§ 6. ЦЕЛИ НАКАЗАНИЯ В СОВЕТСКОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ

Понятие целей наказания в обобщенном виде сформулировано в советской уголовно-правовой литературе. «Цели наказания в советском уголовном праве — это те конечные фактические результаты, которых стремится достичь социалистическое государство, устанавливая уго­ловную ответственность, осуждая виновного в совершении преступле­ний к той или другой мере уголовного наказания и применяя эту меру»154.

В законе цели лишь перечислены в ст. 20 Основ. Однако в связи с ее неудачной формулировкой («наказание не только является карой за совершенное преступление, но и имеет целью...») учеными они опре­деляются неодинаково. Исходя из текста статьи, они выделяют: а) исправление и перевоспитание осужденных; б) предупреждение совер­шения новых преступлений осужденными; в) предупреждение соверше­ния новых преступлений другими лицами. При этом подчеркивается, что каждая из указанных целей носит самостоятельный характер, имеет свое содержание, но в то же время они взаимосвязаны между собой.

М. Д. Шаргородский полагал, что целью наказания является только предупреждение преступлений (общее и специальное). Все

151          Заседание  Верховного  Совета  СССР  IV  созыва   (шестая  сессия).  Стено­

графический отчет. М.. 1957. С. 51?

152          Заседание   Верховного   Совета   СССР   V   созыва   (вторая   сессия).   Стено­

графический отчет. М., 1959. С. 511.

153          См.: Известия. 1969. 12 июля;  1969. 28 августа.

154          Курс  советского уголовного  права.   В  5-ти  томах.  Т.  2.  Л.,   1970.   С.  201.

Следует  отметить  необоснованную  критику  этого  определения   Б.   П.   Золотовым.

Он  упрекает  М.  Д.   Шаргородского  в том,  что  оно якобы  отражает достижение

конечных   результатов.   «А   поскольку   цель   никогда   не   равна   результату   (она

может   быть   шире,   уже   его),   видимо,   речь   должна   была   идти   о   стремлении,

направленности   на   достижение   определенных   результатов,   а   не   о   самих   ре­

зультатах»   (Золотое  Б.   П.  Указ,  работа.  С. 92.).  В дефиниции  говорится  о тех

результатах,    к    которым    стремится    государство    при    применении    наказания,

то есть о цели, а не о фактических достижениях.

47

же остальное: принуждение (угроза, устрашение) и убеждение (вос­питание) — это средства, которыми достигается желаемая цель155. А. А. Герцензон же считал, что цель частного предупреждения не имеет самостоятельного значения. Она подчинена цели исправления и перевоспитания осужденных158.

Принципиальным является вопрос о признании или отрицании кары как цели наказания в советском уголовном праве, вызвавший острую дискуссию, продолжающуюся и поныне. Ему, надо сказать, посвя­щена обширная литература. Большинство советских ученых (А. А. Пионт-ковский167, М. Д. Шаргородский158, И. С. Ной159 и др.) последовательно выступают против понимания кары как цели наказания. Другие же (Н. А. Беляев160, И. И. Карпец ), придерживаются противоположной точки зрения. Некоторые авторы, не вступая в полемику, связывают кару либо с сущностью наказания (Н. А. Стручков162, 3. А. Астеми-ров , А. Е. Наташев164, П. П. Осипов165), либо с принципами наказа­ния — справедливости и соразмерности наказания содеянному (М. М. Ба­баев166).

Поскольку этот вопрос имеет не только теоретическое, но и поли­тическое и практическое значение, целесообразно, на наш взгляд, рассмотреть его более подробно.

Под карой как целью наказания Н. А. Беляев, например, понимает причинение правонарушителю страданий и лишений в качестве возмездия за совершенное преступление. При этом он предупреждает: понятие «кара», «возмездие» не отождествляется с понятием «месть», в них вкладывается иное содержание по сравнению с аналогичными терми­нами в религиозной литературе. Наказание выступает как возмез­дие тогда, когда страдания и лишения причиняются лицу за совершение деяния с целью удовлетворения чувства справедливости общества167.

155          См.: Шаргородский М. Д. Указ, работа. С. 33. См. также:  Ковалев М. И.,

Фролов   Е. А.,   Ефимов  А. Е.   Основы   уголовного  законодательства   Союза   ССР

и союзных республик. Свердловск, 1960. С. 126.

156          См.:   Герцензон   А.   А.   Основные  положения  Уголовного  кодекса   РСФСР

1960 года. М., 1961. С. 19—20.

157          См.: Курс советского уголовного права. В 5-ти томах. Т. 2. Л., 1970.

158          См.: Шаргородский М. Д. Указ, работа.

159          См.:   Ной  И. С.  Вопросы теории  наказания  в  советском уголовном  праве.

Саратов.   1962; его же. Сущность и функции уголовного наказания в Советском

государстве. Саратов, 1973.

160          См.:   Беляев   Н.  А.   Цели  наказания  и  средства  их достижения  в  испра­

вительно-трудовых учреждениях. Л., 1963.

161          См.: Карпец И. И. Индивидуализация наказания. М., 1961.

162          См.: Стручков Н. А. Указ работа.

163          См.: Астемиров 3. А. Уголовная ответственность и наказание несовершенно­

летних. М., 1970.

164          См.:    Наташев   А.   Е.,   Стручков   Н.   А.   Основы   теории   исправительно-

трудового права. М., 1967.

