ГЛАВА 2. Судебно-психологическая экспертиза индивидуально-психологических особенностей обвиняемого и мотивов противо­правных действий.

Изучение личности обвиняемого непосредственно вытекает из зако­на и является обязательным.

К числу институтов Общей части уголовного закона, выражающих личностный подход в уголовно-правовом регулировании и требующих анализа психологических свойств и состояний личности виновного (и потерпевшего) относятся общие начала назначения наказания и детали­зирующие их институты обстоятельств, смягчающих и отягчающих на­казание (ст.ст.60-63 УК). Они обеспечивают переход правоприменителя от установления факта вины и пределов ответственности за нее к мере ответственности, воплощенной в наказании (заменяющих его мерах).

Речь идет об обстоятельствах, связанных не только с содеянным и его последствиями в узком смысле, но и с личностью, целями, моти­вами, состояниями, отношениями виновного. В соответствии с общи­ми началами назначения наказания понятие индивидуализации охва­тывает в комплексе оценку деяния, личности виновного, обстоя­тельств, смягчающих и отягчающих ответственность. Значимы здесь те личностные особенности, которые влияли на выбор и реализацию противоправного варианта поведения, затрудняли или облегчали его, а равно сказывались на отношении к содеянному. Поэтому трудно пере­оценить важность использования помощи психолога в реализации личностного подхода в уголовном деле, в частности, для исследования ценностных ориентации, мотивации, характерологических свойств личности, важных для индивидуализации ответственности (наказания) и прогноза поведения в связи с наказанием.

С учетом изложенного, в содержание принципа равенства перед уголовным законом входит не только право-на применение к лицу единого и равного для всех основания уголовной ответственности, но и при решении вопроса о мере ответственности (виде и размере нака­зания) - на учет индивидуальных особенностей деятеля (его целей, мотивов, состояний и т.д.)-

К сожалению, в методической литературе для следователей и судей психологические аспекты индивидуализации ответственности практи­чески игнорируются. Говорится о значимости для индивидуализации уголовной ответственности совокупности социальных, социально-демографических, криминологических, уголовно-правовых признаков личности, а о том, что личность характеризуется прежде всего психоло­гическими свойствами и состояниями обычно не упоминается.

23

Психологические особенности личности могут быть по-разному связаны с совершенным преступлением. Одни из них могут играть ведущую роль в выборе преступного способа удовлетворения по­требностей или разрешения конфликта (эгоистическая, корыстная направленность личности, неуважение человеческому достоинству, сексуальная распущенность, агрессивность и пр.).

Другие психологические особенности чаще только способствуют со­вершению преступления при наличии внешней неблагоприятной ситуа­ции (слабоволие, подчиняемость, легкомыслие, низкий уровень интел­лектуального развития, болезненное самолюбие, эмоциональная возбу­димость, трусость и пр.).

Наконец, многие психологические особенности обвиняемого оста­ются нейтральными по отношению к факту преступления (например, увлечения, интересы лица, совершившего преступление в состоянии аффекта или неосторожное преступление и пр.).

Подлинно личностный подход с позиций справедливости в идеале требует изучения достаточно большого объема свойств обвиняемого по большинству уголовных дел и включает в себя исследование его внут­реннего мира: потребностей, побуждений, лежащих в основе поступков (мотивов поведения), общей структуры и отдельных черт характера, эмоционально-волевой сферы, способностей, индивидуальных особен­ностей интеллектуальной деятельности (восприятия, мышления, памяти и других познавательных процессов). Разумеется, в рамках уголовного процесса могут и должны изучаться не все психологические особенно­сти обвиняемого, но только имеющие значение для уголовного дела. В большинстве случаев бывает необходимо и достаточно исследовать те свойства личности обвиняемого, которые:

указывают на закономерность или случайность принятия и

реализации решения о преступлении;

влияют на способность управлять поведением в конкретной

ситуации;

значимы для прогноза опасности рецидива и определения

программы коррекционного воздействия.

Очевидно, что исследование этих особенностей требует обяза­тельного применения специальных психологических знаний, усиле­ния роли психолога в непосредственном изучении личности. Эта перспектива может показаться малореальной в нынешних условиях. Однако представляется, что существуют определенные предпосылки для ее решения в ближайшем будущем.

24

Речь идет, о закреплении процессуальной деятельности психолога не только в качестве эксперта, но и в форме консультанта, осуществляю­щего длящуюся помощь следствию и суду и представляющего докумен­ты, имеющие процессуальное значение (что уже сейчас находит извест­ное обоснование в ст.68-70, 88 УПК). Имеется ввиду, в частности, до­пустимость подготовки справок, содержащих мотивированное мнение о психологическом портрете обвиняемого (а в некоторых случаях потер­певшего и свидетеля).

Рассматриваемая форма участия психолога расширяет период его включенного наблюдения, рамки инициативы и позволяет дать целост­ную характеристику личности в единстве условий ее формирования, ориентации, мотивации и деятельности. В свою очередь для следователя и суда создаются возможности использовать справочный документ пси­холога о портрете личности как своеобразную психологическую канву для решения правовых вопросов индивидуализации ответственности и наказания. Угрозы законным интересам участников процесса при этом не создается, так как справка приобщается к делу, как письменное дока­зательство и подвергается оценке участников процесса.

По уголовному делу сексуального маньяка Ы. психологом был со­ставлен его психологический портрет. В основу было положено изуче­ние материалов уголовного дела и индивидуально-психологическое об­следование М.

Решающим для образа жизни и поведения М. являются влечения, ин­стинкты, неконтролируемые побуждения. Представления о морали не играют в его жизни сколько-нибудь заметной роли. При неблагоприят­ных обстоятельствах он нередко ворует, совершает хищения. При со­вершении изнасилований не задумывается о последствиях своих дейст­вий. Волнует его лишь удовлетворение сексуальной потребности и со­крытие следов преступления. Социальные и правовые нормы не явля­ются сколько-нибудь значимыми, не относятся к числу факторов, влияющих на поведение. Понятие «социального долга» ему чуждо. Вы­нужденная частая смена работы связана с постоянными прогулами и пьянством.

