КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ СОБСТВЕННОСТИ

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31

Советская практика способствовала формированию определённого стереотипа мышления: общественная собственность зачастую отождествляется исключительно с общенародной (государственной) её формой. На самом деле возможны и другие формы обобществления, в частности, коллективизация собственности. В этом случае собственником средств производства и всего предприятия является трудовой коллектив. В качестве примера можно привести, в частности, сельскохозяйственные кооперативы. В этой главе будет подвергнут анализу способ производства, основанный на коллективной форме собственности на средства производства.

Философское обоснование

Под этот способ производства можно подвести философское обоснование. Дело в том, что логика процесса обобществления средств производства очень хорошо иллюстрирует диалектическую сущность закона отрицания отрицания.

Теория Маркса утверждает, что, прежде чем подвергнуться демонтажу или слому, любая общественно-экономическая формация должна достичь предела своего развития, полностью исчерпать свой позитивный потенциал, то есть, изжить себя. Это относится и к частнокапиталистической собственности и основанному на ней способу производства — они должны сами изжить себя в процессе эволюции производительных сил и развития общественного производства.

Между тем в СССР необходимость упразднения частной собственности обосновывали не экономическими аргументами, а сугубо идеологической причиной — необходимостью устранения эксплуатации человека человеком. Никто и не пытался доказать, что частная собственность экономически изжила(!) себя; как следствие, единственным способом борьбы с нею был административный запрет. Поэтому с точки зрения подлинного марксизма, если исходить из его духа, а не из вульгарной интерпретации, огосударствление должно рассматриваться как голое отрицание (термин В.И. Ленина) частной собственности. Подобное отрицание, представляющее собой абсолютный и полный разрыв со старой формой, заставляет строить новое практически с нуля. Нарушение преемственности лишает новый способ производства многих позитивных черт старого и затрудняет его дальнейшее развитие.

Советская политэкономия признавала естественный, эволюционный(!) характер становления капиталистического способа производства, который возникает в виде уклада уже в недрах феодализма. В этом случае роль буржуазных революций сводится к побуждению новой или старой (в случае поражения политической фазы революции) власти к «узакониванию» уже произошедших в экономическом базисе общества изменений и проведению дальнейших прогрессивных реформ.

Напротив, считалось, что социализм не может возникнуть в качестве готового уклада при капитализме. Если под социализмом понимать социализм советского типа, то есть, вульгарный коммунизм, то этот вывод представляется вполне обоснованным. К сожалению, причинам такого «прерывания непрерывности» хода исторического развития, нарушения его сложившейся логики не уделялось должного внимания.

В противоположность этому коллективизация средств производства является диалектическим отрицанием («снятием») частной собственности. Последняя в виде собственности трудового коллектива достигает высшей формы своего развития, но одновременно и отрицается ею: с одной стороны, мы имеем «диффузию» частной собственности, достижение ею пределов своего количественного роста, но, с другой стороны, это сопровождается столь кардинальными изменениями сущности частной собственности, что ведёт к её перерождению и самоотрицанию. Таким образом проявляется другой известный закон: количественный рост частной собственности, распространение её на весь коллектив предприятия приводит к качественному изменению в сущности отношений собственности. Поэтому, хотя коллективная (групповая) собственность «вырастает» из частной, она в силу своих качественных отличий не тождественна ей и должна рассматриваться как особая форма.

Как показывает опыт, для обоснования почти любого тезиса можно подобрать соответствующую цитату у классиков. Так и наши рассуждения, следуя сложившейся традиции, можно подкрепить цитатой из «Капитала»: «Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса своё собственное отрицание. Это ― отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землёй и произведёнными самим трудом средствами производства»39.

Трудно понять, что такое «индивидуальная собственность на основе кооперации и общего владения» средствами производства, но никто не запретит нам думать, что Маркс имел в виду коллективную форму собственности в той интерпретации, которая принята в этой главе.

Таким образом, дело не сводится лишь к голому отрицанию — ликвидации частной собственности. Так как преемственность между старым и новым не нарушается, новая, коллективная форма аккумулирует в себе всё положительное содержание старой, частной. Например, и на новой, социалистической стадии развития общества сохраняются товарно-денежные отношения и рыночная форма организации экономики. Диалектическое отрицание старого способа производства не только не препятствует естественной эволюции общественного производства, но и, напротив, создаёт базу для его дальнейшего развития.

Логика этих рассуждений заставляет признать, что общенародная форма собственности по отношению к частнокапиталистической является не первым, а вторым отрицанием (отрицанием отрицания, где первое отрицание, как сказано, заключается в коллективизации собственности). Из теории известно, что в возникающей в результате второго отрицания форме частично восстанавливаются и проявляются некоторые стороны исходной формы (до первого отрицания). Конечно, общенародная собственность в СССР не была, как это иногда утверждают, разновидностью частной (поскольку ею якобы распоряжался в своих интересах мифический «класс» советской бюрократии). Но как продукт второго отрицания частнокапиталистической собственности она действительно несла в себе в преобразованном виде многие её черты. (Неполный перечень «родимых пятен» капитализма в советском способе производства приведён в предыдущей главе).

Всё это лишний раз подтверждает, что, осуществив обобществление собственности в общенародной форме, мы «перепрыгнули» через необходимую ступень развития общества — через социализм сразу в коммунизм (коммунизм в вульгарном, естественно, виде, а отнюдь не в марксовом понимании).

Вместе с тем всё сказанное может рассматриваться лишь как формальное(!) обоснование коллективизации собственности, слишком отвлечённое от реальных экономических и социальных процессов. Убеждённость философов в истинности открытых ими законов — слишком шаткое основание для утверждения нового способа производства.

