Глава III ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ  МЕЖДУНАРОДНОГО И  ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО  ПРАВА В  ПРАКТИКЕ  И ТЕОРИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ СТРАН

Основываясь на марксистско-ленинском учении о го­сударстве и праве, практика и теория социалистических государств успешно решает проблему соотношения меж­дународного и внутригосударственного права.

Для социалистических стран эта проблема (точнее второй и третий вопросы проблемы) носит менее острый характер, поскольку развитие отношений этих стран под­чинено законам социализма, в основе их лежит между­народное социалистическое разделение труда, а сами от­ношения строятся на принципе пролетарского интерна­ционализма.

«Рост и развитие каждой социалистической страны ведут к укреплению всей социалистической мировой си­стемы» '.

Нужно учесть, что и в отношениях социалистических стран могут иметь место коллизии внутреннего закона и международного договора и противоречия между ними. Кроме того, коллизии встречаются в отношениях капита­листических и социалистических стран. Однако эти про­тиворечия носят не взаимоотрицающий характер, а скорее взаимовлияющий, восполняющий характер, поскольку и национальный правопорядок стран социализма, и совре­менное международное право  выражают   необходимость

1 Н. С. Хрущев, О контрольных цифрах развития народного хозяйства  СССР на  1959—1965 годы, Госполитиздат,  1959,  стр.  78.

172

мирных отношений, отношений сосуществования госу­дарств с разным социально-экономическим строем.

При решении исследуемой проблемы необходимо учи­тывать в целом различный характер соотношения между­народного и внутригосударственного права буржуазного государства и социалистического государства.

Конституционная, договорная и судебная практика го­сударств социалистических стран являются убедительным доказательством определяющей роли внутригосударствен­ного правопорядка в возникновении и развитии междуна­родного права, равного действия на территории госу­дарства нормы внутригосударственного закона и нормы международного договора, действия некоторых норм меж­дународного права на территории государства в силу на-цйональноправового обычая и некоторых норм внутри­государственного права в сфере регулирования междуна­родным правом в силу   международноправового обычая.

* *

V Всероссийский съезд Советов 10 июля 1918 г. при­нял конституцию РСФСР. Пункт 3 главы 2 конституции, исходя из новых общественных отношений, складываю­щихся в первом социалистическом государстве, провозгла­шает закон об аннулировании займов, заключенных пра­вительством царя, помещиков и буржуазии, как первый удар по международному банковскому, финансовому ка­питалу. Пункт 4 главы 3 провозглашает политику «разрыва тайных договоров, организации широкого братания с ра­бочими и крестьянами воюющих ныне между собой армий и достижения во что бы то ни стало революционными мерами демократического мира трудящихся без аннексий и контрибуций, на основе свободного самоопределения наций». Это, безусловно, оказало влияние на развитие международных отношений и современного международ­ного права. Пункт 6 этой же главы говорит о том, что «III Всероссийский съезд Советов приветствует политику Совета народных комиссаров, провозгласившего полную независимость Финляндии, начавшего вывод войск из Персии, объявившего свободу самоопределения Армении».

Перечисленные положения показывают, как новые от­ношения социализма, уничтожившие эксплуатацию чело-

века человеком, находят свое выражение в нормах на­ционального права, которые в свою очередь оказывают прямое влияние на современное   международное   право.

Глава 9 (п. 49-6) конституции относит к компетенции Всероссийского съезда Советов и Всероссийского Цент­рального Исполнительного комитета Советов вопросы «общего руководства всей внешней и внутренней» поли­тикой РСФСР (курсив мой. — И. Б.), сношения с иност­ранными государствами, объявление войны и заключение мира (п. 49-з), заключение займов, таможенных и торго­вых договоров, а равно финансовых соглашений (п. 49-и), ратификации мирных договоров (подлежит исключитель­ному ведению Всероссийского съезда Советов, п. 51-6), издания общих постановлений о приобретении и утрате прав российского гражданства и о правах иностранцев на территории Республики (п. 49-р). Наряду с этим ведению Всероссийского съезда Советов и ВЦИК подлежат вопро­сы общегосударственного законодательства, судоустрой­ства, гражданского, уголовного законодательства и пр. (п. 49-о). Из пункта 49 конституции РСФСР можно сде­лать вывод, что договор на территории республики и закон имеют равную силу, поскольку их действие определяется одним и тем же высшим законодательным органом власти.

Рассмотрим положения конституции СССР 1924 года. Характерной особенностью конституции является то, что ее второй раздел представляет собой международный до­говор об образовании Союза Советских Социалистических Республик, ставший после утверждения его II Съездом Советов Союза Советских Социалистических Республик в качестве части конституции и введения в действие 2-й сес­сией ЦИК СССР первого созыва национальным законом.

Необходимо заметить, что заключение договора об об­разовании Союза Советских Социалистических Республик и сам договор — результат внутреннего развития Совет­ских Социалистических Республик как новых субъектов международного права, что нашло, в частности, отраже­ние в их национальных законах (это отражено и в первом разделе конституции — декларации об образовании Сою­за Советских Социалистических Республик).

Конституция 1924 года представляет собой наиболее яркий пример возникновения национального закона из международного договора, обусловленного в свою очередь

174

внутригосударственным развитием, в том числе и правовым.

Глава I раздела II в пункте 1 перечисляет вопросы, подлежащие компетенции съезда Советов СССР, ЦИК и Президиума ЦИК, то есть высших законодательных ор­ганов власти. К ним относятся, в частности: а) представи­тельство Союза в международных сношениях, ведение всех дипломатических сношений, заключение политиче­ских и иных договоров с другими государствами; б) изме­нение внешних границ Союза, а также урегулирование вопросов об изменении границ между союзными респуб­ликами; в) заключение договоров о приеме в состав Сою­за новых республик; г) объявление войны и заключение мира; д) заключение внешних и внутренних займов СССР и разрешение внешних, внутренних займов союзных рес­публик; е) ратификация международных договоров; ж) руководство внешней торговлей, установление системы снабжения и внутренней торговли; ... з) основное законо­дательство в области союзного гражданства и в отноше­нии прав иностранцев.

Другими словами, согласно конституции, все вопросы, определяющие возникновение международных обяза­тельств для СССР и действие норм международного пра­ва как национальных норм, регулируются высшими законодательными органами государства. Это говорит как об определяющем влиянии национального правопорядка на международное право, так и о равной силе действия международного договора и закона на территории госу­дарства.

В 1936 году VIII Чрезвычайным съездом Советов при­нимается ныне действующая Конституция СССР.

Статья 32 конституции говорит о том, что «законода­тельная власть СССР осуществляется исключительно Верховным Советом СССР», а статья 49 представляет Президиуму Верховного Совета СССР, который подотче­тен Верховному Совету СССР во всей своей деятельности, право издавать указы (п. «б»), в период между сессиями Верховного Совета СССР, объявлять состояние войны в случае военного нападения на СССР или в случае необхо­димости выполнения международных договорных обяза­тельств по взаимной обороне от агрессии (п. «н»), рати­фицировать и денонсировать международные договоры СССР  (п. «п»). Таким образом, законодательный   орган

175

I -

выступает как единственный орган, определяющий на территории СССР юридическую силу как общесоюзного закона, так и заключенного СССР договора, что говорит о равной силе в их действии на территории   государства.

Конституция СССР отражает сущность социалисти­ческого строя и оказывает влияние на международные отношения, например, отрицанием войны как средства ведения внешней политики. Таким образом гарантирует­ся мир и мирное сосуществование двух систем с разным социально-экономическим строем.

Иными словами, национальноправовая норма Совет­ского государства направлена на обеспечение сосущест­вования социалистического государства с другими го­сударствами, мирных отношений с другими государст­вами, определяюще влияет на современное международ­ное право.

Практическое значение представляют формы опу­бликования и действия договора на территории СССР.

В соответствии с постановлением ЦИК от 22 августа 1924 г. о порядке опубликования законов и распоряжений правительства международные договоры подлежали опубликованию в «Собрании законов и распоряжений Ра-боче-Крестьянского Правительства Союза ССР» и рас­сматривались как «распоряжения законодательного ха­рактера» '.

В июне 1958 года Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о порядке опубликования и вступле­ния в силу законов СССР, постановлений Верховного Совета СССР.

В соответствии с этим Указом законы СССР, поста­новления и другие акты Верховного Совета подлежат опубликованию в «Ведомостях Верховного Совета СССР» на языках союзных республик не позднее семидневного срока после их принятия. Договоры, соглашения и кон­венции, заключенные СССР с иностранными государства­ми и ратифицированные в установленном порядке, и соответствующие указы о ратификации публикуются в «Ведомостях» по представлению МИД СССР Президиу­му Верховного Совета.

1 СЗ СССР 1924 г. № 7, ст. 171 и 1926 г. № 61, ст. 454. 176

Важнейшие из указанных актов, подлежащие широко­му обнародованию, «убликуются в газете «Известия Сове­тов депутатов трудящихся СССР». В необходимых слу­чаях эти акты могут быть обнародованы также по радио или переданы по телеграфу.

Указы и постановления Президиума Верховного Сове­та СССР, не имеющие общего значения или не носящие нормативного характера, рассылаются соответствующим ведомствам и учреждениям и доводятся ими до сведения лиц, на которых распространяется действие этих актов. Они могут быть по решению Президиума Верховного Со­вета СССР не опубликованы.

Законы, постановления и другие акты Верховного Со­вета СССР, указы и постановления Президиума Верхов­ного Совета СССР общенормативного характера вступа­ют в силу на всей территории одновременно по истечении 10 дней после их опубликования в «Известиях» или «Ве­домостях», если в самих актах не указан иной срок их введения в действие. Все другие акты — с момента их принятия, если иное не предусмотрено в самом акте. Ука­зы и постановления Президиума Верховного Совета СССР, неопубликованные по решению Президиума как не имеющие общего значения или не носящие нормативный характер, вступают в силу с момента получения их соот­ветствующими ведомствами и учреждениями, если иное не предусмотрено в самих актах1.

Сам характер опубликования договоров СССР говорит о признании равной силы договора и закона в их действии на территории государства.

Что касается вопроса о действии международного до­говора, заключенного СССР, на территории союзных рес­публик как суверенных государств, входящих в федера­цию, то следует иметь в виду статью 19 Конституции СССР.

Статья 19 Конституции СССР гласит, что «законы СССР имеют одинаковую силу на территории всех союз­ных республик», а статья 20 указывает на то, что «в слу­чае расхождения закона союзной республики с законом общесоюзным, действует общесоюзный закон». Закон со­юзной республики продолжает действовать до момента получения компетентным органом союзной республики официального текста закона. Затем закон союзной респуб-

1 См. «Ведомости Верховного Совета СССР» il958 г. № 14.

