ГЛАВА II ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СОВЕТСКОГО  УГОЛОВНОГО   ПРАВА И   НРАВСТВЕННОСТИ

Основными чертами соотношения уголовноправовых и нравственных норм являются их единство в сущности и гар­моническое взаимодействие.

Единство социалистических уголовноправовых и нрав­ственных норм определяется общностью оановных прин­ципов— социалистического гуманизма, демократизма, интер­национализма, а также общностью материального критерия и социальных целей. Уголовноправовые нормы, охраняя со­циалистические общественные отношения, способствуют до­стижению необходимого условия построения коммунистиче­ского общества — ликвидации преступности.

В. И. Ленин писал, что «в основе коммунистической нрав­ственности лежит борьба за укрепление и завершение ком­мунизма» '. Общественно опасными и наказуемыми деяния­ми в советском уголовном праве признаются действия (без­действие), которые причиняют вред интересам строительства коммунизма.

Подобное единство материального критерия преступного и аморального существует лишь в условиях победившего со­циализма. В общественно-экономических формациях, разди­раемых классовыми противоречиями, где столько же мораль­ных систем, сколько классов, его не может быть и его нет. По вопросу о соотношении уголовного права и морали в со­временной буржуазной юриспруденции и философии суще­ствуют два главных направления: прагматическое и класси­ческое. Господствующими в настоящее время являются утилитаристские, прагматистоко-инструменталистские теории. Они исходят из учения основоположников прагматизма аме­риканцев Паунда и Дьюи о социальном интересе как крите­рии правового и морального, как основе их содержания и взаимодействия. Так, например, американские ученые Вите-ма, Керне, Паттерсон считают, что право и нравственность — прикладные науки, лишь инструменты при исследовании со-

1 В.    И.    Ленин.    Поли.    собр.    соч.,    т.   41,    стр.    313. 34

циальных проблем. Различия между правом и нравствен­ностью, по их мнению, имеют не качественное, а количествен­ное свойство. Они отрицают также какие-либо твердые по­нятия добра и зла.

Главным направлением английской и американской тео­рии права является отрицание существенного различия меж­ду правом и нравственностью, трактовка морали как «эти­ки конечного результата», для которой мотивы деятельности не играют роли 2. Нетрудно догадаться о действительном со­циальном назначении такого смешения права и нравствен­ности в англо-американском праве. Это еще одна «ученая» уловка, с помощью которой буржуазия разрушает свою соб­ственную законность.

Сторонники классического направления придерживаются учения Еллинека о праве как этическом минимуме3. Лицеме­рие этой теории в классово-антагонистическом обществе с его различными моральными системами очевидно. Попытки сто­ронников этого направления (Харт, Стивенсон) провести различие и установить общие черты права и морали бесплод­ны, равно как и утопичны их воззвания к нравственному усовершенствованию буржуазного уголовного законодатель­ства 4. Можно только посочувствовать гневным сетованиям проф. Харта на то, что американское уголовное право все более теряет свои моральные ценности 5, и западногерманско­го криминалиста Хеллмера на то, что уголовное наказание в боннской республике больше никого воспитать не в состоя­нии 6.

В ФРГ представители модной «финальной» теории в клас­сово-демагогических целях проповедуют учение о «социаль­но-этическом» понятии преступления и функциях уголовного права. Основатель «финального» учения Вельцель, в част­ности, видит задачи уголовного права в защите «элементар­ных социально-этических» духовных ценностей, прав и обя­занностей граждан7. Нетрудно усмотреть прямую' преемст­венность этой концепции от национал-социалистского уго­ловного права германского фашизма. Его представители, как например, Дам и Шаффштейн, в определении преступления' и уголовного права в целом основной упор делали на «персо-

2              Barna  Horvath.  Recht  und  Moral  in   der  anglo-amerikanischen

Rechtstheorie. Washington D. C. 1963. «Osterreichische Zeitschrift für öffent­

liches Recht», Wien, 1963, Nr. 4, S. 406—413.

3              См. H. Д. Дурманов. Понятие преступления. М.—Л., Изд-во АН

СССР, 1948, стр. 239.

4              Р. D. Carrington. The moral quality of the criminal law. «North­

western University law review», Chicago,  1959, No. 5, pp. 575—576.

5              Ibid., pp. 585—586.

6              J. Hell me r. Kriminalität und Kultur. «Monatsschrift für Kriminolo­

gie und Strafrechtsreform». H. 3, Juni 1963, S. 107.

7              Welzel. Das deutsche Strafrecht. Berlin, 1963, S. 4—5.

8*            '     35

нально-этическую» сторону, много писали об опасности пре­ступлений для «народного духа» 8.

Удивительную бесплодность буржуазной науки можно ви­деть на примере дискуссии о соотношении между уголовным правом и нравственностью, развернувшейся между амери­канским юристом, старшим преподавателем университет­ского колледжа в Уэльсе Ханджессом и его английским кол­легой лордом Девлином. Не имея единого материального критерия в определении нравственного и преступного, они прибегают к антинаучным понятиям «общей морали» (com­mon moral) и христианской нравственности. Но и в этом случае, как в отчаянии пишет Ханджесс, нельзя найти в бур­жуазном обществе те слои населения, убеждения которых могли бы служить сколько-нибудь твердым критерием в раз­личении сферы морали и уголовного права, а также их со­отношения 9.

Плоскоу, американский профессор из Нью-Йорка, счита­ет, что обычный ограничительный признак преступного и непреступного — вред обществу или отдельной личности — в преступлениях против семьи и половых преступлениях, как раз ближе всего соприкасающихся с аморальными явления­ми, непригоден. Критериями наказуемости выступают здесь религиозные традиции и этические воззрения, которые, по признанию самого Плоскоу, весьма неопределенны, так как меняются от лица к лицу и от страны к стране 10. В числе оснований наказуемости Плоскоу признает, в частности, та­кой признак, как «публичный скандал», вызванный тем или иным деянием.

Понятно, что подобного рода критерии разграничения пре­ступлений и аморальных поступков не приемлемы ни с науч­ной, ни с практической точки зрения.

«Публичный скандал» — слишком туманное понятие, что­бы им мог руководствоваться законодатель, регламентируя какую-либо сферу правоотношений. Особенно для американ­ского общества, где пресса и кино искусственно прививают населению страсть к сенсациям по ничтожным поводам и за­малчивают события, которые во всем мире вызывают всеоб­щее негодование.

Неопределенность критериев разграничения преступного и аморального в буржуазном праве признают и сами буржу­азные криминалисты. Так, ученый из Италии Ломбардо пра­вильно   критиковал   итальянский   УК   за   неясное   понятие

8 Н. Schweikert. Die Wandlungen der Tatbestandslehre seit Beling. Karlsruhe, 1957, SS. 94-96.

9G Hunges. Moral and criminal law. «The vale law Journal» 1962, No. 4, pp.. 678, 681, 683.

