§ 1. Соучастие в преступлении

Оценка соучастия в преступлении (ст. 17 Основ, ст. 17 УК РСФСР) в качестве одного из видов множествен­ности участников одного преступления представляется перспективной, поскольку подобный подход позволяет предметно разграничить соучастие с иными видами сте­чения нескольких лиц в одном преступлении, снять многие спорные вопросы в теории, наметить пути совер­шенствования уголовного законодательства. При этом мы вовсе не пытаемся преуменьшить достижения теории уголовного права в области исследования соучастия. Более того, эта особенно сложная проблема на сегодня изучена весьма тщательно, и многие ее аспекты прочно утвердились в науке и практике как проработанные досконально.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что существующие положения закона, регламентирующие соучастие в пре-

4 1

ступлении, отражают уровень развития общественных отношений и достижения науки середины 50-х гг. Этот период характеризовался весьма своеобразными особен­ностями уголовной преступности. Постепенно она, пара­зитировавшая на послевоенной разрухе, теряла социаль­ную почву. Практически, вследствие серии социальных, экономических, организационных и других мероприятий, были уничтожены преступные группировки. Весьма ослабла общественно опасная активность в сфере эко­номики и хозяйствования. Все это не могло не отразиться на объективных и субъективных показателях, закреплен­ных в нормах института соучастия в преступлении.

Изучение двадцатипятилетнего опыта применения статьи уголовного законодательства о соучастии позво­ляет утверждать, что в целом юридическая конструкция и техника этой нормы оказались жизнеспособными. Норма обеспечивала единообразный учет степени и ха­рактера участия субъектов в преступлении, устанавли­вала основание ответственности нескольких совместно действующих лиц за одно умышленное преступление.

Дальнейшее развитие теории соучастия в преступле­нии позволило по-новому подойти к решению ряда прин­ципиальных вопросов либо существенно их уточнить. В частности, анализ этого явления с учетом достижений философской науки, обогатившей все области знаний системным подходом, позволил преодолеть господст­вовавшую в теории соучастия классификацию на фор­мы и виды одновременно по двум направлениям — сте­пени сплоченности соучастников и характеру их пове­дения1.

Сторонники такой классификации стремились пока­зать с той или другой стороны либо специфику проявления вовне способа взаимодействия соучастников, либо ха­рактер их совместной деятельности, либо особенности прочности субъективной связи, либо особенности отраже­ния тех или иных проявлений соучастия в нормах Общей и Особенной частей уголовного законодательства. Дей­ствительно, при анализе каждого выделенного аспекта исследователь «оттенял» те особенности соучастия в пре­ступлении, которые ставил своей задачей, и в этом есть несомненное позитивное значение. Необходимо лишь со всей определенностью подчеркнуть, что осуществлялась классификация не явления в целом, каждый компонент которого несет в себе все обязательные объективные и субъективные признаки анализируемого типа преступ­ного поведения, а только тех или иных его сторон, граней,

42

которые сами по себе могут быть выделены в процессе теоретического анализа.

Дальнейшее развитие теории соучастия в преступле­нии показало, что такой подход лишен практического смысла. Ныне большинство специалистов (теоретиков и практиков) исходят из того, что соучастие следует классифицировать только на формы, каждая из которых обладает определенным сочетанием — совокупностью объективных и субъективных признаков, с наличием которых закон связывает оценку содеянного как соучас­тия в преступлении (ст. 17 Основ).

В этом случае классификация зависит от природы и материального содержания явления. Она отражает особенности материального свойства — характер об­щественной опасности того или иного типа умышленного совместного участия в преступлении нескольких лиц, а при сопоставлении — показывает различия в общест­венной опасности одних форм в сравнении с другими.

Основным критерием ныне признается характер уча­стия в преступлении, что, помимо познавательного, имеет и прикладное значение. Построенная на его основе клас­сификация позволяет конкретизировать формы соучастия в зависимости от характера общественной опасности, обнаруживать особенности общественной опасности дея­ний в конкретных случаях, что способствует правильному применению норм о соучастии практическими органами. Кроме того, это позволяет определить точное место тех или иных постановлений закона в системе правил соучас­тия в преступлении, создает предпосылки для обнаруже­ния и восполнения пробелов уголовного законодательства.

В зависимости от характера участия в преступлении, в соответствии с содержанием действующего уголовного законодательства, соучастие ныне делят на следующие имеющие практическое значение формы: сложное соучас­тие, соисполнительство, преступная группа и преступная организация (или иначе: необходимое соучастие, пре­дусмотренное нормами Особенной части)0.