165          См.:    Осипов    П.    П.    Теоретические    основы    построения    и    применения

уголовно-правовых санкций. Л., 1976.

166          См.:    Бабаев   М.   М.   Индивидуализация   наказания   несовершеннолетних.

М., 1968.

167          Беляев Н. А. Указ   работа. С. 27.

48

Обоснованные, на наш взгляд, возражения привел Н. А. Стручков: утверждения Н. А. Беляева были бы приемлемы, если бы чувство справедливости общества удовлетворялось в каждом случае применения наказания168. От себя заметим: а как быть в том случае, когда нака­зание назначено в строгом соответствии с законом, но в силу большого общественного резонанса преступления не воспринималось окружающи­ми как справедливое? Означает ли это, что наказание не достигло цели? Думается, указанное обстоятельство хотя и влияет иногда на мотивы применения наказания, его вид и размер, но не превращает возмездие из признака в цель. Сказанное ни в коей мере не означает, что общественным мнением можно пренебрегать. М. И. Калинин под­черкивал: «судебный приговор не должен резко расходиться с мнением и правовым чувством народа на данное преступление и на данное на­казание, ибо в противном случае он не окажет воспитательного и политического влияния»169. В то же время наказание 'не должно быть продиктовано чувством мести, уже поэтому не соответствующим социальной справедливости.

Установление принципа соответствия строгости наказания тяжести преступления можно объяснить только тем, считает Н. А. Беляев, что перед наказанием, кроме цели исправления преступника и пре­дупреждения преступлений, ставится также цель кары осужденного. Чем более тяжелый ущерб причиняет или стремится причинить преступ­ник обществу, тем более тяжкими страданиями и лишениями он должен искупить свою вину перед ним170.

Это утверждение было бы справедливым, если бы такая жесткая зависимость между деянием и назначаемым наказанием действительно су­ществовала. Санкция статьи, бесспорно, служит отражением общест­венной опасности преступления: чем посягательство опаснее, тем боль­шее наказание предусмотрено. Однако уголовное право наделено механизмом ее «корректировки» применительно к конкретному лицу и с учетом многих обстоятельств: наличие относительно определенных, альтернативных санкций, возможность избрать наказание ниже низше­го предела или иного наказания, чем предусмотрено в законе, а также конкретных обстоятельств совершения преступления, данных о личности виновного и т. д. Тяжесть совершенного преступления учитывается наряду с другими обстоятельствами (например, со смягчающими), но не вопреки им.

Возмездный характер наказания требовал бы абсолютно определен­ных санкций, от которых законодательство по существу отказалось. Кроме того, существование кары как цели наказания было бы несовме­стимым с принципом его индивидуализации. Как правильно заметила Н. С. Лейкина, «мерилом наказания должно быть и преступление, и

личность преступника»171.

Назначение неодинакового наказания за два аналогичных преступ­ления, при прочих равных условиях причинивших различный вред, объясняется постановкой перед ним, конечно же, иных целей, но не кары: во-первых, специальной превенции, во-вторых (и это главное), предостережения других от подобных действий (общей превенции).

168          См : Стручков Н. А. Указ, работа. С  61.

169          Калинин М. И. Указ, работа. С. 87—88.

170          Беляев Н. А. Указ, работа. С. 32.

171          Лейкина   Н.   С.   Личность   преступника   и   уголовная   ответственность.   Л.

1968. С. 98.

49

Суд от имени государства предупреждает всех о возможных неблагоприят­ных последствиях, размер которых зависит и от тяжести содеянного. Иначе снижалось бы общепредупредительное значение уголовного на­казания.

Против использования уголовной репрессии в угоду только обыден­ному сознанию выступал Н. В. Крыленко: «Репрессии для репрессии мы применять не можем. И прежде всего репрессии в качестве мести за что-нибудь в порядке доставления нравственного удовлетворения отдельному лицу или обществу в целом мы применять не можем»172.

Если не признавать кару в качестве одной из целей наказания, то, считает Н. А. Беляев, невозможно обосновать необходимость эле­ментов лишения и страдания в наказании. Думается, ошибка автора заключается в том, что следствие выдается за само явление. Нака­зание, будучи понятием правовым, не может быть ни лишением, ни страданием. Его назначение влечет страдания осужденного, но только способом, дозволенным законом. Так, лишение свободы предполагает изоляцию преступника (в силу этого он не может свободно передвигать­ся, выбирать место жительства; прерываются связи с семьей, с опреде­ленной социальной микросредой и т. д.). Ему запрещается иметь наличные деньги и т. д. Исправительные работы ограничивают осужденного в трудовых правах. Однако не все наказания связаны со стра­даниями преступников.

Впоследствии Н. А. Беляев несколько изменил свою позицию: «Эта группа ученых (к которой автор относит и себя. —А. Ч) ...ут­верждая, что кара является целью наказания, имела в виду то, что наказание наряду с другими целями преследует и удовлетворение чувства справедливости советских граждан. Таким образом, спор сводится к решению вопроса: является ли одной из целей наказания удовлетворение чувства справедливости»173. Таким образом, автор по существу ставит знак равенства между карой и чувством справедли­вости.

В   своих   рассуждениях   Н.   А.   Беляев   исходит' из   следующего.

