§ 4.  Особенности доказывания: предмет доказывания, распределение обязанностей по доказыванию

Судебное или процессуальное доказывание – это урегулированный нормами гражданского процессуального права путь (переход) от вероятных суждений к истинному знанию, обеспечивающему вынесение обоснованных и законных судебных решений[164]. Таким образом, доказывание в процессуальном смысле представляет собой установление истинности утверждений сторон перед компетентным судом в предписанной законом форме. При осуществлении познавательной деятельности суд и другие субъекты обращаются с доказательствами не про­извольно, а подчиняются предписанной законом процессуаль­ной последовательности совершения действий по доказыванию. Цель судебного доказывания состоит в получении истинно­го знания о фактах, с наличием или отсутствием которых закон связывает возникновение, изменение или прекращение мате­риально-правовых отношений, фактов, на которых основываются выводы суда о субъективных правах и обязанностях сторон.

Различный подход к пониманию судебного доказывания предопределяет несовпадение конечных выводов исследователей данной проблемы (А.Ф. Клейнман, К.С. Юдельсон, В.В. Молчанов, Т.В Сахнова). Так, большинство авторов едины в том, что фак­тические данные, составляющие предмет доказывания по делу, являются объектом познания. Однако деятельность, связанная с установлением наличия или отсутствия этих фактов, одними процессуалистами относится к доказательственной, субъектами которой являются суд и лица, участвующие в деле, другими же этот процесс рассматривается как познавательная деятельность применительно только к суду, а как доказательственная – по от­ношению к заинтересованным лицам. Вместе с тем наблюдается определенное совпадение суждений, в частности, в вопросе о содержании деятельности по установлению фактических об­стоятельств дела. Данная деятель­ность проходит несколько этапов: собирание, ис­следование, оценка доказательств.

Принципиальные новеллы в гражданский процессуальный кодекс РСФСР 1964 г., касающиеся доказывания, были вне­сены Федеральным законом Российской Федерации от 27 октября 1995 г. «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР». Новизна нормативного регулирования процесса доказы­вания в новых условиях состоит в том, что от воли самих сторон зависит их участие в состязательном процессе. Пас­сивное участие в состязании влечет негативные послед­ствия не для суда, как это было ранее, а для самих сторон. Доказывание осуществляется сторонами по общему правилу в суде первой инстанции. Однако по обновленному законо­дательству допускается представление доказательств и в суд второй инстанции, если они по уважительным причинам не могли быть представлены в суд первой ин­станции или были им необоснованно отвергнуты.

Приступим к раскрытию тех процессуальных особенностей, которые присущи процессу доказыванию в делах о защите чести, достоинства и (или) деловой репутации. К таким особенностям следует отнести специфику определения предмета доказывания (круг обстоятельств, входящих в предмет доказывания), действие доказательственной презумпции, изменяющей общее правило распределения обязанностей по доказыванию, а также специфику применения предусмотренных законом средств доказывания.

В юридической литературе не дано бесспорного ответа, что такое предмет доказы­вания. Гражданский процессуальный кодекс вообще не упот­ребляет это понятие. Классификация фактов, составля­ющих предмет доказывания, также вызывает дискуссию.

Безусловно, предмет доказывания по конкретному правовому спору имеет свою специфику, поскольку судебные доказа­тельства и весь процесс доказывания направлены к уста­новлению не однотипных по материально-правовому и про­цессуальному значению фактов. Согласно традиционно сло­жившейся точке зрения предметом доказывания являются только юридические факты основания иска и возражений против него, на ко­торые указывает норма материального права, подлежащая применению. Некоторые авторы предприняли попытку пересмот­ра сложившегося понятия предмета доказывания как со­вокупности юридических фактов материально-правового значения, необходимых для правильного вывода о правах и обязанностях сторон и других лиц, участвующих в деле. Предметом процессуального доказывания, по мнению Ф. Н. Фаткуллина, должны при­знаваться все происшедшие и наличные, юридические и доказательственные факты и обстоятельства, имеющие зна­чение для правильного разрешения дела[165]. Однако с этим утверждением трудно согласиться.

М.К. Треушников определяет предмет доказывания как особый процес­суальный институт, включающий лишь те факты, которые имеют материально-правовое значение. Такое представление о предмете доказывания помогает сосредоточить внимание суда на том фактическом соста­ве, без выяснения которого невозможно правильно при­менить норму материального права и потребовать от сто­рон представления доказательств в соответствии с теми фактами, которые каждая из сторон должна доказывать[166].

Предмет доказывания по гражданскому делу искового характера имеет два источника формирования:

—       основание иска и возражение против иска;

—       гипотезу и диспозицию нормы или ряда норм матери­ального права, подлежащих применению.

