§ 2. Общие положения тактики предъявления для опознания

Рассматривая общие положения тактики предъявления для опознания, остановимся, прежде всего, на процессуально-тактических требованиях и приемах (таких, напомним, которые в силу своей значимости и оптимальности для всех мыслимых следственных ситуаций опосредованы уголовно-процессуальным законом).

Опознающие предварительно допрашиваются об обстоятельствах, при которых они видели (наблюдали или иным образом воспринимали, например, слышали, ощущали и т. д.) соответствующее лицо или предмет, и о приметах и особенностях, по которым они могут его опознать.

Данное положение (ч. 2 ст. 193 УПК) принципиально важно как минимум в трех отношениях. Во-первых, в противном случае — без предварительного допроса опознающего — практически невозможно объективно оценить верность проведенного опознания; во-вторых, такой допрос позволит подобрать для производства опознания, как этого и требует уголовно-процессуальный закон, объекты, по возможности сходные (это касается предъявления для опознания лиц) или однород-264

ные (при предъявлении предметов) с опознаваемым объектом; в-третьих, выяснение у опознающего обстоятельств, при которых он ранее воспринимал интересующий следователя объект, может быть при необходимости использовано для создания соответствующих условий предъявления для опознания (если от этого, по мнению следователя, может зависеть объективность опознания, либо если о проведении опознания именно в таких условиях настаивает опознающий).

Следует, на наш взгляд, более подробно остановиться на первом из сформулированных выводов, вытекающих из рассматриваемого положения: предварительный допрос опознающего необходим для оценки объективности проведенного опознания. Здесь возможно возникновение нескольких неравноценных в доказательственном и тактическом отношении ситуаций: 1) опознающий на предварительном допросе назвал приметы и особенности, по которым он сможет опознать ранее воспринимавшийся им объект, и при предъявлении для опознания указал на эти особенности и приметы, имеющиеся на одном из предъявленных ему объектов (лице, предмете, трупе). Их соответствие названным опознающим на предварительном допросе делает опознание убедительным и доказательственным; 2) опознающий при допросе заявляет, что опознать искомый объект сможет («если ему его покажут»), но затрудняется или в целом не может описать те приметы или особенности, по которым он его узнает среди схожих объектов. Надо сказать, что такая ситуация достаточно широко распространена и во многом обусловлена как особенностями субъективного восприятия конкретного лица и обстоятельствами, при которых им объект воспринимался, так и умениями и навыками опознающего излагать особенности и приметы воспринимаемого объекта на вербальном уровне.

Нам представляется, что в подобной ситуации тактическая задача следователя при допросе опознающего состоит в том, чтобы оказать максимально возможную помощь в описании особенностей и примет объекта, который воспринял допрашиваемый. Для этого (как подробно говорилось в предыдущей главе) следователь должен использовать фотоальбомы, книги и другие издания, где имеются изображения объектов, аналогичных или однородных с тем, о котором даются показания, «оживлять ассоциации» допрашиваемого путем умело поставленных вопросов, а может быть, при необходимости, и производством допроса на месте происшествия и в условиях, при которых воспринимался объект-

265

Целесообразен и повторный допрос по этим вопросам опознающего непосредственно перед тем как предъявить ему объект для опознания, особенно в тех случаях, когда после первого о том его допроса до предъявления для опознания прошло достаточно длительное время: возможно, он вспомнит какие-либо детали, о которых он ранее забыл дать показания или не придал им должного значения. При этом, — что представляется совершенно очевидным — категорически следует избегать любых наводящих вопросов или действий, вызывающих такой же «наводящий» эффект.

Если же эти попытки следователя оказались безрезультатными, а при предъявлении для опознания опознающий указал на какой-то объект как на воспринимавшийся им ранее в связи с совершением расследуемого преступления, то, на наш взгляд (есть и иные мнения), доказательственная (но не тактическая!) значимость такого опознания весьма невелика, если не сказать больше — отсутствует.

