Глава девятая ОСНОВА ЗДОРОВОГО ПРАВОСОЗНАНИЯ

Из всего, высказанного мною доселе, должно быть уже ясным, что есть здоровое

правосознание. Это есть нечто более широкое и глубокое, чем "сознание" как

таковое. В правосознании участвует не только "знание" и "мышление", но и

воображение, и воля, и чувство, и вся человеческая душа. Недостаточно верно

знать свои правовые полномочия, обязанности и запретности; бывают люди, которые

отлично знают их и постоянно злоупотребляют этим знанием для того, чтобы

превысить свои полномочия, преуменьшить свои обязанности и сложить с себя

запретности. Необходимо не только знать все это, но и признавать в порядке

самовменения и, признавая, иметь достаточную силу воли для того, чтобы соблюдать

признанное. Надо обратиться к своему инстинкту и приучить его к

"законопослушности" или "лояльности", а это удастся только тому, в ком живет

духовность инстинкта, достаточно сильная и определенная, чтобы усвоить духовный

смысл права, его цель и его назначение.

Напрасно думать, будто дух и инстинкт враждебны друг другу: будто они

несовместимы и находятся в вечной борьбе. Это не соответствует действительности.

Конечно, бывают люди, почти не живущие духом, безразличные к духовному началу и

духовным содержаниям; они живут духовно-безразличным инстинктом, которому

следует вся их деятельность. Но и у них дух может внезапно загореться в глубине

инстинкта и привести их к необычным для них проявлениям совести, молитвы,

художественно верного выбора, чувства права или справедливости, милосердия,

щедрости и любви. А задача верного воспитания состоит именно в том, чтобы с

детства проявить в человеческом инстинкте духовное начало, и притом не в смысле

дисциплинарно навязанного обыкновения, а в смысле свободной радости и свободного

предпочтения.

Где-то в глубине бессознательного живет священная способность человека отличать

лучшее от худшего, предпочитать именно лучшее, радоваться ему, желать его и

любить его. С этого и начинается духовность человека, в этом и состоит жизнь

духа. При этом, говоря о "лучшем", надо разуметь не субъективно-приятное или

удобное, а объективно-совершеннейшее в смысле художественном, нравственном,

социальном и религиозном. Человеку дано от Бога и от природы некое инстинктивное

чувствилище для объективно-лучшего, и воспитать ребенка значит пробудить и

укрепить в нем на всю жизнь это инстинктивное чувствилище. В искусстве это

называется художественным чутьем или "вкусом", в нравственности - совестью, или

чувством справедливости, или еще органической добротой души, в науке -чувством

истины или иногда очевидностью, в религии - жаждою Совершенства, молитвою или

иногда Богосозерцанием, в общественной жизни это выражается в здоровом и крепком

правосознании.

Поэтому правосознание можно было бы описать как естественное чувство права и

правоты или как особую духовную настроенность инстинкта в отношении к себе и к

другим людям. Правосознание есть особого рода инстинктивное правочувствие, в

котором человек утверждает свою собственную духовность и признает духовность

других людей; отсюда и основные аксиомы правосознания: чувство собственного

духовного достоинства, способность к самообязыванию и самоуправлению и взаимное

уважение и доверие людей друг к другу. Эти аксиомы учат человека самостоянию,

свободе, совместности, взаимности и солидарности. И прежде всего, и больше всего

- духовной воле.

Можно было бы сказать, что правосознание есть инстинктивная воля к духу, к

справедливости и ко всяческому добру. Но именно поэтому - живой корень его надо

искать в религиозном чувстве и в совести. Можно представить себе, конечно,

правосознание вне религии и вне совести, но это будет что-то вроде воли,

лишенной неба и земли, это будет дисциплина влечений, а не качественное и не

творческое начало жизни, черствая форма, лишенная дара любви и дара созерцания.

