2. КЛАССИФИКАЦИЯ  ОСНОВАНИЙ  ВОЗНИКНОВЕНИЯ  ОБЯЗАТЕЛЬСТВ В  БУРЖУАЗНОМ ПРАВЕ

Вместе с понятием обязательства буржуазные правовые системы и бур­жуазная цивилистическая наука получили от римского права и классификацию оснований возникновения обязательств. Создавая свою классификацию, римские юристы не преследовали теоретических целей, а просто излагали в определенном порядке материал, относящийся к возникновению обязательств. Необходимость в этом возникла потому, что они исходили из общего понятия обязательства, которым объединяли совокупность соответствующих правил. Мы не находим в источниках римского права какого-либо обоснования того деления, которое в них дано. Все деление обычно излагается как вводная фраза к изложению отдельных видов обязательств. Римская классификация в дошедших до нас источниках сформулирована Гаем. У Гая содержатся все редакции этой классификации,  представляющие собой три ступени ее детализации и уточнения.

В наиболее упрощенвой форме она сводится к  разделению  всех обязательств на возникающие из деликтов   (Gains   I.3.88 «Nuns transeamus ad obligationes, quarum summa divisio in duas species diducitur: omnis enim obligatio vel ex contracta nascitur vel ex delicto». Затем Гай добавляет к этой классификации указания на обязательства, возни-

88

    кающие из различных   других   оснований   (Gaius   libro   secundo   aureorum, D. 44.7, l pr., «obligaüones aut ex contractu uascuntur, aut ex maleficio, aut proprio quodam jure ex variis causarum figuris»). И, наконец, излагая далее отдельные виды возникновения обязательств, он детализирует понятие «obligationes ex variis   causarum  figuris»   и говорит   об   обязательствах   quasi ex contractu и—«quasi ex maleficio» (Gaius libro secundo aureorum, D. 44.7.5). В наиболее развитой своей форме эта классификация перешла и.в институции Юстиниана. Институции, дав определение обязательства и разделив_обязадельства на цивильные и преторские, указывают в качестве другой классификации_на четыре вида: обязательства из договоров, как бы из договоров, из деликта и как бы из деликта   (1.   3. 12. 2:  «Sequens divisio in quatuor species deducttur : aut enim ex contractu sunt, aut quasi ex contractu, aut ex maleficio, aut   quasi ex maleficio»).   В   институциях   это   деление   является   введе­нием, за которым следует рассмотрение  обязательств из договоров,  основного вида   обязательств.    Второй   член    классификации    (obligationes   quasi   ex contractu) представляет собой сборную группу. Институции не определяют ее указанием определенного положительного признака, присущего всей группе, а чисто внешним образом сближают ее с договорными   обязательствами,   ввиду того, что она не имеет ничего о;бщего с деликтами (I. 3. 27. pr: «Post generа contractuum enumerate dispiciamus etiam de his obligationibus,   quae  non proprie quidem ex contractu nasci intelliguntur, sed tarnen, quia non ex ma­leficio substantiam capiunt,, quasi ex contractu nasci vïdentur»). К обяза­тельствам qausi ex maleficio были отнесены обязательства из неумышленных поступков и обязательства возмещения вреда, причиненного другим лицом, ре­бенком,  рабом,  а также ответственность корабельщиков,  трактирщиков и со­держателей постоялых дворов (I.  4.  5).

Изложенное показывает чисто служебное значение, которое имела классифи­кация обязательств в римском праве. Она нужна была лишь как известный по­рядок изложения обязательственного права, преимущественно с учебными це­лями, и позволяла выдвинуть на первое место в качестве основного вида  договорные обязательства, а затем – деликтные.

Римская классификация обязательств оказала решающее влияние ва вопрос об основаниях возникновения обязательств в буржуазном праве.

Остановимся в связи с атим вопросом на ведущих системах буржуазного гражданского права.

На французский гражданский кодекс римское право оказывало влияние главным образом через «Трактат об обязательствах» Потье (Pothier).

Потье строит следующую систему оснований возникновения обязательств.

Основанием возникновения обязательств бывают либо договоры, либо как бы договоры, (quasi-contrats), либо деликты, либо как бы деликты (quasi-délits), кнотда просто закон или справедливость («quelquefois la loi ou l'équité seule»)1. Далее, он переходит к рассмотрению отдельных оснований возникнове­ния обязательств, особенно (подробно останавливаясь на договорах. Каждому из указанных им видов оснований он дает определение. Эти определения пред­ставляют большой интерес по тому значению, которое они имели при состав­лении кодекса, а также в последующей французской цивилистике.

89

Потъе определяет договор как вид соглашения. Соглашением, говорит он, называется согласие двух или нескольких лиц, направленное на установление между ними обязательства либо ва прекращение или изменение возникшего ранее обязательства. Договором называется тот вид соглашения, который на­правлен на возникновение обязательства («L'espèce de convention qui a pour objet de former quelque engagement est celle qu'on appelle contrat»).

Он строго различает договор и pollcitatio. Pollicitatio представляет собой одностороннее обещание, не принятое еще другой стороной. Хотя римское право и допускало в некоторых исключительных и специфических случаях pollicitatio жак основание возникновения обязательства, во французском праве, по мне­нию Потье, pollicitatio такого значения не имеет2.

Потье дает определение «как бы договора» (quasi-contrat), которое и до настоящего времени во Франции нередко повторяется с кафедры, в учебниках и курсах. «Как бы договором» он называет разрешенное законом действие лица, которое обязывает это лицо в отношении другого, либо обязывает другого в от­ношении этого лица, без того, чтобы между сторонами имело место какое бы то ни было соглашение. В .качестве примеров квази-контрактов Потье указывает принятие наследником наследства, обязывающее наследника в отношении лега­тария, уплату недолитого, добровольную деятельность в чужом интересе без по­ручения. Из этого определения Потье выводит, что раз квази-контракт не есть договор, то соответствующее обязательство может возникнуть из действий лица недееспособного. В конечном счете основанием обязательств, возникающих как бы из договоров, Потье считает закон или справедливость, которые прядают связующую силу действию, порождающему обязательство 3.

Деликты и как бы деликты Потье определяет как действия, которыми кто-либо умышленно или злостно {деликт) либо по непозволительной неосторожности (квази-деликт) причиняет вред другому4.

До сих пор, как мы видим, Потье воспроизводит классификацию оснований возникновения обязательств, которая содержится в институциях Юстиниана. Шагом вперед по сравнению с институциями является лишь ясно изложенное определение квази-контракта. Это определение много раз подвергалось критике и заслужило эту критику. Но и сторонникам и противникам этого определения было очевидно, что Потье имел в виду. Однако эта обычная для него ясность изменила ему, когда он перешел к пятому члену классификации, которого в ин­ституциях не было, — к закону. Прежде всего приходится отметить, что, формулируя свою классификацию, Потье говорит о законе и справедливости 5. Об­ратившись же к рассмотрению этого основания возникновения обязательств, .Потье говорит уже только о законе. Но, говоря о законе,  он то имеет в виду «естественный закон» (la loi naturelle), то явно отсылает к позитивному зако­ну. Он начинает с того, что естественный закон является, по крайней мере по­средственно, основанием всякого рода обязательств, в том числе и возникаю­щих из договоров, как бы из договоров, из деликтов и как бы из деликтов. Но .при наличии этих оснований закон порождает обязательства через посредство определенных фактов, с которыми он связывает их возникновение. В некото­рых же случаях закон сам непосредственно порождает обязательство. Так, на­пример, обязанность детей доставлять алименты нуждающимся родителям осно-

90

вана непосредственно на естественном законе. В качестве другого примера Потье указывает на собственника дома в городе Орлеане, который, в силу правила, из­данного местной властью, обязан продать соседу долю в собственности на сте­ну, к которой оосад желает пристроить свой дом. Обязательство в этом случае имеет вполне позитивный источник 6.

