§ 2. Корреляция проступков и преступлений по дореволюционному российскому праву

Ответственность за маловажные проступки в России конца XIX в. регламентировалась различными актами. Некоторые из них предусматривали санкции в зависимости от сословной принадлежности правонарушителя.

Так, в соответствии с Лесным уставом (изд. 1876 г. в ред. 1890 г., приложение к ст. 1, примеч.), а также Сводом законов Российской империи (т. VIII, ч. 1) взыскания и наказания за нарушение предписаний этих актов определялись Уставом о наказаниях и налагались мировыми судьями. Денежные средства, полученные в результате штрафных санкций, а также в результате конфискации лесоматериалов, в большинстве случаев направлялись целевым назначением в бюджет и составляли особые специальные средства лесного ведомства. Все средства, полученные в результате штрафов на территории Войска Донского, пополняли войсковой капитал (действующим КоАП предусмотрено зачисление сумм штрафов только в бюджет). Целевое использование денежных сумм предусматривало их расходование только с санкции министров (полученных на территории Войска Донского - с разрешения военного министра, в большинстве других случаев - министра государственных имуществ). Средства предназначались для специальных объектов финансирования. Например, денежные средства, полученные в результате штрафных санкций за проступки в области лесного хозяйства, шли: 1) на планирование лесозащитных мероприятий; 2) на компенсацию расходов, связанных с использованием лесов; 3) на премирование работников лесного хозяйства.

Таким образом, законодательством Российской империи была предусмотрена возможность частичной или полной компенсации имущественного ущерба, причиненного правонарушением, за счет средств денежных взысканий независимо от заявления пострадавшего. Действующим КоАП предусмотрена материальная ответственность правонарушителя только при исковом заявлении потерпевшего, причем в большинстве случаев пострадавшему не удается компенсировать имущественный вред.

Сословный принцип ответственности за маловажные проступки предусматривал особую процедуру судопроизводства, обусловленную сословной принадлежностью правонарушителя. Разделом III Устава о благоустройстве в казенных селениях (Свод законов Российской империи, изд. 1857 г. в ред. 1890 г.) была предусмотрена ответственность государ-

>>>85>>>

ственных крестьян на основе Сельского судебного устава. Уставом определялись обстоятельства, отягчающие ответственность: 1) совершение умышленного проступка в состоянии алкогольного опьянения приравнивалось к ответственности, предусмотренной за умышленные правонарушения; 2) при совершении группового правонарушения зачинщик, или главный виновник проступка, наказывался строже сообщников; 3) наличие значительных общественно опасных последствий: мера наказания определялась наличием материального ущерба или неимущественного вреда, причиненного проступком. При этом потенциальный ущерб (при наличии признаков покушения) рассматривался так же, как и причиненный; 4) наличие рецидивов одного и того же правонарушения либо разных проступков, за которые нарушитель прежде не был наказан.

В соответствии с последним из приведенных признаков можно констатировать, что законодательством Российской империи предусматривалась обратная сила законов, отягчающих ответственность: правонарушитель не был привлечен к ответственности за прежние проступки, но при выявлении их фактов при совершении нового проступка мера наказания усиливалась. Также примечательно разграничение общественно опасных последствий деяния морального и физического свойства («вред») и имущественного ущерба («убыток»).

При составлении Уложения о наказаниях высказывались соображения и о разработке Судебно-полицейского устава. Именно в форме устава предполагалось кодифицировать все правовые нормы о правонарушениях, относящихся к маловажным преступлениям и проступкам. С этой целью было намечено выделить из Уложения о наказаниях 652 статьи.

23 марта 1861 г. в докладной записке императору Александру II о судебно-полицейском уставе главноуправляющий II отделением Государственного Совета граф Д.Н. Блудов указывал на необходимость отграничения преступлений, подведомственных уголовным судам, от «полицейских проступков», подлежащих в странах Западной Европы разбирательству специальными полицейскими судьями или административными органами. Первым разработчиком судебно-полицейского устава был граф М.М. Сперанский, но подготовленный им проект так и не был рассмотрен Государственным Советом. Граф Д.Н. Блудов предлагал разграничить полномочия судебной власти и полиции в следственных действиях и отнести досудебное разбирательство дел об уголовных преступлениях к ведению судебных следователей, а производство по делам о маловажных преступлениях и проступках — к ведению мировых судей.

Подготовленное под руководством Д.Н. Блудова приложение к докладной записке, озаглавленное «Материалы для составления проекта ус-

>>>86>>>

тава судебно-полицейского», представляет собой первую попытку законопроектных работ в данной области.

Проект судебно-полицейского устава, включавший 206 статей, был передан на рассмотрение общего присутствия II отделения Государственного Совета в феврале 1864 г. Проект подвергался многократным доработкам на заседаниях Государственного Совета в мае и июле 1864 г., после чего его окончательный вариант под названием «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» (далее - Устав о наказаниях) был представлен на рассмотрение императору Александру II и утвержден 20 ноября 1864 г. Устав о наказаниях состоял из 13 глав, первая из которых содержала общие положения (порядок замены взысканий, обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность и др.). Остальные главы, составлявшие его Особенную часть, содержали составы 150 проступков, разделенных в зависимости от объекта посягательств на 12 видов: проступки, посягающие на установленный порядок управления (гл. II, а также гл. V - нарушение Устава о паспортах), на общественный порядок (гл. III - «проступки против благочиния, порядка и спокойствия»), а также проступки, предусмотренные в гл. X и XI, посягающие на общественное благоустройство (гл. IV), на порядок в области строительства и железнодорожного транспорта (гл. VI), нарушающие правила пожарной безопасности (гл. X) и др. Уставом о наказаних не были предусмотрены процессуальные основы разбирательства по маловажным проступкам (порядок наложения наказаний, процедура обжалования действий мировых судей, статус подготавливаемых ими документов, порядок досудебного разбирательства, а также применения мер административного пресечения).

Устав о наказаниях не всегда придерживался кодификационных принципов, в частности, выделение некоторых видов проступков не учитывало их родовых признаков, разграничивающих отдельные группы правонарушений. В частности, проступки, посягающие на общественный порядок, были рассредоточены в трех главах - проступки против благочиния, порядка и спокойствия (гл. III), против личной безопасности (гл. X), оскорбление чести, угрозы и насилие (гл. XI). Уставом была предусмотрена особая глава («Проступки против прав семейственных»), в которой определялось высшая санкция за нарушение семейных прав.

Мировые судьи были вправе определять следующие наказания: 1) выговоры, замечания и внушения (превентивные наказания); 2) денежные взыскания на сумму до 300 рублей (имущественные наказания); 3) арест на срок до трех месяцев и 4) заключение в тюрьме на срок до полутора лет (наказание, ограничивающее свободу правонарушителя).

Проступки, предусмотренные ст. 155, 156 и 158 (похищение и порча лесоматериалов, а также самовольное повреждение лесов), 159 (укрыва-

>>>87>>>

тельство или покупка заведомо похищенных или самовольно срубленных лесоматериалов) и 161 (порубка казенного леса или заготовка лесоматериалов не в отведенных для того участках), рассматривались мировыми судьями лишь в тех случаях, если имущественный ущерб, причиненный правонарушением, не превышая 300 рублей. Статьи 101, 159, 161 и другие предусматривали применение наряду с основными упомянутыми выше видами наказаний дополнительных наказаний в виде конфискации («отобрание леса и лесных произведений») и лишения специального права («лишение права на рубку или заготовку [леса]»).