По характеру замкнут, необщителен, угрюм. С людьми сходится трудно, в их обществе чувствует себя неуютно. Друзей не имеет; да­же соседи не могут его как-либо охарактеризовать, так как ни с кем из них не общался. М. - ярко выраженная интравертированная лич­ность, он погружен в мир своих представлений, постоянно мечтает об интимных контактах с маленькими девочками; все переживания его так или иначе связаны с этой сферой. Практически, кроме членов своей

25

семьи (бывшей жены и детей) на свободе он ни с кем не контактировал. Однако, и по свидетельству родных, М. - крайне замкнут, трудно понять, что происходит у него на душе, «как будто стоит какой-то невидимый барьер». Находясь в колонии, он также держался «сам по себе», в контак­ты не вступал. Таким образом, М. отдалился от людей, жил только свои­ми интересами, у него почти не было эмоциональных привязанностей.

Глубокие переживания испытывал М. в связи с тем, что его в грудном возрасте бросила мать, отец также отказался от его воспитания Роди­телей никогда не видел. Воспитывался в условиях острой нужды, постоян­ной нехватки денег, отсутствия самого необходимого, что также явля­лось предметом постоянным переживаний в детстве и юности.

Из 18 лет брака дома провел 4 года, остальное время - в местах лише­ния свободы. В трезвом состоянии был спокоен, добр, заботился о детях. В пьяном - становился агрессивным, избивал членов семьи, выгонял их из до­ма Нередко после пьянок исчезал на несколько дней или недель.

Главный смысл жизни М. заключается в удовлетворении сексуаль­ной потребности (он сам об этом многократно заявляет). Половая жизнь занимает неадекватно большое место в его жизни, имеет зна­чение ведущей жизненной цели. Для него характерно возникновение трудно преодолимых побуждений к совершению сексуальных действий в отношении малолетних, фиксация внимания и концентрация всех ин­тересов на сексуальных отношениях со склонностью к извращениям. Свойственно стремление к немедленному удовлетворению сексуальных потребностей без учета существующих социальных и правовых норм, возможных последствий своих действий (сдерживающий эффект воз­можного наказания минимален). Решающую роль играет наличие «близкого объекта», способного удовлетворить актуальную потреб­ность при отсутствии подготовки к преступлению, планирования, вы­бора адекватных способов действий (нападение начинал, как правило, с сильного удара по голове).

С возникновением желания «поохотиться за девчонками» все пове­дение М. подчиняется его реализации, ситуация оценивается лишь под углом зрения наличия условий, необходимых для достижения цели (от­сутствие свидетелей, безлюдное место и пр.), критическое отношение к своим действиям существенно снижается.

Сексуальность у М. проснулась рано. Уже в 11-12 лет начал зани­маться онанизмом. В 16-летнем возрасте предпринял первую попытку вступления в половую связь, но она окончилась неудачей. С этого вре­мени «зафиксировался на девчонках». С девочками 11-12 лет проще находил общий язык. При вступлении в половую связь с малолетними не

26

испытывая чувства неуверенности, робости, чем компенсирован не­удачи при попытках вступления в половую связь с женщинами. Влече­ние к малолетним объясняет тем, что с детства его избегали сверст­ницы, с презрением отзывались о нем: «Да что с нищетой гулять».

После первой неудачи появились мысли о сексуальной неполноценно­сти, стремление доказать самому себе, что в половой сфере у него все в порядке. Боясь быть осмеянным, с этого времени избегал сверстниц, сильно завидовал, слушая рассказы знакомых об отношениях с женщи­нами и девушками. «Я стал искать такую девочку, которая не знала бы меня и я смог бы убедиться в том, что являюсь полноценным мужчи­ной. Вечерами я бродил по городу, но никто подходящий не попадался. Наконец я встретил девочку - совершил свое первое преступление, за-'тем - второе. Но все получилось неудачно, никаких подтверждений я не получил, а попал на скамью подсудимых».

В возрасте 25 лет женился, но считает, что жену не удовлетворял, она была с ним холодна. М. утверждает, что у него снижена половая функция и по этой причине при вступлении в половую связь с женщи­нами (включая жену) испытывал чувство неловкости, дискомфорта, что тяжело им переживалось.

Сам М. настаивает на том, что он больной человек, неоднократно требует проведения сексологической экспертизы. Утверждает, что с юности испытывает непреодолимое влечение к малолетним девочкам. «Отбывая наказание, я все время занимался онанизмом, мысленно пред­ставляя себе картины обладания малолетними»; изо дня в день «у меня была только одна мечта - выйти на свободу и осуществить цель моей жизни - хотя бы временно обладать девочкой». «Два года я вставал и ложился лишь с одной мыслью - когда придет срок освобождения, я смогу осуществить свое самое заветное желание, которое стало для меня смыслом жизни». «У меня и раньше были такие состояния, что я забывал обо всем и мог часами преследовать какую-нибудь девчонку, хотя прекрасно понимал, что среди бела дня в городе я не смогу ничего с ней сделать, но все равно шел за ней». «Самое любимое занятие для меня - часами стоять у окна, наблюдая, как во дворе играют девочки; я специально ходил в детский кинотеатр и испытывал просто от их бли­зости необыкновенное удовольствие».

Характерной чертой М. является также нетерпимость к противо­действию его желаниям, Если что-то противоречит им, его охваты­вает озлобление, гнев (все убитые им жертвы пытались хоть как-то противоречить ему, оказывать сопротивление).

27

Таким образом, М. - ярко выраженный тип сексуального маньяка, чело­века, одержимого одной идеей, одним желанием, при крайне неразвитых представлениях о нормах морали, нравственности, ответственности за свои поступки; его инстинкты и плохо контролируемые побуждения гос­подствуют над разумом. Бросается в г/газа бездушие, отсутствие хотя бы намека на раскаяние в своих преступлениях. Искренне сожалеет лишь о том, что ему долго не придется вступать в интимные отношения с девоч­ками. Это объяснимо: ведь истинное раскаяние предполагает способность к анализу, осознанию значения своих действий, характера последствий, чтоМ. несвойственно.