Эта классификация соучастия является сквозной, позволяет сгруппировать все его проявления по единому основанию, в одной плоскости. Каждая из форм соучас­тия, в свою очередь, по другим основаниям может клас­сифицироваться на виды, что носит вспомога­тельный характер и осуществляется в иных, порой раз­личных для каждой формы, плоскостях. Задача деления на виды — отразить тот факт, что отдельные объектив­ные или субъективные свойства деяния могут обусловить

43

его более или менее высокую степень опасности в сравне­нии с другими деяниями, входящими наряду с ним в одну и ту же форму соучастия.

Следовательно, если классификация на формы явля­ется единым стержнем, объединяющим все факты со­вершения преступления несколькими лицами, предусмо­тренные ст. 17 Основ (ст. 17 УК РСФСР), то классифи­кация на виды отражает различные по степени общест­венной опасности проявления совместного совершения преступления несколькими лицами в рамках сугубо кон­кретной формы соучастия.

Решение вопроса о классификации соучастия, по­строенной в соответствии с действующим уголовным законодательством, позволило выявить его пробельность и известную несбалансированность с нынешней харак­теристикой преступности.

Так, правила соучастия в преступлении сориентиро­ваны главным образом на организацию уголовно-право­вой борьбы с проявлениями сложного соучастия (орга­низация преступления, подстрекательство и пособничест­во ему). Исследования, проведенные с начала 70-х гг., показали, что это не отвечает действительному положению дел. Закон детально регламентирует вопросы сложного соучастия, которое в преступлениях с участием несколь­ких лиц, по материалам изучения практики, занимает по объему менее одного процента. Остальные 99% — это групповые преступления. Однако организация борьбы с групповыми посягательствами средствами уголовного закона ныне осуществляется явно неудовлетворительно. Уголовный закон не отражает реальности преступности, не учитывает, что групповая форма в рамках соучастия стала преобладающей. Более того, отдельные проявления групповых посягательств все чаще стали характеризова­ться элементами профессионализма, организованности, стремлением лиц, совершающих преступления, объединя­ться в устойчивые группы. Они все значимее проявляют себя в новых сферах, в частности экономической, хозяй­ственной. В последние годы по ряду регионов наблюда­ются факты формирования преступных групп, специали­зирующихся на хищениях, спекуляции, взяточничестве, квартирных кражах, кражах автомобилей, похищении грузов на транспорте, распространении наркотиков и др. Эти группы нередко становятся на путь совершения многих преступлений, а участие в них нескольких лиц позволяет более тщательно маскировать преступную деятельность, что нередко затрудняет работу право-

44

охранительных органов по ее своевременному разоблаче­нию и пресечению.

Обращая внимание на необходимость самой реши­тельной борьбы с подобной формой преступности, поста­новление ЦК КПСС « О дальнейшем укреплении соци­алистической законности и правопорядка, усилении охра­ны прав и законных интересов граждан» вместе с тем подчеркнуло, что в ряде республик и областей, мини­стерств и ведомств в течение длительного времени без­наказанно действовали группы расхитителей и взяточ­ников3.

Не случайно именно такие формы опасной активности людей стали особенно нетерпимы в современных усло­виях. В новой редакции Программы КПСС, принятой на XXVII съезде КПСС, специально подчеркивается, что «партия придает первостепенное значение последова­тельному и настойчивому искоренению нарушений тру­довой дисциплины, хищений и взяточничества, спекуля­ции и тунеядства, пьянства и хулиганства, частнособ­ственнической психологии и стяжательства, подхалимст­ва и угодничества. Необходимо сполна использовать для борьбы с этими явлениями авторитет общественного мнения и силу закона»4.

Однако сила закона, по нашему мнению, в борьбе с групповыми посягательствами в полной мере не исполь­зуется, потенциальные его возможности в этой области еще не исчерпаны. Действующее уголовное законодатель­ство не содержит признаков и не регулирует борьбу с основной, наиболее распространенной формой соучас­тия — групповым преступлением. В результате при прак­тическом разрешении уголовных дел судебно-следствен-ные органы испытывают серьезные затруднения в оценке и квалификации этого опасного деяния, поскольку его обязательные признаки как форма соучастия в законе не определены и четко не зафиксированы.

По своей природе групповое преступление — это самостоятельная форма соучастия. Признаки, харак­терные для соучастия в целом, лишь дополняются не­которыми особенностями, которые придают групповому преступлению качественное своеобразие. Групповое пре­ступление характеризуется таким сочетанием показа­телей, при котором, наряду с общими объективными и субъективными моментами, присущими любому про­явлению соучастия, налицо, во-первых, факт участия всех субъектов в совершении преступления, когда само посягательство осуществляется их объединенными, сов-

45

местными усилиями, причем действия, охватываемые признаками объективной стороны любого состава пре­ступления, могут выполняться каждым участником в пол­ном объеме либо частично. Во-вторых, каждый участ­ник группового деяния должен сознавать, что наряду с ним в преступлении участвуют другие исполнители (соисполнители), сознавать связь их действий с собствен­ными, что само преступление совершается совместными усилиями всех участников.

