ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В мире продолжается глубокий функциональный кризис биполярного миросистемного регулирования, опиравшегося в 1945-1991 гг. на колоссальный отрыв двух уравновешивавших друг друга сверхдержав от всех остальных государств мирового сообщества по совокупности своих силовых и иных возможностей. Распад этой двуполярной структуры еще не завершился и в военно-стратегическом отношении в мире продолжает существовать некая "полутораполярность". Ее хватает, чтобы гарантировать мир от глобального ядерного конфликта, но она не в состоянии, как некогда, "автоматически" обеспечивать интересы безопасности России во всех ее региональных измерениях.

Страна оказалась в остро конфликтном, нестабильном международном окружении и одновременно в ситуации ограниченности внешнеполитических ресурсов, усугубленной отсутствием прочного национального консенсуса по ряду важных вопросов внешней политики - прежде всего в том, что касается отношений с "новым российским зарубежьем".

Начало 1994 г. означало своего рода смену вех в российской внешней политике. В 1991-1993 гадах в формулировании ее целей безраздельно преобладал неоморализм. Его сторонники рассматривали внешнюю политику прежде всего как инструмент обеспечения благоприятных международных условий для быстрой и успешной трансформации России в демократическое государство, понимая под демократическими стандартами те, что эффективно действуют на передовом Западе. Невольно, такой подход во многом повторял логику идеологизации, утверждавшейся еще большевиками ("обеспечить международные условия для укрепления социализма в СССР"), теория и практика которых была отвергнута российской жизнью. При таком угле зрения собственно национальная специфика внешнеполитического интереса страны оказывалась размытой, относительно подчиненной, распыленной среди самодостаточно значимых потребностей международной солидарности демократических государств, а так же конъюнктурных задач межпартийной и межгрупповой борьбы в России.

В настоящее время более ощутимым стало влияние прагматизма, который строится на приоритете относительно устойчивых, базисных, геополитических интересов России, лучшим условием обеспечения которых в сфере международной политики является глубокая демократизация и либерализация политической и экономической системы, доставшейся в наследство от коммунистической тоталитарности. Очевидно, эта позиция сходна с первой в ориентации на демократическую перспективу. Вместе с тем, она фокусирует внимание на национальной специфике потребностей России как державы многоэтнической и евро-азиатской. Прагматизм предполагает более конкретную привязку внешнеполитической линии к материальным реалиям и особенностям текущего момента в политической жизни самой РОССИИ, где этап отрицания советского прошлого сменился периодом поиска позитивной национально-государственной философии.

Авторы доклада исходили из того, что прагматический подход в текущих условиях полнее воплощает интересы страны, имеет лучшие шансы стать основой национального консенсуса по внешнеполитическим вопросам и тем самым способствовать стабилизации ситуации в России - стабилизации, в которой напрямую заинтересовано международное сообщество.

Комплексный национальный кризис, в котором оказалась страна, вставшая на путь преодоления наследия большевиков, перевел в плоскость реальных угрозы, которые долгие годы казались гипотетическими и маловероятными. В нынешних условиях прежде всего необходимо стабилизировать саму Россию, так как только политически устойчивая демократическая и сильная Федерация может выполнять сколько-нибудь конструктивно организующую внешнеполитическую роль на оставшемся от Советского Союза пространстве.

Российские интересы неразрывны с обеспечением устойчивости и безопасности страны от территориальных конфликтов с соседями, подрывных действий экстремистских религиозных и националистических течений, национального сепаратизма, неконтролируемых потоков насильственно или вынужденно перемещенных лиц в результате дискриминации русского и ориентирующегося на Россию населения в новых независимых государствах на территории бывшего Союза ССР. Приходится размышлять о проблеме распространения ядерного оружия на территорию трех граничащих с Россией стран СНГ, которое будет оставаться источником опасности до тех пор, пока Украину не удастся склонить к реализации уже принятых ею на себя обязательств по принятию безъядерного- статуса.

Ощутимые трудности, с которыми Москва сталкивается в процессе выработке новых моделей военно-политических отношений с бывшими республиками СССР, оттеняют крайнюю ограниченность ее возможностей эффективно воздействовать на своих партнеров силами только собственной дипломатии. В этих условиях решающее значение для России приобретает сотрудничество с США и западноевропейскими странами в области координации усилий по стабилизации положения на послесоветском геополитическом пространстве. Отношения с США и индустриальной Европой из своего рода самоцели, как ранее, становятся важнейшим средством российской политики в "новом зарубежье".

Российский разлад поставил под сомнение великодержавный статус страны как минимум в той степени, в какой он отождествлялся со статусом глобальным. Российская Федерация фактически отказалась от мысли иметь внешнеполитические интересы буквально во всех точках планеты. Понятие глубокой политической периферии для нее резко расширилось и по сути дела охватывает сегодня большую часть Латинской Америки и Африки - части света, бывшие многие десятилетия объектом подрывавшей национальные ресурсы России коммунистической экспансии.