Выявленные особенности личности М. оказали существенное влия­ние на принятие решений и реализацию его преступного поведения.

Вопрос о применении профессиональных психологических познаний -встает и в связи с соотношением объективной и субъективной харак­теристик некоторых фактов, с которыми закон связывает смягчение или отягощение ответственности и наказания. Достаточно ли, чтобы следователь и суд доказали наличие этих фактов или надо еще доказать, что виновный осознавал их наличие и руководствовался этим знанием, управляя своими преступными действиями? Например, закон говорит о стечении тяжелых жизненных обстоятельств, о совершении преступле­ния под влиянием угроз, принуждения, либо зависимости, рассматривая эти обстоятельства, как смягчающие. И наоборот, связывает с отягчени­ем ответственности и наказания такие обстоятельства, как совершение преступления в отношении ребенка, старика или лица, находящегося в беспомощном состоянии; совершение преступления с особой жестоко­стью или издевательством над потерпевшим; совершение преступления организованной группой и т.д. Как быть, если наличие соответствующих обстоятельств установлено, но виновный не был о них осведомлен или в силу определенных причин не осознавал их значение, или в силу инди­видуальных особенностей искаженно их воспринимал?

Многие следователи и судьи не задумываются над поставленными вопросами. Для них достаточно, например, что потерпевший не достиг 14 лет или достиг пенсионного возраста, чтобы констатировать наличие обстоятельства, отягчающего ответственность. Или наоборот, не при­знать наличие такого смягчающего обстоятельства, как совершение подростком преступления под влиянием угрозы, исходя из того, что ее характер с точки зрения взрослого не выглядит серьезным.

Определим нашу позицию по отношению к поставленным вопросам.

Законодатель связывает значение такого рода обстоятельств с осоз­нанием деятелем их наличия и отражением в меру осознания в мотиве,

28

целеполагании, выборе средств, непосредственном управлении поведен­ческими актами, образующими преступление (а в некоторых случаях - и посткриминальном поведении). Иными словами, правовая характери­стика указанных обстоятельств обусловлена их психологической харак­теристикой, позволяющей установить значение данного обстоятельства для виновного. Иначе неизбежно произойдет подмена оценки совокуп­ности обстоятельств дела формальной ссылкой на наличие самого фак­та, например возраста потерпевшего, определенных особенностей дей­ствий виновного.

В ряде случаев без психологической характеристики нельзя констатиро­вать и само наличие факта реальной действительности, возможно имеющего смягчающее или отягчающее значение по делу. Например, «беспомощное состояние» потерпевшего, «особая жестокость», «зависимость».

Существенным ориентиром для практики в этом отношении была бы детализация в самом законе описания субъективной стороны рассматри­ваемых обстоятельств. Иными словами, оптимальным было бы вклю­чить в текст закона прямое указание на то, что соответствующие факты осознавались или могли и должны были осознаваться субъектом. Одна­ко, в ст. 63 УК 1996г. указание на заведомость выделено только для слу­чаев совершения преступления в отношении беременной женщины. Возможно, что возобладало стремление к максимальному упрощению конструкции статьи в сочетании с мнением об очевидности - особенно с учетом запрета объективного вменения (ст.5 УК 1996г.) - требования относительно осознания виновным соответствующих фактов.

В некоторых случаях заметную помощь здесь может принести пси­хологическая экспертиза, которая путем исследования индивидуальных особенностей личности и ее взаимодействия с ситуацией преступления способна решить вопрос о том, повлияли ли эти особенности и как именно на осознание наличия определенных обстоятельств; какова мера этого осознания и его влияние на управление поведением; не имело ли место неадекватное восприятие определенных фактов и т.д.

К числу смягчающих ответственность обстоятельств закон (ст.61 УК) относит влияние на обвиняемого угрозы, стечение случайных жиз­ненных обстоятельств, совершения деяния в силу тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания, в, результате принужде­ния или зависимости. Ни одно из этих обстоятельств не может быть ус­тановлено только по объективным признакам без учета субъективных особенностей обвиняемого.

Влияние угрозы на обвиняемого зависит не только от ее содержания, реальности, направленности, но и от психологических качеств того, ко-

29

му угрожают, твердости его характера, смелости, эмоциональной устой­чивости, уверенности в своих силах, отношения к запретам и правоох-раняемым ценностям.

Психологически значимой является формулировка ст.61 о случайном стечении обстоятельств. В рамках судебно-психологической эксперти­зы или консультации психолог может диагносцировать базовые особенности личности, ценностные ориентации виновного и решить вопрос, является ли содеянное закономерным для данной личности или же здесь значимыми оказались случайные спонтанно возникшие обстоятельства. Необходимо выяснить механизм возникновения ситуации преступления - действительно ли субъект реагировал способом, запрещенным законом, на спонтанно и независимо от него возникшее стечение обстоятельств.

Изучения личности виновного и его ценностных ориентации требует и применение п. «д» ст.61 УК - совершение преступления в силу тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания. Необходимо раз­граничить объективные обстоятельства (здесь психолог не нужен) и субъек­тивное восприятие тех или иных обстоятельств. Например, гибель ребенка для большинства людей тяжелое жизненное обстоятельство.

В литературе в качестве примеров таких обстоятельств упоминается о тяжелой болезни, стихийном бедствии, остром конфликте и т.д. Ха­рактер этих примеров подтверждает необходимость не просто констати­ровать наличие соответствующего факта, но и доказать его субъектив­ное восприятие именно как «тяжелого». Существуют ведь индивидуаль­но непереносимые, субъективно значимые события, для оценки которых может возникнуть необходимость в помощи психолога.

