§ 3. Теория примата международного права

В начале 20-х годов XX в. в буржуазной международ-ноправовой науке появляется новая теория соотношения международного и внутригосударственного права, теория примата международного права. Следует отметить, что среди ее сторонников можно увидеть представителей самых различных направлений буржуазной теории и практики международного права. Это говорит о прием­лемости данной теории для сегодняшних защитников ка­питалистического общества, что требует от нас более де­тального рассмотрения ее основ, показа ее научной и практической несостоятельности.

Эта теория еще получила название монистической тео­рии, так как утверждает, что в международном и внут­ригосударственном праве в конечном счете регулируется поведение индивидуумов с той только разницей, что в международной сфере последствия такого поведения при­писываются государству. Сторонники монистической тео­рии считают, что в международном и внутригосударствен­ном праве существенным является предписание, обяза­тельное для субъектов, независимо от их воли. Они заяв­ляют, наконец, что обе системы права, якобы не имеющие существенных различий, должны рассматриваться как проявление единой концепции права (как по законам терминологии, согласно которым двум системам норм, регулирующим одно и то же поведение, неправильно да­вать разные наименования, так и потому, что ряд основ­ных понятий международного права не может быть объ­яснен без предположения о некоем высшем правовом порядке, из которого вытекают различные системы внутри­государственного права в некотором роде путем делигиро-вания).

Впервые эта точка зрения получила обоснование и теоретическое оформление в работах    Ганса Кельзена '.

Международному праву, согласно этой теории, пред­послана так называемая «начальная гипотеза» в виде «общего согласия», например, у Лаутерпахта, которая является скорее социологическим,   нежели   юридическим

1 См. «Das Problem der Sbuveranitat und Theorie des Volker-rechts», 1920; «Algemeine Sltatslehre», 1925; «Die philosophischen Grundlagen der Naturrechtslehre und Rechtspositivismus», 1928; «Reine Rechtslehre», 1934.

71

объяснением сущности права. Общее согласие для между­народного права — общее согласие «семьи народов». «Начальная гипотеза» принимается на основе неюридиче­ских соображений. Эта доктрина «начальной гипотезы» была ясно сформулирована также Кельзеном в упомяну­тых работах. Кельзен явился родоначальником буржуаз­ного нормативистского направления, которое получило название Венской школы и оказало большое влияние на решение вопросов о соотношении систем международного и внутригосударственного права, государственного сувере­нитета, субъектов международного права, сущности госу­дарства и др.

Кельзен выдвигает положение о «ступенчатой струк­туре правопорядка». Он утверждает, что юридические нормы располагаются как бы по ступенькам в поряпке возрастающей конкретизации их содержания. Последней ступенью являются «индивидуальные» правовые нормы, под которыми Кельзен понимает судебные решения и распоряжения администрации по отдельным конкретным случаям. Первой ступенью являются нормы международ­ного права, которые стоят как бы над внутригосударствен­ным. «Чистая теория права показывает путем анализа позитивного международного права, что оно... может рас­сматриваться, если откинуть предположение о суверенности отдельных государств, как система норм, стоящая над национальными юридичес­кими порядками и предоставляющая им равенство и сое­диняющая их в общеюридическом порядке» '.

Определяя субъект права как персонификацию норм, Кельзен говорит о государстве как о частичном правопо­рядке с ограниченной территориальной сферой действия норм права, как об органе «международноправовой об­ласти». В связи с этим Кельзен предлагает отбросить «догму суверенности» государства, которая «не является результатом научного анализа явления государства, а предположением философской ценности». Поэтому, — пишет далее он, — эту теорию нельзя оспаривать научно. Не говоря уже о том, что Кельзен понимает суверенитет чисто формалистически, то есть как независимость одной

'Hans Kelsen, The Pure Theory of Law and Analitical Jurisprudence, Harward Law Review, November 1941. Цит. по кн. А. Я. Вышинского, «Вопросы международного права и меж­дународной политики»,  Госюриздат,  1949, стр. 472—473.

Тг

системы норм от других систем норм, как высший право­порядок, не выводимый ни из какого другого правопоряд­ка, вся мнимая аполитичность Кельзена проявляется в отрицании суверенитета, в пропаганде вмешательства во внутренние дела государств, следовательно, в провозгла­шении права сильного. Хотя Кельзен признает несовер­шенство норм позитивного международного права, тре­бующих дополнения нормами национального юридическо­го порядка на территории государства, это нисколько не изменяет его тезиса о примате международного права.

Международное право не ограничено ни во времени, ни в пространстве, ни в отношении субъекта, ни в отно­шении объекта. Одно из основных мест в проблеме соот­ношения международного и внутригосударственного права по теории Кельзена занимает принцип «эффективности», которому он дает свое толкование. «Общепризнанный принцип международного права, —■ пишет Кельзен, — сформулированный обычным путем, гласит следующее: если где-либо, каким-либо путем установлена власть, ко­торая в состоянии обеспечить постоянное повиновение своему принудительному порядку со стороны индивиду­умов, чье поведение этот порядок регулирует, тогда это■ общество, созданное этим принудительным порядком, является государством в смысле международного права. Область, в которой этот принудительный порядок являет­ся постоянно эффективным, — это — территория госу­дарства; индивидуумы, живущие на этой территории, со­ставляют народ государства в смысле позитивного между­народного права»1.

Благодаря данному юридическому принципу междуна­родное право определяет территориальные и личные об­ласти валидитарности национальных юридических поряд­ков, области, которые каждое государство обязано ува­жать, как говорит Кельзен. Принципом эффективности определяется и валидитарность национальных юридичес­ких порядков, которые имеют силу только в той степени, в какой они отвечают требованиям эффективности.

«Поскольку, — делает вывод из этого Кельзен, —на­циональные юридические порядки находят основание для своей валидитарности в международном юридическом по-

1 Цит. по книге А. Я. Вышинского «Вопросы междуна­родного права in международной политики», Госюриздат, 1949, стр. 473.

73

рядке, который в то же самое время определяет их обла­сти валидитарности, международный юридический поря­док должен стоять выше любого национального порядка. Таким образом, он составляет совместно с ними одну, единую универсальную юридическую систему»1.

За последнее время можно отметить статью Р. Такера «Принцип эффективности в международном праве», по­мещенную в сборнике Липского «Право и политика в мировом сообществе»2, где автор повторил вышеприве­денные кельзеновские положения о том, что «право яв­ляется источником права, а основой его деятельности обычно также является само право» и поэтому междуна­родное право определяет пределы эффективности деятель­ности государства, разграничивая территориальную и личную компетенцию каждого из них.

.Кельзеновское понимание принципа «эффективности», воспринятое почти всеми без исключения сторонниками теории примата международного права, фактически озна­чает.: во внутригосударственных отношениях —■ произвол стоящих у власти групп, в международных отношениях,— с одной стороны, опять-таки произвольные действия госу­дарства (или общества, как говорит Кельзен) в установ­лении своего господства, с другой — полная зависимость образования государства от международного права. Подобное противоречие говорит о надуманности концеп­ции, о стремлении обосновать произвол господствующих групп, стоящих у власти. Кельзен утверждает, что даже область регулирования внутригосударственным правом, не говоря уже о нем самом, находит свою обоснованность (валидитарность) в международном праве. Таким образом, Кельзен сводит на нет значение внутригосудар­ственного права, фактически отрицает его. Подобное от­рицание внутригосударственного права полностью игно­рирует действительность и приводит к выводу о том, что существует только международное право как право миро­вого государства, к образованию которого стремятся наи­более реакционные группировки в различных государст­вах, ищущие обоснование своих планов в подобного рода

1              Цит.   по  книге  А.   Я.   Вышинского    «Вопросы  междуна­

родного   права     и     международной     политики»,   Госюриздат,   1949,

стр. 474.

2              См. G, L i p s k у,    Law and Politics in the World CommiKiity,

Berkely University of  California Press,  1953.

74

•теориях. Отсюда становится ясной   действительная подо-1 плека единой концепции    международного и внутригосу­дарственного права.