Конечно, с помощью триады (исходная форма – её отрицание – отрицание отрицания) доказать ничего невозможно. Но если удалось отразить диалектику развития какого-либо явления или процесса в виде триады, это означает, что механизм действия закона отрицания отрицания в данном случае выявлен. А это служит косвенным свидетельством верности анализа40.

Основное противоречие капитализма как обоснование

В стремлении обосновать связь социалистического способа производства с коллективной формой собственности на средства производства, как это ни покажется парадоксальным, можно опереться на авторитет основоположников марксизма. А именно, использовать для обоснования процесса коллективизации собственности основное (коренное) противоречие капитализма ― между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения его результатов.

Общенародная собственность представляет собой не единственную, но предельную форму обобществления собственности. Саму идею обобществления средств производства Маркс и Энгельс обосновывали необходимостью разрешения коренного противоречия капитализма, поскольку оно является источником и генератором всех главных пороков этого способа производства. Но действительно ли для преодоления противоречий капитализма требуется обобществить собственность в предельной, общенародной форме?

В самом деле, тот факт, что капиталистическое производство носит общественный характер, вовсе не означает, что всё общество, от мала до велика, приводит в движение машины и оборудование на конкретном заводе или фабрике. Конечно, средства производства применяются не всем обществом в целом, а трудовым коллективом каждого предприятия. Именно работники предприятия представляют собой ту силу, которая осуществляет процесс производства. Следовательно, и товары, выпускаемые фабрикой или заводом, являются результатом совместного труда коллектива данного предприятия, а не одного человека и не общества в целом. Именно так, вслед за основоположниками марксизма, следует трактовать содержание понятия «общественный характер производства». «Общественный» в данном случае следует понимать как «коллективный». Да и присваивает получаемый продукт не класс капиталистов в целом, а конкретный учредитель-капиталист, владелец данного предприятия. Поэтому коренное противоречие капиталистического способа производства проявляется прежде всего как противоречие между трудовым коллективом предприятия и капиталистом (или группой капиталистов), присваивающим коллективно создаваемую прибавочную стоимость. В таком виде это противоречие отражается в сознании работников предприятия.

Отсюда следует вывод: необходимость обобществления средств производства в общенародной форме логически не вытекает из коренного противоречия капитализма. Вместе с тем окончательное разрешение этого противоречия возможно только путём передачи средств производства в собственность применяющих их трудовых коллективов, то есть коллективизации собственности.

Рыночный характер экономики

На практике частичная или полная коллективизация средств производства может быть осуществлена в разных формах ― в виде участия в управлении предприятием, взятии его в аренду, распределения акций среди работников и др. В качестве основы для социалистического способа производства интерес представляет предельная форма, когда трудовой коллектив становится полным и безраздельным собственником предприятия. Именно этот случай мы и будем здесь в основном рассматривать.

Представим себе, что место учредителя-капиталиста на современном частном предприятии занял трудовой коллектив, выступающий как единое юридическое лицо, и так во всей экономике. Никаких других принципиальных изменений не произошло. Смена учредителя приведёт к изменению характера производственных отношений, следовательно, мы получим новый способ производства, основанный на коллективной форме собственности на средства производства. Именно эта форма собственности занимает господствующее место в нашей экономической модели.

Начиная анализ, следует обратить внимание на то, что коллективизация собственности не изменяет статуса владельцев предприятий как независимых производителей. А независимость производителей является главной предпосылкой для существования конкурентной среды. Поэтому в нашей модели сохранится рыночная (конкурентная) форма организации экономики. Первым следствием этого станет рыночный (а не централизованный, как в СССР) механизм ценообразования. Изменения цены товара будут играть для предприятий стимулирующую роль и побуждать их к техническому прогрессу и более полному удовлетворению запросов потребителей.

Разные уровни субъектности

Всё это представляет собой определённый шаг вперёд по сравнению с «социализмом» советского образца. Однако этого слишком мало для того, чтобы в рамках рассматриваемого способа производства решить главную задачу ― обеспечить более высокую эффективность общественного производства и за счёт этого победить в экономическом соревновании с капитализмом.

Конечный результат этого соревнования в огромной степени зависит от того, в какой мере будут реализованы на практике условия, необходимые для стимулирования наивысшей самоотдачи работников ― принцип распределения по труду, равноправие факторов производства и др.

И здесь мы сталкиваемся с серьёзной проблемой: степень реализации этих условий может существенно меняться на разных уровнях субъектности, то есть, в зависимости от того, рассматриваем мы в качестве субъекта общественного производства и реального носителя прав собственности трудовой коллектив предприятия или конкретного работника.

Права трудового коллектива

Сначала следует рассмотреть, как реализуются права собственности на уровне трудового коллектива.

В нашей модели трудовой коллектив выступает владельцем нескольких факторов производства — труда, учредительства, капитала и «земли» предприятия. Его отчуждение от средств производства (за исключением арендуемых) устранено. Он присваивает всю выручку от продажи товара, оставшуюся после уплаты налогов и оплаты арендуемых капитала и «земли». Тем самым исчезает сама основа для того антагонизма между учредителем-капиталистом и работниками предприятия, который существует при других способах производства. Эта ситуация в какой-то мере воспроизводит положение, существовавшее в докапиталистические, домануфактурные времена: ремесленник, не использующий наёмного труда, также владел несколькими факторами производства. В качестве другого примера можно привести крестьянина, хозяйствующего с семьёй на своей земле.

Трудовой коллектив решает проблему распределения прибавочной стоимости между текущим потреблением (оплатой затрат труда) и накоплением (инвестициями) самостоятельно, при отсутствии классовых противоречий. Поэтому проблема распределения по труду на уровне предприятия решается сама собой — она просто снимается. (Тут мы, вероятно, опять имеем пример диалектического отрицания).

