Глава IV Оценка экспертного заключения.

Заключение психолого-психиатрической, судебно-психологической экспертизы, как и любой другой, не имеет заранее установленной силы и не является обязательным для следственным и судебных органов. Оно подлежит проверке и оценке, наравне с другими доказательствами по делу. Оценке подвергаются квалификация, объективность и компетентность эксперта, научная обоснованность и правильность составления заключения, полнота и убедительность выводов, в том числе, вытекают ли они логически из материалов дела и результатов психологического исследования.

Возможность объективной оценки заключения экспертизы во многом зависит от его полноты, соответствия требованиям, предъявляемым к этим документам. Поэтому первое, на что должно быть обращено внимание представителей правоохранительных органов при оценке заключения экспертов - решение вопроса о том, содержит ли оно достаточную для оценки выводов информацию.

Оценка заключения в первую очередь должна касаться его научности. Убедительными можно считать только выводы, основанные на принципиальных исходных положениях научной психологии и результатах исследований, проведенных с использованием специальных психологических методов. Любые житейские рассуждения экспертов с точки зрения “здравого смысла” создают предпосылки для сомнений в справедливости их выводов.

Каждый специальный термин, употребляемый экспертами, должен быть понятен оценивающему заключение юристу. Поэтому следователи и судьи должны требовать, чтобы в заключении содержалось разъяснение основных теоретических положений, из которых исходит в своем заключении эксперт, принятых в психологии, психиатрии понятий, если они упоминаются при изложении результатов исследования или формулировании выводов.

Нельзя оценить справедливость вывода экспертизы, если в заключении не показано, каким путем эксперты пришли к нему. Поэтому лаконичные ответы без ссылок на исследование должны отвергаться как необоснованные. Учитывая, что юристы, как правило, недостаточно знакомы с методикой практического исследования психической деятельности, они должны добиваться, чтобы промежуточные выводы иллюстрировались выдержками из протоколов экспериментального исследования испытуемых, бесед с ними или фактами, полученными другими методами.

Из изученных нами 57% экспертных заключений были краткими. Все экспертные заключения оказались избыточно насыщены специальными терминами, особенно этим грешили заключения психологов, некоторые из которых были написаны чрезвычайно сложным псевдонаучным языком. Таким образом, краткость экспертных заключений и широкое использование специальных терминов лишали следователя, прокурора или суд возможности оценить обоснованность позиции экспертов, не позволяли проверить соответствуют ли выводы экспертов  другим материалам дела.

Типичные ошибки экспертов

Методические ошибки

1. Несоответствие формы заключений требованиям, предъявляемым законом к заключению эксперта. Отсутствие исследовательской части; попытки ограничиться при экспертном исследовании только изучением материалов дела (и) или беседой, что приводит к недостаточной аргументации выводов; выводы делаются без ссылок на результаты обследования, носят поверхностный характер.

2. В исследовательской части экспертизы отсутствует главное - анализ материалов дела с точки зрения ретроспективной оценки  самого поведения подростка на момент совершения преступления, его способности в интересующий следствие момент в полной мере осознавать общественную опасность и фактический характер своих действий и руководить ими; выводы делаются исключительно на основе обследования «на данный момент».

3. Исследование психического развития  и его влияния на способность осознанно управлять своим поведением (ч.3 ст.20 УК) подменяется перечнем индивидуально-психологических (личностных) особенностей (например, инфантилизм, повышенная внушаемость, эгоцентризм, ситуативность побуждений, детские интересы и мотивы поведения, склонность к непродуманным решениям и др.). Соответственно формулируется и необоснованный вывод эксперта: “Выявленные индивидуально-психологические особенности могли существенно повлиять на его поведение в исследуемой ситуации, и он не мог в полной мере сознавать общественную опасность своего поведения и руководить им”. Здесь - основания для индивидуализации ответственности (учет личности), но не применения ч.3 ст. 20 УК.