Объем фактов предмета доказывания в ходе процесса по делу может подвергаться изменению в связи с изме­нением основания иска, увеличением или уменьшением размера исковых требований. Реализация этих диспозитивных прав влечет изменение фактического состава, ис­следуемого судом, и объема привлекаемых доказательств.

Анализ ст. 152 ГК РФ позволяет сделать вывод о том, что в предмет доказывания в спорах, связанных с защитой чести, достоинства и (или) деловой репутации, когда указанные блага выступают непосредственными объектами посягательства обязательно входят четыре юридических факта (обстоятельства):

1.     Имело ли место распространение сведений ответчиком?

2.     Порочат ли сведения честь, достоинство и (или) деловую репутацию истца?

3.     Соответствуют ли данные сведения действительности?

4.     Узнаваем ли истец в распространенных сведениях?

Очевидно, это обязательный набор фактов, подлежащих доказыванию. Вместе с тем в предмет доказывания могут входить и дополнительные обстоятельства, связанные с особенностями конкретного требования.

При разрешении требований о защите чести, достоинства и (или) деловой репутации ответственность наступает независимо от вины. Однако нельзя однозначно утверждать, что для суда не имеет значения, действовал ли распространитель сведений виновно или его вины в этом не было. Так, в частности, при определении размера возмещения морального вреда, причиненного в связи с посягательством на честь, достоинство и (или) деловую репутацию (если такое требование заявлено) судом принимается во внимание степень вины нарушителя (ч. 2 ст. 151 ГК).

Что объединяет подлежащие доказыванию юридические факты? Представляется, что связующим звеном выступает категория «сведения» (известие, уведомление, сообщение о чем-либо[167]). Сведения являются объективным выражением самого посягательства на репутацию. «Под сведениями следует иметь в виду сообщение фактических обстоятельств, действий, поступков, высказываний и последующая их негативная оценка», – о таком понимании термина «сведения» высказался Конституционный суд в упоминаемом нами определении «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы Козырева А. В.» от 27 января 1995 г. Именно для сведений присуща такая характеристика, как распространение, а также оценка, с точки зрения норм, прежде всего морали, а затем уже закона (соответствие или несоответствие действительности).

В теории и на практике нередко возникал вопрос: есть ли разница между понятиями распространение сведений и распространение информации. В соответствии со ст. 2 ФЗ РФ «Об информации, информатизации и защите информатизации»[168] под информацией понимаются «сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах независимо от формы их представления». Получается, что категория «информация» определяется через категорию сведения как оценочную. Следовательно, она является более абстрактным понятием. Сведения обычно исходят от людей, а источником информации может быть и неживая природа. В связи с этим мы различаем следующие понятия: способы распространения сведений и формы представления информации. В целом указанные категории несут одинаковую смысловую нагрузку. Разница состоит лишь в том, что сведения более конкретны и исходят обычно от определенного лица (группы лиц).

Проанализируем каждый из фактов предмета доказывания отдельно и в совокупности с другими.

При раскрытии института подведомственности требований о защите чести, достоинства и деловой репутации нами обращалось внимание на то обстоятельство, что одним из основных условий возбуждения гражданского дела является наличие у истца доказательств, подтверждающих распространения сведений ответчиком, так как в противном случае отсутствует факт посягательства на честь, достоинство и (или) деловую репутацию. Если на стадии возбуждения дела истец должен представить или хотя бы обозначить соответствующие доказательства, то в ходе судебного разбирательства факт распространения сведений необходимо доказать. Следовательно, в момент возбуждения дела факт посягательства на репутацию гражданина лишь предполагается, а посредством исследования и оценки соответствующих доказательств он с достоверностью устанавливается судом.

Перечисленные в п. 2 постановления Пленума ВС РФ №11 от 18 августа 1992 г.[169] способы распространения сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию гражданина, можно подразделить на устный и письменный. В свою очередь, распространение сведений в устной форме возможно в официальной (сообщение по радио, телевидению, на собрании трудового коллектива) и в неофициальной аудитории (в кругу знакомых). Письменный способ распространения сведений происходит посредством публикаций в печати, введения информации в информационную сеть Интернет, составления служебных характеристик. Причем для письменной формы распространения, в отличие от устной, в большей мере характерны публичные начала.

Практическое значение приведенной классификации заключается в том, что с ее помощью возможно более оперативное определение круга необходимых доказательств. Так, при распространении сведений в письменной форме необходим документ, содержащий соответствующие сведения или сама публикация в печати. Несколько сложнее обстоят дела с подтверждением факта распространения сведений в устной форме. Из легальных средств доказывания здесь применимы в основном свидетельские показания. Причем в большей мере это касается сведений, распространенных в неофициальной аудитории.

                Распространенные сведения должны быть порочащими. Что это означает?