12    И. П.  Блнщенко          177

лики подлежит отмене как противоречащий союзному за­конодательству.

Согласно смыслу вышеприведенных статей, союзная республика не имеет права во исполнение статьи 18-а Конституции заключать с иностранными государствами соглашения, противоречащие как законам, так и догово­рам СССР.

Статья 129 Конституции СССР говорит о том, что СССР предоставляет убежище иностранным гражданам, преследуемым за защиту интересов трудящихся, научную деятельность или национально-освободительную войну. Другими словами, содержание права убежища в между­народном праве определяется национальным законода­тельством.

Конституция 1936 года пронизана духом принципа pacta sunt servanda, касающимся всех международных соглашений Советского Союза (в п. «н» ст. 49, в част­ности, указывается на необходимость выполнения между­народных обязательств по взаимной обороне от агрес­сии) . Сама природа Советского государства несовмести­ма с практикой нарушения международного права, прак­тика Советского Союза дает нам пример неуклонного вы­полнения всех международных обязательств и на терри­тории Советского государства.

В осуществление принципа pacta sunt servanda наше законодательство содержит статьи, предусматривающие санкцию за нарушение определенных международнопра-вовых норм или за действия, наносящие ущерб междуна­родным отношениям Советского Союза с другими государ­ствами (см., например, Закон об уголовной ответственно­сти за государственные преступления от 25 декабря 1958 г., ст. 4 которого запрещает террористический акт против представителя иностранного государства, ст. 8 :—пропаганду войны, ст. 10—особо опасные государствен­ные преступления, совершенные против другого государ­ства трудящихся, ст. 11 — нарушение национального и расового равноправия, ст. 24 — изготовление и сбыт под­дельных денег или ценных бумаг).

В отношении других международных соглашений прин­цип pacta sunt servanda действует на территории Совет­ского Союза в силу определенного законодательного акта государства, например ратификации (Устав ООН), или в силу национальноправового обычая.

178

В годовом отчете Народного комиссариата иностран­ных дел IX съезду Советов говорилось, что в НКИДе было выработано положение о взаимоотношениях органов Советской власти с иностранными торговыми и военными судами. Это положение «имеет целью связанную перера­ботку основных положений международного права, при­менительно к специальным условиям, создавшимся на почве изданных Рабоче-крестьянским правительством дек­ретов» (курсив мой. — И. Б.) ' Другими словами, это говорит о том, что национальноправовые акты Советско­го государства заставляют по-новому ставить и решать ряд международноправовых вопросов.

Приведем пример судебной практики Советского Сою­за. В 1934 году Советский Союз ратифицировал Варшав­скую конвенцию 1929 года «Об унификации некоторых правил воздушных перевозок», определяющую довольно узко пределы ответственности воздушного перевозчика за причиненные убытки. Принятый в 1935 году новый Воз­душный кодекс СССР в ст. 359 отсылает в вопросе об ответственности воздушного перевозчика за порчу и ги­бель груза к гражданскому кодексу РСФСР (к ст. 404, которая не устанавливала каких-либо пределов ответст­венности) .

Советский суд в случае с германским самолетом об­щества «Дерулюфт» применил норму Варшавской кон­венции. Это говорит о влиянии норм международного права на советское внутригосударственное право, причем здесь выражена характерная особенность такого влияния: оно идет не по линии поглощения или устранения норм внутригосударственного права, а по линии дополнения, в данном случае, — по линии конкретизации санкции нор­мы, отнюдь не противоречащей самой норме.

В соответствии с нормами международного права" и во исполнение последних Советское государство законом от 14 января 1927 г. «О положении дипломатических и кон­сульских представителей иностранных государств на тер­ритории СССР» предоставляет дипломатическим и кон­сульским представителям иностранных государств ряд прав и преимуществ.

Следует привести другой характерный пример. В 1921 году СНК РСФСР своим постановлением от 17 октября

1 «Годовой отчет НКИД к IX съезду Советов», изд. Наркомин-Дела,  1921, стр. 188.

12*          179

1921 г. установил, что «возмещение убытков, происшед­ших от столкновения морских судов или морского судна с судном внутреннего плавания, независимо от того, в каких водах произошло столкновение, происходит соглас­но ст. 1 —13»1 конвенции о столкновении судов, заключен­ной в4910 году в Брюсселе. После образования СССР 16 декабря 1925 г. СНК СССР издал воспроизводящее правило этой конвенции постановление о возмещении убытков от столкновения судов2. Наконец, в 1929 году в Кодексе торгового мореплавания (глава VIII) воспроиз­водятся основные материальные нормы конвенции.

Обязанность и право судна в соответствии с нормами международного права плавать под флагом определенно­го государства (например, в ст. ст. 4, 5 конвенции об от крытом море) 8 определяется каждым государством сво­им национальным законом, например, ст. 24 КТМ СССР говорит о том, что судно валовой вместимостью 20 реги­стровых тонн обязано иметь: а) свидетельство на право плавания под флагом Союза ССР (судовой патент). Статья 29 устанавливает необходимость внесения судна в судовой реестр в одном из портов Союза ССР для получе­ния .судом права плавать под флагом СССР. Такой при знанный институт международного права, как институт преследования, нашел свое закрепление и во внутригосу­дарственном законе Союза ССР, в ст. 27 Положения об охране государственных границ Союза ССР от 15 июня 1927 г. Статья гласит: преследование судна, не выпол­няющего требования пограничной охраны в пределах мор­ской полосы (имеются в виду территориальные воды), может быть продолжено вне пределов этой полосы в от­крытом море, однако преследование должно быть приоста­новлено при входе преследуемого в воды иностранного государства, а в отношении судов под иностранным фла­гом окончательно прекращено в случае захода в иност­ранный порт \

В июне 1951 года IV сессия Дунайской комиссии ут­вердила основные положения    судоходства    по    Дунаю 29 октября 1951 г. во исполнение   Дунайской    конвенции 1948 года, действующей как внутригосударственный за-

1              СУ РСФСР 1921 г. № 70, ст. 567

2              СЗ СССР 1927 г. № 6, ст. 62.

8А/СОПР 13/Z. 53.

4 СЗ СССР 1927 г. № 62, ст. 625.    .

180

кон в СССР по ее ратификации, министр морского флота СССР приказом №-667 вменил в обязанность начальнику Советского Дунайского пароходства учитывать при под­готовке местных правил плавания основные положения, принятые комиссией. Рассмотрим другой пример. После заключения межправительственного соглашения о между­народном железнодорожном грузовом сообщении были изданы в СССР Инструкция о порядке оформления пере­возок грузов в международных железнодорожных сооб­щениях, утвержденная МПС 3 декабря 1954 г., и правила предъявления и рассмотрения претензий по перевозкам грузов в международном сообщении, которые 30 сентября 1957 г. были утверждены МВТ, МПС и Министерством финансов. Эти документы изданы во исполнение между­народного соглашения и являются обязательными для со­ветских учреждений и граждан.

31 августа 1957 г. в Москве был подписан договор между СССР и Чехословакией об оказании правовой по­мощи по гражданским, семейно-брачным и уголовным делам. 27 сентября 1957 г. такой договор был подписан в Берлине между СССР и ГДР, 12 декабря 1957 г. в Со­фии — между СССР и Болгарией, 16 декабря 1957 г. в Пхеньяне — между СССР и КНДР, 28 декабря 1957 г. в Варшаве — между СССР и Польшей, 3 апреля 1958 г. в Москве — между СССР и Румынией, 30 июня 1958 г. в Москве — между СССР и Албанией, 15 июля 1958 г. в Москве — между СССР и Венгрией, 25 августа 1958 г. в Улан-Баторе — между СССР и Монголией. Указанные договоры после их ратификации рассматриваются как внутригосударственные законы. Указ Президиума Вер­ховного Совета СССР от 12 сентября 1958 г. о порядке исполнения решений судов государств, с которыми СССР заключил договоры об оказании правовой помощи, от 12 сентября 1958 г. издан во исполнение договоров и в дополнение договоров в той части, которая касается спе­цифики национального порядка исполнения решений иностранных судов.

* *

Рассмотрим некоторые примеры конституционной практики других социалистических стран. Статья 25 кон­ституции Польши говорит   о   том, что Государственный-

181

f

Совет, который подотчетен во всей своей деятельности Сейму (п. 2), ратифицирует и денонсирует международ­ные договоры, которые согласно смыслу ст. 26 публику­ются в «Дневнике законов», где публикуются и декреты Государственного Совета, имеющие силу закона (ст. 25, п. 4, ст. 26, п. 2).

Статья 28 конституции говорит о том, что Сейм (а в перерывах между сессиями Государственный Совет) изда­ет постановления о состоянии войны только «в случае во­оруженного нападения на Польскую Народную Респуб­лику или если из международных договоров вы­текает необходимость совместной обороны от агрес­сии». Эта статья, как и статья 49 Конституции СССР, обеспечивает мирные отношения между государст­вами..

Конституция Венгерской Народной Республики (гл. 3, § 10, п. «ж») к компетенции высшего органа государст­венной власти относит «принятие решений об объявлении войны и заключении мира», причем подразумевается объ­явление войны в случае нападения или во исполнение договоров об обороне от агрессии. Здесь то же положение, что и в конституции Польши. Параграф 20 (п. 1 «д» и «е») относит к компетенции Президиума Народной Рес­публики заключение международных договоров от име­ни Венгерской Народной Республики и ратификацию их. Характерно, что все постановления Президиума имеют силу закона и должны быть представлены на утверждение Государственного собрания (высшего законодательного органа) на ближайшей сессии и опубликованы в «Офи­циальном вестнике», там же, где и законы (§ 16, § 20, п. 5 и п. 6).

Можно привести следующий пример. Мирный договор с Венгрией 6 февраля 1947 г., в котором, в частности, из­менялись границы в области Братиславы, был одобрен конституционным законом № 171/1947 о мероприятиях для проведения в жизнь мирных договоров с Болгарией, Финляндией, Италией, Венгрией и Румынией. Закон упол­номочивал правительство принять все необходимые меры для проведения в жизнь мирных договоров.

Это говорит о равной силе международного договора и закона в их действии на территории государства и об определяющем влиянии внутригосударственного права на нормы международного права.

