4.1. Определение понятия "добросовестность"

Действующий ГК отличается от гражданского законодательства РСФСР и СССР широким использованием понятий "добросовестность" и "разумность". В ГК 1964 г. говорилось только о добросовестном приобретателе и добросовестном владельце. Презумпция добросовестности и требование добросовестности при осуществлении определенных прав были введены впервые Основами 1991 г. Понятие "разумность" в ГК 1964 г. вообще не употреблялось, а в Основах 1991 г. было использовано лишь в статье, говорившей о разумном сроке исполнения обязательства.

Однако, несмотря на частое использование в гражданском праве РФ названных понятий, их определения в законодательстве отсутствуют. Большинство публикаций, посвященных данным категориям, содержит общие рассуждения. Например, Л.В.Щенникова, одобряя введение в ГК рассматриваемых понятий и считая их одним из правовых средств, которые, по ее мнению, "позволят нам в будущем достичь благосостояния и стабильности"*(85), не дает их определений.

Настоящая глава посвящена рассмотрению понятия "добросовестность", которое используется в ГК применительно к приобретателю (ст. 302), владельцу (ст. 234, 303), лицу, которое изготовило новую движимую вещь для себя путем переработки не принадлежащих ему материалов (ст. 220). Анализ этих статей, а также ст. 157, 220, 303, 1109 ГК, в которых говорится о недобросовестности участников гражданских правоотношений, приводит к выводу о том, что лицо следует считать добросовестным в том случае, когда оно действует без умысла причинить вред другому лицу, а также не допускает легкомыслия (самонадеянности) и небрежности по отношению к возможному причинению вреда. Такое определение следует из содержания ст. 302 ГК, согласно которой добросовестным приобретателем является лицо, "которое не знало и не могло знать о том, что приобретает имущество у лица, не имеющего права его отчуждать".

Нетрудно заметить, что определение добросовестности совпадает, в сущности, с определением невиновности. Тогда понятие "недобросовестность", являющееся негативным по отношению к понятию "добросовестность", должно совпадать с понятием "виновность". Правильность такого вывода подтверждает ст. 303 ГК, которая характеризует недобросовестного владельца как лицо, "которое знало или должно было знать, что его владение незаконно". Исходя из такого определения, можно говорить об умышленной и неосторожной формах недобросовестности. Согласно ст. 303 ГК, лицо следует считать действующим недобросовестно в том случае, когда оно "знало или должно было знать" об определенном обстоятельстве, то есть его действия должны содержать, по крайней мере, признаки недобросовестности в форме небрежности. Если же имеет место иная форма недобросовестности (самонадеянность или умысел), то негативные последствия, предусмотренные вышеназванными статьями, также должны наступать, ведь, действуя самонадеянно или умышленно, лицо знает об определенном обстоятельстве, следовательно, его действия содержат достаточные признаки недобросовестности.

Правильность данного нами определения понятия "добросовестность" подтверждает проверка его применимости к другим статьям ГК, содержащим этот термин (ст. 220, 234 и 1109). Так, ст. 220 ГК говорит о последствиях изготовления новой движимой вещи из не принадлежащих изготовителю материалов. По общему правилу, право собственности на такую вещь приобретает собственник материалов, который, если иное не предусмотрено договором, обязан возместить стоимость переработки осуществившему ее лицу. Однако, если стоимость переработки существенно превышает стоимость материалов, право собственности на новую вещь приобретает лицо, которое, действуя добросовестно, осуществило переработку для себя. При этом оно обязано возместить собственнику материалов их стоимость. Если же собственник материалов утратил их в результате недобросовестных действий лица, осуществившего переработку, то он вправе требовать передачи новой вещи в его собственность и возмещения причиненных ему убытков.

Как видно из содержания ст. 220 ГК, она регламентирует последствия добросовестного или недобросовестного завладения чужим имуществом, что аналогично добросовестному или недобросовестному приобретению имущества, о котором говорится в ст. 302 ГК. Поэтому толковать понятия "добросовестность" и "недобросовестность" в данном случае следует так же, как и в ст. 302 ГК. Изготовителя новой вещи, о котором говорится в ст. 220 ГК, следует считать недобросовестным в том случае, если он, совершая действия, в результате которых материалы вышли из владения собственника, знал или должен был знать о праве собственности другого лица на это имущество.