Преступление, совершенное группой лиц, обладает обязательными признаками, знание которых особенно важно для правоприменительной практики. Среди них необходимо выделить: участие в совершении преступ­ления двух или более лиц; выполнение каждым из них деяний (в полном объеме или частично), охватываемых признаками объективной стороны состава преступления; осуществление преступления объединенными усилиями — совместно; умысел каждого из соучастников на совместное совершение действий; согласованность деяний участников группы, отражающая их взаимную осведомленность о совместном совершении преступления; наличие сговора, а по ряду составов — предварительного сговора на со­вершение преступления группой.

Эффективность действующих постановлений закона о соучастии, по нашему мнению, могла бы возрасти за счет включения понятия группового преступления, фикси­рующего обязательные признаки этого типа опасных для общества деяний. Рабочим вариантом такого определе­ния может быть следующее: «Групповым признается преступление, каждый участник которого умышленно, согласованно с другими, совместно, в полном объеме или частично выполняет единое для участников пре­ступление».

Предлагаемое понятие фиксирует обязательные приз­наки группового посягательства. Оно позволяет провести четкий водораздел между сложным соучастием и любым конкретным проявлением группового посягательства. Это особенно важно для квалификации посягательств на социалистическую и личную собственность, ряда хо­зяйственных и других преступлений.

На проявление повышенной опасности групповых посягательств законодательные органы в ряде случаев реагируют включением в отдельные статьи, предусмо­тренные Особенной частью Уголовного кодекса, квалифи­цированных составов по признаку выполнения посяга­тельства группой лиц. С момента принятия Уголовного

46

кодекса РСФСР количество таких составов удвоилось. Но постепенное пополнение отдельных составов путем выделения их квалифицированных видов проблему реша­ет лишь частично, увеличивая размер санкции по ряду групповых посягательств (но не по всем).

В действующем уголовном законодательстве союзных республик, даже с учетом его реформы, факт совершения преступления группой учтен всего в двадцати составах. При устойчивой тенденции совершения многих умышлен­ных посягательств группами такая частичная регламен­тация организации уголовно-правовой борьбы с груп­повой преступностью вряд ли правильна. Вызывает со­мнение обоснованность сложившейся практики кцнструи-рования норм уголовного законодательства и по другой причине. Все групповые посягательства, в какой бы сфере опасной активности они не проявлялись, обладают, при прочих равных условиях, более высоким зарядом об­щественной опасности, нежели такое же преступление, выполненное одним лицом, что не может оставаться без внимания законодательных органов. Ныне сложилась такая практика, что по подавляющему большинству видов преступных посягательств групповая форма их совершения законом никак не учитывается. Это особенно отчетливо проявляется тогда," когда факт группового преступления не учтен в конкретных (основных либо квалифицированных) составах, предусмотренных Особен­ной частью Уголовного кодекса, а сама группа не носит организованного характера, поэтому даже в процессе индивидуализации наказания ее конкретным участникам это обстоятельство не может быть принято в качестве отягчающего (п. 2 ст. 39 УК РСФСР). Практически мы сталкиваемся с тем, что потенциальные возможности организации борьбы с групповыми посягательствами средствами уголовного закона в значительной мере не учитываются. А они могли бы быть весьма уместны про­тив взяточничества, спекуляции, ряда хозяйственных преступлений и др.

Встречающиеся в практике групповые посягательства мало зависят от усмотрения законодательных органов. Если бы они даже отказались от учета групповых пося­гательств в самом законе, то в реальной действительно­сти подобные посягательства все равно бы совершались. Настоятельные потребности борьбы с групповой пре­ступностью ставят задачу выявления ее наиболее типич­ных сфер и разработки эффективных уголовно-правовых средств

47

Объективные показатели общественной опасности преступлений, учиняемых группой лиц, проявляются в любых случаях выполнения их несколькими лицами, независимо от того, учтены они специально или нет в кон­кретном постановлении уголовного закона. Действитель­но, если мера общественной опасности групповых пося­гательств, например на собственность, серьезно повыша­ется в основном за счет специфики самого механизма причинения вреда охраняемым отношениям, то такого же рода особенности его характеризуют возрастание общественной опасности и любых иных преступлений, выполненных несколькими лицами. И в них усилиями нескольких лиц ощутимее, серьезнее затрагиваются охраняемые интересы, а следовательно, глубже ущемля­ются объекты охраны. Участие группы лиц во всех умыш­ленных преступлениях при прочих равных условиях вызывает возрастание общественной опасности содеян­ного по сравнению с аналогичными посягательствами, выполненными одним субъектом.