182

Высшим законодательным органом согласно ст. 16 конституции Болгарии является Народное собрание, кото­рое решает вопросы, связанные с уступкой, заменой или увеличением территории Народной Республики (ст. 17, п. 5), вопросы войны и мира (ст. 17, п. 9), а Президиум Народного Собрания, который отвечает перед ним за свою деятельность (ст. 34), ратифицирует и денонсирует за­ключенные правительством международные договоры (ст. 35, п. 9), издает указы (ст. 35, п. 5), дает обязатель­ное для всех толкование законов (ст. 35, п. 4), которые вступают в силу через три дня после их опубликования в «Известиях» Президиума Народного Собрания Народной Республики Болгарии, если в законе не определен другой срок (ст. 24).

Статья 35 (п. 10) говорит о том, что в период между сессиями Народного Собрания Президиум по предложе­нию Правительства объявляет состояние войны в случае вооруженного нападения на Народную Республику и в случае необходимости неотложного выполнения междуна­родных обязательств по взаимной обороне от агрессии, причем в таких случаях Президиум немедленно созывает Народное собрание, чтобы оно санкционировало эти меры.

Из текста этих статей можно сделать два вывода: прежде всего конституция Болгарии говорит о равной силе договора и закона в их действии на терри­тории государства; ст. 35 (п. 10) показывает влияние социалистических отношений, национального правопоряд­ка на современное международное право как право ми­ра и мирного сосуществования.

В Народной Республике Албании законодательная власть осуществляется только Народным Собранием (ст. 43), которое представляет суверенитет народа и го­сударства и в соответствии с конституцией осуществляет все верховные права, за исключением прав, переданных конституцией Президиуму Собрания или Правительству (ст. 42).

Президиум Народного Собрания, который им избира­ется, дает толкование законов (ст. 58, п. 4), решает, соот­ветствуют ли законы конституции, с обязательным утвер­ждением этого решения Народным Собранием (ст. 58, п. 3), ратифицирует и денонсирует международные дого­воры, кроме случаев, когда считает'целесообразным, что-

183

бы ратификация или денонсация производилась Народ­ным Собранием (ст. 58, п. 9).

Законы вступают в силу через 15 дней после опубли­кования в «Официальной газете», кроме случаев, когда закон предусматривает иной срок (ст. 50).

Аналогичные положения мы наблюдаем и в конститу­ции Румынской Народной Республики. Великое Нацио­нальное Собрание является единственным законодатель­ным органом Румынии (ст. 23), который решает все воп­росы войны и мира (ст. 24, п. «г»). Президиум Великого Национального Собрания избирается Собранием и подот­четен Собранию во всей своей деятельности (ст. 36), издает указы (ст. 37, п. «б»), дает толкование действующих в Республике заколов (ст. 37, п. «в»), в период между сес­сиями Великого Национального Собрания по представле­нию Правительства -объявляет состояние войны в случае военного нападения на Республику или какое-либо дру­гое государство, по отношению к которому Республика имеет обязательства о взаимопомощи, вытекающие из международных договоров (ст. 37, п. «и»), ратифицирует и денонсирует международные договоры Республики (ст. 37, п. «н»). Законы публикуются в «Официальном Вестнике» Великого Национального Собрания, и исполне­ние их обязательно для всех граждан (ст. 27).

Указанные статьи подтверждают тезис о равной силе договора и закона в их действии на территории государ­ства, поскольку это действие одинаково определяется законодательным органом государства и они одинаково подлежат опубликованию в официальном печатном орга­не, что делает их обязательными к выполнению населе­нием. Существо национального правопорядка, выражен­ное, в частности, в конституции Румынии и в ст. 37 п. «и», определяет существо международных отношений данного государства, то есть оказывает влияние на возникновение норм современного международного права.

С этой же точки зрения представляет интерес и консти­туция Германской Демократической Республик». Статья 5 конституции в редакции закона о дополнении конститу­ции от 26 сентября 1955 г. говорит о том, что «общеприз­нанные нормы международного права обязательны для государственной власти и для каждого гражданина. Го­сударственная власть должна поддерживать и сохранять дружественные отношения со всеми народами. Ни один

184

\

гражданин не должен участвовать в военных   действиях, . служащих делу подавления какого-либо народа...».

Как мы видим, эта статья, выражая сущность государ­ства рабочих и крестьян, создает правовую основу для мирных отношений с другими государствами. Кроме того, эта статья исходит из общедемократических начал внутригосударственного права, определяемого отноше­ниями, сложившимися в Германской Демократической Республике, и из общедемократических начал междуна­родного права и говорит о том, что «общепризнанные нормы международного права обязательны для государ­ственной власти и для каждого гражданина», не выражая отнюдь примата международного права и не объявляя международное право верховным правом государства.

Законодательный орган ГДР, Народная палата, при­нимает законы, которые немедленно опубликовываются Президентом в «Вестнике законов Республики» и всту­пают в силу на 14-й день после опубликования (ст. ст. 81, 85). Президент Республики заключает от имени Респуб­лики международные договоры с иностранными государ­ствами и подписывает их (ст. 105). Причем международ­ные договоры, имеющие отношение к вопросам законо­дательства,, публикуются как законы (ст. 88) и подлежат ратификации Народной палатой (ст. 63).

Следует обратить внимание на весьма характерные ст. ст. 117 и 118. Так, ст. 117 говорит о том, что изменения границ могут происходить только на основании закона Республики, а ст. 118 допускает исключения отдельных частей из Германской таможенной территории только на основании закона, а включение территории иностранных государств или ее части в германскую таможенную терри­торию — на основании международных договоров или соглашений.

Это говорит о том, что конституция ГДР исходит из того, что международный договор и закон действуют на своей территории как равноценные.

В конституции Чехословацкой Республики во второй части «Основные статьи конституции» выражена основа правопорядка народной демократии, обусловливающего, в частности, вынесение постановления Президиума Нацио­нального Собрания об объявлении войны (§ 66, п. «г») только в случае нападения на Республику или во испол­нение договоров об обороне от агрессии. Другими слова-

185

ми, и здесь ясно определяющее влияние внутренних отно­шений, отрицающих войну, и национального правопоряд­ка, выражающего эти отношения, на внешние отношения государства, как отношения мира, на создаваемые при участии Чехословакии нормы международного права.

Высший законодательный орган, Национальное Собра­ние (ст. V), принимает законы. Для того, чтобы они стали действующими, необходимо их обнародование способом, установленным конституцией (§ 61, п. 1). Закон обнаро-дуется следующей фразой: «Национальное Собрание Че­хословацкой Республики приняло следующий закон» (§ 61, п. 2), который подлежит опубликованию не позже 8 дней с момента подписания его Президентом Республи­ки или же со дня истечения срока, установленного § 58 (§61, п. 3).

Президент Республики заключает и ратифицирует международные договоры. Политические договоры и эко­номические договоры общего характера, а также догово­ры, для осуществления которых необходимо издание за­кона, должны получить до ратификации согласие Нацио-. нального Собрания; договоры, на основе которых меняет­ся территория государств, одобряются Национальным Собранием в форме конституционного закона (j§ 166); для заключения международных договоров и соглашений, для которых не требуется согласие Национального Собрания и которые не ратифицируются, Президент Республики мо­жет уполномочить правительство или, с согласия прави­тельства, отдельных членов его; законом устанавливает­ся, когда можно проводить экономические договоры об­щего характера еще до получения согласия Националь­ного Собрания (§ 74 1/1). Так, например, мирный договор между союзными и дружественными державами с Венгри­ей от 10 февраля 1947 г., которым в области Братиславы были изменены государственные границы, в соответствии с конституцией был одобрен конституционным законом № 171/1947 СЗ. Закон № 172/1947 СЗ о мероприятиях для проведения в жизнь мирных договоров с Болгарией, Фин­ляндией, Италией, Венгрией и Румынией уполномочивает правительство принять все меры для проведения в жизнь мирных договоров.

Подобное постановление, поскольку речь идет о меж­дународных договорах по поводу международного сооб­щения, имеет § 47 закона № 97/1950 СЗ о железных доро-

186

гах. Лондонское соглашение о германских патентах от 22 июля 1946 г. (закон № 75/1947 СЗ) и соглашение о соблюдении или восстановлении прав промысловой соб­ственности от 8 февраля 1947 г., которых коснулась миро­вая война (закон № 66/1949 СЗ), действуют на террито­рии Чехословакии без какой-либо трансформации, хотя в прошлом считалось, что подобные соглашения требуют трансформации.

В настоящее время в чехословацкой теории считается, что постановления ' § 71 закона № 41/1948 СЗ о междуна­родном частном праве и о правовом положении иностран­цев в области частного права, а равно и § 606 ГПК, из­лишни и изданы ex abudanti cautela.

Из этого мы может сделать вывод, что определяющим моментом действия договора на территории Чехословакии является национальный правопорядок, причем законода­тельное оформление договор получает в форме согласия Национального Собрания, ратификации и в форме опуб­ликования его в собрании законов. Это говорит о равной силе действия договора и закона на территории госу­дарства.

По статье 33 конституции Корейской Народно-Демо­кратической Республики законодательная власть осуще­ствляется исключительно Верховным Народным Собрани­ем, которое устанавливает основные принципы внутренней и внешней политики (ст. 37, п. 2). На кабинет министров возлагается общее руководство внешними сношениями, заключение договоров с иностранными государствами (ст. 55, п.1). Президиум Верховного Народного Собрания ратифицирует и денонсирует договоры с иностранными государствами (ст. 49, п. 8). Законы, принятые Верховным Народным Собранием, публикуются Президиумом Собра­ния в течение пяти дней после принятия (ст. 41).

Конституция Демократической Республики Вьетнам (1946 год), базируясь на тех же принципах, имеет неко­торые особенности. Статья 23 говорит о том, что высший орган власти — Национальное Собрание (ст. 22) издает законы и ратифицирует договоры, подписанные Прави­тельством с иностранными государствами (ст. 49, п. 3). Принятые Собранием законы должны   опубликовываться

• Согласно этим постановлениям закон имеет силу лишь в том случае, если опубликованный в Собрании законов договор не устанавливает иное.

187

f •„

Президентом Республики не позднее пяти дней с момента получения им этих законов  (ст. 31).

Национальное Собрание принимает решение об объяв­лении войны (имеется в виду в случае нападения или во исполнение договора об обороне от агрессии) 2/з голосов присутствующих членов (ст. 29); в случае невозможности провести заседание Национального Собрания Постоян­ный Комитет, избираемый Собранием (ст. 27), имеет пра­во, по согласованию с Правительством, объявить войну или заключить мир (ст. 38), что входит в функции Прези­дента Республики (ст. 49, п. «к»).