10 «Ninth international congress on penal law». General report, 11 The Hague, 1964, p. 3.

36

«преступления против публичной морали и хороших обыча­ев». Хорошие обычаи, отмечает он, по-разному понимаются членом суда и представителем адвокатуры и (не говоря уже об обычаях разных классов общества.— Я. К.). Во всяком случае «хорошие традиции» как критерий уголовной наказу­емости аморальных деяний ни в коей мере не препятствуют тому, чтобы проституция в той же Италии вышла за нацио­нальные границы. Ломбардо рассказал участникам девятого конгресса Международной ассоциации уголовного права об экспортировании итальянских женщин в качестве живого то­вара для обслуживания публичных домов многих капиталис­тических государств мира 12.

Религиозные традиции — этот наиболее часто встречаю­щийся в работах буржуазных философов и криминалистов признак размежевания преступного и аморального — не толь­ко не способны выполнить приписываемую им роль, но не­редко имеют консервативное значение. Так, например, воп­рос о наказуемости аборта принадлежит к числу острых со­циальных проблем. Широкие трудящиеся массы высказы­ваются против уголовного преследования за аборт, ибо оио ставит в тяжелое и неравное положение прежде всего тру­дящуюся женщину. Хорошо известно, что к услугам женщин из буржуазных семей имеется квалифицированная врачебная помощь и никакие строгие запреты уголовных кодексов не в состоянии ликвидировать щедро оплачиваемые подпольные аборты. Когда в капиталистическом мире разразился окан--дал в связи с мошенническим сильнодействующим средством талидомидом,.поставившим под угрозу здоровье плода, мно­гие американские женщины из состоятельных сословий, при­нимавшие ядовитое снадобье во время беременности, могли позволить себе дорогостоящий вояж в Швецию для произ­водства легального аборта (шведский уголовный кодекс до 1965 года разрешал производство аборта.— Я. К-). Понят­но, что трудящиеся женщины, отравленные тем же талидо­мидом, не могли позволить себе этого, и они оказались пе­ред выбором нарушить строгий уголовный закон о запрете аборта и прибегнуть к сомнительным по квалификации, но доступным по цене услугам невежественных абортистов, ли­бо родить детей-уродов.

Не заботой о здоровье женщин или интересах материн­ства и детства обусловлена наказуемость аборта во всех капиталистических странах. По признанию самих буржуаз-, ных правоведов, источник этой нормы — католический дог­мат, согласно которому аборт рассматривается как убийство

11            «Ninth   international   congress   on   penal   law».   General   report,   11

The Haque, 1964, p. 50.

12            Ibid., p. 51.

37

со смягчающими обстоятельствами. Такой же позиции при­держивается и ислам 13.

Материальный критерий советских уголовноправовых и нравственных норм един — интересы строительства комму­низма. Следствием этого единства является то, что любое преступление одновременно представляет аморальный посту­пок. Проф. Н. Д. Дурманов и и проф. А. А. Герцензон 15, от­ражая эту сущность социалистического уголовного права, включили аморальность преступления в качестве одного из основных признаков понятий преступления 16.

Не говоря уже о единстве главных принципов — социалис­тического гуманизма, демократизма и интернационализма — можно без труда установить соответствие отдельным уголов-ноправовым нормам «своих» моральных норм, регулирующих одни и те же общественные отношения. Так, УК РСФСР, равно как и УК других союзных республик, сурово карает измену Родине, шпионаж, террористические акты и другие особо опасные государственные преступления. Ст. 73 УК РСФСР устанавливает: «В силу международной солидарно­сти трудящихся особо опасные государственные преступле­ния, совершенные против другого государства трудящихся,— наказываются соответственно по ст. 64—72 настоящего Ко­декса».

В моральном кодексе строителя коммунизма на первом месте записано: «преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма».

В гл. II УК РСФСР предусматривается ответственность за преступления против социалистической собственности. В моральном кодексе строителя коммунизма говорится о «за­боте каждого о сохранении и умножении общественного до­стояния», «непримиримости к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству».

Взаимодействие (а еще точнее, взаимосодействие) 17 со­ветского  уголовного   права  с  коммунистической   нравствен-

13            «Ninth  international  congress  on  penal  law»,  pp.   15—16.

14            Cm. H. Д. Дурманов. Понятие преступления, стр. 241—247.

15            См. А. А. Герцензон. Понятие преступления по советскому уго­

ловному праву, М., Госюриздат, 1955, стр. 51—52.

1G А. А. Герцензон дает такое понятие преступления: «...преступление по советскому уголовному праву следует определить как общественно опасное посягательство на основы советского строя и советского право­порядка, на права и интересы советских граждан, предусмотренное совет­ским уголовным законом и тем самым вызывающее отрицательную мо­рально-политическую оценку и влекущее за собой наказание» (А. А. Гер­цензон. Понятие преступления по советскому уголовному праву, стр. 54).

17 Л. И. Алексеев обоснованно писал, что в современных условиях об­щенародного государства надо говорить о взаимопроникновении правовых и моральных норм (см. Л. И. Алексеев. О связи правовых и мораль­ных  норм.  «Советское  государство  и   право»,   1965.  № 4,  стр.  30).

38

ностью можно проследить: а) в процессе возникновения уро-ловноправовых норм, б) при конструировании уголовно-пра­вовых норм, в) в применении уголовноправовых норм, г) усо­вершенствовании уголовноправовых норм.

Целый ряд уголовноправовых норм обязан своим проис­хождением нормам морали. По мере повышения нравствен­ного уровня советских граждан наше общество становится все более нетерпимым к антиобщественным проявлениям. Изменяются взгляды народа, и, следуя его велениям, совет-, ский законодатель преобразует иногда некоторые нравствен­ные нормы в уголовноправовые.

Так, возросшие морально-политические требования совет­ских граждан, приступивших к строительству основ комму­низма, явились причиной переоценки республиканскими уго­ловными кодексами 1959—1961 гг. некоторых деяний, ранее признававшихся аморальными поступками, как например, угроза, неоказание помощи лицу, находящемуся в опасном для жизни состояния, уклонение от оказания помощи роди­телям и др.

Нормы коммунистической нравственности выполняют роль своеобразной «моральной призмы», через которую пре­ломляются требования экономического базиса и других фак­торов, определяющих волю народа, воплощенную в законе 18. В свою очередь уголовноправовые нормы оказывают мощное обратное воздействие на нормы нравственности. Указывая, какие вредные деяния государство считает самыми опасны­ми, уголовное законодательство таким образом служит чет­ким ориентиром для норм нравственности.

