В.П. Нажимов, А.В. Расторопина. В ОЖИДАНИИ НОВОГО УПК

К концу 80-х годов пришла к полному своему банкротству экономи­ческая и политическая система так называемого “реального социализ­ма”, который в действительности был ни чем иным как “номенклатур­ным государственным капитализмом с порабощением трудящихся, “раем” для бюрократов и самодержавием их вождей”.

Прежде всего оказалось полностью неэффективным само “социалистичес­кое производство”, которое не имело никакого естественного стимула к своему существованию и развитию и потому держалось только с по­мощью массового применения принуждения (насилия) к своим работникам. Обеспечение принуждения, внушение страха перед его жестокостью, а также утверждение идеологии обмана и самовосхваления - все это было сущностью политической и правовой системы нашего “социалисти­ческого” государства. Понятно, что важное значение в этих условиях приобретали специальные карательные органы (ВЧК - ОГПУ - МГБ - КГБ) и правоприменительные органы (милиция, прокуратура и суд), стояв­шие на защите обанкротившегося “реального социализма”. И потому банкротство его экономической и политической системы породило кри­зис доверия к праву и правоприменительным органам. По данным ВЦИОМ, весной 1990 года правоприменительные органы пользовались “наимень­шим доверием народа наряду с комсомолом, министерствами и профсою­зами”. Создавшиеся условия порождали необходимость коренных экономических и политических преобразований, которые следовало проводить быстро и решительно, используя при этом демократические и правовые инструменты. Именно поэтому мы считаем обоснованным и своевременным высказывание одного из авторов в адрес руководителей соответствующих органов верховной власти в августе 1991 года: “Органы Верховной власти России совершат две большие ошибки с негативными последст­виями, если, во-первых, не создадут Высокий Суд и не проведут су­дебный процесс по обвинению правящей партии, Правительства и НКВД-КГБ в геноциде и бесчеловечности, и, во-вторых, не проведут выборы Учредительного Собрания для обсуждения и приня­тия Конституции с последующим утверждением путем референдума”. К большому сожалению, победившие в августе 1991 г. демократы оказались, на наш взгляд, не готовыми к решительным действиям подобного рода и упустили благоприятную возможность, а в результате получили соответствующие негативные последствия. Бюрократические элементы в органах власти и в сохранившихся организациях КПСС воспользовались предоставившимся временем и, использовав все возможные способы и приемы борьбы против демократических преобразований, сумели свести их к минимуму, а к нынешнему времени даже поставили страну в условия, сохраняющие возможность полного бюрократического реванша под большевистскими и националистическими лозунгами.

Впрочем, вполне вероятно и наблюдающееся постепенное бюрократи­ческое перерождение нынешней государственной власти Россия под ло­зунгами “укрепления государственности” и “великодержавности”.

Банкротство системы “реального социализма” сделало необходимым проведение основательной судебной реформы. В этом отношении вскоре после победы над ГКЧП юристы - демократы были более расторопными и, не теряя времени, уже 21 октября 1991 года представили свою концеп­цию демократической судебной реформы, которая буквально сходу, уже 24 октября 1991 г., была полностью одобрена Постановлением Верховного Совета РСФСР. Это лишний раз свидетельствует о том, что в тот период могли бы осуществляться и другие, еще более значимые сверше­ния, включая судебный процесс против обанкротившейся власти КПСС и создание через Учредительное Собрание подлинно демократической Конституции. Но время и поступательный темп демокра­тизации были бездарно потеряны, что тут же сказалось и на судьбе намеченной демократической судебной реформы - ее проведение все более тормозилось и откладывалось.

После многократного откладывания, только 16 июня 1993 года был принят закон Российской Федерации “О внесении изменений и дополне­ний в закон “О судопроизводстве РСФСР”, Уголовный кодекс РСФСР, Уголовно-процессуаль­ный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об администра­тивных правонарушениях”, в котором предусматривалось введение суда присяжных. Совсем не случайно этот закон имеет такое неудобовари­мое длинное название, которым как бы показывается, что введение суда присяжных в России - это рядовой, проходной вопрос, которому не следует придавать особого значения.

А главное, в законе устанавливается сложная альтернативная подсуд­ность уголовных дел суду присяжных, и к тому же он вводится в дейст­вие лишь в немногих регионах России. Можно сказать, что он пока не играет почти никакой роли в осуществлении правосудия. По статис­тическим данным, количество рассмотренных судами присяжных уголов­ных дел далеко не достигает даже 1%. Закон имеет и другие сущест­венные недостатки, которые должны быть устранены в новом УПК. Несмотря на то, что в нашей юридической литературе уже имеются возражения против реализации концепции судебной реформы и введения суда присяжных, можно надеяться, что ряд важнейших ее положений и, в частности, введение повсеместного суда присяжных для рассмот­рения уголовных дел с тяжким обвинением будет реализовано в новом Уголовно-процес­суальном кодексе.

Основанием для такого утверждения служит Конституция Российской Федерации (см. статьи 20, 47 и 123), которая учла, наконец, преиму­щества этой формы суда исторического, политического, морального и психологического характера, о которых говорилось в нашей юридичес­кой литературе в течение долгого времени, начиная с 1957 года. Как история, так и нынешняя действительность убедительно подтверж­дают, что любая реальная демократия (рабовладельческая, феодальная, буржуазная) не могла обойтись без использования в осуществлении правосудия суда присяжных. К тому же нельзя забывать, что и полу­вековой опыт деятельности суда присяжных в России (1864-1917 гг.) был весьма успешным.