Статьи 16 и 29, которые говорят о том, что право убе­жища во Вьетнаме предоставляется любому иностранцу, борющемуся за дело свободы и демократии, свидетельст­вуют о роли национального правопорядка, который имеет определяющее влияние наряду с национальными правопо-рядками других государств на создание мирных отноше­ний между государствами, на создание современного меж­дународного права.

Что касается действия договора на территории госу­дарства, то как в конституции Корейской Народно-Демо­кратической Республики, так и в конституции Демократи­ческой Республики Вьетнам, оно основано на принципе равной силы договора и закона.

По конституции Монгольской Народной Республики высший орган государственной власти — Великий Народ­ный Хурал (ст. 13) принимает законы простым большин­ством (ст. 24), которые публикуются Президиумом Хура­ла (ст. 25). Президиум Хурала, который в период между сессиями Хурала является высшим органом государствен­ной власти (ст. 28) и во всей своей деятельности подотче­тен Великому Народному Хуралу (ст. 31), дает толкова­ние действующих законов, издает указы с последующим утверждением их Хуралом (ст. 28, п. «г»), ратифицирует договоры и соглашения с другими государствами (ст. 29, п. «п»), в период между сессиями Хурала объявляет со­стояние войны в случав военного нападения на МНР, а также необходимости выполнения международных дого­ворных обязательств по взаимной обороне от нападения (ст. 29, п. «о»).

Во введении конституции Китайской Народной Респуб­лики отражены основные принципы, выражающие сущ­ность новых отношений, складывающихся в КНР, которые

188

влияют на отношения КНР с другими государствами, на создаваемые при участии КНР нормы международного права.

Во введении говорится: «В проводимой нашей страной политике установления и развития дипломатических от­ношений со всеми странами на основе принципов равно­правия, взаимной выгоды и взаимного уважения .сувере­нитета и территориальной целостности уже достигнуты успехи. Эта политика и в дальнейшем будет неуклонно претворяться в жизнь. Борьба за благородные цели мира во всем мире и прогресс человечества являются неизмен­ным курсом нашей страны в международных делах». Высший законодательный орган КНР — Всекитайское Со­брание Народных представителей (ст. 22) решает вопросы о войне и мире (ст. 27, п. 13). Постоянно действующий ор­ган Всекитайского Собрания Народных представителей— Постоянный Комитет Собрания (ст. 30), который подот­четен Собранию (ст. 33), — дает толкование законов, принимает указы (ст. 31, пп. 3, 4), принимает решения о ратификации и денонсации договоров, заключенных с иностранными государствами (ст. 31, п. 12). Председа­тель КНР может ратифицировать договоры, заключен­ные с иностранными государствами только на основе ре­шений Постоянного Комитета Собрания (ст. 41); в пе­риод между сессиями Собрания Постоянный Комитет ре­шает вопрос об объявлении состояния войны в случае, если страна подвергается вооруженному нападению или в случае необходимости выполнения международных обя­зательств по совместной обороне от агрессии (ст. 31, п. 16).

Статьи конституции КНР, как и положения конститу­ции МНР, свидетельствуют о тех же двух моментах, кото­рые мы старались подчеркнуть при анализе конституций других государств, а именно, что внутренний националь­ный правопорядок, отражающий в первую очередь произ­водственные отношения, сложившиеся в данном государ­стве наряду с национальными правопорядками госу­дарств, участвующих в международном общении, опреде-ляюще влияет на современные международные отноше­ния, на современное международное право, а при дейст­вии международного договора на территории государства договор и закон выступают как имеющие равную силу.

189

Социалистическая наука международного права в ре­шении проблемы соотношения международного и внутри­государственного права исходит из марксистско-ленин­ского учения о государстве и праве.

В работах юристов-международников социалистиче­ских стран четко разграничивается международное и внут­ригосударственное право, подчеркивается различный ха­рактер этих двух систем права. Вместе с тем показывается определенная связь международного и внутригосударст­венного права.

Наряду с правильной постановкой вопроса соотноше­ния международного и внутригосударственного права в работах некоторых юристов имеет место, на наш взгляд, ошибочный подход к решению исследуемой проблемы.

Первым советским юристом, обратившим внимание на проблему соотношения международного и внутригосудар­ственного права, является профессор В. Н. Дурденевский,-1 который в 1930 году в немецком «Журнале Восточного права» опубликовал статью «Первенство международного договора или внутреннего закона в советском праве»1. В этой статье профессор Дурденевский, анализируя совет­ское законодательство, приходит к следующим выводам: действующий в СССР закон устраняет в советском уп­равлении и советских судах даже ратифицированный до­говор до тех пор, пока этот договор не будет сообщен официально компетентным органам для выполнения (срок опубликования закона или договора является здесь оп­ределяющим) ; опубликованный или сообщенный договор приобретает законную силу и выступает как закон вместо ранее регулирующего те же отношения закона без необходимости особого изменения текста (хотя совпаде­ние значения слов желательно); вновь изданный закон СССР может даже отменить опубликованный договор и безусловно применяется в управлении и судопроизводстве.

Другими словами, профессор Дурденевский считает, что внутренний закон и заключенный договор имеют рав­ную силу, и действие их на территории государства опре-

' См. «Zeitschrift fur Osfrecht»,     1930, № 8—9. 190

деляется временем опубликования, то есть принципом lex posterior derogat priori.

В 1950 году профессор В. Н. Дурденевский вновь высказал эту же мысль, несколько ее уточнив. Правиль­ным решением проблемы, по его мнению, было бы приз­нание равной силы международного договора и внутрен­него государственного закона данной страны, поскольку договор и закон утверждаются одной и той же властью. Это означало бы, что заключенный договор (с ратифика­цией, если она необходима) приравнивается к обыкновен­ному закону страны и устраняет или дополняет более ран­ние законы с тогб момента, как в порядке опубликования или другом принятом правительственной практикой по­рядке становится известным тем органам и гражданам, которых он касается. Закон государства, противоречащий ранее заключенному договору, может не устранять этого договора, если договор имеет значение специальной нор­мы по объему своего применения, и он должен считаться аннулирующим, автоматически денонсирующим этот договор, если объем применения одинаков.

Прежде всего надо отметить, что профессор Дурде­невский фактически рассматривает здесь не всю проблему соотношения международного и внутригосударственного права, а лишь второй вопрос — соотношение нормы меж­дународного права и нормы внутреннего закона на тер­ритории государства. На наш взгляд, исходные позиции профессора Дурденевского («поскольку договор и закон совершается одной и той же властью»), то есть суверени­тет государства с его внутренним и внешним аспектами, и вывод о равной силе нормы международного права и нормы внутреннего закона в их действии на территории государства, правильны. Однако вызывает возражение положение об одновременном действии договора и закона, если договор носит характер специальной нормы, и поло­жение об «автоматической денонсации» договора, по­скольку такой денонсации, в частности по советскому пра­ву, нет. Наконец, не показана имеющая место специфика соотношения норм международного и внутригосударствен­ного права в практике Советского государства, и сделан слишком категорический общий вывод. На наш взгляд, в отношении Советского Союза и стран народной демокра­тии категорическое применение принципа lex posterior derogat priori неприемлемо,   поскольку   в таком  случае

191

этот принцип говорит о механической замене одного дру­гим (закона договором или наоборот). Далее, соотноше­ние договора и закона на территории социалистического государства носит иной характер в сравнении с- их соотношением на территории буржуазного госу­дарства.

Следует подчеркнуть, однако, что профессор Дурде-невский обратил внимание советских юристов на сугубо важный вопрос практики государства — действие и ха­рактер международного договора на территории государ­ства и\ в основном, на наш взгляд, правильно его решил.

В дальнейшем советскими юристами эта сторона во­проса была предана забвению. Все внимание ученых было направлено фактически на первый вопрос проблемы — соотношение международного и внутригосударственного права как совокупности норм1.

В 1947 году советские юристы, в частности проф. Ф. И. Кожевников, вновь вернулись к постановке вопроса, пред­ложенной профессором Дурденевским. Вопросы проблемы были затронуты проф. Кожевниковым в учебниках «Международное право» 1947 года, 1951 года и 1957 го-

1 Так, в 1940 году в учебнике по теории государства и права (авторы — профессора М. С. Строгович и С. А. Галунский) при ха­рактеристике места международного права как отрасли права гово­рилось: «Международно^ авовые договоры СССР с капиталистиче­скими государствами закрепляют их взаимные права и обязанно­сти. Поскольку в этих договорах выражаются те политические принципы, которые проводит СССР и которые лежат в основе поли­тики СССР, международное право должно быть включено в си­стему советского права как его отрасль, хотя в установлении его норм участвует не только СССР, но и капиталистическое государ­ство, с которым заключается соглашение». Не говоря уже о непра­вильной характеристике международного права как «права разбоя» между капиталистическими государствами, то есть отрицании роли общедемократических норм, регулирующих и отношения капитали­стических государств с Советским Союзом, авторы по сути дела оп­ределяли международное право как внешнегосударственное право Советского Союза. Такое абсолютизирование роли внутри­государственного права Советского государства могло бы привести к противопоставлению Советского государства другим государст­вам в международном сообществе, то есть к отрицанию принципа мирного сосуществования. Стремясь подчеркнуть влияние совет­ского внутригосударственного права на международное, авторы, как нам кажется, пришли к неверным теоретическим и противоре­чащим практике выводам. Впоследствии они от этой точки зрения отказались.

' 192

да, а также в статье «Некоторые вопросы теории и прак­тики международного договора»'.

Говоря о взаимовлиянии международного и внутри­государственного права друг на друга, профессор Кожев­ников подчеркивает одну сторону этого влияния междуна­родного права на внутригосударственное. В качестве типичного случая рассматривается ст. IV Международной конвенции о пресечении обращения порнографических изданий и торговли ими от 12 сентября 1923 г., однако не показывается особенность влияния международного пра­ва на советское право. Хотя и говорится о единстве между договорами, заключаемыми Советским Союзом, и его внутренними законами, которое вытекает из природы социалистического государства, ничего не говорится о характере этих договоров, и тем самым фактически не раскрывается сущность единства.

Правильно, на наш взгляд, профессор Ф. И. Кожевни­ков подчеркнул ту мысль, что граждане государства обя­зываются международным договором лишь после того, как он объявлен для всеобщего сведения и становится за­коном. В данном вопросе темы соотношения нормы меж­дународного права и закона профессор Ф. И. Кожевников не дает ответа на вопрос о принципе соотношения. Можно предположить, что профессор Ф. И. Кожевников признает равную силу договора и закона в их действии на террито­рии государства, однако неясно, как относится профессор Ф. И. Кожевников к принципу lex posterior derogat priori, который неизбежен при данной точке зрения. Нельзя со­гласиться, на наш взгляд, с- включением в данную пробле­му вопроса о примате международноправовой нормы при­менительно к отдельным международным обязательствам, то есть самостоятельного вопроса, относящегося к анали­зу международного договора с точки зрения его соответ­ствия современному международному праву.

