ТЕМА 4. Тюрьмоведение и пенитенциарные системы в мировой  практике как аналоги развития проблем уголовно–исполнительного права

1. Становление тюрьмоведения и пенитенциарной системы в мировой практике как предвестников и аналогов уголовно–исполнительного права.

2. Движение за тюремные реформы и развитие методов обращения с осужденными преступниками в мировой практике. Становление и развитие этого движения.

3. Становление и развитие типичных пенитенциарных (карательно–исполнительных) систем в мировой практике как результат движения за  тюремные реформы. Наиболее типичные пенитенциарные системы, их краткая характеристика.

4. Развитие тюрьмоведения в пенитенциарной науке, расширение и уточнение его предмета, актуальные проблемы.

5. Международные пенитенциарные организации. Влияние ООН на решение проблем исполнения наказания и методов обращения с осужденными.

6. Международно–правовые акты, получившие признание в вопросах исполнения наказания и методов обращения с осужденными.

1. В свое время нам пришлось подготовить пособие для студентов высших школ МВД СССР по указанной выше проблематике. Оно вышло в свет в 1975 году в Рязанской высшей школе МВД СССР. Хотя с того времени многое изменилось, но консервативность тюремно–карательных систем в западных государствах сохранилась. Поэтому мы считаем вправе отчасти использовать материалы указанного пособия (см. Астемиров З.А. Буржуазные пенитенциарные системы и тюрьмоведение. - Рязань, 1975).

Прежде всего заметим, что основное внимание исследователей, официальных лиц в свое время  было сосредоточено вокруг проблем тюрьмоведения с целью попытаться найти рациональное устройство учреждений, где должны отбывать наказание тюремно-заключенные осужденные, т. е. наиболее опасная категория преступников, которая создает подлинную криминальную обстановку в любой стране.

Изучение сути вопроса и ознакомление с реальной ситуацией приводило исследователей и официальных лиц к противоречивой по сути и ужасающей картине.

Устроенные в первых попавших под руку помещениях и подземельях тюрьмы и подобные им учреждения в XVII и XVIII веках представляли собой плачевную картину. Усилия правительства и государственная казна по существу их не касались. Тюремная администрация была лишена возможности занять заключенных полезным трудом, вследствие чего эти учреждения превращались в школы преступности. Немало такихтюрем описано  в трудах различных авторов.

Вот одно из свидетельств русского исследователя С.В. Познышева: “Тюрьма конца XVII века – это обыкновенное, ветхое, низкое, темное, часто подземное здание, крайне сырое и отвратительно грязное, в котором в страшной тесноте и давке, задыхаясь от зловония, полунагие и голодные теснятся преступники, не разделенные ни по полу, ни по возрасту, не занятые никаким трудом, часто закованные или прикованные и истерзанные пыткою. В этих душных подвалах, в лохмотьях, покрытые всевозможными насекомыми, в удушливой атмосфере, сырости, года и десятки лет проводили мнимые и действительные преступники, теряли здесь образ человеческий и последнюю искру разумения и совести” (Познышев С.В. Уголовное право. - М., 1910. - С.102).

О пагубном влиянии такого положения дел на заключенных выразительно писал известнейший юрист и крупный ученый И. Бентам в работе “Основные начала Уголовного кодекса”: “Тюрьмы, за немногим только исключением, заключают в себе все, что только можно вообразить самого действительного для того, чтобы заразить тело и душу… В нравственном отношении тюрьма есть школа, где злодеяние преподается гораздо более надежным способом, чем когда-нибудь преподается добродетель. Скука, мщение и нужда заведуют этим воспитанием испорченности. Соревнование становится только усилением преступления. Все поднимаются до уровня того, кто всех испорченнее: самый свирепый внушает другим свою свирепость, самый хитрый свою хитрость, самый развратный свой разврат… Соединенные общим интересом, они помогают друг другу свергнуть иго стыда. На развалинах общественной чести возвышается новая честь, составленная из лжи, непоколебимости в позоре, забвения всякого будущего, вражды против человеческого рода; и таким образом несчастные, которых можно было бы возвратить добродетели и счастью, доходят до героизма в преступлении, до возвышенного в злодеянии” (Бентам И. С.-Петербург, 1867. - С.567-568).

2. Одним из первых вопросов, который ставился на решение отдельными учеными и реформаторами тюремного дела, был вопрос о конструкции тюремных учреждений, с таким расчетом, чтобы устранить пагубное влияние преступников друг на друга. В связи с этим на передний план выдвигается тюрьма одиночного заключения. Система одиночного заключения стала пользоваться приоритетом в теории и практике исполнения наказания в виде лишения свободы.

Такие реформы и сооружение подходящего учреждения тюремного типа большей частью происходили по инициативе отдельных энтузиастов, филантропических (благотворительных) обществ.

В истории тюрьмоведения очень мало примеров, которые бы свидетельствовали об усилиях буржуаз­ных правительств по рационализации тюремного дела, но от­мечается роль отдельных реформаторов и филантропов в этих прогрессивных изменениях. Видное место здесь отводится двум известным реформаторам — англичанам Джону Говарду (1726-1790) и Иеремию Бентаму (1748-1832), чья под­вижническая деятельность, исследования и труды сыграли положительную роль в ускорении тюремных реформ и одновременно положили начало науке “тюрьмоведения”.

Небезынтересно привести небольшие справки по их жизни и деятельности (по С. В. Познышеву). В 1755 году Дж. Говард отправился в Лиссабон, был пленен (шла Семилетняя война,и он оказался в одной из тюрем Франции). Это заключение сильно изменило его и по существу определило его дальнейшую деятель­ность. После освобождения из плена он активно включился в изучение тюремного положения, посетил ряд тюрем в Англии и Уэльсе и других странах. Увиденное и пережитое он опи­сал в книге “О положении тюрем в Англии и Уэльсе”. В 1778 году он составил проект Пенитенциарного закона, который формально был принят парламентом Англии в 1799 году. В качестве целей вводимой реформы признавалось: “Урав­новешенностью и медицинской помощью, регулярным выполнением работ… приучить заключенных привычкам трудолюбия, защитить их от  влияния пагубной компании…”. Хотя в самой Англии во исполнение этой реформы не было сооружено ни одного здания, ни одного подобного учреждения, но идеи Говарда получили распространение, были подхвачены в США и использовались в процессе осуществления тюремных ре­форм. Последние годы своей жизни Говард провел в новых поездках за границу для изучения положения в тюрьмах. В 1790 г. с этой же миссией он побывал в России, где вскоре и умер от тифа в Херсоне.