Исходя из высшей юридической нормы, согласно кото­рой все государства равны и обязаны уважать «террито­риальные и личные области валидитарности националь­ных юридических порядков», Кельзен понимает и прин­цип равенства и независимости государств. Другими словами, принцип равенства, являющийся общепризнан­ным принципом международного права (см., например, Устав Лиги Наций, Устав ООН, Варшавский договор и др.), заменяется формальным равенством государства лишь в силу подчинения последних норме международно­го права, созданного этими же государствами.

Кельзен выступает против принципа суверенитета, сторонников которого он обвиняет в «национализме» или даже в «империализме». Он заявляет, например, что «каждое лицо, стоящее на позиции национализма и импе­риализма, может быть склонно к гипотезе о том, что его собственный правопорядок представляет собой основную норму, иными словами, может быть сторонником примата национального права»'.

Неправильно отождествлять сторонников суверенитета со сторонниками теории примата внутригосударственного права. Даже среди буржуазных теоретиков права, напри­мер, сторонников дуалистической теории есть много юри­стов, отстаивающих суверенитет государства, но высту­пающих против примата   внутригосударственного   права.

Следует заметить, что во взглядах на право вообще и на международное право, в частности, представителей нормативистской Венской школы и французского юриста-солидариста Дюги наблюдается большое сходство.

Дюги исходит из классового мира и солидарности классов, объявляя последнюю основным принципом об­щественной и политической жизни2.

По теории Дюги основа международного права — «солидарность и взаимозависимость государств», которая диктуется необходимостью и чувством    справедливости.

1              Н.   К el sen,     Principles   of   International      Law, New York,

Rinehart, 1952, p. 44J.

2              См. Леон  Дюги,   Право социальное,   право индивидуаль­

ное и преобразование государства, М., 1909, стр. 22.

75

Дюги предлагает заменить международное право «межсо­циальным» правом.

Из юристов-международников можно отметить Сселя и Ле Фюра, которые почти полностью стоят на позициях Дюги, причем Ле Фюр приправляет их католической ме­шаниной, а Ссель резко биологизирует их..

Французский юрист Ле Фюр предпосылает междуна­родному праву естественное право, рассматриваемое з качестве «совокупности основных принципов социальной жизни, основанных на природе человека, как социальной личности, наделенной разумом»1.

Исходя из идеи «естественного чувства справедливос­ти», Ле Фюр выводит необходимость примата междуна­родного права над внутригосударственным.

Французский юрист, профессор юридического факуль­тета Парижского университета Ж- Ссель в своих работах дает несколько отличное по форме от Дюги и Кельзена обоснование международного права и соотношения меж­дународного и внутригосударственного права.

Ссель считает, что единственный субъект международ­ного права и международных отношений — человек, яв­ляющийся особым «правопорядком», и поэтому междуна­родное право необходимо заменить термином «право лю­дей», которое должно стоять выше государственного права и отменять его нормы в случаях противоречия 2.

В курсе международного публичного права Ссель го­ворит, что существуют принципы, которые являются «общими для всех юридических порядков — и государст­венного, и международного, и сверхгосударственного, и вселенной общности международного права». Он даже заявляет, что и в тех случаях, когда говорят о том, что нормы «заимствуются» из внутреннего юридического по­рядка, «переворачивается» весь вопрос, ибо, если нормы внутреннего права должны соответствовать международ­ному праву, то это только в силу того, что они являются нормами международного юридического порядка3.

1              А.   Т г и у о 1 ,   Doctrines   contemporaines  du  droit  dss   gens,

Paris  Pedone,  1951.

2              Cm. G.   Lip sky,   Law and Politics in the World Community,

Berkely University of California Press,  1953.

3              Cm. G. S с e 11 e, Manuel de droit international public, Paris,

1948, p.  579.

76

В этой же работе Ссель пишет: «Международное право, являясь правом сложного коллектива (междуна­родное общество), несомненно выше государственного юридического порядка, без чего его нормативный харак­тер становится непрочным, не более как моралью без осу­ществления. Это значит, что общественный интерес всего мира, то есть интерес человеческого общества, служит в целом общественным интересам, коллективу государств, являясь посредником в противоречиях и препятствуя их развитию. Это значит, что государственные юридичес­кие системы не могут быть высшими, законченными или суверенными, что государство не может быть суверенным».

В другой работе Ссель пишет, что «самая идея су­веренитета несовместима с идеей правовой межсоциаль­ной системы... Любой правовой порядок распространяет­ся лишь на те области, которые не могут затронуть соли­дарность целого, никогда не имея гарантий того, что они останутся неприкосновенными»; в связи с этим «поддер­живать понятие государственного суверенитета значит отрицать международное право»1.

Ссель отрицает суверенитет государства, так как принцип суверенитета дает пищу «чистому и противоречи­вому дуализму», и предлагает заменить его «правовым федерализмом»2.

Отрицая суверенитет, Ссель в вопросе соотношения международного и внутригосударственного права факти­чески становится полностью на позиции нормати­визма.

В литературе теорию Сселя еще называют теорией «межсоциального монизма», подчеркивая единую концеп­цию права человека как субъекта права вообще.

Почти все представители теории примата международ­ного права провозглашают индивида единственным субъ­ектом права, предполагая, что этим они якобы стирают различие между внутригосударственным и международ­ным правом. Это положение неверно, поскольку в между­народных отношениях люди лишь представляют действи­тельных субъектов — государства и нации в период ста-

1              G. Scelle,   Precis du droit de gens, 1934, II, ip. 11, 6.

2              Cm. G. Scelle,    La  Theorie    juridique de la    revision des

traites, 1936.

77

[ювлспия. При этом юридическую силу имеют не действия людей, а действия государства. Во внутригосударствен­ных отношениях наряду с человеком субъектами права являются и юридические лица, что признают даже неко­торые из сторонников этой теории.

Бесспорно, что теория международной правосубъект­ности индивида выдвигается в целях оправдания вмеша­тельства во внутренние дела государств. Для подтверж­дения этой мысли следует привести статью сторонника теории примата международного права Э. Хьюла «Меж­дународное право и охрана прав человека», где он, гово­ря о работе ООН по охране прав человека, усматривает в ней тенденции к расширению сферы вмешательства международного права, проповедуя отказ от националь­ного суверенитета, установление сверхгосударства и все­мирного права '.

Разбирая теоретические построения Сселя я Ле Фюра следует отметить, что нет существенной разницы между их кО'Нцепциями. Если Ле Фюр говорит вообще о есте­ственном праве, о разуме как регуляторе отношений, то Ссель биологизирует право, говоря о его основе, сводя все фактически к физическим отношениям между людь­ми, тем самым вульгаризируя их. Цель подобного рода положений — подчеркнуть вечность и незыблемость от­ношений, вмешательство во внутренние дела государств, следовательно, право силы. Термины «социальный», «био­логические законы» и т. д. призваны затушевать идеали­стичность положений, оторванных от производственных отношений, фактора, определяющего право.

Теория примата международного права в современной буржуазной международноправовой науке имеет много сторонников, которые в основном исходят из двух концеп­ций этой теории — концепции Кельзена и концепции Ссе­ля2. Следует подчеркнуть, что выводы из этих концепций одни и те же — примат международного права, отрицание суверенитета и установление всемирного права и государства.

К этим выводам приходят также представители реа­листического, естественноправового направления и соли-

1              См. G. L i p s k у,   Law and Politics  in the World Community,

hssays on Hans Kelsen Pure Theory and Related Problems in inter­

national Law, Berkely University of California Press,  1953

2              Cm.  W. S с h i f f e r,   Die Lehre von Primat des Volkerrechts

m  der neueren  Litenitur,  I.eipzig-Wien,   1937

даризма, что доказывает особую служебную роль теории примата в политике Монополистических группировок.