Пункт 1 ст. 234 ГК устанавливает правило о приобретательной давности, согласно которому лицо, не являющееся собственником имущества, но добросовестно, открыто и непрерывно владеющее как своим собственным недвижимым имуществом в течение пятнадцати лет либо иным имуществом в течение пяти лет, приобретает право собственности на это имущество.

Учитывая, что приобретателем имущества является лицо, распространяющее на имущество свое владение, добросовестным приобретателем следует считать того, кто, делая это, не знал и не должен был знать о правах другого лица на это имущество. Таким образом, добросовестным владельцем, о котором идет речь в ст. 234 ГК, является лицо, которое вступило во владение имуществом и продолжает им владеть, не располагая знанием о правах другого лица на это имущество.

В п. 3 ст. 1109 ГК говорится о добросовестности или недобросовестности лица, неосновательно получившего денежные средства, предоставленные ему как работнику в качестве средств к существованию. Недобросовестность гражданина-получателя таких денежных средств будет иметь место в том случае, если он, получая их, знал или должен был знать об отсутствии правовых оснований для их получения.

Подтверждением правильности сформулированного нами определения понятия "добросовестность" является столь же традиционное для российского гражданского права, как и понятие добросовестного приобретателя, использование термина "недобросовестность" в ст. 157 ГК, в которой говорится о недобросовестном воспрепятствовании наступлению невыгодного или содействии наступлению выгодного условия для стороны условной сделки. Недобросовестным в этих случаях следует считать лицо (сторону сделки), действия которого, оказывая влияние на ход событий, приводят к выгодному для него наступлению или ненаступлению условия. При этом лицо, их совершающее, знало или должно было знать о таком влиянии.

Одной из опубликованных в последнее время работ, посвященных рассмотрению понятия "добросовестность", является статья Е.Богданова "Категория "добросовестности" в гражданском праве" (Российская юстиция. 1999. N 9). Следует согласиться с высказанным в ней мнением о том, что под добросовестностью участников гражданских правоотношений надо понимать "субъективную сторону их поведения, то есть когда они не знали и не могли знать о правах третьих лиц на соответствующее имущество или иной своей неуправомоченности"*(86). Данное определение, в сущности, совпадает с тем, которое сформулировано нами. Отличие лишь в том, что для обозначения осознаваемых последствий действий субъекта мы используем более широкое понятие - понятие вреда. Мы говорим о вреде, так как любое обстоятельство, о котором недобросовестный субъект "знал или должен был знать", является вредным для другого лица.

Однако с некоторыми из выводов Е.Богданова согласиться нельзя, например с его определением понятия "недобросовестность". Раскрывая сущность недобросовестности, он пошел по ошибочному пути, основывая свои выводы на текстах законов РФ "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках", "О рынке ценных бумаг" и "О рекламе", в которых используется этот термин. В результате он делает заключение, что под недобросовестностью следует понимать объективную сторону поведения участников правоотношений*(87). И действительно, исходя из текстов названных законов, нельзя не прийти к такому выводу. Так, ст. 4 Закона "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" недобросовестной конкуренцией называет любые направленные на приобретение преимуществ в предпринимательской деятельности действия хозяйствующих субъектов, которые противоречат положениям действующего законодательства, обычаям делового оборота, требованиям добропорядочности, разумности, справедливости. В соответствии со ст. 26 Закона "О рынке ценных бумаг" недобросовестной эмиссией ценных бумаг следует считать действия, выражающиеся в нарушении процедуры эмиссии, установленной данным Законом. Согласно ст. 6 Закона "О рекламе" недобросовестной является реклама, которая дискредитирует юридических и физических лиц, не пользующихся рекламируемыми товарами; содержит высказывания и образы, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию конкурента.

