Период II. От половины XV в. до эпохи петровских преобразований

§ 49. Государственное законодательство по делам церкви в этот период. С половины XV в. начинается второй период истории особенного рус­ского церковного права. Период этот в нашей истории называется москов­ским. В истории церковного права он характеризуется тем, что русская цер­ковь, вследствие завоевания в 1453 г. Константинополя турками, освобождается от власти константинопольских патриархов, делается, выражаясь канониче­ски, автокефальной; с тем вместе она естественно становится в большую зави­симость от местной государственной власти. Избрание митрополитов, а потом патриархов, становится теперь делом московских государей, собирателей зем­ли русской. Уже великий князь Василий Васильевич Темный писал польско­му королю, под властью которого находились юго-западные русские епархии: «Кто будет нам люб, тот и будет митрополитом всея Руси». Основания русско­го церковного права и теперь оставались те же, что и в предыдущий период, т. е. греческий номоканон, церковные уставы, носящие на себе имена первых двух христианских князей Руси — Владимира и Ярослава, постановления местных соборов и канонические ответы и послания отдельных иерархов. Мы уже видели, что к концу предыдущего периода оба упомянутых церковных устава подтверждены были особой договорной грамотой великого князя Васи­лия Дмитриевича и митрополита Киприана; но видели также, что это под­тверждение имело только, так сказать, принципиальное значение и относи­лось преимущественно к внутреннему церковному праву, как это последнее определено было в церковном уставе, приписываемом св. Владимиру. Что же касается внешних прав церкви и духовной иерархии, преимущественно прав землевладельческих и судных, то мы уже знаем, что вслед за подтверждением старых церковных уставов тот же великий князь Василий Дмитриевич издал новую церковно-уставную грамоту, в которой упомянутые внешние права церкви подверглись некоторым ограничениям.

Позднейшие московские государи пошли в этом направлении еще даль­ше. Не отменяя прямо системы церковного права, утверждавшейся на пре­жних церковных уставах и ханских ярлыках, они тем не менее постепенно вводили в этой области права разные преобразования. Эти преобразования шли от частных вопросов к общим и таким образом подготавливали путь к решительной церковной реформе Петра Великого. Главными пунктами

122

в системе церковного права, на которые обращено было особенно внимание московских государей XVI и XVII вв., были именно разнообразные привиле­гии, которыми пользовалось высшее духовенство и монастыри в качестве землевладельцев. Уже Иван III и внук его Иван IV созывали соборы с целью секуляризации архиерейских и монастырских вотчин. Хотя попытки эти и не увенчались успехом, однако дело секуляризации совершалось непрерыв­но во все продолжение настоящего периода. Оно шло, так сказать, косвенны­ми путями. Сюда относятся: 1) ограничение льгот, предоставленных архи­ереям и монастырям как вотчинникам. В Судебнике 1550 г. высказана даже мысль об отобрании старых тарханных грамот, которых всего больше нахо­дилось в руках духовных землевладельцев, и о прекращении выдачи новых. 2) Отнятие у церквей и монастырей способов увеличения своих наличных вотчин. Эта мера проведена уже Иваном IV на особом соборе 1580 г. 3) Под­чинение архиереев и монастырей государственному контролю относительно употребления ими доходов со своих поземельных владений. Прямым исто­рическим результатом всех этих мер является в Уложении 1649 г. учрежде­ние Монастырского приказа, в котором сосредоточено было верховное, т. е. государственное, управление церковными и монастырскими вотчинами, и где производился суд по вотчинным и вообще гражданским делам духовен­ства. Отсюда оставался уже один шаг к церковным преобразованиям Петра I и Екатерины П.

Выше мы заметили, что московские государи XVI и XVII столетий оста­вили неприкосновенными основания внутреннего церковного права, как оно определено было в уставах Владимира и Ярослава. Первый из этих уставов принят целиком как действующий закон и в Соборное уложение 1551 г., или в Стоглав; если же мы не находим в Стоглаве и второго устава, то это очень просто объясняется тем, что принятая в уставе Ярослава система вир и продаж давно уже потеряла свое действие в сфере светского суда, а потому не могла иметь практического значения и для суда церковного. Но если московское государи прямо не вторгались со своими законами в сферу внут­реннего права церкви, то они, бесспорно, приобрели такое влияние на ход всех вообще церковных дел, какого не имели ни великие, ни удельные князья предыдущего периода. От них, как выше замечено, зависело избра­ние митрополитов (с Ивана III у нас принят был обряд вручения государем пастырского жезла новопоставленному митрополиту, т. е. нечто вроде инве­ституры); им же принадлежала инициатива учреждения у нас патриарше­ства вместо митрополии; по их повелению митрополиты и потом патриархи созывали епархиальных архиереев в Москву на соборы для решения важ­нейших церковных дел; они сами указывали предметы соборных рассужде­ний, и притом такие, которые относились не только к сфере внешнего, но и внутреннего права церкви; они же нередко публиковали соборные постанов­ления от своего собственного лица. Таким образом, духовные соборы москов­ского периода являются собственно органом государственного законодатель­ства по делам церкви. Этому периоду принадлежат все важнейшие соборы древней, допетровской Руси.

