§ 3. Право как утопическая реальность

XX век вошел в историю как кризис идеи государственности и права. Доживали свой век последние монархии, а те из них, которые сумели сохранить себя, превращались в фикцию, внешнее украшение гражданского общества.

Демократия также переживала нелегкие времена. Власть народа оказалась мифом. Ветви власти утрачивали свою легитимность, сакральность и эффективность. Принцип силы стал определяющим как во внутриполитической жизни, так и в межгосударственных отношениях. В 20-е и 30-е годы во многих странах утвердились тоталитарные режимы власти, и даже там, где демократия имела прочные традиции, отход от правовой культуры все же имел место: упрощение правовых процедур, "охота на ведьм", введение "опасного состояния" в качестве одного из оснований ответственности и т.п.

В этой новой для права и власти ситуации обычные формы правовой жизни обессмысливались. Наказание стало губительным, поскольку калечит судьбы людей, не улучшая ни преступника, ни общество. Решения конституционного суда катастрофичны, поскольку, следуя букве закона, игнорируют политическую реальность и усугубляют тем самым напряженность во взаимоотношениях различных сил. Брак превратился в обычную сделку собственников...

Следствием глобального кризиса государственности явились разнообразные теории, в которых ученые пытались выйти из порочного круга. Одни доказывали право государства на насилие и наказание, что было бы излишним для современников Гоббса и Монтескье, другие выступали за "юстицию причастных" и отказ от насилия в правовой политике9. В России с крушением партократического режима политики оказались лицом к лицу с ситуацией аномии, без-нормативности, чреватой утратой общих норм и ориентиров, ссылаясь на которые можно бы интегрировать общественные усилия и сохранить государственность.

Иначе говоря, в XX столетии стала возможной постановка вопроса об утопичности самого права. Не является ли право свойством и продуктом утопического сознания?

Право ставит перед собою цель, свойственную всякой утопии, -гармонизировать взаимоотношения личности и общества.

Право, как и утопия, претендует на объективность и универсальность. Оно содержит в себе стандарты, полагая, что их значение и смысл одинаковы для всех живущих.

Право, как и утопия, стремится оторваться от реальности, игнорируя подчас жизненное содержание события. Так, закон может назвать трудовым договором то, что на самом деле свободным волеизъявлением сторон не является. Закон устанавливает награды, которые воспринимаются в обществе как позор.

Наконец, право претендует стать самостоятельной реальностью, не подчиняющейся социальной. Сегодня, например, категорию "правоотношение" многие юристы рассматривают как факт, объективное свойство события или поступка. Этот взгляд можно уподобить точке зрения врача, рассказавшего вам о том, что он только что был занят больным, поступившим с температурой. Температура - условность, с помощью которой врачи пытаются установить степень отклонения от нормы. В действительности нет ни градусов, ни параллелей, ни полюсов. Нет и правоотношений. Сколько бы мы ни рассматривали рубашку, мы не определим ни ее цены, ни правового статуса ее обладателя. Вещь становится собственностью не на социальном уровне бытия, а на правовом. Вся правовая жизнь являет собою параллельный мир, где с людьми происходят удивительные события: субъекты разнонаправленных, а то и исключающих друг друга интересов обретают единение, противники подписывают устраивающий друг друга договор, разнокачественные объекты признаются тождественными. В праве мы видим альтернативу своему социальному бытию и готовы войти в эту новую реальность ценой отказа от самих себя и вопреки рассуждениям здравого ума.

Если утопическое сознание - это ложное сознание, то право как следствие утопического мышления - ложная реальность. В праве ценится не то, что есть, а то, что должно быть.

Сходство черт утопического и правового мышления уже было отмечено в современной литературе10. Однако выводы из этого утверждения сформулировать довольно сложно, понятийный аппарат философии права для этих задач еще не создан. Пока лишь можно констатировать, что способность к правовой жизни находится в зависимости от развитости утопического сознания, от способности человека принять за истинное бытие то, что, возможно, таковым не является. Благодаря утопическому сознанию право получает пространство своего бытия, в котором преображаются значения предметного, материального мира. Это вновь возвращает нас к игровому началу права: человек, лишенный игровой культуры, обречен на то, чтобы постоянно спотыкаться, встречая на своем пути условности и фикции правовой жизни.

Человек всегда находится в какой-то точке мирового пространства, которое внутренне неоднородно. Его социальное бытие открывает одни горизонты, а его правовое положение обнаруживает совсем иные перспективы. Подобно тому как человек, плывущий по реке на плоту, одновременно пребывает в движении и покое, субъект права также пронизан силовыми линиями, имеющими различное происхождение и траекторию. То, что право именует "бездействием", в физическом мире воспринимается как быстрая езда на автомобиле с места происшествия, а в социальном - как внутреннее перерождение человека, ставшего в один миг мерзавцем. И наша способность к расчлененному восприятию события позволяет не усматривать противоречия в том, что некто бездействует, убегая, что оставаясь самим собой, он в то же время изменяется.

Утопическое сознание моделирует смысловое пространство права и тем самым обеспечивает правовой жизни внутреннюю динамику и развитие.