Полемизируя с М. Д. Шаргородским, утверждавшим, что в основе

отношения  к  наказанию  как  возмездию лежат  чуждые  нам  идеалисти­

ческие,    как   правило,   религиозные   взгляды,    автор   заявляет:    мнение

оппонента  не соответствует  истории  развития  концепции  наказания  как

возмездия,   не   отражает   результата   перенесения   идеи   справедливости,

порожденной    жизнью,    на    область   борьбы   с    преступностью.

Ссылка    на    то,   что   современные   буржуазные   законодательные

органы   и   ученые   признают   кару   целью   наказания   и,   следовательно,

эта   позиция   для   нас   неприемлема,   не   может   быть   признана   убеди­

тельной.  Такие задачи  карательной политики,  как исправление  преступ­

ника,   общее   и   частное   предупреждение,   упоминаются   во   многих   бур­

жуазных   уголовно-правовых   теориях,   а   об   исправлении   говорили   еще

древнегреческие  философы   (например,   Протагор),   однако  только   из-за

этого никто от них не отказывается.

Постановка  вопроса:   кара  есть  содержание  наказания  и  поэтому

не   может   быть   его   целью — неправильна   с   точки   зрения   диалекти­

ческого  материализма.   Нельзя  одно  явление   рассматривать  только  как

средство, а другое — только как цель: одно и то же явление может быть

172          Цит. по: Революция права. М., 1929. С. 97.

173          Беляев   Н.   А.   Уголовно-правовая   политика   и   пути   ее   реализации.   Л.,

1986. С. 114.

50

одновременно и целью, и выступать в качестве средства достижения другой цели.

«По нашему мнению, суть дела заключается в том, что наказа­ние должно применяться и страдания должны причиняться преступни­ку не только в целях его исправления и перевоспитания, но и для удовлетворения чувства справедливости советских граждан, оскорбленного совершением преступления»'74.

Существо полемики Н. А. Беляев предлагает свести к ответу на вопрос: нужно ли к наказанию подходить чисто утилитарно и при его применении стремиться к достижению целей исправления и перевоспи-ния, общего и частного предупреждения или необходимо, кроме того, учитывать чувственную, эмоциональную сторону воздействия и доби­ваться, чтобы оно удовлетворяло еще и чувству справедливости? Сам автор отвечает на него положительно, исходя из того, что чувство удовлетворения от причинения страданий человеку, совершившему преступление, имеется не только на уровне сознания отдельных лиц, но и на уровне общественной психологии. Правда, каких-либо эмпи­рических данных Н. А. Беляев не приводит, ограничиваясь ссылкой на верное утверждение других ученых, но относящееся, по нашему мнению, к иному аспекту наказания. В частности, И. Е. Фарбер, чью точку зрения поддерживает автор, писал: «Советский закон определяет уголовную ответственность за преступное деяние и наказание за него. Наказание можно изучать с различных сторон: его содержание, взаимо­отношение личности и общества, его цели и пр. Важна психологическая сторона наказания, чтобы оно воспринималось в массовом правосознании как справедливая мера общественного воздействия. Для этого нужно знать законы соразмерности наказания с преступлением, а эти законы лежат в сфере общественной психологии, и особенно, в правовых чувствах»175. На наш взгляд, это высказывание не делает позицию Н. А. Беляева более доказательной, так как из него не вытекает, что удовлетворение чувства справедливости есть цель уголовного на­казания.

Чтобы показать ошибочность исходного положения Н. А. Беляева, мы вынуждены воспроизвести еще две цитаты, используя которые, он упрекает их авторов в непоследовательности, в нежелании из пра­вильных положений сделать якобы правильные выводы. Так, в курсе уголовного права сказано: «Марксизм никогда не отрицал роли и значения категории справедливости в борьбе за установление социа­листического и коммунистического общества, но он всегда вкладывал в нее свое особое содержание»176. Второе высказывание принадлежит И. С. Ною: «Являясь важным элементом наказания, кара выступает мерилом справедливости наказания и поэтому за более опасное преступление следует и более тяжелая кара. Справедливость же наказания необходима как для достижения цели исправления и пере­воспитания, так и для осуществления общей превенции»177.

174          Беляев    Н. А.    Уголовно-правовая    политика    и   пути    ее   реализации.    Л.,

1986. С. 115.

175          Фарбер   И.   Е.   Правосознание   как   форма   общественного   сознания.   М.,

1963. С. 93—94.

176          Курс  советского  уголовного  права.   В  5 ти  томах.   Т.   3.   Л.,   1970.   С.   36.

177          Ной    Н. С.    Сущность    и    функции    уголовного    наказания    в    Советском

государстве. Саратов, 1973. С. 61.

51

По С. И. Ожегову «справедливость», «справедливый» означают «действующий беспристрастно», в соответствии с истиной; осуществляе­мый на законных и честных основаниях; истинный, правильный178.

В философской литературе отмечается: «справедливость — понятие морального сознания, характеризующее меру относительного соответст­вия различных явлений и поступков моральным ценностям, принятым в данном классе или обществе»179. Выделяются три элемента спра­ведливости: мера воздаяния; мера требования; правильность оценки.

Воздаяние имеет ярко выраженный классовый характер, затрагивает реальное положение личности, класса в обществе. Этот элемент осно­вывается на сознании того, что каждый человек имеет право на определенные блага (на жизнь, личную неприкосновенность, уважение его человеческого достоинства и т. д.). Несправедливость состоит в нарушении человеческих прав, справедливость — в их охране. «В нравственном аспекте «воздаяние» означает вознаграждение или нака­зание человека со стороны общества, класса, коллектива других людей за совершенные ими действия в соответствии с их моральной цен­ностью» .