123

§ 50. Церковные соборы XVI-XVII вв. и их определения. Из этих собо­ров по своему значению в истории русского церковного права заслуживают особенного внимания следующие:

1) Московский собор 1503 г., созванный великим князем Иваном III для рассуждения: а) об архиерейских пошлинах, взимаемых со ставленников на священнослужительские места; б) о зазорной жизни вдовых попов и дьяко­нов; в) о монастырях, в которых монахи жили вместе с монахинями; г) о мо­настырских и церковных вотчинах и, наконец, д) о мерах против новгород­ских еретиков — жидовствующих. Замечательно, что постановления собора по первым трем предметам скреплены были великокняжеской печатью и опубликованы от лица самого великого князя, который лично присутство­вал на соборе. По вопросу о пошлинах со ставленников («о поставлении на мзде») собор, по настоянию великого князя, постановил: «Отныне и впредь митрополиту и прочим архиереям ничего не брать со ставленников»; но нельзя не согласиться, что это строго каноническое постановление осталось только на бумаге. Затем, принимая во внимание зазорную жизнь вдовых священников и дьяконов, особенно молодых, собор постановил: удалить их от служения при церквях приходских, а тех, которые явно держали наложниц, лишить сана; тех же, которые жили незазорно, оставить при церквях в числе клирошан, дозволив им пользоваться частью церковных доходов и причащаться священникам — в епитрахили, дьяконам в ораре; а если и те и другие пожелают вступить в монастырь и принять монашество, то им дозволялось и священнодействовать в своем сане. Далее — все сводные монасты­ри постановлено было разделить и впредь таковых не заводить. По решении этих трех вопросов собору предложено было заняться вопросом об уступке в казну всех архиерейских и монастырских вотчин, конечно, за известное вознаграждение, которое бы доставляло духовным вотчинникам достаточные средства содержания. Но на этот важный вопрос собор, по настоянию волоколамского игумена Иосифа Санина, человека весьма влиятельного не только в церковной, но и в государственной сфере, отвечал отрицательно, и великий князь должен был уступить. Последний вопрос — о мерах против еретиков, на основании относящихся сюда греко-римских законов, которые до сих пор не имели у нас полного действия, решен был в том смысле, что еретиков должно подвергать не только церковным наказаниям, но и градским, т. е. уголовным казням, а нераскаянных умерщвлять (преимущественно сожжением).

2) Еще важнее Собор 1551 г., созванный царем Иваном IV и обыкновенно называемый Стоглавым, так как книга деяний этого собора в своей окончательной редакции разделена на 100 глав, в подражание царскому Судебнику, изданному в предыдущем году. Собор был созван, как сказано в самом надписании его деяний, для рассуждения «о многоразличных церковных пинех». Он открыт был, под председательством митрополита Макария, в присутствии самого царя, который в своей речи указал на необходимость издания такого же уложения для церкви, какое уже было издано для государства. Предметы соборных рассуждений указаны были в царских вопросах,

