§ 4. Тактика допроса в конфликтной ситуации «без строгого соперничества»

Конфликтная ситуация допроса без строгого соперничества складывается тогда, когда между интересами следователя по получению искомой им информации и интересами допрашиваемого по ее передаче следователю нет принципиальных противоречий. Лицо обладает информацией и желает ее передать, однако могло воспринять ее с непреднамеренными искажениями и (или), также добросовестно заблуждаясь, искажает ее, передавая следователю. Причины этого могут быть различны: от условий наблюдения им события, его роли и места нахождения в момент события, о котором он дает показания, до субъективных психофизиологических особенностей и возможностей этого лица по восприятию, сохранению в памяти и адекватной передаче информации, воображения и т. д. Приведем полуанекдотичный, но, к сожалению, «имевший место» пример из следственной практики.

Н. ехал в трамвае, сидел и слегка подремывал. И вдруг заметит стоящий впереди с авоськой мужчина лезет в карман к соседу. Сонливость с Н. как ветром сдуло. Вцепился изо всех сил в мужчину с авоськой и закричал: «Держи вора!». У ног человека с авоськой нашли бумажник — потерпевший сразу признал его своим.. Так оно и оказалось. а- человек с авоськой — отрицал свою вину как на следствии, так и в суде.

209

Показания Н. в суде звучали следующим образом: «Еду я, значит, домой. Слегка задремал. Вдруг вилсу: стоит впеереди этот гражданин (жест в сторону подсудимого). В одной руке у него авоська, другой держится за поручень, а свободной рукой лезет в чужой карман.

Суду пришлось скрупулезно выяснять у свидетеля, категорически настаивавшего на своих показаниях, сколько же рук бывает у человека, и какой по счету рукой Б. залез в карман к потерпевшему, пока Н. не воскликнул радостно: «Ну конечно! Я все понял. В карман-то залез совсем другой человек» (Пуронен В. Свидетель обвинения // Милиция. Сентябрь. 1992. С. 39-40).

Когда следователь приходит к выводу, что имеющиеся или возможные ошибки в показаниях допрашиваемого не предопределяются умыслом на искажение искомой им информации, перед ним возникают две тактические задачи: определить возможные причины искажения; оказать помощь допрашиваемому в адекватном воспроизведении им имеющейся у него информации либо в установлении фактов и обстоятельств, достоверно объясняющих, почему допрашиваемый дает не соответствующие действительности, объективно ложные показания.

Для решения первой задачи следователь должен как минимум выяснить у допрашиваемого (и соответственно отразить в протоколе допроса): а) условия наблюдения им обстоятельств, о которых он дает показания: метеоусловия, время события, освещенность места события, расстояние, с которого он его наблюдал, и т. п.; б) роль допрашиваемого в событии, о котором он дает показания: был ли он очевидцем — посторонним наблюдателем, потерпевшим от посягательства, либо лицом, причастным к совершению события, а также его субъективное мнение о том, верно ли он в этой связи воспринял обстоятельства, о которых дает показания; в) его состояние в момент этого события, в частности, не был ли он в это время под воздействием алкоголя, наркотиков или других веществ; как, по его мнению, сказалось или могло сказаться такое состояние на адекватности восприятия им обстоятельств, составляющих предмет допроса; г) не страдает ли он какими-то болезнями и не имеет ли субъективных особенностей, которые могли сказаться на точности и объективности восприятия им обстоятельств, о которых даются показания (как в негативном, так и в позитивном плане), в том числе, не объясняются ли они профессиональными  качествами  и  навыками допрашиваемого

210

(например, повышенное «чувство» времени, скорости и расстояния у : '• летчиков, шоферов и других профессиональных работников транс-1 порта, зрительная память у художников, повышенная слуховая восприимчивость у музыкантов и т. д.); д) не влияет ли время, прошедшее с момента события, о котором допрашиваемый дает показания, на точность передаваемой им информации.

Выяснив названные и другие диктуемые конкретными обстоятельствами расследуемого дела особенности субъективного восприятия, сохранения и передачи допрашиваемым информации, следователь должен перейти к решению второй тактической задачи допроса в рассматриваемой ситуации. И здесь можно предложить следующие рекомендации.

Если речь идет о возможных ошибках в показаниях, касающихся установления пространственных факторов (скажем, расположения машин, участвовавших в дорожно-транспортном происшествии, расположения на месте происшествия и относительно потерпевшего или друг друга участников группового преступления и т. п.), весьма целесообразным является проведение допроса на месте происшествия. Это приведет к «оживлению» ассоциаций допрашиваемого, к более точному, чем в кабинете, воспроизведению им обстоятельств, составляющих предмет допроса.

Следует тут же заметить, что в целом метод выявления ассоциаций, реализуемый не только названным образом, но и (чаще всего) постановкой допрашиваемому уточняющих вопросов типа: «а почему?», «а что было дальше?» и т. п., в данной ситуации допроса весьма эффективен. Он не только приводит к даче допрашиваемым более точных и полных показаний, но и зачастую объясняет психологическую динамику развития события, его причины, мотивы и поводы.