Авторы французского гражданского кодекса принимают классификацию Потье,  но все же они по сравнению с ним только ученики, не особенно удачно и далеко не точно повторяющие мысли своего учителя. В законодательных орга­нах общим вопросам обязательственного права было посвящено шесть выступле­ний: 1) изложение мотивов тит. III. кн. III (о договорных обязательствах вооб­ще),  сделанное одним из четырех членов комиссии по составлению проекта Ко­декса, Биго-Преаменё (Bigot-Preameneu); 2) доклад трибунов Фавара (Farard) и Жобера (Jauber) в трибунате по тому же вопросу; 3) речь трибуна Морико (Mauricauet) в законодательном 'корпусе по тому же вопросу; 4) изложение мотивов тит. IV кн. III (о внедоговорных обязательствах), сделанное Трельяром (Treilhard); 5) доклад трибуна Бертрана де Грейль (Bertrand de Greuille) в трибунате по тому же вопросу; 6) речь по тому же вопросу трибуна Таррибля (Tarrible) в законодательном корпусе 7. Ни в одном из этих выступлений не была полностью воспроизведена классификация Потье, ни в одном из них не была сделана попытка свести в единую систему все основания возникновения обязательств хотя бы для того, чтобы обосновать систему изложения обяза­тельственного права в проекте. Немудрено, что по сравнению с «Трактатом об обязательствах» Потье система расположения материала оказалась ухудшенной. Действительно, в «Трактате об обязательствах» материал расположен логиче­ски правильно: автор начинает с определения понятия обязательства, затем рас­сматривает основания возникновения обязательств, остановившись при этом сперва на классификации оснований, а затем на каждом основании в отдельно­сти—прежде всего на договоре, затем на остальных. После этого он излагает остальные вопросы общего учения об обязательствах. Иначе было сделано в проекте: в нем один титул (III) был посвящен договорам и договорным обяза­тельствам вообще и другой (IV)—обязательствам, возникающим не из догово­ров. Все общее учение об обязательствах было дано применительно к одним лишь договорным обязательствам. В соответствии с этим в выступлениях Биго-Дреаменё, Фавара, Жобера и Морико речь идет о договорах и обязательствах вообще, в выступлениях же Трельяра, Бертрана де Грейля и Таррибля—лишь о возникновении обязательств не из договоров. Авторы этих выступлений исходят из классификации Потье. Трельяр указывает, что обязательства, основанные не­посредственно на законе, не собраны в единый титул. Они урегулированы в раз­ных местах проекта кодекса. В тит. IV речь идет о тех недоговорных обяза­тельствах, которые основаны на том или ином действии лица правомерном или неправомерном, т. е. о quasi-contrats, délits и quasi-délits. Бертран де Грейль повторяет эти указания, не добавляя к ним ничего существенного. Так же по­ступает и Таррибль, у которого интересно отметить лишь следующее: он пре­красно понимает, что прибавление пятого члена (обязательства, возникающие из закона), который имели в виду вслед за Потье и авторы проекта, является шагом вперед по сравнению с классификацией институций Юстиниана.

91

Проект стал законом. Вопрос о возникновении обязательств во французском гражданском кодексе урегулирован ib соответствии с классификацией Потье. Но в отступление от логически последовательного проведения этой классификация, в которой договор фигурируют лишь как одно из оснований возникновения обязательств, хотя и первостепенный по важности, кодекс слил в одном титуле изложение договорных обязательств с общими правилами, касающимися обя­зательств вообще, В результате этого, как замечают авторы одного из курсов французского гражданского права, тит. III книги III французского гражданского кодекса не дал полностью ни общего учения о договорах, ни общего учения об обязательствах 8. Авторы этого курса задаются вопросом, в чем причины такого отступления от методологически правильного расположения материала, и ука­зывают на две. Во-первых, такой причиной явились практические соображе­ния, — большинство обязательств возникает из договоров. Договорное обяза­тельство является обязательством по преимуществу. Практически договорные обязательства и обязательства вообще — настолько близкие понятия, что их часто смешивают. Во-вторых, причиной явилась историческая традиция: в рим­ском праве договор был только основанием возникновения обязательств, вещные права были лишь результатом осуществления определенного способа исполнения обязательств. Правда, во французском праве договор стал не только основанием возникновения обязательств, но и основанием приобретения права собственности (ст. 1138 С. С.), но все же 'римская традиция продолжала жить в авторах ко­декса.

Мы   не   можем   считать   ато   объяснение   удовлетворительным.   Правда, смешение понятия договорного обязательства с общим понятием обязательства налицо. Оно особенно бросается в глаза в ст. 1101;    здесь определение обяза­тельства, которое давал Потье, сузилось до определения договора. У Потье обя­зательство вслед за римскими источниками определяется как правовая связан­ность, принуждающая в отношении другого лица что-либо дать, делать либо не делать (un lieu de droit qui nous astreint  envers un autre à lui donner quel­que chose, ou à faire ou à ne pas faire quelque chose)9. В ст. 1101 француз­ского гражданского кодекса это определение превращено в определение договора: «Le contrat est une convention par laquelle   une   ou plusieurs  personnes s'obligent, envers une ou plusieurs autres, à donner, à faire ou à ne pas faire quelque chose». Практические соображения ничего не объясняют. Авторы про­екта Тронше, Портали, Биго-Преаменё и Мальвиль (Tronchet, Portalis, Bigot-Préameneu, Maleville) были, правда, практиками, но они были вместе с тем и хорошими знатоками цивилистической теории своего времени. Это верно не толь­ко для первых двух, несомненно, наиболее крупных из четырех, но и для двух остальных. Это совершенно ясно из доклада Биго-Преаменё, несмотря на неиз­бежную в те времена реторику, в которой много ссылок на «естественный ра­зум» (raison naturelle) и много фраз в стиле тех речей, которые римские исто­рики вкладывали в уста тех или иных персонажей Римской республики. Да и практические соображения не только   не заставляли это делать,   но, казалось, наоборот, побуждали к надлежащей систематике. В качестве практиков авто­ры кодекса несомненно имели много дела и с внедоговорными обязательствами,  например, с обязательствами из деликтов. Правда, эти обязательства не зани-

92

мали тогда такого большого места во французской судебной практике, как в настоящее время, когда, по свидетельству одного из крупных французских спе­циалистов по вопросам гражданской ответственности, половина, а может быть и больше всех судебных процессов более или менее непосредственно относятся к этой области10. Однако и в то время это была область, мимо которой не проходило внимание судьи и адвоката. Еще менее убедительна ссылка на рим­скую традицию. Прежде всего неправильно указание, что соглашение не имело в Риме значения как способ приобретения права собственности. Ведь traditio (была именно соглашением о передаче права собственности, да к тому же пере­носившим это право независимо от того, совершалась ли она для исполнения по обязательству или нет. Кроме того, совершенно несомненно, как это показы­вают многочисленные примеры, что римское влияние прежде всего передава­лось авторам кодекса через того же Потье. Они повторяли его ошибки в пони­мании источников римского права, и им никогда не приходило в голову чер­пать из римских источников не через его посредство, а  в о п р е к и  ему.