Примерно то же самое можно сказать по поводу реализации принципа равноправия факторов производства. На уровне предприятия факторы производства теперь равноправны (если «вывести за скобки» общественные блага и арендуемые капитал и «землю»): с объединением владения ими исчезла «особость» положения учредителя и его экономические привилегии.

Продукт теперь принадлежит тем, кто его создал. Поэтому можно считать, что коллективизация средств производства устраняет отчуждение непосредственного производителя от результатов его труда.

Поскольку трудящиеся стали владельцами предприятия, устранён наёмный характер труда: собственник и работник совместились в одном лице. Трудящиеся сами присваивают производимую ими прибавочную стоимость, поэтому не осталось места и для эксплуатации.

Вместе с тем возможность паразитического потребления сохраняется: коллективный собственник предприятия может направить на текущее потребление и ту часть прибавочной стоимости, которая создана средствами производства и, исходя из логики синтетической концепции и общественных интересов, должна быть предназначена для их развития.

В итоге получается, что в нашей модели трудовой коллектив в полной(!) мере наделён всеми правами собственника средств производства и предприятия в целом. На уровне предприятия созданы почти все условия (за исключением невозможности паразитического потребления) для осуществления высокоэффективной экономической деятельности.

Права конкретного работника

Торжество справедливости на уровне коллектива не предполагает с неизбежностью полную справедливость по отношению к конкретному работнику.

Функции учредителя теперь выполняет трудовой коллектив. Но, хотя работник является его членом, он не обязательно сливается с ним. Различие их интересов может воплотиться в противостояние. В итоге по отношению к рядовому работнику трудовой коллектив будет играть ту же роль учредителя-капиталиста, что и советское государство.

Если раньше права работника «растворялись» в многомиллионной армии совладельцев общенародной собственности, то теперь ― в трудовом коллективе. В этой связи большое значение приобретает эффект масштаба производства, который в данном случае играет отрицательную роль. Можно с большой уверенностью предположить, что положительное, стимулирующее действие коллективизации собственности будет падать с увеличением размера предприятия. С этой точки зрения может оказаться полезным делегирование прав от трудового коллектива предприятия на уровень цехов, бригад и отдельных участков.

Если не удастся решить проблему противостояния интересов работника и трудового коллектива, мы до некоторой степени воспроизведём ситуацию, имевшую место при советском способе производства.

Печальные последствия этого очевидны. Например, что касается реализации принципа распределения по труду. С одной стороны, наличие конкуренции работодателей не позволяет коллективу предприятия устанавливать работнику произвольное(!) значение договорной цены его рабочей силы, как это имело место в советской экономике. Более того, при определении стоимости рабочей силы со стороны работодателя Спотр,2 в полной мере задействуется механизм субъективной оценки потребительской ценности затрат труда пцч.т. Но, с другой стороны, и при рассматриваемом способе производства рыночную цену затрат каждого фактора производства цзфп,i невозможно вычленить из цены товара ц1. Как следствие, нет уверенности, что вклад каждого отдельного работника в общий результат получает справедливую оценку. Поэтому в той мере, в какой отдельный работник противостоит всему коллективу предприятия, принцип распределения по труду может нарушаться. В целом, однако, условия реализации этого принципа на коллективном предприятии более благоприятные, чем на капиталистическом и на советском. (Напомним, что главное предназначение распределения по труду заключается в стимулировании работника к полной самоотдаче в процессе труда).

То же относится к реализации принципа равноправия факторов производства. Если факторы производства теперь равноправны на уровне предприятия, то это, однако, не исключает, что конкретный работник может не в полной мере реализовывать свои права собственника. Он может чувствовать, что его права, как владельца рабочей силы и совладельца средств производства предприятия, ущемляются со стороны учредителя ― трудового коллектива.

Если коллективизация собственности выльется лишь в то, что место, которое занимало государство при советском способе производства, теперь займёт коллективный собственник, а противоположность интересов конкретного работника и учредителя сохранится, мы воспроизведём в новом способе производства и все остальные «родимые пятна» капитализма и советского «социализма» ― отчуждение непосредственного производителя (конкретного работника) от средств производства, результатов его труда и управления предприятием. В результате всего этого мы получим сохранение эксплуатации и, самое главное, психологии наёмного работника. Внутреннее ощущение работника, сознающего себя реальным собственником своего предприятия ― лучшее свидетельство перемены в производственных отношениях. Причём психология работника служит определяющим критерием не только «социалистичности», но и эффективности способа производства.

Распределение по труду

Следует ещё раз отдельно остановиться на распределении по труду.

Осуществление распределения в соответствии с количеством и качеством затрат труда — очень важный инструмент для стимулирования высокопроизводительного труда и, в конечном счёте, для обеспечения экономической эффективности социалистического способа производства.

Из синтетической концепции стоимости вытекает, что рыночную цену затрат труда невозможно вычленить из общей цены затрат всех факторов производства. Это позволяет учредителю-капиталисту присваивать прибавочную стоимость, создаваемую трудом. При наличии учредителя-капиталиста решить проблему распределения по труду в масштабе всей экономики рыночного типа невозможно — конкуренция побуждает учредителя к эксплуатации (присвоению чужой прибавочной стоимости). При этом не важно, кто выступает в роли учредителя-капиталиста — частное лицо или государство.

Единственная возможность реализации принципа распределения по труду заключается в устранении учредителя-капиталиста из процесса производства, то есть в совмещении учредителя и владельца рабочей силы в одном лице. Очевидно, что этого нельзя добиться в рамках частнокапиталистической или государственной форм собственности на средства производства. Только коллективизация собственности создаёт возможность(!) распределения по труду, поскольку при ней владелец рабочей силы — как член трудового коллектива — является и учредителем.

Это всё, что может сказать теория по этому поводу. Дело за практикой.

Промежуточный вывод

Как же можно в целом оценить рассмотренную экономическую модель с позиций синтетической концепции?