В 1948 году академик Вышинский в статье «Между­народное право и международная организация», анализи­руя ряд вопросов международного права, сформулировал свою точку зрения на проблему соотношения междуна­родного и внутригосударственного права.  Не различая  в

1 См. «Международное право», Юриздат, 1947, стр. 391—392; «Международное право», Госюриздат, 1951, стр. 415—417; «Совет­ское государство и право» 1954 г. № 2, стр. 73—74; «Международ­ное право», Госюриздат, 1957, стр. 269—271.

13    И.   П.   Блищенко       .               193

.«

статье вопросов проблемы, академик Вышинский факти­чески рассматривал один вопрос, первый вопрос пробле­мы, касающийся соотношения международного и внутри­государственного права как всей совокупности норм и приходит к выводу о примате советского внутригосударст­венного права, поскольку речь шла о советском государ­стве. Он писал: «Признавая приоритет за национальным правом, построенным в соответствии с интересами народа миролюбивого, свободного и независимого государства, советская концепция национального права не противоре­чит и не может противоречить концепции международно­го права, отвечающего этим же требованиям. Больше того, в таком случае она создает для международного права прочную основу и обеспечивает ему должный авто­ритет, без чего невозможно успешное регулирование международных отношений между независимыми, суве­ренными государствами»1. С его выводами можно согла­ситься. Однако А. Я. Вышинский не анализирует харак­тер примата внутригосударственного права вообще и со­ветского внутригосударственного права, в частности, ограничиваясь вопросами влияния политики, что ведет к распространению вывода на все вопросы проблемы, то есть к неверному логическому следствию. Далее, из кон­текста создается впечатление, что академик Вышинский признает «приоритет за национальным правом, построен­ным в соответствии с интересами народа», то есть примат внутригосударственного права признается только в соот­ношении международного права и внутригосударственно­го права государств социалистического лагеря. Невольно напрашивается вывод, что в отношении буржуазных го­сударств, где внутригосударственное право как совокуп­ность норм не построено в соответствии с интересами народа (а как всякое эксплуататорское право выражает волю господствующего класса, которая только на опреде­ленных этапах развития государства в некоторой своей части совпадает с интересами народа), положение о при­мате внутригосударственного права неприемлемо. Подоб­ный вывод, на наш взгляд, был бы неправильным. Анализ практики государств показал, что имеет место примат внутригосударственного права как системы права неза­висимо от его характера. Речь должна  идти о характере

1 А. Я.    Вышинский,   Вопросы   международного   лрава   и международной политики,  Госюриздат,  1949,  стр. 481. 194

примата, о характере выражения примата внутригосу­дарственного права в зависимости от характера внутри­государственного права.

Заслуга Вышинского безусловно в том, что он поста­рался привлечь внимание советских юристов к этому не­разработанному вопросу, признавая важную роль пра­вильного его решения в борьбе с теорией примата между­народного права, отрицания суверенитета государства, в разрешении сложных вопросов коллизии закона и догово­ра и развития международных отношений.

Доктора юридических наук Д. Б. Левин и М. В. Шур-шалов считают, что нельзя говорить ни о примате между­народного права, ни о примате внутригосударственного права.

Как нам представляется, в статье «Что скрывается за

теорией примата международного права над внутригосу­

дарственным правом» г и в § 2 «Диалектическое взаимо­

действие международного и внутригосударственного пра­

ва» гл. IV работы «Основные проблемы современного

международного права» Д. Б. Левин затрагивает первый

вопрос проблемы, что является недостаточным для пони­

мания соотношения международного и внутригосударст­

венного права. Не ставя вопроса о различии аспектов

проблемы соотношения международного и внутригосудар­

ственного права, Д. Б. Левин, правильно подчеркнув опре­

деляющее влияние внутригосударственного права в разви­

тии международного права, а также влияние междуна­

родного права на внутригосударственное, пришел как бы

к отрицанию этого влияния, выдвинув упомянутую фор­

мулу, которая все же не дает определенного ответа на во­

прос о характере соотношения международного и внутри­

государственного права. Д. Б. Левин подразумевает фак­

тически первый вопрос проблемы, но в то же время

пытается ответить на второй вопрос, что ведет к противо­

речию.   !

Мы согласны с профессором Д. Б. Левиным в его ха­рактеристике влияния внутригосударственного права на международное право. Однако следовало бы показать и такую форму влияния на международное право, как пра­восознание господствующего класса.

1  См.   «Советское     государство      и    право»      1955 г.    № 7, стр. 119—120.

13*          195

Вызывает возражение категорический вывод профес­сора Д. Б. Левина о том, что «в практике Советского Союза и стран народной демократии коллизии между нор­мами международного права и нормами внутригосудар­ственного права невозможны»1. Практика показывает, что существуют и коллизии и возможность их возникнове­ния, ко в практике социалистических стран они носят другой характер, который и надо раскрыть.

В. М. Шуршалов2, также считая, что ни международ­ное, ни внутригосударственное право не может иметь при­мата, видит связь проблемы коллизии договора и закона с теорией разделения властей, по которой заключение до­говоров находится в руках исполнительной власти, а изда­ние внутренних законов — в ведении законодательной власти, что дало практическую возможность столкновения норм международного права с нормами внутригосударст­венного права. Усиление роли исполнительной власти за счет ослабления законодательной власти выразилось, в частности, в увеличении числа исполнительных соглаше­ний за счет уменьшения международных договоров, нуж­дающихся в одобрении парламента.

На наш взгляд, предположение В. М. Шуршалова рас­ходится с действительностью, поскольку, во-первых, по теории разделения властей превалирование одной власти над другой исключается; во-вторых, сплошь и рядом, в частности в практике буржуазных стран, коллизии возни­кают между нормой закона и договора, одобренного пар­ламентом; в-третьих, конституционная практика подав­ляющего большинства государств . обусловливает дейст­вие договора на территории государств одобрением законодательного органа, и подчас имеют место коллизии между нормой договора, действующего как закон, и законом; в-четвертых, коллизии международно-правовой нормы и внутреннего закона происходят вслед­ствие неравномерного развития государств, создававших на разных этапах своего существования определенные нормы международного права, которые в будущем всту­пают   в противоречие с национальным   законом   какого-

1              Д.   Б    Левин,   Основные  проблемы  современного   междуна­

родного права, Госюриздат, 1958, стр. 128.

2              См.  автореферат диссертации    на    соискание ученой степени

доктора   юридических   наук   «Основные   вопросы   теории   междуна­

родного договора», М., 1958, стр. 27—35

1Е6

либо государства. Поэтому в данном случае надо учиты­вать характер коллизии и социально-экономический строй государства.

Можно согласиться с мнением В. М. Шуршалова о том, что в настоящее время коллизии нормы исполни­тельного соглашения и внутреннего закона в практике США имеют тенденцию к увеличению, однако это —■ са­мостоятельный вопрос и требует отдельного исследования характера исполнительных соглашений.

Следует заметить, что в гл. IV докторской диссертации В. М. Шуршалов признает определяющее влияние внутри­государственного права на международное.

Профессор А. М. Ладыженский ' в основном придер­живается той же точки зрения, что и профессор Д. Б. Ле­вин. А. М. Ладыженский считает, что его точка зрения — точка зрения дуалистической теории, «которой придержи­вается большинство советских и многие из буржуазных ученых». Необходимо напомнить, что дуалистическая тео­рия признает связь международного и внутригосударст­венного права только через трансформацию норм между­народного права во внутригосударственное, а советские ученые, о которых здесь идет речь, признают эту связь через внешнюю политику. Отстаиваемая упомянутыми со­ветскими учеными концепция безусловно не дуалистиче­ская. Сам же профессор А. М. Ладыженский больше скло­няется к дуалистической теории, которая, как было пока­зано выше, является несостоятельной.

Профессор А. М. Ладыженский допускает возмож­ность действия законодательства, противоречащего обяза­тельствам и договорам данного государства, хотя и при­знает за государством международноправовую ответст­венность. Подобная точка зрения содержит в себе отрица­ние принципа pacta sunt servanda, предусматривающего соблюдение договора и на территории государств, по­скольку государство как бы получает право нарушать договоры на своей территории, хотя оно и несет междуна­родную ответственность.

В 1957 году вышла в свет статья А. М. Ладыженского «К вопросу о взаимоотношении внутригосударственных и

1 В. И. Лисовский, Международное право, изд.во Киев­ского Государственного университета им. Т. Г. Шевченко, 1955. стр. 245—247  (раздел написан А. М. Ладыжен;ким).

мсждународноправовых норм»1, в которой он, более ши­роко излагая свою точку зрения, полемизирует с некото­рыми положениями статьи автора данной работы «Соот­ношение международного и национального права», вы­шедшей в начале 1957 года2.

А. М. Ладыженский рассматривает соотношение норм международного и внутригосударственного права в отрыве от соотношения международного и внутригосудар­ственного права как двух систем права и делает попытку обосновать необходимость трансформации, что сближает его точку зрения с дуалистической теорией.

В связи с этим следует еще раз подчеркнуть, что меж­дународное и внутригосударственное право возникли од­новременно, или почти одновременна, поскольку как вну­тригосударственное право, так и международное право возникли вместе с государствами, а развитие государства невозможно без общения с другими государствами и, сле­довательно, без регулирования этого общения нормами права.

Однако во всяком процессе развития есть свой исход­ный пункт.

При решении проблемы соотношения международного и внутригосударственного права необходимо ставить во­прос о том, какие процессы являются определяющими в развитии и образовании системы международного права, права между государствами — субъектами права: внут­ренние, определяющие развитие этих государств, а следо­вательно, и их внешних отношений, или внешние, являю­щиеся лишь выражением внутренних процессов. В этом 'смысле развитие внутригосударственного права госу­дарств-субъектов международного права безусловно оп­ределило возникновение норм международного права и их развитие.

Совершенно справедливо, что процесс превращения как внутриродовых, так и межродовых обычаев в нормы права проходил одновременно. Однако следует все же уточнить — почти одновременно, поскольку этот процесс обусловливался процессом внутриродовой классовой диф-

1              См.   «Ученые    записки     Госуниверситета     Ростова-на-Дону»,

т. LXVIII, вып. 4, 1957, стр. 53—68.

2              См. «Сборник статей по философии,    истории,    праву», изд.

ИМО, 1957, стр. 99—115.