Право в его основной сущности есть необходимый для человека образ его духовной

жизни на земле, или иначе: необходимая форма "встречи" между верховным благом и

человеческою душою. Право есть прежде всего право человека быть независимым

духом, право бытия и право свободы, право самостоятельно обращаться к Богу,

искать, находить, исповедовать и осуществлять узренное и предпочтенное

совершенство. Одним словом: право есть атрибут духа, его способ жизни, его

необходимое проявление. А правосознание есть воля к верному праву и к единой,

верховной цели права как таковой.

Эта связь между правом и духом настолько подлинна и существенна, что вне

признания ее - ясного и зрелого или незрелого, лишь предчувствующего -

невозможна жизнь нормального правосознания. Только духовная жизнь человечества

нуждается в естественном и содержательно-совершенном праве; только душа, имеющая

орган для (сознательной или бессознательной) духовной жизни, способна к

нормальному правосознанию. Человеку-животному можно совсем обойтись без права;

он будет осуществлять торжество наивной силы. Человеку как созидателю хозяйства

невозможно жить вне права, но зато возможно ограничиться одною поверхностною

видимостью правоты, одною схемою права, культивируя и применяя дурные и

несправедливые "положительные" нормы. Только человеку как творцу духовной жизни

доступно нормальное правосознание, только ему дано искать и находить правое

право, ибо только ему открыта цель права и его живой источник.

Разрешить проблему правосознания значит установить и формулировать то

безусловное основание, которое делает его бытие - необходимым, его внутреннее

строение - нормальным, его содержание - духовно верным и достойным, а его силу

-жизненно творческою и непобедимою. Это основание должно быть не отвлеченным

принципом, хотя и пригодным для философского построения, но бессильным в

действительной жизни человечества; его следует искать среди основных, присущих

каждому человеку жизненных влечений и побуждений, выражающих в то же время

духовную сущность человека как такового. Таким основанием может быть только

мотив, вытекающий из самой природы человека как духовного существа и

составляющий эту природу. Понятно, что этот мотив как проявление основной и

универсальной жизненной воли человека не может быть наполнен каким-нибудь

переходящим, или случайным, или чисто субъективным содержанием, но должен быть

прикован к существенному, непреходящему и для каждого доступному. Такое

универсальное жизненное влечение дано каждому живому человеку в виде воли к духу

и духовности.

Как бы ни была темна и скудна жизнь души, как бы низменны и убоги ни были ее

обычные содержания, она всегда имеет состояния, в которых обнаруживается ее воля

к духу, даже тогда, когда она не думает об этом, не сознает этого и, может быть,

даже не знает, что вообще возможна духовная жизнь. Эти состояния обнаруживают

тяготение души то к форме духа, то к его содержанию.

Каждому человеку как таковому присуще тяготение к жизненной самостоятельности и

самодеятельности, к автономному самоопределению; значительность и зрелость

индивидуальной души определяются прежде всего глубиною и объемом этой автономии.

Эта самозаконность в ее простейшем виде распространяется лишь на житейские

функции человека-физиологические, хозяйственные и душевно-бытовые стороны жизни,

и постольку, не находя себе достойного содержания, она изливается нередко в

чисто субъективные проявления: в прихоть, каприз, произвол, упрямство, своеволие

и оригинальничанье. Эти низшие проявления самобытности, сами по себе еще не

духовные, обнаруживают, однако, формальную потенцию духа: искание автономной

жизни есть уже тяготение к духу, ибо самозаконность есть именно его

конститутивная форма. Но это искание есть не более, чем "потенция", потому что

истинное достижение и удовлетворение возможно только на безусловных предметных

содержаниях; низшие содержания оставляют душу всегда голодной и именно потому

легко уводят ее к пустой форме, т.е. к бессодержательной независимости,- на путь

непомерного властолюбия, преступного честолюбия и безудержного любостяжания.