Целью является переход к более эффективному, чем капитализм, способу производства. Средством для этого в теоретической модели выбрана коллективизация средств производства. Она призвана сделать непосредственного производителя реальным собственником средств производства и устранить психологию наёмничества.

Следует констатировать, что возможности для решения поставленных задач имеются. На уровне предприятия эти задачи решены почти полностью: трудовой коллектив в полной мере обладает всеми правами собственника, проблемы распределения по труду и равноправия факторов производства решаются автоматически. Устранено отчуждение непосредственного производителя (если считать, что это ― коллектив предприятия) от результатов его труда, для эксплуатации не осталось места.

Проблема заключается в том, чтобы обеспечить реализацию этих достижений на уровне конкретного работника. Не исключена ситуация, особенно на крупных предприятиях, возрождения противостояния учредителя — трудового коллектива и рядового работника. Это обстоятельство может в огромной степени нивелировать преимущества перехода к новому способу производства.

В целом можно заключить, что коллективизация собственности создаёт предпосылки для утверждения действительного равноправия факторов производства и устранения или существенного снижения паразитического потребления. В этом видится главное преимущество нового способа производства перед капитализмом, при котором эти предпосылки отсутствуют.

«Участие»

Теперь от теоретических рассуждений перейдём к анализу практических данных.

Мнение, что коллективная форма собственности на средства производства почти не встречается в современной реальности и представляет собой дело далёкого будущего, ошибочно. В действительности накоплен уже немалый опыт, позволяющий сделать определённые выводы. Поэтому имеет смысл разобрать некоторые показательные примеры.

Одним из таких примеров является система «участия» (или «соучастия»). В англоязычной литературе под «участием» понимается практика всё большего вовлечения работников как в управление, так и во владение компаниями, которые их наняли. Несмотря на общее название, формы «участия» существенно различаются — от простейших «кружков качества» (более слабой версии нашего бригадного подряда) до владения работниками всем пакетом акций предприятия. Низшие формы «участия» никоим образом не посягают на «особость» положения частного учредителя-капиталиста, то есть, не меняют основ капиталистического способа производства, поэтому нас в данном случае интересуют только случаи реальной коллективизации собственности.

Практика системы «соучастия» позволяет сделать, по крайней мере, два полезных вывода. Во-первых, инициатива по внедрению различных форм «участия», за редчайшим исключением, исходит от администрации, собственников предприятий или государства (как «коллективного капиталиста»), а не от профсоюзов или самих рабочих. Побудительными мотивами при этом служат интересы бизнеса, а отнюдь не альтруизм или демократизация управления производством как самоцель. Более того, система «участия» противоречит традиционной концепции ведения бизнеса, согласно которой чрезмерный учёт потребностей рабочих и хотя бы частичная потеря контроля над управлением предприятием ведёт к финансовым потерям и снижению конкурентоспособности.

Во многих случаях в качестве первоначального толчка выступает кризис в деятельности компании, реальная угроза отстать в конкурентной борьбе. Для придания нового импульса развитию компании её владельцам приходится «наступать на горло собственной песне» и внедрять различные варианты «участия» с целью повышения производительности труда и качества продукции. Других путей решения этих задач у них, видимо, уже не остаётся. Таким образом, система «участия» является вынужденной мерой, необходимой для повышения эффективности производства, достигшего пределов своего развития при капиталистических производственных отношениях. Этот показательный факт сознают отдельные, пока немногочисленные представители бизнеса, а государство, вводя в законодательном порядке различные варианты системы «участия», отражает «коллективное бессознательное» всего класса капиталистов.

Во-вторых, практика работы предприятий, в которых контрольный пакет акций (вплоть до 100%) принадлежит их работникам, показала бесперспективность коллективизации средств производства без наделения работников правами по управлению предприятием.

Характерной иллюстрацией является судьба двух компаний в США. В обоих случаях рабочие получили контрольный пакет акций, то есть, формально сделались собственниками ― владельцами предприятия. Они стали получать дивиденды с прибыли. При этом система управления и принятия решений осталась, однако, прежней, устроенной по капиталистическому образцу. В итоге в положении рабочих мало что изменилось, все старые проблемы остались. Имели место случаи сокрытия информации от рабочих (собственников!), решения принимались без учёта их мнения. Причём, что характерно, если раньше рабочие воспринимали такое к себе отношение как должное, то теперь это стало вызывать возмущение с их стороны.

В конечном счёте, именно недопущение рабочих-собственников к реальным рычагам управления предприятием послужило причиной профанации идеи коллективизации средств производства. Об этом свидетельствуют действия рабочих: в одном случае они в знак протеста продали свои акции, не видя никакого смысла в сохранении статуса псевдособственников, в другом ― объявили забастовку, парадоксальным образом выступив против самих себя, как владельцев завода41.

Эти примеры показывают ещё раз, что наделение работника правами собственника не самоцель, а только средство для устранения психологии наёмного работника и утверждения психологии совладельца предприятия, собственника средств производства и производимого продукта. Для достижения этого эффекта совершенно недостаточно формального предоставления трудящемуся прав собственника с выплатой ему дивидендов, критически важным условием является его приобщение к процессу управления и принятия решений. Без осуществления этого условия лучше и не начинать процесс коллективизации средств производства ― только загубим идею.

По американским данным, предприятия, работники которых участвуют только в их капитале и доходах, но не имеют доступа к управлению, по важнейшим экономическим показателям не отличаются от обычных частнокапиталистических фирм. Ситуация меняется коренным образом в случае участия рабочих в управлении предприятием. По сравнению с обычными фирмами производительность труда на этих предприятиях выше на 15%, фондоотдача на 177%, норма прибыли на используемый капитал на 33%42.