Совершению преступления здесь предшествует оценка ситуации с точки зрения значимых для виновного ценностей, которые пересилива­ют «сдержки», побуждают к совершению преступления с целью устра­нить или облегчить тяжесть ситуации, в которой субъект находится.

Мотив сострадания впервые введен в закон в качестве смягчающего ви­ну обстоятельство. Сострадание - мотив совершения противоправных дейст­вий или изменения первоначальных намерений при их совершении в резуль­тате возникновения чувства сопричастности к чужой беде или страданиям и стремления прекратить или уменьшить его последствия. Например» лишение жизни неизлечимо больного человека, испытывающего мучения (в том чис­ле, просящего об этом); оказание помощи близкому человеку в устранении лица, преследующего или терроризирующего его.

С психологической точки зрения мотив сострадания - эмоциональное переживание, «деятельная симпатия». Нередко сопутствует жалости к беззащитному, беспомощному. Представляется, однако, что в болыпин-

30

стве случаев орган судопроизводства может самостоятельно установить

наличие мотива сострадания, исходя из характера действия, обстоя­

тельств и объяснений участников событий.                ,   ,

К числу смягчающих обстоятельств ст.61 относит также совершение преступления в результате принуждения либо зависимости.

Принуждение - подавление воли с помощью насилия или угрозы им, превращение человека, на которого оказывается давление в своеобраз­ное орудие для совершения тех или иных действий.

Несомненна роль психологических знаний при индивидуализации ответственности за преступления, совершенные под влиянием угрозы, принуждения, либо в силу зависимости, В правовой литературе эта про­блема образно именуется наличием «вынужденных мотивов» действий. И здесь эксперт-психолог может оценить степень принуждения (в том числе в форме угрозы), как существенно ограничивающего избиратель­ность поведения или не имевшего такого значения. В принципе возмож­на и констатация исключительной ситуации, сводившей избиратель­ность поведения «на нет». Например, когда подросток глубоко привязан к организатору преступления или связан традициями подчинения стар­шим, характерными для некоторых территорий и этнических общно­стей, либо, когда он в силу возрастной незрелости воспринимает угрозу, как не оставляющую ему выбора.

Принуждение с помощью угрозы должно быть реальным и сущест­венным для лица, к которому она обращена, с точки зрения последствий ее реализации. Такое восприятие и оценка угрозы, могут быть констати­рованы лишь на основе исследования индивидуальных особенностей личности, включая жизненный опыт. Так, подростком угроза может восприниматься, как не оставляющая место альтернативе, взрослый же может оценивать аналогичную угрозу, как гораздо менее значимую.

Необходимо отграничить «принуждение» от случаев, предусмотрен­ных ч.1 ст.40. Последняя охватывает случаи, когда ситуация безвыход­на, поведение не имеет альтернативы (пистолет у виска и пр.). В силу очевидности оценки таких ситуаций, участие психолога здесь не требу­ется. Сложнее разграничить сферу применения п. «е» статьи 61 и ч.2 ст.40. Последняя включает психическое принуждение - угрозы, демон­страция страданий близких, а равно - физическое принуждение в случа­ях, когда не исключено, что оно не полностью лишает человека избира­тельности поведения (побои, издевательства с целью сломить волю и пр.). Прежде всего здесь нужно «примерить» ситуацию крайней необхо­димости (ст.39). Смысл крайней необходимости - благая цель, но при­чиняемый вред должен быть меньше того, который предотвращен, в том

31

числе в восприятии самого субъекта. Психолог может быть полезен в этих случаях для оценки субъективного восприятия реальности угрозы и ее возможных последствий.

Использование специальных психологических знаний возможно и для прояснения картины происшествия в случаях, когда экстремальная ситуация приводит субъекта к фактической ошибке при сравнении цен­ности, на которую его принуждают посягнуть и ценности, которую он стремится спасти от угрозы. Это ситуации религиозного, партийного фанатизма, сверхценности конкретного блага в силу определенных ус­ловий формирования личности и пр.

П. «е» ст.61 предусматривает также совершение преступление «в си­лу материальной, служебной или иной зависимости». Психологический интерес может представлять не перечисленные в законе (очевидные) виды формализованной зависимости, а именно «иная» зависимость. К «иной» можно отнести и зависимость от любимого человека, и от рефе­рентной группы, и, например, от главы секты и пр. Наличие и степень такой зависимости может быть предметом психологической или ком­плексной психолого-психиатрической экспертизы.

Столь же необходимо выяснять, воспринимает ли данное лицо свое состояние как «зависимость». Уже в 40-е годы в литературе подчеркива­лось, что если виновный осознает наличие этого обстоятельства ему трудно противодействовать воздействию другого лица, толкающего его на участие в преступлении. Различные авторы упоминают в этой связи о таких проявлениях зависимости, как предоставление жилища, оказание ус­луги, за которую виновный благодарен подстрекателю и т.д. Очевидно, для признания этих обстоятельств уголовно релевантными необходимо устано­вить, что виновный осознает их, как проявление зависимости и что это огра­ничивает возможности «свободного выбора» поведения.

Среди отягчающих ответственность обстоятельств закон также на­зывает ряд обстоятельств, установление которых в ряде случаев требует проведения судебно-психологической экспертизы - совершение престу­пления организованной группой; по мотиву национальной, расовой, ре­лигиозной ненависти или вражды; совершение преступления в отноше­нии беззащитного или беспомощного лица; с особой жестокостью, садизмом, издевательством, а также мучениями для потерпевшего.

Пробелом закона представляется то, что указание на заведомость в статье 63 (п. «з») касается только беременной женщины. Между тем, во избежание объективного вменения необходимо, чтобы и другие отягчающие обстоятельства (в том числе, например, беспомощность, беззащитность жертвы) осознавались виновным. Восприятие и оценка тех или иных факто-

32

ров определяется возрастными, профессиональными, этническими и инди­видуальными особенностями личности, включая жизненный опыт. Различ­ными людьми (подростками, взрослыми, мужчинами, женщинами) по раз­ному может восприниматься возраст другого лица, да и само понятие «ма­лолетний» или «преклонный» возраст.