Уставом о наказаниях были фактически разграничены понятия «преступление» и «проступок», несмотря на то что Уложение о наказаниях 1845 г. исходило из тождества этих категорий. Кодификация норм о малозначительных проступках в Уставе о наказаниях подтверждает, что законодатель, основываясь на критерии общественной опасности правонарушения, предусматривал менее тяжкие наказания за проступки. В отличие от преступлений проступки причиняли менее значимый вред. Ущерб от правонарушений подразделялся на имущественный и моральный (см. гл. XI - об оскорблении чести, угрозах и насилии и другие главы).

При квалификации ущерба, причиненного юридическим лицом, следует иметь в виду, что в понятие «юридическое лицо» разработчики Устава о наказаниях вкладывали иной смысл, не всегда совпадающий с дефиницией действующего права. Например, профессор Н.С. Таганцев рассматривал понятие юридического лица как дуалистичную правовую категорию, представляющую собой «1) единение лиц физических, рассматриваемые как идеальное целое, как единичная личность (universitates personarum), 2) отдельные интересы и цели, которым придается самостоятельное юридическое значение, самостоятельная личность (universitates bonorum, pia corpora); одним словом, - все то, что, не будучи лицом физическим, способно находиться в юридических отношениях, иметь права и обязанности»1.

Как это явствует из приведенной дефиниции, юридическое лицо рассматривалось в качестве корпоративного образования, субъекта правоотношений, наделенного административной и гражданской правоспособностью. Н.С. Таганцев исключал применение уголовных наказаний к юридическим лицам, однако считал возможным применение административных санкций, несовместимых с наказанием: «...применение этих карательных мер (денежного взыскания и запрещение деятельности корпорации. - A.A.) к юридическому лицу может возбудить значительные сомне-

1 Таганцев Н.С. Лекции по русскому уголовному праву. Общая часть. Вып. II. СПб., 1888. С. 387.

>>>88>>>

ния. Нельзя отрицать право государства прекращать бытие корпорации, но это прекращение не тождественно с наказанием»1.

Квалификация вины юридического лица представляет собой подтверждение признаков умысла и неосторожности в деяниях субъектов, объединенных в корпорацию: «...безнаказанность юридического лица как идеальной личности отнюдь не освобождает от ответственности тех его представителей, которые непосредственно выполнили преступное деяние»2. Подобные суждения о личной ответственности за проступки разделяли и разработчики Устава о наказаниях: вместо корпоративной ответственности юридического лица за правонарушения санкции налагались на виновных физических лиц, однако если проступок заключался в неисполнении уставных прав и обязанностей юридического лица, то ответственности подлежали его высшие должностные лица, как правило, члены коллегиального органа руководства юридического лица.

Устав о наказаниях, так же как и другие законы, вступал в силу в день обнародования. В губерниях обнародование возлагалось на губернские правления. Этот порядок применялся даже и в тех случаях, когда волостные органы управления информировали местное население об издании Устава о наказаниях до его обнародования губернским правлением: юридических последствий заявления местных властей не влекли.

Виды наказаний, налагаемых волостным судом, различались в зависимости от применения на данной территории условий судебно-административной реформы 1890 г. Волостные суды в местностях, где был введен институт земских участковых начальников3, вправе были применять наказания в виде публичного выговора, денежного взыскания и ареста до 30 дней. Волостной суд старого устройства, действовавший на территориях, на которых не действовало Положение о земских участковых начальниках, применял менее суровые наказания: общественные работы (до 15 дней), денежные взыскания (до 3 рублей), арест (до 7 дней) и наказания розгами (до 20 ударов).

Таким образом, в России конца XIX в. сосуществовали две системы наказаний, налагаемых за маловажные проступки и различающихся по степени тяжести применяемых санкций и в количественном отношении -

' Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. II. С. 388.

2 Там же. С. 390.

3  Институт земских участковых начальников введен Именным Высочайшим указом Правительствующему Сенату от 12 июля 1889 г. «О преобразовании местных крестьянских учреждений и судебной части в Империи» (Собрание указов и распоряжений Правительства. 1889. № 81. Ст. 690).

>>>89>>>

волостные суды нового устройства применяли четыре вида наказаний, а все остальные волостные суды — только три.

Особый порядок судопроизводства действовал на территории Закавказья - вместо отсутствовавших в этих местностях волостных судов маловажные проступки рассматривались сельскими судами, состоявшими из судей, избираемых сельским сходом в количестве по его усмотрению. Применительно к сельским судам Закавказья законодательство Российской империи относило к маловажным проступкам две разновидности правонарушений:

1)  проступки против личной безопасности, (порча воды и съестных припасов, неоказание помощи при несчастных случаях, обиды (т.е. оскорбления) в публичных местах, почти без причинения увечья);

2) проступки, посягающие на личные имущественные права подданных (запашка и потрава чужого поля, недонесение о краденом имуществе и о находке чужих вещей, растрата работником хозяйского имущества, а также воровство и мошенничество, если размер причиненного ущерба не превышал 30 рублей).

На территории Закавказья многие виды правонарушений, квалифицируемых в других местностях империи в качестве маловажных проступков, не были подведомственны сельским судам, среди них правонарушения, посягающие на нравственность, общественный порядок, установленный порядок управления и др. Примечательно, что сельские суды не вправе были применять телесные наказания.

Волостные суды в местностях, где был введен институт земских участковых начальников, существенно отличались от волостных судов старого устройства. В таких местностях волостной суд состоял из четырех судей, назначенных на три года земским начальником из восьми кандидатов, избираемых сельским сходом. Остальные четыре неназначенных кандидата оставались в резерве на тот же срок и вступали в должность в том же порядке при замещении судей.

По существу, волостной суд представлял собой первую инстанцию производства по делам о маловажных проступках. К следующим инстанциям относились должностные лица государственных органов (земские начальники) либо коллизионные органы — уездные съезды и губернские присутствия.

Волостные суды применяли наказания по сословному принципу, им были подведомственны дела о правонарушениях крестьян (составлявших в то время подавляющее большинство населения России), проживающих в данной волости, а также постоянно проживающих здесь же мещан, посадских, ремесленников и цеховых.

>>>90>>>

Волостные суды старого устройства состояли из 4 - 12 судей, избираемых волостными, но не сельскими, сходами. Их юрисдикция была существенно ограничена в сфере гражданского и уголовного судопроизводства (маловажные преступления и проступки).

Кроме двух разновидностей волостных судов у различных народов Российской империи существовали свои местные суды, деятельность которых не была детально урегулирована законодательством, например, народные суды туркмен действовали на основании местных обычаев.

Несмотря на то, что волостные суды избирались органами крестьянского самоуправления, они были наделены государственно-властными полномочиями: волостные судьи и старшины, сельские старосты и другие лица, участвовавшие в судопроизводстве, относились к государственным должностным лицам. В отличие от них члены волостных и сельских судов, участвовавшие в создании судов, не обладали таким статусом.