Речь, конечно, не идёт о замене профессиональных менеджеров неким «коллективным управляющим». Это не только невозможно, но и не рационально. Большинство рядовых работников предпочитают заниматься своим делом и не расположены выходить за рамки своей компетенции. Но они должны получить, как минимум, то же влияние на принятие стратегических, жизненно важных для себя и предприятия решений, которым обладают акционеры капиталистического акционерного общества. Впрочем, стоит только разбудить «творчество масс», на которое уповали классики, как оно само сметёт ненужные преграды. Описанная выше реакция рабочих двух американских предприятий на попытки ограничить их права подтверждает этот прогноз.

Кооперативы

Лицо современной экономики определяет всё-таки промышленность, поэтому сельскохозяйственные кооперативы мы здесь не рассматриваем.

Промышленные кооперативы появились ещё в XVIII в. Маркс считал их предвестниками социализма. Он писал о кооперативных фабриках в Англии, что они «показывают, как на известной ступени развития материальных производительных сил и соответствующих им общественных форм производства с естественной необходимостью из одного способа производства возникает и развивается новый способ производства»43.

Однако процесс развития нового способа производства что-то затянулся. Кооперативное движение никогда не исчезало совсем, но оно за столетия своего развития всё-таки не смогло оформиться в полноценный уклад в рамках капитализма (имеются в виду несельскохозяйственные кооперативы).

Одним из самых удачных примеров развития кооперативного движения заслуженно считается Мондрагонская модель. (Мондрагон ― город в Стране басков, Испания). Она представляет собой ассоциацию, включающую около 180 кооперативов, из которых более 90 ― промышленные. Последние производят разнообразную продукцию, от строительных материалов до электронного оборудования и роботов. Годовой оборот превышает 4 млрд. долларов. Мы рассмотрим эту модель с точки зрения двух интересующих нас проблем ― распределения по труду и равноправия факторов производства.

Вознаграждение работника в Мондрагонском кооперативе состоит из двух частей. Первая часть, заработная плата, начисляется в соответствии с трудовым индексом. Трудовые индексы разрабатываются выборным органом кооператива ― социальным советом, избираемым непосредственно на рабочих местах по одному представителю от каждых 15-ти работников. При этом учитываются квалификация, опыт, уровень ответственности, особые условия работы. Поставлено ограничение: максимальная зарплата не может превышать минимальную более чем в 6 раз.

Как собственнику, каждому работнику полагается часть прибыли ― прибавочной стоимости, получаемой кооперативом после обмена товаров и уплаты обязательных платежей. Это вторая часть его вознаграждения. Размер её зависит от зарплаты работника и его квалификации. Эти средства зачисляются на индивидуальные счета каждого члена кооператива. Работник может взять эти деньги только в случае ухода из кооператива или выхода на пенсию, но он обладает правом снимать начисляемые проценты (6% годовых). Проценты начисляет кооператив, поскольку средства на индивидуальном счёте, принадлежащие работнику, рассматриваются как заём кооперативу, который использует их для инвестиций в производство. По сути, система индивидуальных счетов призвана ограничить «проедание» дохода и направлена на аккумуляцию средств для дальнейшего их инвестирования. Тем самым существенно ограничивается возможность паразитического потребления дохода, создаваемого нетрудовыми факторами производства. В кризисные времена действие этого механизма усиливается: решением Общего собрания личные доходы членов кооператива могут быть заморожены и даже сокращены, а вырученные средства направлены на инвестиции44.

В целом, принимая во внимание демократичность всей процедуры и отсутствие характерного для частнокапиталистических предприятий паразитического потребления учредителей-капиталистов, рассмотренную схему можно признать серьёзным шагом на пути реализации распределения по труду.

Этот вывод позволяет косвенно оценить положение с осуществлением второго принципа ― действительного равноправия факторов производства. Дело в том, что между степенями реализации обоих интересующих нас принципов имеется вполне очевидная корреляция, поэтому прогресс в реализации распределения по труду является отражением значительного продвижения в деле обеспечения равноправия факторов производства.

Успех в реализации обоих принципов на уровне предприятия (кооператива) в Мондрагонской модели вряд ли может вызывать сомнения. Однако достижения на уровне конкретного работника менее очевидны. Об этом свидетельствует забастовка, случившаяся в 1974 г. Работники протестовали против расширения прав кооперативного руководства и новых значений трудовых индексов. В итоге 17 руководителей забастовщиков были исключены из кооператива. В 1978 г. они были вновь восстановлены в правах, а многие их требования были удовлетворены45. Тем самым их претензии к руководству были признаны справедливыми. Этот факт должен рассматриваться как проявление определённых деформаций в осуществлении принципа распределения по труду на уровне рядовых работников.

Аналогичное замечание можно сделать в отношении принципа равноправия факторов производства. Кооперативы не являются акционерными предприятиями, в них права собственности отделены от прав по управлению. Этим кооператив отличается от предприятия, находящегося в акционерной собственности работников: в первом случае действует правило «один человек – один голос», во втором количество голосов, определяющих влияние отдельного работника на принятие решений, зависит от числа его акций. В Мондрагонской модели все работники выступают в качестве учредителей: они вкладывают в производство как общие средства кооператива, так и индивидуальные, находящиеся на их индивидуальном счёте. Получается, что все работники в равной степени участвуют в принятии ответственных решений, но при этом риск, определяемый возможностью потери находящихся на индивидуальном счёте денег (вследствие изменившейся конъюнктуры или если принятое решение окажется ошибочным), для всех разный, так как объём накопленных денег разный. В этом отношении система принятия решений в акционерном обществе кажется более справедливой: тот, кто больше рискует, должен иметь больше голосов. В Мондрагонской модели права учредителя при голосовании ущемляются. Но не только при голосовании: хотя степень риска для работников-учредителей различается, при распределении полученной прибыли различие рисков, как мы видели, не учитывается. Тем самым существование учредительского дохода игнорируется.