Остановимся, в частности, на- позиции последователя Кельзена, швейцарского юриста Гугенгейма', который считает, что дуалистическая теория и теория примата внутригосударственного права неизбежно ведут к проти­воречиям, и поэтому необходимо объединить внутригосу­дарственное и международное право в одну систему на­подобие федерального права Швейцарии, где имеется орган, создающий нормы для федерации и отдельно нор­мы для кантонов. Гугенгейм заявляет, что если невоз­можно уничтожить смыслового противоречия между внутригосударственным и международным правом, обяза­тельная сила национального правопорядка объявляется недействительной (в Швейцарии — федеральное право ломает кантональное), поскольку национальный и меж­дународный правопорядок определяются теми же норма­ми международного обычного права, которыми обеспечи­вается конституирование государства 2.

У Гугенгейма довольно четко разработано положение теории примата международного права о трех сферах компетенции международного права: во времени, в про­странстве и по предмету. Везде подчеркивается неогра­ниченность действия международного права.

Противореча своим же положениям, Гугенгейм под­черкивает, что нормы международного и внутригосудар­ственного права действуют как во внутригосударствен­ных отношениях, так и в международных. С другой сторо­ны, ст. 15 абзац 8 Устава Лиги Наций гласит: «если сто-_ рона заявляет и Совет признает, что спор касается вопро­са, который международное право подчиняет исключи­тельно компетенции этой стороны, то Совет устанавливает это в своем докладе, не предлагая решения». Подобная исключительная компетенция внутригосударственного права признается в ст. 2 п. 7 Устава ООН: «настоящий Устав ни в коей мере не дает Организации Объединен­ных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государ­ства, и не требует от членов Организации Объединенных

1 См. P. Guggenheim, Lehrbuch des Volkerrecbts, В. I, Basel, 1948.

2 См. P. Guggenheim, Beitrage Zur Volkerreehtlichen Lehre von Sltaatenwecksel, 1925.

Наций представлять тагид дела на разрешение в порядке настоящего Устава; однако, этот принцип не затрагивает применения принудительных    мер'   на   основании Главы

VII».

Вместе с тем он говорит вслед за Кельзеном, что лю­бой предмет, регулируемый внутригосударственным правом, может стать путем соглашения между государст­вами предметом, подлежащим регулированию междуна­родным правом.

Несмотря на приведенные выше положения, Гуген-гейм вынужден признать, что иногда решают дела в поль­зу компетенции внутригосударственного права, но лишь в силу того, что международному праву присуща слабость и узость действия по отношению к внутригосударствен­ному праву1.

Это говорит о том, что сторонники теории примата международного права, стремятся голословными заявле­ниями утвердить свой тезис «компетенции» в противопо­ложность международному праву и практике государств. И здесь ссылка на «слабость» международного права ни­чего не объясняет, а, наоборот, углубляет противоречие.

Истоки позиции Гугенгейма как нельзя лучше харак­теризует сама его статья «Что такое позитивное междуна­родное право?» в сборнике «Право и политика в мировом сообществе» 2 под редакцией Липского. В статье говорит­ся, что для дальнейшего развития международного пра­ва необходимо отказаться от «светского характера этих норм, заменив их правопорядком», отвечающим обще­признанным «религиозным идеалам». Таким образом, цель Гугенгейма — облечь международное право в мисти­ческие одежды, объявить его вечным, лишенным классо­вого содержания, призванным служить в конечном счете богу.

В Австрии в настоящее время теории примата между­народного права придерживаются Фердросс и Бранд-вейнер.

Фердросс в работе «Конституция международнопра-вового сообщества» определил международное право как «стоящее над государствами в той мере, в какой государ-

1              См.   P.   Guggenheim,   Lehrbuch  des   Volkerrechts,   В.   I,

Basel, 1948, S. 129—30.

2              Cm. G. L i p s k y,    op. cit.

80

ственное право стоит над отдельными гражданами»'. В курсе международного права Фердросс фактически пов­торял Кельзена с его нормативистскими положениями2.

В изданном в 1955 году курсе «Международное пра­во» Фердросс, в частности, посвящает один параг­раф соотношению международного и внутригосударствен­ного права 3, где он излагает свою концепцию соотноше­ния, концепцию умеренного монизма.

Каковы характерные черты его концепции и в чем отличие от концепции Кельзена?

Фердросс не считает, что валидитарность внутригосу­дарственного права основывается на международном праве. Он отвергает положения Кельзена о том, что вся­кая норма внутригосударственного права, которая проти­воречит норме международного права, является недейст­вительной. Фердросс считает юридически возможной кол­лизию между нормами внутригосударственного права и нормой международного права. Однако государственные органы обязаны в силу международного права в исклю­чительном случае отказать в выполнении закона собствен­ного государства «рассматривать закон, противоречащий международному праву как ничтожный». Такое состояние противоречия может носить только временный характер, поскольку примат международного права обязателен. «Отсюда явствует, — пишет далее он, — что внутриго­сударственный процесс может быть подчинен междуна­родному контролю».

Фердросс признает различие между международным и внутригосударственным правом, но считает, что они все же объединены в единой правовой системе, причем Ферд­росс не дает объяснения понятия «единой правовой системы».

Однако из того, что он считает, как и Кельзен, нормы международного права более «высокими» в сравнении с нормами внутригосударственного права можно сделать вывод о фактическом признании им иерархической кон­цепции Кельзена с ее «основной нормой».

1              А.   V е г d г о s s,    Die    Verfassung     der   Volkerrechtgemein-

schaft, 1926, S. 49.

2              Cm.  A. V e r d г о s s,   Volkerrecht, Wien, ,1937.

3              См. А. Фердросс, Международное право, ИЛ, 1959; Между­

народное и   внутригосударственное право,   стр.  86—99.   См.  также

вступительную статью проф. Г.  И. Тункина.

6   II. 'П.  Блищенко             gj

f ■

В настоящее время говорить о «единой правовой сис­теме», охватывающей как международное, так и внутри­государственное право, значит противоречить действи­тельности, когда в международном сообществе участвуют государства с разным социально-экономическим строем, имеющие различные правовые системы.

Провозглашая подчинение внутригосударственного процесса международному контролю, Фердросс фактичес­ки отрицает суверенитет государств, принцип невмеша­тельства, то есть основные принципы современного меж­дународного права, что находится в противоречии с его положениями в других частях книги.

Провозглашая концепцию примата международного права в конечном счете, Фердросс фактически отходит от нее, допуская возможность коллизий между внутригосу­дарственным и международным правом и признает, что во внутригосударственном праве закон имеет приоритет перед международным правом.

Противоречия концепции Фердросса еще и в том, что Фердросс вынужден признать, что статьи конституций ряда государств, которые признают нормы международ­ного права частью внутригосударственного права, прирав­нивают международное право к внутригосударственному праву. Причем в этом случае, пишет он, действует прин­цип lex posterior derogat priori. С этим положением мож­но согласиться, но в этом случае вся теория примата меж­дународного права сводится на нет.

Следует заметить, что Фердросс фактически ставит вопрос о соотношении нормы международного договора и внутригосударственного закона, объявляя его общим воп­росом всей проблемы соотношения международного и внутригосударственного права, делит коллизию норм меж­дународного и внутригосударственного права в области международных отношений и в области внутригосударст­венного права, допуская возможность различного ее ре­шения: с одной стороны, в пользу международноправовой нормы, с другой — в пользу внутригосударственной нор­мы при действии международного договора. Подобная конструкция противоречит практике.

Исходя из «основной нормы», Фердросс усматривает возможность изменения Устава ООН, который, по его мнению, не отражает все принципы международного пра­ва и является лишь партикулярным международным пра-

82

вом'. Другими словами, Фердросс, фактически строя подобную концепцию, приходит к отрицанию современ­ного международного права, его основного документа, делая это в завуалированной форме соответствия «основ­ной норме».

Несмотря на попытку Фердросса провести различие между теорией Кельзена и своей собственной, называя последнюю теорией «умеренного или сложного мониз­ма», вывод в сущности тот же: «международное публич­ное право всегда и без всяких исключений берет верх над внутренним правом, находящимся в противоречии с ним», «внутреннее право может свободно развиваться только в пределах, ограниченных международным правом»2.

