4. САНКЦИЯ В ОБЯЗАТЕЛЬСТВАХ

Обязательство является гражданским правоотношением, т. е. соотношением права и .обязанности, существующим на основания закона и охраняемым законом. Как указал Ленин, «...право есть ничто без аппарата, способного принуждать к  соблюдению норм права» . Поэтому в понятие обязательства неизбежно в качестве его элемента входит и санкция, обеспечивающая осуществление права кредитора и исполнение обязанности должника. В силу обязательства должник не только должен исполнить то, что составляет содержа его обязанности, но и отвечает в случае неисполнения. При этом долг и ответственность являются не различными и не зависимыми друг от друга  элементами обязательства, а лишь двумя .аспектами одного и того же отношения. Когда  мы говорим, что должник должен в силу обязательства совершить определенное действие (либо воздержаться от действия), мы имеем в виду нормальное развитие обязательственного отношения. Когда мы говорим, что должник отвечает обязательству, мы имеем в виду обеспеченную законом возможность для кредитора в случае неисполнения со стороны должника осуществить свое право : мимо и против воли должника и добиться либо исполнения обязательства согласно его первоначальному содержанию, либо возложить на должника имущественные последствия неисполнения (взыскать убытки). Таким образом, то, что мы обычно обозначаем словами долг и ответственность по  о б я з т е л ь с т в у, является в целом не чем иным, как обязанностью должника в обязательственном правоотношении.

История права показывает, что первоначально, по крайней мере у некоторых народов, не было единого понятия обязательства, а было два разных и понятия долга  и ответственности. Так обстояло дело в древнегерманском праве, которое различало «Schuld» и «Нaftung». По древнегерманскому праву в силу долга (Schuld) исполнение, произведенное должником, имело погасительное действие. Исполненное по долгу должник не мог истребовать обратно от кредитора. Существование долга было достаточным основанием для перехода имущества от должника к кредитору. Но существование долга само по себе не давало кредитору права принуждать должника к исполнению. Кредитор не мог ни воздействовать на личность должника, ни обращать взыскание и его имущество. Для этого надо было наличие ответственности (Нaftung). Для Нaftung надо было иметь особый титул. Юридические факты, в силу которых возникала Нaftung, не совпадали с теми юридическими фактами, из которых возникал долг. Титулом для ответственности были главным образом отношение власти  и  подчинения,  характерные  для  древнегерманского  права,  деликт, также особые договоры (Нauftungsverträge), направленные специально на установление ответственности. Такое же раздвоение обязательства отмечается в истории гражданского права и некоторых других народов    (например, в древней Греции). Некоторые историки права находят следы такого раздвоения и в древнейшей истории римского права. Однако надо подчеркнуть, что в классическую эпоху римской юриспруденции понятие обязательства было единым и цельным 2

В германской юридической литературе как довоенной, так и послевоенной делались попытки использовать разграничение «Schuld»  и «Нaftung» приме

44

нительно и к германскому гражданскому уложению. Однако эти попытки вы­звали возражения в самой же германской цивилистике 3.

Сравнительно недавно шведский цивилист Лундштедт (Lundstedt) выступил с критикой понятия обязательства. С его точки зрения оно не соответствует реальности так же, как и понятия субъективного права и гражданского право­отношения, которые предполагаются понятием обязательства. С его точки зре­ния «право» и «обязанность» являются плодами конструктивной фантазии юристов. Вместе с обязательством такой же критике подвергается и понятие права собственности. Что же, по мысли Лундштедта, лежит за этой фантастикой, что вызывало к жизни эти неправильные отображения в кривом зеркале юри­дической (и не только юридической) науки? Единственная реальность, которую он находит за понятием обязательства, это угроза санкциями — принуди­тельное исполнение, возмещение убытков, уплата штрафа, несение процессуаль­ных расходов. Угроза этими санкциями и есть та реальность, которую юристы извратили, построив понятие обязательства. Таким образом, Лундштедт рассма­тривает обязательственные отношения лишь со стороны ответственности 4.

Ошибка Лундштедта, как и ряда других буржуазных юристов, выступаю­щих с мнимо радикальной критикой юридической науки, заключается в глубо­ко ошибочном представлении о социальной реальности. Социальная реальность у него подменяется психологическими явлениями5. Угроза, психическое воздействие (psychischer Druck)—вот для него единственная реальность в праве. Юридические же отношения, установленные и охраняемые законом и отражаю­щие экономические отношения, для него реально не существуют. Взгляды Лунд­штедта отметают одну из важнейших задач юридической науки — изучение содержания юридических норм и соответствующих им юридических отношений. Без изучения этого содержания изучение санкций или тем более угрозы санкциям  является совершенно бессмысленным.

Как было указано выше, вопрос разграничения долга и ответственности не имеет значения для советского права. В силу определенных юридиче­ских фактов (оснований возникновения обязательств) зарождается обязательственное отношение, по которому кредитор может требовать от должника совер­шения определенного действия (или действий) либо воздержания от какого-ли­бо действия (или действий). Если такое право кредитора возникло, то одновре­менно с ним возникла и соответствующая обязанность должника. То, что дол­жник исполнит в силу этой обязанности, погасит его долг и соответственно право кредитора. В случае неисполнения он может быть принужден, при нали­чии указанных в законе условий, к исполнению в натуре или (в определенных случаях) посредством суррогата. Как в том, так и в другом случае дело идет об исполнении обязанности должника, возникшей из соответствующего основа­ния. Основание возникновения обязательства (договор и др.) является основа­нием как для перехода имущества от должника к кредитору в случае добро­вольного исполнения обязательства (уплата долга), так и для перехода имуще­ства в порядке принудительного исполнения.