Мы думаем, что причины, которые привели к указанному способу изложе­ния материала общей части обязательственного права, лежат гораздо глубже. Они вовсе не специфичны для авторов кодекса, а характерны для всей буржуаазной цивилистики и для се отношения к месту договора в системе гра­жданского права. Поэтому прежде чем перейти к рассмотрению этих причин, мы продолжим наш обзор вопроса о классификации оснований возникновения обязательств в буржуазном праве.

Если в вопросе о месте договора в системе обязательственного права фран­цузский гражданский кодекс отступил от тото порядка изложения, который не­посредственно вытекал из принятой кодексом классификации Потье, то в воп­росе об обязательствах, возникающих без соглашения сторон, этот кодекс точ­но повторяет свой образец, порой воспроизводя его буквально. Для тою чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить с цитированными выше местами из Потье ст. ст. 1370 и 1371 французского гражданского кодекса. Первая из них имеет чисто описательный характер: «Certains engagements se forment sans qu'il intervienne aucune convention, ni de la part de celui qui s'oblige, ni de la part de celui envers lequel il est obligé. — Les uns résultent de l'autorité seule de la loi; les autres naissent d'un fait personnel à celui qui se trouve obligé.—Les premiers sont les engagements formés involontaire­ment, tels que ceux entre propriétaires voisins, ou ceux des tuteurs et des autres administrateurs, qui ne peuvent refuser la fonction, qui leur est déférée.—Les engagements qui naissent d'un fait personnel à celui, qui se trouve obligé, résultent ou des quasi-contrats, ou des délits ou quasi-délits; ils font la matière du présent titre». Эта сравнительно длинная статья производит впечатление цитаты из учебного пособия. За ней непосредственно следует .ст. 1371, дающая определение quasi-contrat: — «Les sont les faits purement volontaires de l'homme, dont il résulte un quelconque envers un tiers et quelquefois un engagement réciproque des deux parties».

В определении понятия quasi-contrat ст. 1371 отступает от Потье в сле-

93

дующих отношениях. Во-иервых, она не указывает, как это делает Потье, что действие лица может издавать также и обязанности для другой стороны, что может иметь место в случае condictio indebiti. Во-вторых, она добавляет указа­ние на возможность взаимных обязанностей сторон. Это—отступление более по форме, чем по содержанию. Раз, с точки зрения Потье,  квази-конгракт мо­жет создавать обязанности как для того, кто действовал, так и для другой стороны, то очевидно, что такие обязанности могут быть и взаимными (negotiorum gestio).

Наибольшая неопределенность во всей классификации имеется в отноше­нии квази-контракта. Под это понятие французский .гражданский кодекс под­водит два института: а) обязательства из деятельности в чужом интересе без поручения (negotioriim gestio римского права) и б) обязательство вернуть недолжно уплаченное (condictio indebiti римского нрава). Поэтому обсуждение во французской цивилистике классификации оснований возникновения обяза­тельств, которая дана в кодексе, главным образом связывалась с критикой ли­бо защитой этого понятия. Понятие délit (умышленная вина — art. 1382) и quasi-délit (неумышленная, неосторожная вина — art. 1383), если и сдела­лись, главным образом в XX веке, предметом больших споров, то не в непо­средственной связи с вопросом о классификации, а как самостоятельная проб­лема основания обязательства возместить причиненный вред.

Среди крупных комментаторов Code civil ib XIX веке Обри и Po (Aubry, Ran) просто воспроизводят определения ст.ст. 1370 и 1371, другие, напри­мер Ларомбьер (Larombière) и Лоран (Laurent), стараются их уточнить, на конец, третьи просто от них отказываются (Демоломб — Demolombe). При этом  некоторые из этих комментаторов отмечают, что по существу обязательства из квази-контрактов являются просто обязательными ex lege (Ларомбьер)11 Спор перешел в литературу XX века. Понятие квази-коитракга сохранило до последнего времени сторонников. Отметим прежде всего Е. Годеме (E, Guaudemet), автора сравнительно мало известного за пределами Франции, но заслу­живающего внимания, особенно в отношении вышедшей уже после его смерти книги Theorie générale des obligations. Защита этил автором понятия квази-контракта тем более интересна, что он, по общему правилу, отнюдь не являет­ся представителем традиционных во французской цивилистике взглядов. Тем, не менее в данном случае он не находит нужным отказываться от традиции. Он указывает, что обязательства из квази-контракта не могут быть отнесены к группе обязательств ex lege. Они не вытекают непосредственно из закона, так как для их возникновения необходимо соответствующее действие челове­ка. К числу квази-контрактов он относит ведение чужого дела без поручения, уплату недолжного и неосновательное обогащение. Оц прибавляет, таким об­разом, к первым двум видам третий, в кодексе не указанный, но введенный во французское гражданское право судебной практикой 12. Гораздо менее интере­сен другой защитник, понятия квази-контракта—Р. Дамог (R. Demogue). Он признает понятие квазинконтракта неправильным, в частности ставит ему в •упрек его индивидуалистический характер. Констатация, конечно, правильная, но нельзя сказать, чтобы она поражала новизной и оригинальностью. Вместо индивидуалистической теории французского кодекса, Демог (предлагает создать

94

новую, построенную на идее социальной солидарности. С обычной для этого автора расплывчатостью и мысли и формулировок он говорит: «С социальной  точки зрения понимаемый таким образом квази-контракт покоится на той идее, что в интересах солидарности одно лицо может требовать определенного права в отношении чужого имущества при условии принятия на себя определенных обязательств». Посредством этого принципа Демог объединяет понятием quasi-contrat случаи negotiorum gestio, принятия наследства, добровольного приня­тия на себя опеки и частично некоторые виды неосновательного обогащения (случаи, основанные на действиях того, за счет кого произошло обогащение другой стороны)13. Конечно, смешно в этой попытке усматривать какие бы то ни было социальные моменты. Индивидуалистическая теория французского ко­декса имеет перед ней по крайней мере преимущество большей ясности. Сам Демог, впрочем, не сумел использовать предложенное им понимание  квази-­контракта и не построил никакой обобщающей теории. Основным недостатком понятия квази-контракта была его бессодержателъ                ностъ. Признаки, при помощи которых старались его определить, не дали возможности построить обобщающую теорию. Естественно, что в настоящее время многие французские цивилисты от него отказались. Укажем на некоторые важнейшие взгляды, высказанные по этому поводу.