Во Франции сторонником теории примата международ­ного права выступает профессор Парижского универси­тета Ш. Руссо.

В курсе международного публичного права Руссо от­казывается объяснить природу международного права, обязательная сила которого может быть определена, по его мнению, только исходя из соображений морального и психологического порядка, «чуждых позитивному праву». Он считает общие принципы международного права, ко­торые, по его утверждению, включают нормы, являющие­ся общими «как для национального, так и для междуна­родного права»3, основанием для теоретического вывода о примате международного права.

Уже не говоря о том, что Руссо не объясняет приро­ду международного права, без чего нельзя понять и пра­вильно решить вопрос о соотношении международного и внутригосударственного права, он юридизирует этот воп­рос. С другой стороны, Руссо подводит моральное обос­нование для существования и действия международного права, а объявляя принципы международного права об­щими и для внутригосударственного права, подводит мо­ральное обоснование и для последнего. Тем самым Рус­со  переводит вопрос о соотношении  международного  и

1              См. статью Фердросса в  сборнике G. Lipsky,  Law and Poli­

tics in the World Community, Berkaly of California Press, 1953.

2              A.     V e r d г о s s,      Droit    international      public     et     droit

interni, «Revue du droit international   et    des   sciences    diplomatiques,

politiques et sociales»,   1954, N 3, p. 221.

3              Cm. Ch. Rousseau,      Droit international   public,   P.  Pecu-

eil Sirei   1953, pp. 9, 74.

6*            .               83

внутригосударственного права в область психологических отношений, что противоречит как практике, так и теоре­тическим выкладкам многих буржуазных юристов. В рабо­те «Общие принципы международного публичного права» Руссо посвящает проблеме соотношения международного и внутригосударственного права раздел «Место междуна­родного права в юридической системе», где очень подроб­но излагается теория дуализма и теория монизма (как до­воды в их пользу, так и возражения противников). В ре­зультате анализа примеров позитивного международного права Руссо приходит к выводу о том, что поскольку меж­дународная практика не подтверждает ни одну из этих теорий, то их противоречия — не более как дискуссия двух школ. Практически, пишет он, следует признать «примат международного права как необходимое условие для его существования. Это положение подтверждается теорией международной ответственности, институтом, созданным организацией международного сообщества, который один может согласовать автономию компетенции государств и их подчинение высшему праву»1.

Прежде всего бросается в глаза полное противоречие между выводом из анализа международной практики и собственным заявлением Руссо о «практической необхо­димости» признания примата международного права, что говорит о надуманности подобной концепции, не соответ­ствующей практике. Далее «теория международной ответ­ственности» (фактически тот же принцип эффективности в нормативистской теории) приводит к отрицанию значе­ния международной практики и к идеалистической юри-дизации соотношения международного и внутригосудар­ственного права.

Профессор юридического факультета в Монпелье (Франция) Л. Дельбез писал в учебнике международного публичного права 2, что «этот тезис (примат международ­ного права. — И. Б.) полностью соответствует позитив­ному праву и единственный может учесть форму соблю­дения международнопраЕовых норм — подчинения кон­ституции международноправовым нормам, новому понятию суверенитета государства» (Дельбез исходит из

1              См. Ch.   Rousseau,   Principes generauix   du droit interna­

tional public, 1944, p. 73.

2              Cm. L.  D e 1 b e z,   Manuel de droit international  public, Paris,

1951.

84

отрицания государственного суверенитета,    называя   это положение «новым понятием» суверенитета. —■ И. Б.).

Это положение Дельбеза как нельзя лучше характе­ризует теорию примата международного права, фактичес­ки отрицающую последнее и одновременно провозглаша­ющую соответствие «позитивному международному пра­ву» принципов теории примата международного права с ее отрицанием суверенитета государств, с вмешательст­вом в их внутренние дела.

С подобными положениями, объявляя себя сторонни­ком Сселя, выступает и другой французский юрист, совет­ник по «промышленной собственности» П. Монтеле. В кни­ге «Патент на изобретение в международном договорном праве» ' Монтеле выступил за признание принципа прима­та международного права во Французской конституции 1946 года. Это, пишет он, «составляет значительный про­гресс в юридической науке», все индивиды становятся субъектами международного права, становятся его бене­фициантами.

С некоторыми оговорками теорию примата междуна­родного права признает профессор Тулузского универси­тета (Франция) Г. Ведель, который в учебнике конститу­ционного права 2 пишет, что конституция 1946 года утвер­ждает примат лишь международного договорного права и считает, что другие нормы недоговорного порядка мо­гут иметь примат лишь в том случае, если они свидетель­ствуют о молчаливом согласии. Другими словами, автор сводит проблему соотношения международного и внутри­государственного права к вопросу о соотношении нормы договора и закона, признавая в этом вопросе безоговороч­ный примат международного договора. Неубедительной является предлагаемая Веделем «форма молчаливого со­гласия» недоговорного порядка, которая в конечном итоге допускает признание примата всего международного права над внутригосударственным, тем самым делая ого­ворку лишней.

Примат международного права признает, хотя и с ого­ворками, французский юрист, профессор университета в Пуатье Л' Юилье. В работе «Международное публичное

1 См. P. Monteilhet, Des brevets d'invention en droit conven-tionel international, 1950.

2 Cm, G. V e d e 1, Mannuel elementaire de droit constitutionel, 1949.

85

*

право», вышедшей в 1949 году, он пишет, что «дуализм, как п монизм, представляется двумя системами, в равной степени мало отвечающими современности, поскольку пер­вая отстала от событий, а вторая является в значитель­ной степени преждевременной. Ни одна из этих теории, взятых в чистом виде, не отражает действительного соот­ношения международного и внутригосударственного пра­ва» '. Пятью годами позже выходит его работа «Основы международного права» 2, где, говоря о том, что ни одна из упомянутых теорий не может дать правильного ответа на вопрос о соотношении международного и внутригосу­дарственного права, он тем не менее отдает предпочтение нормативистам. По его мнению, если при заключении или ратификации договора был нарушен внутренний закон, то современная международная практика признает силу договора, поскольку это не связано с явным нарушением формы последнего и с узурпацией власти.

Позиция Л'Юилье характерна тем, что отражает наст­роение буржуазных юристов, которые в настоящее время не едины в поддержке теории примата международного права, ибо практика государств все больше и больше до­казывает искусственность этой теории и ее агрессивную направленность. С Л'Юилье можно согласиться, что ни дуалистическая, ни теория примата международного пра­ва, взятые в чистом виде, не отражают практики. Однако, попреки своему выводу, он считает, что практика все же идет к признанию теории примата международного права, так как возражает против этой теории лишь условно (вви­ду преждевременности). Кроме того, он прямо признает в случае коллизии договора и закона примат договора, под­тверждая это положение очень растяжимыми оговорками. Данное утверждение Л'Юилье фактически отрицает его первый тезис.

В Западной Германии сторонниками теории примата международного права, в частности, являются Д. Гунст и Е. Зауэр.

Гунст в работе «Понятие суверенитета в современ­ном международном праве», выступая с неправильной, уже осужденной в советской литературе концепцией су­веренитета (деление суверенитета на внешний и внутрен-

1              См. J. L'Huillier,    Droit international      public,    1949,   p.    14.

2              См. J. L'Huillier,   Elements de droit  international, Paris,  1954,

Editions Rousseau.

86

ний, признание делимости внутреннего и неделимости внешнего и т. д.), заявляет, что внешний суверенитет — это равенство государства перед международным правом, а последнее означает «подчинение суверенных государств нормам этого права». В связи с этим он заявляет о при­мате международного права. Как все сторонники теории примата международного права, он делает вывод: «госу­дарственный суверенитет не противоречит идее надгосу-дарственной организации»'. Следует подчеркнуть, что Гунст полностью следует в вопросе о соотношении меж­дународного и внутригосударственного права концепция Кельзена.