При неправильном представлении виновным ситуации в силу жиз­ненного опыта, особенностей личности (например, восприятие физиче­ски крепкого человека пенсионного возраста не как престарелого и пр.), надо исходить из того, как эта ситуация ему представлялась. Примене­ние специальных психологических знаний в форме экспертизы может помочь при оценке того, как индивидуальные особенности личности повлияли на осознание определенных обстоятельств, не имело ли место неадекватное восприятие определенных фактов.

П. «в» чЛ статьи 63 рассматривает совершение преступления в со­ставе группы лиц, в том числе по предварительному сговору, в составе организованной группы или преступной организации в качестве обстоя­тельства, отягчающего наказание. Психологический аспект здесь очеви­ден. В частности, речь идет об обеспечении справедливого наказания, с учетом действительного статуса конкретного субъекта в группе (пре­ступной организации), роли в конкретных эпизодах преступной дея­тельности и организации этой деятельности в целом. В практике дока­зывания по этим делам возникают серьезные сложности, связанные со спецификой внутригрупповых отношений, а также с учетом характера самого доказательственного материала. Например, нельзя принимать на веру утверждения отдельных участников группы, что именно они являлись организаторами или исполнителями тех или иных преступлений. Эти пока­зания могут быть результатом заранее разработанного сценария, в соответ­ствии с которым при провале второстепенный соучастник осуществляет самооговор в расчете на смягчающие для него обстоятельства или на буду­щую (материальную либо иную) поддержку действительного лидера.

Закон лишь называет, но не расшифровывает признаки организован­ной преступной группы: устойчивость, объединение для будущей пре­ступной деятельности (ч.З ст.35). Он выделяет (ч.4 ст.35) еще одну фор­му организованных преступных структур: преступное сообщество (пре­ступная организация). К сожалению, этот термин используется в двух значениях: во-первых, для обозначения преступной группы в обычном смысле слова, но обладающей дополнительным признаком сплоченно­сти и созданной для совершения того или иного особо тяжкого преступ­ления; во-вторых, для обозначения объединения организованных групп, созданного в тех же целях.

33

Недостатком практики является то, что по большинству дел следова­тели и суды не уделяют должного внимания обоснованию вывода о том, что налицо именно организованная преступная структура. Надо отме­тить, что оба термина не являются чисто психологическими, как и то, что их смысловое содержание имеет некоторые общие параметры, хотя и не тождественно. Применительно к устойчивости ведущими являются такие признаки соответствующего типа межличностных отношений, как стабильность, наличие постоянного ядра, определенные правила пове­дения внутри группы и вне ее с санкциями за их нарушения, согласован­ность индивидуальных целей группы и общей ее цели. Применительно к сплоченности главными являются такие параметры как устойчивое объ­единение интересов на основе общей деятельности, значение группы в качестве референтной для ее членов, их взаимозависимость, жесткая дисциплина, осознание своего места в группе, осознанная готовность к совместной деятельности на основе решений лидера. Нетрудно заме­тить, что сплоченность как характеристика организованной преступной структуры включает в себя устойчивость как объективное состояние, но не сводится к ней. К устойчивости здесь добавляется осознанное стремление к сплоченности, готовность приложить усилия, чтобы ее поддержать.

С учетом изложенного, доказывание наличия организованной пре­ступной группы или сообщества требует использования криминологиче­ских и психологических признаков, включая: наличие лидеров с автори­тарной властью, жесткое распределение ролей, комплекс внутригрупло-вых норм и ценностей, длящийся (как правило) и планируемый характер преступной деятельности, развитие связей, обеспечивающих безопас­ность и др. Уже этот неполный перечень показывает как непросто дока­зывать именно организованный характер группы, а тем более их сооб­щество, действительную роль члена группы. Без выяснения последнего задача индивидуализации наказания решена быть не может.

Сложность оценки латентных для следствия и суда взаимоотношений участников организованной группы, сообщества (в связи с чем возможны серьезные ошибки при решении вопроса о действительном статусе конкрет­ного субъекта), приводят к тому, что по большинству таких дел целесооб­разно проведение судебно-психологической экспертизы.

На разрешение экспертов в этих случаях могут быть поставлены сле­дующие вопросы: выявление подлинного лидера, оценка психологиче­ской мотивации вхождения в группу, наличие или отсутствие сущест­венных ограничений свободы воли при этом, личностные особенности, влияющие на принятие и реализацию поведенческих решений, соответ-

34

ствие вербальных утверждений о собственной роли (и роли других ее членов) в конкретном преступном эпизоде интеллектуально-волевым и характерологическим особенностям.

В п. «е» ч.1 статьи 63 в качестве обстоятельств, отягчающих наказание, законодатель специально выделяет особые мотивы и цели деяния. Здесь выделены, в частности, мотивы национальной, расовой, религиозной нена­висти или вражды, из мести за правомерные действия других лиц.

Возникновение мотива мести и побуждения к ней может быть связа-ноО с самыми разнообразными обстоятельствами, знание которых необ­ходимо для индивидуализации наказания. Нельзя согласиться с одно­значной характеристикой этого мотива как «низменного». Мотивы мес­ти за причиненные страдания, кровной мести, мести за обиду не совпа­дают по психологическому механизму. Поэтому, не исследуя «генезиса» соответствующего мотива нельзя правильно определить его «вес» среди других отягчающих ответственность обстоятельств.

Обратимся к содержанию мотивов национальной, расовой, религиоз­ной ненависти или вражды. С психологической точки зрения - это лич­ностное отношение субъекта к представителям иной расы, национально­сти (этноса), религии (конфессии), содержанием которого является не­приятие ценностей соответствующей группы как имеющей право на су­ществование, наряду с его собственными; негативная оценка образа жизни, традиций, обычаев этой группы как чуждых нормальному чело­веческому общению или даже бесчеловечных, изуверских; уверенность, что беды и несчастья собственного этноса или конфессии вызваны происками этой группы и что она и в настоящий момент является враждебной.