198

ференциацией, образованием государства1 и правовых норм, что обусловливало превращение межродовых обы­чаев  в   межгосударственные,   в международноправовые.

Исходя из этого нельзя согласиться с профессором А. М. Ладыженским и принять его упрек в наш адрес Именно в этом смысле мы можем и должны говорить о примате, об определяющем влиянии внутригосударствен­ного права в образовании и развитии норм международ­ного права, международного права как системы. И здесь нельзя, на наш взгляд, ставить вопрос о том, какое право на каком праве основывается, а следует проследить влия­ние внутренних процессов развития государств, в том чис­ле и правовых процессов, на отношения между государст­вами, в том числе и правовые. Разделять же внутренние процессы развития государства при рассмотрении влия­ния их на образование и развитие международного права методологически было бы неправильно. Было бы целе­сообразно проследить правовую линию в этом общем процессе, которая, по нашему мнению, находит выраже­ние в правосознании господствующего класса.

Недостаток места в статье не позволил достаточ­но ясно определить отношение к трансформации, что, ви­димо, дало основание профессору Ладыженскому отме­тить свою солидарность с нами в этом вопросе.

Международноправовая норма, действующая на тер­ритории государства, по своему происхождению, по кру­гу субъектов, по характеру прекращения своего действия является нормой международного права. Простое опуб­ликование нормы международного права, издание спе­циального закона, распространявшего действие договора на территорию государства, вотум законодательной вла­сти на заключение договора, действие нациоиальноправо-вого обычая, обусловливающего действие обычной нормы международного права — все это не изменяет характера нормы как нормы международного права, но обусловли­вает действие этой нормы во внутригосударственной сфе­ре, то есть обязывает национальные суды применять ее, а физических и юридических лиц исполнять данную норму. Такой характер действия международноправовой нормы на территории государства   не означает   трансформации,

1 См. Ф. Энгельс,   Происхождение семьи, частной собствен­ности и государства, Госполитиздат,  1953.

199

то есть изменения характера самой нормы и превраще­ния ее в норму национального права, которая по своему происхождению, по кругу субъектов, по характеру прекра­щения действия отличается от данной нормы междуна­родного права. Это говорит о том, что трансформация не ■ имеет места. Однако характер действия международно-правовой нормы в силу вышесказанного заставляет нас рассматривать данные международноправовые нормы на территории государства как национальноправовые. По­скольку на территории государства может быть лишь один законодатель, это заставляет нас рассматривать в случае коллизии норм внутригосударственного и между­народного (по своему происхождению) права как нормы равной силы в их действии на территории государства с применением принципа lex posterior derogat priori.

Другими словами, равная сила понимается как равная сила в их действии на территории государства, где суще­ствует только один законодатель.

В этой связи следует отметить, что государство как член международного сообщества не имеет права с точ­ки зрения современного международного права издавать нормы внутригосударственного права, санкционирующие международные преступления, и таким образом нарушаю­щие сложившиеся нормы международного права (см. ста­тут Нюрнбергского трибунала, статут Токийского трибу­нала, где деяния против мира и человечества, совершен­ные в соответствии с национальным законодательством фашистской Германии и милитаристской Японии, рассмат­риваются как тяжкое уголовно-наказуемое преступление). В этом случае рассматривать столкновение подобной нор­мы с нормой международного права как факт коллизии двух норм нельзя. Безусловной отмене подлежит норма, нарушающая международное право.

Из этого принципа исходит и практика, в частности в вопросе о применимости иностранных законов, противо­речащих международному праву. Так, естественно, что антифашистские державы не применяли фашистские за­коны о расовой дискриминации и карали за их примене­ние даже на территории гитлеровской Германии и фаши­стской Италии.

Вопросу соотношения международного и внутригосу­дарственного права посвящен § 3 работы профессора Г.  И. Тункина  «Основы   современного    международного

200

права» '. На наш взгляд, подход к решению проблемы соотношения международного и внутригосударственного права совершенно правилен. Именно правильное реше­ние проблемы соотношения международного и внутриго­сударственного права возможно «только на пути выяс­нения реальных связей между ними, в процессе форми­рования норм международного права, с одной стороны, и в процессе применения норм международного и нацио­нального права — с другой»2.

Г. И. Тункин правильно подчеркнул мысль о разделе­нии исследуемой проблемы на вопрос о возникновении норм международного права, о роли в этом внутригосу­дарственного права и вопрос о соотношении норм этих двух правовых систем.

В развитие положения профессора Тункина о роли внешней политики в соотношении международного и внутригосударственного права следует сказать, что поли­тика, внешняя политика, в частности, может решающим образом влиять на возникновение той или иной нормы, наполнить ее определенным содержанием, но никогда не создаст юридическую норму. Возникновение юридической нормы обусловливается определенным правовым пред­ставлением. Другими словами, для того чтобы полити­ческое содержание, определяемое экономическим строем данного государства, приняло форму новой нормы между­народного права, необходимо, чтобы оно приняло форму юридического мотива, что относится к области правосоз­нания, правосознания господствующего класса. Именно правосознание и, прежде всего, правосознание господст­вующих классов государств, вступающих в общение, яв­ляется той непосредственной формой связи внутригосу­дарственного и международного права, которая обуслов­ливает возникновение и развитие норм международного права.

В § 3 первой главы учебника «Международного пра­ва» 3 (1957г.), написанном членом-корреспондентом АН СССР Е.' А. Коровиным, наблюдается, как нам кажется, отход от правильной постановки вопроса, предложенной профессором Г. И. Тункиным.

1              См.   Г.   И.  Тункин,   Основы  современного  международного

права, изд. ВПШ, 1956, стр. 8—11.

2              См. там   же.'

3              См. «Международное право», Госюриздат,   1957, стр.  10—11.

201

,Е. А. Коровин пишет: «Вопрос может быть правильно решен, только исходя из признания неразрывной связи международного права с внутригосударственным (нацио­нальным) правом и равноценного их значения».

Е. А. Коровин ставит фактически лишь второй вопрос соотношения международного и внутригосударственного права — действие нормы международного права на тер­ритории государства. Именно в этом плане Е. А. Коровин говорит о том, что «исходя от одной и той же верховной власти, и международноправовые нормы и нормы госу-дарственноправового происхождения должны иметь для всех органов и граждан соответствующих государств оди­наковую обязательную силу». Это вывод, фактически ка­сающийся второго вопроса проблемы, нам представляет­ся- правильным.

Е. А. Коровин, признавая «неразрывную связь» меж­дународного и внутригосударственного права, не показы­вает характера1 этой связи, отходит от анализа роли внут­ригосударственного права в возникновении норм между­народного права и роли международного права в возник­новении норм внутригосударственного права. Этот анализ в настоящее время очень важен в связи с существованием социалистических государств с более передовой системой права.

На наш взгляд, нельзя согласиться с Е. А. Коровиным в отношении его вывода о равноценности международно­го и внутригосударственного права. Равноценны, то есть имеют равную силу на территории государства, нормы внутригосударственного и международного права. Одна­ко в данном случае Е. А. Коровин, как нам кажется, дол­жен был поставить вопрос о действии принципа lex pos­terior derogat priori. В противном случае понятие «одина­ковой обязательной силы» для органов и граждан норм международного и внутригосударственного права бес­предметно.

Действительно, заключая международное соглашение, государственная власть обязуется привести свое законо­дательство в соответствие с принятыми ею на себя между­народными обязательствами. Следует заметить, что это обязательство, как правило, вытекает не из самого факта заключения соглашения, как пишет Е. А. Коровин; оно (это обязательство) специально оговаривается в договоре и для реализации его необходим соответствующий нацио-

202

нальноправовой акт. Именно это является характерной особенностью в данном вопросе, подчеркивающей опреде­ляющий характер национального закона в создании и осу­ществлении международного договора на территории го­сударства. На наш взгляд, нельзя согласиться с выводом Е. А. Коровина о том, что международное и внутригосу­дарственное право не должны «иметь превосходства одно­го над другим». Как показывает анализ практики, превос­ходство есть; задача заключается в том, чтобы показать характер превосходства, роль, господствующего класса, его воли, его правосознания в образовании нормы между­народного права, показать характер связи внутренней и внешней политики, воли, правосознания господствующих классов в образовании и развитии норм внутригосударст­венного и международного права.

Вкратце следует остановиться на статье консультанта факуль­тета государственных и международных отношений Коннектикут­ского университета (США) Эмануэля Марголиса «Советская точка зрения на соотношение международного и национального права» ', который, подвергая критике мнение советских юристов по этому вопросу, пытается объявить точку зрения советских юристов — дуалистско-консенсуалистской  точкой  зрения.

>Рассмотрим его аргументы. Он заявляет, что «судья Крылов голословно утверждает, что нормы международного права и нормы внутреннего права сосуществуют, не объединяясь»2. А. Я- Вышин­ский же говор,ит о влиянии советского права на внешнюю полити­ку советского государства («Советское государство и право» 1948 г., № 1, стр. 19), кроме того, советские юристы различают междуна­родное и национальное право по характеру принуждения. В связи с этим он делает вывод о дуалистической точке зрения советских юристов. Далее, в § 2 «Взаимоотношение внутреннего права и меж­дународного права», Марголис заявляет, что советские юристы строят эти взаимоотношения на ортодоксальной дуалистической концепции согласия, так как такое понятие подходит к положению о том, что «право —■ возведенная в закон воля господствующего класса», Е. А. Коровин заявил, что «международное право отража­ет, волю господствующих классов» («Большевик» № 10, 1946 г., стр. 25). Кроме того, Д. Б. Левин говорит об обычае, как об источнике права, обязательная сила которого является результатом длительного и всеобщего соблюдения с согласия государств («Со­ветское государство и право» 1952 г. № 4, стр. 59) и Е. А. Коровин говорит о добровольной юрисдикции государств в Международном суде («Советское государство и право» 1950 г. № 5, стр. 60). Из этого Марголис  делает вывод о том, что  советские юристы  разре-

1              См. «The International and Comparative Law quarterly», vol. 4

January 11964, 4-th Series, pp. 116—129.

2              Cm. «Recueil des Cours»,  1947, vol. L, p. 445; ibid., p.  120.

203

тают проблему несовместимости норм -международного и внутри­государственного .права на основе ортодоксальной дуалистической концепции согласия. Причем, к средствам установления подобного согласия  относятся договоры  и международные конвенции.

Прежде всего надо отметить, что ни один из перечисленных авторов в приведенных текстах не ставил себе целью разбор проб­лемы соотношения внутригосударственного и международного пра­ва, которая имеет свои особенности.