В самом деле, как можно объективно оценить правильность опознания без предшествующего ему описания примет или особенностей, по которым объект может быть опознан? Как можно придавать доказательственное значение протоколам предъявления для опознания (увы, такие еще достаточно часто встречаются в уголовных делах), в которых опознающий утверждает: «Я опознаю человека, сидящего (слева, справа, посередине) по росту и общему виду» (!); или: «Из предъявленных мне вещей я опознаю такую-то по общему виду и цвету» (!) и т. п.

Верховный Суд РСФСР в качестве одного из оснований для отмены обвинительного приговора и прекращения дела в отношении Д. за недоказанностью предъявленного обвинения совершенно справедливо сослался на то, что не может быть признан в качестве доказательства протокол опознания потерпевшей вещей Д., согласно которому «вещи Д. потерпевшая опознала не по характерным и индивидуальным признакам, а лишь по цвету и общему виду».

А ведь по многим уголовным делам, особенно о насильственных и корыстно-насильственных преступлениях (изнасилованиях, грабежах и т. п.), результаты предъявления потерпевшему для опознания подозреваемого (обвиняемого) зачастую лежат в основе как привлечения лица к уголовной ответственности, так и обвинительного приговора. И совершенно не случайно, поэтому процессуально-тактические приемы

266

предъявления для опознания в основном регламентируют требования именно опознания лиц.

Не может производиться повторное опознание лица или предмета тем же опознающим по тем же признакам (ч. 3 ст. 193 УПК). Эта процессуальная новелла (УПК РСФСР такого положения не содержал) по существу положила конец теоретическим и главное — практическим дискуссиям по этому вопросу. Действительно, предъявление того же объекта тому же лицу на повторное опознание есть не что иное, как наводящее действие, которое так же недопустимо, как прямо запрещенная этой же статьей УПК постановка наводящих вопросов (о чем подробнее скажем ниже).

Однако, говоря об этом, следует обратить внимание на то, что недопустимо повторное опознание тем же опознающим лишь по тем лее признакам. Эта существенная оговорка учитывает реалии практики: не исключены случаи, как о том уже упоминалось, что опознающий при своем предварительном допросе упустил в своих показаниях какие-либо приметы или особенности описываемого им объекта либо просто о них забыл, основывал свой вывод при опознании (о тождестве или отсутствии такового) без их учета. Если при повторном допросе он их назвал и убедительно пояснил причины предыдущих своих упущений в этом, то в принципе повторное предъявление для опознания не будет нарушением уголовно-процессуального закона. Иное дело — оценка доказательственной значимости его результатов с учетом сказанного ранее о наводящем эффекте первоначального опознания.

Лицо, опознание которого производится, предъявляется опознающему вместе с другими лицами, по возможности внешне сходными с ним. Число лиц, предъявляемых для опознания, должно быть не менее трех (ч.4. ст. 193 УПК).

Это положение (как и следующее за ним, которое мы рассмотрим соответственно чуть ниже) преследует цель обеспечения «чистоты» опознания лица. Иными словами, если использовать современную общенаучную терминологию, оно направлено на искусственное создание так называемого информационного шума, из которого опознающий должен выбрать известные ему по предыдущему восприятию объекта информационные сигналы — приметы и особенности, по которым он может произвести опознание.   >,

267

Предъявляемые для опознания лица, как сказано в данном положении закона, должны быть по возможности схожи по внешности. Это означает, в первую очередь, единство опознаваемых по полу, отсутствие между ними расовых, этнических и в ряде случаев национальных различий, сходство по возрасту, росту, телосложению, одежде и в целом — исключение всего того, что может явно выделить опознаваемого среди лиц, совместно с ним предъявляемых опознающему. Недопустимо, например, предъявление опознаваемого в пальто среди лиц, одетых в костюмы; опознаваемого маленького роста совместно с лицами роста высокого, брюнета в числе блондинов (и наоборот) и т. п., ибо все это, в сущности, является не чем иным, как «наводящими действиями», акцентирующими внимание опознающего именно на данном лице, что, как и любой наводящий вопрос, с весьма большой степенью вероятности приводит к получению искаженной, а то и в целом ложной информации, в рассматриваемом случае — к ошибочному опознанию.