И. Бентам, известный английский мыслитель, философ и юрист, автор многих законопроектов, большое внимание уде­лял и проблемам тюрьмоведения. Во время пребывания в Польше у Потемкина (он поддерживал связь с русскими го­сударственными и общественными деятелями) в 1786-1787 годы он написал известный в истории тюрьмоведения ре­форматорский труд “Паноптикон” — трактат о рациональном устройстве тюрем на началах одиночного заключения и цент­рального надзора, с устройством необходимых мастерских, школ, больниц с целью исправления и перевоспитания за­ключенных. Используя наследство, доставшееся ему от отца, в 1792 году Бентам закупил землю и на основе своего “Паноптикона” приступил к постройке “образцовой” тюрьмы в Лондоне, рассчитанной примерно на тысячу человек. После дол­гих усилий и хлопот здание тюрьмы было завершено, однако парламентская комиссия, специально учрежденная в 1811 го­ду, не приняла это здание и дело кончилось тем, что правительство возместило ему часть понесенных расходов.

3. В буржуазной тюрьмоведческой литературе принято счи­тать, что современная тюремная система зародилась в Сое­диненных Штатах Америки в конце XVIII века, хотя тюрьмы как таковые, в том числе и одиночные, появились еще раньше, например, в конце XVI века в Голландии в виде так называемых “цухтхаузов” (каторжных тюрем). Молодая бур­жуазия Америки, легче преодолевая консерватизм, подхватилa идеи и проекты реформаторов тюремного дела в целях осуществления более “гибкой” карательной политики, маски­ровки ее реакционной и антинародной сущности.

Родоначальницей современных буржуазных тюрем счита­ется созданная в 1786 году по инициативе общества квакеров (христианская протестантская секта “трясунов”) тюрьма в Филадельфии (штат Пенсильвания). 5 апреля 1790 года эта тюрьма была признана законодательным собранием штата Пенсильвания как место лишения свободы преступников и  перешла в юрисдикцию местных судов. Отсюда и произошла первая тюремная система, получившая название филадельфийской, или пенсильванской системы.

Пенсильванская система — это система одиночного заключения, для которой характерны строгая изоляция каждого осужденного, абсолютное молчание и выполнение арестантами небольших работ в камерах. По такому образцу создаются тюрьмы и в ряде других городов и штатов США. Там же, в Филадельфии, в 1829 году была построена тюрьма, нового, модернизированного типа, получившая название по местности, где она была воздвигнута, - “Вишневый холм”. Своей архитектурой эта тюрьма послужила образцом в строительстве других подобных тюрем, притом не только в Америке, но и в европейских странах — в России, Германии, Франции (тюрьма Маобит в Берлине, приобретшая мрачную известность, во время Великой Отечественной войны в ней томились многие советские воины-патриоты, попавшие в плен, например писатель-поэт Муса Джалиль, генерал Kaрбышев и др.; Сенжилльская тюрьма в Брюсселе; тюрьма “Кресты” в Петербурге; тюрьма Мацас во Франции и др.).

Они отличаются своеобразным внешним и внутренним устройством. Например, тюрьма “Вишневый холм” имела сеть камерных блоков, которые расходились от одного общего центра, как спицы в колесе. К каждому блоку примыкал дворик для прогулок, разбитый на маленькие изолированные участки, соответствующие количеству одиночных камер. Вновь прибывшему осужденному при входе в тюрьму завязывали глаза и вели его в “свою” камеру таким образом, чтобы он не разобрался в планировке здания тюрьмы и не увидел никого из других заключенных. Персонал тюрьмы также должен был соблюдать абсолютную тишину и не вступать в разговоры с заключенными. Предпринимались и другие меры для обеспечения строгой изоляции заключенных от внешнего мира и друг от друга. Единственно, с кем могли видеться и общаться заключенные, — это тюремные священники (капелланы), которые вели с ними душеспасительные беседы,принимали покаяния в грехах; они были призваны проводить религиозную обработку.

Тюрьмы, созданные по пенсильванской системе в ряде капиталистических стран, функционируют и в наши дни. Особенно это характерно для США и многих других европейских стран. Поэтому оценка, данная в свое время К. Марксом такому тюремному заключению, как “изолирование человека от внешнего мира и насильственное погружение его в глубокое душевное одиночество, соединение юридического наказания с теологическим мучительством” (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т.2. - С.203), сохраняет свое значение и в современных условиях.

Оборнская система. С развитием пенсильванской (филадельфийской) тюремной системы было связано появление так называемой “оборнской системы”. Свое название эта система получила от тюрьмы-пенитенциария (от лат. слова “пенитенциарий” — место покаяния и исправления), построенной в 1820 году вблизи Нью-Йорка, в местечке Оборн. В 1825 году около Нью-Йорка воздвигается другая знаменитая недоброй славой и функционирующая в настоящее время тюрьма-гигант “Синг-Синг” по оборнскому образцу. И в той, и в другой тюрьме была введена система смешанного заключения: осуж­денные могут работать в общих мастерских, но в абсолютном молчании, а на ночь и в иное нерабочее время разъединяются в одиночные камеры. Соблюдение правила молчания и безмолвия в этих условиях обеспечивалось страхом перед жестокими гласными наказаниями, которые весьма часто приводились в действие. Один из известных в литературе тюремных деятелей Линдс, бывший вначале начальником Оборнской тюрьмы, а позднее тюрьмы “Синг-Синг”, самолично внедрял жесткую дисциплину среди заключенных с помощью порки плетьми и провозглашал, что невозможно добиться исправления, пока не сломлены дух и воля заключенного, а целью тюремной дисциплины считал достижение этого всеми средствами.

Как пенсильванская, так и оборнская система тюремного заключения по своей карательной сущности и назначению соответствовали концепциям классической школы уголовного права, согласно которой наказание, назначаемое сообразно совершенному преступлению, преследует цель возмездия, воздаяния за содеянное. Соответственно с этим исполнение наказания в виде тюремного заключения предполагает ycтрашение осужденного и иных лиц, а лицо, отбывающее наказание, должно искупить свою вину, покаяться в “содеянном грехе”. Отсюда и жестокие условия заключения, “погружение... в глубокое душевное одиночество”, активная религиозная обработка как решающие факторы “исправления”.

Такие системы, конечно, не могли дать ощутимых результатов в достижении истинного исправления преступников, а, наоборот, превращались в школы преступности, осужденные выходили еще более опасными для общества.