На позициях нормативизма с примесью солидаризма стоит и другой западногерманский юрист Зауэр2. Он при­знает примат международного права над внутригосудар­ственным и в связи с этим делает вывод о ненужности государственного суверенитета, поскольку «суверенитет как правовое понятие есть компетенция, данная государ­ствам международным правом». Он подчеркивает, что и «международноправовой суверенитет как чистое понятие компетенции ограничен принципом солидарности» 3.

Эклектика характерна для концепций буржуазных юристов, и на примере концепции Зауэра мы можем в этом убедиться. Зауэр стремится доказать ненужность и вред­ность государственного суверенитета, так как в мире су­ществует гармония (солидарность), которая допускает вмешательство во внутренние дела государств через меж­дународное право. Тем самым Зауэр отрицает современ­ное международное право с его основными институтами, намеренно юридизируя и извращая его.

Из латиноамериканских юристов, сторонников теории примата международного права, надо отметить прежде всего видного юриста Чили Альвареса, который, исходя из определения международного права как социально-поли­тической и психологической категории, констатирует при­оритет международного права над внутригосударствен­ным. Он выступает за ограничение суверенитета междуна­родным правом (точнее, за растворение государственного суверенитета в международном праве. — //. Б.) и предла-

1              См.   D.   Gun st.   Der Begriff der   Souveranitat im modernen

Volkerrecht, Berlin, ,1953. S. 118, 119.

2              См. Е.  S a u e r,    Souveranitat und Solidaritat, Qottingen, Mii-n-

sterschmidt, 1954

3              Cm. ibid., S. d62, 163.

87

гает признать человека субъектом международного права. Концепция Альвареса во многом сходна с концепцией Сселя.

Последователем Кельзена является колумбийский юрист Уилшес. Он исходит из кельзеновского положения о том, что «каждое государство суверенно, поскольку оно независимо от других государств, но все они подчинены суверенитету международного права».

Бразилец Американо также признает примат меж­дународного права над внутригосударственным. Однако его не удовлетворяет современное международное право, и он как бы вносит косвенную оговорку в свой тезис, предлагая обновить международное право (обновление он видит в создании сверхгосударства). Характерно, что субъектами этого обновленного международного права Американо считает сверхгосударство, человека, нацию и международные «автаркии» (наример, ЮНРРА) '.

Говоря о необходимости обновления международного права, Американо исходит из презумпции, что все основ­ные институты современного международного права (су­веренитет, невмешательство и др.) устарели. Вводя мно­жественность субъектов, он хочет стереть различие между внутригосударственным и международным правом, под­черкнуть надгосударственный характер международных организаций (следовательно, подтвердить право на вме­шательство и неприемлемость государственного суверени­тета) . Объявляя нацию, как совокупное целое, субъектом, Американо не дает определения нации, тем самым приз­навая ее лишь антиподом государству с его суверените­том. Причем абсолютно не ясно, как мыслит Американо выступление нации в качестве субъекта на международ­ной арене.

Голландский юрист Краббе (последователь Кельзена), исходя из «правового сознания» и «высшей ценности» международного права как «более высокой культуры» по сравнению с внутригосударственным правом, признает примат международного права 2.

Грек Политис также выступает сторонником   примата

1              См. Н   A. Jacob in i,    A   Study of the Philosophy of Inter­

national Law as Seen iti Works of Latin American Writers, Hague,

Nijhoft, 1954.

2              Cr     Osterreichische   Ze'tschr'ft  fur  offentliches  Recht»    B.   I,

Heft  3, 1946, S. 41. H. К г a b b e,  Die moderne Staatsidee, 2 Aufl.

Haag, 1919.

88

международного права над внутригосударственным, исходя из идеи Дюги о «высшем общем праве», стоящем над отдельными государствами.

Приверженцем теории примата международного пра­ва является также юрист-международник Э. Хамбро (Норвегия). В частности, исходя из этой теории, в статье «Случай в развитии международного права Международ­ным Судом»1 Хамбро признает правотворческую роль за решениями Суда, то есть объявляет их источником меж­дународного права. Он целиком переносит принципы внут­ренней судебной практики англо-саксонских стран в об­ласть междугосударственных отношений, пытаясь тем самым стереть различия между внутригосударственным и международным правом. Не говоря о том, что подобная аналогия вообще неверна, Международный Суд никогда •не ^тчеделял свои решения как источник международного права.

й Финляндии сторонником теории примата междуна­родного права выступает, в частности, Тауно Соунтауста2.

Однако наибольшее распространение разбираемая теория получила в Англии и США.

• В Англии видными представителями теории примата международного права являются, в частности, Лаутер-пахт и Шварценбергер.

Профессор международного права в Кембридже Лау-терпахт, исходя из «общего согласия» и неизменных основ естественного права, существующего от природы, строит концепцию международного права в соответствии с кель-зеновскими принципами нормативизма. В силу этого он стремится всячески умалить значение государственного суверенитета, предлагая ограничить его «всемирным пра­вительством», а также для «защиты» прав человека. Лаутерпахт, с одной стороны, выступает за «международ­ное законодательство» и за подчинение международному праву внутригосударственного законодательства, с дру­гой — за так называемую «гуманитарную» интервенцию, обосновывая свою позицию тем, что международное пра­во — часть права страны и действие международного правч может распространяться на лиц,    которые    в этих

. ^л. u. L i p s k у,   op. cit.

2 См. Таило Sountausta, La souverainete des etats, Helsinki, 1955, а также рецензию В. С. Нестерова на эту книгу, помещенную в журнале «Советское государство и право» 1956 г. № 5, стр. 145—146.

89

t

пределах становятся его субъектами Ч Несмотря на эту концепцию, Лаутерпахт вынужден привнать, что дейст­вующее международное право не дает права на вмеша­тельство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию государств.

Как мы видим, построение концепции примата между­народного права у Лаутерпахта идет по двум линиям: по линии утверждения «всемирного правительства» и по ли­нии международной правосубъектности человека в меж­дународном праве. Стремясь ликвидировать противоречие между своей концепцией и современным международным правом, он говорит «о рудиментарное™» положений в праве, противоречащих его теории, и предлагает фактичес­ки создание нового международного права на базе реви­зии Устава ООН.

Однако практика государств заставляет его подходить к выводу, противоположному его конструкции.

Характерно, что Лаутерпахт приводит арбитражное

решение по спору между США и Великобританией о гра­

ницах Аляски, где подчеркивается определяющее влия­

ние национального права отдельных государств, в частно­

сти, римского права на международное право. Это поло­

жение гласит: «Основой всей международной системы

является римское право, как оно развито и включено в

кодексы континентальных государств»2. Другими слова­

ми, практически признается примат национального права

в возникновении и развитии норм международного права

и отрицается примат международного права.            ^

Юрист-международник Шварценбергер в работе «Международное праве»3 приходит к выводу о примате международного права над внутригосударственным. Так, он пишет, что в казусе о рыболовстве в районе берегов Северной Атлантики (1910 г.) постоянный арбитраж (Permanent Court of arbitration) установил, что Велико­британия как местный суверен обязана принимать меры к охране рыбных богатств и имеет некоторые права в этой

1 См. Л. Оппенгейм, Международное право, т. I, полу­том I,  ИЛ,  1948, стр.  285—286.

2 См. Н. Lauterpacht,    Private Law Staurees and Analogies of  International. Law,   1927. Цит.  по работе    В. М. Корец ко го «Общие  принципы  права  в  международном  праве»,  Издательство АН УССР, Киев, 1957.

3 См. G. Schwarzenberger, International Law, Vol. I, London, ;1945.

90

области. Однако свободное осуществление законодатель­ных функций «было ограничено обязательством выпол­нить добровольно заключенный договор». Аналогичную позицию занял суд в 1921 году в споре между Францией и Перу (вопрос заключался в том, может ли перуанское правительство, признанное де-факто Францией, в после­дующем законодательстве отменить акты правительства в отношении французских граждан). Суд вынес решение: «новое право не может быть применено к иностранцам, которые действовали согласно договору». Тот же принцип положен в основу решения Постоянной Палаты меж­дународного правосудия в споре Норвегии и США (1922 г.).