124

предложенных в двух сериях, сначала — в числе 37, а потом — 32. Когда собор дал свои ответы на те и другие вопросы, тогда из всех актов соборных составлен был один сборник, который, по соборному приговору и царскому повелению, послан был в Троице-Сергиев монастырь к жившим там на покое прежнему митрополиту Иоасафу и другим духовным властям, а также и всему монастырскому собору. Это была первая редакция Стоглава, в кото­рой, вероятно, еще не было разделения на главы. Иоасаф, выслушав «цар­ское и святительское уложение», изъявил на оное свое согласие; но вместе нашел нужным сделать от себя замечания против некоторых соборных по­становлений, и при этом не ссылался на главы соборной книги (что было бы удобнее, если бы в ней уже было это деление), а указывал прямо на сам текст соборных постановлений. Собор, по прочтении ответов бывшего митрополи­та, признал большую часть его замечаний правильными и по ним изменил и дополнил свои прежние постановления. В это-то именно время соборная книга и получила свою окончательную редакцию с разделением на 100 глав. Перейдем теперь к рассмотрению самого содержания Стоглава. В цар­ских вопросах собору затронуты были более или менее все стороны церков­ной жизни, которыми она соприкасалась с жизнью государства и общества. Неудивительно поэтому, если Соборное уложение 1551 г. представляет со­бой опыт кодификации всего действующего русского церковного права. Са­мое видное место в этой книге занимают постановления: 1) о церковном суде; 2) об архиерейских пошлинах; 3) об архиерейских и монастырских вотчинах; 4) о церковной и монастырской дисциплине; 5) о народном обра­зовании и 6) о народном призрении. Общее направление соборных постанов­лений — в высшей степени консервативное. При составлении своих ответов собор руководствовался наличными источниками церковного права, считая их неприкосновенными. Он ссылался на Кормчую книгу вообще, т. е. как на каноны соборов и святых отцов, так и на законы византийских императо­ров; с тем вместе приводил иногда целиком источники русского церковного права, именно, кроме устава св. Владимира, послания митрополитов Киприана и Фотия и соборное постановление 1503 г. (о вдовых попах), иногда указывал и на обычай или неписаные законы русской церкви. В некоторых случаях собор, не давая прямого ответа на царские вопросы, предлагал царю издать свою «грозную царскую заповедь» о том, на что указано было, в вопросе. Таковы именно соборные ответы на царские вопросы второй серии: о волшебных средствах, употреблявшихся тяжущимися «на поле», т. е. на судебных поединках (вопрос 17), о скоморошеских ватагах, бродивших по деревням (вопрос 19), об игре зернию и пьянстве, которым в особенности предавались служилые люди — дети боярские (вопрос 20), о лживых проро­ках и пророчицах (вопрос 21), об употреблении разных волшебных и гада­тельных книг (вопрос 22). И действительно, в следующем (1552) году издан был царский указ, направленный против всех этих явлений в народной жизни и содержащий в себе подтверждение и некоторых других соборных постановлений. Указ этот составляет одно из старших, именно второе, до­полнений к царскому Судебнику.

125

Говоря о содержании Стоглава, нельзя не остановиться на тех его поста­новлениях, которые, благодаря возникшему у нас во второй половине XVII в. расколу старообрядства, получили особенное и весьма прискорбное истори­ческое значение. Таковы именно постановления о крестном знамении, алли­луйе и бритье бород и усов. Собор предписывает всем православным христиа­нам совершать крестное знамение не иначе, как двумя перстами, и всякое другое перстосложение для крестного знамения объявляет злой ересью (гл. 31), такую же ересь видит в троекратном произношении аллилуйи, заставляя говорить ее дважды (гл. 42), и решительно восстает против бритья бород и усов как против посягательства на дело рук Божьих (гл. 40). Все эти поста­новления собора 1551 г. отменены были Большим московским собором 1667 г., который отозвался об отцах Стоглавого собора, что они написали то «простотою своею и невежеством». Действительно, невысока была сте­пень образования духовных иерархов, издавших постановления, в которых безразличному религиозному обряду и естественной особенности мужского лица придано такое догматическое значение, какое доселе придается им нашими раскольниками. Ввиду этих постановлений и отзыва о них позд­нейшего, более авторитетного русского собора, на котором присутствовали и восточные патриархи, в нашей исторической литературе, в особенности в духовной, долгое время держался такой взгляд, что Стоглав не есть под­линная книга собора 1551 г., а только черновые записки соборных дея­ний, составленные каким-то малограмотным церковным дьяком, который внес сюда свои личные мнения, разделяемые, может быть, и некоторыми из членов собора. В подтверждение такого взгляда на Стоглав ссылались, во-первых, на то, что до нас не сохранилось подлинника этой книги, утвер­жденного подписями членов собора; во-вторых, что существующие списки Стоглава разнятся между собой по форме и отчасти по самому содержанию; между прочим, есть и такие списки, в которых предписывается совершать крестное знамение не двумя, а тремя перстами, как предписано и Большим московским собором 1667 г. Но против первого довода достаточно заметить, что до нас не сохранился и подлинник царского Судебника с подписями царя и бояр, принимавших участие в его составлении, однако никто на этом основании не отрицает его подлинности. Что же касается разнообразия спис­ков Стоглава, то это явление можно наблюдать в судьбе любого древнего юридического памятника, употреблявшегося в частных списках, а не в пе­чатных изданиях. Каждый или почти каждый переписчик первоначального подлинного текста таких памятников мог быть вместе и его редактором, т. е. мог делать в этом тексте разные перемены, дополнял его, сокращал или излагал отдельные места по своему личному разумению. То же, конечно, было и с Соборной книгой 1551 г.