Причиной ошибочности логически правильного вывода, следующего из текстов названных законов, является необоснованность использования в них термина "недобросовестность". В нормативных правовых актах, принятых в последние годы, к которым относятся вышеназванные законы, нередко встречаются понятия, определения которых либо вообще отсутствуют, либо даваемые определения не согласуются со значениями тех же терминов, используемых в других правовых актах. Задача выработки определений этих понятий и установления их соотношений с понятиями, обозначенными в законодательстве тем же термином, предоставлена законодателем судебной практике. Такой подход к законотворчеству является неприемлемым, так как, даже если в подобных случаях судебным инстанциям и юридической науке все-таки удается справиться с задачей толкования данных понятий, в период, истекший к этому моменту, правоприменительными органами допускается множество ошибок, каждая из которых неизбежно влечет за собой нарушение прав граждан и юридических лиц.

Проблемы, связанные с введением в законодательство неопределенных понятий, усугубляются еще и тем, что эти понятия со временем оказываются включенными во все большее число нормативных актов. Часто определение понятия, используемого в одном правовом акте, выведенное из смысла этого акта, оказывается совершенно неприемлемым для понятия, обозначенного тем же термином, находящимся в другом правовом акте. В результате задача участников правоотношений, правоприменительных органов и ученых, пытающихся истолковать данные понятия, становится все более сложной. Из такой ситуации невозможно выйти путем создания общего определения, стараясь "примирить" все случаи использования одного и того же термина. Проблема должна решаться посредством выработки определения, точно описывающего существенные признаки правового явления, которое обозначается данным термином более длительное время и значение которого можно считать устоявшимся. После того как такое определение сформулировано, появляется возможность выявления случаев неправильного использования термина. Эти случаи в дальнейшем должны учитываться в правотворческом процессе. Из действующего законодательства термины, используемые неправильно, следует по возможности исключать либо давать им толкование, устраняющее неопределенность посредством указания на то, чть под ними надо понимать в каждой конкретной ситуации. Именно так следует поступить, формулируя определения понятий "добросовестность" и "недобросовестность".

Они долгое время использовались в гражданском законодательстве России в тех значениях, о которых говорим мы. Данные нами определения подтверждают потребность законодательства в этих понятиях, чего нельзя сказать об использовании термина "недобросовестность" в Законах "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках", "О рынке ценных бумаг" и "О рекламе".

Е.Богданов пошел по ошибочному пути. Стараясь объять общим определением понятие "недобросовестность", используемое в новых российских законах, с этим же понятием, имевшимся в предшествовавшем и сохранившимся в действующем гражданском законодательстве, он создал искусственную теоретическую конструкцию. По его мнению, недобросовестность - это, "прежде всего, противоправные действия или бездействие участников правоотношений, т.е. это объективная сторона их поведения"*(88). Однако, учитывая, вероятно, что "добрую" или "недобрую" совесть лица нельзя не рассматривать как субъективную сторону действий, он далее говорит, что "понятие недобросовестности является составным, включающим оценку поведения участника правоотношения, как с объективной, так и ссубъективной стороны. Недобросовестными могут быть признаны лишь граждане и организации, которые, совершая противоправные действия или бездействие, знали или должны были знать о характере этих действий и их последствиях"*(89).

Одной из причин неопределенности и ошибочного толкования обсуждаемых правовых категорий является неоправданно частое применение в нормативных правовых актах последних лет таких терминов, как "добросовестность", "добропорядочность", "злоупотребление" и др. Это происходит вследствие, во-первых, моды на юридические термины (явление того же порядка, что и мода на слова, используемые в обычной речи), а во-вторых, смыслового несовпадения юридической терминологии законодательных систем России и зарубежных стран, правовые акты которых нередко принимаются за основу разработчиками новых российских законов. Некоторые из авторов этих законов возлагают не всегда обоснованные надежды на магическую силу терминов, содержащихся в законодательствах экономически благополучных стран. Эти надежды чаще всего не оправдываются. В то же время введенные в наше законодательство чужеродные элементы не только не "приживаются" в нем, но и ухудшают его, делая значительно менее определенным.