Планиоль взял в основу своей классификации мысль, которую мы находим у Потъе и которую повторяют за ним все сторонники традиционной классификации. Как было указано выше, Потье считал, что обязательства, возни­кающие в результате квази-контрактов, деликтов и квази-деликтов, в конечном счете тоже основаны на законе. Но только в этих случаях они возникают из закона не непосредственно, а, в отличие от обязательств из закона в     собственном смысле   слова, возникают через посредство  определенного факта,       которому закон придал силу порождать обязательство. Планиоль откинул различие между обязательствами, основанными непосредственно на законе, и обя|зательствами, основанными на нем через посредство какого-либо факта. В результате он получает двучленную классификацию оснований    возникновения         обязательств: договор и закон. По его мнению, при отсутствии договора обязательство    не может иметь другого основания,    кроме закона.   Раз  нет воли, сторон, направленной на создание обязательства, оно может быть создано лишь

волей законодателя. Законодатель, создавая обязательства, стремится либо пре-

•дотвратить вред, который может    быть причинен в будущем, либо обязать к возмещению вреда,  уже причиненного.

В  случае  деликта  и квази-деликта   наличие   вреда   незачем,   обосновывать. Случаи, подводимые традиционной классификацией под квази-контракт, с точки зрения Планиоля, сводятся все к неосновательному обогащению. Неосновательное же обогащение предполагает обогащение одной стороны за счет другой, т. е. вред для обедневшего. Во всех трех случаях, таким образом, есть вред, который подлежит возмещению. Во всех осталь­ных случаях, подводимых традиционной классификацией под понятие обя­зательств, основанных непосредственно на законе, дело идет, по утвер­ждению Планиоля, о предотвращении будущего вреда. K числу таких обяза­тельств он относит обязательства из соседских отношений, обязательство быть

95

опекуном, обязанность управлять чужим имуществом, обязанность роди­телей воспитывать детей, алиментную обязанность, обязанность соблюдать профессиональную тайну, обязанность претерпевать иски о недействительности сделок и о расторжении договоров и даже обязанность воздерживаться от дей­ствий, караемых в силу уголовного закона. В этом несколько странном переч­не сказывается присущее Планиолю смешение понятий обязанности и обязательства14. Кроме обязательств из соседства и алиментных обя­зательств, больше никаких обязательств в собственном смысле слова в списке не имеется. Отметим, что указание Планиоля на присущую последней группе обязательств цель предотвращения будущего вреда является довольно поверхно­стным, так как будущий вред заключается как раз в неисполнении обязатель­ства. Вред, который предотвращается, например алиментным обязательством, заключается в неполучении алиментов управомоченным лицом.

Вслед за Планиолем авторы другого распространенного курса гражданского права, Колен и Капитан (A. Colin et H. Capitant), предложили делить все основания возникновения обязательств на четыре группы: до­говор, одностороннее волеизъявление, правонарушение и закон15. С принци­пиальной стороны эта классификация не отличается от классификации Планио­ля. Она ставит себе ту же чисто формальную задачу — разбить обязательства на несколько групп в зависимости от основания их возникновения. Поставлен­ная таким образом задача имеет несколько решений, формально различных, по существу одинаковых. По существу нет разницы в том, выделяются ли из труппы обязательств, возникающих из закона, обязательства по правонаруше­ниям или не выделяются. По сравнению с классификацией Планиоля класси­фикация Колена и Капитана характеризуется добавлением нового члена — одностороннего волеизъявления.

Наконец, мы должны отметить еще взгляды Боннеказа (Bonnecase), разви­тые в его курсе гражданского права. Еще в конце XIX века под влиянием ра­бот Салейля (R. Saleilles) во французской цикилистической литературе, кото­рая до этого времени не знала общей части гражданского права подобной общей части в литературе пандектного права, и в литературе, выросшей в Германии на почве германского гражданского уложения, начало вырабатываться общее учение о юридических    фактах. Капитан    сделал попытку   применительно к французскому праву изложить общую часть гражданского права 16. Посвященная этому вопросу работа Капитана имела во Франции большой успех и выдер­жала несколько изданий.  В учебниках гражданского права появился раздел, посвященный юридическим действиям (actes juridiques). Под влиянием этой вполне прочной в настоящее время традиции Боннеказ свел проблему классифи­кации оснований возникновения обязательств к классификации    юридических фактов. Он различает две группы юридических фактов: юридические действия (actes juridiques) и юридические события (faits juridiques). Под actes juridi­ques он понимает сделку, т.  е. волеизъявление  одного или нескольких лиц, направленное на определенный юридический результат. К faits juridiques он относит все  остальные юридические факты, т.  е. события, не зависящие от воли человека (faits purement matériels), дозволенные действия, не являющие­ся сделкой, и правонарушения. Боннеказ добавляет, что понятию fait juridique

96

можно придать кроме указанного специального значения также и более общее, понимая под ним всякий факт (действие или .событие), с которым право свя­зывает те или иные юридические последствия. При таком понимании fait juridique будет обозначать родовое понятие, обнимающее и acte juridique и fait juridique в более узком я специальном значении, как понятия видовые 17. В дальнейшем Боннеказ излагает отдельные основания возникновения обя­зательств, следуя традиционной классификации.

Нам кажется, что для характеристики постановки вопроса об основаниях возникновения обязательств в буржуазном праве французское право и француз­ская цивилистика представляют совершенно специальный интерес. Связанные непосредственно через Потье и гражданский кодекс с римской классификацией, они представляют картину, развертывающуюся в течение свыше 135 лет. Произведенный нами обзор позволяет (сделать следущие_ выводы:

1. Французская цивилистика в вопросе об основании возникновения обяза­тельств ставит себе чисто формально-логическую задачу разбить эти основания по нескольким рубрикам в зависимости от признаков, присущих отдельным основаниям.

2. Она преследует при этом чисто вспомогательную цель—найти удоб­ный порядок для изложения материала закона и судебной практики.

3. Она не связывает проблему оснований возникновения обязательств с вопросом о цели в обязательстве. Таким образом, вопрос о классификации осно­ваний она не поднимает до вопроса о системе этих оснований, увязанной с системой обязательственного права и гражданского права в целом. Проблема оснований возникновения обязательств рассматривается изолированно и сво­дится к их классификации и к рассмотрению отдельных оснований (договора, причинения вреда и т. д.).

4.. Французская цивилистика в этом вопросе, как и в других, выражает основные особенности буржуазной науки и не дает социально-классового ана­лиза.

5. Указанными особенностями французской цивилистики определяется и ха­рактер литературы, посвященной предмету. Обладая обширным количеством мо­нографий по вопросам, касающимся отдельных оснований возникновения обя­зательств (договор, причинение вреда и пр.), французская цивилистика занима­ет в этой области весьма значительное место в буржуазной цивилистической науке. Наоборот, по вопросу об общей системе этих оснований и даже просто по их классификации французская цивилистика не знает монографических ра­бот, кроме цитированной выше журнальной статьи Планиоля. Вопрос рассмат­ривается лишь в курсах и комментариях к французскому гражданскому ко­дексу.

Некоторым завершением развития французского права и французской тео­рии в области обязательственного права является франко-итальянский проект 1927 г. Нам кажется, что после изложенного выше нет ничего удивительного в том, что этот проект просто отказался от мысли дать 'классификацию основа­ний возникновения обязательств.

Итальянский гражданский кодекс 1865 г. воспроизвел в ст. 1097 без всяких изменений классификацию Потье: «Le obligazione derivano dalla

97

legge, da contratto, o quasi-contratto, da delitto, o quasi-delitto. Комиссия французских и итальянских юристов, разработавшая проект, признала клас­сификацию Потье неточной. Первоначально итальянская часть комиссии пред­полагала сохранить ст. 1097, добавив в ней указание на завещание и на одностороннее волеизъявление, и обобщив понятия деликта (delitto) и квази-­деликта (quasi-delitto) понятием неправомерных действий (atti illicit), но .затем отказалась от намерения главным образом ввиду тех возражений, кото­рые были сделаны против сохранения понятия квази-контракта 18.