При конструировании всех уголовноправовых норм и са­мой системы уголовных кодексов законодатель исходит из принципов социалистической морали. Практически на любой уголовноправовой норме можно проиллюстрировать ее соот­ветствие моральному кодексу строителя коммунизма. Сами основания признания деяния преступным строго выдержаны в плане требований главного критерия понятий нравственно­го либо безнравственного, а именно объективной и субъек­тивной вредностью того или иного деяния интересам строи­тельства коммунизма. Так, ст. 3 Основ уголовного законо­дательства Союза ССР и союзных республик признает, что «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, т. е. умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уго­ловным законом общественно опасное деяние».

Ст. 7 УК РСФСР, раскрывая понятие общественной опас-

18 См.   С.   С.   Алексеев.   Общая   теория   социалистического   права, вып.   1.   Свердловск,    1963,   стр.    130.

39

ности,— этого главнейшего материального признака преступ­ления по советскому уголовному праву,— признает обще­ственно опасным действие или бездействие, посягающее на советский общественный или государственный строй, социа­листическую систему хозяйства, социалистическую собствен­ность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права граждан, а равно иное посягающее на социа­листический правопорядок общественно опасное деяние, «пре­дусмотренное Особенной частью настоящего Кодекса».

Из моральных принципов исходил законодатель и при конструкции таких уголовноправовых институтов, как необ­ходимая оборона и крайняя необходимость, представляемых обстоятельствами, исключающими уголовную ответствен­ность. Ст. 13 УК РСФСР гласит: «Не является преступлени­ем действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, пре­дусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но совершенное в состоянии'необходимой обороны, то есть при защите интересов Советского государства, общественных ин­тересов, личности или прав обороняющегося или другого лица от общественно опасного посягательства путем причи­нения посягающему вреда, если при этом не было допущено' превышения пределов необходимой обороны».

Понятие необходимой обороны, таким образом,сконструи­ровано в соответствии с требованиями советского морально­го кодекса, выраженными в таких заповедях, как «забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния; высокое сознание общественного долга, нетерпи­мость к нарушениям общественных интересов; коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного».

Уголовноправовой институт необходимой обороны по со­ветскому праву оказывает большое морально-воспитательное воздействие на граждан, развивая в них чувство коллекти­визма и нетерпимости к нарушениям социалистического по­рядка. Поэтому ст. 16. Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» объявляет правомерными действия, направлен­ные на пресечение преступных деяний и задержание преступ­ника, даже если при этом последнему вынужденно наносит­ся вред.

Самое понятие наказания, особенности системы наказа­ния, конструкция санкций в статьях Особенной части УК исходят из принципов социалистического гуманизма, о кото­ром в моральном кодексе строителя коммунизма сказано: «гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку — друг, товарищ и брат». Так, ст. 20 Основ устанавливает: «Наказание не только является карой за со­вершенное преступление, но и имеет целью исправление и пе-

40

ревоспитание осужденных в духе честного отношения к тру­ду, точного исполнения законов, уважения правил социалис­тического общежития, а также предупреждение совершения новых преступлений как осужденным, так и иными лицами.

Наказание не имеет целью причинение физических стра­даний или унижение человеческого достоинства».

Система наказания в советском уголовном праве весьма гуманна, гибка и разнообразна, чтобы можно было предель­но полно индивидуализировать ответственность лица за пре­ступление. У нас нет бессрочных, пожизненных наказаний. Максимум лишения свободы 10 лет, и лишь за наиболее тяжкие преступления он повышается до 15 лет. Из 12 видов наказания, перечисленных в ст. 21 УК РСФСР, 8 по своей мягкости близки к мерам общественного, дисциплинарного и административного воздействия. Такоъы исправительные работы без лишения свободы, увольнение от должности, штраф, возложение обязанности загладить причиненный вред, запрещение заниматься определенной профессиональ­ной деятельностью и др.

Социалистическим гуманизмом продиктованы изменения в размерах и объеме применения всех мер наказания по но­вым республиканским УК 1959—1961 гг. Так, сроки ссылки и высылки снижены наполовину — с 10 до 5 лет, лишение свободы — с 25 до 10 лет. Не может теперь применяться ссылка, высылка к несовершеннолетним и женщинам, имею­щим детей в возрасте до 8 лет.

Нормами коммунистической морали руководствовался за­конодатель и при отборе обстоятельств, которые могут смяг­чать уголовную ответственность. Такими признаются совер­шение преступления вследствие тяжелых личных или семей­ных обстоятельств, под влиянием угрозы или принуждения либо в силу материальной, служебной или иной зависимос­ти; совершенные впервые, вследствие случайного стечения об­стоятельств; совершенные несовершеннолетними, беременны­ми женщинами и др. При этом законодатель дал лишь при­мерный перечень смягчающих ответственность обстоятельств. Суд может учесть и любые другие смягчающие по делу об­стоятельства. Перечень же отягчающих обстоятельств в ст. 39 УК РСФСР является исчерпывающим.

Безусловно, социалистическим гуманизмом руководство­вался советский законодатель, когда устанавливал порядок назначения наказания по совокупности преступлений и сово­купности приговоров. Сколько бы виновный ни совершил преступлений, ему по приговору суда не может быть назна­чено наказание свыше 10, а при тяжких преступлениях—• 15 лет лишения свободы. Известно, что в буржуазном уго­ловном праве действует правило сложения наказания и по-

41

тому лица осуждаются при совокупности преступлений к 60, 80 и даже 112 годам тюремного заключения.

Все действующее советское законодательство последова­тельно проводит принцип сочетания в борьбе с нетяжкими преступлениями мер уголовного наказания с мерами обще­ственного воздействия.

Новой замечательной акцией гуманизма является изда­ние Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 26 ию­ня 1963 г. «Об организации исправительно-трудовых коло­ний-поселений и о порядке перевода в них осужденных, твер­до вставших на путь исправления».

Этот правовой акт предоставил возможность условно-досрочного освобождения лицам, совершившим даже тяжкие преступления и рецидивистам. В колониях-поселениях заклю­ченные живут фактически в условиях полусвободы. Они име­ют право на неограниченное число свиданий с родственника­ми, на 'получение посылок и свободно -передвигаются по тер­ритории колонии-поселения. Они могут также обзаводиться семьей, личным хозяйством и строить себе дома.

Принцип национального равенства и социалистического интернационализма закреплен в двух заповедях морального кодекса строителя коммунизма: «дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой не­приязни»; «братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами». Руководствуясь этим принципом, зако­нодатель ввел в действующие УК новые нормы и уточнил прежние, направленные на охрану национального равенства и пролетарского интернационализма. Так, ст. 74 УК РСФСР предусматривает лишение свободы или ссылку за пропаган­ду или агитацию с целью возбуждения расовой или нацио­нальной вражды или розни, а равно прямое или косвенное ограничение прав или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или на­циональной принадлежности. Ст. 73 УК гласит: «В силу меж­дународной солидарности трудящихся особо 'опасные госу­дарственные преступления, совершенные против другого го­сударства трудящихся,— наказываются соответственно по статьям 64—72 настоящего Кодекса». Ст. 101 УК наказыва­ет за преступления против государственной или обществен­ной собственности других социалистических государств, со­вершенные в отношении имущества, находящегося на терри­тории РСФСР.