Показательна в этом отношении названная выше статья Л.В.Щенниковой. Высказывая положительное отношение к введению в гражданское законодательство России категорий разумности и добросовестности, она говорит: "Таким образом, можно сказать, что союз общечеловеческих ценностей, нравственности и гражданско-правовых форм имущественных отношений с присущей им формальной определенностью и даже жесткостью конструкций установился достаточно давно. Однако этим достижением смогли воспользоваться французы, немцы и представители других народов, сумевшие вовремя понять и оценить ту роль и значение, которое имеет нравственное гражданское законодательство для процветания государства и его граждан. Что касается России, то, с одной стороны, продвижение по уже испытанному пути, а с другой - учет российских законодательных традиций позволит и нам в будущем достичь благосостояния и стабильности"*(90).

Как мы видим, успехи экономического развития некоторых стран Л.В.Щенникова объясняет наличием в их гражданском законодательстве категорий добросовестности и разумности. На самом деле причины благополучия этих стран совершенно иные и гораздо более сложные. Их нельзя объяснять столь упрощенно. С таким же успехом можно неудачи и даже трагические страницы истории названных стран приписать наличию в их законодательствах категорий разумности и добросовестности. Понятие добрых нравов было введено в гражданское законодательство Германии в конце ХIХ в. Однако вряд ли кто-то осмелится утверждать, что состояние этой страны, начиная с момента принятия ГГУ и до настоящего времени, представляло собой непрерывное экономическое процветание и нравственный прогресс.

Если же говорить о "союзе нравственности и гражданско-правовых форм имущественных отношений", за который выступает Л.В.Щенникова, то законодательное закрепление такого союза имело место в гражданском законодательстве СССР и РСФСР начиная с 1961 г. и вплоть до введения в действие первой части ГК РФ. Основы 1961 г. содержали правовую норму (ст. 5) о том, что граждане и организации при осуществлении прав и исполнении обязанностей обязаны соблюдать законы, уважать правила социалистического общежития и моральные принципы общества. Нормы аналогичного содержания имелись в ГК 1964 г. и Основах 1991 г., однако какого-либо практического значения они не имели и не могли иметь, так как реализовать на практике правило о том, что любое аморальное действие является противоправным, невозможно. Поэтому названные нормы гражданского законодательства советского периода оставались лишь декларацией.

Для обоснования целесообразности введения в российское законодательство категорий "разумность" и "добросовестность" недостаточно одних лишь призывов к нравственности в имущественных отношениях. Эти понятия, будучи включенными в большое число статей ГК, требуют детального анализа с целью установления их природы и сущности, без чего невозможно дать их толкование и выработать методику их применения.

Мы полагаем, что в процессе обновления российского законодательства пренебрегать опытом правового регулирования других стран ни в коем случае не следует. Однако, осуществляя перевод текстов зарубежных законов, надо более строго подходить к выбору терминов русского языка. Необходимо учитывать, в каких значениях они уже используются в действующем законодательстве. Тогда не будут возникать ситуации, подобные рассматриваемой, когда, несмотря на то, что термины "добросовестность" и "недобросовестность" имеют устоявшийся в российском гражданском праве смысл, в правовые акты вводятся нормы, в которых они используются в ином значении. Так, в Законе "О рынке ценных бумаг" термин "добросовестность" используется как синоним слова "противоправность", а в Законе "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" наряду с противоправными действиями он обозначает еще и действия, "которые противоречат требованиям добропорядочности, разумности и справедливости". В этой норме отождествляются понятия добросовестности и разумности, что является ошибкой, причина которой - в отсутствии законодательного определения этих понятий. Кроме того, как определить, противоречат ли действия лица требованиям добропорядочности и справедливости? Добропорядочность - это соблюдение норм морали. Следовательно, приведенная норма закрепляет противоправность аморальных действий, совершаемых в процессе конкуренции. О недопустимости правового запрета любых аморальных действий без указания на их конкретные признаки мы уже говорили. Справедливость же представляет собой основное начало объективного права. Однако использовать для вынесения решений принцип справедливости суд может лишь в случае пробелов в законе (ст. 6 ГК), если отсутствует правовая норма, регулирующая сходные отношения и если нельзя применить более конкретный принцип гражданского права.