Решения волостных судов в местностях, где действовали земские участковые начальники, могли быть обжалованы в течение 30 дней со дня вынесения решения у земского начальника, последний передавал их в уездный суд в четырнадцатидневный срок. Указанный порядок обжалования применялся только при назначении трех видов наказаний — ареста на срок свыше трех дней, телесного наказания или денежного взыскания в сумме свыше пяти рублей. Во всех остальных случаях инстанцией обжалования являлся непосредственно земский начальник.

Устав сохранил гуманные основы действия закона во времени, присущие российскому праву: предписания Устава о наказаниях, отягчавшие ответственность, не применялись к уже совершенным проступкам; законы, смягчавшие ответственность, имели обратную силу. Из тех же принципов исходил законодатель и в процессе регламентации стадий производства по делу: изменения и дополнения в законы (в том числе и в Устав о наказаниях), сокращавшие давностные сроки, применялись к проступкам, совершенным до их вступления в силу. Таким образом, гуманитарные принципы действия Устава о наказаниях были действительны не только при наложении наказаний, любые нормы, отягчавшие положение нарушителя, не имели обратной силы1. Законодатель рассматривал в качестве правовых норм, смягчающих ответственность, также и акты, упраздняющие наказания за проступки.

Принцип сословной ответственности за проступки применялся и при разбирательстве, предусмотренном Уставом о наказаниях: проступки,

1 См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. II. С. 387. В отличие от Устава о наказаниях действующий КоАП определяет принцип обратной силы только применительно к актам, устанавливающим административную ответственность (см. ст. 9 КоАП).

>>>91>>>

совершенные в пределах волости лицами крестьянского сословия без участия лиц, принадлежащих к другим сословиям, были подсудны волостному суду. Подсудность дел о проступках волостному суду определялась также правовым положением соучастников: если вместе с крестьянами соучастниками правонарушения были лица других сословий, например мещане и купцы, то дело рассматривалось не в волостных судах, а в мировых.

Мировому суду были подведомственны дела о проступках крестьян, посягавших на права лиц других сословий.

Правонарушители, приговоренные к аресту, могли заниматься физическими работами только по своему желанию. Лица высших сословий (почетные граждане, лица, достигшие классных чинов на государственной службе, и др.), присужденные мировыми судьями к аресту, пользовались соответствующими преимуществами при отбывании наказания, например, порядок применения наказания в виде ареста, совершенного священнослужителем или монашествующим, определялся епархиальным руководством.

Наказание в виде тюремного заключения не применялось к несовершеннолетним: лица от 14 до 17 лет направлялись в специальные исправительные учреждения, при этом срок наказания определялся мировым судьей от одного года и не далее достижения ими 18-летнего возраста. Мировые судьи были вправе применить к несовершеннолетним подданным в возрасте от 10 до 17 лет санкции, не являющиеся наказаниями за проступки, даже при наличии признаков, отягчающих ответственность. Среди таких санкций: передача правонарушителей под ответственный надзор лицам по усмотрению мирового судьи (родителям, попечителям или «другим благонадежным людям, изъявившим на то согласие»). Таким образом, ответственности за маловажные проступки подлежали лица, достигшие к моменту совершения правонарушения 10-летнего возраста. Имущественное взыскание в виде денежного штрафа не исполнялось и подлежало замене более суровым наказанием (как правило, арестом) лишь в случае материальной несостоятельности правонарушителя. Тяжесть санкций, применяемых вместо основного наказания, определялась размером имущественного взыскания: 1) при замене денежного штрафа до 15 рублей срок ареста не мог превышать трех дней; 2) при замене денежных взысканий в сумме от 15 до 300 рублей арест не мог превышать трехмесячного срока; 3) в случае замены денежного штрафа в размере от 300 до 800 рублей нарушитель подлежал тюремному заключению на срок до четырех месяцев.

Таким образом, мировой суд был вправе налагать денежный штраф в сумме, превышающей предельные размеры, указанные в ст. 1 Устава о

>>>92>>>

наказаниях, а также определять продолжительность ареста, назначаемого взамен имущественных санкций в сумме до 300 рублей.

Зависимость срока ареста от суммы штрафа (с минимальным размером до 15 рублей) определялась из соотношения 1:5 (один день ареста был пропорционален '/3 размера денежного взыскания). Срок ареста, назначаемого взамен штрафа в предельных размерах (до 300 рублей), исчислялся из иных пропорций - один день ареста был примерно эквивалентен '/з суммы штрафа. Допускалась замена денежного взыскания (при невозможности его уплаты) административными санкциями, не относившимися к наказаниям, - общественными работами и др. При несостоятельности лиц высших сословий - отсутствии у них возможности уплатить штраф — замена наказаний за проступки санкциями была обусловлена согласием правонарушителя. Таким образом, применение указанных предписаний Устава о наказаниях вопреки желанию несостоятельного лица допускалось только для крестьян и мещан, но исключалось для дворян, а также лиц казачьего сословия.

В любом случае мировые судьи были вправе, но не обязаны принуждать лиц крестьянского сословия и мещан к административным санкциям. Виды таких санкций - общественные работы или «передача в заработки»- существенно не различались: несостоятельные правонарушители либо члены их семей направлялись на принудительные работы в месте совершения проступка либо в близлежащие губернии. Сроки работ, соответствующих сумме денежного взыскания, определялись по усмотрению муниципальных общественных объединений, к которым принадлежали правонарушители, и зависели от размера причиненного проступком имущественного вреда.

Наказания в виде выговора, замечания и внушения применялись при совершении проступков «без намерения». В современном восприятии этот термин законодателя означает наличие признаков неосторожности вины в форме преступного легкомыслия. Понятие «неосторожная вина» в российском праве упоминалось только в ст. 110, 1466 и 1468 (неосторожное убийство) Уложения о наказаниях и в ст. 9 Устава о наказаниях. Вследствие этого не было недвусмысленного разграничения признаков неосторожной вины в форме легкомыслия и небрежности.

Важнейшей составляющей неосторожного деяния являлось отсутствие намерения правонарушителя вызвать своим проступком общественно опасные последствия, отсюда и понятие «ненамеренные проступки». В действующем УК нежелание нарушителя причинить вред представляет собой составляющую косвенного умысла и обеих форм неосторожной вины - легкомыслия и небрежности.

>>>93>>>

В соответствии с Уставом о наказаниях применение более строгих санкций «за ненамеренные проступки» было возможно в двух случаях: а) когда Уставом предусмотрено наказание за неосторожность; б) когда проступок проявляется в неисполнении по небрежности обязанности, установленной законом.

Таким образом, превентивные наказания (выговор, замечание и внушение) могли быть заменены более строгими лишь в том случае, если соответствующей статьей предусмотрены наказания с признаками обеих форм неосторожной вины либо при наличии неосторожной вины в деяниях должностного лица.

Воззрения русских ученых на формы неосторожной вины совпадают с их восприятием в действующем праве. Проект Уголовного уложения, подготовленный в конце XIX в., следующим образом определял признаки неосторожности: «Преступное деяние почитается неосторожным, если виновный: 1) не предвидел его, но мог или должен был предвидеть; 2) предвидел наступление обусловленного деянием последствия, но полагал предотвратить таковое», что соответствует в первом случае неосторожности в форме небрежности, во втором же случае очевидны признаки неосторожной вины в форме легкомыслия. Взгляды профессора Н.С. Та-ганцева аналогичны приведенным выше: «Неосторожная вина служит дополнением вины умышленной и может представлять два оттенка: 1) когда у действующего было сознание совершаемого, но не было хотения - преступная самонадеянность, и 2) когда отсутствовало само сознание - преступная небрежность».