В случае неисполнения обязательства вступают в действие санкции, уста­новленные законом. Санкции либо непосредственно направлены на получение кредитором в натуре того, что ему причитается по обязательству, либо дей-

45

ствуют посредственно и направлены на возмещение кредитору понесенных им от неисполнения убытков, либо фиксированной законом суммы (закон­ная неустойка, штраф), либо я на возмещение убытков, и уплату штрафа. Если санкция не направлена на исполнение в натуре, то меняется содержание обя­зательства. Вместо обязанности передать вещь, выполнить работу и т. д. всту­пает в действие обязанность возместить причиненные убытки либо (и) упла­тить штраф. Можно было бы поставить вопрос, не происходит ли в этом слу­чае в силу закона замена одного обязательства другим. Формально логически одинаково равноправны два ответа: а) первоначальное 'Обязательство' прекра­щается и заменяется новым, либо :б) меняется содержание обязательства. Фор­мально логически спор между этими двумя точками зрения был бы чисто схо­ластическим упражнением. Если мы предпочитаем говорить, что меняется со­держание обязательства, то делаем это для того, чтобы краткой формулой вы­разить следующее: когда вступает в действие вместо исполнения в натуре обя­занность возместить убытки я обязательство вместо одного содержания получа­ет другое, то все остальные элементы, индивидуализирующие данное обяза­тельственное правоотношение (стороны, основание возникновения), остаются прежними. В частности, все возражения, которые должник мог иметь против требования кредитора в первоначальном его содержании, остаются и при изме­нении содержания.

Здесь не место рассматривать вопрос о том, когда по нашему праву меняет­ся таким образом содержание обязательства. Эта тема является самостоятельной и притом одной из важнейших тем общего учения об обязательствах. Нам важ­но отметить лишь следующее. Советское гражданское право принципиально исходят из признания обязательности исполнения в натуре. Если содержанием, обязательства является передача права собственности на индивидуально опре­деленную вещь, то право собственности переходит на приобретателя с момента заключения договора (ст. 66 ГК), и приобретатель может виндицировать ее у отчуждателя. Если содержанием обязательства является предоставление инди­видуально определенной вещи в пользование, то в силу ст. 120 ГК, кредитор вправе требовать по суду отобрания вещи у должника и передачи ему, креди­тору. В случае обязательственных отношений между учреждениями, предприя­тиями и организациями требование об исполнении обязательства в натуре, как это не раз отмечалось в нашей литературе, по общему по крайней мере пра­вилу вытекает из плановой природы социалистического хозяйства6. О тех случаях, когда план требует обязательной замены исполнения в натуре возмещением убытков (или уплатой штрафа), см. ниже в настоящей главе. Исполнение в натуре по обязательствам между учреждениями, предприятиями и организациями обеспечивается рядом мер, выработанных главным образом, нашим арбитражным процессом 7.

Для всех остальных случаев ст. 117 ГК в качестве санкции указывает лишь обязанность должника возместить кредитору причиненные неисполнение» убытки. De lege ferenda можно пожелать, чтобы наши гражданские законы по­шли несколько дальше и прямо признали, как общее правило, право кредитора требовать от должника реального исполнения (исполнения в натуре) и обязанность возмещения убытков лишь в случае невозможности исполнения,

46

за которую должник отвечает. Исключение из такого правила надо сделать для случая, когда должником является гражданин, обязанный лично исполнить ка­кое-либо действие. В случае неисполнения такого обязательства, кредитору в. интересах обеспечения личной свободы должника надо предоставить лишь право» требовать возмещения убытков. Это впрочем не исключает уголовной санкции для определенных, указанных в законе случаев. Ниже мы укажем еще на ряд исключений из этого общего правила, которые необходимо вытекают из сущ­ности социалистического обязательственного права. Во всяком случае, мы мо­жем сказать, что начало реального исполнения (исполнения в натуре) и в на­стоящее время является одним из принципиальных положений нашего граж­данского нрава. Требование реального исполнения координируется с требова­нием возмещения убытков. De lege ferenda желательно в (будущем ГК СССР сильнее подчеркнуть начало реального исполнения, а в будущем ГПK СССР — соответствующим образом переработать правила исполнительного производства, урегулировав в них меры, обеспечивающие такое исполнение. При этом надле­жащее место естественно должно занять и требование о возмещении убытков.

В нашей юридической литературе нередко можно было встретить указание, что по советскому праву исполнение обязательства должно последовать в нату­ре, тогда как по буржуазному праву исполнение в натуре может быть заме­нено исполнением посредством суррогата (возмещение убытков) 8. Такое утвер­ждение по существу лишь скрывало действительную и принципиально суще­ственную разницу в этом вопросе между советским ж буржуазным правом а. содержало грубые фактические ошибки. Дело в том, что большинство буржуаз­ных законодательств в качестве общего правила также знает исполнение в натуре и устанавливает порой весьма эффективные средства принуждения дол­жника (к такому исполнению (см. особенно: во Фракции так называемую sustè-me des astreintes)9. Лишь английское право (а за ним и право США), как общее правило, вслед за римским правом («omnis condemnatio peeuniara esse-débet»), хотя и по другим историческим причинам, допускает присуждение Дол­жника лишь к уплате определенной денежной суммы. Но и английское право знает исключения из этого правила (случаи так называемого specific perfor­mance10). Глубокое принципиальное различие между советским и буржуазным, правом заключается в другом11.

В буржуазном обществе основной функцией денег является функция мерила стоимости. Являясь мерилом стоимости, капиталистические деньги в условиях рыночного хозяйства и конкуренции между предпринимателями являются так­же и средством обращения, реализуя цены, складывающиеся в капиталистиче­ской торговле. С точки зрения отдельного капиталиста (частнохозяйственная точка зрения, буржуазного права) получение денежного суррогата чаще всего равносильно получению исполнения в натуре. Оно по существу обеспечивает получение товара в натуре, так как, получив деньги, кредитор получит на рынке то, что в натуре не исполнил должник. Часто кредитору даже удобнее и быстрее получить деньги с должника и купить нужное ему на рынке, чем добиваться судебным порядком исполнения в натуре. Поэтому по общему правилу 'буржуазное право, защищая право кредитора на получение исполне­ния в натуре, предоставляет на его усмотрение выбор между таким иеполне-

47

нием и возмещением: убытков от неисполнения посредством уплаты опре­деленной денежной суммы. В целом ряде случаев буржуазное торговое право, а частью и общегражданское, регулирует способ исчисления убытков, исходя из разницы между договорной ж рыночной (в частности, биржевой) Пеной (так называемый абстрактный способ исчисления убытков). В тех слу­чаях, когда сделка, заключаемая капиталистом, имеет чисто' спекулятивную цель (определенные виды биржевых сделок  сделка на разность ж часто при­крывающая сделку на разность срочная сделка), обязательство непосредственно направлено на получение лишь денежного возмещения. Наконец, необходимо подчеркнуть, что в буржуазном праве стороны в обязательстве могут по согла­шению между собой заменить реальное исполнение уплатой денежного воз­мещения 12.