Югославский опыт

Неудача югославской модели часто рассматривается как доказательство неработоспособности «рыночного» социализма и экономической неэффективности коллективизации средств производства. Эта позиция представляется недостаточно обоснованной хотя бы по той причине, что мы свой собственный опыт ещё толком не изучили, не проанализировали и не оценили, что уж говорить о югославском!

Ниже излагаются некоторые сведения, которые позволят нам дать свою оценку модели «рыночного» социализма. В качестве основного источника информации использована книга югославского академика К. Михайловича «Экономическая действительность Югославии», М., «Экономика», 1986.

Экономическая система Югославии в своём развитии прошла два этапа. До 1950 г. она в целом представляла собой плановую централизованную экономику советского типа. Постепенно начал осуществляться отход от этой модели. (У нас аналогичный процесс начался почти сорок лет спустя). Побудительным мотивом к реформированию хозяйственной системы послужило желание уйти от плановой экономики, ввести рынок и рыночные отношения, но сохранить при этом общественную собственность на средства производства. Югославия стала строить собственную модель, получившую название «самоуправленческий социализм». Был взят курс на децентрализацию управления и внедрение самоуправленческой демократии, в том числе, на производстве. В 1950 г. декретом правительства централизованная государственная собственность была превращена в «негосударственную общественную собственность» (это официальный югославский термин). Вся полнота власти на предприятиях была передана рабочим советам, избираемыми трудовыми коллективами. Их решения имели директивный характер, что делало коллективы в лице рабочих советов полновластными хозяевами предприятия46. Тем самым произошла смена производственных отношений, что позволяет говорить об установлении нового способа производства. Чтобы не спорить по поводу его «социалистичности», этот способ производства, по аналогии с советским, можно назвать югославским. Именно его и подразумевают под югославской моделью.

В дальнейшем отрицание плановой централизованной экономики стало всеобщим и всеохватывающим. К середине 1960-х гг. наступил переломный момент. В результате ряда последовательных реформ роль государства в экономической жизни общества была сведена к минимуму. Были сняты практически все существовавшие до того ограничения прав трудовых коллективов по управлению предприятиями.

С самого начала была допущена методологическая ошибка, во многом определившая результат. Произошла идеологизация экономики, идеологические мотивы стали доминировать над задачами экономического развития. Прежде всего это проявилось в том, что вместо обеспечения экономического роста во главу угла было поставлено развитие самоуправленческой демократии. Тем самым в качестве главного приоритета место цели (повышения экономической эффективности) заняло средство (демократизация путём самоуправления). Именно идея самоуправления стала idée fixe югославской политической и экономической власти. Самоуправление насаждалось и там, где в нём объективно не было необходимости, его развитию отдавался приоритет, даже в ущерб экономической эффективности.

По итогам реформ средства производства остались в общенародной (фактически государственной) собственности. Власть даже боролась с проявлениями коллективной (групповой) собственности. Но трудовые коллективы получили право пользования средствами производства. Предприятия имели полную самостоятельность в принятии хозяйственных решений, вплоть до распределения дохода. Они не финансировались из госбюджета, а существовали за счёт собственной прибыли. Таким образом, трудовые коллективы были фактическими коллективными собственниками средств производства, несмотря на то, что функции владения и распоряжения остались за государством.

Первой жертвой идеологизации экономики стало планирование. Отраслевые министерства были ликвидированы. Любые попытки жёсткого планирования рассматривались как рецидив плановой централизованной экономики и посягательство на «священную корову» — самоуправление. Пятилетние планы существовали, но предприятия не были обязаны выполнять государственный план. Постепенно планирование перестало реально применяться, и из индикативного превратилось в декларативное. Вместе с тем именно планирование определяет стратегию развития экономики, формулирует долговременные цели и задаёт соответствующие ориентиры хозяйствующим единицам. Потеря планом его направляющей и координирующей функции вела к дезинтеграции экономической жизни.

Фактическая коллективизация средств производства означала появление независимых производителей и, следовательно, переход от плановой централизованной экономики к рыночной, конкурентной. Однако, хотя вся система хозяйствования была ориентирована на рыночные взаимосвязи, полноценная рыночная экономика так и не возникла. Структура югославского рынка, монополизм производителей оставляли очень мало места для подлинной конкуренции. Действие рыночных сил как регуляторов экономических отношений было ограничено. В отсутствие реального планирования и настоящего рынка вся экономическая система опиралась на систему договоров и соглашений между предприятиями, которая, однако, не смогла стать полноценной заменой плану или рынку.

Приоритет идеологических целей над экономическими привёл к тому, что существовавшая в Югославии рыночная экономика была ущербной, из неё был изъят ряд принципиальных рыночных механизмов. В частности, фактически было невозможно банкротство предприятий, так как общество тем или иным способом восполняло убытки. Это существенным образом снижало ответственность предприятий за последствия своих решений.

Идеологический маятник качнулся настолько сильно от планирования к рынку, что государство самоустранилось от регулирования макроэкономических показателей. Это самым пагубным образом сказалось на экономике. Остроту многих проблем можно было бы снизить, если бы государственные органы вовремя принимали необходимые меры. На уровне федерации экономические рычаги — воздействие на производство налогами, управлением капиталовложениями, валютной политикой использовались совершенно недостаточно. Исполнение этих функций частично перешло на республиканский уровень, что привело лишь к нарушению единства экономической политики и рынка и, в конечном счёте, к экономическому сепаратизму.