Пленума Верховного Суда РФ в п. 2 постановления №11 от 18 августа 1992 г.[170] рассматривает порочащие сведения как сведения, содержащие утверждение о нарушении граж­данином или юридическим лицом действующего законодательст­ва или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общест­венную деятельность, деловую репутацию и т. п.), которые ума­ляют честь и достоинство гражданина, либо деловую репутацию гражданина или юридического лица (в ред. Постановления Пленума Верховного суда РФ от 25 ап­реля 1995 г. № 6).

Примечательно, что в акте судебного толкования не только дается определение порочащих сведений, но и делается попытка перечисления их возможных вариантов. Порочащие сведения могут касаться самых различных сторон жизни и деятельности человека. В силу этого невозможно установление какого-либо исчерпывающего перечня. Анализ судебной практики свидетельствует о том, что чаще всего граждане требуют опровержения сведений о совершении преступлений, о наличии у них отрицательных моральных качеств (ложь, лицемерие), сведений, затрагивающих их профессиональную честь.

Таким образом, порочащие сведения можно определить как сведения, умаляющие честь, достоинство и (или) деловую репутацию гражданина и, как следствие, компрометирующие его в глазах окружающих с точки зрения соблюдения законодательства и принципов морали.

Чаще всего порочащие сведения касаются фактов поведения, то есть поступков. Между тем – полагает Н. С. Малеин, – по суду можно также опровергнуть и оценку совершения или не совершения определенных действий, если она сделана в порочащей гражданина форме[171]. Действительно, длительное время в юридической литературе и судебной практике господствовала точка зрения, согласно которой порочащие сведения должны касаться только фактов, то есть не представлять собой оценочных суждений. В определенном смысле она пронизывает и упоминаемое нами определение порочащих сведений, данное в п. 2 Постановления Пленума ВС РФ №11 от 18 августа 1992 г. Вместе с тем ряд исследователей относится к этой проблеме иначе. Так, К. Б. Ярошенко говорит о возможности опровержения не только фактов, но и оценочных суждений: «В конечном счете, любая оценка должна основываться на фактах, а справедливость оценки может быть установлена лишь путем исследования фактов»[172].

Определенной оригинальностью характеризуется позиция М.Г. Прониной и А. Н. Романович, допускающих возможность опровержения оценочных суждений, но в то же время полагающих, что «не всякое оценочное суждение можно опровергнуть по суду. «Чисто» оценочные суждения не оспариваются, потому что едва ли правильно было бы заставить человека изменить свое личное мнение о другом с помощью суда. Тем не менее при определенных обстоятельствах опровергать оценочные суждения можно, в частности, если оценки сопровождаются воспроизведением конкретных фактов, послуживших основанием для отрицательной оценки личности»[173]. Приводится такой пример: если гражданин назван подлецом и эта оценка основана на приводимых здесь же фактах (пьянстве, избиении жены), то опровержение этих фактов дает возможность одновременно опровергнуть и отрицательную оценку.

Один из исследователей проблемы судебной защиты чести и достоинства А.А Власов предлагает закрепить правило, в соответствии с которым опровержению должны подлежать не только сведения о событиях, но и субъективно-оценочные суждения, вне зависимости от возможностей проверки их соответствия действительности[174].

Интерес представляет проведенная в институте русского языка РАН филологическая экспертиза по вопросу об отнесении оценочных суждений к категории «сведения». В ответе института однозначно указано, что оценочное суждение нельзя отнести к категории «сведения»[175].

Нам представляется, что оценочные суждения могут быть опровергнуты. В конечном счете, они всегда содержат утверждения о наличии или отсутствии тех или иных моральных качеств, что вполне можно рассматривать как посягательство на честь, достоинство и (или) деловую репутацию гражданина. Более утвердительное изложение нашей позиции по этому вопросу невозможно без раскрытия еще одной точки зрения, которая напрямую не связана с предыдущими, но все же многое объясняет.

Н. С. Малеин полагает, что суждения о тех качествах человека, которые не зависят от его воли и сознания (например, наличие физического недостатка) не могут быть основанием для иска о защите чести и достоинства, поскольку честь как объективная категория формируется в соответствии с поступками совершенными человеком по своей воле и сознательно[176]. Казалось бы, все изложено логически верно. Вместе с тем, автор, приводя в обоснование осознанный процесс совершения поступков, формирующих честь, говорит об отсутствии права на защиту и чести, и достоинства при распространении такого рода сведений.

С этим трудно согласиться. Как в ситуации с оценочными суждениями в данном случае происходит посягательство на достоинство личности и, как следствие, его умаление. А, как известно, достоинство личности в той же мере, что и честь, нуждается в защите и должно быть защищено как от негативных оценок физических недостатков, так и от всякого рода оценочных суждений.

Порочащий характер распространенных сведений как юридический факт, указанный истцом в обоснование своих требований, принято классифицировать следующим образом:

1.        Сведения, обычно воспринимаемые как порочащие, то есть порочащий характер которых презюмируется.