Точно так же каждому человеку присуще тяготение к тому, чтобы найти некоторое

безусловное по своей ценности жизненное содержание и прилепиться к нему своею

верою и своею любовью; значительность и зрелость индивидуальной души

определяется объективным достоинством этого содержания и интенсивностью личного

прикрепления к нему. Это содержание избирается людьми обыкновенно из среды

житейского обихода -из физиологических, хозяйственных и душевно-бытовых сторон

жизни, и постольку люди осуществляют содержательное вырождение духа: вера

становится непредметным суеверием, радость жизни связуется с эфемерным и пошлым,

сила любви остается инстинктивным влечением, разрастается в уродливую страсть

или вырождается в беспредметную меланхолию. Духовное содержание подменяется

более или менее ничтожным и жалким суррогатом, а душа вынашивает бесплодную

скуку (taedium vitae) или влачится в низинах животной страсти. И тем не менее

эта потребность в "главной", любимой, безусловной жизненной ценности

обнаруживает в человеке содержательную потенцию духа: искание ее есть уже

тяготение к духу, ибо безусловная ценность есть объективное свойство его

содержаний и предметов. Но такое тяготение есть не более чем "потенция":

безусловную по достоинству и по силе жизненную опору может дать только

автономное и предметное искание, творческий акт, а не пассивная прилепленность,

предметно-верный выбор, а не случайная определенность души приятным содержанием.

Отсутствие такого искания всегда отдает душу в рабство низшим содержаниям и

потому делает ее жертвою самообмана, позволяя принимать мелкое за великое и

ничтожное за абсолютную ценность.

Однако во всех этих явлениях духовного искажения и содержательного вырождения

мудрый и зоркий глаз сумеет узнать первоначальное и первобытное тяготение к

духу- к его самозаконному способу жизни и к его абсолютно-ценным предметным

содержаниям. Это тяготение при всей своей явной неопределенности и

бессознательности есть низшая и наиболее элементарная ступень воли к духу.

Мудрый воспитатель должен найти эту смутную волю в каждой душе, с тем чтобы

превратить ее в высшее состояние - в определенную и сознательную,

жизнеопределяющую и могучую волю к духу, т.е. к свободной и активной жизни,

посвященной предметному знанию и самодеятельному осуществлению высших,

безусловных ценностей. Каждый человек не просто "имеет душу", но сам есть

индивидуальный дух, т.е. самодеятельный центр возможной и уже наличной (хотя бы

в зачатках "очевидности", "совести", "вкуса", "исповедания и "правосознания")

духовной жизни. Быть человеком - значит быть индивидуальным духом и сознательно

или бессознательно хотеть быть им. Но хотеть быть индивидуальным духом значит

нуждаться в естественном, а потом и в положительном праве, а это значит иметь -

сознательную или бессознательную - волю к праву и к его цели.

Воля к духу, т.е. воля к автономной жизни, посвященной абсолютно-ценному, есть

именно тот мотив, который лежит в основе нормального правосознания и который

должен лечь в основу всякого правосознания как такового. Это есть тот

универсальный мотив, который уже присущ каждому человеку и который в своем

истинном развитии и углублении неизбежно выковывает в душе волю к цели права.

Так, воля к духу, единая и цельная по существу, ведет к праву и к его цели - во

всех трех возможных тяготениях своих: предметном, индивидуальном и социальном.

Предметное тяготение воли к Духу требует того, чтобы в жизни человека вообще

осуществлялось истинное знание, подлинная доброта и объективная красота как

закон и присутствие Божества. Но это осуществление, как уже показано выше,

возможно только в виде множества одинаково одиноких и самобытных индивидуальных

процессов, протекающих по своему внешнему существованию в единой, общей среде и

требующих поэтому правого размежевания, т.е. права. Воля к Духу есть воля к его

необходимым условиям; такими условиями являются - естественно-правовая

самопринадлежность индивидуальных духов и положительно-правовая организация их

внешнего сосуществования. Дух есть цель права, а право его необходимое средство,

но не всякое право, а лишь духовно-верное, свободное и справедливое право. Так

возникает нормальное правосознание.