4. Выход за границы своей компетенции, в частности, попытка ответа на правовые вопросы. Так, вывод о вменяемости не относится к компетенции экспертов. Эксперты устанавливают наличие медицинского (психического расстройства) и психологического (способность осознавать свои действия и руководить ими) критерия невменяемости. Окончательный же вывод должны делать правоприменители. Однако, даже в тех случаях, когда перед экспертами этот вопрос не ставится (к сожалению, нередко следователи не понимают, что решение вопроса о вменяемости-невменяемости не решается экспертным путем), они  делают заключение и по этому вопросу.

5. Бедность методической базы. Используемые методики рассчитаны в большинстве случаев на выявление способности или неспособности к элементарным интеллектуальным операциям. Но для оценки возможности осознавать значение своих действий и руководить ими в сложной уголовно значимой ситуации, они мало пригодны. Нередко эксперты вообще не указывают методы, которыми пользовались при проведении экспертизы. Иногда можно встретить выражения “для целей экспертизы применялись методики, подобранные с учетом возраста испытуемого и в соответствии с поставленными вопросами”. Какие методы применялись в последнем случае, остается только догадываться. В ряде случаев экспериментальное обследование вообще не проводится.

Примером методически неверного подхода к экспертизе возрастной невменяемости является практика проведения таких экспертиз с использованием единственного экспериментального метода - теста Векслера. Ошибка экспертов заключается в том, что тест Векслера позволяет исследовать только интеллектуальное развитие. Но при отставании в психическом развитии часто встречаются эмоционально-волевые нарушения, которые ограничивают способность несовершеннолетних руководить своими действиями; оценить эти нарушения с помощью данного теста нельзя.

Тест Векслера является стандартизованным, то есть для каждой возрастной группы в нем приведены показатели, соответствующие нормальному интеллекту и умственной отсталости (олигофрении) различной тяжести. Изучение актов этих экспертиз показало, что оценка интеллектуального развития всех испытуемых, с учетом их возраста, соответствовала дебильности той или иной выраженности. Однако вместо вывода о наличии у испытуемых умственной отсталости, эксперты утверждали, что их психическое развитие соответствует 12-13 годам на том основании, что набранная сумма баллов по тесту Векслера совпадает с нормой для этого возраста.

Таким образом, вторая ошибка экспертов состояла в том, что  интеллектуальное развитие умственно отсталых подростков они сравнивали с развитием здоровых детей младшего возраста. При таком подходе экспертов основанием для отказа от привлечения к уголовной ответственности становился факт отставания в психическом развитии, а не связанное с ним ограничение способности сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими, как того требует закон.

6.       Небрежность, формальный подход к составлению заключений. Например, о несовершеннолетнем испытуемом эксперты сообщают, что он не служил в армии, или данные об образовании испытуемого, приведенные в акте, существенно противоречат тем, которые содержатся в характеристиках из образовательных учреждений.

В ряде случаев, когда по делу назначалась дополнительная экспертиза,  ее акт включал дословные текстуальные заимствования из первичного экспертного заключения не только истории развития испытуемого, но и его психического состояния. Однако при этом эксперты, не добавляя ничего нового и не приводя собственных доводов, приходили к иному заключению.

Противоречивость заключений.

Противоречивость экспертных заключений была отмечена в 58% актов. Выявленные противоречия можно было разделить на следующие основные группы:

между описательной частью и диагностическим суждением (утверждение об отсутствии психического расстройства при описании такового);

между данными психиатрического освидетельствования и заключением психолога (из описания следует наличие олигофрении, а в заключении говорится об отставании в психическом развитии; при описании нормального психического развития, в заключении говориться об отставании в психическом развитии);

между поведением обвиняемого при совершении правонарушения и результатами психологического тестирования, например, эксперты на основании тестов говорят о повышенной внушаемости испытуемого как обстоятельстве, ограничивавшем его способность руководить своим поведением, а из материалов дела видно, что обвиняемый был инициатором правонарушения и руководил действиями своих подельников;

между заключением психиатров и психолога (Психиатры не находят интеллектуальной недостаточности и утверждают, что психическое развитие испытуемого соответствует норме, а психолог утверждает о наличии отставания в психическом развитии. Фактически в этих случаях акт представляет собой два самостоятельных заключения с взаимоисключающими выводами. Следует отметить, что отсутствие взаимодействия между психологом и психиатрами характерно для большинства изученных комплексных психолого-психиатрических экспертиз).