Система реформаториев. Во второй половине XIX столетия в уголовном праве появляется новая теоретическая школа – социологическая, которая в противоборство с классической стала выдвигать новые идеи борьбы с преступностью и обращения с преступниками и иными асоциальными элементами.

Начались новые поиски “рациональной” тюремной системы, развернулось движение за “исправительные” учреждения, которые гарантировали бы не только безопасность преступников, но и их ресоциализацию. В США это движение приняло характер воплощения идей реформаториев. Реформаторий (от лат. “реформация” — преобразование, изменение) по существу заключал в себе две идеи: идею преобразования, изменения самой тюремной системы и идею исправления (реформации) преступников, которые в них содержатся. При этом в основу исправления кладется так называемая прогрессивная система учета и оценки поведения заключенного, побуждающая его к самоисправлению, к тому, чтобы он взял “собственную судьбу в свои руки”. Впервые идеи реформатория проявились в эксперименте английского капитана Мэконочи (1787—1860), предпринятом им в 40-х годах XIX века в одной из английских карательных колоний на острове Норфольк, расположенном в тысяче миль от побережья Австралии. В эту колонию отправляли преступников-рецидивистов. Выработанная Мэконочи “исправительная программа” включала в себя следующие положения: 1) отмену приговоров с определенным сроком, в зависимости от выполненной работы; 2) систему оценок-марок, которыми оценивалась выполненная работа, трудолюбие и поведение осужденного; 3) возмещение всex расходов за счет заключенных, каждый из которых должен вносить свою лепту (все расходы на его существование добавлялись к его общему “долгу” в виде оценок-марок); 4) разбивка заключенных на маленькие группы (в 6—7 человек) и введение системы круговой поруки (вся группа отвечает за поведение и труд каждого ее члена и наоборот); 5) смягчение условий содержания в последний период пребывания заключенного в тюрьме путем перевода на полусвободный режим.

Выражая основную идею своей системы, Мэконочи отмечал, что важнее всего устроить так, чтобы судьба каждого арестанта, насколько возможно, была в его руках, чтобы собственными усилиями он мог улучшить свое положение. О том, какое действие оказала эта система на колонии, можно судить по следующей фразе ее автора: “Я увидел Норфольк адом, а оставил его упорядоченным и спокойным”. Как пишут американские криминологи Барнс и Титерс, “начинание этого храброго пионера было лишь мгновенным лучом в долгой ночи дикости и закостенелой бюрократии, которые характеризовали австралийскую систему заключения преступников”. Прогрессивную исправительную философию Мэконочи не только не поддержали, но и фактически отвергли. Его позвали на родину “после небольшой попытки превратить эту наполненную жестокостью колонию в подобие порядка и надежды” (Барнс Г.Е., Титерс Н.К. Новые горизонты в криминологии. - Нью Дели. 1966. - С.417-422).

Однако идеи Мэконочи сыграли определенную роль в дальнейших поисках путей “рационализации” тюремных систем, например, они в известной мере воплотились в системе реформаториев. С первой половины 70-х годов XIX столетия в США, сначала в Нью-Йорке, а затем и в других штатах, стали возникать особые тюрьмы-реформатории, которые быстро привлекли к себе внимание общественности и в глазах некоторых тюрьмоведов до настоящего времени являются тюремным идеалом. Первый такой реформаторий был открыт в гор. Эльмире (штат Нью-Йорк) в 1876 году.

Первым признаком реформатория была неопределенность сроков содержания в нем заключенных. Это положение позднее, в 1885 году, было закреплено законом штата, согласно которому суд не определял срок заключения, но если в целях исправления оказывалось необходимым заключение свыше пяти лет, то суд выносил новое определение (давал санкцию). В зависимости от поведения и результатов исправления заключенного администрация реформатория решает вопрос о сроке пребывания в нем. Вначале реформатории принимали преступников до 40-летнего возраста, позднее — в основном  молодых правонарушителей, хотя в этом вопросе в разных реформаториях нет единообразия. Притом надо иметь в виду, что американские судьи выносят приговоры, в которых конкретно указывается реформаторий или иная тюрьма, в которую помещается осужденный.

Вторым признаком реформатория является разделение пребывающих в нем заключенных на классификационные группы в зависимости от исправления и перевод из одной группы в другую. Обычно всех осужденных разбивают на три класса. Достигнувшие высшего класса могут быть условно-досрочно освобождены. Особую группу составляют так называемые “неисправимые”, которые содержатся в одиночном заключении без вывода на работы. Таких лиц стараются перевести из реформатория в обыкновенную тюрьму с одиночным заключением.

Третьим признаком реформатория является система стимулов и льгот, побуждающая осужденных “исправляться”. Эти стимулы дифференцируются сообразно с тем, к какому классу-разряду относится тот или иной осужденный. Высший класс, например, имеет лучшие камеры, лучшую столовую, может пользоваться вечером электрическим светом, участвовать в дебатах по вопросам этики. Одежда для разных классов неодинаковая: высший класс носит синюю одежду, средний – темно-серую и низший — красную. Для низшего класса отводятся худшие камеры, дается скудная пища, они лишены прав на свидания и переписку. Существует марочная, балльная система, которая “регулирует” все переходы из класса в класс, предоставление льгот (для нормального движения линии “прогресса” осужденный должен заработать в месяц 9 марок: 3 — за поведение, 3 — за работу и 3 — за учебу).

Четвертый признак реформатория — это введение различных занятий с осужденными: школьных, ремесленно-профессиональных, гимнастических и военных. Попытки введения элементов военизации в жизнь и быт заключенных: осужденные разбиваются на “роты” и “батальоны”, а будучи сведенными в “полк”, вооружаются макетами оружия.

При всей кажущейся прогрессивности система реформаториев не решила проблемы “рационального” исполнения наказания и исправления преступников. Как отмечают вышеупомянутые Барнс и Титерс, наступило разочарование и в этой системе. Однако “оборнская система продолжает господствовать как в архитектуре, так и в организации тюремного yклада. Реформатории не оказали существенного влияния на тюрьмы для взрослых... Идеалы, питавшие движение за реформатории, последовательно не были воплощены в жизнь. Вот почему, это движение не имело шансов на успех...” (Барнс Г.Е., Титерс Н.К. Указ. соч. - С.421). Названные авторы подчеркивают, что администрация реформаториев, как и других тюрем, прежде всего озабочена строгой изоляцией и охраной заключенных, наведением порядка и поддержанием дисциплины. Все это заставляет ее прибегать к самым жестоким методам обращения с заключенными, изощряться в современных средствах охраны, сигнализации и связи. Поэтому и внешне реформатории ничем не отличаются от обычных тюрем.