Справедливость, будучи выражением отношения человека к человеку, к социальной общности, выступает и мерой моральной требователь­ности к личности со стороны общества. Эта категория оценочная. Справедливость в качестве оценки неотделима от ценности. Справедли­вая оценка, являясь одним из способов воздействия на поведение людей, указывает на то, что действия и поступки ценны для класса, личности. Справедливость выражает и правомерность оценки. При социализме это означает предъявление одинаковых моральных требова­ний ко всем, оценку поступков, фактов, явлений под углом зрения одного морального критерия.

Таким образом, Н. А. Беляев допускает методологическую ошибку. Справедливость выступает характеристикой назначенного наказания, которое является таковым только тогда, когда оно законно, целесооб­разно, экономно и гуманно181. Справедливость означает конечную цель деятельности суда по назначению наказания: характер и степень общественной опасности преступления, личность обвиняемого и обстоя­тельства дела, смягчающие и отягчающие его ответственность, будут являться средством достижения этого.

В соответствии со ст. 2 УПК РСФСР перед судопроизводством стоит задача быстро и полно раскрыть преступление, изобличить виновных и обеспечить правильное применение закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому нака­занию. Явная несправедливость наказания, согласно ст. 347 УПК РСФСР, является основанием к отмене или изменению приговора.

178          См.:   Ожегов   С.   И.   Словарь   русского   языка.   М.,    1981     С.   674.

179          Бербешкина  3.   А.   Справедливость  как  социально-философская   категория

М., 1983. С. 110.

180          Там же. С. 112.

181          См.:   Кру!ликов   Л.   Л.   Уголовно-правовые   средства   обеспечения   справед­

ливого  наказания.   Ярославль,   1986.   С.   12.   С.   Г.   Келина   выделяет  три  уровня

справедливости:    назначенного    наказания;    санкции    статьи;    круга    преступных

деяний   (учет   представления   о   справедливости   и   несправедливости   при   крими­

нализации или декриминализации деяний). См.:  Келина С.  Г. Значение принципа

справедливости   для   уголовной   политики//Криминология   и   уголовная   политика.

М., 1985. С. 42—43.

52

Таким образом, авторы приведенных выше высказываний исходят именно из такого понимания справедливости, никак не связывая ее с целью наказания, следовательно, оснований для их критики у Н. А. Бе­ляева не было.

Приоритет отнесения кары к целям наказания по действующему

законодательству принадлежит И. И. Карпецу, последовательно за­

щищающему это положение. Поэтому рассмотрение его позиции пред­

ставляет особый интерес. По его мнению, при анализе проблемы необ­

ходимо исходить из множественности целей наказания, одной из которых

является кара. Иллюстрируя данный тезис, автор ссылается на судебную

практику по делам рецидивистов, осуждавшихся пять и более раз и

продолжавших совершать преступления. «В отношении их цель исправ­

ления и перевоспитания не достигнута, но цель кары, цели защиты

общества и частное предупреждение действуют»182              <

Во-первых, отметим некоторую неточность рассуждений И. И. Кар-пеца. Если преступник после осуждения вновь совершает преступление, то можно ли говорить о достижении цели частного предупреждения? Во-вторых, задачи наказания не меняются в зависимости от того, кто осужден: лицо, впервые совершившее преступление, или реци­дивист. Различие проявляется в содержании наказания и его испол­нении, которое' назначается судом с учетом устойчивости антисоциаль­ной установки личности преступника. Иначе говоря, для достижения целей наказания в отношении рецидивистов необходимы такие сред­ства, которые не нужны для остальной категории преступников: более длительные сроки лишения свободы, соответствующий режим отбыва­ния наказания, особые условия досрочного освобождения и т. д. Если же встать на позицию И. И. Карпеца, то следует искать особые цели наказания и. в отношении иных категорий осужденных (совершивших преступление,по неосторожности, случайно, несовершеннолетних и т. д.). Однако наука и практика идут в другом направлении, по пути диф­ференциации способов достижения целей наказания.

И. И. Карпец критикует юристов, признающих, что наказание устрашает, за нелогичность их позиций. Любой вид устрашения пред­полагает, по его мнению, кару как цель.

Нельзя отрицать, что наказание устрашает. Однако устрашение, содержащееся в наказании, воздействует на преступника и на иных лиц, заставляя их воздержаться от совершения преступлений, то есть выступает в качестве средства достижения цели. Причем в отноше­нии осужденных устрашение «работает» на будущее: лицо, претерпевая наказание за содеянное, боится вновь подвергнуться ему и в связи с этим отказывается от совершения нового преступления. Других же устрашение удерживает от посягательств, Но в то же время есть две категории лиц, в отношении которых оно не действует. К первой отно­сятся граждане, которые в силу своей ценностной ориентации не совершают преступлений и поэтому не боятся наказания. Вторую категорию составляют лица, которые, наоборот, не боясь наказания, всту­пают в противоречие с уголовным законом. Таким образом, устра­шение, являясь свойством наказания, действует на людей неодинаково, как до. так и после совершения преступления. Стало быть, между карой как целью и устрашением как свойством наказания нет такой логической связи, о которой говорит И. И. Карпец.