В социалистическом хозяйстве деньги являются средством социалистическо­го учета, но также и средством обращения товаров 13. В отличие от капитали­стической торговли советская торговля является плановой торговлей. Советские деньги являются средством обращения, средством развертывания нашей торгов­ли. План требует производства определенной продукции и снабжения ею пред­приятий, которым соответствующая продукция нужна для их производственной работы, а также снабжения непосредственных потребителей. Деньги, являясь средством социалистического учета, естественно, не могут, с точки зрения соци­алистического хозяйства, в целом заменить собой реальное исполнение плана. Поэтому для социалистического гражданского права недопустима замена реаль­ного исполнения денежным возмещением убытков во всех случаях, когда такая замена была бы. равносильна неисполнению плана.

Последовательное проведение этого принципа не означает превращения начала реального исполнения в фетиш. Требование реального исполнения мо­жет в некоторых случаях не только не соответствовать плану, но и противо­речить ему. Так, в случае неисполнения обязательства в течение планового периода требование предприятия-кредитора об исполнении его в натуре после истечения этого периода будет противоречить плану, поскольку его потребность учтена в плане .следующего периода, и он может требовать соответствующий то­вар или услугу на основании обязательства, установленного на новый период. Однако и в том и в другом случаях для советском права характерно, что как требование реального исполнения в соответствии с планом, так и требование денежного возмещения убытков в тех случаях, когда в силу плана реаль­ное исполнение недопустимо, зависит не от усмотрения кредитора и не от соглашения его с должником. Кредитор обязан требовать то, что соответствует плану, и не может ни по своему усмотрению, ни договорившись с должником, заменить реальное исполнение денежным возмещением и обратно. В качестве примера можно указать на ст. ст. 62—64 Устава железных дорог СССР, уста­навливающие ответственность железной дороги и грузоотправителя за невы­полнение месячных планов перевозки. Если в течение планового месяца одна из сторон не исполнит возложенные на нее планом обязательства, то другая может требовать от нее лишь установленный штраф. Она не может требовать реального исполнения в следующем месяце, так гак это означало бы срыв плана и cледующего месяца.

-48

Неправильно также делать принцип реального исполнения, взятый сам по себе, не знающим исключения правилом советского права и по следующий соображениям. Деньги, как мы указывали, являются средством развертывания советской торговли. Они являются в силу этого и необходимым элементом хоз­расчета. Социалистическое хозяйство требует не только учета выполнения плана народного хозяйства в целом, но и учета результатов. хозяйственной деятельности -отдельных предприятий. Если по тем или иным основаниям ре­альное исполнение не может иметь места, то денежное возмещение, не ликви­дируя, конечно, последствий неисполнения для социалистического хозяйства в целом, дает возможность предприятию-кредитору нормально продолжать свою работу. Сумма полученного возмещения в целом ряде случаев дает ему возмож­ность получить в порядке советского товарооборота нужные ему товары. На­конец, в обязательственных отношениях, в которых сторонами или по крайней мере одной из сторон является гражданин, денежное возмещение убытков очень часто будет практически равносильно получению кредитором нужного ему то­вара или услуги. Развертывание советской торговли расширяет базу для воз­мещения убытков как действительного способа удовлетворения потерпевшей стороны.

Таким образом, вопрос о реальном исполнении и о денежном возмещении убытков должен по советскому праву решаться диалектически, с учетом кон­кретного взаимоотношения функций советских денег как средства планового учета и как средства обращения и развертывания советской торговли. Мы вы­нуждены ограничиться этими принципиальными замечаниями, так как вопрос непосредственно связан с нашей темой лишь с этой стороны. Нам надо было подчеркнуть принципиально различный характер санкции обязательств в нашем праве по сравнению с буржуазным.

Термин «обязательство» нередко применяют к таким отношениям, которые не являются обязательством в собственном смысле слова (ст. 107 ГК). Напри­мер, в силу ст. 382 ГК, при заключении договора страхования страхователь обязан сообщить страховщику все обстоятельства, имеющие существенное зна­чение для определения опасности или вероятности наступления страхового слу­чая или размеров возможных убытков от его наступления (страховой риск), поскольку эти обстоятельства были известны или должны были быть известны ему во время заключения договора страхования. В ст. 382 дело идет об отно­шении между двумя сторонами—страховщиком и страхователем. Закон гово­рит, что одна из сторон, страхователь, обязана совершить в отношении другой определенное действие. Однако здесь нет обязательства в смысле ст. 107 ГК, так как отсутствует активный элемент обязательственного правоотношения. Страховщик не имеет права требовать от страхователя исполнения этой обя­занности и в случае неисполнения не может пустить в ход санкции, установ­ленные для обязательств, т. е. не может ни требовать принуждения страхова­теля к сообщению ему этих сведений, ни взыскивать убытки или штраф. В силу ст. 382, страховщик в случае сообщения страхователем неправильных сведений может лишь требовать по суду признания договора недействитель­ным. Таким образом, сообщение этих сведений страхователем является не ис­полнением им обязательства, а лишь одним из условий действительности до-

                                49

говора страхования. Сообщение страхователем сведений, указанных в ст. 382, является одним из элементов фактического состава, установленного законом для действительности договора страхования. Так, как «обязанность», о которой го­ворит ст. 382, не является обязанностью по обязательственному правоотноше­нию (обязательством в смысле пассивного элемента этого отношения), то к. ней не применимы правила, установленные в ст. ст. 108—129 ГК для действия обязательств, последствия их неисполнения и их прекращения. Поэтому приме­нительно ж ст. 382 ГК было бы неправильно говорить об обязательстве 14.

По аналогичным соображениям не является обязательством и обязанность, о которой говорит ст. 196 ГК: «Покупатель обязан немедленно осмотреть по­лученное имущество и об обнаруженных недостатках сообщить продавцу. При­нятие покупателем проданного имущества без оговорки лишает его права ссылаться на недостатки, за исключением таких, которые не могли -быть усмотрены при обыкновенном способе принятия вещей или были умышленно скрыты продавцом. На эти недостатки покупатель может ссылаться лишь в том случае, если по их обнаружении он сообщил о них продавцу без про­медления». Сообщение о недостатках, сделанное покупателем продавцу, не яв­ляется исполнением обязательства. Другая сторона (продавец) не имеет соот­ветствующего права требования. То, что ст. 196 называет обязанностью, яв­ляется лишь условием возникновения в лице покупателя требований из не­достатков купленной вещи (ст. 198). Интересно отметить, что та же ст. 196 в конце не прибегает ж термину «обязанность» и совершенно точно указывает, что в случае так называемых скрытых недостатков покупатель может на »их ссылаться лишь в том случае, если по их обнаружении он сообщил о них продавцу без замедления.