Английская и ирландская прогрессивные системы. Как отмечалось выше, идея прогрессивного отбывания наказания в зависимости от поведения осужденного впервые была выдвинута и претворена в жизнь английским капитаном Мэконочи. Она нашла свое отражение не только в системе американских реформаториев, но и в тюремных системах самой Англии и Ирландии. Появляются тюремные системы, именуемые в тюрьмоведческой литературе как “английская и ирландская прогрессивные тюремные системы”. С учетом марочной системы Мэконочи в 50-х годах XIX века тюремным деятелем Вальтером Кронфортом в Ирландии вводится ступенчатая система (собственно “классическая” прогрессивная тюремная система, позднее получившая разветвления в разных странах). Ее суть в следующем.

Отбывание наказания в тюрьме разбивается на четыре ступени. Первую ступень составляет одиночное заключение, пребывание в котором определяется дифференцированно, в зависимости от того, к какому классу относится заключенный. Вторая ступень – это, когда по отбытии положенного срока одиночного заключения осужденные переводятся в общее заключение, в котором они делятся на пять классов и переходят из низшего класса в высший по числу полученных (заработанных) марок. Третью ступень составляют уже самостоятельные переходные тюрьмы, в которые переводятся заключенные высшего класса. Пребывание в этих тюрьмах связано с элементами доверия и полусвободы с целью приучения к полной свободе. Здесь заключенные работают, и в этом отношении их положение похоже на положение вольнонаемных рабочих - свое содержание они должны оправдывать сами.

Последняя завершающая ступень — условное освобождение. Осужденный получает отпускное удостоверение, в котором указывается, что он должен воздерживаться от всяких нарушений закона, вести “добропорядочный образ жизни”. Условно освобожденный регистрируется в полиции и подпадает под официальный административный надзор специальной службы пробации (от анг. “probation” — доказательство, испытание).

Английская прогрессивная система от ирландской отличается тем, что осужденные проходят три ступени в одной и той же тюрьме (одиночное заключение, совместные работы  с разделением на ночь и условное освобождение).

На первой ступени заключенные делятся на три класса: “звезды” (лица, впервые попавшие в тюрьму, на платье носят особую звезду), переходный класс и рецидивисты. На второй ступени заключенные подвергаются  новой дополнительной классификации, разбиваются на пять классов – групп. Переведенный на общее заключение сначала помещается в испытательную группу, в которой остается до тех пор, пока  не заработает 720 марок, т. е. минимум 3 месяца (из расчета 8 марок в день). В каждом из последующих трех классов заключенный пребывает не менее одного года ежегодно, пока не заработает 2920 марок. В пятый “специальный” класс заключенный переводится лишь при образцовом поведении, это — по существу самостоятельная ступень, на которой заключенный испытывается в течение не менее одного года перед условным освобождением.

Борстальская система. Под этим названием известна впервые введенная в Англии по Закону 1908 года специальная система молодежных тюрем (для лиц от 16 до 21 года), получившая свое название по местечку Борсталь, расположенному близ г. Рочестер, где появилась первая такая тюрьма. Собственно говоря, эта система ничего особо нового не внесла. Она представляет собой видоизмененную американскую систему реформаториев только без неопределенных  приговоров. В борстальских учреждениях позднее были введены относительно неопределенные приговоры; помещение в борстальскую тюрьму означает отдачу правонарушителя в распоряжение тюремной администрации на четыре года, в пределах которых он должен реально отбыть не менее 9 месяцев и не более трех лет. На оставшийся до четырех лет срок освобожденный из этого учреждения берется под официальный надзор (см. Астемиров З.А. Исправительные учреждения в зарубежных странах. – Рязань: Изд-во Рязанской высшей школы МВД ССР, 1972. - С.67). В последние годы борстальские учреждения в Англии потеряли свое значение, по существу их упразднили.

Исправительные учреждения для несовершеннолетних. В истории буржуазных тюремных систем самостоятельное место занимают исправительные учреждения для несовершеннолетних. Если в период господства в теории и практике исполнения наказания в буржуазных странах концепций классической школы уголовного права основной мерой, применяемой к совершеннолетним преступникам, являлось наказание, отбываемое преимущественно в общих тюремных учреждениях, то под влиянием воззрений социологической школы в этой области происходят определенные изменения. Со второй половины XIX столетия в законодательстве и практике борьбы с преступностью несовершеннолетних под влиянием общественного мнения широкое развитие получили различные меры педагогического характера и попечительского воспитания, применяемые наряду с наказанием или вместо него. В дальнейшем расширилась сеть исправительно-воспитательных заведений, в которые могут направляться несовершеннолетние правонарушители вместо тюремного заключения. Однако в системе карательно-исправительных учреждений для несовершеннолетних в буржуазных странах тюрьмы и тюремного типа учреждения продолжают занимать значительное, а во многих из них доминирующее место. (Об этом подробно см. Астемиров З.А. Указ. соч.).

Несмотря на это обстоятельство, сами по себе неправи­льные учреждения для несовершеннолетних сыграли прогрессивную роль в истории пенитенциарных учреждений, поскольку, с одной стороны, они способствовали утверждению принципа раздельного содержания несовершеннолетних правонарушителей и взрослых преступников, а, с другой, благодаря позитивному опыту и применяемым в них педагогическим методам воздействия на заключенных в какой-то мере оказывали благотворное влияние на всю пенитенциарную систему и на методы обращения с преступниками, в частности. Среди современных буржуазных криминологов принято считать, что уголовное право в отношении несовершеннолетних и исправительно-воспитательные учреждения для них являются прообразом общего уголовного права пенитенциарных систем будущего (см. Решетников Ф.М. Уголовное право буржуазных стран. – Вып. 2. - М., 1967. - С.39).

При оценке всех вышеуказанных буржуазных тюремных систем следует иметь в виду, что в этой сфере развитие про­ходило не путем смены одних систем другими, а посредством опробования новых учреждений наряду с функционированием старых. Тюрьмы и учреждения тюремного типа по своей сути существенных изменений не претерпели, хотя в них происходили какие-то реформы, предпринимались попытки реализовать новые, более “прогрессивные” пенитенциарные идеи, создавалась видимость изменения тюремной этики.