182 Карпец   И.    И.   Наказание.   Социальные,   правовые   и   криминологические проблемы. М., 1973. С. 141.

53

«Голое» возмездие чуждо советскому уголовному праву. Соглашаясь с этим, И. И. Карпец в подтверждение своей позиции о каре как цели наказания пытается доказать, что наказание есть воздаяние. Но ведь воздается за что-то. Преступник наказывается за то, что он совершил. И сам автор подчеркивает, что наказание как воздаяние должно быть справедливым и целесообразным, не назначаться по принципу «злом за зло». Однако «за что» отнюдь не означает «для чего», «в каких целях». В данном случае основание наказания смешивается с тем результатом, к которому стремится правосудие при его применении.

Одним из доводов сторонников анализируемой концепции вы­ступает наличие в законодательстве исключительной меры нака­зания. И. И. Карпец, не соглашаясь с М. Д. Шаргородским, пи­савшим, что смертная казнь по своему содержанию является карой, она, безусловно, устрашает, но не имеет целью кару, задает вопрос: а какую же цель имеет такое наказание? Исправлять и перевоспитывать тут уже некого. О частном предупреждении тоже говорить не при­ходится. Значит, делает вывод автор, преследуется цель кары и общего предупреждения.

Конечно, ссылка на то, что смертная казнь является временной и исключительной мерой, сама по себе не дает ответа на поставленный во­прос; раз наказание применяется, значит оно преследует какие-то цели.

И. И. Карпец, безусловно, прав: вряд ли надо доказывать, что смертная казнь не преследует цели исправления и перевоспитания. В то же время, думается, и не целью кары обусловлено существова­ние наказания в виде смертной казни. «Если бы расстрел преступника был бы необходим как возмездие, санкции соответствующих статей должны были быть абсолютно определенными. Иначе невозможно объяснить, почему за одно и то же деяние одного следует казнить, а другому сохранить жизнь?»183. Между тем в УК РСФСР во всех статьях, предусматривающих смертную казнь, в качестве альтернативы указывается и лишение свободы, кстати, с различными минималь­ными сроками. Например, даже причинение смерти далеко не всегда влечет применение исключительной меры наказания.

Судебная  практика  строго придерживается  правила:   исключительная мера наказания назначается лишь тогда, когда имеется стечение обстоя тельств, особо отягчающих ответственность. Это неоднократно подчерки­валось   высшими   судебными    органами.    Кроме   того,   к   определенной категории лиц смертная казнь вообще не применяется.

Какая же цель преследуется при назначении этого наказания? Как уже отмечалось, И. И. Карпец полагает, что достижение общей превенции. Так же считает, например, и Б. П. Золотев, который, однако, отрицает при этом цель кары. По его мнению, кара здесь выступает как содержание наказания, занимая в нем большее место, чем в других его видах184.

Иную позицию занимает И. С. Ной, видя цель смертной казни в обеспечении специальной превенции. Исключая из числа целей нака­зания общее предупреждение, он поступает непоследовательно. Если иные виды наказаний воздействуют на других лиц, то почему в этом следует отказывать смертной казни?

183          Ной    И. С.    Сущность    и    функции    уголовного    наказания    в    Советском

государстве. Саратов, 1973. С. 75.

184          См.: Золотое Б. П. Указ, работа. С. 99.

54

Думается, что при применении исключительной меры наказания (как, впрочем, и других) ставятся две цели; специального предупреждения (преступник лишается физической возможности совершать новые преступ­ления) и общего предупреждения (оказывается воздействие на других лиц).

И наконец, отстаивая тезис о каре как цели, И. И. Карпец пишет: «При длительных сроках лишения свободы, несмотря, допустим, на то, что человек проявляет с достаточной очевидностью признаки исправления, он все же не освобождается от ранее установленного законом срока. Это говорит о том, что и здесь проявляется цель кары. Такая цель просматривается даже при таком, мы бы сказали, однократном, одномоментном наказании, как штраф (не снимая вопроса о достиже­нии главных целей — исправления и перевоспитания)»185. Здесь он не совсем точен. В отношении лиц, ставших на путь исправления, зако­ном предусмотрены нормы об условно-досрочном освобождении от наказания, о замене одного вида наказания другим и т. д. Вероятно, законодательство будет и дальше развиваться по этому пути, еще более дифференцированно подходить к исправительно-трудовому воз­действию. Кроме того, цели наказания взаимосвязаны, их нельзя рассматривать изолированно. И в данном случае не следует сбра­сывать со счетов цель общей превенции. Что касается штрафа, то он применяется в первую очередь для того, чтобы и сам виновный, и дру­гие лица, зная о неотвратимости наказания, воздерживались бы от совершения правонарушения, то есть в целях превенции.

И последнее. Признавая кару в качестве цели наказания, мы должны были бы констатировать: цели наказания шире целей уголовной ответственности, нарушив тем самым соотношение данных институтов.

Заканчивая анализ рассматриваемой концепции, еще раз подчерк­нем: «Кара —это средство, но не цель наказания»186.

Большинство юристов, исходя из ст. 20 Основ, в числе целей наказания называют исправление и перевоспитание. Причем некоторые специалисты различают два значения указанных понятий: во-первых, как результат определенного воздействия на лицо, совершившее пре­ступление, во-вторых, как специфический воспитательный процесс, протекающий в условиях исполнения наказания и применения мер испра­вительно-трудового воздействия187.