2.        Сведения, порочащие честь, достоинство, деловую репутацию лица ввиду особых обстоятельств, то есть порочащий характер такого рода сведений надо доказать[177].

Однако такое деление условно. Практика показывает, что, как правило, истцу приходится доказывать порочащий характер сведений во всех случаях. Иными словами истец вынужден доказать наличие обстоятельств, в силу которых спорные сведения его порочат.

Примечательно, что в обоих случаях сведения считаются порочащими, исходя из объективных, а не субъективных критериев. Правильно ли это? Допустимо ли полное игнорирование субъективного фактора? Зачастую, одни и те же распространенные сведения для одного будут порочащими, а для другого нет. Например, для рецидивиста и добропорядочного гражданина характеристика «хулиган» не будет иметь одинаковое значение. В связи с изложенным, пожалуй, следует согласиться с бытующим в юридической литературе мнением, что основанием защиты чести и достоинства является факт распространения сведений, не соответствующих действительности, независимо от моральной оценки этого факта, поскольку оценка сведений как порочащих или не порочащих приводит к ограничению права граждан на судебную защиту чести и достоинства.

В литературе различают порочащие и позорящие сведения. Безусловно, полностью отождествлять эти понятия нельзя. Вместе с тем довольно трудно определить ту границу, на которой кончаются порочащие и начинаются позорящие сведения. И те, и другие, бесспорно, отрицательно сказываются на репутации личности. Между тем степень этого влияния не одинакова. Распространение позорящих сведений имеет место при разглашении сведений об интимных сторонах жизни гражданина. Как известно, в данном случае факт соответствия или не соответствия распространенных позорящих сведений действительности в доказывании не нуждается. Таким образом, практическое значение деления сведений на порочащие и позорящие заключается в определенных различиях при определении предмета доказывания.

Мы уже упоминали случаи использования на практике при рассмотрения дел этой категории филологической экспертизы. Наиболее распространенными случаями использования специалистов и экспертов-филологов являются случаи, кода сведения в публикациях, затруднительно одно­значно квалифицировать как порочащие или не порочащие честь и достоинство лица, а также определить сте­пень эмоциональной окрашенности и связи слов и выражений.

Такая экспертиза проводилась при рассмотрении дела по иску Ш. к Р., обвинившему Ш. в растрате государственного имущества. Из текста выступления Р. видно, что он употребляет выражения, которые трудно отнести к правовым, например, «афера». Кроме того, высказы­вания следует рассматривать в контексте всего выступления, а также учесть и то обстоятельство, что доклад делался председателем специальной комис­сии по борьбе с преступностью и коррупцией, а так­же на заседании, которое было посвящено именно этой теме. В итоге перед экспертами были поставлены следую­щие вопросы:

1. Содержатся ли в тексте информации вице-президента Р. обвинения в адрес Ш. в преступной деятельности или в коррумпи­рованности?

2. Если да, то в каких именно предложениях?

3. Можно ли из информации Р. сде­лать вывод, что обвинения в адрес Ш. содержат негативную оценку его деятельности как должностного лица и затрагивают его честь и досто­инство с точки зрения общечеловеческой морали и нравственности?

4. Изложены ли обвинения в адрес Ш. в форме предположения или в утвердительной фор­ме?

В итоге эксперты филологи расценили выступление Р. как обвинение Ш. в совершении преступлений и коррумпирован­ности[178].

Нам представляется, что в подобной ситуации экспертиза ничего не дала в обоснование порочащего характера распространенных сведений. Опять-таки сам факт предъявления иска свидетельствует о том, что в отношении истца распространены порочащие сведения (субъективный аспект). А уже суд, исходя из моральных принципов общества, должен оценить эти сведения как порочащие или не порочащие истца (объективный аспект). Поэтому здесь мы солидарны с М. Н. Малеиной, полагающей, что экспертиза на предмет выявления уровня нравственности и морали не проводится[179].

Несмотря на наше негативное отношение к доказыванию порочащего характера распространенных сведений в ряде случаев оно действительно необходимо вследствие возможного злоупотребления правом на обращение за судебной защитой. Яркой иллюстрацией вышеизложенного является следующее дело.

Г. обратился с иском к ТМО-1, Республиканской больнице скорой помощи и лечебно-диагностическому центру «Гиппократ» о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда в размере 80 т. рублей, причиненных в результате неправильно поставленного ответчиками диагноза «астеноневротический синдром» и «депрессивно-ипохондрический синдром». Суд назначил судебно-медицинскую экспертизу, по заключению которой определено, что «астеноневротический синдром» и «депрессивно-ипохондрический синдром» могут быть симптомокомплексами при многих болезнях и не являются самостоятельными формами заболевания. Для определения психического состояния больного истцу было предложено пройти психиатрическое освидетельствование, на что он отказался. Кроме того, истец не представил каких-либо доказательств того, что выставленные ему диагнозы являются порочащими его честь и достоинство. В результате суд признал исковые требования необоснованными и отказал в удовлетворении иска. Интерес представляет следующий вывод суда, изложенный в мотивировочной части: «Наличие каких-либо симптомов заболевания, установленных диагнозом врача, не могут являться порочащими честь и достоинство истца»[180].