Сопоставление отражения повышенной общественной опасности групповых преступлений в действующем уго­ловном законодательстве с фактической структурой груп­повой преступности позволяет утверждать, что эффектив­ность борьбы с групповыми посягательствами уголовно-правовыми средствами в значительной мере снижается за счет того, что повышение общественной опасности групповых эксцессов, проявляющихся практически в большинстве умышленных преступлений, ныне учитыва­ется лишь в отдельных видах преступности. Здесь не­сомненный пробел в уголовном законодательстве.

Отсутствие единых средств борьбы с групповой пре­ступностью не соответствует социальным потребностям. Можно также предположить, что именно это, в ряду других причин, вызвало некоторое оживление данной формы преступности, особенно в сфере «теневой» эконо­мики, в последние годы.

Групповые посягательства создают угрозу или свя­заны с фактическим причинением более серьезного вреда охраняемым интересам. Данная форма преступности достаточно широко распространена. Она составляет более пятой части всех преступлений. Поэтому логично предположить, что если в соответствующих экономичес­ких и политических условиях абсолютно нетерпимы и поставлены под уголовно-правовой запрет обществен­но опасные посягательства одного субъекта, то, при прочих равных условиях, посягательства, осуществля­емые совместно, объединенными усилиями нескольких

48

лиц, несравненно более опасны и требуют законодатель­ной реакции в форме установления единых более жестких методов борьбы с ними. Групповая форма совершения преступления — это наиболее опасная форма преступ­ности в целом. Эффективность борьбы с ней во многом зависит от качества самого уголовного закона и отсут-' ствия пробелов в нем, оставляющих лазейки для акти­визации данной разновидности преступности.

Представляется, что в рамках существующих реалий необходимо установить единый масштаб в борьбе с груп­повыми посягательствами. В этих целях в закон должно быть включено понятие группового преступления. Ва­риант для обсуждения предложен нами выше. Одно­временно, в целях отражения повышенной опасности любых групповых преступлений, уголовное законодатель­ство целесообразно дополнить указанием на то, что на­казание за умышленные преступления, совершенные лицом в группе, назначается в размерах не менее по­ловины максимальной санкции, предусмотренной уголов­ным законом.

Параллельно с этим для организации эффективной борьбы с наиболее распространенными групповыми пося­гательствами необходимо и в новых уголовных кодексах союзных республик выделять квалифицированные со­ставы по признаку их совершения группой лиц с более жесткими персонифицированными санкциями.

Для борьбы с устойчивыми формированиями, зачат­ками и проявлениями организованной преступности целе­сообразно включить в уголовные кодексы специальный состав, учитывающий повышенную опасность организа­ции преступной деятельности и активного в ней участия для любых видов умышленных посягательств, предусмо­тренных уголовным законом. Такой путь избран, напри­мер, в уголовном законодательстве ПНР и НРБ. Так, ст. 267 УК ПНР и ст. 326 УК НРБ формируют составы с са­мостоятельной санкцией, которые предусматривают от­ветственность за совершение любого преступления группой.

В целях индивидуализации ответственности отдель­ных участников группового фактически совершенного преступления, перечень отягчающих ответственность обстоятельств должен включать положение, предусматри­вающее «совершение преступления группой лиц». Реше­ние данного вопроса зависит от позиции законодателя. Его задача заключается в том, чтобы сформулирован­ные правила учитывали повышенную общественную опас­ность групповых посягательств всеобъемлюще, во всех

49

аспектах. Такого рода «формализация» вытекает из природы права, которая требует равных правовых масш­табов, состоит в применении равной меры, гарантирую­щей от всяких случайностей5. Специального внимания в этом контексте заслуживает проблема организации уголовно-правовой борьбы с устойчивыми, или органи­зованными группами преступников. Многочисленные публикации центральной печати по событиям в Узбеки­стане и ряде других областей страны показывают, что возможности уголовного закона в борьбе с этой разно­видностью преступности в полной мере не использова­лись. Более того, на сам факт существования подобных преступлений не обращалось должного внимания. По­требность же в непримиримой борьбе с наиболее опас­ными и тяжкими преступлениями вызывает необходи­мость сосредоточения на организованных формах совер­шения ряда преступлений, на преступных посягатель­ствах, сопровождающихся элементами профессионализма.