Почти каждое третье заключение содержало утверждение экспертов о вменяемости испытуемого. Сначала эксперты утверждали, что испытуемый психическим расстройством не страдает и поэтому может сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, то есть вменяем. Но сразу же после этого они констатировали, что вследствие отставания в психическом развитии испытуемый не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими, не замечая очевидного противоречия своих утверждений. Такая формулировка заключений свидетельствует о формальном отношении экспертов к проведению экспертизы и составлению заключения, использовании устоявшихся стереотипов и нежелании задуматься над подлинным смыслом своих заключений.

Совершенно очевидно, что в случаях отставания в психическом развитии, не связанных с психическим расстройством, психическое состояние несовершеннолетних в момент совершения общественно опасных действий не может квалифицироваться в терминах «вменяем» или «невменяем», поскольку они относятся только к лицам с нормальным психическим развитием, страдающим или не страдающим психическими расстройствами. Подобного рода заключения, содержащие утверждения о вменяемости и неспособности в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими вследствие психических нарушений или отставания в психическом развитии, по своей структуре близки к формуле ограниченной вменяемости. Это свидетельствует о недостаточном понимании экспертами двух новых правовых институтов – ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости. Отмеченное обстоятельство вызывает серьезной беспокойство, так как правовые последствия установления ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости существенно отличаются.

В качестве примера приведем заключение из акта комплексной стационарной психолого-психиатрической экспертизы проведенной по уголовному делу №21746, расследовавшемуся в УВД Калужской области. «Признаков хронического психического расстройства не обнаруживает, по психическому состоянию мог сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Вменяем. Выявленные у испытуемого при экспериментально-психологическом  исследовании некоторые интеллектуальные затруднения, усугубленные микросоциальной и педагогической запущенностью, личностные особенности с эгоцентризмом, инфантилизмом, ситуативностью побуждений, повышенной внушаемостью могли оказать существенное влияние на его поведение в исследуемой ситуации, и он не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий в тот период».

В этом заключении следует отметить следующие ошибки:

противоречие между утверждением о вменяемости и неспособности в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий;

эксперты прямо не говорят об отставании в психическом развитии, хотя такой вопрос был перед ними поставлен, вместо этого они упоминают «некоторые  интеллектуальные затруднения» и «инфантилизм» (понятия весьма неопределенные), которые в ряду других «личностных особенностей» затрудняли способность испытуемого в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, то есть использовали формулу ограниченной вменяемости;

хотя в заключении говорится о влиянии личностных особенностей испытуемого на его поведение в исследуемой ситуации, в описательной части акта это влияние не анализируется и никакими аргументами не мотивируется;

медицинский критерий невменяемости ограничен только хроническим психическим расстройством, другие психические нарушения, перечисленные в 21 статье УК не указаны;

в юридическом критерии возрастной невменяемости не указано ограничение способности руководить своими действиями.

Необоснованность заключений.

Не менее важное значение, чем подробное описание состояния испытуемого, имеет изложение тех рассуждений, которые позволили экспертной комиссии прийти к определенному заключению. Только показав ход своих рассуждений, перечислив аргументы, на которых основывается их суждений, проанализировав возможные альтернативные объяснения и доказав их несостоятельность, эксперты могут убедить следствие и суд в обоснованности своих выводов. На практике эти требования выполняются редко. Чаще всего встречались следующие проявления необоснованности экспертных суждений.