В эпоху империализма наряду с обычными тюремными учреждениями, которые “работают” более интенсивно, появляются новые учреждения, предназначенные для массовой изоляции революционных деятелей. В периоды обострения классовых битв, национально-освободительного движения, локальных и мировых войн на арену буржуазной тюремной политики выступают концентрационные лагеря - учреждения без всякого официального регламента,  в которых большей частью во внесудебном порядке содержится масса людей из числа патриотов, революционных деятелей любых, противников существующей власти, военнопленных и др. Первые концентрационные лагеря появились в начале Х века, организованы были английскими колонизаторами во время Англо-бурской войны (1899-1902). Широкое распространение они получили во время Первой и Второй мировых войн. В фашистской Германии концентрационные лагеря стали олицетворением ужасающей бесчеловечности, грубого попрание всяких человеческих прав, открытого разрушения буржуазной демократии и законности. Уже к 1939 году в концентрационных лагерях Германии содержалось около 1 млн чел. В период Второй мировой войны их число увеличилось во много раз. В этих лагерях погибли, насильственно уничтожены миллионы человек.

Завершая исторический обзор буржуазных тюремных систем, нужно отметить, что в период общего кризиса капитализма указанные системы дополнялись новыми пенитенциарными учреждениями, которые использовались не только для исполнения наказания в виде лишения свободы, но и для содержания лиц, в отношении которых приняты меры так называемой социальной защиты и превентивного заключения. Это — лагеря, работные дома и иные заведения, отражающие специфику борьбы с преступностью и обращения с преступниками в той или  иной стране. На них мы остановимся при характеристике пенитенциарных учреждений ведущих капиталистических государств.

Рассмотренные выше буржуазные тюремные системы  в тюрьмоведческой литературе стали признаваться в своем роде “классическими”. Они получили распространение и в других капиталистических странах, в ряде из них копировались, хотя при ближайшем анализе пенитенциарные учреждения каждой страны имели и имеют свои особенности, вызванные условиями борьбы с преступностью, национальными традициями и другими обстоятельствами.

4. Буржуазное тюрьмоведение (пенитенциарная наука)

Обоснованием  и апологетикой тюремной политики буржуазных государств, созданием теоретических посылок, концеп­ций об организации пенитенциарных учреждений, разработкой проектов реформ в законодательстве и методов обраще­ния с осужденными занимается специальная отрасль научных знаний — тюрьмоведение, или пенитенциарная наука. Возникновение этой области знаний принято связывать с именами двух известных реформаторов тюремного дела — Джона Говарда и Иеремия Бентама, которые, изучив поло­жение дел в тюремных учреждениях Англии и ряда других европейских стран в конце XVIII столетия, выдвинули ряд идей и принципов реорганизации тюремных учреждений. В их трудах нашли обоснование идея исправления преступни­ков и проекты рациональной архитектурной конструкции тю­ремных зданий и помещений. Кстати, в то время конструк­ция и внутреннее устройство тюремных зданий выдвигались на передний план почти во всех проектах тюремной рефор­мы. Ужасающее состояние существовавших тюрем, совмест­ное содержание в них самого разнообразного контингента преступников и непреступников привело первых реформа­торов к мысли о рациональности одиночного заключения. Отсюда, одиночное заключение, покамерное размещение арестантов выдвигается как принцип наиболее “рациональ­ной” организации тюрем, хотя вскоре выяснилось, что такое устройство приводит к другим, не менее опасным последст­виям (“живое погребение”, психические расстройства, одича­ние), сводя на нет саму идею исправления как приспособле­ние к человеческому общежитию.

Призывы к рациональной и гуманной организации тюрем­ных учреждений в связи с идеями о законности и справедли­вости в карательной политике содержались еще в известном произведении Ч. Беккариа “О преступлениях и наказаниях” (1764), в трудах великих просветителей и деятелей фран­цузской революции (Монтескье, Вольтера, Робеспьера, Мара­та и др.). В работе “Награда за справедливость и гуман­ность” (1777) Вольтер, например, писал: “Не следует, что­бы тюрьма походила на дворец. Не следует также, чтобы она походила на бойню... Тюремное заключение является наказа­нием уже само по себе; оно, следовательно, должно быть соразмерным с величиной преступления... Как бы мало ни длилось тюремное заключение, оно является мучением. Ког­да же к нему приговаривают пожизненно, то это невыноси­мое мучение” (Вольтер. Избранные произведения по уголовного праву и процессу. - М., Госюриздат, 1956. - С.266-267). Ж.П. Марат в известном произведении “План уголовного законодательства” (1780) выработал “правила обращения с обвиняемыми во время их заключе­ния”. По его мнению, “до тех пор пока обвиняемый не изо­бличен в глазах своих судей, с ним не имеют права обращать­ся как с виновным... Таким образом, не надо никаких тяже­лых цепей... никаких орудий, причиняющих непрерывную пытку, никаких мрачных темниц, где хиреют в гнилости” (Марат Ж.П. План уголовного законодательства. - М.: Изд-во иностр. лит., 1951. - С.140).

Марат высказывался за отделение разных за­ключенных: подследственных от осужденных, более опасных от менее опасных, за то, чтобы каждый осужденный заклю­ченный имел отдельное помещение. Наконец, он призывал: “Распорядок в тюрьмах не должен быть оставлен на усмот­рение тюремщиков. Условия содержания различных пре­ступников устанавливаются законом” (Марат Ж.П. План уголовного законодательства. - М.: Изд-во иностр. лит., 1951. - С.141).

В первый период своего развития тюрьмоведение ведало преимущественно вопросами устройства тюремных зданий, внутренней их конструкции и размещения заключенных, са­нитарии и гигиены. Проекты Говарда и Бентама исходили прежде всего из этого. Позднее внимание тюрьмоведов стали привлекать вопросы обращения с преступника­ми, подготовки тюремного персонала, организации труда заключенных и воспитательной работы с ними.

Движение за тюремные реформы, которое в XIX столетии охватило многие буржуазные страны Европы и Америки, существенно не отразилось на участи тысяч и тысяч узников, не могло радикально улучшить положение в тюрьмах. Еще в 1913 году С.В. Познышев отмечал: “Со времен Говар­да не перестает развиваться и тюремная литература. В на­стоящее время литература, посвященная отдельным вопросам тюрьмоведения, поистине необъятна. В большинстве госу­дарств существуют и журналы, посвященные специально во­просам тюрьмоведения; например, существующий у нас “Тюремный вестник”, Revue penitentiare e (le droit pe­nal) — во Франции, Revista didisciplina carciraric — в Италии, Blatter fur Gefangniskund.e — в Германии и др. (Цит. по Познышеву С.В. Очерки тюрьмоведения. - М., 1913. - С.11-12).