Во всех трех известных нам опубликованных проектах, включая последний, подготовленный большим коллективом специалистов под руководством Министерства юстиции Российской Федерации, предусматри­вается производство в суде присяжных по уголовным делам о тяжких преступлениях. Предложены два варианта подсудности уголовных дел суду присяжных:

1) подсудны уголовные дела о преступлениях исключительной тяжести (с наказанием в виде пожизненного заключения или смертной казни);

2) подсудны, кроме указанных выше, также дела об особо тяжких прес­туплениях (с наказанием в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет).

По нашему мнению, заслуживает поддержки и принятия именно второй вариант, поскольку лишь в этом случае деятельность суда присяжных будет иметь необходимое общественное значение и сыграет свою благо­приятную роль в осуществлении правосудия. Было бы даже оправданным еще большее расширение подсудности дел суду присяжных (например, о всех преступлениях с наказанием свыше пяти лет лишения свободы), что сделало бы работу суда присяжных нормальным, а не экзотическом явлением в осуществлении правосудия. К тому же в этом случае были бы приемлемы все предложенные варианты количества присяжных при рассмотрении уголовных дел: двенадцать - по делам исключительной тяжести с наказанием в виде пожизненного заключения или смертной казни; девять - по делам об особо тяжких преступлениях с наказанием свыше десяти лет лишения свободы; семь - по делам о тяжких преступ­лениях с наказанием свыше пяти лет лишения свободы. Такая дифференциация в полной мере соответствовала бы различиям в общественном значении этих трех категорий уголовных дел.

В проектах Уголовно-процессуального кодекса просматривается положительное отношение к принципу такой дифференциации - в них предус­мотрено производство по делам, подсудным мировому судье, т.е. по делам, не представляющим большой общественной опасности, включая дела частного обвинения.

По нашему мнению, подсудность дел мировому судье целесообразно было бы расширить по сравнению с предложенной в проектах УПК, напри­мер, передать в его подсудность все дела с предусмотренным наказани­ем до одного или даже двух лет лишения свободы. В этом случае отпала бы необходимость выделять в отдельную категорию дела, подсудные единоличному судье районного (окружного) суда, что представляется вполне логичным, поскольку и в том и в другом случае предусматривается рассмотрение дела судьей единолично и при сходном процессуаль­ном режиме.

Большим достоинством проекта УПК Министерства юстиции следует признать разработку специальной главы о порядке производства по уголовным делам юридических лиц (глава 48). В связи с этим надо заметить, что для нашей страны по-прежнему остаются актуальными предложения о принятии специального закона (с проведением затем соответствующего судебного процесса) о политической и исторической уголовной ответственности политических организаций и государственных органов, а так же их руководителей, за совершение массовых преступ­лений геноцида и бесчеловечности, не имеющих сроков давности.

В то же время представляется более обоснованной и правильной позиция авторов проекта НИИ проблем укрепления законности и право­порядка, сохраняющих стадию уголовного процесса и ее название - предание суду, поскольку сужение ее задач назначением дела к слуша­нию ведет к утрате ее важных проверочных функций фильтра, не пропус­кающего в последующие стадии плохо расследованные или не имеющие судебной перспективы уголовные дела. Кстати, этот проект отличается компактностью и хорошо продуманной системой расположения своих глав и разделов.

В представленных проектах УПК, хотя и в разной мере, предусмот­рено дальнейшее развитие состязательности, усиление процессуальных прав потерпевших и реализация некоторых других предложений по дальнейшему развитию и совершенствованию уголовного процесса.

Безусловным совершенствованием уголовно-процессуальной деятельности, по нашему мнению, будут предусмотренные в проектах УПК апелляционная и кассационная формы обжалования и пересмотра приговоров, кото­рые могут использоваться в зависимости от содержания жалоб и харак­тера допущенных нарушений. Этим будет обеспечена более быстрая и глубокая проверка не только законности, но и обоснованности, а так­же справедливости вынесенного приговора. Как и в других подобных случаях, объявление апелляции буржуазной и потому недопустимой формой пересмотра приговоров было необоснованным идеологическим измышлением, мешавшим осуществлению правосудия. Разумеется, каждый из представленных проектов не лишен отдельных как индивидуальных, так и общих недостатков, которые могут и, будем надеяться, будут устранены при прохождении их в Комитетах и в Го­сударственной думе.

Хотелось бы, например, увидеть более смелое использование в на­шем уголовном процессе элементов концепций уголовного иска и общегражданского обвинения, а также более четкого разграничения между судебной и другими функциями государства с использованием в этом отношении положительного французского опыта. Например, осуществление дознания судебной полицией, расследования следственными судьями, предание суду обвинительными камерами (следственные суды 2-й инстан­ции), индивидуализация отбывания наказания и исправления при актив­ном участии судей по исполнению приговоров. Не лишним было бы и составление по делам о серьезных преступлениях двух раздельных про­изводств: следственное - о преступлении (оно остается в суде) и персональное - о личности обвиняемого (оно следует за осужденным для использования в процессе отбывания наказания и реабилитации). Конечно, содержание уголовно-процессуального законодательства, как и деятельность по его реализации, находятся в прямой зависимости от успехов в демократизации общества и построении правового государства, но нельзя отрицать и обратного влияния уголовно-процессуального законодательства и судебной практики на развитие общества и государства.

Вследствие этого длительная задержка принятия нового Уголовно-процес­суального кодекса нашими законодательными органами представ­ляется неоправданной и мешающей осуществлению намеченной демокра­тической судебной реформы. Известно, что именно принятие нового уголовно-процессуального законодательства признается важнейшим актом реальной судебной реформы, когда бы и где бы она ни проводи­лась.