§ 3. Роль права в осуществлении власти

Власть не содержит в себе собственного источника силы, и о могуществе власти можно говорить лишь в той мере, в которой она способна соединить людей в сообщество, а сообщество - с законами социальной жизни, порядком, соответствие которому гарантирует устойчивость социальных и политических институтов. Стало банальным высказывание о том, что на штыках можно прийти к власти, но удержать ее, опираясь на штыки, - нельзя.

У власти есть свое предназначение, которое в общем виде можно определить как гармонизацию человеческих отношений. Роль права, следовательно, состоит прежде всего в том, чтобы обеспечивать соответствие власти этому предназначению. Власть, переставшая выполнять эту задачу, уступает место другой. Право оформляет этот процесс - не только посредством регламентации процедуры перехода власти от одних субъектов политической жизни к другим, например, устанавливая порядок выборов в государственные органы власти, учреждая наследственную власть или закрепляя в нормативных актах итоги государственного переворота, но и определением целей власти, принципов ее деятельности и детальным регулированием всей сферы политических отношений. Даже диктатура, которая по определению есть ничем не ограниченная власть, нуждается хотя бы в минимальной регламентации, например, в определении целей, противников и задач, без чего она лишается социальной поддержки.

Стало быть, роль права в осуществлении власти заключается в создании механизма ее отрицания и предоставлении возможности воспользоваться этим механизмом всем тем, кому покровительствует власть и чьи интересы она выражает. По-настоящему власть становится легитимной лишь в пространстве права, власть санкционируется правом, хотя, с юридической точки зрения, все выглядит совершенно иначе: власть санкционирует нормы.

Власть, утратившая свои основания, не способна придать силу исходящим от нее распоряжениям. Весь прогресс европейской государственности можно свести к краткой формуле: подчинение власти праву. Право предохраняет власть от самоуничтожения и распада прежде всего тем, что обязывает ее к социальному творчеству. Власть творит социальный мир, устраивая его так, чтобы люди ощущали свою причастность друг к другу. Для этого власть организует формы разнообразного сотрудничества людей, облекая их интересы в правовые возможности. Право охраняет власть, когда устанавливает ответственность за ее бездействие и произвол. Неспособные к социальному творчеству политики должны покинуть государственные посты, если их бездействие оборачивается для общества возрастанием напряженности и увеличением списка нерешенных проблем. Но и конструктивное вмешательство в жизнь гражданского общества для власти чревато серьезными последствиями, если оно сопряжено с произволом, нарушением установленной процедуры, поскольку действия власти становятся неподконтрольны гражданскому обществу.

Благодаря праву, которое содержит в себе меру свободы, власть использует социальную активность населения, дозируя ее сообразно интересам общества и государства. Власть нуждается в социальной энергии, поскольку без предпринимательской, политической, культурной и духовной Деятельности людей отпадает потребность в каком бы то ни было управлении, подобно тому, как нежелание крутить педали велосипеда автоматически лишает велосипедиста возможности управлять им с помощью руля. Любой политический режим, включая деспотический, существует благодаря тем, из чьих поступков складывается социальная структура.

Однако свобода не является в праве самоцелью. Поскольку власть не обладает безграничными ресурсами, она поощряет социальную активность в той мере, в которой способна ее "переварить". Закрепощение социальной активности, ущемление личных прав и свобод, страх инициативного поведения свидетельствуют о том, что власть почувствовала дезинтеграционные процессы в обществе. Становление тиранической, деспотической власти можно расценивать как характеристику общества, в котором общие для всех ценности перестают быть таковыми. И в этом смысле каждый тиран действует в интересах целого. Культ вождя, фараона, царя или фюрера призван восполнить недостаток факторов , интегрирующих людей в сообщество. Чем слабее связи между отдельными слоями общества, тем сильнее оно испытывает потребность в политической централизации. Поэтому, кстати сказать, распад Советского Союза некоторыми политологами предвосхищался наряду с усилением авторитарных тенденции в советском обществе28.

Правовой статус личности, в особенности гражданские и политические права, служит власти тем инструментом, с помощью которого она контролирует уровень свободы и политической активности. Этот же институт лежит в основе формирования политической воли, которая может быть определена как сущность всякой власти. Нет власти, которая бы не содержала в себе волю к чему-то. Власть заключает в себе стремление, ее природа такова, что она всегда чего-то хочет достигнуть.

Право участвует в формировании политической воли благодаря тому, что содержит в себе условия ее обнаружения и конституирования. Если есть право, то власть возможна лишь как власть закона. Двоевластие права и политики невозможно, ибо противопоставление политической воли закону уничтожает последний.

В правовом государстве воля, выраженная посредством права, носит абсолютный характер, подобно тому как в неправовом государстве абсолютный характер имеют политические решения монарха или иного властвующего субъекта. Идеальная ситуация, которую можно себе представить относительно взаимоотношений политической воли и права, состояла бы в следующем: право создает предпосылки формирования политической воли, которая нацелена на достижение общих интересов. Здесь право всегда обладает политической ценностью, ибо оно позволяет власти делать лишь то, что соответствует интересам всех слоев общества.

Чаще, однако, встречается другой вариант: политическая воля, оформившись благодаря праву, стремится к уничтожению права и законности. В этом случае образуется замкнутый круг. Или власть уничтожит право и те демократические процедуры, благодаря которым она стала реальностью, или, чтобы сохранить законность, надо уничтожить власть. И в том, и в другом случае в столкновении с политической волей право гибнет.

В последнем варианте мы видим раздвоение коллективной воли, коль скоро признаем, что она может быть выражена не только в праве, но и вопреки ему. Поэтому задача правовой политики состоит в том, чтобы отождествить в общественном сознании государственную волю с правовой. Иначе говоря, правового государства не существует без убеждения в том, что вне правовой процедуры никакой воли нет. Право, как и справедливость, существует лишь как общее достояние, оно не может быть чьим-то. Любые попытки оговорить результат правовой процедуры, что мы видим на примере противопоставления праву некой "народной" или "государственной" воли, подрывают игровые основания права, без которых оно превращается лишь в декорацию политической схватки, в которой победитель уже предопределен, но еще не назван. Нельзя всерьез говорить о демократии, если при этом предписывают народу "чего хотеть". Нельзя говорить о правосудии, если от суда ждут вполне определенного решения. Правовая жизнь, следовательно, возможна лишь при готовности политических сил признать свое поражение, не расценивая его как приближение конца света. Склонность политических деятелей и отдельных социальных слоев к решительным политическим переменам вопреки конституционности и законности, помимо неспособности принять игровое начало жизни, обнаруживает также и особое видение временного пространства, где местонахождение субъекта всегда определяет собою начало новой жизни. "Отныне все будет по-другому!" - таков лейтмотив революции и государственных переворотов. Требование законности, конституционной преемственности, напротив, являет собою другую установку политического и правового сознания. Здесь временное пространство лишено дискретности, прошлый опыт не теряет своей актуальности. Все содеянное властью остается в зоне видимости, в силу чего требования законности после свержения неугодного правительства неубедительны и двусмысленны.

Таким образом, право не только побуждает власть к социальному творчеству, содействует формированию политической власти, но и вписывает политику во временной контекст, в котором политики оказываются лицом к лицу не только с будущим, но и с прошлым. Право обязывает власть быть консервативной, т.е. подчиненной традициям и исторической перспективе. Халиф на час в праве не нуждается. Право отрезвляет политических реформаторов, и в этом качестве оно служит непременным условием вхождения политики в область культуры, обеспечивающей преемственность социальной жизни.