Нелишне заметить, что возрастание опасности груп­повых посягательств и их проникновение во многие сферы преступности вызвало весьма показательную реак­цию руководящих судебных органов. Например, в послед­ние годы наметилась отчетливая тенденция формирова­ния руководящих указаний судам по толкованию и при­менению групповых признаков, предусмотренных за­коном, а также указаний, требующих активизации борьбы с групповой преступностью по разным ее проявле­ниям. Так, постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 16 декабря 1986 г. «О некоторых вопросах применения судами РСФСР законодательства, направ­ленного на борьбу с хищениями государственного и общественного имущества, иными преступлениями и правонарушениями в системе агропромышленного ком­плекса» в пункте 3 специально потребовало от судов «... не допускать послаблений при назначении наказаний организаторам и другим активным участникам корыст­ных преступлений, злостным расхитителям государствен­ного и общественного имущества, взяточникам, спекулян­там, а также лицам, злоупотребившим в преступных целях своим служебным положением и причинившим крупный ущерб колхозам, совхозам и другим предприя­тиям, учреждениям и организациям агропромышленного комплекса»6.

Сходные указания по другой категории дел дал Вер­ховный Суд Латвийской ССР. В постановлении от 29 сентября 1980 г. «О практике судов Латвийской ССР

50

по делам о посягательствах на личную собственность граждан, совершенных путем кражи, грабежа, разбоя и мошенничества» в пункте 13 он подчеркнул: «Суды должны выяснять состав, характер и степень сплочен­ности преступных групп при совершении посягательств на личную собственность граждан, особенно если в со­став группы вовлечены несовершеннолетние: организо­вана ли группа для длительных преступных действий, связывает ли участников группы предварительная до­говоренность, состоявшаяся непосредственно перед со­вершением конкретного преступления, или группа сло­жилась внезапно в силу случайного стечения обстоя­тельств. При этом необходимо учесть, что участниками организованной группы при насильственных корыстных преступлениях, посягающих на личную собственность граждан, признаются не только участники группы, не­посредственно участвующие в осуществлении насилия или в высказывании угроз применения насилия, но и дру­гие участники, которые в силу предварительной догово­ренности выполняли иную роль: стояли на страже около места совершения преступления, в целях угрожающе воздействовать на потерпевшего на виду у него при­нимали соответствующую позу, участвовали в завладе­нии имуществом потерпевшего ...»7

Мы полагаем, что для борьбы с организованной преступностью необходимо включить в главу «Преступ­ления против общественного порядка» специальную статью: «Организационная деятельность, направленная на совершение преступлений, или активное в ней учас­тие». Вариант ее текста мог бы быть таким: -ч «Организационная деятельность, направленная на создание устойчивой группы, имеющей целью совершение тяжких преступлений, а равно руководство такой группой либо совершение ею преступлений —

наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссыл­кой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью.

Те же действия, имеющие целью совершение преступ­лений, не относящихся к категории тяжких —

наказываются лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества.

Активное участие в организационной деятельности, предусмотренной частью первой или второй настоящей статьи, —

51

наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества или без таковой

Освобождаются от уголовной ответственности лица, добровольно заявившие о своей принадлежности к устой­чивой группе, имеющей целью совершение преступлений, либо активно способствовавшие раскрытию ее деятель­ности или пресечению совершаемых ею преступлений, если фактически совершенные ими деяния не содержат признаков иного преступления».

Оценивая последнюю часть предлагаемой статьи, мы обращаем внимание на то, что в нашем законодательстве необоснованно отсутствует подобное правило, дающее возможность рядовым участникам устойчивых групп выйти из преступных формирований путем активного содействия правоохранительным органам в разоблачении и пресечении преступной деятельности8. Жесткость санк­ции данной новеллы преследует единственную цель — сделать такое участие невыгодным. В существующих постановлениях уголовного законодательства факт совершения преступления организованной или устой­чивой группой учтен лишь в нескольких конкретных статьях при формулировании признаков основного либо квалифицированного состава. При постоянной тенденции совершения многих видов преступлений такими группами, особенно в сфере посягательств на экономическую си­стему, это обстоятельство никак не регламентируется уголовным законом. В общих постановлениях соучастия в преступлении признаки данной группы не выделены, не установлены и пределы ответственности за совершение преступления ее участниками, не предусмотрены вари­анты их позитивного поведения, освобождающие от уголовной ответственности или существенно снижающие меру ответственности в случае, если лицо добровольно заявило о совершенных группой преступлениях или о своей связи с нею. Этот вопрос остается актуальным для практики борьбы с организованными посягатель­ствами на собственность, рядом хозяйственных преступ­лений, взяточничеством и др.