В силу тех же соображений не является обязательством та «обязанность», о которой говорит ст. 228 ГК.

Так как санкция является необходимым элементом понятия обязательства, то обязательство мы имеем налицо лишь в тех случаях, когда неисполнение одной из -сторон (должником) дает другой стороне (кредитору) право осущест­вить свое требование в принудительном порядке (по общему правилу через суд) и получить от должника удовлетворение либо в натуре, либо в виде де­нежного возмещения (убытки или штраф либо то и другое вместе). Отчетли­вость в этом вопросе необходима для устранения попыток применять правила об обязательствах к случаям, когда обязательства нет.

В связи с этим мы должны остановиться на так называемых «натураль­ных обязательствах» или, иными словами, на обязательствах, лишенных исковой защиты. По этому вопросу мы имеем в ГК две статьи,—одну более обще­го содержания (ст. 401), другую более частную (ст. 47). В силу ст. 401, «не вправе требовать возврата уплаченного исполнивший обязательство, хотя бы лишенное исковой силы, но не являющееся недействительным в силу за­кона». Ст. 401, таким образом, как бы допускает существование обязательств, лишенных исковой силы {натуральных обязательств), не указывая, в каких случаях такие обязательства имеют место. В силу ст. 47 должник, исполнив­ший обязательство по истечении давности, не вправе требовать обратно упла­ченного, хотя бы в момент уплаты он и не знал об истечении давности.

50

Ст. 47 говорит об отдельном случае обязательства, по которому истекла дав­ность и которое поэтому лишено исковой силы. Содержание ст. 47 вполне со­ответствует ст. 401.

Натуральные обязательства являются одним из спорных вопросов теории обязательственного права. Самый термин заимствован из римского права. По­нятие obligatio naturalis было выработано римскими юристами в течение пер­вых двух столетий нашей эры. Римские юристы указали те два основных признака, при наличии которых к соответствующим отношениям применялся термин «натуральное обязательство». Эти признаки отчетливо указаны Помпонием: «Si роепае causa eius cui debetur, dibitor liberatus est, naturalis obli-gatio rnanet et ideo solutum repeti non potest (D. 12, 6, 19 pr.). Кредитор ляшсн права требовать, должник, несмотря на это, исполнивший обязательство, может требовать обратно исполненное.

Самый термин obligatio naturalis первоначально не служил для противо­поставления цивильным обязательствам. Обязательство могло быть либо natura­lis, либо civilis, либо avilis и naturalis вместе. Оно было civilis, если оно было основано на правилах цивильного права. Оно было naturalis, если римские юристы считали необходимым принимать его во внимание, хотя бы оно не пользовалось защитой цивильного права. В каких отношениях они приравнива­ли его к цивильным обязательствам, зависело от характера отдельных обяза­тельств. Приравнение шло иногда настолько далеко, что натуральное обяза­тельство считали возможным посредством новации заменять цивильным, что его допускали к зачету против цивильного обязательства, что допускали его обеспечение ипотекой. Однако такое действие не было присуще любому нату­ральному, обязательству. Любому натуральному обязательству были, по-видимому присущи лишь те два признака, которые указаны в приведенном выше тексте Помпония. Наконец, римские юристы считали некоторые цивильные обязатель­ства также и за натуральные, т. е. полагали, что, не будь цивильной защиты надо было бы все же признать за ними частичное действие натуральных обя­зательств. Таким обязательством считалось, например, condictio indebiti, как это видно из текста Павла: Indebiti soluti condictio naturalis est (D. 12, 6,. 15 pr.). Такие обязательства, впрочем, ничем не отличались от прочих цивиль­ных, и выделение этой группы никакого значения для дальнейшей историк института не имело, если не считать, что повторение той же мысли мы встре­чаем во французской цивилистике.

Список натуральных обязательств в римском праве был довольно велик. Отдельные случаи вызывались к жизни тем, что формальные принципы цивиль­ного права шли нередко дальше, чем того требовали интересы господствующих, классов. Раб был не субъектом, а объектом права, вещью. Он не мог быть по­этому стороной в обязательстве. Но интересы рабовладельцев требовали, чтобы некоторые действия рабов порождали определенный юридический эффект. Если раб заключил договор с третьим лицом и получил по этому договору, платеж, то его хозяин был заинтересован в признании платежа имеющим силу. По­скольку господин был заинтересован в торговле, которой занимался его раб, он был заинтересован в том, чтобы произведенные рабом платежи считались имеющими силу. В противном случае торговля раба была (бы невозможна. До-

                51

говоры, совершенные рабом, считались порождающими натуральные обязатель­ства (см. D. 46, 1, 16, 4; D. 44, 7, 14; D. 12, 6, 1,3; D. 12, 6, 64). Мы не будем перечислять другие случаи. Для нас было существенно указать на этот основной случай, чтобы показать на примере, что конкретное содержание понятия натурального обязательства в Риме было дано социальными отноше­ниями рабовладельческого общества 15.

Натуральное обязательство сыграло свою роль и в буржуазном праве. Осо­бенно большую судебную практику и литературу оно имело во французском праве. Интересно отметить, что эта литература развилась главным образом в XX веке и что послевоенная эпоха дала во французской цивилистике вспышку интереса к этому вопросу. Так как французское право применительно к дан­ной теме особенно характерно для буржуазного общества, то мы остановимся специально на нем.