Это личностное отношение базируется на формировании и подкреп­лении соответствующих этнических стереотипов, переносе фактических наблюдений за отдельными представителями этноса или конфессии на целостность и наоборот - автоматическом переносе домыслов о дейст­виях и намерениях этого этноса или конфессии на любых их представи­телей. Это отношение исходит из ощущения превосходства группы, к которой принадлежит данное лицо и неполноценности этносов и групп, на которые направлена вражда.

Доказывание наличия данного отношения может потребовать прове­дения психологической или комплексной экспертизы с привлечением специалистов по психолингвистике, истории культуры, религиоведению и пр. Использование данного обстоятельства в качестве отягчающего возможно в принципе не зависимо от того, является ли данное отноше­ние прочным, входящим в базовую структуру ценностей субъекта или ситуативным, связанным с конкретными обстоятельствами (давление

35

референтной группы, воздействие толпы и пр.)- Вместе с тем, выяснение этого момента имеет значение для правильной оценки степени тяжести данного обстоятельства в системе всех обстоятельств, характеризующих деяние и личность.

Использование п. «е» ч. I ст.63 представляется допустимым и в случаях, когда мотив национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды выступает наряду и во взаимодействии с мотивом корысти, мести и др.

Вопреки практике некоторых следственных органов, рассматриваемый мотяв, отягчающий наказание, или являющийся составообразующим в слу­чаях, предусмотренных ст. 282, может входить в структуру как прямого, так и косвенного умысла в качестве одного из побуждений к тому или иному преступлению. Такой подход: а) соответствует понятию умышленного пре­ступления; б) позволяет индивидуализировать ответственность и наказание в достаточно распространенных ситуациях, когда субъект, основываясь на рассмотренном отношении к другим этносам и конфессиям, осуществляет преступные действия, наносящие вред их представителям, но при этом реа­лизует и другую мотивацию -корысть и пр.

Вместе с тем, если деяние виновного является результатом конфлик­та в бытовой сфере, сводится, например, к хулиганским действиям или оскорблению потерпевшего, унижающим достоинство этноса и конфес­сии, к которой он принадлежит, но направлено именно против потер­певшего как физического лица, достаточных оснований для применений п. «е» не имеется.

П. «е» является уголовно-правовым гарантом реализации положений ст. 19 Конституции РФ. Это предполагает необходимость в каждом кон­кретном случае доказательно и объективно решать вопрос о его приме­нении, не допуская ни объективного вменения, ни невменения этого об­стоятельства, если оно имело место.

В п. «и» в качестве отягчающего обстоятельства статья 63 рассмат­ривает совершение преступления с особой жестокостью, садизмом, издевательствами, а также мучениями для потерпевшего.

Жестокость и особая жестокость имеют значение для оценки обще­ственной опасности насильственного преступления лишь в случаях, ко­гда соответствующие признаки способа преступления явились проявле­нием относительно устойчивого н существенного свойства личности. Жестокость в этом случае всегда осознанна и мотивирована либо как средство достижения цели либо как сама цель ( в психологии известна также импульсивная жестокость и связанная с групповой солидарностью или давлением).

36

Это приходится подчеркнуть в связи с тем, что нередко в уголовно-правовой литературе понятие жестокости интерпретируется исключи­тельно исходя из мучительности соответствующих действий для потер­певшего; в частности, множественность и «избыточность» ранений не­редко трактуется как бесспорные признаки особой жестокости. При та­ком подходе велика опасность объективного вменения, например, при отождествлении действий, сходных по объективной стороне с жестоко­стью, но совершаемых при отсутствии умысла на причинение мучений. Аффективные преступления, в силу наличия в действиях автоматизмов как раз характеризуются подобными признаками: в практике судебно-психологической экспертизы нередки случаи, когда под влиянием аф­фекта действия виновного состоят в нанесении множества ранений, большого количества ударов. Эта кажущаяся жестокость рассматривает­ся, наряду с другими признаками, как доказательство автоматизмов, ха­рактерных для аффекта. В подобных случаях даже при наличии фор­мальных внешних признаков жестокости преступление не может счи­таться совершенным с особой жестокостью, так как отсутствуют ее субъективные признаки.

С учетом сказанного, полагаем, что в законодательстве и практике надо закрепить такой признак особой жестокости, как осознание винов­ным того, что его действия причиняют особые страдания потерпевшему или его близким. Главный субъективный признак особой жестокости - спо­собность обвиняемого в момент совершения преступления понимать, что его действия причиняют потерпевшему особые моральные или физические мучения, желание или допущение их наступления, пренебрежение страда­ниями потерпевшего при их осознании или способности осознавать, если даже обвиняемый специально не стремился к их причинению.

Определенное значение для индивидуализации наказания имеет дифференцированный анализ жестокости виновного при совершении преступления, выделение вида этой жестокости: импульсивный; связан­ный с групповой солидарностью или давлением; инструментальный; жестокость, как самоцель. Нельзя не отметить перспективный подход психологического анализа агрессивно-насильственных преступлений с точки рения способности субъекта к саморегуляции поведения (Н.А.Ратинова).

В психологии и психиатрии садизм рассматривается как вид полово­го извращения, при котором сексуальное удовлетворение достигается в ситуации неограниченной власти и господства над партнером, особенно при его унижении и причинении ему боли, страданий. Для достижения полового удовлетворения садист может нанести жертве телесные по-

37

вреждения или лаже убить ее, испытывая наслаждения от вида агонизи­рующей жертвы.

Представляется, что законодатель придал этому понятию более ши­рокий смысл, подчеркнув не патопсихологический аспект (расстройство влечений при половых психопатиях), а особый вид изощренной жесто­кости, которая выступает в качестве самоцели, ведущего мотива проти­воправных действий. Длительность и интенсивность насилия сочетается в этих случаях с унижением достоинства и издевательствами над потер­певшими при отсутствии какой-либо рациональной цели, кроме причи­нения боли, вреда, ущерба другому лицу, Характерно отсутствие внеш­него повода либо его неадекватность чрезмерному избыточному наси­лию, когда над жертвой глумятся, издеваются.