Предмет, сказано в уголовно-процессуальном законе (ч. 6 ст. 193 УПК), предъявляется в группе однородных предметов, которых должно быть не менее трех. Чтобы предметы могли быть расценены как однородные применительно к предъявлению для опознания, они должны не только обладать общими родовыми признаками и объединяться единым родовым наименованием («часы», «ножи», «магнитофоны» и т. п.), но и быть сходными между собой по внешнему виду, форме, размерам, цвету, конструктивным особенностям и другим признакам.

Так, например, если опознаваемым объектом является двухкассетный магнитофон японской фирмы «Шарп», то его нельзя предъявлять для опознания в числе магнитофонов, изготовленных другими фирмами либо той же фирмой, но однокассетных. Если опознанию подлежит нож типа финского, очевидно, нельзя предъявлять его в числе кухонных, перочинных и других ножей иных конструкций. Наручные часы марки «Ракета» из металла желтого цвета следует предъявлять для опознания среди часов той же марки, той же формы и изготовленных из металла этого же цвета и т. п.

Законом установлен нижний предел количества опознаваемых объектов — не менее трех. Но их может быть и больше, что, несомненно, положительно повлияет на объективность опознания. Однако при этом следует иметь в виду известный в психологии «закон мил-

268

леровской семерки»: лицо одновременно может воспринимать и сосредоточивать свое внимание на 7 ± 2 объектах. Из этого следует, что опознающему могут предъявляться одновременно не более девяти объектов (лиц, предметов).

Причины, по которым правило о предъявлении для опознания объектов в количестве не менее трех не распространяется на опознание трупа (ч. 4. ст. 193 УПК), очевидны. Это нравственные (в первую очередь) и организационные соображения.

Обратим внимание, что предъявление для опознания трупа, вообще-то, в целом достаточно ненадежный способ идентификации человека: внешность человека после смерти подвержена быстрым изменениям, часто она обезображена в результате причиненных потерпевшему телесных повреждений, и т.д. Весьма оригинальный казус, связанный с опознанием трупа, был приведен в СМИ.

В отсеке поднятого «Курска» был обнаружен труп мужчины с длинными волосами, которого никто опознать не мог, ибо человека с такими приметами в составе экипажа подводной лодки, по утверждению хорошо их знавшего лица, не было. Затем было установлено, что это — кок, которого ежедневно видели на камбузе корабля, но всегда в поварском колпаке, под которым он отращивал перед демобилизацией неположенную прическу. Колпак очень сильно изменял внешность, а потом — длинные волосы... Вобщем, вначале ситуация напоминала сюжет из романа Агаты Кристи - неизвестный покойник в подводной лодке, поделился воспоминанием главный военный судебно-медицинский эксперт в телепередачи «Человек и закон» 9 августа 2002г.

Перед началом предъявления для опознания опознаваемому предлагается занять любое место среди предъявляемых лиц (ч. 42 ст. 193 УПК).

Данное положение также направлено на обеспечение «чистоты» опознания. Кроме того, оно преследует цель исключения возможных сомнений в том, не было ли опознающему заранее известно место, которое будет занимать опознаваемый среди предъявляемых лиц (для предупреждения возможности таких сомнений криминалистика разработала еще ряд тактических рекомендаций, которые будут рассмотрены в соответствующем месте этой главы).

•:      .              269

При невозможности предъявления лица опознание может быть произведено по его фотографии. В таких случаях фотография опознаваемого предъявляется одновременно с фотографиями других лиц, внешне схожих с опознаваемым лицом (обратим внимание, что ст. 165 УПК РСФСР такого требования не содержала), в общем количестве не менее трех (ч. 5 ст. 193 УПК).

Это процессуальное положение, имеющее тактическую значимость, обусловлено реалиями и потребностями следственной практики. В первую очередь такая необходимость возникает в следующих двух случаях: когда лицо, которое следует предъявить для опознания, к моменту возникновения в отношении его подозрения в совершении преступления, еще не задержано; когда такое подозрение в отношении конкретного лица может возникнуть в результате опознания его по фотографиям, находящимся в банке данных соответствующего вида криминалистического учета (регистрации).