Несмотря на четкие указания в материалах дела и в психическом статусе на наличие психического расстройства, эксперты утверждают, что испытуемый психическим расстройством не страдает, не приводя оснований, по которым они отвергли эти фактические данные. Например, М., 16 лет 8 месяцев, обвиняемый по ч. 2 ст. 158, в 12 лет перенес тяжелую открытую травму черепа с проникновением костных обломков в вещество мозга. После этого появились эпилептические припадки, резко изменился по характеру. Многократно лечился в психиатрических больницах с диагнозом «эпилепсия с полиморфными припадками и изменениями личности», состоит на диспансерном учете в ПНД, имеет 2 группу инвалидности по психическому заболеванию. В психическом статусе эксперты отмечают характерные для эпилепсии изменения личности. В заключении, однако эксперты утверждают, что «испытуемый признаков хронического психического расстройства не обнаруживает, у него имеется эпилепсия с редкими судорожными припадками и изменениями психики. Сохранение критики и неглубокая выраженность указанных нарушений позволяют испытуемому сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В отношении содеянного следует считать вменяемым. Однако выявленное интеллектуальное недоразвитие с повышенной внушаемостью существенно влияло на его поведение в исследуемой ситуации, и он не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в тот период». Основные ошибки экспертов в данном случае заключались в следующем:

хотя эпилепсия с изменениями личности является психическим расстройством, эксперты утверждают, что испытуемый психическим расстройством не страдает, не приводя каких-либо аргументов в пользу этой точки зрения;

отмеченные экспертами интеллектуальное недоразвитие и повышенная внушаемость в данном случае является изменениями личности вследствие эпилепсии, поэтому их нельзя рассматривать как  проявление отставания в психическом развитии;

из-за наличия психического расстройства и отсутствия отставания в психическом развитии части 3 статьи 20 УК в данном случае неприменима.

Ситуацию, когда инвалидов с детства по психическому заболеванию (олигофренов и эпилептиков), получавших пенсию в органах социальной защиты, эксперты признавали психически здоровыми, иначе как абсурдной назвать нельзя, а она в изученных уголовных делах встречалась несколько раз.

Особое, отличное от общей психиатрии, понимание психических расстройств, является причиной такого положения. Ярким примером подобного подхода является следующее заключение амбулаторной комплексной психолого-психиатрической экспертизы. Испытуемый олигофрен, дублировал 1 и 2 классы массовой школы, после чего переведен во вспомогательную школу, состоит на учете в ПНД, несколько раз лечился в психиатрической больнице, диагноз сомнения не вызывает. Выраженный интеллектуальный дефект виден и из описания психического статуса, сделанного экспертами. Однако эксперты приходят к следующему заключению: «испытуемый хроническим психическим заболеванием не страдает, у него имеется врожденная умственная отсталость – олигофрения. Степень интеллектуального дефекта не лишала испытуемого способности сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Вменяем. Интеллектуальное снижение у испытуемого позволяет сделать вывод, что он как вменяемое лицо, страдающее психическим расстройством, в период инкриминируемого деяния не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. В случае осуждения нуждается в амбулаторном принудительном наблюдении и лечении у психиатра». В данном заключении можно выделить следующие ошибки:

вопреки Международной классификации болезней эксперты не считают олигофрению (умственную отсталость) хроническим психическим расстройством (заболеванием);

сначала эксперты утверждают, что степень интеллектуального дефекта не лишала испытуемого способности сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, а затем, что вследствие интеллектуального дефекта он не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими;

утверждение о том, что испытуемый не страдает хроническим психическим расстройством, противоречит утверждению, что он является вменяемым лицом, страдающим психическим расстройством, и рекомендации назначить принудительные меры медицинского характера.

Рекомендация назначать принудительное амбулаторное наблюдение и лечение у психиатра несовершеннолетним при прекращении производства по делу на основании, предусмотренном ч. 3 ст. 20 УК, заслуживает особого рассмотрения, поскольку она противоречит закону. Согласно ч. 1 ст. 97 УК РФ основанием для применения принудительных мер медицинского характера является наличие у лица, совершившего деяние, предусмотренное Особенной частью УК, психического расстройства либо признание экспертами необходимости его лечения от алкоголизма или наркомании. Освобождение от уголовной ответственности несовершеннолетнего, отстающего в психическом развитии, возможно только в том случае, если данное отставание не связано с психическим расстройством.