Из этого Шварценбергер сделал шесть выводов, пред­ставляющих интерес с точки зрения характеристики тео­рии примата международного права:

Государство имеет право не соглашаться на юрис­

дикцию суда в том случае, если невыполнение междуна­

родных обязательств или нарушение международного до­

говора обусловлено его конституцией   или    его    актами,

пробелами в части его законодательства, решениями су­

дебных и административных органов или каких-либо дру­

гих учреждений под его контролем.

Положения  внутригосударственного   права   не мо­

гут превалировать над обязательствами государства, ба­

зирующимися на обычном международном праве, элемен­

тарных нормах международного права или на договорном

международном праве.

Государство, связанное    международными    обяза­

тельствами, должно внести в свое право такую альтерна­

тиву, какая может быть необходима   для обеспечения их

выполнения.

Ссылка на обязательства по национальному законо­

дательству не принимается во внимание, если   она ведет

фактически к нарушению международного права.

Нарушение международного права не устраняет его

Положений.

Мероприятия местного характера,   которые подвер­

гают опасности договорные права других государств, яв­

ляются нарушением международных обязательств '.

1 См. G. Schwarzenberger,    International   Law,   Vol    I,

London, 1945, pp. 21—22.  . i,

91

Прежде всего следует заметить, что Шварценбергер исходит из того, что все решения суда являются признан­ными международным правом, а это противоречит прак­тике и теории. Если же сопоставить первый вывод со всеми остальными, то очевидно, что он находится в полном про­тиворечии с .ними. Если предположить, что в первом слу­чае речь идет о невыполнении определенного вида догово­ров, предусмотренных внутригосударственным правом, то тогда абсурдом является заключение таких договоров. Следовательно, первый выво"д Шварценбергера нужен ему для того, чтобы как-то объяснить суверенное право государства отказываться от юрисдикции суда в вопросах, входящих во внутреннюю компетенцию государства и являющихся, как это косвенно признает Шварценбергер, целиком внутренним делом государства.

В своем стремлении обосновать практику внутренней компетенции Шварценбергер заходит" очень далеко, опре­деляя право государства нарушать обязательства пробе­лами в законодательстве, решениями судебных и админи­стративных органов или каких-либо других учреждений, находящихся под контролем государства. Другими слова­ми, он говорит о неограниченном праве государства нару­шать обязательства, основанные на международном пра­ве. Это еще больше противоречит другим выводам.

Казалось бы, что все другие выводы исходят из поло­жения pacta sunt servanda. В действительности же Швар­ценбергер проповедует полное подавление внутригосудар­ственного права международным, поскольку возводит в каноны упомянутые положения, обязательные для госу­дарства, даже если договор носит противоправный харак­тер. В этом и состоит основная порочность подобных категорических выводов.

Далее, эти выводы не касаются действия норм внутри­государственного права в международных отношениял, и, наоборот, норм международного права в отношениях внут­ри государства, где вопрос решается индивидуально в каждом конкретном случае (второй вывод категорически определяет примат международного права). Остальные четыре вывода, взятые отдельно, отражают практику госу­дарства.

Позиция Шварценбергера свидетельствует о том, что теория примата международного права не в состоянии обосновать практику государств; поэтому неизбежны про-

92

тиворечия и фактическое противопоставление теории прак­тике.

В США почти все юристы-международники (Хайд, Гросс, Джесепп, Иглтон, Райт, Кунц, Старк, Нусбаум, Фримен, Моргентау, Форд и др.) выступают сторонниками теории примата международного права.

Гросс в статье «Государства как органы в междуна­родном праве и проблема аутентического толкования» пытается представить теорию Кельзена в качестве основы движения за мир '. Он проповедует отказ от автономии государств, от права толковать нормы международного права и требует предоставить это право международному суду, «обладающему принудительной юрисдикцией в от­ношении всех государств и любых споров». Как мы ви­дим, Гросс стоит на позициях Кельзена, пропове­дуя отказ от суверенитета, вмешательство во внутренние дела.

С той же точки зрения характерна критика Иглтоном Устава ООН в статье, помещенной в упомянутом сборни­ке Липского «Является ли ООН правопорядком?». Осно­вываясь на кельзеновской теории, Иглтон утверждает, что ООН является неполноценным правопорядком, так как она построена на принципе уважения суверенитета, разграничивает сферу международной и национальной компетенции и не предусматривает обязательной юрис­дикции Международного Суда. В действительности речь идет о невыгодности для США действия норм Устава ООН.

Отдельно следует остановиться на позиции Хайда, тем более, что Хайд в принципе также придерживается теории примата международного права, хотя его позиция крайне противоречива и отражает столь же противоречивую практику США. В своей работе «Международное право» 2 Хайд пишет: «Если существует совокупность норм между­народного права, которые государства на деле соблюдают в своих отношениях друг с другом из чувства правовой обязанности и которые каждое государство в отдельности не может изменить или отменить, то эти нормы междуна-

1              См. G. Lip sky, op. cit., p. 59; см. также Gross, Die Rechts-

begrife  des «Common law»  und  das    Volkerrecht,    «Zeitschrift  fur

'offentliches Recht», Bd. XI № 3, 1931.

2              Ч.   Хайд,   Международное право,   его   понимание и приме­

нение Соединенными Штатами Америки, 1950, т.   1, § 5.

93

родного права неизбежно приходится рассматривать как

внутригосударственное право каждого отдельного госу­

дарства, действующее на всей его территории, находя­

щейся под контролем этого государства. Таким же обра­

зом обстоит дело и тогда, когда нет прямого акта нациот

нального законодательства, предусматривающего призна­

ние отдельными государствами международного права

как своего права».              в

Допуская очень существенную оговорку о том, что международным правом фактически являются только те нормы, «которые государства на деле соблюдают в своих отношениях друг с другом», Хайд тем самым отрицает нормы международного права, признанные всеми госу­дарствами, за исключением данного государства (имеется в виду США). Это ведет к неверному выводу, что нор­мами международного права являются нормы, которые выгодны данному государству, а не нормы, которые приз­наны всеми государствами. Неправильным является так­же абсолютизирование Хайдом примата международного права. Он пишет: «международное право в качестве внутригосударственного права каждого государства имеет несомненное преимущество перед любыми административ­ными правилами, законами или актами государственной власти, которые находятся в противоречии с ним». С дру­гой стороны, Хайд утверждает, что между международ­ным и внутригосударственным правом «не может быть конфликта, как между равными». Говоря о кон­фликте и примате международного права, Хайд в то же время отрицает возможность конфликта, более того, гово­рит о равноценности международного и внутригосударст­венного права, выступая как дуалист. Он делит спор о соотношении нормы международного права и внутриго­сударственного права как бы на две стадии, стремясь обойти противоречия своей концепции, а на самом деле только углубляя их. Хайд признает, что суд отдельных государств «может быть обязан приводить в исполнение закон, противоречащий международному праву», и суд высшей инстанции «может оказаться вынужденным утвер­дить такое решение». Однако это означает только то, что ни один суд не может «входить в рассмотрение правиль­ности поведения государства, издавшего данный закон». Если же спор не вышел из предварительной стадии и бу­дет в дальнейшем рассматриваться дипломатическим пу-

94

тем, то государство может выступать против утверждения о расхождении закона с международным правом. Но если государство признает правильность утверждения, то оно должно предоставить удовлетворение. Допустим, что спор о характере данного- внутригосударственного закона или о характере удовлетворения не улаживается путем переговоров. Тогда он передается международному суду и суд отвергает закон (если последний действительно на­рушает международное право). Выполнение государством решения суда (возможно, с одновременным изменением своего законодательства) «явится завершением конфлик­та и установит примат международноправового обяза­тельства».

Будучи вынужденным признать внутригосударствен­ный и международный аспект спора, Хайд тем самым опровергает тезис теории примата мелодународного права о едином комплексе норм, вершиной которого является международное право, и, следовательно, требует его обязательного применения судами. Другими словами, Хайд отходит от кельзеновских принципов теории, под­черкивая факультативный характер обращения, к дипло­матическим переговорам для урегулирования спора.