Принцип социалистического демократизма, о котором го­ворит, в частности, такая заповедь морального кодекса, как «высокое сознание общественного долга, нетерпимость к на­рушениям общественных интересов», лег в основу многих нововведений в советское уголовное законодательство 60-х годов (см. ст. 10, 27, 44, 51, 52, 53, 57, 62 УК РСФСР). Об-42

щественные организации и коллективы трудящихся могут теперь ходатайствовать об освобождении от наказания вооб­ще либо досрочно с передачей виновного им на перевоспи­тание (в товарищеский суд, на поруки и пр.). В то же вре­мя, «если лицо, взятое на поруки, в течение года не оправда­ло доверия коллектива, нарушило обещание примерным по­ведением и честным трудом доказать свое исправление, не подчиняется нормам социалистического общежития или оста­вило трудовой коллектив с целью уклониться от общественно­го воздействия, то общественная организация или коллек­тив трудящихся, взявшие его на поруки, выносят решение об отказе от поручительства и направляют это решение в про­куратуру или суд...» /ст. 52 УК/.

Когда Законом от 25 июля 1965 г. законодательство Рос­сийской Федерации расширило сферу применения ст. 189 УК (об укрывательстве преступлений) и ст. 190 (недонесение о преступлениях), безусловно, учитывалось, что терпимое, по­пустительское отношение граждан к совершению преступле­ний является наиболее распространенным условием соверше­ния множества преступлений. Так, практика показывает, что в большинстве случаев хулиганство происходит на гла­зах у граждан и что нередко лица, присутствующие при драке, окончившейся затем убийством, никаких мер по пре­сечению преступлений не предпринимают. Законодательство учло также, что моральный кодекс строителя коммунизма четыре раза называет нетерпимость и непримиримость к ан­тиобщественным явлениям важнейшими нравственными ка­чествами советского человека.

При применении уголовноправовых норм в следственной и судебной практике постоянно приходится обращаться к мо­ральным нормам, которые помогают правильно толковать уголовный закон. Так, в <свое время на практике допуска­лись серьезные ошибки по применению нормы о необходи­мой обороне. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 23 октября 1956 г. № 8 «О недостатках судебной практики по делам, связанным с применением законодатель­ства о необходимой обороне» решительно осудило такое не­правильное толкование закона, вследствие которого осуж­дались к уголовному наказанию лица, действовавшие в со­стоянии необходимой обороны. В частности, в этом постанов­лении говорится: «Отдельные судьи, неправильно понимая закон, полагают, что лицо, подвергшееся нападению, не вправе защищаться, если имеет возможность спастись бег­ством.

Такая чуждая принципам социалистичес­кой морали (разрядка моя.— Н. К.) и социалистическо­му правосознанию точка зрения была выражена в приговоре народного суда Апшеронского района Краснодарского края

43

по делу Богомаева, осужденного за то, что он, отбиваясь от группы напавших на него грабителей, нанес им ножом те­лесные повреждения» 19.

Пленум дал совершенно правильную и с точки зрения коммунистической нравственности, и с точки зрения социа­листической законности характеристику института необходи­мой обороны: «Такого рода действия, вытекающие из неотъ­емлемого права граждан на оборону, не только не содержат состава преступления, как не представляющие общественной опасности, но, наоборот, содействуют укреплению должного социалистического правопорядка»20.

При применении ст. 52 УК РСФСР также взаимодейству­ют нормы уголовного права и морали. Освобождение от уго­ловной ответственности с передачей виновного на поруки яв­ляется условным, т. е., как говорит закон: «Если лицо, взя­тое на поруки, в течение года не оправдало доверие коллек­тива, нарушило обещание примерным поведением и честным трудом доказать свое исправление, не подчиняется нормам социалистического общежития или оставило трудовой кол­лектив с целью уклониться от общественного воздействия, то общественная организация или коллектив трудящихся, взявшие его на поруки, выносят решение об отказе от пору­чительства и направляют это решение в прокуратуру или суд для рассмотрения вопроса о привлечении виновного к уго­ловной ответственности за то преступление, в связи с совер­шением которого он был передан на поруки». Следователь­но, нарушение норм социалистического общежития ,в тече­ние года взятым на поруки является основанием для отказа от общественного поручительства со всеми вытекающими от­сюда последствиями. Было ли поведение взятого на поруки аморальным и в какой степени, можно определить лишь ис­ходя из норм коммунистической морали.

При применении норм Особенной части УК на практике постоянно приходится обращаться к нормам нравственности, дабы правильно раскрыть смысл того или иного элемента состава преступления. Например, в п. 7 ст. J9 и в ст. 102 УК РСФСР говорится об издевательстве и жестокости как отягчающих признаках преступления. Раскрыть эти элемен­ты состава преступления можно, лишь обратившись к нор­мам коммунистической нравственности, запрещающим бес­человечное отношение к людям и поощряющим проявления гуманизма и самоотверженности во взаимоотношениях меж­ду людьми.

В ст. 131 УК РСФСР оскорбление определяется как «умышленное унижение чести и достоинства личности, выра-

19            «Сборник постановлений  Пленума  Верховного Суда  СССР,   1924—

1963   гг.».   М,   «Известия»,    1964,    стр.    180.

20            Там же.

44

женное в неприличной форме». Какая форма является не­приличной? Ответ на этот вопрос мы можем также получить, анализируя соответствующие нравственные нормы. Без та­кого анализа возможны судебные ошибки. Так, народный суд Октябрьского района Москвы в одном из своих приго­воров признал оскорблением то, что подсудимая назвала свою соседку по квартире «колдуньей». С мнением суда со­гласиться нельзя, ибо слово «колдунья» не является по фор­ме неприличным.

Нравственные нормы помогают ориентироваться при при­менении ст. 206 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик: было ли явное неуважение к об­ществу, было ли хулиганство циничным и дерзким и т. д.

Особенно часто приходится на практике обращаться к нормам социалистической нравственности при применении норм о преступлениях против половой неприкосновенности граждан, а также связанных с ними норм о притонодержа-тельстве и сводничестве (ст. 226), о порнографии (ст. 228). Исходя из особой близости названных уголовноправовых норм и норм морали некоторые криминалисты иногда назы­вают половые преступления «преступлениями против нрав­ственности» 21.