Дуалистическая теория соотношения международного и внутри­государственного права, как подчеркивалось выше, говорит о неза­висимости этих систем права в то время, как приведенные отрывки высказываний советских юристов свидетельствуют о признании определяющего влияния внутригосударственного права в образо­вании и развития международного права. Исследуемые системы дей­ствительно «сосуществуют, не объединяясь», однако это не проти­воречит примату внутригосударственного права в образовании н развитии международного права. Таким образом, о дуализме, кото­рый предполагает независимое образование и развитие международ­ного права, речи быть не может. Можно говорить о дуализме лишь в том плане, что международное и внутригосударственное право существуют как две самостоятельные системы норм, однако это не дуализм Триппеля и Анциллоти, как пытается утверждать Марголис. Видимо, недостаточное знание других работ этих же юристов при­вели Марголиса к неверному выводу о том, что советские юристы считают «общее согласие» основой международного права, то есть придерживаются дуалистической концепции «общей воли». Следу­ет считать согласованную волю господствующих классов государств И возведенную в нормы международного права (договоры и обычаи) выражением основы международного права. Однако, навязав «об­щее согласие» советским юристам, Марголис заявляет, что советские юристы не в состоянии объяснить, «какая высшая норма подчиняет (обязывает) мою волю» сегодня моей воле «вчера», так как они говорят, что правило приобретает законодательную силу и продол­жает действовать законно, пока оно поддерживается общим согла­сием международного сообщества наций. Он считает, что это не решает вопроса о том, «что делает общее согласие обязывающим», ибо понятие общего согласия берется как необходимое предвари­тельное предположение, которое как и норма pacta sunt servanda, говорящая о длительности обязательств, не может быть доказана* юридически или с помощью терминов чистой теории права, но кото-роз принимается как первоначальная гипотеза и необходимое пред­положение для прочного и мирного функционирования международ­ных торговых и политических отношений. Из этого видно, «то законность данного понятия основывается скорее на функци­ональных, политических и моральных, чем на чисто правовых понятиях.

Необходимо отметить, что советские юристы отрицают какую-либо высшую норму, а необходимость следовать своей воле «вчеоа» объясняется экономической необходимостью в конечном счете. Эта же экономическая необходимость развития государства, мирных отношений между государствами лежит в основе «согласованной воли», которая ьоплощается в форму выражения и юридической гарантии это.й экономической необходимости — норму современного международного права,   права    мира  и  мирного   сосуществования.

204

Высказанное говорит о том, что «согласованная воля» не при нимается как первоначальная гипотеза И объясняется прежде всего экономическими отношениями, складывающимися между государст­вами, производственными отношениями государств, участвующих  в международном общении.

Как мы видим, проблема соотношения международного и внут­ригосударственного права заставила Марголиса обратиться к пони­манию советскими юристами сущности современного международ­ного права и прийти к совершенно справедливому выводу о том, что советские юристы (большинство, по крайней мере) видят обя­зательную силу международного права вне права, которая обуслов­ливается, однако, не функциональными политическими или мораль­ными понятиями, как он пишет, а осознанной экономической необ­ходимостью, которая находит выражение в праве.

Безусловно, договоры и соглашения играют определенную роль в устранении противоречия норм международного и внутригосударст­венного права, однако здесь необходимо учитывать определяющую роль политического момента, то есть политику и волю господствую­щего класса при заключении договора (создание нормы междуна­родного права), при издании закона (создание нормы внутригосу­дарственного права) и его правосознание. Это положение и кон­цепция  «согласованной воли», однако, не означает консенсуализма.

В коллективной работе кафедры международного пра­ва и политики Карлова университета в Праге «Междуна­родное публичное право»' в параграфе «Международное и внутригосударственное право» авторы определяют соот­ношения последних «тесной взаимообязательностью», ко­торой нельзя пренебрегать и из которой надо исходить при изучении и систематизации международного права. Причем «взаимообязательность» определяется не в право­вой области, поскольку авторы говорят, что международ­ное и внутригосударственное право формально состав­ляют отдельную сферу, а их нормы объявляются едиными в силу одного и того же выраженного в них классового интереса.

Прежде всего надо отметить, что авторы, ставя во­прос о «взаимообязательности» систем международно­го и внутригосударственного права вынуждены говорить о единстве классовых интересов, то есть о взаимообяза­тельности в отдельных нормах, а не в праве в целом, по­скольку нельзя говорить, что современное международное

1 См. «Mezinarodne pravo», Verejne, I cast, Praha, 1953, S. 15—16.

205

право выражает интересы господствующего класса, на­пример США или Чехословакии так же, как их внутриго­сударственное право. Следовательно, об «обязательности» в силу единства классового интереса можно говорить при­менительно к отдельным нормам и то с оговоркой о ха­рактере согласования воли господствующего класса в го­сударствах.

Авторы сводят всю проблему соотношения междуна­родного и внутригосударственного права к соотношению норм этих систем, то есть к одному вопросу темы. Реше­ние этого вопроса в такой категорической форме (обяза­тельность определяется единством классовых интересов) может вести к выводу, что международное право есть внешнегосударственное право данной страны. Упомянутое положение, казалось бы, должно отрицать и противоречие между нормами международного и внутригосударствен­ного права. Однако сами авторы признают возникновение противоречий, которые, как они пишут, вытекают из сущ­ности государства как классовой организации и из поли­тики его господствующего класса. Если можно согласить­ся с авторами относительно первого их положения, то есть относительно противоречия норм международного и внутригосударственного права (сделаем оговорку о том, что в капиталистических государствах эти противоречия имеют своим основанием существование в государстве различных классов с противоположными интересами, влияющими на правовую политику господствующего класса), то второе положение авторов нам кажется из­лишним, поскольку политика господствующего класса в настоящее время в капиталистическом государстве прямо зависит от соотношения классовых сил, то есть от первого положения.

Нам представляется, что термин «обязательность», «взаимообязательность» не совсем подходит для ха­рактеристики соотношения международного и внутриго­сударственного права, поскольку он говорит о подчинении одной нормы другой или о взаимном подчинении, в то время как при решении первого вопроса проблемы нужно говорить о зависимости международного права от внут­ригосударственного в его образовании и развитии и толь­ко о влиянии международного права на внутригосударст­венное; при решении второго вопроса, о чем пишут авто­ры, имеет место скорее взаимовлияние, которое   носит  в

206

отдельных случаях характер взаимозависимости; при решении третьего вопроса характерно взаимовли­яние.

Совершенно правильно, на наш взгляд, авторы обра­тили внимание на формы действия международного до­говора на территории государства. Авторы различают две формы: официальное опубликование (если договор вступил в силу на международной арене) и трансформа­ция. На наш взгляд, официальное опубликование вклю­чает в себя то, что авторы подразумевают под трансфор­мацией, сам же термин трансформации имеет своей осно­вой трактовку дуалистической теорией соотношения международного и внутригосударственного права как «непроходимой стены» между этими двумя системами права, что отрицается самими авторами их же термином «взаимообязательности».

С авторами можно согласиться в том, что обязатель­ства большинства политических договоров наряду с рати­фикацией требуют издания национальных законов, а для исполнения других договоров достаточно административ­ных мер, однако при всех случаях опубликование догово­ра необходимо. На наш взгляд, нельзя согласиться с заявлением авторов о том, что это характерно только для государств, которые в своих конституциях объявили меж­дународное право равноценным внутригосударственному праву или выше его. Это характерно, как показывает практика, для любого государства, поскольку речь идет о юридико-технических формах действия договора на тер­ритории государства, которые не могут быть иными в си­лу суверенитета государства, как субъекта международ­ного права. В данном случае ссылка на упомянутые поло­жения в конституциях подчеркивает нашу мысль, что авторы имели в виду не всю проблему соотношения меж­дународного и внутригосударственного права, а конкрет­но второй вопрос проблемы.

Спорно утверждение авторов о том, что в государствах демократического лагеря (то есть государствах социализ­ма) не может возникнуть противоречия между нормой международного права и нормой внутригосударственного права. Противоречия возникают, но они носят другой характер, который и требует объяснения.

С 24 по 25 мая 1954 г. в Праге прошла первая конфе­ренция чехословацких работников в области международ-

207

•

ного права !, на которой с докладом «Вопросы транс­формации международных договоров с точки зрения чехо­словацкого правопорядка» выступил д-р Радослав Вани-чек. В докладе, совершенно справедливо критикуется по­нятие трансформации дуалистической теории соотноше­ния международного и внутригосударственного права. Подчеркнув, что требование трансформации международ­ных договоров основывается на отрицании представителя­ми дуалистической теории каких бы то ни было связен между внутригосударственным и международным правом и на признании принципа разделения властей, д-р Ваничек пишет, что необходимость уважения конституционных предписаний о заключении договоров (в частности согла­сие законодательного органа на заключение договора) и постановления международных договоров о проведении необходимых внутригосударственных мероприятий для выполнения договора ни в коем случае не является тран­сформацией.

Д-р Ваничек говорит, что с точки зрения государствен­ного строя Чехословацкой Республики, отрицающего принцип разделения властей, лишено основания и софи­стическое толкование трансформации, сущность которого заключается в том, что будто бы надлежащим образом ратифицированный международный договор связывает не органы и граждан государства, а только государство как целое, так как по своему существу народно-демокра­тическое государство нельзя абстрагировать от его граж­дан и органов. Следует, на наш взгляд, здесь подчерк­нуть, что практика подтверждает действие международ­ного договора как национального закона на территории любого государства и это имеет место в том случае, если договор заключен и ратифицирован в соответствии с конституционными положениями.

Д-р Ваничек совершенно справедливо отмечает: «Если государственная власть народно-демократической Чехо­словацкой Республики заключит международный договор при посредстве органов, указанных в конституции, и при условиях, ею определенных, то не имело бы смысла, что­бы та же государственная власть, хотя бы при посредстве иных органов, придавала договору внутригосударствен­ную силу действия».

1 См. «Бюллетень чехословацкого права» 1955 г. JVs 3, стр. 211—221.

208

Однако трудно согласиться с категорическим утверж­дением, что «при правильном толковании чехословацкой конституции конкуренция между законом и международ­ным договором не может иметь места, ибо регулировка, проведенная законом, никогда не может отменить или изменить регулировку, основанную на международном договоре». Коллизия между внутригосударственным за­коном и международным договором, действующим как закон в соответствии с конституцией, может иметь место. Практика показывает, что имеет место коллизия, напри­мер, между нормой международного права и законом, регулирующим определенный вид общественных отноше­ний с санкцией, более широкой или более узкой, чем ана­логичная норма международного договора. Следует под­черкнуть, что характер коллизий международного до­говора и внутригосударственного закона в практике социалистического государства не антагонистический, то есть нет взаимоотрицания, как это имеет место в капита­листических государствах, что приводит к нарушению конституций и норм международного права.