Из этого со всей очевидностью следует, что принудительное лечение несовершеннолетним при прекращении производства по делу на основании, предусмотренном ч. 3 ст. 20, в принципе назначено быть не может: нельзя проводить психиатрическое лечение психически здоровому лицу (Международная классификация болезней относит алкоголизм и наркоманию к психическим расстройствам). При условном осуждении (ч.5 ст. 73 УК) или условно-досрочном освобождении (ч.2.ст. 79 УК) суд может возложить на несовершеннолетнего обязанность пройти курс лечения от наркомании, токсикомании или алкоголизма, однако такое решение суда нельзя рассматривать как назначение принудительной меры медицинского характера.  Ч. 2 ст. 99 УК РФ устанавливает только два случая, когда суд может назначить осужденным амбулаторное принудительной наблюдение и лечение у психиатра:

вменяемым лицам, которые нуждаются в лечении алкоголизма или наркомании;

лицам, страдающим психическим расстройством, совершившим преступление в состоянии, не исключающем вменяемости (ограниченно вменяемым).

Оба этих основания отсутствуют в случае возрастной невменяемости. Возрастная невменяемость исключает уголовную ответственность и, следовательно, возможность наказания. Если суд или следователь не согласятся с заключением экспертов о возрастной невменяемости, то возможны только два варианта:

обвиняемый психически здоров, в психическом развитии не отстает и подлежит уголовной ответственности;

обвиняемый страдает психическим расстройством и судебно-психиатрическая экспертиза должна решить вопрос о целесообразности назначения принудительных мер медицинского характера.

Таким образом, рекомендация экспертов назначать в случае осуждения несовершеннолетним, которых они признали отстающими в психическом развитии, принудительные меры медицинского характера свидетельствует о непонимании экспертами действующего законодательства, что вызывает сомнения в их профессиональной компетенции.

Использование экспертами неточных формулировок свидетельствует не только об их небрежном отношении к экспертизе, но, что более важно, о непонимании экспертами основных требований закона, обязательных для установления возрастной невменяемости. Таких условий, кроме несовершеннолетнего возраста, два – наличие отставания в психическом развитии и отсутствие связи этого отставания с психическим расстройством. В качестве примера приведем заключение из акта экспертизы, составленного в АСПЭК при ПБ №6 г. Москвы: «Испытуемый обнаруживает органическое поражение центральной нервной системы с психофизическим инфантилизмом. Степень имеющихся нарушений психики такова, что во время правонарушения он не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Нуждается в активном наблюдении у психиатра». В этом заключении можно отметить следующие ошибки:

в заключении отсутствует биологический критерий возрастной невменяемости;

испытуемый страдает органическим психическим расстройством, что исключает возможность применения ч. 3 ст. 20 УК;

рекомендация активного наблюдения у психиатра подтверждает болезненный характер имеющихся психических нарушений;

«органическое поражение центральной нервной системы» термин неврологический, а не психиатрический, термин «психофизический инфантилизм» отсутствует в Международной классификации болезней, его следует считать устаревшим, и по своему содержанию он не эквивалентен понятию «отставание в психическом развитии».

Использование неточных, отличных от тех, которые использует законодатель, делает заключения экспертов непонятными и противоречивыми. Например, в одном из заключений эксперты пишут: «В исследуемой ситуации испытуемый мог формально правильно понимать характер совершаемых действий, но в связи с недостаточной сформированностью представлений о социальных нормах не мог в полной мере осознавать значение этих действий». На основании такого заключения трудно сделать вывод о наличии юридического критерия возрастной невменяемости. Экспертам следовало указать, что испытуемый понимал фактический характер своих действий, но не осознавал их общественную опасность.