Индивидуализируя наказание, оценивая личность винов­ного, отягчающие и смягчающие обстоятельства, решая воп­рос о нравственной зрелости коллектива, который ходатай­ствует о передаче ему преступника на перевоспитание, не го­воря уже о процессуальной стороне разбирательства уголов­ного дела 22, суд всегда руководствуется своим социалистиче­ским правосознанием, основой чего служит нравственное со­знание судей. Пленум Верховного Суда СССР в своем по­становлении от 3 декабря 1962 г. № 15 специально подчерк­нул: «Судебные работники должны всегда помнить, что они при рассмотрении дел решают судьбу человека и на них лежит особая ответственность за законность принимаемых решений, что случаи даже малейших нарушений закона под­рывают авторитет судебных органов, воспитательное и преду­предительное значение выносимых приговоров и решений. От­правление социалистического правосудия несовместимо с на­рушением законности» 23.

По изложенному ниже конкретному уголовному делу Су­дебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР правильно определила наказание именно потому, что твердо  следовала  требованиям   социалистического  гуманиз-

21            Гл. XV УК Венгерской  Народной  Республики  1961   г.  называется:

«Преступления  против  семьи,  молодежи  и   половой  морали».

22            См. П. Н. С ер гей ко. Взаимодействие права и нравственности в

судебной деятельности. «Советское государство и право», 1963, № 9.

23            «Сборник постановлений  Пленума  Верховного Суда  СССР   1924—

1963 гг.», стр. 162.

45

ма, чувству большой моральной и гражданской ответственно­сти за судьбу человека. Приговором Магаданского городского суда гр-ка Капустян была осуждена за должностной подлог ■ и присвоение государственного имущества в сумме 397 руб. к 3 годам лишения свободы. Судебная коллегия по уголов­ным делам Магаданского областного суда определила на­значенное наказание как условное с испытательным сроком в 3 года. Президиум того же суда определение коллегии от­менил за мягкостью и передал дело на новое кассационное рассмотрение. При новом кассационном рассмотрении при­говор городского суда был оставлен в силе.

Капустян была признана виновной в том, что она, рабо­тая старшим бухгалтером Магаданского отряда ВОХР, пу­тем подлога в расходных кассовых ордерах платежных ве­домостей присвоила 397 руб. государственных денег.

Заместитель председателя Верховного Суда РСФСР при­нес протест, в котором ставит вопрос об отмене постановле­ния президиума Магаданского областного суда, последующе­го кассационного определения судебной коллегии того же су­да и оставлении без изменений первого кассационного опре­деления. Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР нашла протест обоснованным по следующим основаниям: «Преступ­ные действия виновной квалифицированы правильно. Одна­ко наказание в виде лишения свободы назначено ей чрезмер­но суровое.

Капустян ранее не судима, более 20 лет добросовестно трудилась в Магаданской области, чистосердечно признала свою вину и раскаялась в содеянном, принимает меры к воз­мещению причиненного ущерба, имеет на иждивении несо­вершеннолетнего сына. Находясь в местах заключения, она зарекомендовала себя с положительной стороны». Наказа­ние Капустян было определено условно с испытательным сроком в три года 24.

Большое значение нравственные критерии имеют и для совершенствования уголовного законодательства. Многочис­ленные предложения, которые поступали и продолжают по­ступать от трудящихся об усовершенствовании уголовного законодательства, например, об усилении уголовной ответ­ственности взрослых за неправильное поведение несовершен­нолетних, об ответственности по УК РСФСР за угон чужой автомашины, об усилении материальной ответственности за хищение социалистической собственности, исходят, из высо­кого сознания советскими гражданами своего нравственного .долга и учитывается в практике законодательства.

Единство и взаимосодействие уголовного права и нрав­ственности  при  социализме  в  основном  и  главном  отнюдь

24 «Бюллетень  Верховного   Суда   РСФСР»,   1965,  №  5,  стр.   8—9. 46

не исключают различий, а в некоторых случаях и неантаго-нистичеоких противоречий между ними. Правильно писала по этому поводу М. Д. Карева: «Наличие у права и нрав­ственности единой идейной основы — марксизма-ленинизма, то обстоятельство, что и социалистическое право, и социа­листическая нравственность регулируют поведение одних и тех же людей, объединенных в морально-политическом единстве, что они исходят в регулировании этого поведения из одних и тех же ведущих принципов, все это, обуславливая их согласованность, гармоническое взаимодействие, общность многих их требований,— отнюдь не должно приводить к за­ключению об их тождественности, к забвению специфической роли, специфического назначения права и нравственности, особых, присущих им характерных черт» 25.

Правильное разграничение уголовноправовых и мораль­ных норм, а отсюда преступлений и аморальных поступков, имеет большое практическое значение для органов суда и прокуратуры. Актуальность его особенно возросла в послед­нее время в связи с параллельным рассмотрением дел о мел­ких преступлениях государственными и общественными ор­ганами.

Следует отметить, что в практике судебно-следственных органов, и в особенности общественных организаций, иногда допускается смешение преступных и аморальных деяний. Су-дебно-следственные органы совершают эту ошибку чаще все­го по делам о преступлениях, которые ближе всего соприка­саются с аморальными поступками. Это дела о хулиганстве, оскорблении, клевете, половых преступлениях, содержании притонов разврата, распространении порнографических про­изведений и некоторых других.

Так, по делу Герасимова, который из баловства взял М. за руку и держал, не отпуская руки, несмотря на просьбы М., чем довел девушку до слез, народный суд усмотрел в его Действиях состав хулиганства. Судебная коллегия по уголов-

м делам Верховного Суда РСФСР с полным основанием )тменила приговор, указав, что в действиях Герасимова име­ется аморальный проступок — нетактичное поведение юноши з отношении девушки 26.

В другом случае суд неправильно квалифицировал дей­ствия виновной потому, что смешал понятия преступных и аморальных действий.

Чаузова была признана приговором Нытвенского район­ного народного суда виновной в убийстве своего мужа Хох-лова в состоянии сильного душевного волнения по ст. 104 УК РСФСР.

25            М. П. Карева. Право и нравственность в социалистическом об­

ществе. М., Госюриздат, 19150, стр. 105.

26            «Советская юстиция», 1959, № 7, стр. 90.

47

Хохлов, будучи в нетрезвом виде, заснул на берегу р. Ка­ма. Увидев его в таком состоянии и убедившись, что в кар­манах у Хохлова нет денег, полученных им в тот день, а на руке часов, Чаузова в гневе нанесла ему палкой по голове множество ударов. От полученных телесных повреждений Хохлов скончался. Ст. 104 УК РСФСР предусматривает от­ветственность за умышленное убийство, совершенное в со­стоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего. Таких обстоятельств по делу не обнаружено. Хохлов совершил не преступные действия (насилие, оскорб­ление), а лишь аморальный проступок: не принес в семью за­работную плату и утерял вследствие алкогольного опьянения часы. Чаузова должна отвечать за убийство по ст. 103 УК РСФСР27.

При передаче дел на рассмотрение товарищеского суда в порядке ст. 51 УК РСФСР судебно-следственные органы не всегда четко определяют в своих постановлениях, передают ли они дело о малозначительном преступлении, либо о про­ступке 28.