Надо сказать, что в понимании указанных терминов нет едино­душия. Некоторые ученые истолковывают исправление как цель нака­зания, а перевоспитание — как процесс, направленный на достижение этой цели.

Иначе раскрывает содержание исправления и перевоспитания Н. А. Бе­ляев: «Перевоспитание — это не только уничтожение таких свойств характера и личности, которые привели данное лицо к совершению преступления, но и воспитание у человека сознания, характерного для настоящих строителей коммунистического общества». Исправле­ние — «это та оптимальная задача, которая должна быть решена при исполнении наказания. Об исправлении преступника можно гово­рить тогда, когда под влиянием наказания в его сознании происходят

185          Карпец И. И. Уголовное право и этика. М., 1985. С. 191.

186          Кудрявцев   В.    Н.    Правовое   поведение:    норма   и   патология.   М.,    1982.

С. 258.

187          См.: Стручков Н. А. Указ, работа. С. 64.

55

изменения, при наличии которых преступник хотя и не превращается в активного, сознательного члена нашего общества, но уже стано­вится безопасным для общества»188.

И. Д. Перлов считал: «Исправить осужденного — значит сделать его безопасным для общества, исключить возможность совершенных им новых преступлений, полностью решить задачу частного предупреждения. Перевоспитать осужденного — значит в корне изменить его сознание, мировоззрение, полностью освободить от пороков, антиобщественных взглядов, сделать его высокосознательным и активным членом об­щества... Исправление входит в содержание понятия перевоспитания как составная часть его»189.

Против такого понимания исправления и перевоспитания возра­жал Н. А. Стручков. По его мнению, авторы, видя в перевоспитании достижение уровня коммунистической сознательности, переоценивают возможности наказания. Кроме того, такая позиция нелогична: если исправление часть перевоспитания, то вряд ли в законе нужно ссы­латься как на часть, так и на целое. Достаточно было бы назвать последнее. Но в законе указано и исправление, и перевоспита­ние190.

Ю. М. Ткачевский рассматривает исправление и перевоспитание как цель наказания и как воздействие на осужденных. Различие между анализируемыми понятиями заключается в глубине и объеме тех изменений, которые достигнуты в результате оказанного на преступни­ка воздействия. «При перевоспитании происходит коренная переделка сознания осужденного. Это возможно только при преодолении глу­боко укоренившихся антиобщественных взглядов, привычек и навыков» . Исправление же автор считает менее сложным и менее длительным процессом, связывая его с изменением лишь некоторых черт характера человека, отдельных, еще не глубоко укоренившихся антисоциальных привычек и побуждений.

Аналогичная точка зрения была высказана Н. А. Стручковым. В дальнейшем во всех своих работах он последовательно ее отстаивает. Автор указывает, что исправление и перевоспитание фиксируют ре­зультат, индивидуальный для каждого осужденного, но характеризующий­ся одним итогом: «лицо, отбывшее наказание, как минимум, больше не опасно для общества, более того, оно способно приносить обществу только пользу»192. Кроме того, рассматриваемые понятия приобретают немаловажное значение в процессе воздействия на лиц, совершивших преступление. При исправлении, по мнению Н. А. Стручкова, лич­ность в целом не нуждается в коренной переделке, необходимо из­менить к лучшему лишь некоторые его взгляды, привычки, навыки, а пере­воспитать человека — значит привить ему новые взгляды, представле­ния, привычки, в совокупности образующие личность. Однако, несмотря на различное содержание, исправление и перевоспитание осужденных, под­черкивает автор, являются двумя сторонами единого процесса193.

188          Беляев   Н.  А.   Цели  наказания  и  средства   их  достижения   в  исправитель­

но-трудовых учреждениях. Л., 1963. С. 46.

189          Перлов   И.   Д.   Исполнение   приговора  -в   советском   уголовном   процессе.

М., 1963. С. 120—121.

190          См.: Стручков Н. А. Указ, работа. С. 65.

191          Ткачевский   Ю.   М.   Советское   исправительно-трудовое   право.   М.,    1971.

С. 58.

192          Стручков Н. С. Указ, работа. С. 67, 68.

193          См.: там же. С. 67, 68.

56

По-иному истолковывает эти понятия И. С. Ной. С его точки зре­ния, исправление и перевоспитание находятся в одной плоскости и выражают результат исполнения наказания194. Вопросы исправления и перевоспитания он предлагал рассматривать в аспекте морального и юридического исправления. Под моральным исправлением подразу­мевается такое воздействие на осужденного, в результате которого он не совершает нового преступления не из страха перед законом, а потому, что это противоречит его новым взглядам и убеждениям, то есть предполагается превращение осужденного в примерного гражда­нина социалистического общества. По мнению автора, цели мораль­ного исправления не отличаются от воспитательных задач, решаемых Советским государством и общественностью в отношении этих граж­дан. Юридическое исправление видится И. С. Ною в факте несоверше­ния осужденным нового преступления.

Однако подобное утверждение методологически неверно и' теорети­чески несостоятельно. Эти категории неизвестны советскому законода­тельству. Не пользуется ими ни судебная, ни исправительно-трудовая практика.

В середине 60-х годов в ходе широкой дискуссии о целях нака­зания была высказана точка зрения о едином смысловом значении терминов «исправление» и «перевоспитание»190. И действительно, «испра­вить» означает сделать лучше, освободив от каких-либо недостатков, пороков, «перевоспитать» — воспитать по-новому, заново. Иными словами, исправиться — значит перевоспитаться, и наоборот, перевоспитаться — означает исправиться196.