При зарождения французского гражданского кодекса вопрос обстоял как буд­то просто. Потье (Pothier), которому так много обязано французское обязатель­ственное право, различал три вида обязательства: 1) обязательства несовер­шенные (obligations imparfaites), которые никому не дают никакого права и которые имеют лишь религиозно-моральное значение,—например, обязательство благотворительности; 2) обязательства натуральные (obligations naturelles), которые, будучи исполнены, не дают должнику права требовать обратно испол­ненное; 3) обязательства цивильные (obligations civiles), которые подлежат принудительному исполнению в случае неисполнения их должником доброволь­но. Натуральные обязательства являются институтом гражданского права, хотя и производят меньшее действие, чем цивильные обязательства. Потье отбрасы­вает все последствия, которые допускало римское право (возможность предъяв­ления к зачету и т. д.), кроме недопущения требования о возвращении испол­ненного. Потье отчетливо видит, что поле применения натуральных обяза­тельств в его время совсем иное, чем в Риме, и с присущей ему ясностью объясняет, что римляне относили определенные отношения к натуральным обязательствам лишь по соображениям, связанным с политикой патрициев. Он сам приводит лишь два -случая для современного ему французского права: долг трактирщику по расходам местного жителя в трактире (Coutume de Paris, — ст. 128) и долг по сделке, совершенной замужней женщиной без разрешения мужа.

У Потье мы находим два утверждения относительно натуральных обяза­тельств, которые он, повидимому, не считал исключающими друг друга.

Во-первых, он считал, что натуральные обязательства производят опреде­ленный эффект, потому что они являются долгом совести (le for de la conscience) и дают право кредитору требовать от должника исполнения, хотя м не дают ему этого нрава перед судом (le for extérieur). Интересно отметить, что Потье, человек своего времени, отличал обязанности, предписанные сове­стью (le for de la conscience), от обязанностей религиозных. Для идеолога бур­жуазии XVIII века, каким он был, совесть находила не религиозное, а иное, «естественное», обоснование. Потье, таким образом, — уже целиком за гранью идей средневекового канонического права. Обязанности религиозно-моральные являются несовершенными обязательствами (прежде всего благотворительность).

52

Обязанности, предписанные совестью,— долг трактирщику и долг замужней женщины. Потье писал с наивности ясностью. Трудно подобрать примеры, кото­рые лучше иллюстрировали бы правовую идеологию французской буржуазии XVIII века. В этом отношении текст Потье почти не нуждается в коммента­риях.

Во-вторых, Потье считал, что натуральные обязательства являются граж­данско-правовыми обязательствами, хотя и менее эффективными, чем цивиль­ные обязательства 16.

Эти два взгляда послужили истоком для двух теорий во французской циви­листике 17.

В подготовительных материалах к французскому гражданскому кодексу мы находим весьма интересные высказывания. Один из авторов проекта — Биго-Преаменё (Bigo-Preameneu), излагая мотивы титула III кн. III о договорах и договорных обязательствах вообще (des contrats et des obligations conventio-iielles en générale), совершенно отчетливо развивает вторую из указанных выше точек зрения Потье. Натуральное обязательство делается гражданско-пра­вовым отношением в силу произведенного платежа. Это имеет место в трех слу­чаях: 1) в случае обязательства, основание (causie) которого с точки зрения за­кона не заслуживает в достаточной степени одобрения для того, чтобы породить иск; 2) в случае обязательства, основанного на договоре, совершенном лицом, не обладающим необходимой дееспособностью; 3) в случае обязательства, по которому иск не дожен быть предъявлен вследствие exceptiо peremptoria (закон­ная сила судебного решения, истечение давности и т. д.)18. Точка зрения Биго-Преаменё легла в основу теория Обри и Po (Aubry et Rau), которая долгое время господствовала во Франции. Другая точка зрения, корни которой также находятся у Потье, была излажена в докладе трибуна Жобера (Jaubert). Жобер указывал, что данные человеческой совести не могут быть отнесены к области гражданского законодательства. Законодатель может касаться лишь цивильных обязательств и снабжать исковой защитой лишь такие обязательства. Нату­ральное обязательство порождено справедливостью, тогда как, цивильное обязательство основано исключительно на предписаниях права 19.

Этот -взгляд получил широкое распространение в современной французской цивилистике. Его обосновывают, в частности, такие авторитетные во Фран­ции цивилисты, как Планиоль (Planiol), Колея (Colin) и Капитан (Capitan), а также Рипер (Ripert).

В сущности говоря, все высказанные до настоящего времени в течение 135 лет во французской науке гражданского права взгляды представляют собой не что иное, как повторение и развитие взглядов, намеченных Потье и разошедшихся двумя руслами в выступлениях Биго-Преаменё и Жобера.

Обри н Ро, два профессора Страсбургското университета, курс гражданского права которых был почти непререкаемым авторитетом для французской судебной практики вплоть до мировой войны и который продолжает оказывать на нее влияние и в настоящее время, повторяют взгляды Биго-Преаменё 20. С их точки зрения обязанности могут быть юридическими и этическими. 1ишь первые могут быть обязательствами (obligations) с точки зрения права. Обязательства могут быть цивильными ила натуральными. Цивиль-

53.

ные—это те обязательства, которые санкционированы иском, натураль­ные — те, которые не санкционированы иском, потому ли, что законо­датель не счел достаточным основание (cause) этих обязательств (например, обязательство, принятое на себя замужней женщиной без разрешения мужа, и др.), потому ли, что за.кон лишает права на иск по тем или иным моти­вам такие обязательства, которые первоначально были снабжены иском .(например, обязательство, по которому истекла давность). Для характери­стики социально-политических взглядов Обри и Ро небезынтересно отметить, что ко второй категории они относят, в частности, обязательство уплачивать феодальную ренту, отмененную законодательством революции 1789 г. Ни­каких оснований во французском законе для признания такого обязательства нет. Но ж тому моменту, когда Обри и Ро писали свой курс, французская буржуазия уже считала свои завоеванные во время революции права за приобретенные права (droits acquis) и, забывая их происхождение, чув­ствовала некоторую симпатию к приобретенным правам феодализма.

Таким образом, согласно теории Обри и Ро, натуральное обязательство является подлинным гражданско-правовым обязательством, но обладающим лишь меньшей юридической эффективностью. Ж. Рипер характеризует эту теорию натурального обязательства следующим образом: натуральное обязатель­ство—не моральная обязанность, которая возвышается до цивильного обяза­тельства, а выродившееся цивильное обязательство, — тень, пережившая ре­альность, двойник, оставшийся после смерти21.