Индивидуальное тяготение воли к духу, требующее, чтобы "моя личная жизнь"

восприняла абсолютно-ценное содержание и осуществила в нем форму автономии, -

ведет к тому же самому результату. Для того чтобы я мог вести духовную жизнь,

необходимо, во-первых, чтобы центр моего духовного изволения был огражден от

насильственных вторжений извне; во-вторых, чтобы я имел досуг и доступ к

созданным и осуществленным уже духовным обстояниям. Правовые гарантии личности и

правовая организация достойной жизни необходимы "мне", как существу, движимому

волею к духу. Правое право остается необходимым средством и в том случае, когда

целью является бытие индивидуального духа. И снова открывается путь к

нормальному правосознанию.

Наконец, социальное тяготение воли к духу требует, чтобы другие, и притом все

другие, выковали себе автономное самоопределение в абсолютно-ценных содержаниях.

Этот духовный расцвет других и всех является для "меня" не только подчиненною

целью - необходимою для "моего" духовного роста, обогащения и ограждения, но и

самостоятельною целью, которую "я" признаю и в чисто духовном, и в чисто

нравственном порядке. Предметная воля к Духу глубже и шире, чем воля к его

индивидуальному осуществлению и расцвету "во мне". Тот, кто действительно любит

Дух как самостоятельный предмет, тот естественно и незаметно живет любовью ко

всему сонму действительных и возможных индивидуальных духов, и эта любовь его

получает всю глубину нравственного и религиозного оправдания. Понятно, что такое

искание духа во всех и для всех заставляет волю сосредоточиться с особенною

силою на создании общего и правого правопорядка. Духовное единение людей,

раскрывающее им духовное единство человечества, есть одна из самых существенных

основ нормального правосознания; оно обнаруживает с очевидностью духовную

природу права и общества и обнажает в глубине правосознания его нравственный

корень.

Итак, истинною основою нормального правосознания может быть только воля к

духовной жизни как верховному благу.

Нормальное правосознание подходит к праву не с точки зрения частных, чисто

личных интересов, но отправляясь прежде всего от его основной, единой и всеобщей

цели. Право как совокупность объективно значащих правил внешнего социального

поведения создается людьми ради этой единой и универсальной цели, которая

состоит в ограждении и организации духовной жизни человечества на земле.

Необходимость права есть необходимость его для жизни духа; содержание права

определяется основными законами духовной жизни; творческая жизнь права есть

жизнь его в человеческом духе и ради человеческого духа. Поэтому всякое право

должно быть признано тем более совершенным, чем полнее и точнее оно выражает эти

законы, чем успешнее оно организует мирное и справедливое равновесие

субъективных притязающих кругов и чем быстрее и безболезненнее оно воспитывает в

душах автономное правосознание.

Нормальное правосознание приемлет право, культивирует и совершенствует его,

движимое волею к его верховной цели, т. е. к духовной жизни и ее организации.

Оно усматривает в этой жизни, посвященной свободному, предметному обретению и

осуществлению высших и безусловных ценностей, - верховное благо и согласно этому

переносит свое волевое утверждение на все то, что необходимо ведет к его правому

осуществлению. Нормальное правосознание есть воля к праву, проистекающая из воли

к духу.

Эту волю надлежит понимать не как "решение" одной только сознательно-разумной

части души, но как целостное стремление, охватывающее и неразумные тайники ее и

в них именно почерпающее свою жизненную силу. Такое состояние целостного,

гармонического и разумно-оправданного хотения, направленного на верховное и

универсальное благо, является само по себе одним из высших достижений в

нравственной жизни человека. А это означает, что нормальное правосознание может

быть развито и упрочено в душе только в связи с ее общим, моральным и

нравственным воспитанием. Это воспитание должно прикрепить смутную и

элементарную "духовную волю" к инстинктивному корню жизни и указать ей

предметный путь к достойным ее, безусловным содержаниям. Оно должно ввести

правосознание в жизнь нравственно-доброй души.

Правосознание можно рассматривать отдельно от морали и нравственности как сферу,

расположенную рядом со всею сферою этики. Тогда обнаружится, что правосознание и

нравственное сознание суть особые проявления и стороны духовной жизни человека,

одинаково определенные способом бытия, заданиями и пределами человеческого духа.