5. Развитию пенитенциарных идей и концепций, теоретиче­скому осмыслению тюремной практики, обмену мне­ниями по этим вопросам способствовали международные тю­ремные конгрессы. Вначале такие конгрессы несколько раз собирались по частному почину некоторых филантропов, представлявших тюремные системы отдельных стран (в 1846 годув Германии во Франкфурте-на-Майне, в 1847 году в Брюсселе и в 1857 году опять во Франкфурте-на-Майне). Позднее периодически, раз в пять лет, стали созываться официально признанные правительственными кругами различных стран и имеющие заранее определенные регламенты международные тюремные (пенитенциарные) конгрессы. До Второй мировой войны таких конгрессов было созвано одиннадцать: первый конгресс, на котором была уч­реждена международная уголовно-пенитенциарная комиссия по созыву подобных конгрессов, состоялся в 1872 году в Лондоне; второй — в 1878 годув Стокгольме; третий — в 1885 году — в Риме; четвертый — в 1890 году в Петербурге; пя­тый — в 1895 году в Париже; шестой — в 1900 году в Брюс­селе; седьмой — в 1905 году в Будапеште; восьмой — в 1910 году в Вашингтоне; девятый — в 1925 году в Лондоне; десятый — в 1930 году в Праге; одиннадцатый - в 1935 году в Берлине.

Организационный орган конгрессов — постоянная уголовно-пенитенциарная комиссия выпускала специальный бюллетень но созыву и реализации материалов конгрессов. Материалы конгрессов издавались отдельно на разных язы­ках и существенно пополняли тюрьмоведческую литературу. По сложившемуся традиционному регламенту тюремные кон­грессы работали по четырем секциям, в которых обсуждали: в 1-й — вопросы уголовного законодательства; во 2-й — вопросы собственно пенитенциарные, касающиеся постановки тюремного дела; в 3-й — вопросы предупреждения преступ­лений, в том числе рецидивных; в 4-й — вопросы правонару­шений несовершеннолетних и их перевоспитания.

При оценке роли международных пенитенциарных кон­грессов и их влияния на буржуазное тюрьмоведение следует учитывать, прежде всего, то, что главное назначение самого тюрьмоведения и этих конгрессов заключается в защите ре­акционной буржуазной тюремной политики, в отвлечении внимания общественности от острых проблем, связанных с осуществлением этой политики. Стремясь создать видимость проявления заботы об участи осужденных, буржуазные пенитенциаристы разглагольствуют о новых реформах, выдви­гают разные “прогрессивные” идеи, не имеющие под собой никакой реальной почвы. Весьма удобной ареной для всего этого и служили тюремные конгрессы.

Вместе с тем на этих конгрессах “санкционировались”, находили “научное” обоснование (открыто или в завуалиро­ванной форме) акции буржуазных правительств, направлен­ные на подавление сопротивления трудящихся масс, на уси­ление репрессий и попирание прав и интересов лиц, изоли­руемых в тюремных учреждениях. Так, 8-й Вашингтонский конгресс санкционировал введение системы неопределенных приговоров и присоединения к отбытому наказанию с опреде­ленным сроком дополнительных превентивных мер в виде ограничения свободы к “не исправившимся” или “потенциаль­но опасным” лицам: 9-й Лондонский конгресс “узаконил” систему превентивного заключения и тем самым “теоретически” обосновал организацию концентрационных лагерей; 11-й Бер­линский конгресс одобрил методы стерилизации “потенциаль­ных”; “наследственных” преступников, признав тем самым приоритет биологической концепции преступности.

После Второй мировой войны в 1950 году в Гааге состоялся 12-й тюремный конгресс. В этом же году на сессии Генеральной Ассамблеи ООН было принято решение: проведение подобных международных форумов взять под эгиду ООН. Международная уголовно-пенитенциарная комиссия как орган тюремных конгрессов была распущена, а ее функции переданы Экономическому и социальному совету ООН. Одновременно были созданы региональные группы экспертов ООН (для Европы, Азии, Латинской Америки, арабских стран), которые и должны готовить международ­ные конгрессы по вопросам борьбы с преступностью и мето­дам обращения с преступниками.

Первый конгресс ООН по вопросам предупреждения пре­ступности и методам обращения с преступниками состоялся в 1955 году в Женеве. На нем были обсуждены следующие вопросы: об открытых учреждениях, минимальных прави­лах обращения с заключенными, наборе и обучении тюрем­ного персонала, о рекомендациях по пенитенциарному труду, по преступности несовершеннолетних. Второй конгресс со­стоялся в 1960 году в Лондоне, третий—в 1965 году в Сток­гольме и четвертый — в 1970 году в Токио. Начиная со вто­рого конгресса, в работе этого международного форума принимают участие делегации нашей страны и других социа­листических стран.

Ознакомление с материалами указанных конгрессов ч отдельными литературными источниками убеждает, что в буржуазном тюрьмоведении нет ни ясно обозначенной струк­туры, ни научно обоснованного и сколько-нибудь общеприня­того понятия о самом предмете этой научной дисциплины, о ее задачах и принципах, о ее месте в системе научных зна­ний, в частности в юриспруденции. В качестве методологиче­ских посылок в ней доминируют подходы и теории позити­вистского толка, используются самые разнообразные идеа­листические спекуляции.

С.В. Познышев в свое время отмечал: “Позитивный ме­тод, имея под ним наблюдение и опыт, всегда  в большей или меньшей степени применялся в тюрьмоведении (цит. по Познышеву С.В. Очерки тюрьмоведения. - М., 1913. - С.21). По его мнению, “тюрьмоведение и есть та отрасль знаний, которая освещает сделанные опыты общими научными идеями, про­веряет, объединяет и оценивает их и на этой почве строит свои указания относительно наилучшего, при современных условиях состояния тюрем. Оно призвано освещать путь за­конодателя и тюремного деятеля в их стремлениях к дости­жению пенитенциарных целей” (цит. по Познышеву С.В. Очерки тюрьмоведения. - М., 1913. - С.20). С.В. Познышев рассмат­ривал тюрьмоведение как особую отрасль науки уголовного права, объемлющую многое разнообразие вопросов, орга­низационных, исправительных, решаемых с помощью не только юридической, но и других наук (психологии, психиат­рии, гигиены и т. п.).