Французская цивилистика не смогла удовлетвориться этой теорией. Чем дальше шло развитие классовой борьбы, чем более шаткими делались позиции буржуазии, тем труднее было буржуазной науке искать обоснования институтов буржуазного гражданского права в самом гражданском  праве. Ветшавшее зда­ние требовало подкрепления. И буржуазная наука ищет такого фундамента в морали. Все более популярными делаются попытки обоснования гражданского права капиталистического общества на принципах этики. К тому же буржуазии нужно не только подкрепить фундамент своего права, — надо еще внести не­которые мелкие поправки, наложить незначительные заплаты, чтобы прикрыть слишком уже неприглядные особенности устаревших законов. В вопросе о на­туральных обязательствах эту теорию, корни которой мы также находим у Потье и которая уже была формулирована трибуном Жобером, снова возобнов­ляет Планиоль. Он отсылает к словам Потье о том, что натуральным обяза­тельством является такое, которое обязывает перед судом чести и совести того, кто его принял к исполнению 22.

Полное развитие эта теория получила в книге Ж. Рипера — «Правило мо­рали в гражданских обязательствах» (La règle morale dans les obligations ci­viles). По мнению Рипера, всякое обязательство покоится на обязанности, предписанной моралью. Мораль, на которой основано гражданское право, есть мораль христианская, та мораль, которая, по мнению автора, в течение двух тысяч лет правит западным человечеством. При такой исходной

позиции естественно, что Рипер дает следующее определение: натуральное обя­зательство является моральной обязанностью, которая восходит к гражданской жизни. Поэтому, согласно его взгляду, нельзя построить общей теории нату-

54            .               .              

ральных обязательств. Есть только отдельные натуральные обязательства, ко­торые могут производить различное юридическое действие, в зависимости от того, насколько далеко они подвинулись по пути превращения в цивильные обязательства. Однако для буржуазного ученого мораль хороша как идеологи­ческое обоснование буржуазного права, но полностью приравнивать ее к норме права все же опасно. Поэтому нельзя превращать натуральное обязательство в нормальное гражданское. «Режим обязательной добродетели превратился бы в тиранию». Надо лишь помочь тому, кто добровольно идет по стезе добро­детели и, признав свою обязанность, уплатил долг. Тому, кто вступил на путь морали, закон -преграждает отступление. Требовать уплаченное обратно ему не дозволяется. Нельзя установить исчерпывающий список натуральных обязательств. Дело суда подойти к отдельным случаям с критерием морали и запретить обратное истребование уплаченного. Лишь в этом запрещении — действие натурального обязательства. Иного действия быть не может, так как натуральное обязательство существует лишь постольку, поскольку оно добро­вольно погашено 23.

Подобного рода елейно-сладкие рассуждения являются господствующими в современной французской литературе по вопросу о натуральных обязательствах, вызывая возражения лишь у отдельных авторов 24.

Французский гражданский кодекс говорит о натуральных обязательствах в «т. 1235: «Tout payement suppose une dette: ce qui a été payé sans être du est sujet à répétition. — La répétition n'est pas admise à l'égard des obliga­tions naturelles qui ont été volontairement acquitées». Кроме того, ст. 2012, но употребляя самого термина, все же имеет в виду натуральное обязательство, допуская поручительство по обязательству, которое подлежит аннулированию по основаниям, лично связанным с должником.

Французская судебная практика признает наличие натуральных обязательств в довольно значительном количестве случаев, частью опираясь на закон (ст.ст. 2012, 1340 (французского ГК), частью на установившуюся традицию (алимент­ная обязанность между братьями и сестрами, алиментная обязанность отца в отношении внебрачного ребенка, которого он признал, обязанность благодарности за оказанную услугу, обязанность несостоятельного должника после конкорда­та). В некоторых случаях дело идет об обязательстве, по которому право иска кредитора парализовано посредством exceptio peremptoria должника (возраже­ние о вступлении судебного решения в законную силу, возражение о давности, присяга по требованию другой стороны).

Мы остановились специально на французском праве, потому что другие буржуазные правовые системы и цивилистическая наука других буржуазных стран, разделяя в основном взгляды, высказанные во Франции, не дают столь интересного и характерного для буржуазной идеологии материала. Французские взгляды по этому вопросу дают возможность наглядно противопоставить совет­ское право буржуазному 25.

Выше было указано, что ГК говорит об обязательствах, лишенных исковой силы, но не являющихся недействительными в силу закона (ст. 401), и ука­зывает один случай такого обязательства {ст. 47). В связи с этим мы должны поставить следующие вопросы: а) что представляют собой такие обязательства,

55

каково их действие и являются ли они обязательствами в собственном смысле слова; б) в каких случаях они имеют место, каково их действительное положе­ние в системе советского гражданского права; г) в чем их принципиальное от­личие от натуральных обязательств буржуазного права.

В литературе, посвященной ГК, было высказано мнение, что в указанных статьях речь действительно идет об обязательствах, хотя и ослабленных, па­рализованных. Так, А. Т. Гойхбарг по поводу ст. 47 ГК говорит: «В виду цели, преследуемой законом о давности — не давать возможности требовать испол­нения в такое время, когда это исполнение означало бы, по общему правилу, осуществление совершенно иного права, чем то, которое предвидели стороны,— добровольное исполнение парализованного давностью требования в п о л н е  это требование оживляет»26. (Подчеркнуто нами.) Применитель­но к ст. 401 А. Г. Гойхбарг говорит об обязательстве, которое не являет­ся недействительным, хотя и не снабжено исковой силой. И. Б. Новицкий говорит: «В некоторых случаях обязательство получает неполную юридическую» силу. Именно, в защиту некоторых обязательств не предоставляется иска, су­дебной защиты; однако в случае добровольного исполнения должникам возврат предоставленного не допускается»27. Такие обязательства в соответствии с общепринятой терминологией автор называет натуральными. Равным образом в учебнике гражданского права для вузов мы в соответствии с терминологией закона говорили об обязательствах, признаваемых законом, но не снабженных исковой силой, указывая, что их обычно называют натуральными обяза­тельствами.

Терминология — вещь условная. Пользование термином в каком-либо спе­циальном значении, если такое значение оговорено, является вполне допусти­мым. Поэтому использование в ст. 401 термина «обязательство» в согласии с традицией, поскольку в ней оговорено отсутствие иска, не приводит ни к ка­ким практически невыгодным и неудобным последствиям. Но здесь мы должны подвергнуть понятие натурального обязательства более подробному анализу в связи с понятием обязательства в -собственном смысле слова (ст. 107 ГК).