Практические органы постоянно испытывают потреб­ность в разрешении таких вопросов. Не находя достаточ­ной базы в самом уголовном законе, следственные орга­ны и суды используют понятие организованной группы в процессе квалификации хищений. При этом наблюда­ются колебания при оценке пособнических действий от­дельных участников посягательства. Принимая во внима­ние заранее состоявшееся распределение ролей между

52

соучастниками хищения, суды с учетом показателя орга­низованности соучастников квалифицируют пособничес­кие действия как более опасные групповые деяния по ч. 2 ст. ст. 89—93 УК РСФСР.

В целом практика квалификации хищений как совер­шенных «организованной группой» отражает тип опас­ного поведения соучастников. Она учитывает, что заранее обусловленное распределение ролей между ними подчер­кивает их сплоченность, направленную на совершение одного или нескольких преступлений. Сплоченность в рамках «организованной группы» характеризуется на­личием отработанных плана и способов совершения посягательства, подготовкой орудий и средств, факти­ческим заранее обусловленным выполнением действий, облегчающих совершение деяния, намеренным созданием соучастниками благоприятных условий для последую­щего совершения преступлений и т.п.

Нетрудно заметить, что все эти показатели охваты­ваются одним, более емким — заранее обусловленным распределением ролей. Именно этот критерий используют следственные органы и суды при квалификации пося­гательств на собственность как совершенных организо­ванной группой. Однако для такой практики в существу­ющей редакции ст. 17 Основ, казалось бы, нет оснований. Понятие «организованная группа» в ст. 17 не сформули­ровано, а содержащееся в п. 2 ст. 34 Основ упоминание о совершении преступления организованной группой как обстоятельстве, отягчающем ответственность в процессе индивидуализации наказания, по функциональной роли этой статьи в системе уголовного законодательства не может и не должно влиять на квалификацию преступ­лений. Тем не менее многие криминалисты полагают, что признак «совершение преступления организованной группой» (п. 2 ст. 34 Основ) дает основание для квали­фикации посягательств на собственность по признаку их совершения «по предварительному сговору группой лиц» и в тех случаях, когда отсутствует соисполнитель-ство. Нередко бытуют утверждения, что «хищение может быть признано совершенным по предварительному сго­вору группой лиц как при простом, так и сложном со­участии, т.е. как при соисполнительстве, так и при со­участии с распределением ролей...»9.

При формулировании подобных теоретических вы­водов не учитывается, что отягчающее ответственность обстоятельство, содержащееся в п. 2 ст. 34 Основ, не может расцениваться как признак конкретного состава

53

или тем более как составная часть иной общей нормы. Смысл и назначение этих правовых явлений не одноз­начны, а правовые последствия — различны. Поэтому попытки толковать групповой признак в составах хище­ния через призму понятия организованной группы, сфор­мулированного в п. 2 ст. 34 Основ, равно как и попытки «дополнить» ст. 17 Основ этим же понятием в обход законодателя, вряд ли обоснованны.

В постановке этого спорного вопроса необходимо, на наш взгляд, выделить два аспекта.

Первый — имеется ли правовая основа (ст. 17 Основ) для оценки отягчающего ответственность обстоятельства (п. 2 ст. 34 Основ) в качестве квалифицирующего приз­нака конкретных составов? Если руководствоваться аксиомами теории уголовного права, ответ на вопрос должен быть однозначным. Существующие положения института соучастия почвы для такого решения не содер­жат. Понятия «организованная группа» в этой норме нет. А положение закона, подчеркивающее, что «степень и характер участия каждого из соучастников в соверше­нии преступления должны быть учтены судом при назна­чении наказания», также не создает основы для такого решения.

Еще одним доказательством тезиса, что существу­ющие постановления соучастия не содержат правовой основы для перевода объективно пособнических действий в разряд преступлений, совершенных организованной группой, служит то, что подобная практика разрешения конкретных уголовных дел общепризнанно распростра­нена не на все групповые посягательства, а лишь на хищения. Во всех остальных преступлениях для квалифи­кации по признаку совершения преступления группой лиц, независимо от степени ее организованности, требует­ся обязательное, хотя бы частичное выполнение каждым соучастником деяний, охватываемых формами противо­правного поведения, включенными в качестве признаков объективной стороны конкретного состава преступления. То, что этот вопрос не решается в рамках существующих законоположений соучастия, следует, на наш взгляд, рассматривать как пробел закона, который нуждается в восполнении путем регламентации признаков преступ­ления, совершенного устойчивой (организованной) группой

Закономерно возникает второй аспект в постановке затронутого вопроса. Какие исходные нормативные, теоретические или иные причины заставляют правопри-

54

менительные органы привлекать понятие «организован­ная группа» для того, чтобы квалифицировать как груп­повое хищение факты посягательств на собственность со стороны организованных групп, фактически распре­деливших обязанности между соучастниками так, что одни, например, непосредственно завладевают имуще­ством, другие организуют посягательство, третьи «специ­ализируются» на сокрытии следов преступления и т.п.?