Следующий факт, входящий в предмет доказывания, – факт несоответствия распространенных сведений действительности. Сведения могут быть признаны не соответствующими действительности (ложными), если отсутствовал сам порочащий факт (действие или бездействие) или ему была дана неправильная (необъективная, неадекватная оценка) с точки зрения правил морали и закона. Практика свидетельствует о том, что от установления соответствия или не соответствия действительности распространенных сведений во многом зависит исход дела.

В юридической литературе бытует мнение, согласно которому условием подачи иска о защите чести, достоинства, деловой репутации или четвертым фактом, входящим в предмет доказывания является утвердительный характер распространенных сведений. Так, А.В. Пчелинцев полагает, что «порочащими признаются сведения, которые утверждаются автором. Если же они излагаются в предположительном варианте, в виде версии или гипотезы, то такие сведения не могут признаваться порочащими»[181]. Соблюдение данного правила, на наш взгляд, позволяет защитить прежде всего принцип свободы средств массовой информации. Однако из текста публикации должно ясно следовать, что автор излагает лишь возможный вариант развития событий и ничего не утверждает.

Действительно, постановление Пленума Верховного суда РФ №11 от 18 августа 1992 г. определяет порочащие сведения как «сведения, содержащие утверждение о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов». Между тем факт порочности распространенных сведений и несоответствия их действительности уже свидетельствуют о цели, которую преследует ответчик – умаление чести, достоинства и (или) деловой репутации адресата этих сведений и его близких. Что касается использования в постановлении термина «утверждение» в характеристике порочащих сведений, то это необходимо лингвистически. Сам этот термин не несет никакой смысловой нагрузки.

Очевидно, сама эта проблема возникла не случайно. То равновесие, которое существует между свободой слова и возможностью защиты таких нематериальных благ как честь, достоинство, репутация, так непрочно, что постоянно наталкивает на мысль о нарушении одного другим. Кстати, В Законе РФ «О средствах массовой информации» сделана попытка обеспечения этого равновесия. В ст. 51 названного Закона содержится запрет распространения слухов под видом достоверных сообщений.

В предмет доказывания по спорам о защите чести и достоинства может входить и такое обстоятельство как относимость распространенных сведений именно к истцу или близкому для него человеку (см. параграф 1 настоящей главы). Условие персональной относимости оспариваемых сведений, – отмечает М. Л. Шелютто, – связано с личной природой защищаемых нематериальных благ и права на их защиту[182].

В ряде случаев, в частности при распространении порочащих сведений в служебных характеристиках или заявлениях адресованных должностным лицам, установить адресата не представляет сложности. Что же касается распространения порочащих сведений в СМИ, то в ряде случаев определить адресат порочащих сведений зачастую бывает довольно сложно. Нередко журналисты ссылаются в своих объяснениях на то, что они не имели в виду данного гражданина, а вели речь о собирательном образе казнокрада, националиста, извращенца. В этой ситуации вопрос о персональной относимости распространенных порочащих сведений требует обязательного разрешения.

В п. 1 ст. 152 ГК РФ записано, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений. Следовательно, именно он заинтересован в доказывании того, что порочащие сведения относятся к нему и соответственно порочат именно его, либо относятся к другому близкому для него лицу и, тем самым, порочат честь и достоинство обоих. Если на стадии возбуждения истец должен обозначить доказательства в подтверждение данного факта, то уже в стадии судебного разбирательства обосновать с помощью соответствующих доказательств его наличие. Однако поскольку данный вопрос не нашел прямого урегулирования в Законе, в настоящее время бремя доказывания относимости распространенных порочащих сведений к истцу ложится на обе стороны.

Полагаем, что желательно предусмотреть в постановлении Пленума ВС РФ №11 от 18 августа 1992 г.[183] обязанность доказывания именно истцом факта персональной относимости распространенных порочащих сведений. Для этого п. 7 Постановления следует изложить в следующей редакции: «В силу ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российс­кой Федерации обязанность доказывать соответствие действи­тельности распространенных сведений лежит на ответчике независимо от того, предъявлен ли иск о защите чести, достоинства, деловой репутации либо о возложении на средство массовой ин­формации обязанности опубликовать ответ истца на публикацию. Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведе­ний лицом, к которому предъявлен иск, а в необходимых случаях персональную относимость распространенных сведений (относимость сведений к нему)».