Глобальная внешняя политика СССР в той мере, как она проецируется на сегодняшнюю Россию, "ужалась" до масштабов континентальной - рассчитанной главным образом на Евразию. При этом как держава преимущественно сухопутная, материковая Российская Федерация имеет шанс реализовать шанс для становления в качестве одной из главных опор стабильности в глубинных континентальных пространствах, проецирование на которые традиционно прибрежно-островного стабилизирующего присутствия США объективно затруднено. Возникает возможность нового российско-американского стратегического партнерства на основе сближения фундаментальных ценностных ориентиров обеих стран и их взаимодополняющих функций в континентальной подсистеме.

Вместе с тем, "сжатие" международно-политической роли России должно быть "рациональным" - точно соотносимым с ее ограниченными внешнеполитическими ресурсами, но одновременно не "опережающим" по отношению с ее реальными геополитическими интересами. Скажем, при всей важности преференциальных партнерских отношений с Европой Сообществ, Россия не может строить свою внешнюю политику по западноевропейским лекалам - как, заметим, вполне могут "среднеевропейские" Белоруссия или Украина. Просто потому, что доминируя в российском государственном "я", европейское содержание его, тем не менее, не исчерпывает. Россия обладает мощным пластом внеевропейских интересов, партнерами по защите которых для нее могут быть либерально-демократические страны с аналогичным российским, евро-азиатским (США) или азиатским (Индия, Япония, при благоприятным условиях и Казахстан) контуром национальных интересов.

Выход России из геополитического поля тоталитаризма означал резкое расширение демократического пространства мировой политики на восток. Фактически произошел качественный сдвиг границ европейской цивилизации с характерным для нее тяготением к экономическому и политическому либерализму и демократии. Новые вызовы миру, стабильности и процветанию для всего континента так или иначе сконцентрированы сегодня к юго-востоку от российских пределов. И в той мере как евроатлатическое сообщество заинтересовано в их сдерживании, ему требуется достаточно сильная, демократическая Россия.

Лишившись статуса одного из двух глобальных полюсов силы, Россия получила лучший шанс на международное признание своей позитивной миросистемной роли - роли стабилизирующего геополитического рубежа между тяготеющим к внутренней соединенности "Северо-Западом" и меняющим конфигурацию конфликтующим "Юго-Востоком". Эта роль подчеркивается возрастающим давлением на устойчивость международной системы со стороны исламского экстремизма и неопределенностью политического выбора последнего коммунистического гиганта - Китая.

В известном смысле, Западная Европа заинтересована в России даже больше, чем, возможно, Россия в ней. При всех обстоятельствах для России не стоит задача "укрыться" от потенциально грозного Востока подобно тому, как Европа избегает влияния иракского шиизма, "заслонившись" от него вестернизированной Турцией; или как она может "спрятаться" от агрессивного азиатского национализма, конфликтности и религиозной нетерпимости за Россией.

Быть опорой стабильности в Центральной Евразии - это не только тяжелый, но неизбежный жребий, но и открывающаяся перспектива возрождения авторитета России - исторический шанс, от которого, при психологических, политических и иных выигрышах, между прочим, отказались другие славянские республики, прежде всего Украина, лишившаяся прямого соприкосновения с Востоком и тем обрекшая себя на роль другой Румынии или Польши.

Задача возрождения России в сфере внешней политики состоит из двух частей. Первая - это правильная постановка задач. Вторая - обеспечение их совместимости с партнерами по международному сообществу. Россия до сих пор не решила первую -во многом из-за боязни быть обвиненной в национализме и возрождении "имперских амбиций".

Между тем, оставив, наконец, претензии на возможность полного совпадения интересов России и всех развитых членов мирового сообщества, российская дипломатгя пытается заявить о наличии у новой, демократической России специфических национальных интересов в сфере международной политики и ясно их очертить.

Основная сложность момента состоит в том, чтобы не впасть в новую крайность - проповедь несовместимости российских традиций с общими закономерностями социального и международного развития, отрицание необходимости всестороннего, хотя обязательно взаимовыгодного сотрудничества с Западом, вольную или невольную пропаганду самоуглубленности и пренебрежения достигнутым передовыми странами мира. Сочетание российской культурно-традиционной специфики, особенностей национальной психологии и восприятия с неослабным стремлением реформировать страну в контексте тенденций общемировых трансформаций - исходная точка требующегося нам национально-либерального мышления.

Россия может и должна занять достойное место в ряду передовых стран мира, который сегодня так или иначе объективно обязан своими успехами Западной цивилизации. Оставляя в стороне вопрос о том, насколько правомерно считать Россию ее частью, ошибкой было бы недооценивать это обстоятельство при выборе внешнеполитических ориентации страны.

Конечно, партнерство с мировым центром не может строиться на одних только общих идейных установках; чтобы быть прочным оно должно базироваться на многократно взвешенных материальных интересах - интересах самой России в первую очередь. Вот почему представляется, что разумный, сдержанно-либеральный национализм - закономерный и неизбежный спутник нынешнего этапа конструирования нового российского "я", которое будучи демократическим не может не быть национальным. Советский этап внешней политики России, носивший гордое название "глобальный", закончился. Молодая российская демократия - перед перспективой освоения новой, переосмысленной и более скромной роли в мировой политике. Окажется ли наступающий этап "континентальным" или российское влияние будет и дальше падать - зависит в первую очередь от самой России, от ее способности стать в один рад с передовыми индустриальными демократиями.