Специальные психологические исследования выявили наиболее зна­чимые личностные особенности, присущие лицам, склонным к совер­шению описанных действий: низкий уровень морально-этических пред­ставлений; ярко выраженная агрессивность, особенно проявляющаяся в отношении слабых; эмоциональная холодность, неспособность к сопе­реживанию; стремление к самоутверждению, болезненное самолюбие, неадекватный уровень притязаний, вспыльчивость, неуравновешен­ность, конфликтность, трудности в общении с людьми и др. Сравни­тельно низкий процент лиц с психическими дефектами здесь объясняет­ся тем, что совершение этих действий обусловлено прежде всего «пси­хологическими», моральными дефектами. Представляется целесообраз­ным по этим делам проведение комплексной психолого-психиатрической экспертизы для диагностики личности и разграничена садизма психически «нормальной» личности и садизма - расстройства влечения. Представляется, что в последнем случае (если экспертизой будет установлено, что субъект был не способен руководить своим по­ведением) п. «и» ч.1 ст.63 не применим.

Для понимания происхождения особой жестокости и издевательства над потерпевшим, их функций в конкретном преступлении необходимо исследование таких психологических особенностей обвиняемого как отношение к другим людям, способность к сопереживанию и сострада­нию, эмоциональная возбудимость, мстительность, злобность, враждеб­ность к окружающим и других свойств направленности личности, эмо­циональности, характера обвиняемого.

Еще одной задачей, которая может быть поставлена перед психоло­гической экспертизой в связи с оценкой личности является выделение таких ее свойств, которые косвенно опровергают или подтверждают инкриминируемые мотив, цель, способ действий. На эту задачу указывал

38

еще Ф.Н. Плевако на своем образном языке. «Я полагаю, - говорил он, -что прежде всего нужно изучить человека и, если эта натура долгой жизнью доказала, что это человек твердый, прямой доброты, зло разли­чающий...», то такой человек не может совершить преступление, кото­рое мог бы совершить только злодей. Разумеется, приводя эту цитату, мы не считаем это положение бесспорным, но мысль о расширении компетенции эксперта-психолога в данном направлении, если удастся подобрать адекватные методики, которые устанавливают «нравственные улики» (Ф.Н. Плевако), представляется имеющей перспективу. Основные вопросы, решаемые этим видом экспертизы:

Каковы индивидуально-психологические особенности личности

обвиняемого?

Имеются ли у обвиняемого  индивидуально-психологические

особенности, которые могли существенно повлиять на принятие реше­

ния о совершении инкриминируемых ему действий?

Могли ли индивидуально-психологические особенности обви­

няемого повлиять на его поведение в момент совершения противоправ­

ных действий?

Имеются     ли     у     обвиняемого     такие     индивидуально-

психологические особенности личности как... (в зависимости от обстоя­

тельств конкретного дела - импульсивность, жестокость, агрессивность,

эмоциональная неустойчивость, внушаемость, подчиняемость и др.)

Каковы индивидуально-психологические особенности личности

обвиняемого с точки зрения прогноза опасности рецидива и программы

коррекционного воздействия?

В УПК 1960 г. (ст.68) предусмотрено обязательное требование установ­ления мотива содеянного, а также иных обстоятельств, характеризующих личность. Если последнее указание в УК и УПК совпадает, то требование обязательного установления мотива в уголовно-правовом регулировании отсутствует. В частности, в перечне смягчающих и отягчающих обстоя­тельств он не всегда выделяется в явном виде.

Между тем, с точки зрения психологии, мотив - важнейшая характер ристика содеянного и деятеля, и не случайно в новом УК этот пробел в значительной степени устранен. В частности, в перечне смягчающих и отягчающих обстоятельств описанию мотивов уделяется сейчас больше внимания. Например, выделен мотив сострадания. Описание мотивов и целей появилось и во многих нормах Особенной части УК, в которых оно ранее отсутствовало. Устранены неадекватные с точки зрения пси­хологии трактовки понятий мотива и цели, их смешение.

39

Мотив - признак субъективной стороны преступления. Его установление необходимо доя разграничения составов, имеющих сходные признаки - на­пример, хулиганство и причинение легких телесных повреждений и др. В ряде случаев выяснение мотива имеет значение для доказывания виновно­сти. Как уже указывалось, мотив преступления может учитываться в качест­ве отягчающего или смягчающего ответственность обстоятельства, свиде­тельствовать об отсутствии в действиях виновного общественной опасности. Однако необходимо учитывать, что представления о том, что такое мотив поведения в праве и психологии совпадают не полностью.

В психологии под мотивом понимается побуждение к деятельности, направленной на удовлетворение потребностей субъекта, предмет (ма­териальный или идеальный), ради которого деятельность осуществляет­ся. Уголовное право для обозначения мотивов поведения оперирует та­кими обобщенными понятиями как месть, корысть, ревность, хулиган­ские побуждения, неприязненные отношения и др. Некоторые из этих понятий могут включать в себя самые различные психологические мо­тивы. Например, корыстные действия с психологической точки зрения мо­гут быть мотивированы стремлением к обогащению, завистью, потребно­стью в самоутверждении, стремлением вести праздный образ жизни, стра­стью к развлечениям, азартным играм, потребностью в удовлетворении труднопреодолимых влечений (например, к алкоголю или наркотикам). Ис­следование психологических мотивов деяния углубляет познание юридиче­ски значимых побуждений, лежащих в основе правонарушения.