В соответствии со схемой, графически отражающей влияние на­казания на предупреждение преступности, которая была предложена М. Д. Шаргородским, наказание, представляющее собой соединение кары и воспитания, воздействует на преступника средствами устра­шения и морального исправления. С их помощью оно способно достичь целей общего и специального предупреждения, причем последнее трактуется как ресоциализация197.

Н. А. Стручков предложил свою схему воздействия наказания на преступность, по которой, в противоречий с диалектикой, исправле­ние и перевоспитание являются средством самодостижения (хотя и наряду с другими целями)198.

Ряд ученых относят исправление и перевоспитание не к цели на­казания, а к средствам ее достижения199.

194          См.:  Ной  И. С. Вопросы теории наказания в советском уголовном праве.

Саратов, 1962. С. 41.

195          К новой жизни. 1966. № 1.

196          См.:  Словарь синонимов  русского языка.  М.,   1986.  С.  348.  В.   А.  Уткин

указывает, что из закона не вытекает различный смысл этих понятий, нет дока­

зательств,   что   их   разделение   имеет   юридическое   значение.   См.:   Уткин   В. А.

Наказание и исправительно-трудовое воздействие. Томск, 1984. С. 75.

197          См.: Шаргородский М. Д. Указ, работа. С. 47.

198          См.: Стручков Н. А. Указ, работа. С. 69.

199          См.:    Уголовный   закон.   Опыт   теоретического   моделирования.    М.,    1987.

С.   140;   Шаргородский   М. Д.   Указ,   работа.  С.  31;   Полубинская   С. В.   Соотно­

шение  общего  и  специального  предупреждения  как  целей   наказания:   Автореф.

дис          канд. юрид. наук. М., 1987. С. 8.

57

С. В. Полубинской предложено ввести в ст. 20 Основ в качестве самостоятельной цели воспрепятствование осужденному продолжать преступную деятельность. Предвидя возможную критику, автор указы­вает, что эта цель частично перекрывается целью специального пре­дупреждения200. На наш взгляд, воспрепятствование осужденному про­должать преступную деятельность полностью охватывается указанной ^ целью, является его частью.

При   определении   целей   наказания   надо,   по   нашему   мнению,   исхо­дить   из   социальных   функций   уголовного   права,   отдавая   приоритет специфическим уголовно-правовым функциям   (охранительной и социаль- ; но-превентивной).

В соответствии со ст. 1 Основ задачей советского уголовного зако­нодательства является охрана общественного строя СССР, его полити­ческой и экономической систем, социалистической собственности, лич­ности, прав и свобод граждан и всего социалистического правопоряд­ка от преступных посягательств. Охрана социалистических обществен­ных отношений — одна из функций Советского государства. В процес­се ее осуществления используется целая система правовых средств. Уголовное право способствует выполнению данной функции своим специфическим методом. Как сказано в ст. 1 Основ, «для осуществле­ния этой задачи уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик определяет, какие общественно опасные деяния являются преступлениями, и устанавливает наказания, подлежащие применению к лицам, совершившим преступления».

Уголовное право решает стоящую перед ним задачу путем регулиро­вания общественных отношений. Оказывая воздействие на сознание и волю людей, оно побуждает соблюдать определенные предписа­ния. Уголовное право не обладает средствами исправления и пере­воспитания (тем более превращения преступника в примерного гражда­нина). Они в некоторой степени присущи другой отрасли права — исправительно-трудовому. Это, в частности, режим отбывания наказа­ния, общественно полезный труд, политико-воспитательная работа, обще­образовательная и профессиональная подготовка. Эти средства долж­ны применяться с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления, личности осужденного, а также его пове­дения и отношения к труду. Именно поэтому перед исправительно-трудовым правом (а не уголовным) ставится задача ресоциализации личности, то есть комплексного, всестороннего воздействия на осужден­ного с тем, чтобы сформировать личность, обладающую разумными потребностями.

В УК РСФСР исправление и перевоспитание упоминается в 10 ста­тьях, причем шесть раз они называются вместе и четыре раза указы вается только исправление. Выявить здесь какую-либо закономерность вопреки мнению некоторых юристов, трудно.

Остановимся на содержании некоторых статей УК РСФСР, в част ности, регламентирующих условное осуждение (ст. 44), отсрочк исполнения приговора (ст. 46), освобождение от уголовной ответствен ности и наказания (ст. 50), освобождение от уголовной ответствен ности с передачей на поруки (ст. 50), погашение судимости (ст. 57). Так, условно осужденный передается для проведения с ним воспита­тельной работы общественной организации и трудовому коллективу,

200 См.: Полубинская С. В. Указ, работа. С. 14.

то есть его исправление осуществляется не исправительно-трудовым воздействием, а комплексом иных, «обычных» воспитательных мер.

Аналогичным образом осуществляется воздействие и на лицо, в отношении которого исполнение приговора отсрочено Что же касается осужденного, к которому может быть применено снятие судимости, то его исправление достигается после отбытия наказания. И наконец, содержание ст.ст. 50, 52 УК РСФСР свидетельствует о том, что исправле­ние и перевоспитание не связано со сферой уголовного права. Так, согласно ст. 50, лицо может быть освобождено от уголовной ответствен­ности и наказания в том случае, если «будет признано, что его исправле­ние и перевоспитание возможно без применения уголовного наказания».