Однако такое обособленное рассмотрение, допустимое по методологическим

соображениям, нисколько не упускает из вида того обстоятельства, что в реальной

жизни духа эти стороны стоят в необходимом и плодотворном взаимодействии и что

разрешение духовных заданий возможно только при целостном и гармоническом

способе жизни.

С одной стороны, самая воля к духу в ее истинном значении слагается как зрелый

итог личной и общественной нравственной культуры. Так, она возникает лишь в

результате примирения разумно-сознательной силы души с бессознательными

влечениями инстинкта, и притом не только в порядке их дисциплинирования, но в

порядке их содержательного перерождения и одухотворения; она остается всегда

разновидностью единого и универсального начала любви в его наиболее чистом и

благородном - христианском - виде; она требует непрестанного самоотвержения и

своеобразного, утонченного бескорыстия; наконец, она расцветает свободно и

приносит плоды только там, где имеется налицо высокий общественный уровень,

создающий нравственную атмосферу предметного служения.

С другой стороны, духовная жизнь сама по себе является всегда орудием морального

воспитания души и источником ее нравственной силы. Предметное служение

безусловным ценностям удерживает душу в своеобразном чистилище, научая ее

самопознанию и самообладанию, выковывая в ней способность к самоотречению и

воспитывая ее к бескорыстной радости предметного совершенства. В то же время это

служение сообщает душе ту силу и ту власть, которая дается только в результате

действительной предметной одержимости, и то уверенное спокойствие, которое

порождается только слиянием своей судьбы с судьбою подлинно реального верховного

блага.

Наконец, нравственно-зрелая воля несет с собою и духовному служению, и

правосознанию великий дар: искусство предметного исследования "совести", на

котором может воспитываться и ориентироваться всякое вообще предметное познание.

В частности, развитая и углубленная нравственная воля может иногда сама по себе

поглотить и заменить своими мотивами - волю к праву: так, например, признание

чужих прав на свободу и на достойную жизнь может проистекать не только из

сознания сущности -Духовной жизни и всеобщей взаимной связи субъективных кругов,

но и из глубочайшего источника - духовной любви к каждому явлению живого духа.

Так, в целостной жизни души воля к добру питает собою и обслуживает волю к духу,

и обратно. Это не может быть иначе потому, что добро само по себе входит в

состав духовных предметов и жизнь его в душе есть уже реальная жизнь духа.

И обе эти воли, каждая порознь и сообща, порождают и воспитывают волю к правому

праву. Но в порядке обоснования, воля к духу как более общее и конститутивное

состояние имеет первенство и определяющее значение. Воля к добру в конечном

счете тяготеет к тому, чтобы заменить "право" собою и сделать его ненужным.

Наоборот, воля к духу утверждает право и правосознание в самой его сущности.

Правосознание, постигающее свой духовный корень, находит свою существенную

основу и источник своего содержания. Оно совершает как бы акт самопознания и раз

и навсегда перестает видеть в праве подкарауливающего врага и насильника. Оно

знает отныне, чему оно повинуется, и признает его объективное значение; оно

повинуется тому, что признает необходимым и что уважает, в чем полагает духовную

ценность. Человек, живущий таким правосознанием, обладает тем правовым органом,

который может разрешить самые с виду безнадежные проблемы правовой жизни. Так,

именно правосознание, созерцающее цель права и осуществляющее в себе акт

правовой совести, способно к тому индивидуализирующему усмотрению при применении

права, которое должно основываться на подлинной и предметной правовой интуиции и

не позволять, чтобы summum jus превращалось в summa injuria. Именно такое

правосознание сумеет найти правый выход из необходимости повиноваться неправому

праву и невозможности правомерно преобразить его неправоту. Оно способно

разрешить проблему правовой вины и указать положительному праву его идеал.

Такое правосознание, исходя из воли к духу и питаясь волею к добру, начинает

неминуемо перестраивать социальную жизнь людей на принципах духовного

самоуправления, чувства собственного достоинства, уважения, доверия и

справедливости.

Истинный патриотизм и чувство государственности будут его зрелыми плодами.