Все психологические мотивы можно разделить на устойчивые, пре­вратившиеся в силу этого в свойства характера, и ситуативно возни­кающие. Для установления мотивов, относящихся к первой категории требуется детальное изучение условий жизни обвиняемого, его образа жизни, направленности его личности, свойств и черт характера. Ситуа­тивно возникающие мотивы чаще всего связаны с устойчивыми, явля­ются как бы производными от них. Но в отдельных случаях ситуативные мотивы не совпадают с устойчивыми и даже вступают с ними в проти­воречие. На возникновение подобных мотивов в сильной степени влия­ет, как правило эмоциональное состояние человека. Поэтому для уста­новления ситуативно возникающих мотивов следует располагать дан­ными о некоторых особенностях эмоциональной сферы обвиняемого.

Одна из особенностей психической деятельности людей заключается в том, что мотивы и цели действий далеко не всегда совпадают. Это по­ложение определяет важный методический прием в установлении со­держания мотивов: каждое действие должно изучаться поэтапно - от определения его цели к установлению мотива. Цель умышленного пре-

40

ступного действия всегда представлена в криминальной ситуации и ус­танавливается в результате ее анализа. Например, целями преступления могут быть завладение материальными ценностями, лишение жизни, нанесение телесных повреждений и др.

Содержание мотива (побуждения) составляет то, ради чего достига­ется цель. Поэтому мотив преступления следует искать не только в си­туации его совершения, но чаще всего за пределами криминальной си­туации. Иными словами, после того как выявлена цель преступления, мож­но установить ради чего обвиняемый стремился к достижению этой цели. Ответить на вопрос об истинньгх мотивах преступления психологу помогает изучение круга интересов, увлечений обвиняемого, его жизненных планов и других особенностей направленности личности и характера.

Следует иметь ввиду, что мотивами преступлений часто являются побуждения, сформировавшиеся задолго до совершения противоправно­го действия и проявившиеся в других преступных или правомерных действиях обвиняемого, то есть вошедшие в число наиболее упрочив­шихся мотивов поведения.

Являясь частным случаем человеческого поведения, преступное по­ведение всегда мотивировано. Многообразие мотивов человеческого поведения, в том числе и противоправного не всегда укладывается в рамки традиционных юридических представлений и не исчерпывается тем набором, с которым привыкла иметь дело юриспруденция. По всей вероятности этим объясняется тот факт, что в сложных случаях нередко совершение преступления объясняется хулиганскими мотивами, низ­менными побуждениями, что часто не отражает существа дела, является поверхностным и формальным.

Имеющиеся в литературе ссылки на «безмотивные преступления» основываются на незнании закономерностей человеческого поведения и сложности установления мотива в конкретном случае. К «безмотивным преступлениям», как правило относят деяния, мотивы которых «неадек­ватны поводу», не связаны с поведением потерпевшего. Говоря о безмо­тивных преступлениях, следователь, суд, прокурор, адвокат невольно попадают в ловушку, которую можно назвать «юридическим клише». Ведь они традиционно оперируют практически закрытым перечнем мо­тивов: корысть, ревность, месть, и некоторые другие. Как только судо­производство сталкивается с мотивом, не входящим в этот перечень, возникает иллюзия безмотивное™. Ей способствует и передаваемое через систему образования новым поколениям юристов представление о мотиве преступления, как о чем-то упречном, «низменном». Между тем, с психоло-

41

гической точки зрения мотив может быть и социально нейтральным или даже воплощающим позитивные стремления и намерения.

Неточности в теории и практике, о которых речь шла выше, приводят к тому, что «безмотивным» может быть объявлено и аффективное преступле­ние, особенно в случаях постепенного накопления отрицательных эмоцио­нальных переживаний и последующей «разрядки». Однако, уже в русском уголовном судопроизводстве 2-Й половины XIX века обоснованно проводи­лась идея о том, что ничтожность повода, вызвавшего аффективную вспыш­ку, отнюдь не означает, что мотив отсутствует.

В каждом конкретном случае, когда мотив не очевиден, надо исхо­дить из того, что он существует и может быть обнаружен при психо­логическом исследовании. Если речь идет о преступлении, то оно всегда имеет мотив, независимо от того, какие обстоятельства предшествовали началу преступных действий - значимые или незначимые в глазах сле­дователя или суда. Бесспорно, что здесь необходимы психологические познания на профессиональном уровне.

Выделим по крайней мере три группы случаев, когда использование этих знаний необходимо для установления мотива деяния.

Во-первых, когда деяние (чаще всего насильственное или нарушаю­щее общественный порядок) связано с мотивом самореализации при ослаблении самоконтроля. Такому лицу не нужен повод, оно действует по внутреннему сценарию и как бы себя ни вела намеченная жертва, характер действий субъекта от этого не изменится.

Во-вторых, возможно сочетание потребности в самореализации с имеющимся уже опытом аналогичного безнаказанного поведения; сло­жившийся стереотип способствует снятию самоконтроля и стимулирует преступные действия даже в неблагоприятной для них ситуации.

В-третьих, иллюзия безмотивное™ может возникнуть и в случаях тщательно спланированных преступлений, т.к. реализация преступного намерения и здесь может быть не связана с поведением потерпевшего, которое непосредственно предшествовало преступлению.

Подчеркивая большое значения установления мотивов по конкрет­ным уголовным делам, в том числе с использованием профессиональ­ных психологических знаний, необходимо учитывать, что психолог ди-агносцирует наличие того или иного мотива, упомянутого законом, именно как факт, не прибегая к оценочным суждениям о его соотноше­нии с нравственными и правовыми ценностями. В компетенцию СПЭ не входит оценка мотивов, например, с точки зрения их «низменности». Он может дать содержательную оценку потребности, лежащей в основе мотива поведения, установить сам мотив, как побуждение к определенным действи-

42

ям. Оценивать же мотивы с точки зрения морали и нравственности не вхо­дит в его компетенцию. То, что исследуется преступное деяние, эксперт просто принимает к сведению.

Основной вопрос, решаемый этим видом экспертизы: с учетом индиви­дуально-психологических особенностей личности и ситуации, каковы глав­ные психологические мотивы деяния, инкриминируемого обвиняемому?