Недостаточное понимание экспертами предмета экспертизы ярко проявляется в том многообразии неправильных формулировок, которые они использовали в своих заключениях для обозначения отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством. Приведем некоторые из них:

интеллектуальное недоразвитие с повышенной внушаемостью;

индивидуальные психологические особенности и нарушения психики;

интеллектуальные затруднения, усугубляемые микросоциальной и педагогической запущенностью, личностные особенности с эгоцентризмом инфантилизмом и повышенной внушаемостью;

органическое поражение центральной нервной системы с психофизическим инфантилизмом;

психофизическая незрелость с психопатоподобным поведением;

личностная незрелость в форме психического инфантилизма и эмоционально-волевой незрелости;

стойкое недоразвитие познавательной деятельности на органически неполноценном фоне структур головного мозга;

признаки выраженной социально-педагогической запущенности у акцентуированной личности с явлениями психофизического инфантилизма;

остаточные явления органического поражения центральной нервной системы с нерезко выраженной интеллектуальной недостаточностью и психофизической незрелостью;

олигофрения в степени умеренной дебильности с признаками психического инфантилизма;

эмоциональная и волевая незрелость при сохранении соответствующего возрасту интеллекта;

признаки органического поражения головного мозга с интеллектуальным смещением и психопатизацией;

личностная незрелость, снижение волевого контроля при относительной сохранности интеллекта;

последствия раннего органического поражения головного мозга с интеллектуальной ограниченностью и эмоционально-волевой неустойчивостью (это заключение было дано экспертами ГНЦ судебной психиатрии им. Сербского).

Выход экспертов за пределы своей компетенции. В тех случаях, когда эксперты выходят за пределы своей профессиональной компетенции, их заключения нельзя считать обоснованными. В качестве примера приведем заключение из акта экспертизы, также составленного в АСПЭК при ПБ №6 г. Москвы: «Испытуемый обнаруживает психофизическую незрелость с психопатоподобным поведением. По психическому состоянию не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. По психическому состоянию подпадает под часть 3 статьи 20, нуждается в активном наблюдении у психиатра». В данном заключении следует отметить следующие ошибки, помимо стилистической небрежности «подпадает под ч. 3 ст. 20»:

эксперты не в праве давать юридическую квалификацию психического состояния испытуемого и указывать суду, прокурору или следователю, на каком основании должно быть прекращено производство по делу;

отсутствует биологический критерий возрастной невменяемости;

понятие «психофизическая незрелость» близко к понятию «отставание в психическом развитии», но не эквивалентно ему, кроме того, оно не имеет общепринятого значения;

наличие психопатоподобного поведения и рекомендация активного наблюдения у психиатра свидетельствует о болезненной природе имеющихся у испытуемого психических нарушений.

Таким образом, оснований для  применения ч. 3 ст. 20 УК в данном случае нет. На основании данного экспертного заключения испытуемого следует признать ограниченно вменяемым.

            Субъективизм экспертных заключений является естественным следствием того, что эксперты не считают нужным обосновывать свои суждения. Так, в заключении стационарной комплексной психолого-психиатрической экспертизы при ПБ №3 г. Новосибирска по уголовному делу №55935 сказано, что «испытуемый хроническим психическим заболеванием не страдает, обнаруживает признаки органического заболевания головного мозга с интеллектуальной недостаточностью, психическим и физическим инфантилизмом (психическое развитие соответствует возрасту 11-12 лет). Имеющиеся расстройства не лишают испытуемого способности сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими». В этом заключении необходимо указать на следующие ошибки:

органическое заболевание головного мозга с интеллектуальным снижением является хроническим психическим расстройством;

законом установлен минимальный возраст наступления уголовной ответственности 14 лет, поэтому испытуемый, психическое развитие которого соответствует 11-12 годам, явно не мог в полной мере сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими;

эксперты не учли, что на момент совершения правонарушения возраст испытуемого составлял 14 лет 1 месяц, поэтому даже при небольшом отставании в психическом развитии он не мог достичь той социальной и психологической зрелости, которая характерна для нормальных 14-летних  подростков и которая позволяет им нести уголовную      ответственность.

Решение вопроса о назначении дополнительной и повторной экспертизы.