Определённой компенсацией отсутствия эффективной макроэкономической политики выступало сильное административное влияние, в основном республиканских и местных органов власти. Оно проявлялось по многим направлениям, например, в изъятии львиной доли доходов предприятий, что подрывало основу их самостоятельного хозяйствования. Налоги были одними из самых высоких в мире. При этом бóльшую часть налогов республики оставляли себе, следствием чего был дефицит федерального бюджета. Административное влияние — в ущерб рыночным механизмам — было очень значительным при принятии решений в области капиталовложений и при предоставлении банковских кредитов.

Однако поистине катастрофические последствия имело административное воздействие на политику цен. Бóльшая часть цен находилась под административным контролем. Регулирование осуществлялось на трёх уровнях — местном (3,8% всех цен), республиканском (52,5%) и федеральном. Этот факт представлял собой существенное и принципиальное изъятие из модели рыночной экономики. В результате существовали огромные ценовые диспропорции. Живой труд был относительно дорогим, а должен был быть в условиях избыточной рабочей силы дешёвым. Напротив, капитал, сырьё и энергия были дешёвыми, несмотря на их дефицит. Как следствие, основной поток капиталовложений направлялся в обрабатывающую промышленность (для экономии труда), тогда как сырьевые отрасли и энергетика испытывали хроническое недофинансирование, что создавало структурные диспропорции в экономике и усугубляло дефицит сырья и энергоресурсов. Предприятия были вынуждены ориентироваться на импортное сырьё, которое со временем дорожало.

Темпы накопления были низкими, так как предоставление предприятиям свободы распределения дохода не было уравновешено механизмом, препятствующим паразитическому потреблению (как в Мондрагонской модели). Поэтому люди отдавали предпочтение текущему потреблению, а не инвестициям. Особенно это относилось к работникам предпенсионного возраста и «летунам». Такое поведение представлялось тем более рациональным в условиях инфляции, которая быстро обесценивала любые накопления. Поэтому средства из фондов накопления и даже амортизации использовались на текущее потребление. Для трудовых коллективов перевод прибыли на оплату труда был своеобразной формой защиты своих доходов от инфляции.

Парадоксальным образом предприятия в то же время демонстрировали склонность к капиталовложениям. Дело в том, что кредит был дёшев, а процентная ставка не компенсировала инфляцию. Поэтому были случаи, когда инвестиционный кредит погашался только на 30% своей реальной стоимости. Инфляция наказывала экономных, обесценивая их средства, и награждала живущих в долг, подталкивая людей к расточительству. Вдобавок ко всему из-за неразвитости финансового рынка предприятия не были заинтересованы инвестировать средства вне себя. Поэтому трудовые коллективы поступали вполне разумно, «проедая» собственную прибыль, а развивая производство за счёт кредитных денег. При этом следует заметить, что кредиты югославская экономика получала из-за границы, и страна жила в долг.

Интегральным признаком существовавших в экономике проблем выступала инфляция. Большинство отмеченных выше негативных явлений — дефицит бюджета, рост потребления, не обеспеченного материальными возможностями страны, недостаточный уровень накоплений, отсутствие развитого финансового рынка, монополизм производителей, республиканский и местный сепаратизм и др. так или иначе стимулировали инфляцию. Борьба с ней в условиях, когда спрос намного превышал предложение, оказалась безуспешной.

Последствия инфляции столь же отрицательно воздействовали на экономику, как и причины, её вызывавшие. Высокая инфляция деформировала мотивы поведения предприятий. У них возникал соблазн получения незаслуженного дохода за счёт простого повышения цены. Имели место картельные сговоры с целью повышения цен на продукцию. Возможность получения «лёгких денег» снижала стимулы для предприятий стремиться к росту производительности труда. Обесценивание денег подрывало основы материального стимулирования работников.

Высокая цена труда побуждала предприятия стремиться к максимизации дохода на одного работника, но не совокупной массы дохода. Новый работник принимался на работу только в том случае, если он обеспечивал получение, как минимум, уже достигнутого среднего дохода. Следствиями были безработица и склонность к экономически необоснованным капиталовложениям в ущерб привлечению дополнительной рабочей силы.

На ряде мелких предприятий имели место кумовство и стремление принимать на работу только родственников и друзей.

Свобода распределения дохода проявлялась разнонаправлено: на части предприятий возобладала тенденция к уравнительному распределению, в других случаях, наоборот, дифференциация оплаты труда возросла. Однако принцип распределения по труду не был реализован в полной мере и на тех, и на других. Одной из причин стали существовавшие условия хозяйствования ― деформированная структура цен, позволявшая получать незаслуженные доходы, возможность извлекать доход из инфляционного повышения цен. С другой стороны, та же инфляция изымала часть личных доходов трудящихся.

В целом экономическая система Югославии ориентировала предприятия не на рост производства, не на его инвестиционное развитие, а на распределение («проедание») имеющегося дохода. Цель такую, конечно, не ставили, но этот вывод вытекает из анализа поведения предприятий.

Влияние национальных проблем на судьбу Югославии слишком общеизвестно, чтобы говорить о нём много. Словения и Хорватия по уровню экономического развития значительно опережали остальные республики. Поэтому, с одной стороны, они дотировали бюджеты других республик, с другой стороны, львиная доля капиталовложений направлялась туда, где отдача от них была наибольшей, то есть, в Словению и Хорватию. Тем самым неравномерность развития республик усиливалась. Передача в рамках идеологии самоуправления экономических функций государства республикам провоцировала дезинтеграцию рынка, попытки создания полузакрытых экономических пространств в границах республик со своими правилами, преференциями только «своим» производителям и т. п. Со временем эти процессы только нарастали, пока не приобрели разрушительную силу. Ситуация усугублялась тем, что экономический сепаратизм имел ярко выраженную этническую окраску. Итог известен: югославское государство, раздав свои полномочия республиканским и местным властям, оказалось слишком слабым и в принципе неспособным совладать с набравшими огромную инерцию центробежными, сепаратистскими процессами.