Некоторые ученые выделяют конечную цель наказания — искоренение

преступности, ее предупреждение (сокращение и ликвидация преступ­

ности)201. Эта позиция неверна с методологической точки зрения, ее

сторонники переоценивают возможности наказания.             '

Преступность — сложное социальное явление правового характера, обусловленное совокупностью ряда обстоятельств: причин, условий, поводов. Она характеризуется видами, способами, социальными послед­ствиями преступных посягательств, а также личностными качествами субъектов, совершивших преступления. Ликвидация преступности связана с устранением в том числе и социальных причин на уровне как об­щественного бытия, так и общественного сознания. Реальное состоя­ние преступности зависит от двух видов факторов: криминогенных, порождающих преступность; антикриминогенных — препятствующих совер­шению преступления. К числу последних относится и наказание.

Таким образом, социальное значение наказания определяется тем, что оно, наряду с другими мерами, способствует искоренению пре­ступности. Это положение, в частности, закреплено и в Основах ис­правительно-трудового законодательства. «Исправительно-трудовое зако­нодательство имеет своей задачей обеспечение исполнения уголовного наказания с тем, чтобы оно... способствовало искоренению преступ­ности» (ст. 1).

Уголовное наказание по отношению к преступности вторично. Оно связано не с причинами, порождающими ее, а со следствием — результатом действия этих причин. Поэтому наказание не может ликвидировать преступность.

В литературе высказано мнение о том, что судебная репрессия за преступления «не может вообще способствовать как снижению преступности в целом, так и снижению отдельных видов преступле­ний» . И. М. Гальперин обоснованно указал, что противоречивость подобной точки зрения состоит в том, что при этом отвергается вооб­ще какое-либо влияние наказания на позитивные изменения в дина­мике преступности203. Но если это так, то возникает вопрос: а на чем тогда основано утверждение, что наказание способно удерживать

201          См.:    Афиногенов    Ю.    А.    Эффективность    уголовного    закона    и    общая

превенция//Проблемы    правового    регулирования    вопросов    борьбы    с    преступ­

ностью. Владивосток, 1977. С. 19; Шаргородский М. Д. Указ   работа. С. 47

202          Хан-Магомедов    Д.    О.    Проблема    повышения    эффективности    судебной

практики   по   применению   уголовных   наказаний//Проблемы   советского   уголов­

ного права. М., 1973. С. 23.

203          См.:   Гальперин   И.   М.   Наказание'   социальные   функции,   практика   при­

менения. М., 1983. С. 19.

59

преступность на определенном уровне? Ведь признание такой воз­можности означает и признание влияния наказания на преступность.

Вторая сторона проблемы заключается в следующем. Если наказа­ние никак не влияет на преступность, то зачем тогда оно применяет­ся? И не должны ли мы в таком случае пересмотреть все теоре­тические положения учения о наказании?

Б. С. Никифоровым выделена интегративная цель наказания. Она, по его мнению, заключается в том, что «применение наказа­ния есть способ возвращения нарушенного социально-психологического порядка в упорядоченное состояние, есть метод его восстановления»204. В своих рассуждениях автор исходил из взгляда на наказание как на ответ государства на преступление, который, чтобы быть существен­ным, должен иметь своим содержанием возмещение причиненного преступлением вреда.

С точки зрения Б. С. Никифорова, в результате применения нака­зания состоявшееся нарушение «погашается» как в социальной действи­тельности, так и в общественном сознании. Свою позицию он обосновывает «от противного», то есть рассматривает ситуацию, при которой этого не происходит. «1огда каждое нарушение социального порядка будет остав­лять в нем ничем не заполненную «пустоту» и, таким образом, созда­вать в сфере общественных отношений состояние тревожной неопре­деленности и неустойчивости»205. Например, при взяточничестве не будут аннулироваться ни факт получения должностным лицом частного вознаграждения за действия по службе, ни само незаконное действие, если оно было совершено. Но такого рода практика предстанет как явление повседневной служебной рутины. В сфере общественного сознания, обоснованно подчеркивал Б. С. Никифоров, подобное поло­жение может поколебать престиж государства, породить недоверие к государственной власти и ее установлениям, к ее способности обеспе­чивать общественный порядок как необходимую предпосылку нормаль­ной жизнедеятельности общества.

Советское государство, осуществляя уголовную поли гику, стремит­ся, чтобы осужденный, отбыв наказание, более не совершал преступ­лений. Это достигается путем воспитания преступника, его устра­шения, а также создания условий, физически исключающих совер­шение им новых деяний. Кроме того, угрозой наказания, а затем конкретным его применением уголовное право решает задачу пре­дупреждения возможности совершения преступлений со стороны неустой­чивых граждан.

Следовательно, перед советским уголовным "правом могут стоять две цели наказания — специальное (частное) предупреждение и общее предупреждение преступлений. Они тесно взаимосвязаны с функциями уголовного права, и, что немаловажно, результаты их осуществления могут быть познаны. Уровень реализации первой цели будет характеризо­ваться состоянием рецидива. Показателем достижения второй цели явля­ется общее количество преступлений, совершенных ранее не судимыми лицами.

204          Никифоров   Б.   С.   Наказание  и   его  цели//Советское  государство   и  пра­

во. 1981. № 9. С  67.

205          Там же.

60