Ответ на вопрос заключается в том, что распростра­ненная практика квалификации групповых посягательств на собственность по признаку совершения преступления организованной группой верна. Она имеет теоретическое обоснование. Опирается такое решение не на правила соучастия (ст. 17 Основ), а на общее понятие хищения социалистической собственности, сконцентрировавшее общие признаки для всех конкретных его форм, прямо предусмотренных уголовным законом. Лишь опираясь на общее понятие хищения и признаки сформулирован­ных в уголовном законе конкретных форм посягательств на собственность, можно объяснить, почему группа, по общему правилу обладающая всеми параметрами лишь сложного соучастия, в посягательстве на собственность в силу ее организованности, специализированного, за­ранее состоявшегося распределения ролей между винов­ными может приобрести статус организованной, или устойчивой, а содеянное квалифицироваться по соответ­ствующей части статьи Уголовного кодекса, предусматри­вающей квалифицированный вид хищения по признаку его совершения по предварительному сговору группой

Действительно, если под хищением понимать умы­шленное незаконное завладение с корыстной целью иму­ществом для обращения его в свою собственность или в собственность других лиц, то само завладение по объективным признакам допускает возможность такого участия нескольких лиц в преступлении, такого распре­деления обязанностей между ними, когда для более результативной деятельности виновных одни соучастники «специализируются» только на изъятии имущества, другие — на его перемещении, третьи — включаются в посягательство в момент укрытия похищенного и т.п. Сама же группа в этом случае предстает в качестве устойчивого объединения расхитителей, организовавших­ся для совершения одного или нескольких преступлений. Как раз эту идею отразил Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 11 июля 1972 г. «О судебной практике по делам о хищениях государственного и обще-

55

ственного имущества», когда разъяснил, что «под хище­нием, совершенным по предварительному сговору груп­пой лиц, следует понимать такое хищение, в котором участвовали двое или более лиц, заранее договоривших­ся о совместном его совершении»'0. В постановлении при характеристике объективных признаков группового хищения употребляется широкое понятие «участие» и не используется такая более конкретная формулировка, как «непосредственное изъятие имущества», т.е. толку­ются объективные признаки выполнения преступления группой шире, нежели соисполнительство.

Не противоречит ли данное решение вопроса сущест­вующим законоположениям соучастия? Отнюдь нет. Такую практику следует рассматривать не через призму ст. 17 Основ, а как исключение из общих правил инсти­тута соучастия, формулируемое на уровне Особенной части Уголовного кодекса и предусмотренное лишь для ограниченного круга статей (89—92 УК РСФСР и др.). Здесь прослеживается то же соотношение, которое на­блюдается при конкуренции общих и специальных со­ставов, с тем лишь отличием, что в рассматриваемом варианте как общее правило выступает ст. 17 Основ (ст. 17 УК РСФСР), а в качестве специального соста­ва — предписания, содержащиеся в соответствующих частях статей, предусматривающих ответственность за посягательства на собственность. Правильно истолковать и применить объективные и субъективные признаки по­следних нельзя в отрыве от общего понятия хищения и специфики его форм, предусмотренных действующим уголовным законодательством. В этом, на наш взгляд, заключается теоретическая основа для более широкого, нежели предписано ст. 17 Основ (ст. 17 УК РСФСР), толкования признака совершения преступления по пред­варительному сговору группой лиц в посягательствах на собственность, когда по этому же составу (ч. 2 ст. ст. 89—92 УК РСФСР и др.) квалифицируются фактические посягательства, совершенные не только соисполнителями, но и иными участниками, входящими в организованную группу". Однако для того, чтобы такая практика раз­решения уголовных дел имела и правовое основание, представляется необходимым дополнить примечания к ст. ст. 89 и 144 УК РСФСР соответствующим прямым указанием.

Пункт 2 ст. 34 Основ к решению рассматриваемого вопроса не имеет отношения. Круг квалифицирующих признаков составов и обстоятельств, отягчающих ответ-

56

ственность в процессе назначения наказания, ограничен самим законом. Назначение п. 2 ст. 34 Основ однознач­но — максимально индивидуализировать наказание лицам, совершившим конкретное групповое преступление.

Действующее уголовное законодательство не решает и ряда других проблем соучастия в преступлении. Напри­мер, в законе никак не регламентируются вопросы добро­вольного отказа в соучастии и добровольного отказа участников группового преступления.