Определенную специфику доказывания персональной относимости распространенных сведений к истцу имеет ситуация, когда распространенные в отношении других лиц сведения умаляют честь и достоинство заявителя. В этой ситуации доказывание относимости порочащих сведений к заявителю происходит посредством указания на наличие имеющейся связи, а именно родственных, служебных и иных корпоративных отношений.

В связи с изложенным интерес представляет следующее дело:

О. обратился в Советский районным суд г. Махачкалы с иском к Министерству финансов РД и Прокуратуре Республики Дагестан о компенсации морального и материального вреда в связи с незаконным привлечением к уголовной ответственности. Свои требования истец мотивировал тем, что в сентябре 1999 г. он был привлечен к уголовной ответственности по ст. 279 УК РФ (вооруженный мятеж) и заключен под стражу. Впоследствии приговором Верховного суда РД от 20.12.1999 г. оправдан по предъявленному обвинению. После задержания истец был подвергнут пыткам, избит группой работников милиции. Тяжесть физических страданий усугублена, по мнению истца, и нравственными страданиямиего и всей его семьи, поскольку в газете «Северный Кавказ» по информации органов предварительного следствия о нем были распространены клеветнические сведения. Решением районного суда исковые требования удовлетворены частично. С Министерства финансов РД из средств федерального бюджета постановлено взыскать в пользу О. в возмещение материального ущерба 8 т. рублей, компенсацию морального вреда 60 т. рублей.

В кассационной жалобе Управления федерального Казначейства по Республике Дагестан ставится вопрос об уменьшении размера компенсации морального вреда по тем основаниям, что судом не учтены в достаточной мере требования разумности и справедливости при определении его размера. В кассационном протесте помощника прокурора ставится вопрос об отмене решения суда и направлении дела на новое рассмотрение в тот же суд в ином составе судей по тем основаниям, что при определении размера компенсации морального вреда судом не учтено виновное поведение самого истца, который сдал свое табельное оружие боевикам. Кроме того, в газете «Северный Кавказ» фамилия истца не упоминается.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда Республики Дагестан нашла решение суда в части компенсации морального вреда подлежащим изменению по следующим основаниям. При определении размера компенсации морального вреда суд не обоснованно учел публикацию в газете «Северный Кавказ» за № 37 за сентябрь 1999 г. под заголовком «Пятая колонна?», в которой по информации органов предварительного следствия опубликованы сведения, порочащие честь и достоинство истца. Между тем из содержания названной статьи следует, что в ней упоминается фамилия, имя и отчество истца в связи с событиями в Новолакском районе. Более того, требование о компенсации морального вреда в связи с публикацией средств массовой информации подлежало рассмотрению в ином порядке с предъявлением самостоятельных исковых требований, по иным правовым основаниям и к другому ответчику. Министерство финансов по данному требованию ответчиком не является. В итоге определением Судебной коллегии ВС РД решение районного суда в части компенсации морального вреда было изменено. Постановлено взыскать с Министерства финансов РД из средств федерального бюджета в пользу О. в счет компенсации морального вреда 15 т. рублей

Истец обратился с жалобой о принесении протеста в порядке надзора к Председателю Верховного суда РД. В надзорной жалобе истца обращается внимание на то, что на волне античеченских настроений, он, майор российской, дагестанской милиции был обвинен в пособничестве террористам, арестован, подвергнут истязаниям, избиениям. В региональной газете «Северный Кавказ» (выходящей тиражом более 20 т. экз.) за № 37 в сентябре 1999 г. была опубликована гнусная, клеветническая статья «Пятая колонна» о якобы совершенных им тягчайших преступлениях: предательстве, измене присяге, насилии в отношении жен, сестер своих сослуживцев. Из содержания газетной статьи, полагает истец, можно сделать однозначный вывод, что «героем» статьи является именно он, т. к. единственным офицером Новолакского РОВД, обвиненным в сотрудничестве с бандитами был опять-таки он один. Материал для газетной статьи был предоставлен правоохранительными (следственными, прокурорскими) органами, а не явился результатом собственного журналистского расследования. Поэтому эти органы должны наравне с газетой нести соответствующую ответственность. Председатель Верховного суда РДне нашел оснований для принесения протеста в порядке надзора [184].

Определение предмета доказывания напрямую связано с правилами распределения обязанностей по доказыванию. К защите чести, достоинства и деловой репутации применим нехарактерный для гражданского права принцип презумпции невиновности потерпевшего. В данном случае он проявляется в действии доказательственной презумпции несоответствия распространенных сведений действительности, означающей, что доказывать обратное, то есть достоверность этих сведений обязан тот, кто их распространил (ответчик). Это положение вытекает из смысла ч. 1 ст. 152 ГК РФ и п. 7 постановления Пленума ВС РФ №11 от 18 августа 1992 г.[185], где записано: «В силу ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российс­кой Федерации обязанность доказывать соответствие действительности распространенных сведений лежит на ответчике независимо от того, предъявлен ли иск о защите чести, достоинства, деловой репутации либо о возложении на средство массовой информации обязанности опубликовать ответ истца на публикацию. Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведений лицом, к которому предъявлен иск» (в ред. постановления Пленума Верховного суда РФ от 25 ап­реля 1995 г. № 6).