Если таково в рассматриваемом вопросе положение французской цивили­стики, которую на исследование этой проблемы наталкивали и традиция, иду­щая от Потье, и наличие классификации, содержащейся в кодексе, то трудно было бы ждать (более счастливых результатов от германской литературы. Для того, чтобы иметь право сделать соответствующие выводы, остановимся кратко на пандектистах, а затем на литературе, посвященной германскому граждан­скому уложению.

Чтобы иллюстрировать положение дела в пандектной литературе,  возьмем грех крупнейших ее представителей — Савиньи (Savigny), Виндшейда (Windscheid) и Дернбурга (Dernburg).

Савиньи, начинает с указания, что обязательщо по своему происхождению может быть первоначальным или превращенным.  В случае превращения обязательства (Umwandlung) имеет место продолжение прежнего обязательст­ва, но в измененной форме. Изменение может касаться либо лиц (универсаль­ное или сингулярное преемство), либо содержания обязательства (превращение в обязательство возместить убытки, прибавление процентов ж капитальной сум­ме и другие случаи). Что же касается первоначального возникновения обя­зательств, то Савиньи, остановившись на римских текстах по этому вопросу, замечает, что классификация, которая в них содержится, может иметь двоякое значение. Во-первых, она может служить для изложения общего учения о важнейших основаниях возникновения обязательств, договоре и деликте; на договоре и деликте Савиньи и останавливается ib дальнейшем. Во-вторых, она может служить для изложения особенной части обязательственного права 19. Виндшейд указывает, что обязательства возникают, «как и права вооб­ще», или из сделки, или из судебного решения, или же из какого-либо другого факта, с которым право связывает такой результат. Таким образом, Виндшейд прежде всего отсылает к общему учению о юридических фактах. В частности, он отсылает к общей части по вопросу о возникновении обяза­тельств из судебного решения. Он отмечает дальше в качестве основа­ния деликт и указывает, что другие основания возникновения обяза­тельств примыкают одни к сделкам, другие—к деликтам 20. Таким образом, в отношении остальных оснований он ограничивается, так же как и римская классификация, указанием на их близость либо к сделке, либо к деликту.

Дернбург излагает сперва римскую (классификацию, а затем кратко замеча­ет, что значительная часть обязательств возникает из сделок. Другие обяза­тельства возникают из разнообразных оснований. Поэтому общие положения он дает лишь относительно возникновения обязательств из сделок, возникно­вение других обязательств он рассматривает в специальной части обязатель-

98

венного права21.  Так же поступило и германское гражданское уложение, вслед за ним и вся посвященная ему литература.

Изложенные выше взгляды трех корифеев германской цивилистики, из которых каждый составил эпоху в литературе пандектного права,  показывают, итоги этой литературы в интересующем нас вопросе не только не велики, но проето равняются нулю. Такой результат мог бы вызвать даже некоторое удивление. Ведь пандектная литература охотно занималась всякого рода фор­мальными классификациями, и можно было бы ждать, что в данном вопросе она также пойдет по этому пути. Ключ к правильному разъяснению этого недоумения лежит в отсылке, которую делает Виндшейд к общему учению о юридических фактах. Поскольку пандектисты не ставили перед собой задачи углубить вопрос о системе возникновения обязательств, связать его с какими-либо общими вопросами обязательственного права, в частности с вопросом о цели в обязательстве (вопрос о цели в обязательстве Гартман поставил еще в 1875 г.), они, естественно, могли вполне удовлетвориться теми общими поло­жениями, которые пандектное право выработало по вопросу о юридических фактах.

Издание германского гражданского уложения не внесло ничего нового в этот вопрос. Оно не последовало примеру французского гражданского кодекса и не дало классификации оснований возникновения обязательств.

Автор одного из наиболее крупных комментариев к обязательственному праву германского гражданского уложения—Эртман (Oertmann) указывает на ненужность такой классификации в законе 22. Действительно, германское гра­жданское уложение так расположило материал, что избегло (чисто внешне) не­обходимости давать классификацию. Из отдельных оснований возникновения обязательств оно подробно регулирует в общей части обязательственного пра­ва, только договор. Среди «отдельных обязательств» {разд. 7) оно помещает не­которые обязательства из одностороннего волеизъявления (в частности, обя­зательства на предъявителя и публичное обещание награды), а также обя­зательства из ведения чужих дел без поручения, из неправомерного обогаще­ния и из недозволенных действий. Ряд обязательств, возникающих из других оснований, урегулирован в других частях уложения (в семейном, наследствен­ном, вещном праве). Во всяком случае, германское гражданское уложение на­столько мало внесло нового в вопрос об общей системе оснований возникнове­ния обязательств, что французский исследователь проекта этого уложения (а само уложение в этом отношении ничем существенным не отличается от всех редакций проекта) счел возможным рассматривать материал проекта по тради­ционной французской схеме: 1) сделки (кроме сделок mortis eausae), 2) делик­ты и 3) квази-контракты 23.

Литература, посвященная германскому гражданскому уложению, не дает специальных исследований по данному вопросу. Общие курсы и учебники ог­раничиваются немногочисленными замечаниями и если пытаются дать классификацию, то не предлагают ничего принципиально нового. Самое большое—та или иная передвижка в обычном списке оснований возникновения обязательств. Чтобы подтвердить это положение, приведем некоторые примеры. Возьмем обстоятельный курс Эннекцеруса, Киппа и Вольфа (Enneccerus, Kipp, Wolff)

99

капитальное, по существу монографическое исследование Ф. Леонарда (Fr. Leonhard) по общей части обязательственного права в Systematisches Handbuch der Deutschen Rechtswissenschaft, основанном Биндингом (Binding), а также курсы обязательного права Гека (Heck) и Кресса (Kress), претендующие на оригинальность общего построения и исходных положений и действительно в пре­делах германской литературы дающих своеобразное освещение некоторых во­просов. Наконец, остановимся на работе 0. Гирке (O.Gierke) Deutsches Pri­vatrecht, чтобы не обойти представленное им течение в германской цивили­стике. Такая выборка даст нам в основном общую картину результатов гер­манской цивилистики в этом вопросе.

Эннекцерус кратко указывает, что обязательства возникают из сделок, из аналогичных сделкам действий (geschaftsähnliche Handlungen) и действии, не являющихся сделками (Realaicte), из недозволенных действий, из действий хо­тя и совершенных без вины, но обязывающих к возмещению вреда, из раз­личных состояний (Zustände), юридических и фактических, как, например, вещные права, семейные права, наследственные права, неосновательное обога­щение. В общей части обязательственного права, как указывает Эннекцерус, рассмотрению подлежит лишь возникновение обязательств из договоров и то лишь в части, которая остается после рассмотрения в общей части граждан­ского права общей теории договора. Возникновение обязательств из односторон­него волеизъявления подлежит рассмотрению в особенной части обязатель­ственного права и в наследственном праве (распоряжения на случай смерти). Возникновение обязательства возместить вред, поскольку дело идет об общих положениях, также должно быть рассмотрено в общей части гражданского права. Возникновение обязательств из различных состояний (Zustände), по мнению Эннекцеруса, не дает оснований создавать какие-либо общие положения 24.