Органы общественности, правомочные рассматривать де­ла о малозначительных преступлениях товарищеские суды, фабрично-заводские комитеты, а также местные органы на­родного контроля и комсомольского прожектора допускают ошибку обратного порядка. Они рассматривают как амораль­ные, антипартийные, антикомсомольские проступки действия, в которых содержатся составы преступлений. Так, напри­мер, товарищеские суды нередко рассматривают дела об ос-•корблениях, клевете, хулиганстве, побоях, нарушении, тайны переписки и даже .половых преступлениях как дела об амо-~ ральных проступках либо гражданских правонарушениях29. Понятно, что эти серьезные ошибки нарушают принцип со­циалистической законности, создают у правонарушителей на­строения полной безнаказанности за преступную деятель­ность и ставят в опасность жизнь и здоровье, честь и досто­инство советских граждан.

Известная доля вины в смешении сфер уголовного пра­ва и нравственности падает на наших журналистов и писа­телей. Они по роду своей профессиональной деятельности связаны с исследованием аморальных явлений. Однако при освещении проблемы права и нравственности они подчас до­вольно нечетко показывают различие аморального и преступ-

27            «Бюллетень  Верховного  Суда  РСФСР»,   1962,  №  6,  стр.  7.

28            См. Н. Ф.  Кузнецова. Освобождение от уголовной ответствен­

ности с передачей дела в товарищеский суд. М., «Юридическая литера­

тура», 1964, стр. 19—20.

29            См. там же, стр. 46—49.

ного, обнаруживают незнание элементарных основ совет­ского права. Например, Б. Жилин писал в статье «Костыли» о неоказании помощи лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии и погибшему вследствие бездушного отно­шения к нему виновного. Журналист рассматривал этот слу­чай как аморальный поступок30. Между тем здесь налицо преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 127 УК РСФСР. Чи­татель с полным основанием мог недоумевать, почему ви­новный не был привлечен к уголовной ответственности.

Другой известный советский журналист В. Аграновский рассказывал на страницах «Литературной газеты» о клевет­никах и склочниках, как о лицах, действия которых образу­ют лишь «моральную проблему», «...которая переросла в ор­ганизационную»31. Между тем советский законодатель всег­да рассматривал клевету как преступление. Новый же УК РСФСР усилил уголовную ответственность за злостную кле­вету лишением свободы до 5 лет.

Иногда в газетах и журналах мы читаем о грубом пла­гиате, который всегда освещается лишь в плане нравствен­ности 32, тогда как плагиат является уголовно наказуемым преступлением, ответственность за которое в УК РСФСР 1960 г. значительно расширена (ст. 141).

В фельетоне «Душа в пятках» приводятся примеры не­оказания помощи больному и недонесения о преступлении. Оба деяния являются преступлениями, предусмотренными соответственно в ст. 128 и ст. 190 УК РСФСР. В газете же они квалифицируются лишь как аморальные проступки33.

Думается, что смешение преступного и аморального про­исходит по двум причинам: объективному — трудности раз­граничить смежные сферы явлений — и субъективному — не­достаточное знание лицами, анализирующими вопросы пра­ва и морали, основ советского уголовного законодательства.

Как ранее уже отмечалось, между преступлениями и амо­ральными проступками существует различие в характере и степени общественной опасности. Преступления и по харак­теру, и по степени вредности всегда более опасны, чем амо­ральные проступки. В литературе высказывалось мнение, что это правило знает исключения: некоторые аморальные про­ступки якобы опаснее преступлений. В качестве примера приводилась антипартийная фракционная деятельность, ко­торая является аморальным проступком, однако, более опас-

30            См.   Б.   Жилин.     Костыли.   «Литературная   газета»,     15   августа

1963 г.; см. также А. Харитонова. Стоило протянуть руку. «Сельская

жизнь», 22 сентября 1964 г.

31            В. Аграновский. Гоните прочь. «Литературная газета», 14 фев­

раля   1963   г.

32            «Литературная газета», 30 мая, 14 мая 1963 г.

33            «Литературная газета», 5 мая 1963 г.

4   Н. Ф. Кузнецова             49

ным, чем многие преступления 34. Если сравнивать однород­ные аморальные и преступные деяния, то преступления всег­да будут общественно опаснее аморальных проступков, как и вообще всяких иных проступков (дисциплинарных, граж­данских   правонарушений,   административных   проступков).

Нарушения нравственных правил в сфере интимных отно­шений, конечно, менее опасны, чем такие преступления, как половые, доведение до самоубийства жестоким обращением и издевательством, оскорбление, побои, клевета и т. д. Неко­торые аморальные поступки в сфере любви и дружбы, как ни тяжел подчас вред, причиняемый ими личности, вообще нельзя сравнивать с уголовноправовыми нарушениями, ибо, как отмечалось, эта область человеческих отношений уголов­ным правом не регламентируется и является исключитель­ной сферой нравственности.

Все без исключения преступления аморальны35, однако близость соприкосновения их со сферой аморальности раз­лична. Часть преступлений непосредственно граничит с об­ластью только аморальных проступков. Поэтому, если в них не оказывается того или иного элемента состава преступле­ния (вины, ущерба, возраста, достаточного для уголовной от­ветственности и др.), не исключается ответственность лица за аморальный проступок. В других же преступлениях, тоже аморальных, отсутствие элементов состава преступления тре­бует выяснения вопроса об ответственности за иные право­нарушения— дисциплинарные, гражданскоправовые, админи­стративные. И лишь при отсутствии признаков этих послед­них виновный может отвечать только за аморальное пове­дение.

К преступлениям первой группы можно отнести преступ­ления против личности, хулиганство, нарушение тайны пере­писки и неприкосновенности жилища со стороны частного лица, недонесение о преступлениях, укрывательство преступ­лений, угрозу жизни и здоровью граждан, притонодержа-тельство и сводничество, порнографию, незаконное хранение оружия, преступления, составляющие пережитки местных обычаев, и некоторые другие.

Например, гр. Самедов был осужден по ст. 187 УК АзССР за укрывательство преступления. Он, зная о наличии у осужденного по делу Гасанова огнестрельного оружия си­стемы «Наган», не сообщил об этом органам власти.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Су­да АзССР отменила приговор и дело производством прекра-

34            См. И. С. Самощенко. Понятие правонарушения по советскому

законодательству.  М.,  «Юридическая  литература».   1963,  стр.  50.

35            Неправ  был  М.  Н.   Гернет,  когда  считал,  что  есть  преступления,

«совершенно безразличные с нравственной стороны  (например, непрописка

паспорта)»  (см. М. Н. Гернет. Моральная статистика. М., 1922, стр. 8),

50

тила за отсутствием в действиях Самедова состава преступ­ления. Укрывательство преступлений наказывается не всегда, а лишь в случаях сокрытия следов, орудий, самих виновных в тяжких преступлениях, перечень которых дан в ст. 186 УК АзССР. Поскольку ни в статье об ответственности за укры­вательство, ни в статье об ответственности за недонесение (Ст. 187 УК АзССР) не указано незаконное хранение огне­стрельного оружия, Самедов не может подлежать уголовной ответственности 36.