Этот длинный перечень недостатков и пороков югославского способа производства приведён специально. Потому как теперь следует задаться вопросом: а что из этого списка имеет отношение к коллективизации средств производства? Ведь именно её многие считают причиной краха югославской модели, и на этом основании отказывают ей в экономической целесообразности.

Прежде всего следует отметить, что в действиях югославских предприятий не было ничего нелогичного. Они вели себя весьма разумно и рационально, сообразно с теми экономическими условиями, в которых были вынуждены хозяйствовать. Эти условия определялись системой формирования цен, финансовой и фискальной политикой государства, существовавшей системой распределения дохода. Эти условия не ориентировали предприятия на достижение народнохозяйственных целей, да и на развитие собственного производства тоже.

Подавляющая часть причин краха югославской модели не связана напрямую с формой собственности на средства производства. Частнокапиталистическая собственность не смогла бы показать в этих условиях лучший результат. Для изменения поведения предприятий требовалось изменить условия их существования:

― деидеологизировать экономическую политику государства;

― повысить роль стратегического планирования и участие государства в макроэкономическом регулировании;

― устранить административное вмешательство в деятельность предприятий и проявления экономического сепаратизма;

― в полной мере задействовать рыночные механизмы, ограничить административное воздействие на цены, исключить ценовые диспропорции;

― отрегулировать кредитную политику;

― ограничить инфляцию.

Если бы перечисленные меры были дополнены механизмом, препятствующим паразитическому потреблению трудовых коллективов и побуждающим их к инвестициям в собственное производство и внешние экономические проекты, вряд ли югославский «рыночный социализм» заслужил бы то пренебрежение, с которым к нему ныне относятся «выдающиеся» и маловыдающиеся экономисты.

Вывод такой. Мы плохо знаем и ещё хуже понимаем югославский опыт. Но то, что мы о нём знаем, ни в коем случае не свидетельствует однозначно о неработоспособности способа производства, в основу которого положены самостоятельность и самоуправление трудовых коллективов.

Окончательные выводы

Как мы видели, имеются вполне определённые теоретические аргументы в пользу того, что социалистический способ производства должен базироваться на коллективной форме собственности на средства производства. (Следует иметь в виду, что эта форма собственности может существовать в различных вариантах). Синтетическая концепция стоимости усиливает эти аргументы и увеличивает их число. Примеры практической реализации коллективизации собственности если и не доказывают окончательно её экономическую эффективность, то и не опровергают.

Накопленный практический опыт ещё слишком мал. Поэтому отсутствуют ответы на многие принципиальные(!) вопросы.

Как побудить коллективных собственников внедрять трудосберегающие технологии, если это приведёт к сокращению занятости?

Как заинтересовать коллективы к вложению свободных средств вне своих предприятий, туда, где они принесут обществу больше пользы? А если удастся создать нужный экономический механизм, как при этом избежать чрезмерного паразитического потребления? Не приведёт ли это к новому социальному расслоению, появлению богатых и бедных трудовых коллективов?

Без допущения института банкротства предприятий, видимо, не обойтись. Но как в случае банкротства компенсировать работникам потерю работы и собственности? И в более широком смысле: как смягчить жестокость конкуренции по отношению к более слабым участникам рынка?

Наконец, как избежать противостояния учредителя — трудового коллектива и рядового работника? Как обеспечить распределение по труду на уровне каждого конкретного работника?

Не надо думать, что перечисленные проблемы ― нерешаемые. Они могут быть решены путём введения определённых законов и норм. Ведь современный капитализм также нуждается в многочисленных регуляторах своей деятельности. Он не может эффективно и устойчиво функционировать в условиях «дикого» рынка, в отсутствие многочисленных законов и норм, регулирующих ведение бизнеса внутри и вне предприятий и ограничивающих деструктивное поведение отдельных хозяйственных субъектов. В частности, регулирующую функцию выполняет налоговое, трудовое и прочее законодательство, вплоть до уголовного. Задача состоит в том, чтобы найти соответствующие механизмы регулирования деятельности коллективных предприятий.

Рассмотренные в этой главе примеры подтверждают возможность утверждения способа производства, основанного на действительном равноправии факторов производства и устранении или существенном снижении паразитического потребления. Каковы же пути достижения этой цели? Представляется, начинать надо с создания народных предприятий ― островков новых производственных отношений. Со временем они сформируют уклад в рамках существующего строя. Если новый экономический уклад докажет свою эффективность, рано или поздно, мирными или почти мирными средствами, но он станет господствующим. Именно так «созревал» феодализм внутри рабовладельческого строя в Европе, а капитализм ― в недрах феодализма. Это не только самый естественный путь становления нового способа производства, но и самый надёжный: реальная практика лучше любой умозрительной теории убережёт от неверных шагов и исправит ошибки.

Капиталистический способ производства в «чистом» виде, если он когда-либо существовал, должен был базироваться на сочетании двух основных элементов ― частнокапиталистической собственности на средства производства и свободной конкуренции. Развитие его до сих пор происходило не путём замены его структурных элементов, а «достраиванием» структуры. Монополии и олигополии, элементы государственно-монополистического капитализма, результаты «революции менеджеров» и т. п. представляют собой своеобразные «наросты» на теле «чистого» капитализма. Они не устраняют конкуренцию, а модернизируют её, не ликвидируют частную собственность, а только частично «размывают» её. Поэтому сущность капитализма, несмотря на разительные перемены, произошедшие с ним со времени выхода в свет «Капитала», не изменилась.

Социалистический уклад должен стать ещё одним структурным элементом. Альтернатива капиталистическому способу производства должна созреть внутри него самого. Совместное действие всех факторов, деформирующих капитализм, должно привести к окончательному перерождению частнокапиталистической собственности и изменению производственных отношений.