Если следствие или суд сочтут заключение экспертизы неполным или недостаточно ясным, может быть назначена дополнительная экспертиза, поручаемая тем же или другим экспертам (ст.81 и 194 УПК). В случае же несогласия следователя  или суда с заключением экспертизы и признания ее выводов  необоснованными или неправильными, по делу может быть назначена повторная экспертиза, поручаемая новому эксперту или экспертной комиссии. Поводом для назначения повторной экспертизы могут служить также противоречия и принципиальные разногласия между членами экспертной комиссии, пришедшими к взаимоисключающим выводам. При повторной экспертизе в распоряжение новых экспертов предоставляются те же материалы дела, что и при первой экспертизе, но психологическое обследование подэкспертного должно проводиться заново.

Проведенное изучение материалов уголовных дел показало, что у следователей и прокуроров редко возникали сомнения в обоснованности выводов экспертов, несмотря на то, что основания для таких сомнений имеются в большинстве экспертных заключений. При несогласии с выводами экспертизы следователи чаще всего назначали дополнительную экспертизу, которую поручали тем же экспертам. Подобную практику следует признать крайне неэффективной, поскольку эксперты вместо того, чтобы проанализировать высказанные следователями сомнения, согласиться с ними или дать аргументированные возражения, всеми силами стремились доказать правоту своего заключения. Они оставляли без внимания обоснованные сомнения следователей, отмеченные ими недостатки и противоречия первичных экспертных заключений, а просто повторяли, но только другими словами, свою точку зрения. При этом отсутствие убедительных аргументов и недостаточную профессиональную квалификацию эксперты скрывали за псевдонаучными рассуждениями и специальной терминологией.

Из 20 случаев, когда назначалась дополнительная экспертиза, чаще всего (в 11 случаях) эта необходимость возникала после проведения амбулаторной психиатрической экспертизы. Амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза из-за ограниченности времени и чисто медицинской направленности не позволяет собрать необходимо объема информации об истории развития испытуемого, поэтому ее результаты не удовлетворяли следствие, что приводило к назначению дополнительной экспертизы.

Наиболее часто назначавшимся видом дополнительной экспертизы (по 9 уголовным делам) была судебно-психологическая. Это следует считать закономерным и обоснованным, поскольку именно специальные познания в области психологии необходимы для оценки выраженности отставания в психическом развитии. Почти столь же часто (8 уголовных дел) дополнительно назначалась амбулаторная или стационарная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза. Во многих случаях назначение дополнительной стационарной экспертизы было обусловлено  недостаточной компетентностью экспертов, проводивших первичную экспертизу или отсутствием в экспертной комиссии психолога, а не наличием  диагностических  сложностей или необходимостью длительного наблюдения за испытуемым в условиях психиатрического стационара (пять из семи стационарных психиатрических экспертиз были назначены на этом основании по рекомендации экспертов, проводивших амбулаторную экспертизу).

Полагаем, что в тех случаях, когда заключение эксперта вызывает сомнения у следователя, прокурора или судьи, целесообразно допросить эксперта, поставив перед ним четкие вопросы. Если вместо ответа на эти вопросы эксперт будет доказывать свою правоту, то следует назначить повторную экспертизу, поручив ее проведение другим экспертам, желательно. в другом экспертном учреждении. Для оценки обоснованности и объективности экспертного заключения следователь может привлечь специалиста, психиатра или психолога, не работающего в учреждении, в котором производилась первичная экспертиза. При рассмотрении дел в кассационном и надзорном порядке часто возникают вопросы, связанные с оценкой собранных по делу доказательств и, в частности, с оценкой проведенной по уголовному делу судебно-психологической либо комплексной психолого-психиатрической экспертизы. В подобных случаях назначение повторных или дополнительных экспертиз законодательством не предусмотрено. Однако надзорный орган вправе обратиться за консультацией к специалисту для разрешения интересующих его вопросов. Эти консультации не являются заключением экспертизы, а относятся к числу письменных документов (ст.69 УПК). Анализу и оценке подвергаются, как правило, методика проведенного экспертного исследования, обоснованность выводов экспертизы, соответствие заключения предъявляемым ему требованиям, соблюдение экспертами пределов своей компетенции.