Известный в буржуазном тюрьмоведении западногерман­ский ученый Миттермайер в учебнике по тюрьмоведению (1954) эту научную дисциплину трактует как учение о тю­ремных учреждениях и жизни в них. При этом он выделяет три группы вопросов: 1) правовые вопросы исполнения нака­зания, отношений между государством и заключенным; 2) ад­министративная сторона деятельности тюрем, организация собственно тюремного дела, что происходит по усмотрению администрации и 3) вопросы психического воздействия на заключенного. Он также считает, что тюрьмоведение — это часть науки уголовного права, если последнюю трактовать в более широком смысле. По его мнению, оно рассматривает правовые вопросы на фоне и наряду с общими учениями об управлении, философии, психологии, медицине, и особенно психиатрии, педагогике, экономике и социологии. (Mittermaier. Gefangniskunde. - 1954).

Таким образом, тюрьмоведение представляется как комп­лексная научная дисциплина, как конгломерат самых раз­личных областей знаний, но служащих “рациональной” орга­низации тюремного дела. При этом остается непонятным, как все это вмещается в рамки науки уголовного права, науки юриспруденческой, тем более если учесть, что послед­няя в буржуазных странах носит догматический характер.

С другой стороны, в последнее время в ряде современных буржуазных стран, в частности в США, тюрьмоведение как самостоятельная научная отрасль теряет свое значение. Об­наруживается тенденция растворения вопросов исполнения наказания и исправления преступников в общих проблемах пенологии, криминологии и социологии преступности. Вот, например, какие разделы, относящиеся к тюрьмоведению, содержатся в книге американских авторов Барнса и Титерса “Новые горизонты в криминологии” (Barnes H., Teeters N. New horizons in Grimilogy. - New Deli, 1966): “Возникновение и развитие тюрем”, “Оценка традиционного тюремного заключения”, “Новый подход к проблеме испра­вительных учреждений”, “Социальная адаптация бывшего заключенного в обществе”, “Труд заключенного по исправи­тельной программе”, “Исправительное обращение с женщи­нами”. Аналогичное положение наблюдается и в сфере ис­полнения наказания несовершеннолетних. Так, западногерманский ученый В. Миддендорф в книге “Криминоло­гия несовершеннолетних” наряду с вопросами о причинам преступности несовершеннолетних и личности преступника рассматривает и меры наказания, применяемые к ним, орга­низацию тюрем и исправительных учреждений для несовер­шеннолетних (Middendorf W. Jugendkriminologie. – Dusseldorf, 1956).

В лучшем случае вопросы исполнения наказания рассмат­риваются в пенологии (науке о наказании), которая в ряде стран (США, Франции и других) обнаруживает тенденцию к раздельному от криминологии развитию. Но и при этом конкретные и насущные вопросы исполнения наказания и организации перевоспитания осужденных тонут в массе абст­рактных рассуждений и пустых разглагольствований.

Такое развитие приводит к тому, что наука теряет свое прикладное значение, превращается в конгломерат идей, кон­цепций и понятий, оторванных от конкретных нужд исполне­ния наказания и насущных проблем перевоспитания осуж­денных. Характеризуя состояние пенитенциарной науки США, В.П. Шупилов отмечает: “Влияние исправи­тельной науки почти не сказывается на деятельности испра­вительных учреждений Соединенных Штатов, ибо исправи­тельная наука США и практика пенитенциарных учрежде­ний развивались как две самостоятельные, почти не перекре­щивающиеся линии” (Шупилов В.П. О кризисе пенитенциарной науки США // Вопросы борьбы с преступностью. - М., 1971. – Вып.14. - С.164).

Это обстоятельство особенно негативно сказывается на самом главном — на реализации идеи исправления преступ­ников. В буржуазной науке (криминологии, пенологии и пенитенциарии) понятие “исправление преступника” трактуется весьма разнообразно; существует множество противоречивых псевдонаучных концепций о понятии, содержании и методике исправления, построенных на столь же противоречивой мето­дологической основе. При всем этом основной смысл “исправления” сводится к приспособлению осужденного к бур­жуазным порядкам, подавлению “злой воли”, принуждению к покорности, его усмирению, независимо от того, идет ли речь о “реформации”, “ресоциализации”, “реадаптации” или о другой употребляемой в буржуазной литературе формуле этого понятия.

Нужно отметить, что трактовка понятия “исправление” в буржуазном тюрьмоведении находится в зависимости от гос­подствующих в науке уголовно-правовых и криминологичес­ких школ и течений. Концепциям классической школы, рас­сматривающей назначение наказания как возмездие, воздая­ние зла за содеянное, соответствует, например, понятие ис­правления как устрашение осужденного, прямое подавление его воли, вселение в него чувства страха. Антропологической школе уголовного права и подобным ей биологическим на­правлениям свойственно признание преступника патологичес­ки больным, наследственно подверженным  преступлениям, биологически или психически неполноценным. Отсюда и признание ряда категорий преступников вовсе неисправимыми, подлежащими если не смертной казни, то пожизненному за­ключению. В отношении же лиц, которых можно исправить, ведется речь о “лечении”, подразумевающим не только медицинское вмешательство, но и другие, в том числе физические меры воздействия (например телесное наказание).

Социологическая школа уголовного права со множеством направлений и течений рассматривает преступника как лицо, находящееся в “опасном состоянии”, наделенное анти­социальной установкой, или как не приспособленное к усло­виям среды и общежития, с деформировавшейся личностью. Отсюда в исправительном плане ставится задача обезопасения осужденного, ресоциализации, реадаптации, реформации его личности с точки зрения социальных условий буржуазно­го общества.

Такой подход, однако, имеет иную социально-политичес­кую подоплеку, чем может показаться при внешнем рас­смотрении указанных формул исправления. Соображения законности, права и интересы осужденных по концепции со­циологической школы (это особенно относится к американ­ской криминологии и пенитенциарии) могут попираться гораздо утонченнее, чем при ином подходе, поскольку обос­новывается система неопределенных приговоров “до обезопасения и исправления”, соединения срочного наказания с дополнительными мерами изоляции и ограничения свободы “в интересах обезопасения и исправления”, неограниченного контроля (и полицейского преследования) за лицами, нахо­дящимися в “опасном состоянии”, “неисправившимися” и то­му подобное. Тем самым открываются возможности для любого произвола по отношению к неугодным лицам.

Если подходить к проблеме, с точки зрения того, кто дол­жен заботиться об исправлении осужденных, то для буржу­азного тюрьмоведения характерно возложение бремени ис­правления на самого осужденного. Администрация пенитен­циарного учреждения должна помочь ему в этом, стимулиро­вать его, варьируя различными методами обращения, “про­грессируя” их в зависимости от поведения осужденного.