Сопоставление ст. 107 со ст. 401 ГК приводит к выводу, что если граж­данское правоотношение, о котором говорит ст. 107, является обязательством, то правоотношение, которому посвящена ст. 401, обязательством не является. Действительно, ст. 107 имеет в виду правоотношение, в котором одна сторона (кредитор) может требовать от другой (должника) определенного действия либо воздержания от действия. Ст. 401 имеет в виду правоотношение, в котором ни одна сторона ничего требовать от другой не может. Обязательство в смысла ст. 107 снабжено санкциями. Особенность обязательства по ст. 401 — отсут­ствие санкций. Невозможность истребовать обратно уплаченное — не санкция по обязательству. Санкцией снабжают обязательство существующее, не пога­шенное, на случай его неисполнения. Обязательство по ст. 401 (натуральное) порождает последствия после того, как добровольно произведено исполнение, т. е. тогда, когда обязательство погашено и когда его незачем санкциониро­вать. Поэтому недопущение обратного истребования уплаченного совсем не есть, санкция по обязательству. Если ст. 401 и содержит санкцию, то отнюдь на санкцию обязательственного отношения, а санкцию такого отношения между

56

сторонами, которое отрицает наличие обязательственного отношения. Уплативший, в силу  с т. 401, н е  им е е т  обяза­тельственного требования к получателю платежа.

Что сближает отношения, о которых говорит ст. 401 (в частности, и ст. 47), с обязательством в собственном смысле слова? То, что имущество, пере­данное в исполнение по обязательству (ст. 129, лит. «а» ГК), а также и пo обязательству, лишенному исковой силы», не может быть истребовано обратно., что как в том,  так и в другом   случаях нет  неосновательного обогащения (ст. 399 ГК). Ничто больше по советскому праву не сближает эти два случая. Ни о каком другом действии «обязательств, лишенных исковой силы», наш за­кон не говорит, да и по существу дела ни о каком другом действии не мо­жет быть и речи. Как правильно указывают все наши комментаторы,  «обя­зательство, лишенное исковой силы» (в частности, обязательство, по которому истек давностныи срок), не может быть предъявлено к зачету. Оно не может быть обеспечено залогом,  так как оно не является «действительным требова­нием» в смысле ст. 88. Это следует особенно из того, что право залога реа­лизуется посредством обращения принудительного взыскания на объект залога по обеспеченному залогом требованию. Таким образом, необходимо иметь право на иск по этому требованию. Равным образом  «обязательство, лишенное иско­вой силы», не может быть обеспечено поручительством, так как поручитель­ством так же, как и залогом,  можно обеспечивать лишь действительное тре­бование (ст. 237 ГК). В силу ст. 245  ГК,  «Поручитель вправе защищаться, против требования кредитора всеми возражениями, которые мог бы предъявить сам должник. Поручитель не теряет права на эти возражения,  хотя бы сал должник от них отказался или признал  свое обязательство».  Таким  образом, если по обязательству истек срок давности    и по терминологии    ст. 401 оно потеряло исковую силу, то поручитель все же мог бы сослаться на давность.. E тому же,  так как по советскому траву суд должен применить давность ex officio, то и без ссылки поручителя суд должен был бы отказать в иске. Едва ли надо доказывать, что обязательство, лишенное исковой силы, нельзя обеспечивать неустойкой. Допустим, что обязательство,    по    которому    истек срок   давности,   по   соглашению   сторон   обеспечивается   неустойкой.   Такое соглашение  представляло    'бы    собой   не    что    иное,   как   обход    закона, о  давности,   которая   не   может   быть   аи   укорочена,   ни   продлена согла­шением сторон.

Если обязательство в собственном смысле слова (ст. 107) и - «обязатель­ство, лишенное исковой силы» (ст. 401), сближаются лишь невозможностью истребовать уплаченное обратно, то мы вправе сделать следующий вы­вод: дело совсем не в том, что и тот и другой случай должны быть отнесены , к обязательствам, а лишь в том, что в обоих случаях налицо достаточ­ное основание (ст. 399 Ж) для перехода имущества от одного лица к другому. Наличие достаточного осн о в ан и я перехода имущества само по с е б е н и с к о л ь к о не до­казывает, что имущество переходит именно по обяза­тельству. Наследование также является достаточным основанием для пе­рехода имущества, но наследование не есть обязательство.

57

Мы приходим, таким образом, к следующему выводу. То, что ст. 401 называет «обязательством, лишенным исковой силы», по существу является лишь одни и из признанных наших законом оснований перехода имущества, приобретения имущества одним - лицом за счет другого. ГК правильно помещает ст. 401 в гл. XII об обязательствах, возникающих из неосновательного обогащения, так как уче­нию о такого рода основаниях место именно в этой главе советского граждан­ского права.

Хотя вопрос и относится, таким образом, не к теме о понятии обязатель­ства,  а к учению об основании перехода имущества и, следовательно, к уче­нию о неосновательном обогащении, мы все же должны еще несколько на нем остановиться, чтобы подчеркнуть все различие в этом вопросе между совет­ским и буржуазным правом.

В каких случаях по советскому гражданскому праву нельзя истребовать в качестве недолжно уплаченного имущество, переданное одним лицом другому при отсутствии между сторонами обязательственного правоотношения (в смы­сле ст. 107 ГК)? Один случай прямо указан в законе. Нельзя истребовать уплаченное после истечения давности по обязательству (ст. 47 ГК). Обосно­ванность правила ст. 47 не вызывает сомнений. Обязательство (в смысле ст. 107) прекратилось, и кредитор никакого требования больше не имеет. Но основание для перехода имущества от бывшего должника к бывшему креди­тору осталось. Больше случаев закон не указывает.

А. Г. Гойхбарг считает, что возможны еще случаи применения ст. 401. .В качестве примера он указывает на уплату «по обязательству, которое могло быть покрыто зачетом» 28. Других примеров он не указывает. Но этот при­мер, сознаемся, остается для нас неясным. Если вместе с А. Г. Гойхбаргом считать, что зачет по нашему праву производится автоматически при наступлении условий, указанных в ст. 129 лит. «б» ГК, то по наступлении этих условий обязательство прекращается полностью или в части, и новый платеж со стороны бывшего должника будет уплатой недолжного и подойдет под ст. 399 ГК. Если считать, что зачет производится не автоматически, а по заявлению одной стороны другой стороне, и такого заявления не последовало, то обязательство не прекратилось, и платеж, произведенный должником, будет иметь погасительную силу.