Совершение малозначительных проступков не всегда означало наличие правонарушения. К признакам, исключающим ответственность за них, относились следующие:

1)  совершение проступка случайно, «не только без намерения, но и без всякой неосторожности или небрежности»; таким образом, случайное совершение проступка отождествлялось с отсутствием обоих признаков вины;

2) совершение проступка лицом, не достигшим 10-летнего возраста;

3) совершение проступка «в безумии, сумасшествии и припадках болезни, приводящих в умоисступление и совершенное беспамятство».

Законодатель не упоминал о невменяемости, хотя ее дефиниция уже была введена в обиход науки: Н.С. Таганцев рассматривал невменяемость как частную форму утраты дееспособности. Характеризуя уголовно-правовое значение этого понятия, он отмечал: «Наше Уложение о наказаниях в ст. 95 говорит, что преступление или проступок, учиненные сумасшедшими, не вменяются в вину, при этом Уложение прибавляет о критерии невменяемости несомненно неудачном, а именно, «что сумасшед-

>>>94>>>

ший по состоянию своєму не мог иметь понятие о противозаконности и о самом свойстве своего деяния»». В проекте Уголовного уложения употреблялось понятие «болезненное расстройство душевной деятельности», составляющее элемент дефиниции невменяемости в действующем праве (см. ст. 20 КоАП и ст. 21 УК).

Невменяемость в российском уголовном праве не отождествлялась с наличием психической болезни, необходимо было установить и следствие душевной патологии, свидетельствующей о невозможности субъекта отдавать себе отчет в своих действиях. Устав о наказаниях не связывал наличие психической болезни с патологическими изменениями личности, однако в случае малозначительных проступков наличие факта душевной болезни исключало производство по делу.

Очевидно, что критерии невменяемости во времена разработки Уложения о наказаниях существенно отличались от общепринятых в действующем праве. Так, в определениях понятия «невменяемость» в различных нормативных актах можно выделить следующие существенные различия:

а)  концепция Н.С. Таганцева «о невменяемости как частной форме утраты дееспособности» представляет собой попытку синтеза частноправовых и публично-правовых институтов. В действующей правовой системе категория «невменяемость» определена административным и уголовным законодательством, понятие «дееспособность», напротив, рассматривается исключительно частным правом;

б) в действующем уголовном и административном законодательстве дефиниции невменяемости во многом совпадают: таким образом, к проступкам и преступлениям применяются схожие критерии. В отличие от действующего права, определения понятия «невменяемость» в Уставе о наказаниях и в Уложении о наказаниях различались: в Уставе о наказаниях определялись лишь внешние признаки, свидетельствовавшие о патологии, но не отражались субъективные критерии невменяемости, суть которых в невозможности осознания содеянного.

Вместе с тем отдельные несущественные различия в определениях рассматриваемого понятия в УК и КоАП все же есть: категория «частичная вменяемость» - патологическое состояние, не исключающее применения карательных санкций, - присуща только УК (ст. 22).

Критерии частичной вменяемости не были определены действующим российским правом, однако в теоретических исследованиях Н.С. Таганцев обосновывал понятие «уменьшенная вменяемость», концепция которого была разработана немецкими специалистами уголовно-правовой науки: Гельшнером, Майером и Бруком. Н.С. Таганцев рассматривал ограниченную вменяемость как способность осознания окружающих явлений, «так и способность оценки осознанного», патологические состояния,

>>>95>>>

«значительно изменяющиеся как количественно, так даже и качественно»1. Сказанное свидетельствует, что в России рубежа XIX - XX вв. были предприняты лишь первые попытки теоретического обоснования частичной вменяемости, исключавшие возможность рецепции научных разработок законотворческой деятельностью. Патологические состояния, отмечал Н.С. Таганцев, «не имеют никакого значения для установления общего понятия о бытии вменяемости»;

в) невменяемость, определяемая Уставом о наказаниях и Уложением о наказаниях, исключает временные критерии психической болезни, предусматривающие наличие признаков хронической душевной патологии, и временное психическое расстройство. Цикличность развития шизофрении, эпилепсии от первых симптомов болезни до устойчивых патологических синдромов не исключает ремиссии.

Кроме трех вышеперечисленных признаков, исключающих ответственность за проступки, следует назвать еще один: проступки, согласно ст. 10 Устава о наказаниях, не вменяются в вину, если они совершены «по принуждению от непреодолимой силы и по необходимой обороне».

Первое из указанных понятий во многом совпадает с дефиницией крайней необходимости, обоснованной Н.С. Таганцевым. Ученый следующим образом определял признаки этого понятия: «Под крайней необходимостью понимается нарушение какого-либо правоохраняемого интереса или правовой нормы ради защиты также правоохраняемого интереса от грозящей ему неотвратимой опасности, но с тем отличием от обороны (необходимой обороны. -A.A.), что вред причиняется не нападающему, а третьим лицам, защита направляется не против источника опасности»2.

В данном определении отсутствует один из сущностных признаков крайней необходимости, очень важных для квалификации признаков, исключающих наличие правонарушения: опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не было допущено превышения пределов крайней необходимости. В случае крайней необходимости, так же как и в состоянии необходимой обороны, причиняется вред, но направленность вредных и опасных действий, как это отмечал Н.С.Таганцев, различна. В любом случае правоохранительные действия субъекта не обусловлены его поступками, причины, создающие опасность, не зависят от волеизъявления субъекта.

Многие из обстоятельств, смягчающие ответственность за правонарушение по Уставу о наказаниях, признаны таковыми и действующим правом. Не принимая во внимание естественные фразеологические

1 См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. II. С. 435.

2 Там же. С. 595.

>>>96>>>

различия, следует отметить почти полное совпадение положений Устава со ст. 34 КоАП либо со ст. 61 УК.

1. «Сильное раздражение, произошедшее не по вине подсудимого» (п. 2 ст. 13 Устава о наказаниях) тождественно понятию аффекта в КоАП (совершение правонарушения в состоянии сильного душевного волнения). Следует отметить, что КоАП и Устав о наказаниях непосредственно не используют понятия «аффект», перечисляя основные признаки лица в состоянии аффекта, хотя в научных работах имеются соответствующие теоретические обоснования. Н.С. Таганцев подразумевал под аффектом «внезапные, порывистые возбуждения организма, сопровождающиеся соматическими и психическими изменениями»1.

К преимуществам данного истолкования аффекта следует отнести учет важнейшего фактора непредсказуемости, внезапности деяния: очевидно, что квалификация аффекта возможна при отсутствии временных промежутков между провоцирующим обстоятельством и обусловленным им противоправным действием. При определении состояния аффекта КоАП и Устав о наказаниях упоминают различные этические категории. Волнение может быть следствием как позитивной, так и негативной реакции, побуждающей аффектированное лицо к совершению правонарушения, когда раздражение обусловлено только отрицательными внешними факторами.