Спорной является точка зрения, согласно которой международные договоры становятся частью внутригосу­дарственного порядка и имеют силу закона со дня, когда они были заключены. Этому, во-первых, противоречит по­ложение д-ра Ваничека о том, что если международные договоры были соответствующим образом опубликованы, то они вступают в силу и во внутригосударственное дейст­вие одновременно, то есть они приобретают силу закона для юридических и физических лиц лишь по опубликова­нии, и только в этом случае можно рассматривать между­народные договоры как часть внутригосударственного ■права. Однако после заключения договора в боль­шинстве случаев необходима ратификация. Таким обра­зом, это положение д-ра Ваничека, на наш взгляд, противоречиво.

Следует согласиться с д-ром Ваничеком в том, что «по сравнению с законами, устанавливающими общий режим, международный договор вводит режим специальный». Иначе говоря, международноправовая норма носит ха­рактер дополняющей нормы, однако может быть и на­оборот: национальный закон устанавливает специальный режим в соответствии с ратифицированной нормой меж­дународного права, устанавливающей общий режим.

14.  И.  П.   Блищенко         209

If

Совершенно справедливо, что обнародование между­народного договора является делом каждого отдельного государства (следует, однако, дополнить указанное поло­жение: внутренним делом является решение вопроса о формах опубликования, а не о том, опубликовывать до­говор или нет). В связи с этим полностью можно согла­ситься с д-ром Жоуреком, который говорит, что под тер­мином опубликование понимается и такой способ доведе­ния договора до всеобщего сведения, когда международ­ный договор сообщается только государственному учреж­дению или органу, который должен проводить его в жизнь, или же когда он сообщается только одному мини­стерству. Договор, несомненно, связывает государство, но нельзя утверждать, что внутри государства он входит в законную силу, если он не был опубликован. Опубликова­ние несомненно является необходимым условием, так как трудно утверждать, что договор может войти в законную силу даже в том случае, когда соответствующее мини­стерство о нем вообще «ничего не знает». В связи с этим нельзя согласиться с д-ром Каменским, который утверж­дает, что договор действует внутри государства и без его обнародования.

Признавая справедливой критику трансформации как формального акта, нельзя согласиться с проф. Оутрата в части, касающейся его конструкции «материальной транс­формации» как совокупности актов, которое государство должно предпринять для того, чтобы выполнить свое обязательство на международной арене, и для того, чтобы на своей территории провести в жизнь эту норму.

Такая конструкция ведет к заключению, что при дейст­вии нормы международного права на территории государ­ства и внутригосударственной нормы «речь идет о двух самостоятельных, отдельных друг от друга правовых сфе­рах». С этой конструкцией нельзя, на наш взгляд, согла­ситься. Безусловно, имеются особенности происхождения международноправовой нормы и внутригосударственной нормы на территории государства, но действие их, по­скольку речь идет о внутригосударственном праве, на территории государства одинаково и проходит в одной правовой сфере. В противном случае можно прийти к выводу, что на территории одного государства действуют два права, что противоречит практике.

210

Совершенно справедливо, на наш взгляд, замечание д-ра Копала, что международные договоры могут быть на территории Чехословакии в рамках внутригосударст­венного правопорядка дополнены законами или иными общими нормами там, где договор прямо требует такого дополнения (или предполагает его) или где такое допол­нение является желательным и целесообразным. Не ясно, как относятся чехословацкие юристы к принципу lex pos­terior derogat priori, применение которого необходимо при фактическом признании равной силы за международным договором и национальным законом на территории госу­дарства.

Большинство выступающих по докладу д-ра Ваничека ученых согласились с критикой положения трансформа­ции и ненужностью ее в практике государств.

Следует отметить, что анализ практики государств привел нас к выводу, что сама конструкция дуалистиче­ской теории трансформации является надуманной и исхо­дит из главной теоретической, несостоятельной, как мы по­казали, посылки об абсолютной границе между междуна­родным и внутригосударственным правом. Этот вывод полностью совпадает с выводом чехословацких товари­щей.

Интересно остановиться на теоретическом рассмотре­нии проблемы соотношения международного и внутриго­сударственного права юристами Польши.

Оригинальной является постановка вопроса в работе «Очерки публичного международного права»'. Авторы специально останавливаются на проблеме соотношения международного и внутригосударственного права. Преж­де всего надо отметить, что авторы исходят из посылки, с которой нельзя согласиться. Они подчеркивают, что меж­дународное право складывается под влиянием экономиче­ских, политических, общественных, правовых и культур­ных отношений отдельных государств, однако создается впечатление, что они отрицают определяющее влияние их правовых систем на международное право. Это говорит о том, что авторы имеют в виду соотношение международ­ной нормы и закона.

Мы согласны, что содержание государственного и международного права определяется волей  господствую,-

1 См. «Zarys prawa miedzynarosawego publicznego, opracowanie Libierowe», t. I, Warszawa, 1955, S. 33—34.

14*          ,               •               211

I

тих классов, что современное международное право об­легчает сосуществование, сотрудничество и координирова­ние интересов субъектов международного права. Но без объяснения природы классовой воли, содержания современного международного- права этот тезис не ясен.

Мы согласны, что проблема соотношения международ­ного и внутригосударственного права, точнее вопрос соот­ношения международной нормы и внутреннего закона стоит острее в капиталистических государствах, однако нельзя* согласиться с тем, что его не существует в практике социалистических государств. Действие международной нормы на территории государства неизбежно ставит этот вопрос, который приобретает здесь иной характер.

Правильным, на наш взгляд, является выделение осо­бого вопроса о действии международного права на терри­тории государства. Однако спорным является предлагае­мое деление действия международного права (здесь фак­тически говорится о действии международной нормы во внутренних отношениях государства) в зависимости от того, имеет ли место рецепция или отсылка.

Рецепцию, в свою очередь, авторы делят на обычную и генеральную трансформацию. Прежде всего, на наш взгляд, рецепция не носит в данной проблеме характера трансформации, ибо трансформация как термин, употреб­ляемый дуалистами, говорит об абсолютной границе меж­ду международным- и внутригосударственным правом и означает коренное изменение сущности, в то время как в проблеме соотношения международного и внутригосудар­ственного права речь идет о международной норме, кото­рая действует как национальная норма в целях гарантии выполнения договора.

Далее то, что авторы называют обычной трансформа­цией, является в действительности одной из форм опубли­кования договора с согласия законодательного органа, Государственного Совета, правительства (правительствен­ные договоры), компетентного министра (отраслевые до­говоры) в Польше. Применение норм международного права возможно в Польше только после опубликования в «Дневнике законов» или соответствующей правительст­венной газете. То, что авторы называют генеральной трансформацией, не является таковой.

212

Наконец, спорным является сам термин «отсылка», поскольку внутреннее право может отослать только кла­кой международной норме, которая признана государст: вом и в то или иной форме, действующей как националь­ная норма, восполняющая пробелы национального права. Другими словами, и здесь речь идет о фактической ре­цепции.

Параграф 5-й работы профессора Березовского «Проб­лемы территориального верховенства» ' посвящен вопросу соотношения международного и внутригосударственного права.

Польский ученый исходит из принципа государствен­ного суверенитета и института международноправового признания. Он пишет:

«При применении теории признания к соотношению международного и внутригосударственного права это соотношение выступает как соотношение между двумя равноценными правовыми системами: ни внутригосудар­ственное право не подчинено международному праву, ни международное право не занимает подчиненного положения по отношению к внутригосударственному праву».

Профессор Березовский совершенно справедливо въи

ступает против теории примата международного права и

абсолютизирования внутригосударственного права, '■ по­

скольку подобная точка зрения ведет к отрицанию суве­

ренитета. Однако он не подчеркивает специфику' соотно­

шения международного и внутригосударственного права,

как различных систем права, выражающуюся прежде

всего, на наш взгляд, в определяющем влиянии внутриго­

сударственного права на возникновение и развитие меж­

дународного права.           '      :

Мы согласны с профессором Березовским в том, что при заключении международных соглашений не имеет места превращение норм соглашений во внутригосудар­ственное право, то есть не происходит трансформации. Однако нельзя согласиться с тем, что нормы международ­ного права (обычного и договорного) на территории госу­дарства только применяются и отнюдь не являются обя-

1 См. Cezary В е г е s и w s к i, Lagadnienia zwierzchnictwa terytorialnego, Warszawa, 1957, § 5. Stosunek prawa miedzynarocb-wego do prawa krajowego.

213

f

зательными. Само принятие нормы международного пра­ва государством делает обязательным в случае необходи­мости ее применение, обусловленное волей господствую­щего класса, выраженной в определенной форме (закон, .указ, ратификация, одобрение законодательным органом, опубликование в официальном органе законодательной власти).

Международноправовая норма, оставаясь таковой по своему происхождению, действует в рамках еди­ной системы внутригосударственного права и яв­ляется обязательной на террритории данного госу­дарства.

Заведующий кафедрой Будапештского университета Дьюла Хайду пишет в главе III работы «Между­народное право»1 о том , что не может быть речи ни о примате внутреннего, ни о примате международного права, не может быть и противоречия между ними, если государство добросовестно выполняет свои обяза­тельства.

Хайду предлагает фактически решение второго вопро­са как решение всей проблемы, с чем нельзя согласить­ся. Кроме того, вызывает возражение отрицание противо­речия между нормами международного и внутригосудар­ственного права, поскольку практика капиталистических государств свидетельствует о наличии этих противоречий и практика стран социализма также говорит о них, только в ином плане.

Эти противоречия неизбежны, так как экономическое развитие государства влечет изменение в национальном праве; в то же время развивается и международное пра­во. Государство, если оно добросовестно выполняет свои обязательства, обязано устранять эти возникающие про­тиворечия.

Социалистическая наука международного права, как мы видим, успешно решает проблему соотношения меж­дународного и внутригосударственного права. Ученые социалистических государств всесторонне подходят к ис-

1 См. «Nemzetkozi jog», Budapest,  1954. 214

следуемой проблеме, разрабатывая сложные теоретичес­кие и практические вопросы в целях развитии и укрепле­ния мирных отношений между государствами, руководст­вуясь основными принципами международного права и принципами внутригосударственного права социалисти­ческих стран.

Совместные усилия ученых'и практических работников социалистических стран в данном вопросе ведут к реше­нию этой сложной проблемы теории и практики между­народного права.