В данном случае несообщение о преступлении не являет­ся преступлением, но оно выступает как грубый аморальный проступок, явно противоречащий моральному принципу: «вы­сокое сознание общественного долга, нетерпимость к нару­шениям общественных интересов». Самедов должен был под­лежать строгой морально-общественной ответственности.

В другом деле, приговором Центрального районного на­родного суда г. Прокопьевска Коршунов был осужден по ст. 100 УК РСФСР. Ему вменялось в вину то, что он, рабо­тая сторожем магазина, недобросовестно относился к выпол­нению своих служебных обязанностей. В ночь на 25 июля 1964 г. он заснул на посту. Этим воспользовались Ермошин и Сиротюк и похитили из магазина промтовары на 665 руб.

По ст. 100 УК РСФСР уголовная ответственность насту­пает лишь тогда, когда недобросовестное отношение к слу­жебным обязанностям по охране социалистической собствен­ности повлекло за собой расхищение, повреждение или ги­бель имущества в крупных размерах. Хищение по делу Кор­шунова нельзя признать крупным. Поэтому приговор был отменен, производство по делу прекращено за отсутствием в действиях Коршунова состава преступления 37.

Таким образом, Коршунов не совершил преступления. Однако он должен отвечать за грубый дисциплинарный про­ступок, а не просто за аморальное поведение.

Главный критерий, позволяющий различать названные преступления и только аморальные проступки — это степень общественной опасности деяний. Степень общественной опас­ности деяний определяется всеми объективными и субъек­тивными признаками поведения человека. Более всего ущер­бом от поступка, затем способом, местом и временем совер­шения деяния, наличием соучастия, кратностью действий, мо­тивом и целями поведения.

Характеристика личности виновного не принимается во внимание при решении вопроса о наличии в действиях лица состава преступления или только аморального поступка. Со­циально-психологическая характеристика лица не включает­ся законодателем в понятие преступления  (ст. 7 Основ уго-

36            «Бюллетень Верховного Суда СССР»,  1963, № 6, стр. 46.

37            «Бюллетень Верховного Суда РСФСР»,  1965, № 5, стр.  10.

51

ловного законодательства Союза ССР и союзных республик) и оснований уголовной ответственности (ст. 3 названных Ос­нов). Социально-психологические признаки личности учиты­ваются лишь при индивидуализации ответственности винов­ного (ст. 35 Основ). Иное решение означало бы нарушение конституционного принципа равенства всех перед законом и прежде всего ст. 3 Основ, которая гласит: «Уголовной ответ­ственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в ■совершении преступления, т. е. умышленно или по неосто­рожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние». Как видим, ст. 3 содержит единственную характеристику лица, а именно то, что оно является совершителем (субъектом) преступления.

Нужно сказать, что в разграничении собственно амораль­ных проступков и преступлений особенно большое значение имеет правильное применение закона. Если деяние содержит все признаки состава преступления, то никакие соображе­ния о нецелесообразности наказания, о положительной ха­рактеристике личности виновного не могут превратить его из преступного лишь в аморальное, антипартийное, не комсо­мольское поведение. На законных основаниях, указанных в ст. ст. 10, 50, 51, 52, УК РСФСР, дело может быть передано на рассмотрение общественности. Но это должно быть дело именно о преступлении. При отсутствии в поведении лица хотя бы одного из необходимых признаков состава преступ­ления, даже «ри самой отрицательной характеристике лич­ности виновного, глубокого возмущения общественности со­вершенным, не может идти речь об уголовной ответственно­сти.

Та«, наша общественность всегда очень бурно (и с пол­ным основанием) реагирует на случаи проявления издева­тельства и жестокости, следствием которых оказывается са­моубийство потерпевшего. Однако ст. 107 УК РСФСР (в от­личие от десяти УК других союзных республик) требует для ответственности за доведение до самоубийства помимо жес­токости обращения с потерпевшим также наличия зависимо­сти последнего от виновного. Ни материальной, ни служеб­ной, ни какой-либо иной зависимости, о которой говорит ст. 107 УК РСФСР, как правило, установить невозможно, учитывая условия советского государства с его подлинной свободой граждан, равенством мужчин и женщин, критикой и самокритикой как движущей силой общественного разви­тия, небывалым размахом творческой активности широких трудящихся масс в управлении делами общества. Отсюда дела такого рода следователи и судьи РСФСР вынуждены прекращать за отсутствием в деянии лица состава преступ­ления. Такие действия признаются лишь аморальными по­ступками.

52

Думается, что позиция большинства республиканских УК в отношении более широкой конструкции состава доведения до самоубийства, чем по УК РСФСР, заслуживает одобре­ния38. Однако сказанное может рассматриваться лишь как предложение об усовершенствовании ст. 107 УК РСФСР, но не служить основанием* для уголовного преследования дея­ний, признаваемых в Российской Федерации только амораль­ными.

С другой стороны, неправильно поступают некоторые су-дебно-следственные работники, когда считают аморальным поступком, а не преступлением содержание притонов развра­та без корыстной цели. Ст. 226 УК РСФСР предусматривает корыстную цель лишь для состава сводничества. Содержа­ние же притонов разврата и игорных притонов без корыст­ных целей наказуемо до 5 лет лишения свободы.

В печати в свое время делались предложения наказывать как соучастников в спекуляции лиц, которые покупают у спекулянтов товары. Эти предложения также базируются на смешении сферы аморального и преступного вследствие не­правильного понимания уголовного закона. В соответствии со ст. 17 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик соучастником может быть признано ли­цо, которое до совершения преступления исполнителем спо­собствовало ему советом, предоставлением средств, подстре­кательством и т. д. Далеко не всякий покупающий у спеку­лянта товары знал до этого о самом существовании спеку­лянта. Но даже если лицо заранее договорилось о продаже ему спекулятивных товаров, то и тогда оно не может быть осуждено за соучастие в спекуляции: ст. 154 УК РСФСР рас­сматривает его как потерпевшего от спекуляции. Поэтому лицо, покупающее у спекулянта товары, нельзя осудить за соучастие в спекуляции. Однако к нему можно в ряде слу­чаев применить меры общественного воздействия за амо­ральный проступок.

Таким образом, вопрос о разграничении преступления и аморального проступка, как правило, не столько вопрос о степени общественной опасности деяний, определяемой в за­висимости от конкретных обстоятельств дела в каждом от­дельном случае, сколько вопрос о правильном применении ст. 3 Основ. Как ни вреден аморальный проступок, он не мо­жет быть признан преступлением, если таковым не признает его закон, т. е. если в нем нет признака уголовной противо­правности, либо какого-то признака состава преступления.