                Названная доказательственная презумпция является опровержимой. Это означает, что если она не соответствует обстоятельствам дела, то заинтересованная сторона (ответчик) может ее опровергнуть. Изменяя общее правило доказывания, закрепленное в ст. 50 ГПК, презумпция несоответствия действительности распространенных порочащих сведений преследует цель облегчить процессуальное положение потерпевшего. Она выступает в качестве процессуальной льготы для истца находящегося по сравнению с ответчиком в менее выгодном положении.

Презумпция несоответствия распространенных сведений действительности перераспределяет бремя доказывания таким образом, что истец-потерпевший должен доказать три факта:

1)        то, что сведения о нем были распространены ответчиком;

2)        распространенные сведения относятся именно к нему (факт распространения сведений и их персональная относимость настолько взаимосвязаны, что требуют объединения в один юридический факт. Вместе с тем, возможно и их раздельное исследование, а затем уже оценка в совокупности с другими фактами основания иска);

3)        порочащий характер распространенных сведений, то есть умаление ими чести, достоинства, деловой репутации (в отношении отсутствия необходимости доказывания данного факта мы уже высказывались. Между тем приведенные выше примеры из судебной практики свидетельствуют о том, что порочащий характер распространенных сведений в большинстве случаев подлежит исследованию и оценке).

Несмотря на то, что правдивость распространенных сведений должен доказывать ответчик, истец также не лишен права доказывать не соответствие их действительности. Иными словами он не обязан, но в праве это делать.

Анализ судебной практики показывает, что от установления факта соответствия или не соответствия распространенных сведений действительности во многом зависит исход дела. Если ответчик сосредотачивается на доказывании именно этого факта, все остальные факты, входящие в предмет доказывания (факт распространения сведений, их относимость к истцу и порочащий характер), как правило, ответчиком не оспариваются[186]. Когда же, наоборот, ответчик не располагает достаточными доказательствами достоверности оспариваемых сведений, его основной целью становится доказывание отсутствия факта распространения сведений, не относимости сведений к истцу либо отсутствие в них элемента порочности[187].

Несколько иначе происходит распределение бремени доказывания при достоверной диффамации. Здесь, как известно, факт несоответствия распространенных сведений действительности значения не имеет и, следовательно,

не входит в предмет доказывания. По общему правилу, при опровержении позорящих сведений об интимных сторонах жизни конкретного лица или группы лиц бремя доказывания всех фактов, входящих в предмет доказывания (распространение сведений, позорящий характер этих сведений и относимость их к истцу) должно ложиться на обе стороны. Нам представляется, что при законодательном оформлении гражданско-правовой ответственности за достоверную диффамацию следует закрепить доказательственную презумпцию распространения позорящих сведений ответчиком. Такое регулирование не только облегчит процессуальное положение истца, но и обеспечит процессуальную дисциплину.

Если истец должен доказать факт распространения сведений, то ответчик, в свою очередь, также может приводить доказательства отсутствия факта распространения либо того, что он не является их распространителем. В этой связи интерес представляет следующее дело:

Т. обратилась в суд с иском к Д. о защите чести и достоинства и взыскании морального вреда по тем основаниям, что Д. распространил порочащие ее честь и достоинство сведения, чем причинил ей нравственные страдания в связи с тем, что ответчик, являясь юристом на предприятии где она работает (Махачкалинский почтамт) обвинил ее в совершении кражи в кабинетах в присутствии других работников, после чего ее забрали для допроса в Советский РОВД г. Махачкалы, где продержали всю ночь. Она считает, что ее задержали по указанию Д. Ответчик иск не признал и пояснил, что в выходные дни на Махачкалинском почтамте произошла кража. Поскольку было очевидно, что кражу совершили свои работники ему было поручено начальником отобрать объяснения у работников находившихся в выходные дни на работе. Он установил, что в выходные дни на работе были сторож С. и убирала истица. Поскольку кража совершена путем подбора ключей, а они находились у Т., он предложил дать ей объяснение. Последняя всячески оскорбляла его. В разговоре с ней он не говорил, что именно она совершила кражу, а указал на то, что это мог сделать тот, у кого был доступ к ключам. Суд нашел исковые требования подлежащими отклонению в полном объеме, поскольку не установлен факт распространения ответчиком сведений, порочащих честь и достоинство Т[188].

В определенной степени осложняется предмет доказывания при соединении требований о защите чести, достоинства и (или) деловойрепутации и компенсации морального вреда.