Нередко опознающий (а их может быть и несколько) и лицо, которое следует предъявить для опознания, находятся в различных населенных пунктах, в том числе и расположенных весьма далеко друг от друга. Более того, место нахождения одного из них (или даже обоих) может не совпадать с местом производства расследования. В этих ситуациях возникающие организационно-технические сложности (вызов опознающего, доставка опознаваемого, если он содержится под стражей, весьма большие материальные затраты на это и т. п.) существенно препятствуют оперативности предъявления лица для опознания «в натуре». А совершенно понятно, что от результатов опознания во многом зависят направление и ход всего дальнейшего расследования по делу. Именно при таких обстоятельствах, на наш взгляд, следователь вынужден прибегать к предъявлению лица для опознания по фотографиям.

Мы не случайно сказали: следователь вынужден. Совершенно понятно, что опознание по фотографии менее надежно и убедительно, чем опознание лица «в натуре»: фотография статична, она запечатлевает человека лишь в одном ракурсе и, естественно, не передает все «оттенки», особенности человеческой внешности, столь важные для объективного опознания. И второе: опознание, проведенное по фотографии, исключает возможность дальнейшего предъявления запечатленного на ней человека «в натуре» тому же опознающему, ибо неумолимо станет «наводящим» действием. И, наконец, следует учитывать, что

270

опознание по фотографии обладает значительно меньшим психологическим и тактическим воздействием на опознанного, чем то, которое имеется при опознании его «в натуре». Отсюда следует, что если такая возможность есть, нужно оставлять важнейших свидетелей или потерпевших «в запасе» для проведения ими опознания подозреваемого (обвиняемого) не по фотографиям, а в «натуре».

Все фотографии, предъявляемые опознающему, должны быть выполнены в одном масштабе и в одном формате, изготовлены на одинаковой фотобумаге (что требует в ряде случаев изготовления соответствующих этим условиям фоторепродукций). Лица должны быть запечатлены на них в одних и тех же ракурсах, и быть, как уже отмечалось, по возможности сходны внешне с опознаваемым лицом.

Потерпевшему П. на следствии была предъявлена для опознания фототаблица очень плохого качества с ксерокопиями фотографий трех лиц, среди которых был подозреваемый Н. Потерпевший его не опознал.

В суде, когда П. допрашивался в качестве свидетеля, потерпевший заявил, что он категорически узнает его как одного из наиболее активных участников совершенного посягательства, и объяснил причины, почему он не узнал его по предъявленным ксерокопиям фотографий. Суд, осмотрев протокол предъявления для опознания, счел доводы П. убедительными. По ходатайству адвоката — представителя потерпевшего П. уголовное дело было возвращено для дополнительного расследования, в результате которого Н. был привлечен к уголовной ответственности, а затем в числе других подсудимых осужден.

Иными словами, на эти фотографии распространяется все сказанное выше о лицах, предъявляемых для опознания (с соответствующими, естественно, коррективами). Думается, есть при этом смысл учитывать и рекомендацию, сформулированную немецкими криминалистами: по их мнению, опознающему желательно предъявлять 6-8 фотографий, на которых изображены лица, по внешнему виду и возрасту схожие с подозреваемым. Предпочтение следует отдавать снимкам в полный рост (см.: Криминалистический словарь. М. 1993).

Надо отметить здесь, что уголовно-процессуальный закон не предусматривает возможности проведения по фотографиям опознания предметов и трупа. Однако, как показывает следственная практика, в ряде случаев в этом также возникает насущная необходимость. И, на наш

271

взгляд, подобное предъявление для опознания может быть расценено как допустимое, не влияющее отрицательно на объективность расследования. Но при этом также следует выполнять сформулированную выше рекомендацию: оставлять ряд свидетелей и потерпевших «в запасе» для предъявления им этих объектов для опознания «в натуре».

Наводящие вопросы к опознающему недопустимы. Если опознающий указал на одного из предъявленных ему лиц или предметов, ему предлагается объяснить, по каким причетам или особенностям, он узнал данное лицо щи предмет (ч. 7 ст. 193 УПК).