 Кстати, понятие “обращение с преступником” (от анг. - treatment, франц. - traitement, нем. - Behandlung), очень рас­пространенное в буржуазной криминологии и пенитенциарии, подменяет собой многие другие понятия и терминологически может означать и само наказание, режим его отбывания, и способы обращения, обхождения с преступником, его “лече­ние”, воспитание. Такая “универсальность”, многозначность термина позволяет употреблять его в разных, подчас проти­воречивых концепциях, пускать в ход при всяких “научных” манипуляциях. Вот, например, как это выглядит у амери­канских криминологов. “Заменив “наказание” термином “treatment”, американские криминологи пытаются создать ви­димость, будто они стремятся лишь к исправлению, “излече­нию” преступников, хотя предлагаемые ими реформы ведут к резкому усилению репрессий. Кроме того, употреблением термина “treatment” американские криминологи как бы раз­вязывают себе руки, ибо если должна быть какая-то связь между характером и тяжестью совершенного деяния и назна­чением “наказания”, то при выборе метода “обращения с преступником”, при его “лечении” это никакой роли не играет” (см. Решетников Ф.М. Буржуазное уголовное право. Современные буржуазные уголовно–правовые теории. - М., 1967. - Вып. 3. - С.63).

Смешение понятий позволяет буржуазным тюрьмоведам делать акцент на любые, кажущиеся им эффективными мето­ды воздействия на осужденных, предлагать туманные “ис­правительные” программы, а тюремной администрации — изощряться в их применении или создавать видимость прояв­ления заботы об “исправлении”, “лечении” заключенных, по-своему трактуя те же самые исходные понятия. При всем этом центральное место в любых исправительных програм­мах занимает психическая и религиозная обработка осужден­ных. “Психоанализ” (по Фрейду), “психотерапия”, апелляция к подсознательному, чувственному, инстинктивному в целях подавления   “агрессивных импульсов”, приоритет службы врача-психиатра перед всеми, кто в исправительном плане соприкасается с личностью осужденного—все это наи­более характерно для исправительных концепций и про­грамм буржуазных тюрьмоведов, в особенности американ­ских. Если же в этих концепциях и обращается внимание на педагогическую сторону исправительной работы, то за основу берутся и проповедуются нравственные ценности, образцы жизни и поведения буржуазного общества, идеи и взгляды господствующих классов капиталистических стран, отвечаю­щие, прежде всего, интересам монополистической буржуазии.

Однако нельзя не обратить внимание и на такое обстоя­тельство. В работах буржуазных пенитенциаристов, в их до­кладах, выносимых на международные форумы, часто при­сутствуют пессимистические нотки и содержится критика фактического положения дел в сфере исполнения наказания, деятельности тюремных учреждений, состояния исправления и перевоспитания осужденных и методов обращения с ними. Но эта критика рассчитана на то, чтобы произвести выгод­ное впечатление. Она строится на частностях, касается адми­нистрации и местных управлений тюремных учреждений, большей частью нацелена на разжигание словопрений между предста­вителями противоречивых, а порой абстрактных кон­цепций. Социальные корни тюремной политики и имеющихся недостатков не раскрываются, а, наоборот, затушевываются. Впрочем, иначе и быть не может. В противном случае буржу­азные ученые не выполняли бы свою служебную функцию, не оправдывали бы свое “назначение”, не имели бы средств на существование.

Характерной чертой развития правовых идей и самого уголовно–исполнительного права РФ в наше время является, с одной стороны, стремление реформировать саму эту систему, а с другой – попытка осмысления и приобщения к международным стандартам обращения с осужденными. Заметны также терминологические новшества, диссонирующие с понятиями и терминологией советского периода исправительно–трудовой политики и соответствующей ей отрасли права (законодательства).

Этот двойственный, “переходный” характер пока еще заметно положительно не сказался на организации самого процесса исполнения наказания, в деятельности уголовно–исполнительных, в том числе исправительных учреждений.

Очевидно, следует считать полезным на государственном и внеправительственном международных уровнях само участие нашей стороны в обсуждении актуальных проблем пенитенциарной науки.

Существенную роль в этом деле играет ООН и, в частности, Совет по экономическим и социальным проблемам, который специально занимается вопросами борьбы с преступностью и методами обращения с осужденными.

6. Организуемые ООН юридические международные конгрессы внесли значительную долю в решение указанных проблем, почти на всех конгрессах вырабатываются рекомендации. Одними из первых явились минимальные стандартные Правила обращения с заключенными, принятые на II Конгрессе ООН и одобренные Экономическим и социальным советом. Впоследствии, на следующих конгрессах, в них вносились определенные изменения, они модернизировались.

Принятый резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 19 декабря 1976 г. “Международный пакт о гражданских и политических правах” имеет самостоятельное значение и выполняет методологическую роль по отношению к другим актам.

Важное значение имеет Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г., ратифицированная в СССР 21 января 1987 года.

Кроме того, имеются и другие документы, например, в разделе сборника норм ООН в области предупреждения преступности и уголовного правосудия (ООН – Нью-Йорк, 1992). Стандартные минимальные правила ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила).

Интерес представляют правила, касающиеся персонала уголовно–исполнительных учреждений, подготовки кадров, иных добровольных общественных возможностей для исправительного влияния на правонарушителей, значения добровольного характера этой работы.

В резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН много правил, касающихся несовершеннолетних - “Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних” (Пекинские правила). Здесь есть множество правил, определяющих обращение с правонарушителями вне исправительных учреждений и с теми, кто находится в подобных учреждениях. Цели обращения с правонарушителями определены как исправительные. Конгрессом ООН были приняты специальные Правила ООН о защите несовершеннолетних, лишенных свободы.

Из многообразия подобных документов, хотя не все они носят императивно–исполнительный характер, но вселяют надежду на гуманное обращение с осужденными преступниками, часть их следует учитывать при реформировании уголовно–исполнительного законодательства, внесении полезных инициатив в дело исправительного обращения с осужденными.

А между тем, следует отметить, что в международных конгрессах ООН по вопросам борьбы с преступностью и методам обращения с осужденными представители советской исправительно-трудовой  политики и практических учреждений более продуктивно влияли на решения Конгресса. Например, на Конгрессе в Лондоне в 1960 году по опыту российских исправительно–трудовых учреждений было принято решение – рекомендовать (поощрять) учреждения типа открытого характера советских исправительно-трудовых колоний, особенно колоний–поселений.