Из развернутого определения морального вреда данного в Постановлении Пленума ВС РФ N10, вытекает, что предметом иска о компенсации морального вреда является требование истца о компенсации морального вреда в денежной форме. В основание же данного иска положены следующие юридические факты – обстоятельства, с одновременным наступлением которых ст. 151 ГК РФ связывает наступление указанных в ней последствий. К таким обстоятельствам относятся:

1)       неправомерные действия (бездействия) причинителя вреда;

2)       наличие морального вреда (физических или нравственных страданий);

3)       причинная связь между неправомерными действиями причинителя вреда и моральным вредом.

Судебная практика свидетельствует о том, что во многом от удовлетворения основного требования об опровержении не соответствующих действительности порочащих сведений зависит судьба искового требования о возмещении морального вреда как производного от основного. Дело в том, что удовлетворение основного требования означает признание судом наличия противоправного виновного деяния, которое, как известно, является основанием причинения морального вреда. Однако это не означает автоматическое удовлетворение иска о компенсации морального вреда, так как для этого, кроме всего прочего, необходимо доказать наличие самого морального вреда и причинную связь между ним и противоправным деянием.

Так, Ш. обратился в Пятигорский городской суд с иском к редакции газеты «Пятигорская правда» об опровержении сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию и компенсации морального вреда в размере 25 т. рублей. В обоснование своих требований истец ссылается на то, что в данной газете за №43 от 11 мая 2000 г. опубликована заметка «Задержаны наркодельцы», в которой утверждается, что в его квартире при личном досмотре граждан обнаружены наркотики. После телефонного звонка в редакцию газеты опубликована поправка, в которой сообщалось, что «по техническим причинам вышла досадная ошибка – вместо кв. 8 по ул. Подстанционной была указана квартира 24». Однако по мнению истца, в «поправке» не указан ни номер дома, ни фамилия граждан, которым нанесено оскорбление. В ходе судебного заседания исковые требования в части опубликования на страницах газеты полного текста опровержения ответчиками были признаны. Из содержания решения суда явствует, что удовлетворено и требование о возмещении морального вреда, правда, в гораздо меньшем размере (2 т. рублей) «с учетом фактических обстоятельств дела»[189].

Вопрос о применении судом при рассмотрении дел данной категории тех или иных средств доказывания является не менее актуальным. Нами обращалось внимание на использовании данных филологической экспертизы при разрешении такого рода требований. Наиболее остро стоит вопрос об использовании в качестве средств доказывания современных носителей информации.

Действительно, применительно к сообщению сведений по радио и телевидению без использования аудио- и видеозаписи, а также электронных носителей информации обойтись практически невозможно, особенно когда речь идет о заранее запланированных передачах, например журналистских интервью. Кроме того, на видео- и аудиокассетах также могут быть записаны устные сведения, например, на официальных мероприятиях (свадьбе или приеме), что сегодня очень распространено. Однако ГПК не называет их в качестве самостоятельного средства доказывания. Нельзя однозначно отнести их и к письменным доказательствам.

В юридической литературе было высказано достаточно много различных предложений относительно формули­ровки ч. 2 ст. 49 действующего ГПК РСФСР 1964 г., содержащей перечень средств доказывания. При разработке проекта нового Гражданского процес­суального кодекса эта проблема вновь возникла. Стали вестись дискуссии: включать ли современные носители информации видео-, звукозаписи в качестве самостоятельных средств доказывания наряду с письменными, вещественными доказательствами или ме­тодом толкования и разъяснения закона относить их к ве­щественным или к письменным доказательствам. В последнем проекте нового ГПК РФ видео- и звукозаписи закреплены в качестве самостоятельных средств доказывания. Думается, это правильный шаг.

В настоящее время практическое использование видео- и звукозаписи на основании акта судебного толкования (постановление Пленума ВС СССР №3 от 3 апреля 1987г. «О строгом соблюдении процессуального законодательства при осуществлении правосудия по гражданским делам») только «с учетом мнения лиц участвующих в деле и в совокупности с другими средствами доказывания» принижает значение этих источников информации. Основной аргумент противников данного нововведения сводится к тому, что с аудио и видео записью неизбежны различные манипуляции. В результате под сомнение подпадает достоверность содержащейся в них информации. Между тем применительно к доказыванию распространения порочащих сведений в прямом эфире, в авторских программах, идущих в эфир без предварительной записи, либо в текстах, не подлежащих редактированию в соответствии с Законом «О средствах массовой информации», а также, когда они являются дословным воспроизведением законченных по смыслу фрагментов официальных выступлений должностных лиц органов государственной власти использование указанных носителей информации, безусловно, должно быть допустимо в качестве самостоятельного средства доказывания. Достоверность же самих записей устных сведений на аудио- и видео пленках можно установить посредством проведения соответствующего экспертного исследования.