Таким образом, по существу дела рассуждения Эннекцеруса по вопросу об основаниях возникновения обязательств сводятся к отсылке к общей части гражданского права, т. е. к учению о юридических фактах.

Ф. Леонард отвергает римское деление ввиду неопределенности признаков, по которым некоторые обязательства (например, из неосновательного обогаще­ния) сближаются с договорными, и предлагает делить основания возникнове­ния обязательств на две категории—обязательства из сделок и обязательства, возникающие «только из закона». Называть их просто обязательства из зако­на, по его мнению, неточно, так как обязательства из сделок также основаны на законе. Обязательства «только из закона» охватывают, в частности, обяза­тельства из неправомерных действий, из неосновательного обогащения и из ведения чужих дел без поручения 23.

Нельзя не отметить, что классификация Леонарда крайне неудачна, даже если рассматривать ее в плоскости чисто буржуазных (построений и не предъ­являть к ней требований, которым не удовлетворяет буржуазная цивилистика в целом. Действительно, обязательства из правонарушений или из неоснователь­ного обогащения в такой же степени, как и обязательства из сделок, не возни­кают «только из закона». Как и в случае обязательств, возникающих из до-

100

говоров и односторонних сделок, обязательства из правонарушения, из неосно­вательного обогащения и т. п. возникают   из   определенных   фактов (фактиче­ски составов), с которыми закон связывает появление обязательственного пра­воотношения. Классификация, отстаиваемая Леонардом, ничем не отличается от классификации обязательств, возникающих из сделок и из закона. Так же, как и последняя, она без всякого для себя ущерба могла бы быть заменена, следую­щей: обязательства, возникающие из сделок, и все остальные    обязательства. Такое разделение не может ни в малейшей степени претендовать на название научной 'Классификации. Это не классификация, а лишь способ оттенить, что сделка, особенно договор, является наиболее важным основанием возникновения обязательственных отношений.

Гек находит, что деление обязательств по основанию их возникновения на обязательства ex contractu, ex delictu, quasi ex contractu и quasi ex delictu до настоящего времени еще может служить для обозрения этих оснований, хо­тя и неполного. Сам он не предлагает никакой классификации, ограничиваясь простым перечислением и указанием на близость некоторых обязательств, воз­никающих не из сделок, к обязательствам из сделок (например, обязательств из negotiorum gestio). Эту близость он находит в тех интересах, которые дол­жны быть урегулированы в том ,и другом случае 'законом 26.

Работа Кресса при первом с ней ознакомлении производит впечатление новой постановки вопроса. Он непрочь подчеркнуть реалистический характер своей трактовки вопросов гражданского права. В предисловии к своей книге, посвященной специальной части обязательственного права, Кресс пишет, что цель является душой обязательственного отношения. Он указывает, далее, что юридические отношения являются «з е p к а л ь н ы м» отражением хозяйствен­ных отношений 27. Уже в этом утверждении нельзя не отметить вульгаризации той мысли, что юридические отношения отражают собой экономические отно­шения. Мы знаем четкую формулировку К. Маркса: «...Юридическое отноше­ние... есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение. Содержание этого юридического, или волевого, отношения дано самим экономи­ческим отношением» 28. Вместо этой глубокой формулы, вскрывающей природу юридического отношения как волевого отношения, отражающего экономическое отношение, мы находим у Кресса вульгарную мысль о юридическом отношении как «зеркальном» отображении экономических отношений. Еще более вульгар­но-пошлые «истины» мы находим у Кресса, когда он характеризует те эконо­мические отношения, которые отражаются в «зеркале» юридических отноше­ний. По мнению Кресса, стремление к приобретению благ и к сохранению при­обретенных благ заложено в природе человека. Имущественные блага измеряют­ся золотом. К золоту все стремится, от золота все зависит.

При таком понимания природы общественных отношений нельзя, конечно, от Кресса ожидать и правильной постановки вопроса ни об основаниях возникно­вения обязательств, ни о цели в обязательственных отношениях. Действительно, излагая этот вопрос, Кресс, кроме некоторых вульгарных и якобы реалистических мыслей, не дает ничего принципиально нового по сравнению с тем, что имеет­ся в буржуазной, в частности в германской, цивилистике. Обязательственные отношения основаны, по его мнению, на сделке либо непосредственно на пра-

101

вопорядке (Rechtsordnung). Субъекты гражданского права могут достигать пос­тавленных ими хозяйственных целей посредством cовершения сделок, по общему правилу—посредством договоров, в определенных, установленных законом слу­чаях—посредством односторонних сделок. В тех случаях, когда обязательство основано непосредственно на правопорядке, оно преследует цель охраны иму­щественных благ. Рассматривая основные цели, которые преследуют участники договоров и других сделок, Кресс классифицирует их следующим образом: а) обмен одного блага на другое; б) безвозмездное предоставление какого-либо блага; в) погашение, ликвидация существующих отношений29. В этой класси­фикации можно без труда узнать очень старых знакомых каждого цивилиста causa credendi (или causa aquirendi), causa donandi и causa solvendi. Таким образом, обещанное автором рассмотрение обязательственных отношений с точ­ки зрения хозяйственных интересов, как и надо было ожидать, при его уровне понимания природы хозяйства и общественных явлений свелось лишь к вос­произведению традиционного учения.

О. Гиркe—признанный глава германистической школы в гражданском пра­ве. Он идеолог тех начал, якобы национально-германских, которые эта школа противопоставляла началам римского права. Германисты, и 0. Гирке особенно, любили противопоставлять германские начала как «социальные» индивидуализ­му римского права. 0. Гирке в «социальное» платье рядит и свои взгляды по вопросу о системе оснований возникновения обязательств. Они сводятся к сле­дующему. Так как обязательственное право является той областью гражданского права, в которой индивидуальная воля имеет решающее значение, то обяза­тельства прежде всего возникают из сделок и недозволенных действий. Римское право рассматривало эти два основания  как нормальные источники обязатель­ственных отношений и допускало другие основания лишь по их сходству с этими основными типами. 0. Гирке противопоставляет этому следующую декла­рацию: «Для нас они неприемлемы. В нашем праве никогда не затухало и в настоящее время вновь разгорелось германское воззрение, что обязательства воз­никают не только из собственных действий, но также и из социальной взаи­мозависимости». Поэтому он считает нужным рядом со сделкой и недозволен­ными действиями признать наличие других оснований, общим признаком кото­рых является заложенная в них социально-обязывающая сила (deren gemeinsa­mes Merkmal in der ihnen beigelegten sozialen Verpfliechtungskraft besteht). Установив эти основные положения, 0. Гирке рассматривает возникновение обя­зательств из сделок, из недозволенных действий и, наконец, посвящает неболь­шой параграф, скромно озаглавленный «Sonstige Tatbestände», столь громко анонсированным обязательствам из оснований, в которых заложена «социаль­но-обязывающая сила». К этим обязательствам он относит обязательства, возни­кающие в связи с вещными, семейными, наследственными и корпоративными отношениями и рассматриваемые в соответствующий отделах граждан­ского права. К этой же категории он относит обязательства из ведения чужих дел без поручения, из неосновательного обогащения и обязатель­ство представить вещь (Vorlegung der Sachen). Последние три вида обя­зательств урегулированы в германском гражданском уложении в обязатель­ственном праве. Там же урегулированы и обязательства, вытекающие из общего