Но вопрос о подлинности Стоглава решается не списками его, а сравни­тельно недавно открытыми официальными документами, имеющими непо­средственное отношение к нему, именно — так называемыми наказными списками или грамотами по Соборному уложению 1551 г. Это такие доку­менты, однообразная форма которых составлена была на самом соборе 1551 г.

126

и которые предназначены были для официальной публикации соборных постановлений по епархиям, так как Стоглав в целом своем составе был неудобен для публикации и общего употребления, ибо в нем содержались не одни только постановления собора, но и все соборные акты, не во всех своих частях имеющие юридическое значение. До нас дошли три таких наказных списка, из коих два принадлежали самому председателю собора — митропо­литу Макарию, и один члену собора — Савве, епископу крутицкому. Митрополичьи списки или грамоты по новому Соборному уложению писаны и посланы были во Владимир и Каргополь, которые принадлежали тогда к области митрополита, а грамота Саввы Крутицкого — в епархиальные го­рода этого епископа, Вязьму и Хлепен. Все три списка содержат в себе одни и те же извлечения из Стоглава, и во всех находятся вышеозначенные соборные постановления о двуперстном крестном знамении и небритье бо­род и усов. Несомненная подлинность первого постановления доказывается и тем, что собор 1667 г. признал его только неразумным, но никак не подложным. Что же касается второго постановления, то подлинность его прямо подтверждается вышеупомянутым царским указом 1552 г., в кото­ром на основании «нового соборного уложения» предписано, между про­чим, «кликать по торгам, чтобы православные христиане... бород не брили и не обсекали, и усов бы не подстригали... а учнут бороды брити и обсекати и усы подстригати, и тем быти от царя и великаго князя в великой опале по градским законам, а от святителей им же быти в духовном запрещении, по священным правилам».

Вообще нужно заметить, что до собора 1667 г. Стоглав признавался у нас канонической книгой. Некоторые из его постановлений неоднократно подтверждались светской и духовной властью в течение XVI и XVII столетий. Так, например, соборный приговор о поповских старостах подтвержден был в царствование Федора Ивановича и Бориса Годунова. Патриархи Фи­ларет, Иоасаф и Иосиф руководились Стоглавом, как действующим Собор­ным уложением, помещали обширные извлечения из него в своих грамотах и даже в печатных церковных книгах, именно — в Служебниках и Требни­ках. Такие же извлечения из Стоглава находим и во многих царских ука­зах XVII в. Да и Большой московский собор 1667 г. отменил не все поста­новления Стоглава, а только те, которые благоприятствовали расколу старообрядства. Поэтому и после названного собора Стоглав употреблялся у нас, как книга законная, как источник действующего церковного права. Так в 1700 г. патриарх Адриан на вопрос бояр, занимавшихся составлени­ем нового уложения, о том, чем руководятся духовные власти в решении подведомственных им дел, отвечал, что он руководится в церковном суде и управлении, после Кормчей книги, Стоглавом, и привел из него несколько постановлений, относящихся к церковному суду. Таким образом, целых полтора столетия Стоглав признавался у нас источником действующего церковного права.

После Соборного уложения 1551 г. в истории русского канонического права имеют важность:

127

1) Соборная грамота 1572 г. о четвертом браке царя Ивана IV. Брак этот оставлен собором без расторжения, но на царя четвероженца наложена епи­тимья (не особенно строгая). Затем, на основании уже известного нам сино­дального постановления патриарха Николая Мистика (τόμος ενώσεως), под­тверждено, что четвертый брак есть ничтожный и недействительный и, как таковой, подлежит расторжению.

2) Соборный приговор 1580 г., запрещающий архиереям и монастырям вновь приобретать населенные земли.

3) Соборное деяние 1590 г. с грамотой константинопольского патриарха Иеремии II об учреждении в России патриаршества вместо митрополии. Оно, как мы видели, помещено в начале печатной Кормчей.

4) Определение московского собора 1621 г., при патриархе Филарете, о перекрещивании католиков, лютеран и реформатов, обращающихся в право­славие. Оно напечатано было при Требнике, изданном, по благословению того же патриарха, в 1627 г., но отменено Большим московским собором 1667 г.