Действующие постановления уголовного закона (ст. 16 УК РСФСР) не учитывают специфики соучастия и не позволяют в полной мере использовать эту форму пози­тивного поведения для профилактики преступлений, вы­полняемых в соучастии. Статья 16 УК не учитывает обстоятельства, что в соучастии объективные и субъек­тивные показатели содеянного совиновниками осложнены. Опасная активность (действие, бездействие) субъекта может предшествовать непосредственному совершению посягательства исполнителем и, тем не менее, само пося­гательство выступает для всех соучастников в качестве единого, выполненного совместно. Изъятие личного вклада отдельным соучастником либо участником группы возможно лишь путем активного поведения, направлен­ного на предотвращение совершения преступления дру­гими соучастниками. Пассивная форма поведения может оцениваться по правилам добровольного отказа лишь в одном случае, когда невыполнение одним из соучаст­ников общественно опасных действий полностью исклю­чает возможность выполнения преступного посягатель­ства другими соучастниками. В этой связи мы полагаем, что сложившаяся ныне практика освобождения от ответ­ственности участника группового посягательства в слу­чаях, когда он добровольно отказывается принять учас­тие в преступлении, но не предпринимает мер по предот­вращению преступления, должна быть подвергнута кри­тической переоценке. Особенно явственно это проявляет­ся в групповых посягательствах на социалистическую и личную собственность, в ряде хозяйственных преступле­ний. Важность охраняемых уголовным правом общест­венных отношений в этой области требует более широ­кого использования потенциальных возможностей закона, направленных на профилактику и предотвращение преступлений.

В этой связи представляется заслуживающим внима­ния предложение отдельных авторов дополнить уголов­ное законодательство соответствующим положением,

57

направленным на регламентацию добровольного отказа в соучастии в преступлении12, обязательное смягчение ответственности за пособничество.

Существующие пробелы в действующих постановле­ниях уголовного закона, нацеленных на борьбу с груп­повыми преступлениями, несомненно, вызывают ряд отрицательных последствий в правоприменительной деятельности. Главное из них заключается в отсутствии единого масштаба в оценке общественной опасности групповых посягательств и соответственно — в отсут­ствии на уровне законодательного решения однозначных правовых последствий за совершение юридически тож­дественных по обязательным признакам групповых посягательств.

Вряд ли можно признать эффективной законотвор­ческую практику, когда в одних, явно малочисленных по распространенности, случаях групповые посягатель­ства оценены в законе в качестве необходимого признака основного либо квалифицированного состава. Во всех же других — факт совершения преступления группой лиц практически не принимается во внимание либо, в ис­ключительных случаях, при совершении преступления организованной группой может в соответствии с п. 2 ст. 39 УК РСФСР оцениваться в качестве обстоятельства, отягчающего ответственность в процессе индивидуализа­ции наказания участнику конкретного преступного посягательства.

В практической деятельности судебно-следственных органов возникают и другие сложные вопросы. Напри­мер, отсутствие специальных положений закона, кор­ректирующих применение институтов освобождения от уголовной ответственности к участникам единых груп­повых посягательств, приводит при практическом раз­решении уголовных дел к нарушению принципа социаль­ной справедливости. Так, ныне далеко не редкость, когда при совершении одного хищения двумя участниками, при наличии признаков группы, один из соучастников привлекается к уголовной ответственности, а второй освобождается от нее. Например, именно так был решен вопрос по факту, когда мотор стоимостью 87 руб. был похищен с территории склада двумя соучастниками по предварительному сговору. В судебном заседании по этому делу в качестве обвиняемого предстал один из виновных, второй до суда был освобожден от уголовной ответственности с передачей на поруки. Подобная прак­тика, по нашему мнению, нуждается в переориентации

58

на уровне уголовного законодательства. Во всех случаях совершения посягательства по предварительному сговору группой лиц каждый из участников преступления должен нести уголовную ответственность. При ином* решении фактически перестают работать основополагающие ин­ституты и нормы Общей части уголовного законодатель­ства (основание ответственности, понятия преступления, соучастия и др.).

Ленинский принцип неотвратимости ответственности должен соблюдаться неукоснительно. Масштаб ответ­ственности, одно совершенное группой преступление, в групповом преступлении остается единым для всех участников посягательства. Соответственно и уголовная ответственность должна строиться на началах справедли­вости. Каждый из соучастников обязан нести уголовное наказание или быть освобожден от него (в случаях, предусмотренных самим уголовным законом) с учетом степени и характера личного участия в совершении груп­пового преступления. Следовательно, наиболее рацио­нальный путь решения этого практически важного во­проса — включение в норму о соучастии специальной оговорки, что в случаях привлечения к уголовной ответ­ственности одного из участников преступления, совер­шенного по предварительному сговору группой, другие участники преступления не могут быть освобождены от уголовной ответственности. При наличии оснований освобождения, предусмотренных ст. 50 УК, они по при­говору суда освобождаются от наказания.