102

обладания каким-либо правой (Gemeinschaft)30. Таким образом, совокупность обязательств, в которых проявляется «социально-обязывающая сила», это — просто некоторые из обязательств, признанных буржуазным правом и в конеч­ном счете, как и все буржуазное право, основанных на частной собственности. Совершенно непонятно, почему в них «социально-обязывающая сила» сказы­вается больше, чем в других (ср., например, с обязательствами из неоснова­тельного обогащения из неправомерных действий). -

Наш обзор (выборочный) положения вопроса о системе оснований возникно­вения обязательств в германской цивилистике показывает, что в этом отноше­нии нет существенной разницы между германской и французсий юридиче­ской наукой. И та и другая ушли очень недалеко от традиционной римской классификации и лишь несколько обобщили (вместо «обязательств из дого­воров»—«обязательства из сделок») и детализировали (перечисление внедоговорных обязательств).

Ничего интересного по этому вопросу мы не находим также и в литерату­ре, посвященной швейцарскому обязательственному праву. Швейцарское обя­зательственное право (1881—1911—1936 гг.) не дает классификации осно­ваний возникновения обязательств. Оно рассматривает последовательно в титу­ле первом общей части возникновение обязательств из договора, из неправо­мерных действий и из неосновательного обогащения. Во второй части, оза­главленной «О различных видах договоров», оно рассматривает и возникно­вение обязательств из ведения чужого дела без поручения (т. е. из недо­говорного основания). Наконец, в третьей части, объединяющей ряд инсти­тутов торгового права, оно регулирует некоторые обязательства из односто­роннего волеизъявления (ценные бумаги). Комментаторы швейцарского обя­зательственного права ограничиваются малозначительными замечаниями, не отступающими от обычных положений, высказываемых во французской и в германской литературе31.

 Английское право, как уже было отмечено, не имеет единой системы обяза­тельственного права. Судебные прецеденты, образующие (вместе с отдельными законами) английское обязательственное право, объединяются главным образом в две основные группы: law of contract и law of torts. Некоторые вопросы обязательственного права рассматриваются в учении о personal property в связи с понятием choses in action. Наконец, со второй половины XVIII века после ре­шения по делу Moses v. Macferlau (1760 г.), вынесенного знаменитым англий­ским юристом той эпохи лордом Мансфильдом (Mansfield) стала накапливаться практика, объединяемая понятием квази-контракта, главным образом по вопро­су об истребо;вании недолжво уплаченного. По этому вопросу были решения и раньше, но лорд Мансфильд впервые в английском праве формулировал поня­тие квази-контракта со ссылкой на римское право. Таким образом, образовалась особая группа обязательств «arising from quasi-contract». В частной кодификации английского гражданского права Дженкса (Jenks) дано следующее определение: «Если право налагает на одно лицо на основании естественной справедливости обязательство в отношении другого лица, подобное тому, (которое возникает из договора, хотя между сторонами и не был заключен договор, прямо ли выра-

103

женный или подразумеваемый, то такое  обязательство  считается возникшим из квази-контракта».

Понятие квази-контракта объединяет в настоящее время случаи неоснова­тельного обогащения (включая и исполнение недолжиого) и ведения чужих дел без поручения. Следует, однако, отметить, что понятие квази-контракта да­леко не является таким твердо вошедшим в английское право понятием, кото­рое можно было бы поставить рядом с понятием договора. Некоторые англий­ские авторы указывают, что оно чуждо английскому праву. К тому же в Ан­глии нередко не разграничивают квази-контракта с так называемым implied contract, т. е. подразумеваемым договором, под который подводятся случаи, когда воля стороны выражена конклюдентными действиями 32.

В настоящее время в английской юридической литературе довольно обычно расположение материала по привычным для континентальной цивилистики руб­рикам. Однако, поскольку вое же английское право до настоящего времени не выработало общей системы обязательственного отрава, трудно было бы ждать, что английские юристы займутся более основательно, чем их коллеги во Фран­ции и в Германии, вопросом о системе оснований возникновения обязательств. Действительно, ничего останавливающего внимание мы по этому вопросу у них не находим 33.

В заключение нашего обзора отметим, что по вопросу об основания возник­новения обязательств мы не находим ничего оригинального и в дореволюцион­ной русской цивилистике. Высказанные в ней взгляды являются повторением того, что можно найти в германской и французской литературе. Наиболее под­робные соображения можно найти в мотивах редакционной комиссии по состав­лению проекта гражданского уложения. Проект в ст. 1568 указывал, что «обя­зательства возникают лз договоров и других указанных в законе оснований». Статья в этой редакции вошла и в окончательный вариант проекта, который был внесен в Государственную думу 34.

Рассматривая взгляды, высказанные в буржуазной цивилистике по вопросу об основании возникновения обязательств, нельзя не обратить внимания на то  преимущественное значение, которое среди этих оснований имеет договор. Договор является главным основанием возникновения обязательств. Обязательственное право по преимуществу является договорным правом. Отсюда, в буржуазной    цивилистике (и в законодательстве,—см.    особенно    французский  гражданский кодекс)  мы нередко встречаем  вместо рассмотрения обязательственного права рассмотрение договорно-обязательственного права. Причина этого  не только в том, что договор является наиболее частым основанием возникно­вения обязательств на практике, — корни преимущественного значения договора гораздо глубже. Они заложены в самых   основах   капиталистического строя, в характерном для него режиме конкуренции и анархии производства. В. И. Ленин указывал, что попытки монополистов организовать  хозяйство приводят  не к планомерному регулированию, а к еще более жестким формам конкуренции и к росту анархии 35. Конкуренция я анархия характерны для капитализма во всех его стадиях. Они остаются и в стадии империализма, в стадии его паразитизма и загнивания. В гражданском праве буржуазного общества конкуренция и анар­хия находят свое отражение в принципе так называемой свободы договоров и

104

преимущественном значении договора   как  основания возникновения обяза­тельств.

Что такой вгляд на договор не является особенностью одних только дивилистов, можно показать, обозревая взгляды по этому вопросу, высказанные в буржуазной философско-правовой литературе. Мы не можем давать здесь такого обзора, но для того, чтобы иллюстрировать высказанное нами положение, при­ведем несколько характерных примеров. При этом мы возьмем эти примеры не из истории буржуазных политических учений, в которых идея договора, как. известно, также сыграла большую роль, а из высказываний, специально посвященных гражданскому праву.

Наиболее характерными являются высказывания Канта. В своей «Метафи­зике нравов», переходя от рассмотрения вещных прав к рассмотрению личных (т. е. обязательственных),  он указывает, что  возникновение личных  (обяза­тельственных) прав никогда не может иметь место иначе, как в силу догово­ра. Обязательственное право не может, по мнению Канта, возникнуть даже из недозволенного   действия,   так   как   если   потерпевший   требует   возмещения от правонарушителя, то он требует лишь то, что ему, собственно говоря, при­надлежит.    Таким   образом,   Кант придает   договору не только основное,  но и  исключительное    значение   в   качестве    основания    возникновения    обя­зательств зв.