С другой стороны, Хайд, как сторонник теории прима­та международного права, высшей инстанцией в споре признает Международный Суд и обязательность обраще­ния к нему в случае неудачи дипломатических перегово­ров, стараясь тем самым навязать обязательную юрисдик­цию Международного Суда, что противоречит практике и основным принципам международного права, в частности, ■принципу уважения государственного суверенитета.

Стремясь устранить указанные    противоречия,   Хайд предлагает завершить спор выполнением решения Между­народного Суда государством. Другими словами, он вновь возвращается к фактически   отвергнутому   им   примату-международного права.

Все это говорит об искусственности концепции Хайда. Об этом же свидетельствует упоминаемый, кстати, самим Хайдом, пример договора между Италией и Швейцарией от 20 сентября 1924 г. о согласительной процедуре и су­дебном разрешении споров. Статья 17 договора гласит: «Если Постоянная палата международного правосудия найдет, что решение суда или другого органа власти од­ного из договаривающихся государств    полностью    или

95

частично расходится с международным правом и если конституция этого государства не допускает или допуска­ет в недостаточной мере отмену этого решения в админи­стративном порядке, то стороне, против которой принято решение, должно быть предоставлено справедливое удо­влетворение в какой-либо иной форме». Как мы видим, в данном случае признается суверенитет государства, авто­номия внутригосударственного права, и Постоянная Па­лата международного правосудия не отвергает закон, как пытается подчеркнуть Хайд, а признает его действие и лишь говорит об удовлетворении в какой-либо иной фор­ме. Хайд утверждает, что в США признано преимущест­во международного права на всей территории государст­ва, и это подтверждается практикой всех его органов. Однако несколько ниже он вынужден признать, что суды США лишь «в тех случаях, когда их не ограничивают законы Соединенных Штатов, применяют и проводят в жизнь принципы международного права как составную часть внутригосударственного права страны». Таким обра­зом, он не может здесь говорить о примате международ­ного права, не противореча действительности, и поэтому вынужден сделать оговорку «когда не ограничивают законы», то есть фактически признать примат внутригосу­дарственного права, вступая в новое противоречие со своим тезисом примата международного права.

Строя свою теорию на практике судов США, считаю­щейся в англо-саксонском праве источником права, Хайд ссылается в подтверждение своего тезиса о примате международного права на заявление судьи Грея по делу. Paquete Habana, где было сказано: «Международное пра­во есть часть нашего права и должно подтверждаться и применяться судебными учреждениями, обладающими соответствующей юрисдикцией всякий раз, когда на их разрешение поступают в надлежащем порядке, вопросы, связанные с международным правом. Для этого при от­сутствии договора, а также соответствующего акта испол­нительной или законодательной власти или судебного ре­шения следует обращаться к обычаям и обыкновениям цивилизованных народов» К Выступая как бы в роли творца права (нормы), Грей проповедует примат между­народного права во всех случаях.

1 Ч. Хайд,   «Международное право...», т.  1, 1950, стр. 79.

96

Хайд считает достаточным для обоснования теории примата международного права заявление судьи. Подоб­ного рода основания не принимаются во внимание как в странах европейского континента, так и некоторыми юри­стами англо-саксонских стран.

Вместе с тем, Хайд вынужден заметить, что государ­ство в своем законодательстве и внешней политике «мо­жет возложить на лиц или на суды, находящиеся под его властью, такие ограничения, которые не предусмотрены международным правом». Другими словами, он факти­чески признает автономию внутригосударственного права.

Концепция Хайда свидетельствует о том, что тезис о примате международного права изобилует противоре­чиями и не подтверждается практикой.

Канадский юрист-международник Гендри в своей ра­боте «Договоры и федеральные конституции» ' анализи­рует соотношение конституции и международных догово­ров союзных государств, в частности, США, Канады, Австралии и Швейцарии. Вся работа направлена на оправ­дание произвола исполнительной власти при заключении договора и обоснование независимости исполнительной власти от законодательной при заключения и введении в действие международного договора. Гендри считает, что существует тенденция к централизации функций прави­тельственных органов федеративных государств и по­этому заключенные центральным правительством между­народные договоры считаются действительными. В связи с этим союзные государства должны предоставить цент­ральной исполнительной власти все полномочия на за­ключение международных договоров2.

Анализируя конституционные положения упомянутых государств, Гендри заявляет, что контроль со стороны парламентов над правительствами в области заключения международных договоров, предусмотренный конститу­циями, приводит иногда к трениям и расхождениям, одна­ко не может воспрепятствовать заключению договора и вступлению его в силу, а судебные процессы в верховных судах и в судах штатов по вопросу о действительности договоров и интерпретации его некоторых положений при­водили в целом к тому, что право высшей исполнительной

См.       I.     H e n d г у,     Treaties     gnd     Federal Constitutions,

Washington, Public Affairs Press,  1955.

Cm. ibid., pp.   163, 176,  181.

7. И.  П.  Блищенко             д7

I

власти федерации на заключение    международных дого­воров подтверждалось еще раз '.

Наш анализ конституционных положений и судебной практики США и Швейцарии, который будет дан ниже (здесь не имеется в виду Канада с ее конституционным Актом о Британской Северной Америке (1867 г.) и Авст­рия с ее Актом о Конституции Австралийского Союза (1911 г.), а также не учитывается действие на их терри­тории законов Англии и особенности вхождения указан­ных стран в Британское содружество наций, что требует специального исследования. — И. Б.), предоставляет нам право опровергнуть вывод Гендри о необходимости кон­ституционного закрепления безграничной исполнитель­ной власти, стремящегося обосновать общую тенденцию в буржуазном государстве, тенденцию усиления роли ис­полнительной власти. Характерно, что он делает свой вывод в виде рекомендации, то есть фактически признает, что настоящие конституционные положения определяют ведущую роль законодательной власти при заключении договора (см. ст. 11, раздел 2, § 2   Конституции США).

Далее Гендри смешивает два момента: предоставле­ние полномочий на заключение договора, объем которых в США и Швейцарии различен, и действие договора на территории государства, что требует одобрения законода­тельного органа. Отсутствие этой грани и обосновывание тенденции к неограниченной исполнительной власти, в частности, в этой области, ведет к утверждению примата международного права, что противоречит практике.

Анализ этих двух моментов с точки зрения конститу­ций и практики как раз дает вывод о примате внутриго­сударственного права как системы права, определяющей возникновение и развитие норм международного права и равенстве действия норм международного и внутригосу­дарственного права на территории государства.

*      * *

Следует остановиться на лозунгах «всемирного госу­дарства» и «мирового правительства» сторонников теории примата международного права. Необходимо отметить, что эти лозунги возникли как политические лозунги и но­сят прежде всего политический характер. Планы «всемир-

1 См. I. Hendry, Treaties and Federal Constitutions, Washington, Public Affairs Press,  1955,   pp.  39—40.    -

98

ного государства» и «объединенной Европы» ! представ­

ляют собой попытки монополистических группировок ряда

государств укрепить шатающийся капиталистический

строй с господством наиболее хищнической сильной моно­

полистической группы.    , ., .

На. первый взгляд планы «всемирного государства» и «объединенной Европы» могут привлечь внимание люден, выступающих против войны, так как создают их пропо­ведники иллюзию, что с уничтожением национальных го­сударств будут уничтожены и противоречия между ними. Однако анализ движущих сил течения, экономических от­ношений, связи тех или иных представителей стран в той или иной организации «европейского» или «мирового» характера с монополистическим капиталом приводит к определенному выводу, что движение за, «мировое госу­дарство» и его варианты — не что иное, как выражение межимпериалистических противоречий, насыщенное со­циальной демагогией.

Указанные лозунги направлены прежде всего на лик­видацию государственного суверенитета, на оправдание вмешательства во внутренние дела государств. Участие в подобных планах представителей правительств говорит о том, что эти планы отвечают интересам определенных ре­акционных кругов, оказывающих давление на правитель­ства в своих странах и заинтересованных в установлении своего господства. Следует иметь в виду при характери­стике этих планов ленинское положение о том, что «им­периализм есть эпоха финансового капитала и монополий, которые всюду несут стремления к господству, а не к свободе» 2. Переплетение монополистических связей пред­ставляет собой основу для подобных лозунгов и находит выражение в стремлении к мировому господству.