Указание на состояние аффекта в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность, содержится и в ст. 134 Уложения о наказаниях. В отличие от Устава о наказаниях необходимым условием наличия смягчающих ответственность обстоятельств по Уложению о наказаниях является аффект, обусловленный действиями пострадавшего - «обидами, оскорблениями или иными поступками». Аффект в соответствии с Уставом о наказаниях представляет собой негативную реакцию правонарушителя на какой-либо внешний неблагоприятный, по его мнению, фактор. При этом раздражители могут исходить от пострадавшего, какого-либо иного лица, группы лиц, либо их наличие не связано с физическим воздействием, а обусловлено моральным вредом, причиненным юридическим лицом либо иными неблагоприятными факторами. Для квалификации этого признака по Уставу о наказаниях необходимо подтверждение того факта, что аффект не был вызван действиями правонарушителя.

По Уложению о наказаниях аффект может быть обусловлен действиями только одного лица — пострадавшего, последний своими действиями причиняет нарушителю имущественный, моральный (обиды и оскорбления) либо физический вред, следствием которого и является негативная

1 Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. II. С. 502.

>>>97>>>

реакция преступника. Для наличия аффекта, по Уложению о наказаниях, необходимо подтверждение факта преступления либо покушения. Устав о наказаниях, устанавливая обстоятельства, смягчающие ответственность, не упоминает о покушении.

О состоянии аффекта в качестве смягчающего правонарушение обстоятельства упоминает только КоАП, действующим Уголовным кодексом определены другие провоцирующие правонарушение признаки, отсутствующие в Уставе о наказаниях. Среди них - совершение преступления по мотиву сострадания либо в результате физического или психического принуждения (ст. 61 УК)1.

2. «Крайность и отсутствие средств к проживанию и работе» (п. 3 ст. 13 Устава о наказаниях) действующие КоАП (ст. 34) и УК (ст. 61) определяют как условия совершения правонарушения при стечении тяжелых жизненных обстоятельств (по КоАП также и семейных обстоятельств). По Уставу о наказаниях было необходимо подтверждение полного отсутствия денежных средств, обеспечивающих жизнедеятельность.

Характерно, что действующее право не приемлет подобных радикальных определений, выделяя обобщающие признаки.

Корреляция норм Устава о наказаниях и Уложения о наказаниях подтверждает императивность предписаний Уложения: тяжелое материальное положение при совершении уголовных преступлений представляет собой следствие исключительно неблагоприятного воздействия независимо от того, обусловлено ли оно внешними обстоятельствами либо действиями нарушителя. Уложение о наказании так определяет тяжелое материальное положение: «Если он (правонарушитель. -А.А) учинил преступление единственно по крайности и совершенному (курсив наш. - A.A.) неимению никаких средств к пропитанию и работе». Для квалификации смягчающего обстоятельства при совершении малозначительных проступков в соответствии с Уставом наличия исключительных, радикальных признаков не требуется.

3.  «Прежнее безукоризненное поведение» по смыслу Устава о наказаниях (п. 4 ст. 13) представляет собой не просто отсутствие в действиях, предшествующих правонарушению, признаков асоциальных действий: подразумевается, что маловажный проступок совершается впервые. В качестве смягчающего ответственность обстоятельства в действующем праве фактор первичности принимается во внимание только УК, при этом необходимо выявление признаков преступления «небольшой тяжести, совершенного вследствие случайного стечения обстоятельств». Очевидно,

Указанные признаки КоАП не рассматривает в качестве обстоятельств, смягчающих ответственность.

>>>98>>>

что безоговорочное отнесение в Уставе о наказаниях признаков первичности деяния к смягчающим ответственность обстоятельствам следует расценивать как проявление гуманности (действующий УК допускает подобную квалификацию только при наличии двух дополнительных признаков).

Уложение о наказаниях не рассматривает первичность деяния в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность.

4. «Добровольное, до вынесения приговора, вознаграждение понесшего вред или убыток» (п. 5 ст. 13 Устава о наказаниях) и в современном законодательстве квалифицируется как обстоятельство, смягчающее ответственность за административное правонарушение (ст. 34 КоАП).

Субъектом вознаграждения может быть только пострадавший. В тех случаях, когда вред причинен общегосударственным интересам, например, при совершении проступков против порядка управления (гл. II Устава о наказаниях), данная норма Устава неприменима. В отличие от большинства норм Устава о наказаниях в этом случае преобладают не публично-правовые интересы государства, а частноправовые интересы пострадавшего.

Добровольность возмещения ущерба означает осознанное стремление нарушителя устранить вредоносные последствия проступка. Размер возмещения может быть эквивалентен размеру причиненного материального ущерба либо сопоставим с ним (при частичном возмещении вреда). Возмещению подлежит только имущественный вред, моральный вред может быть компенсирован в денежном исчислении (ср. со ст. 134 Уложения о наказаниях).

Наряду с субъективным критерием добровольности, проявляющимся в осознанном, волевом стремлении компенсировать вредоносные последствия проступка или устранить их, и обусловленном им действии по возмещению вреда Уставом о наказаниях предусмотрен и объективный критерий - проявление виновным доброй воли возможно до судебного решения. Действия нарушителя несовместимы с моральным или физическим воздействием на его волю, возмещение вреда под принуждением обнародованного приговора мирового суда также отрицает факт добровольности: нарушитель опасается применения карательных санкций и его последующие действия обусловлены страхом перед наказанием, определенным судебным решением. Именно поэтому стремления нарушителя могут быть искренни только в том случае, если они предшествовали вердикту. Таким образом, добровольное возмещение вреда возможно только в трех случаях: а) после совершения проступка, но до момента его обнаружения; б) во время производства по делу; в) в период судебного разбирательства, но до обнародования решения мирового суда.

>>>99>>>

Действительные действия нарушителя наиболее доказуемы в первом случае, в это время он движим искренним состраданием к пострадавшему и стремится сгладить причиненный вред, не будучи подверженным воздействию извне, в том числе и действиям правоохранительных органов. Последующие две возможности, предоставленные нарушителю для подтверждения искренности его намерений и действий, менее доказуемы: действия органов полиции и суда свидетельствуют о принуждении нарушителя. Наконец, решение возместить причиненный вред в момент судебного разбирательства наименее желательно для нарушителя: возможность подтвердить добровольность его стремлений в этом случае сопряжена с существенными трудностями. Улики, выявленные во время досудебного разбирательства и в судебном заседании, доминируют над стремлениями нарушителя; таким образом, сохраняется лишь призрачная возможность подтверждения судом искренности его действий в этот период.

При совершении преступлений искренние действия нарушителя по возмещению вреда также принимаются судом во внимание, но с существенными оговорками. Согласно ст. 134 Уложения о наказаниях к обстоятельствам, «уменьшающим вину» нарушителя, относится «отвращение (т.е. устранение. - A.A.) после совершения преступления его вредных последствий и вознаграждение причиненного зла».

Временные факторы подтверждения данного обстоятельства определены Уложением о наказаниях более точно: нарушителю предоставляется время с момента совершения преступления до окончательного решения суда. В Уставе о наказаниях исходная позиция действий нарушителя не определена, но может быть выявлена при толковании нормы. Из Уложения о наказаниях логически следует, что действия нарушителя могут быть учтены судом как уменьшающие вину до решения вопроса о виновности -т.е. они должны быть завершены до обнародования судебного решения.

