо насильно, то обязан был заплатить втрое. Наконец, по Игореву договору, в делах по нарушению прав собственности уже было положено различие между насильственным отнятием вещи и кражей; на­сильственное отнятие наказывалось с особенной строгостью, за воровство же, вместо Олегова закона, — платить вчетверо, положена плата вдвое против украденной вещи.

Таким образом, по свидетельству Олегова и Игореви договоров с гре­ками, в продолжение первого периода истории русского законодатель­ства преимущественному изменению подвергались законы, относящие­ся к уголовному праву, законы государственного права претерпели са­мое незначительное изменение, законы же, относящиеся к частному, гражданскому праву, остались почти без изменений; но совсем обратный порядок последовал в изменении старых узаконений с введением хрис­тианства при Владимире, но об этом мы будем говорить при рассмотре­нии второго периода русского законодательства.