Показания Жукова о совершенном убийстве в стадии свободного рассказа звучали следующим образом: «Я шел к Никанорову, по пути увидел пьяного, спящего на лавочке. Придя к Никанорову, я ему рассказал об этом пьяном и предложил его ограбить. Никаноров согласился. Мы пошли и стачи обыскивать пьяного. В этот момент он проснулся, стал сопротивляться, и мы его убили» (далее Жуков рассказал об обстоятельствах убийства и сокрытия трупа).

Когда же Жукову был поставлен ряд уточняющих вопросов, направленных на выявление ассоциаций, его показания в ранее приведен-

211

ной части приобрели следующий вид: «Когда я шел к Никанорову, то увидел по пути спящего на лавочке пьяного. Ничего плохого в отношении него я и не подумал и даже как-то не обратил на него особого внимания. Когда я пришел к Никанорову, мы стали с ним обсуждать, чем бы заняться. Ничего интересного в голову не приходило, да и денег не было ни у меня, ни у Никанорова. Мы стали вспоминать, что вообще делали раньше. Вспомнили в том числе, что как-то обобрали одного пьяного, лежавшего на улице, и взяли у него часы и деньги, около тридцати рублей. И тут я по ассоциации (слова Жукова. — О. Б.) вспомнил о пьяном, которого я видел, идя к Никанорову. Я ему об этом рассказал и предложил повторить наш тот подвиг. Ннканоров согласился. ..»

Как видим, такая тактика допроса не только прояснила психологическую сторону возникновения и развития преступного умысла, но и позволила выявить ранее совершенное Жуковым и Никаноровым преступление.

Если непреднамеренные искажения в показаниях можно объяснить физическим или (и) психическим состоянием допрашиваемого, связанным с его ролью в преступном событии (это в основном касается потерпевшего, но в ряде случаев и лица, совершившего посягательство), то для их устранения, как показывает практика, эффективен повторный допрос. «Придя в себя» спустя некоторое время после происшествия, потерпевший (подозреваемый) может более объективно воспроизвести и оценить событие преступления и его отдельные обстоятельства, уточнить приметы преступника, использованного при нападении оружия, действия каждого нападающего при посягательстве.

Потерпевший Чуркин в своих показаниях тут же после происшествия утверждал, что хорошо рассмотрел в руках напавшего на него грабителя большой блестящий ноле с обоюдоострым лезвием. Так как посягательство было совершено ночью в неосвещенном месте, показания потерпевшего в приведенной части вызывали сомнения.

Будучи в этой связи повторно допрошенным спустя неделю после происшествия, Чуркин действительно уточнил свои показания и объяснил дословно следующее: «В руке у нападающего что-то блеснуло, я «с испугу» решил, что это большой нож. Мне всегда почему-то представлялось, что большие ножи, которые используют грабители, всегда обоюдоострые, и потому в своих первоначальных показаниях я и

212

сказал, что это был обоюдоострый ноле. Сейчас, успокоившись и все вспомнив, утверждать категорически этого не могу. Что-то блестящее и большое в руке нападающего было, но был ли это нож и какой, я точно сказать не могу».

Когда преступник был установлен, оказачось, что при нападении на Чуркина он держал в руке большой блестящий ключ от гаражного заика.

Эффективным приемом допроса в рассматриваемой ситуации является постановка допрашиваемому так называемых контрольных вопросов, направленных на выяснение фактов, обстоятельств, отдельных их деталей, которые могут подтвердить или опровергнуть объективность показаний по самому существу предмета допроса. Так, достаточно распространена ситуация, когда свидетели добросовестно заблуждаются относительно времени (даты, часа) сообщаемых ими событий, особенно когда допрашиваются спустя длительное время после них. И здесь задача следователя — «привязать» контрольными вопросами сообщаемое время к какому-либо событию, дата и время которого либо точно известны либо, могут быть кем-то или чем-то объективно подтверждены.

Алиби Новых опровергалось показаниями свидетеля Целкова, заявившего, что он видел подозреваемого недалеко от места происшествия в день совершения преступления. На вопрос следователя, почему он запомнил этот день, Целков пояснил, что накануне он снял со сберкнижки большую сумму денег на приобретение мебели, нес их с собой и, увидев Новых, решил к нему не подходить, боясь прогулять с ним деньги, а потому сделал вид, что не заметил его, пошел в магазин и купил мебель.

Осмотром представленных Целковым по требованию следователя сберегательной книжки и товарного чека на мебель было установлено, что эти события — получение денег в сберкассе и приобретение мебели — происходили за неделю до дня совершения преступления.

Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР В. Париц, вспоминая расследование печально известного «витебского дела», пишет о допущенных ранее по нему недостатках: «Психология свидетелей не учитывалась, их важнейшие показания никак, далее в ходе допроса, контрольными вопросами не проверялись. Например, свидетель называет дату и время встречи с об-

виняемым, совпадающие с предполагаемым временем убийства. И на этих показаниях строится обвинение. Начинаешь повторно допрашивать, расширяешь круг вопросов, выясняешь обстоятельства встречи и выходит ошибка на целую неделю! Человек сам все вспомнит, поставь только нужные вопросы и не клони его к «выгодной» версии. Вспоминаю допрос одной женщины, убежденной, что видела потерпевшую именно в называемый ею день. Попросил ее припомнить весь тот день с утра. Она рассказывает, рассказывает и наконец говорит, что очень тогда спешила. Почему, спрашиваю, спешила? Корову не могла долго подоить свою, потому что дождь шел. Стоп! Проверяю, был ли в тот день дождь. Оказалось, не было!»

Если допрашиваемый затрудняется в описании каких-либо предметов или внешности лица, о которых он дает показания (такие ситуации достаточно широко распространены в связи с определенными психологическими особенностями), то целесообразно оказать ему в этом помощь путем ознакомления допрашиваемого с пособиями и альбомами, где запечатлены аналогичные объекты (холодное и огнестрельное оружие, фотоальбомы и т. п.).

В таких случаях, на наш взгляд, соответствующая часть показаний допрашиваемого может приобрести примерно такой вид: «Описать нож, которым мне угрожал преступник, я затрудняюсь. Однако, осмотрев сейчас по вашему предложению книгу (Тихонов Е. Н. Криминалистическая экспертиза холодного оружия. Барнаул, 1987), в которой изображены различные образцы холодного оружия, думаю, что этот нож был по конфигурации очень похож на нож, изображенный на с. 196 (рис. 62, № 2), где он именуется «сувенирный нож, по конструкции близкий к охотничьим», только значительно больших размеров».

Весьма важным является выяснение того, что допрашиваемый имеет в виду под тем или иным употребляемым им словом, термином, понятием. К слову сказать, в Уставе уголовного судопроизводства России содержались такие, имеющие отношение к сформулированной рекомендации положения: «Показания обвиняемого записываются в первом лице, собственными его словами, без всяких изменений, пропусков и прибавлений. Слова и выражения простонародные, местные и не совсем понятные объясняются в скобках» (ст. 409).

Особое значение выполнение этой рекомендации приобретает при допросе малолетних  потерпевших  и свидетелей,  которые зачастую

214

вкладывают в отдельные слова и понятия совершенно иной смысл, чем обычно им придается.

В одной из работ по тактике допроса приводится следующий пример. Малолетняя потерпевшая рассказала, что у лица, совершившего на нее посягательство, на руке был «нарисован» (вытатуирован. — О. Б.) тигр. На руке Н., изобличенного позднее в совершении этого преступления, была татуировка... танка. Для выяснения возникшего в этой связи противоречия при повторном допросе следователь показал девочке фотографию татуировки с руки Н. и попросил сказать, что изображено на снимке. Девочка ответила, что это «тигр» — так ей объяснил отец. Отец девочки подтвердил на допросе, что когда он водил дочь на площадь, где была выставлена трофейная военная техника, он показал ей на танк и объяснил, что этот танк — «тигр».

И наконец, если есть основания полагать, что непреднамеренные искажения допрашиваемым искомой следователем информации обусловлены некими аномалиями свойств восприятия, имеющимися у этого лица, то их наличие следует сначала выявить в ходе допроса, а иногда и других специально на то направленных действий (если имеющаяся аномалия не осознается или почему-то скрывается допрашиваемым), а затем обосновать объективными, чаще всего медицинскими исследованиями.

Свидетель не отрицал, что находился рядом с убийцей, и тем не менее утверждал, что не видел, как и чем преступник нанес удар потерпевшему. Следователь предположил, что допрашиваемый что-то скрывает, решил прекратить допрос и перенести его на другое время (иными словами, счел, что ситуация допроса приобрела остроконфликтный характер и потому требует других тактических средств). Однако, когда допрашиваемый читал протокол допроса, следователь обратил внимание на то, что держит он его очень близко к глазам. Он поинтересовался, как у свидетеля со зрением; тот рассказал, что он сильно близорук, но очки носить стесняется. Наличие близорукости свидетеля затем было подтверждено медицинским освидетельствованием, что и разъяснило объективно причину данных им показаний.

Свидетель показал, что автомашина, скрывшаяся с места происшествия, была желтого цвета. Эти показания противоречили результатам осмотра места происшествия, при котором на одежде потерпевшего были обнаружены частицы краски красного цвета. Пред-

215

положив, что свидетель не имеет умысла на искажение информации и описание цвета машины ошибочно в связи с возможно имеющимся у допрашиваемого дальтонизмом, следователь предложил свидетелю назвать цвета различных предметов, находящихся на его столе (среди них имелся телефон красного цвета). Указав на телефон, свидетель заявил, что цвет его — желтый. Факт наличия у допрашиваемого дальтонизма был затем подтвержден и заключением окулиста.