В отличие от Устава о наказаниях Уложением о наказаниях предусмотрены два соподчиненных действия нарушителя, а именно: устранение вредных последствий и возмещение причиненного зла. Только наличие обоих обстоятельств может быть принято судом во внимание. Нарушитель должен не только возместить материальный ущерб, причиненный преступлением, но и устранить его иные общественно опасные последствия, нарушающие неимущественные права и интересы пострадавшего; например, преступник должен в этом случае компенсировать моральный вред.

При рассмотрении соотношения норм Устава о наказаниях и Уложения о наказаниях необходимо учитывать, что в последнем случае не определено эмоциональное отношение преступника к действию, его поступки могут быть обусловлены тяжестью предъявленных улик, принуждением к даче показаний и другими подобными факторами. Иными ело-

>>>100>>>

вами, нарушитель вынужден правоохранительными органами действовать именно так, а не иначе. Он" вправе избрать должную меру поведения, основываясь на искренних побуждениях, поскольку в Уложении о наказаниях не упоминается о наличии его «доброй воли». Уложение о наказаниях в отличие от Устава о наказаниях более прагматично: в его ст. 134 доминируют следствия (возмещение вреда), но не побудительные мотивы поступков нарушителя.

Подтвердить наличие смягчающих вину обстоятельств сложнее при совершении преступлений, но не проступков, о чем свидетельствует вынужденная дуалистичность действий преступника по Уложению о наказаниях, тогда как по Уставу о наказаниях действия нарушителя исчерпываются частичным возмещением ущерба.

В действующем праве очевидна рецепция предшествующего опыта, что подтверждает п. 2 ст. 34 КоАП, относящий к обстоятельствам, смягчающим ответственность, «предотвращение виновным вредных последствий правонарушения, добровольное возмещение ущерба или устранение причиненного вреда». Статья 61 (подп. «к» ч. 1) УК относит к таким обстоятельствам «добровольное возмещение имущественного ущерба и морального вреда». О факте рецепции свидетельствует заимствование из дореволюционного российского законодательства принципа разграничения категорий «вред», означающей посягательство на нематериальные права пострадавшего, и «ущерб» - понятия, свидетельствующего о том, что правонарушением затронуты имущественные интересы.

При толковании норм Устава о наказаниях следует иметь в виду, что он базируется на презумпции невиновности: ст. 13 Устава о наказаниях определяет обстоятельства, уменьшающие вину подсудимого, в то время как п. 2 ст. 34 КоАП неправомерно презюмирует наличие вины подозреваемого до подтверждения этого факта. По смыслу данной статьи КоАП виновный должен предотвратить вредные последствия проступка, однако очевидно, что предотвратить последствия несовершенного проступка невозможно. Таким образом, п. 2 ст. 34 построен на явном логическом несоответствии понятий. Наличие смягчающих вину обстоятельств может быть выявлено до завершения производства по делу — т.е. до вынесения постановления уполномоченным органом (должностным лицом), впредь до вынесения постановления в административном процессе участвует не «виновный», а «подозреваемый».

Указанные нормы КоАП, несомненно, позаимствованы из Уложения о наказаниях: в ст. 134 последнего также упоминается о виновном как об участнике судебного разбирательства при определении всех девяти обстоятельств, уменьшающих вину и наказание.

>>>101>>>

5. Признание и чистосердечное раскаяние подсудимого (п. 6 ст. 13 Устава о наказаниях).

Признаки чистосердечия в действиях подсудимого совпадают с этическими особенностями его добровольных поступков, которые мы уже рассмотрели выше. Чистосердечное раскаяние должно быть искренним, осознанным и не совместимым с любыми формами принуждения. Наряду с раскаянием Устав о наказаниях предусматривает также и чистосердечное признание подсудимого (согласно п. 1 ст. 34 КоАП достаточно только раскаяния), что вполне логично: один поступок обусловлен другим, и раскаяние не было бы искренним без предшествующего ему признания.

Если подсудимый правдиво излагает обстоятельства проступка, он осознает, что совершено правонарушение, и, желая сотрудничать с правоохранительными органами, дает показания. О чистосердечии свидетельствует негативное отношение нарушителя к ущербу или вреду, причиненному проступком. Раскаяние должно быть обоснованным и опираться на фабулу проступка, поэтому ему всегда предшествует признание.

Уложение о наказаниях (п. 1 ст. 134) помимо указанных выше двух субъективных признаков предусматривает еще и объективный: признание и чистосердечное раскаяние возможны только в тех случаях, если до этого виновный не был заподозрен в совершении преступления. Важно установить факт осведомленности лица о том, что в отношении него имеются факты, свидетельствующие о его причастности к преступлению: признание и чистосердечное раскаяние, по Уложению о наказаниях, возможны только на стадии, предшествующей досудебному разбирательству, в противном случае любые признания не могут быть приняты во внимание судом в качестве обстоятельства, уменьшающего вину и смягчающего наказание. Очевидно, что признание лица в содеянном под влиянием улик, предъявленных следствием, лишено признаков искренности и чистосердечия. Для квалификации обстоятельств, уменьшающих вину и смягчающих наказание, по Уложению о наказаниях необходимо, чтобы лицо не было подозреваемым, подсудимым. Тем более признание нельзя считать чистосердечным после признания судом вины лица, совершившего преступление.

Действующий УК, так же как Устав о наказаниях и Уложение о наказаниях, расценивает рассмотренные действия лица в качестве обстоятельства, смягчающего наказание, при явке с повинной выделяет сопутствующие признаки, свидетельствующие о чистосердечном признании, среди них активное способствование раскрытию преступления, изобличение других соучастников и др. (подп. «и» ч. 1. ст. 61 УК).

Действующие УК и КоАП предусматривают только обстоятельства, смягчающие наказания, Уложением о наказаниях предусмотрены две раз-

>>>102>>>

новидности юридических фактов, которые учитываются в судебном разбирательстве и при применении уголовных санкций: а) обстоятельства, уменьшающие вину и наказание, и б) обстоятельства, смягчающие наказание (ст. 153 Уложения). К последним относятся: 1) явка с повинной; 2) признание и чистосердечное раскаяние подозреваемого; 3) сотрудничество со следственными и правоохранительными органами в раскрытии преступления или предупреждении готовящего преступления или проступка; 4) «прежняя долговременная беспорочная служба и какие-либо отличные заслуги и достоинства»; 5) долговременное нахождение под судом и под стражей подсудимого, признанного виновным в преступлении, которое не влечет лишения всех прав состояния. Можно выделить следующие отличительные особенности данной группы обстоятельств: а) вышеуказанные действия совершаются лицами с различным статусом - лицом, в отношении которого не выявлено фактов о его причастности к преступлению, или подозреваемым (первое из указанных выше обстоятельств); подозреваемым или подсудимым (третье и четвертое из указанных обстоятельств); б) подсудимому или виновному может быть назначено более гуманное наказание даже в сравнении с его минимальным пределом, предусмотренным санкцией соответствующей статьи Уложения о наказаниях.