38 Например, ч. II, ст. 99 УК УССР гласит: «Доведение до самоубий­ства или до покушения на самоубийство вследствие систематической трав­ли или клеветы со стороны лица, от которого потерпевший не был в ма­териальной или иной зависимости наказыгается лишением свободы на срок   до   трех   лет».

53

Между советским уголовным правом и нравственностью могут быть неглавные и несущественные противоречия неан­тагонистического характера39. В юридической и философской литературе основательно критиковалась точка зрения М. П. Каревой об отрицании каких бы то ни было конфлик­тов между нормами нравственности и права, о том, что воз­можна лишь «видимость этих конфликтов»40.

Конфликты и противоречия между социалистическим уго­ловным правом и нравственностью носят неантагонистиче­ский характер. Лишь при определенных условиях иногда они приобретали в прошлом характер антагонистических про­тиворечий. Тогда грубо нарушались и принципы социалисти­ческой морали, и единые с ними принципы социалистической законности. Например, по ч. III ст. 581 УК РСФСР могли подлежать уголовной ответственности совершеннолет­ние лица, проживавшие совместно с лицом, перелетевшим либо перебежавшим за границу, если даже они ничего не знали о намерениях перебежчика. Во много раз более суро­во наказывались посягательства на государственную соб­ственность, чем на жизнь человека. Все более усиливалась репрессивная политика в связи с реализацией порочного по­ложения об обострении классовой борьбы по мере продви­жения 'социалистического  общества   к  коммунизму.

XX съезд КПСС навсегда покончил с нарушениями соци­алистической законности и тем самым с возможностью реци­дива антагонистических конфликтов между социалистическим уголовным правом и коммунистической нравственностью.

Неантагонистические противоречия между уголовным пра­вом и нравственностью проистекают чаще всего из того, что уголовноправовые нормы как менее гибкие и подвижные не всегда успевают за неуклонно растущими моральными тре­бованиями советского общества. Разрешение этих противо­речий между устаревшими уголовными законами и новым уровнем правосознания советского народа, в формировании которого большая роль принадлежит коммунистической нрав­ственности, происходит путем совершенствования уголовного законодательства. Следовательно, устранение противоречия между уголовноправовыми нормами и нормами нравствен­ности происходит не путем борьбы, в которой уничтожается одна из сторон противоречия, а путем взаимодействия и со­вершенствования  и тех  и других  норм41.

39            См. В. И. Горбач. О видах противоречий. Минск,  1964, стр.  180.

40            См. Н. Трофимов. О противоречиях в процессе взаимодействия

права и морали социалистического общества. «Уч. зап. Уральск, гос. ун-та»,

1957, № 21, стр.  114—116; А. В. Мицкевич. Взаимодействие права и

нравственности.  В  сб.:   «Взаимодействие  форм  общественного  сознания».

Изд-во МГУ, 1964, стр. 107—110.

41            См. Г. М. Штракс. Социальное единство и противоречия социа­

листического общества.  Изд-во МГУ,   1966,  стр. 43—61,  89—93.

54

Такие неантагонистические противоречия существовали между рядом уголовноправовых норм УК 1926 г. и новыми требованиями морали общества победившего социализма. Новые республиканские уголовные кодексы 1959—1961 гг. устранили эти противоречия. Однако  и новый УК РСФСР

г. не сумел охватить в должной полноте все обществен­

но опасные деяния, неосновательно оставив некоторые из них

в области морали. Так, ст. 208 УК РСФСР 1960 г. в первой

редакции,   в   отличие  от  большинства  УК  других  союзных

республик, не знала ответственности за сбыт имущества, за­

ведомо добытого преступным путем. Между тем обществен­

ная опасность этого деяния, а также его значительная рас­

пространенность не давали оснований для оценки этого дея­

ния   лишь   как   аморального.   Некоторые   народные    суды

РСФСР стали искать выхода из затруднения путем расши­

рительного  толкования   соучастия  и,  в  нарушение   закона,

привлекать к ответственности как соучастников в хищении

социалистической  собственности  лиц,  сбывающих  похищен­

ные предметы, но не содействовавших самому хищению. Вер­

ховный  Суд  РСФСР   своим   постановлением   от  7  сентября

г. «О судебной 'практике по делам о хищениях социалис­

тической  собственности»   сделал    попытку   санкционировать

эту практику. С полным основанием Верховный Суд СССР

постановлением от 31  июля  1962 г. признал позицию, заня­

тую  Верховным  Судом  РСФСР,   незаконной42.   Верховный

Суд РСФСР 11 сентября 1962 г. внес необходимую поправ­

ку  в данную  ранее  рекомендацию  о  квалификации  сбыта

краденого. Одновременно было сделано представление Пре­

зидиуму  Верховного  Совета  РСФСР,   и  25   июля    1962   г.

ст.  208  УК  РСФСР  подверглась   изменению.   Ныне   ч.   III

ст. 208 УК предусматривает лишение свободы до 3 лет или

исправительные работы до одного года за заранее не обе­

щанные сбыт или хранение с целью сбыта имущества, заве­

домо добытого преступным путем.

Незначительные конфликты и противоречия между уго-ловноправовыми нормами и нормами нравственности имеют­ся и теперь, не исключены они и в будущем. Они отражают диалектические закономерности развития общества, строя­щего коммунизм: с одной стороны, его растущих моральных требований, а с другой,— все расширяющиеся возможности исправления правонарушителей воспитательными мерами. Разрешение этих противоречий и составляет важную сторо­ну процесса совершенствования уголовного законодатель­ства, которого требует Программа КПСС 43.

42            «Сборник постановлений Пленума  Верховного Суда СССР,  1924—

1963   гг.»,   стр.   302—305.

43            Правильно отмечал Л. И. Алексеев: «Глубокое изучение и обязатель­

ный анализ возникающих противоречий между отдельными нормами права

55

Таким образом, соотношение уголовного права и нрав­ственности характеризуется единством в сущности и гармо­ническим взаимодействием. Единство предполагает ряд спе­цифических черт, различающих уголовноправовые и нрав­ственные нормы — так же как преступление и аморальный поступок. Четкое разграничение преступления и аморального поступка при определении оснований уголовной ответствен­ности за конкретное деяние является непреложным требова­нием принципа социалистической законности.

Единство в главном не исключает неантагонистических противоречий между уголовным правом и нравственностью по второстепенным признакам. Это противоречие преодоле­вается посредством усовершенствования советского уголов­ного законодательства.

и морали имеют не только теоретическое, но и большое практическое зна­чение для дальнейшего совершенствования законодательства, для лучше­го применения правовых норм судами...» (Л. И. Алексеев. О связи пра­вовых и моральных норм. «Советское государство и право», 1965, № 4, стр. 33).