Соответствующие высказывания мы находим в течение всего XIX века 37. Весьма характерно заявление французского философа и социолога А. Фуллье (A. Fouillé), что договор занимает девять десятых действующих кодексов и когда-нибудь ему будут посвящены в кодексах все статьи от первой до послед­ней 38.

Взгляд на договор как на основной институт гражданского права остается характерным для буржуазной идеологии и в XX веке, в частности после импе­риалистической войны. Весьма интересным в этом отношении является такой последовательный идеолог буржуазии, как известный теоретик права В. Буркхардт (W. Burkhardt). Договор является с его точки зрения тем институтом, который характеризует собой все гражданское право. Гражданское (частное) право в отличие от публичного есть область применения сделок, в первую очередь договора. Не только обязательственное право предполагает вещное, так как для того, чтобы отчуждать, отдавать в пользование и т. д., необходи­ма собственность, но и обратно — вещное право предполагает обязательствен­ное, причем именно договорно-обязательственное право. Если бы, говорит он, закон охранял владение и пользование вещью, но не допускал распоряжения ею, то такого рода отношения не были бы частно-правовыми отношениями 39.

Выше мы указывали на Гиппеля, который хочет сделать вопрос о сделке центральной (и по существу поглощающей все остальные) проблемой граж­данского права.

Если буржуазная правовая идеология, в частности буржуазная цивилистика, упорно на всем протяжении своей истории считает договор преимущественным основанием возникновения обязательств, то она делает это не потому, что, анализируя связь между договором и целями обязательственных правоотноше-

105

ний в капиталистическом обществе, приходит к выводу, что договорные отно­шения отражают наиболее основные и важные экономические связи этого об­щества, а потому, что считает договор «естественным» основанием возникнове­ния обязательств. Приобретение собственности от другого лица может иметь место лишь в результате общей воли сторон, — говорит Кант 40. Гегель так формулирует связь между собственностью и договором: «В качестве определен­ного бытия наличное бытие есть по своему существу бытие для другого; собственность с той стороны, с .которой она в качестве внешней вещи пред­ставляет собой некоторое наличное бытие, существует для других внешностей и в связи последних она есть необходимость и случайность. Но в качестве наличного бытия воли она, как то, что есть для другого, есть лишь для в о л и другого лица. Это отношение воли к воле есть та своеобразная и под­линная почва, коренясь в которой свобода обладает наличным бытием. Это опосредствование, заключающееся в том, что, обладаю собственностью уже не только посредством вещи и моей субъективной воли, а также и посредством другой воли и, следовательно, в некоей общей воле, составляет сферу д ог о в о p a» 41. Маркс вскрыл истинную природу тех отношений, которые в бур­жуазном обществе находят свое отражение в договорно-обязательственном пра­ве: «Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаро­владельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоря­жается этими вещами: таким образом, один товаровладелец лишь по воле дру­гого, следовательно каждый из них лишь при посредстве одного общего им обоим волевого акта может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой соб­ственный»42.

История буржуазного обязательственного права в эпоху империализма по­казывает, что договор остался преимущественным основанием возникновения обязательств. Этому нисколько не противоречат те изменения в буржуазном нраве и в условиях функционирования договора, которые имели место еще в конце лрошлого столетия и особенно в XX веке, после империалистической вой­ны и жестоких кризисов, потрясавших капиталистическую систему хозяйства43.

Эти изменения сводились к следующему.

Во-первых, развитие капиталистических монополий наглядно показало, что в тех случаях, когда капиталистическое предприятие имеет дело с отдельным физическим лицом, выступающим в качестве потребителя, клиента, а также и в тех случаях, когда предприятие вступает в отношения с более мелким и менее мощным предприятием, оно диктует контрагенту свои условия. На всех стадиях развития капитализма владельцы средств и орудий производства дикто­вали пролетариату условия труда и размер заработной платы. Пока дело шло о пролетариате, буржуазная наука видела в этом «свободу договора» и «свободу труда». Когда лее монополистический капитал стал диктовать в форме заранее выработанных монополистическими предприятиями общих условий сделок («clauses générales», «allgemeine Geschäftsbedingungen»), условия кредит­ных сделок (так называемых Kontokorrentbedingungen» германских банков), страховых договоров (полисные условия), договоров перевозки, постарок и т. д., то в буржуазной литературе, с легкой руки Салейля, заговорили о «новой

106

категории» договоров, названной договорами присоединения (contrats d'adhé­sion) 41- Появилась довольно обширная литература, главным образом представ­ленная французскими докторскими тезами, которой, однако, не удалось устано­вить каких-либо юридических особенностей этих договоров с точки зрения буржуазного права. Отражением мелкобуржуазных чаяний и иллюзий в втой литературе была надежда на вмешательство буржуазного государства в интере­сах более слабой стороны45.

Во-вторых, многочисленные и характерные для эпохи империализма законо­дательные акты и обширная судебная практика привели к различным формам ограничения начала так называемой свободы договоров и к ослаблению силы договоров благодаря льготам, которые законодатель    предоставляет различным категориям должников, и отступлениям от прямого смысла договоров, которые допускаются на основании «'каучуковых» параграфов, содержащихся в гражданских законах (как, например, § 242 германского гражданского уложения). Гро­мадное значение в этом отношении имели валютные кризисы. Отдельные, законо­дательные акты, а также судебная практика отдельных буржуазных стран в результате этих кризисов в большей или меньшей степени признали оговорку rébus sic siandibus. Однако все эти явления все же свидетельствовали не о том, что договор потерял свое  значение в буржуазном праве,  а о том, что капитализм бессилен устранить разъедающие его противоречия. Если некото­рые авторы,  как,  например,   Морен   (Morin)  наивно  стремились   заменить падающий авторитет закона и договора судейским усмотрением46, то это свидетельствовало лишь о непонимании того, что болезнь, которую они конста­тировали, является неизлечимым старческим заболеванием капиталистического строя. Невозможность для буржуазного строя заменить чем-нибудь договор  как источник   возникновения   обязательств ясно видит Рипер,  который  со своей (социально весьма реакционной) точки зрения выступил на защиту буржуаз­ного договора 47.

 Нам остается еще отметить, что если в начале прошлого столетия буржуаз­ные юристы, классифицируя основания возникновения обязательств, говорили о договоре, то в настоящее время они, обобщая, говорят о сделке. Это объяс­няется увеличением числа случаев, в которых буржуазный закон и судебная практика признали основанием возникновения обязательств одностороннее во­леизъявление. Расширение области применения одностороннего волеизъявления за пределы издавна существовавших случаев (как, например, завещание) про­изошло главным образом за счет развития института ценных бумаг, особеоно пенных бумаг на предъявителя48. В буржуазной литературе высказывалось мнение, что одностороннее волеизъявление может сделаться таким же общим основанием возникновения обязательств, как и договор49. Однако это мнение свидетельствует лишь о непонимании того, почему договор имеет основное зна­чение в буржуазном праве. Одностороннее волеизъявление как основание воз­никновения обязательств, вызываемое к жизни потребностями капиталистиче­ского оборота, не могло вытеснить договор, который является тем общим воле­вым актом, посредством которого один товаровладелец «...может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой собственный» 50.

107