Первое из приведенных требований весьма важно для обеспечения полностью свободного от каких-либо воздействий опознания предъявляемых лиц или предметов; второе — значимо принципиально для оценки объективности проведенного опознания путем сопоставления примет и особенностей объекта, о котором опознающий ранее давал показания, с имеющимися на опознанном им объекте.

Предъявление для опознания производится с участием понятых (ч. 1. ст. 170 УПК). Необходимость участия, роль понятых и требования, предъявляемые к ним при производстве опознания, те же, что и при таких следственных действиях, как осмотр и обыск. При рассмотрении тактики проведения указанных следственных действий эти вопросы нами достаточно детально освещены, что дает возможность здесь их опустить.

В целях обеспечения безопасности опознающего, предъявление лица для опознания по решению следователя может быть проведено в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым. В этом случае понятые находятся в месте нахождения опознающего (ч. 8 ст. 193 УПК). Эта очень важная законодательная новелла, всецело учитывающая реалии криминогенной и правоохранительной практики, как видим, касается опознания человека, и потому тактические рекомендации по ее реализации будут даны в соответствующем параграфе данной главы.

Заканчивая анализ процессуально-тактических приемов предъявления для опознания, приведем дело некоего Леготина, рассмотренное Пленумом Верховного Суда СССР 18 декабря 1964 г., при расследовании которого было предпринято буквально все, чтобы... нарушить закон и исключить либо опорочить доказательственную ценность этого мероприятия.

272

Леготин осужден Ошским областным судом за изнасилование несовершеннолетней. При этом в основу обвинительного приговора был положен ряд опознаний, которые, однако, как установлено Верховным Судом, были проведены следующим образом.

...Еще до официального предъявления Леготина для опознания следователь привел его в числе трех мужчин в больницу под окно палаты, в которой находилась Таня (потерпевшая. — О. Б.) Последняя, посмотрев на них через окно и указав па Леготина, сказала, что он немножко похож на того «дядю», который сделал ей больно, но оговорилась, что у «дяди», который сделал ей больно, были «большие волосы». А допрошенный в суде эксперт заявил, что Таня, посмотрев через окно на представленных людей, первоначально Леготина не опознала. Эта процедура, по существу являвшаяся опознанием, не была оформлена никакими процессуальными документами.

После такой неправильной предварительной подготовки Леготин был официально предъявлен Тане для опознания среди таких лиц, приметы которых явно отличались от описанных потерпевшей ранее примет преступника, в частности Леготин был предъявлен среди лиц, из которых один был узбеком., другой русским, одетых в черные костюмы, в то время как Леготин был одет в клетчатую рубашку.

При таком предъявлении потерпевшая Таня, не приведя каких-либо индивидуальных и внешних причет Леготина, заявила, что она опознает в нем лицо, причинившее ей боль».

Это опознание, согласно показаниям в суде матери потерпевшей, осуществлено было следующим образом: Когда у следователя проводилось опознание подозреваемого, то на вопрос следователя, кто из трех мужчин угощал ее конфетами, увел в пещеру, Таня, опустив голову, молчала. После этого следователь, подойдя к Леготину и взяв его за воротник, спросил у Тани: «Этот был дядя?» Она ответила: «Да».

Далее мать потерпевшей показана, что когда она с Таней вышла из кабинета следователя, Таня ей сказала: «Обманула, был не этот дядя».

Ошский облсуд в обвинительном приговоре также сослался на опознание Леготина двумя малолетними свидетельницами. Однако Верховный Суд из протоколов опознания Леготина сделан, что они «опознали его только по клетчатой рубашке, в которую на опознании был одет только он».

213

Для опознания Хамракулову, чьи показания и факт опознания им Леготина являлись серьезной уликой против Леготина, последний «был предъявлен вместе с Галудиновым и Казаковым, без описания их внешности и других индивидуальных признаков.

«Хамракулов, не приведя каких-либо индивидуальных и внешних признаков Леготина, на основании которых у него сложилось мнение, что перед ним именно тот человек... заявил, что из предъявляемых ему лиц опознает личность Леготина».

Таким образом, сделал вывод Верховный Суд, «опознание Хамраку-ловым личности Леготина носит сугубо общий характер, т. е. опознавший не объяснил, по каким приметам или особенностям узнал Леготина».