Однако мы думаем, что ст. 401 действительно может иметь применение и помимо случая, предусмотренного ст. 47. Ст. 130 Конституции ССОР гово­рит: «каждый гражданин ССОР обязан соблюдать Конституцию Союза Совет­ских Социалистических Республик, исполнять законы, блюсти  дисциплину труда, честно относиться к общественному долгу, уважать правила социали­стического общежития». Мы думаем, что честное отношение к общественному долгу и уважение к правилам социалистического общежития могут требовать, чтобы имущество, переданное одним лицом другому, не могло быть истребо­вано обратно, хотя бы имущество и не перешло в качестве исполнения по су­ществующему между этими лицами обязательству (ст. 107). Тщетно было бы пытаться заранее предугадать все возможные случаи применения на этом основании ст. 401. Но мы можем указать например, нередкий в жизни, когда

58

имущество переходит, и ни одному советскому человеку: не приходит в голову мысль о возможности его обратного истребования. Мы имеем в виду так назы­ваемое иждивение, т. е. содержание одним лицом другого даже в случае, когда закон не устанавливает между данными лицами алиментного обязательства. Само собой разумеется, при иждивении, даже если переход имущества не удо­влетворяет требованиям, установленным для дарения (ст. 138 ГК), обратно« требование уплаченного исключено.

Попытка юридически обосновать такое положение должна неизбежно при­вести нас к ст. 401 ГК и к признанию, что переход имущества является в данном случае обоснованным. На чем же покоится обоснование? Мы не видим другого ответа, кроме ссылки на правила социалистического общежи­тия. Обратное истребование имущества в этом случае противоречило бы пра­вилам социалистического общежития. Самый факт нахождения одного лица на иждивении другого, хотя бы закон и не устанавливал между ними алимент­ного обязательства, соответствует правилам социалистического общежития. Ведь ГК делает иждивенцев наследниками {ст. 418) и дает им право иска к тому, кто причинит смерть лицу, у которого они находились на иждивения (ст. 409). Будет ли иждивенец дальним родственником другой стороны, ли­цом, связанным с ним старой дружбой или какими-либо, другими отношениями, которые с точки зрения социалистической этики являются допустимыми и нор­мальными, переход имущества является обоснованным. Поэтому мы считаем, что лучше было бы, не прибегая к техническому и вместе с тем внутренне противоречивому понятию обязательства, лишенного исковой защиты (нату­рального обязательства), просто сказать в ст. 401, что обратное истребование исполненного не допускается, если оно противоречит правилам социалистиче­ского общежития, а также я в других случаях, специально указанных в за­коне (ст. 47 ГК).

Таким образом, мы приходим к выводу, что так называемые обязатель­ства, лишенные исковой защиты (натуральные обязательства), не являются обязательствами (ст. 107 ГК). Те практические цели, которые преследует за­кон, пользуясь понятием обязательства, лишенного исковой защиты, достига­ются гораздо проще рассмотрением вопроса в плоскости учения о неоснователь­ном обогащении. К тому же такое рассмотрение вопроса лучше увязывает эту тему с общим вопросом, имеющим огромное значение для советского граждан­ского права ж для всего советского права вообще, с вопросом: о правилах со­циалистического общежития. Поскольку закон не дает (и не может дать) исчерпывающего списка случаев, когда переход имущества от одного лица s другому является обоснованным и не допускающим обратного его истребова­ния, правила социалистического общежития являются необходимой основой для надлежащего ответа на вопрос.

Дойдя в результате нашего анализа до признания необходимости искать решения вопроса в правилах социалистического общежития, мы тем самым проводим и четкую грань между советским правом и буржуазным.

Буржуазное право и буржуазная цивилистическая наука колеблются в этом вопросе между признанием натуральных обязательств дегенерированными обще­гражданскими обязательствами, с одной стороны, и признанием их этическими

59

ооязанностями, выполнение которых учитывает гражданское право, — с другой. По существу между этими двумя точками зрения нет значительной разницы. Примет ли буржуазный закон либо буржуазный юрист ту или другую точку зрения, он будет иметь дело с признанием или непризнанием основательности перехода имущества в обществе, построенном на частной собственности, на эксплуатации человека человеком и на волчьем законе конкуренции. Харак­терно, что всякий основательный, т. е. признаваемый гражданским правом, переход имущества буржуазное право и буржуазная юридическая наука стре­мятся рассматривать как уплату долга. Уплата долга превращается в типовое отношение, под которое стремятся причесать и правила этики.

Советское право противопоставляет этому цельность социалистического мировоззрения, лежащего в основе регулирования общественных отношений в СССР. Нам нет надобности, как это делают буржуазные юристы, видеть принципиальную разницу в содержании закона, с одной стороны, и этики — с другой. Буржуазный закон и буржуазная этика построены для нас на одних и тех же началах. На диаметрально противоположных, но также единых нача­лах покоятся советский закон и правила социалистического общежития. С точки прения советского права переход имущества имеет достаточное осно­вание как в тех случаях, когда такое основание указано в законе, так и то­гда, когда основание коренится в правилах социалистического общежития. Поэтому для нас нет надобности искусственно конструировать переход имуще­ства, обоснованный правилами социалистического общежития, как уплату долга по обязательству, лишенному исковой защиты. Когда составлялся действую­щий ГК, понятие травил социалистического общежития не было еще доста­точно выявлено. Поэтому ст. 401 ГК прибегала к искусственному построению «обязательства, лишенного исковой защиты». В настоящее время, после про­возглашения Сталинской Конституции, мы можем подойти ж решению вопроса, привлекая понятие правил социалистического общежития.

Резюмируя, мы можем оказать: 1) натуральные обязательства не являются обязательствами в смысле ст. 107 ГК; 2) те отношения, которые называют этим именем, а также еще «обязательствами, лишенными исковой защиты», означают, что, в силу специального указания закона (ст. 47 ГК) либо в силу правил социалистического общежития, переход имущества от одного лица к другому является обоснованным или, другими словами, не представляет собой неосновательного обогащения, а имущество не подлежит возврату.,