В пропаганде этих планов участвуют и юристы, в пер­вую очередь сторонники примата международного пра­ва, провозглашающие «всемирное государство» и «все­мирное право» панацеей от всех бед. Теорией примата международного права они стремятся оправдать стремле­ние монополистических группировок К господству и нару­шения международного права.

Английский юрист Дикинсон в своей    книге, «Казусы

1              Подробнее  см.     В.   Б.    Княжинский,     Провал ■ планов

«Объединения Европы», Госполитиздат, 1958.

2              В. И. Л е н и н,   Соч.,   т. 22, стр. 283.             :

7*            .               99

_

международного права» ' в разделе «Международный су­веренитет» прямо говорит о государственном суверените­те «как об исторически отжившем понятии». Космополи­тическая сущность трактовки понятия суверенитета при­водит к выводу о существовании неясного даже для са-мого автора «международного суверенитета», носителем которого будет единое мировое правительство.

Несколько противоречивую позицию занимает фран­цузский юрист Бастид2. С одной стороны, Бастид пра­вильно подчеркивает, что «понятие государственного су­веренитета совместимо с понятием международного пра­ва», с другой —• защищает положение о том, что «госу­дарство, рассматриваемое как юридическое лицо, прямо подчинено международному праву, от которого оно непо­средственно получает прерогативы и которое оно непо­средственно обязывает», то есть государственный сувере­нитет фактически отрицается.

Характерно высказывание французского юриста Ред-слоба: «Доктрина примата международного права, откро­венно говоря, превращает международное право в импе­ративное право. И, будучи императивным, оно не может не быть правом, исходящим от сверхгосударства» 3.

Американский профессор международного права Хол-лидей в статье «Мировое право или мировая анархия» призывает к тому, чтобы конгресс США взял бы на себя руководство в создании нового мирового правопорядка и устранении международной анархии 4.

Очень хорошо сущность этих планов, сам не желая этого, раскрыл американский юрист-международник Джессеп. Он заявил в своей работе «Современное между­народное право», что «право мирового правительства бу­дет отрицать право на революцию», «мировое правитель­ство законодательствует и будет принимать меры для подавления вооруженного восстания» 5.

1              Е  Dickinson,    Cases and Materials on International Law,

Brooklyn Foundation Press, 1950.

2              См. Р. В a s t i d,   Droit des gens P., Universite de Pari, Cours

de droit, 1951.

3              Cm. R.   R e d s 1 о b,    Traite   de   droit   des gens, Paris,   1950,

p. 68.

4              Cm. «American Bar Association Journal», New York, 1949, № 8,

p.  711.  Подробнее см.    Д.   И.   Бараташвили,    Американские

теории международного права, Госюриздат, 1956.

5              См. Ph. С. J e s s u р, A Modern Law of Nations, 1948, pip. 185,

190—191. «The International Problem of  Governing  Mankind», Cali­

fornia Press, 1947, pp. 45—46.

100

В своей последней работе «Транснациональное право» 1 он выступает с утверждением, что существуют какие-то транснациональные правоотношения, выходящие за рам­ки одного государства. Здесь нет норм международного, публичного, частного и национального права, здесь есть транснациональное право, которое является господствую­щим. Понятие «транснащшнального права» нужно ему для того, чтобы создать видимость существующих пред­посылок для права мирового государства. В практике го­сударств существуют отношения, выходящие за рамки одного государства, однако в этой связи отнюдь не воз­никает так называемое транснациональное право, посколь­ку эти отношения регулируются или внутригосударствен­ной, или международной системой права. В междуна­родных договорах и внутренних законах имеет место подчас специальное указание на применение в данном отношении нормы того или иного права, подчеркивая тем самым регулирование возникших отношений одной систе­мой права. Гораздо откровеннее пишет американский юрист Гоулд2, профессор университета Пардю. В сфере правоотношений международного транснационального ха­рактера, пишет он, приоритет принадлежит нормам международного права, а при столкновении норм между­народного и внутригосударственного права Гоулд гово­рит, что следует проводить аналогию с правом штатов и правом федерации в США.

Желание все подчинить интересам реакционных кругов, стремящихся к господству, оправдать их политику, пронизывает, например, проекты группы «мировых фе­дералистов» Чикагского университета во главе с профес­сором Хачинсом о «мировой республике»; их поддержи­вают с разного рода оговорками сторонники примата международного права, выступающие против государст­венного суверенитета, национальной независимости, про­тив народных масс и стремящиеся сохранить господство монополистических кругов.

В связи с этим при характеристике теории примата международного права необходимо учитывать эту основ­ную тенденцию теории,   провозглашающей    категориче-

1              См. Ph. С. J e s s u p,  Transnational Law, New Haven Univer­

sity Press, 1956.

2              Cm.  W.  L.  Gould,    An   Introduction   to  International   Law,

New York, Harper and Brothers Publ., 1957.

101

I

ский примат международного права, начиная от колли­зии отдельных норм и кончая выводом о необходимости создания «мирового государства».

Даже сам Кельзен, афишируя во всех своих работах свою аполитичность, «объективность», «научность», был вынужден признать, что выбор теории, определяющей соотношение международного и внутригосударственного права, «важен с точки зрения политической, поскольку он связан с идеологией суверенитета»', основного института современного международного права, против которого он выступает.

Главной методологической особенностью, имеющей далеко идущие политические последствия, построений сто­ронников теории примата международного права, являет­ся то, что они оправдывают нарушения современного международного права реакционными правящими круга­ми некоторых стран и объявляют эти нарушения зачатка­ми будущего международного права, создают его в своих построениях так, как это выгодно, и уже с этих позиций выступают против основных институтов современного международного права, затрудняющих проведение реак­ционной политики, направленной на закабаление народов.

Другой особенностью этой методологии является объяснение практики государств, в частности, в данном вопросе темы, только с позиций тезиса примата между­народного права. Готовый штамп, таким образом, при­кладывается ко всем случаям жизни. Именно в проблеме соотношения международного и внутригосударственного права подобного рода методология чрезвычайно ярко проявляется и таким образом вскрывает цели теории при­мата международного права. Сторонники этой методоло­гии следуют не от практики к теоретическим обобщениям, а от надуманных концепций (за которыми скрываются упомянутые цели) к практике, что подчеркивает ее (то есть   методологии)    идеалистичность    и неприемлемость.

Итак, подводя итоги нашему исследованию теории примата международного права, мы приходим к следую­щим выводам: при решении первого вопроса проблемы соотношения международного и внутригосударственного права как систем права, сторонники этой теории решают его в пользу примата международного права, исходя как

1 Н.  К el sen.    Principles  of International   Law,    New York, Rinehart, 1952, p. 447.

102

было-показано, из неверных позиций нормативизма или естественного права. Однако анализ приведенных концеп­ций юристов различных стран говорит о наличии противо­речий между положениями этих концепций и, главное, о противоречии их практике. Решение вопроса в пользу примата международного права имеет и политический ха­рактер (лозунги «сверхгосударства»), так как говорит о характере отношений государства между государствами, об отрицании национальной независимости.

В вопросе соотношения норм внутригосударственного и международного права на территории государства сто­ронники теории примата международного права во мно­гих случаях признают примат национальной нормы, объ­являя, однако, это исключением, а правилом — катего­рический примат международной нормы, что противоре­чит ими же приводимым примерам практики государств.

Третий вопрос проблемы, то есть вопрос о непосредст­венном действии норм международного права на терри­тории государства или норм внутригосударственного пра­ва в сфере отношений, регулируемых международным правом, эта теория не ставит исходя из примата между­народного права во всех отношениях.

Вышеприведенное говорит о несостоятельности этой теории, о неспособности правильно решить проблему соот­ношения международного и внутригосударственного права.