При квалификации обстоятельств, смягчающих наказание, суд вправе был ходатайствовать перед Правительствующим Сенатом об уменьшении или изменении предусмотренного законом наказания (в соответствии со ст. 775 Устава уголовного судоустройства). Правительствующий Сенат при удовлетворении ходатайства направлял его (с определением меры предполагаемого смягчение наказания) императору, который и решал вопрос по существу.

Установив обстоятельства, уменьшающие вину и наказание, суд вправе определить минимальные санкции в пределах, предусмотренных законом. Таким образом, суд принимает окончательное решение только в этом случае. При определении обстоятельств, смягчающих наказание, суд может только инициировать процедуру гуманизации карательных санкций.

Обстоятельства, предусматривающие гуманизацию наказания за преступления, не исчерпывались приведенным перечнем: суд в соответствии со ст. 154 Уложения о наказаниях вправе избрать указанную процедуру ходатайства при установлении не предусмотренных ст. 134, 153 Уложения чрезвычайных фактов, характеризующих личность преступника, мотивы совершения преступления, и других, подтверждающих наличие исключительных обстоятельств.

Перечень обстоятельств, уменьшающих вину подсудимого за совершение проступка и предусмотренных Уставом о наказаниях, также не

>>>103>>>

является исчерпывающим: мировой судья, руководствуясь ст. 13 Устава, вправе выявить и иные подобные обстоятельства, прямо не предусмотренные законом. Это право суда рецепировано из прежнего российского законодательства действующим правом: КоАП и УК предусматривают для суда возможность квалификации обстоятельств по своему усмотрению (см. ст. 34 КоАП, ч. 2 ст. 61 УК).

Рассмотренные обстоятельства позволяют выявить аналогии в административном судебном производстве существующих ныне правоохранительных органов и органов Российской империи: действующие УК и КоАП руководствуются принципами имперского права при гуманизации наказания.

Среди обстоятельств, уменьшающих вину, Уставом о наказаниях и Уложением о наказаниях было предусмотрено только одно не встречающееся в действующем праве: «слабоумие и крайнее невежество» (п. 1 ст. 13 Устава, п. 4 ст. 134 Уложения).

Для слабоумия характерно ослабление или полная утрата интеллектуальных способностей вследствие неблагоприятного развития психической болезни - это так называемое приобретенное слабоумие (деменция, от лат. dementia — безумие). Участившиеся негативные проявления психического заболевания (припадков эпилепсии, редкие ремиссии в случае шизофрении и др.) свидетельствуют о его переходе в злокачественную необратимую фазу слабоумия. Указанные симптомы приобретенного слабоумия (dementia secundaria), определенные в психиатрии конца XIX в., в основном совпадают с восприятием действующей наукой. Врожденное слабоумие (олигофрения) проявляется в формах дебильности, имбециль-ности и идиотии, последняя из которых представляет собой наиболее злокачественную разновидность болезни.

УК и КоАП не рассматривают наличие слабоумия в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность; наличие признаков душевной патологии может свидетельствовать об отсутствии состава административного проступка или преступления при квалификации невменяемости.

Уставом о наказаниях были предусмотрены пять обстоятельств, усугубляющих вину подсудимого (ст. 129 Уложения о наказаниях было определено 10 таких обстоятельств).

1. «Обдуманность в действиях виновного» (п. 1 ст. 14 Устава) свидетельствовала о наличии вины в форме прямого умысла - субъект осознавал противоправность своего деяния и желал или сознательно допускал наступление общественно опасных последствий.

2.  Принадлежность подсудимого к привилегированному сословию или наличие интеллектуальных способностей также рассматривались Уставом о наказаниях в качестве отягчающего вину обстоятельства. В

>>>104>>>

данном случае учитывались субъективные критерии - «образованность» подсудимого и «высокое положение в обществе». Наличие сословных привилегий часто определяло и социальный статус лица в иерархии государственной службы, причем вред, причиненный субъектом, наделенным властными полномочиями, несопоставим с общественно опасными последствиями в деяниях других лиц. В соответствии с п. 3 ст. 129 Уложения о наказаниях наличие сословных привилегий и интеллектуальных качеств («состояние, звание и степень образованности») отягчало вину и ответственность при совершении преступлений.

3.  «Упорное запирательство и в особенности возбуждение подозрения против невиновного» (п. 3 ст. 14 Устава, п. 10 ст. 129 Уложения), т.е. нежелание сотрудничать с правоохранительными органами в период досудебного разбирательства или в судебном заседании, подтверждали принадлежность лица к асоциальным элементам, еще более отягчали ответственность за дачу заведомо ложных показаний в отношении лиц, непричастных к правонарушению.

4.  Рецидив правонарушений (ст. 141 Устава, ст. 131 Уложения) в отличие от УК и КоАП Уставом о наказаниях подразделялся на две разновидности:

а) совершение того же или однородного проступка по отбытии наказания за предшествующие проступок или преступление;

б)  повторное совершение правонарушения лицом, освобожденным от наказания за совершение тяжких проступков или преступлений в результате амнистии и помилования. В этом случае критерием рецидива являлось назначение наиболее сурового наказания - тюремного заключения либо иных, менее суровых наказаний в виде ограничения свободы.

5.  Организация проступка и особо активная роль в его совершении (ст. 15 Устава) также относились к отягчающим вину обстоятельствам. При совершении группового правонарушения (с числом участников два и более) отягчающие признаки могли быть установлены только в деяниях организаторов или лиц, нанесших наиболее значимый физический или моральный вред либо имущественный ущерб, остальным соучастникам наказание назначалось на общих основаниях. Характерно, что КоАП предусматривает наличие отягчающих признаков в действиях всех соучастников, не выделяя организаторов правонарушения.

Понятие соучастия в совершении правонарушения не было определено Уставом о наказаниях, выявление признаков соучастия производилось в соответствии со ст. 11-15 Уложения о наказаниях. При этом принималось во внимание, совершено ли преступное деяние по предварительному сговору или без него. В последнем случае наиболее тяжкий вред причинялся действиями главных виновных, к этой группе относились: а) организато-

>>>105>>>

ры преступления, т.е. лица, «распоряжавшие или управлявшие действиями других», и б) лица, совершавшие преступление первыми. Таким образом, учитывалась не только возможность руководить и направлять действия соучастников, принимались во внимание и временной аспект правонарушения, распределение функций пассивного и активного соучастия. Лица, оказывавшие непосредственное содействие главным виновным (оказывавшие техническую помощь, устранявшие объективные препятствия в их действиях и т.п.), относились к участникам.

При выявлении признаков предварительного сговора группы лиц выделялись зачинщики преступления, прежде всего организаторы преступления или покушения; сообщники - лица, оказывавшие активную помощь зачинщикам; подстрекатели («подговорщики») - лица, оказывавшие только пассивное содействие в совершении преступления, но непосредственно не участвовавшие в преступлении, лица, с помощью «убеждения, подкупа и обещания выгод, принуждений и угроз склонявшие к преступлению других»; пособники - лица, оказывавшие техническое содействие другим соучастникам.

При определении степени вины соучастников проступка (ст. 15 Устава о наказаниях) учитывались субъективные факторы: способность нарушителя методами морального или физического принуждения, организовать совершение проступка, распределить функции пассивных и активных соучастников, — а также объективные факторы, прежде всего причиненный действиями соучастников физический и моральный вред и имущественный ущерб.