5) Определения сейчас названного собора. Собор этот созван был царем Алексеем Михайловичем по поводу беспорядков, произведенных в русской церкви расколом старообрядства, и для суда над патриархом Никоном в его распре с государем. На собор приглашены были и все восточные патриархи, но приехали в Москву только двое — александрийский Паисий и антиохий-ский Макарий. Присутствие патриархов признано было необходимым пото­му, что Никон не соглашался отдаться на суд подчиненных ему русских иерархов, считая их некомпетентными судьями своего главы. Таким обра­зом, акты собора 1667 г. состоят из судебных протоколов по делу патриарха Никона и из постановлений по делам русской церкви вообще. Для нас имеют важность только последние.

Дисциплинарные определения Большого московского собора в некото­рых отношениях представляют довольно строгую ревизию русского канони­ческого права в тех пунктах, которыми оно отличалось от греческого. Так, собор отменил все постановления Стоглава, благоприятствующие расколу, отозвавшись об авторах Соборного уложения 1551 г., что они многое написа­ли «неразсудно, простотою своею и невежеством, не согласяся (не справив­шись) с греческими и древними харатейными словенскими книгами» и не посоветовавшись с восточными патриархами.

Далее собор осудил, как неканоническое, соборное определение 1621 г., при патриархе Филарете, о перекрещивании западных христиан, обращаю­щихся в православную церковь. Наконец, особым приговором собор отменил древнее русское правило, подтвержденное и в Стоглаве, устранявшее вдовых священников и дьяконов от священнослужения в приходских церквях. Вме­сте с тем Большой московских собор издал со своей стороны несколько новых и чрезвычайно важных определений, например, о заведении при цер­квях метрических книг для записи случаев крещения, браков и смерти. Постановления Большого московского собора признаны за источник дей­ствующего канонического права русской церкви в Духовном Регламенте

128

(в правилах причта церковного, § 62) и приняты в «Полное собрание законов Российской империи».

6) Постановления московского собора, созванного в 1682 г. царем Федо­ром Алексеевичем. Предметы занятий этого собора указаны были в 16 цар­ских предложениях, весьма важных по своему содержанию, именно: о ме­рах против раскольников, об увеличении числа епископских кафедр в России, о поставлении священников в зарубежных городах, отошедших по Столбовскому миру к Швеции, о монастырском и церковном благочинии, о нищен­стве и пр.

§ 51. Другие источники, русского канонического права в рассматри­ваемом периоде. Кроме рассмотренных постановлений соборов русской цер­кви XVI и XVII вв., мы имеем от настоящего периода громадную массу источников русского канонического права в виде грамот, пастырских по­сланий и поучений отдельных церковно-иерархических лиц — митрополи­тов, патриархов и епархиальных архиереев. Указывать хотя бы только важ­нейшие из этих источников нет особенной надобности. Сделаем о них только одно общее замечание: те из этих источников, которые приняты в «Полное собрание законов Российской империи», до сих пор могут считаться источ­никами действующего права, если только они прямо не заменены или не отменены позднейшими узаконениями; но большая часть источников этой категории не вошла в состав названного «Собрания», — значит, имеет те­перь только историческое значение.

Наконец, русская церковь и в настоящий период продолжала получать источники своего права от церкви греческой. Это в особенности нужно сказать о юго-западной русской церкви, которая с конца XV в. входила в состав Польского королевства и вместе со своими митрополитами (киев­скими) оставалась в зависимости от константинопольского патриарха, пока в 1687 г. сам он формально не отказался от власти над этой частью русской церкви в пользу патриарха московского. Само собой понятно, что патриар­хи, власть которых над киевской митрополией признавалась и польским правительством, должны были принимать действительное участие в делах этой митрополии, особенно с конца XVI в., когда большинство западно­русских епархий приняло унию, т. е. признало над собой власть римского папы. Но и северо-восточная русская митрополия, хотя в самом начале настоящего периода и освободившаяся от власти константинопольского патриарха и потом, в конце XVI в., возведенная в степень патриаршества, продолжала оставаться в тесном союзе с восточными патриархами в делах общецерковных. Так, с согласия восточных патриархов, у нас учреждено было патриаршество; тех же патриархов мы видим на Большом москов­ском соборе 1667 г. в качестве не только судей над патриархом Никоном, но и законодателей по делам всей русской церкви; к ним, наконец, нередко обращались наши патриархи и цари с разными вопросами по делам церк­ви, а ответные патриаршие грамоты по-прежнему принимались у нас с полным уважением и таким образом делались источниками русского кано­нического права.

129