Квалификация соучастия в соответствии с Уложением о наказаниях была необходима также и потому, что Устав о наказаниях рассматривал проступки, совершенные по предварительному сговору, в качестве обстоятельства, отягчающего наказание: «...лица, которые сами совершили (проступок. -A.A.) или подговорили к тому других, наказываются строже, нежели их соучастники» (ст. 15 Устава).

Таким образом, корреляция норм уголовного и административного законодательства основывается на базисе российского права: в действующем законодательстве об административной ответственности основные институты Общей части КоАП заимствованы из уголовного права, среди них крайняя необходимость, необходимая оборона, невменяемость, обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность, и др.

Взгляды на соучастие как сообщество преступников, объединенное желанием осуществить преступный умысел, разделял и Н.С. Таганцев: «К соучастию могут быть отнесены только те случаи стечения преступников, где является солидарная ответственность всех за каждого и каждо-

>>>106>>>

го за всех: только при этом условии учение о соучастии получает значение самостоятельного института»1.

Отличительная особенность Устава о наказаниях — в наличии основных понятий объективной стороны правонарушения, определяемых в соответствии с Уложением о наказаниях, среди них понятия «покушение на проступок» (ст. 17 Устава). В соответствии со ст. 9 Уложения о наказаниях «покушением на преступление признается всякое действие, коим начинается или продолжается приведение злого намерения в исполнение». Как явствует из приведенного определения, российское право не отграничивало приготовления к преступлению от покушения; согласно ст. 8 Уложения о наказаниях под приготовлением понималось «приискание или приобретение средств для совершения преступления», т.е. изначальные действия по осуществлению намерения. Законодательством не были также определены объективные особенности покушения, представляющие собой действия, направленные на совершение преступления, не осуществленные по не зависящим от лица обстоятельствам. Более точными следует считать толкования законов в решениях кассационного департамента Правительствующего Сената: «Покушением в отличие от совершившегося преступления могут быть признаваемы только такие действия подсудимого, на которых он был остановлен собственной волей или не зависимыми от него обстоятельствами, прежде чем его преступный умысел был приведен в исполнение». Помимо объективного критерия покушения определяется и субъективный, обусловленный волевыми действиями лица. Таким образом, добровольный отказ от преступления также рассматривался как покушение, однако лицо подлежало уголовной ответственности лишь в тех случаях, когда совершенные им действия содержали признаки состава преступления (ст. 113 Уложения о наказаниях). В случае маловажных проступков добровольный отказ от их совершения не рассматривался в качестве правонарушения.

В соответствии со ст. 17 Устава о наказаниях «покушение на проступок, остановленное по собственной воле подсудимого, не подлежит наказанию», но только в тех случаях, если фактически совершенные действия не содержали признаков проступка.

Н.С. Таганцев, обосновывая добровольный отказ от преступления как разновидность покушения, все же отграничивал его от покушения, остановленного по объективным обстоятельствам2. Действующий Уголовный кодекс (ср. ч. 3 ст. 30 и ч. 3 ст. 31), различая добровольный отказ от преступления и покушение, в остальном рецепирует опыт российского

1  Таганцев Н.С. Указ. соч. Вып. II. С. 868.

2 См. там же С. 834.

>>>107>>>

уголовного права. КоАП указанные понятия не определяет: покушение на проступок подлежит административным санкциям, если содержит признаки наказуемого деяния, предусмотренного Кодексом.

Применение наказаний, предусмотренных Уставом о наказаниях, не всегда было обусловлено наличием состава проступка: правонарушения, посягавшие на нематериальные и имущественные интересы физических лиц (кража, мошенничество, присвоение чужого имущества и др.), подлежали наказанию по жалобе потерпевших.

Указанные правонарушения не подлежали наказанию: а) при примирении нарушителя с потерпевшим; б) при возмещении нарушителем имущественного ущерба независимо от его мотивов в случае совершения отдельных проступков, посягающих на имущественные интересы.

Применение наказания также зависело от продолжительности временного периода между совершением проступка и началом производства по делу. В случае, если указанный срок превышал шесть месяцев, наказание не могло быть наложено. При совершении отдельных проступков, посягающих на имущественные интересы, этот срок увеличивался до года (лесоистребление), а при совершении тяжких имущественных проступков (кража, мошенничество и присвоение чужого имущества) - до двух лет. В редких случаях, при совершении проступков, представляющих собой незначительную общественную опасность, указанный срок мог быть уменьшен до одного месяца (всего Уставом о наказаниях было предусмотрено пять подобных проступков).

Имущественный ущерб, причиненный проступком, подлежал возмещению, а физический и моральный вред - денежной компенсации наряду с наказанием.

В случае несостоятельности правонарушителя в первую очередь подлежали удовлетворению частноправовые интересы пострадавших, а предусмотренные законом санкции налагались на оставшуюся часть имущества.

Уплата денежного взыскания, замененного из-за несостоятельности нарушителя наказанием в виде ограничения свободы, означала досрочное освобождение нарушителя.

Особое внимание следует обратить на поступки, посягающие на порядок управления. В Российской империи объективная сторона девяти правонарушений этой группы представляла собой противодействие решениям центрального правительства, региональных органов власти, а также распоряжениям муниципальных учреждений. Противодействие было сопряжено с волевыми, осознанными, целенаправленными поступками в пассивной (неповиновение) или активной форме с возможными мерами физического воздействия (сопротивление). Вина в подобных действиях выражалась в форме прямого умысла: «Всякий явно и упорно не-

>>>108>>>

повинующийся или сопротивляющийся (курсив наш. — A.A.) какой-либо власти, правительством установленной, подвергается за сие, смотря по свойству и важности сего неповиновения или сопротивления, наказаниям, в нижеследующих статьях определенным» (ст. 262 разд. IV «О преступлениях и проступках против порядка управления» Уложения о наказаниях). Наиболее суровые санкции были установлены за следующие проступки: созыв общего собрания больничной кассы без установленного письменного уведомления подлежащей власти или возобновление закрытого законной властью собрания (ст. 292 Устава о наказаниях); неповиновение должностным лицам железнодорожного транспорта (ст. ЗО1); оскорбление действием представителей государственной или муниципальной власти (ст. 31); повреждение транспортных знаков (ст. 32). Во всех указанных случаях виновные в совершении проступков подвергались имущественным взысканиям или наказаниям в виде лишения свободы в максимальных размерах: денежному взысканию до 300 рублей или аресту до трех месяцев.

Уставом о наказаниях предусматривалось наложение самых суровых взысканий, которые были правомочны применять мировые судьи, за оскорбление действием всех должностных лиц независимо от их принадлежности к государственным органам или органам местного самоуправления (ст. ЗО1, 31). Характерно, что за проступки в сфере трудовых отношений (ст. 292 Устава) также применялись самые суровые санкции.

Если в деяниях, предусмотренных ст. ЗО1, ч. 2 п. 4 ст. 31, ст. 32 - 34 Устава о наказаниях, были выявлены признаки состава преступления, виновные подлежали ответственности по Уложению о наказаниях. При этом выявлялись следующие соотношения: