Доходная мечта

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 

Сергей Голубицкий, опубликовано в «Бизнес-журнале Онлайн», 31 Марта 2004 года.

http://offline.business-magazine.ru/2004/43/32943/

Раз в году планета замирает, затаив дыхание: миллиард землян, с обожанием ли, с завистью, с восхищением или просто из любопытства всматривается в голубые экраны телевизоров, ловит каждую плоскую шутку ведущих, отслеживает каждую складку на платье суперзвезд, умиляется каждому удачному слову благодарности, произнесенному лауреатом.

Все кинопродюсеры осознают свой долг перед индустрией и перед нацией - повсеместно внедрять в сознание общества преимущества, которыми мы пользуемся, проживая в этой стране. Мы также хорошо знаем о скрытой угрозе, исходящей из внешнего мира, которая подвергает опасности наше государство и наши принципы управления. Я верю, что Америка уверенно шагает впереди мировых наций потому, что фильмы Голливуда демонстрируют остальным народам разумно правдивую картину Америки и воспевают демократические принципы и преимущества жизни в условиях, когда не попираются свободы личности.

Гарри Уорнер, март 1937 года

Из всех искусств для нас важнейшим является кино.

Слова, приписываемые В. И. Ленину (хотя на самом деле он никогда и нигде их не произносил)

В эти мгновения мир живет Голливудом, мир сливается с «Оскаром» - ежегодной церемонией вручения премий американской киноакадемии, - и мир разделяет его судьбу. Эта солидарность, этот вселенский хэппенинг - лучший памятник кучке полуграмотных и напористых «детей трущоб», которые в начале 20-х годов прошлого века превратили потешный балаган в самое шикарное шоу мира, а копеечный бизнес - в феерический способ зарабатывать миллионы.

Загадка имени

В этом превращении - основная интрига. Ведь отцы-учредители Голливуда (в том виде, каким мы знаем его сегодня) в полном смысле слова пришли на все готовое: пока Карл Леммле (Universal Pictures), Вильям Фрид (Fox Film), Адольф Цукер (Paramount Pictures), Луис Мейер (Metro-Goldwyn-Meyer) и братья Уорнеры (Warner Bros.) занимались полулегальным кинопрокатом в дешевых никельодеонах, первый вестерн («Великое ограбление поезда», режиссер Эдвин Портер, 1903 год) отмечал свое десятилетие, а великий Дэвид Уорк Гриффит снимал трехчасовой шедевр «Рождение нации». Даже Голливуд как центр кинопроизводства состоялся до «Великого Исхода»[2]: первую студию - Nestor - учредили в 1910 году англичане Чарльз Рошер и братья Хорсли, ныне благополучно забытые.

Отцы-учредители не были первыми, однако быстро стали главными. Как же это случилось? Как удалось им наверстать упущенное время, обойти влиятельнейших конкурентов, избавиться от монополии патентной компании Томаса Эдисона? Попробуем разобраться.

Наш сегодняшний рассказ о самой легендарной киностудии мира - Warner Brothers. Выбор не случаен: история этой компании типична даже в мельчайших деталях, а биографии героев словно писаны под копирку.

Легенда гласит, что в 1884 году разорившийся башмачник Беня Ворон сидел в грязном кабаке на окраине российского местечка Красносельцы и мозговал эпохальное решение: «Ехать или не ехать?» Смуту в душу занесло письмо из Америки, которое Беня получил накануне от приятеля по прозвищу «Старый Валенок»: «Бросай эту нищую Россию и приезжай в Нью-Йорк! Улицы здесь вымощены золотом».

Беня горько усмехнулся: была бы Россия на самом деле нищей - еще куда ни шло. А так - полный холоймес: все вокруг процветали, а лично у Бени не срастался ни один гешефт, хоть тресни. «А! Где наша не пропадала!» - рубанул с плеча Ворон и отбыл за океан.

К сожалению, в Нью-Йорке снова не срослось. Потыкавшись по гетто Большого Яблока и ужаснувшись непомерной конкуренции, Беня быстро слинял в местечко Янгстаун, где и вернулся к привычному шустерству[3]. В 1885 году Беня получил американское гражданство, сменил ФИО на Бена Уорнера и навеки канул в небытие полноводной Леты.

Байка о Бене Вороне - неизменная спутница всех современных российских викторин и конкурсов а-ля «Как стать миллионером?» Наверное, потому, что впритирку ложится на вожделенный шаблон: «Поди ж ты! Был сапожником в Красносельцах, а сегодня семейное дело оценивается в десятки миллиардов долларов».

Увы, за океаном - своя правда. Поэтому был ли Беня Вороном, да и был ли он вообще Беней - нужно еще доказать. Хотя, чем черт не шутит: может, у него и в самом деле до такой степени не срасталось в жизни, что все его 12 детей носили фамилию Айхельбаум? Причем добрая половина маленьких Айхельбаумов родилась на европейском материке (в своих биографиях они писали «Польша»), поэтому путаница с именами не могла возникнуть по прибытии в Новый Свет. Получается, либо Ворон прихватил на корабль чужих детей, либо дети - не от Ворона, либо Ворон был не Вороном, а Айхельбаумом. В последнем случае непонятно, откуда же тогда взялась фамилия Уорнер, которую приняли на вооружение все отпрыски российского иммигранта.

С отчеством - тоже швах: старший сын Гарольд (Гарри) был Моррисовичем, а самый младшенький, Джек, - Леонардовичем. Между прочим, родился Джек в 1892 году в городе Лондоне, провинция Онтарио, Канада. Как туда занесло только что получившего американское гражданство Беню Ворона-Уорнера - загадка, достойная грядущего голливудского блокбастера. А может, в Лондоне жила только жена Ворона? В смысле, что на момент переселения Бени она еще не была его женой, но дети у нее уже были. От Айхельбаума… Кто же тогда выезжал из России? Другой Айхельбаум? Или только его дети?

Мы не случайно так подробно остановились на путанице с именами и театрально-гротесковыми нестыковками в биографиях героев. За кадром оказались чехарда с датами и местом рождения, противоречивые данные об образовании, переездах, гражданском статусе… Но и перечисленного достаточно, чтобы предположить: Голливуд учреждали великие мистификаторы! В любом случае, без понимания этих ребусов, без признания внутренней органичности скрипачей, балансирующих на крыше, и влюбленных парочек, парящих над домами3, нам никогда не откроется во всем величии золотоносный пафос «Фабрики звезд» и Голливуда, к возведению которого приложили не слабую руку многоликие братья Уорнеры.

Между тем проблемы с именами и фамилиями не преминули отразиться и на отношениях отпрысков легендарного семейства: жили они как кошка с собакой. Эдакая guerra omnium contra omnes[4]. Ругались Уорнеры шумно и постоянно. История донесла до благодарных потомков картину, на которой старший брат Гарри, к тому времени мультимиллионер, мчится с бейсбольной битой наперевес по аллеям великой киностудии за младшим братом Джеком, тоже мультимиллионером, раздирая окрестности истошным воплем: «Я сейчас замочу этого негодяя!» Остается догадываться, как ощущали себя наемные сотрудники студии под руководством четверки весельчаков.

Доподлинно известно, что дрязги внутрисемейные быстро проецировались на отношения производственные. Чуть ли не сразу после учреждения Warner Bros. Studios склока стала фирменным знаком, отмечавшим взаимоотношения между режиссерами, актерами, продюсерами, управляющими, осветителями, декораторами, костюмерами и сценаристами. Самым популярным занятием на студии в свободное от съемок время было - судиться. Судился Хэмфри Богард, судился Эррол Флинн, судилась Бетти Дэвис, судился Джеймс Кегни. Ну а что вы хотите: геволт[5] - он и в Калифорнии геволт.

Американская мечта: шпас

[6]

№1

Душой компании был Джек Уорнер. В детстве он мечтал стать певцом - бог наделил его очень громким голосом и абсолютным отсутствием слуха. Этот меланж, помноженный на полное отсутствие комплексов, производил на окружающих столь угнетающее впечатление, что братья подрядили младшенького петь между сеансами в кинотеатре, дабы зрители не засиживались и поскорее покидали просмотровый зал. Когда Джек подрос и осознал тщетность своих творческих потуг на бельканто, он обозлился до конца жизни. Однажды во время прогулки по студии Джек услышал, как из окна сторожевой будки доносится красивое мужское пение. «Молодой человек, это вы только что пели?» - дружелюбно спросил влиятельный хозяин онемевшего от смущения охранника. «Д-д-да-а, мистер Уорнер, а почему вы спрашиваете?» - «У вас очень красивый голос». - «О, благодарю вас, мистер Уорнер! Для меня это такая честь!» - «Скажите, молодой человек, кем бы вы хотели быть - охранником или певцом?» - «О, мистер Уорнер, я всегда мечтал стать певцом». - «Вот и замечательно, молодой человек, вы уволены!»

Волшебный фонарь

В анналах Голливуда бронзовыми буквами отлита фраза: «1907 год: четверо братьев Уорнеров создают бизнес по дистрибуции фильмов и сами приступают к кинопроизводству».

Все началась с того, что батя Уорнер-Айхельбаум купил дом. На первом этаже он открыл съестную лавку, а на втором поселил свое двенадцатидетное семейство, сдав лишние метры жильцам. Как-то раз очередной квартирант съехал, не оплатив аренду. «Съехал» - это громко сказано: бежал ночью, побросав впопыхах большую часть своего скарба. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», - сплюнул старший сын Гарри и принялся перебирать вещи постояльца на предмет их возможной реализации на блошином рынке. В самом углу, рядом с топчаном-лежанкой, стоял причудливый ящик, оказавшийся на поверку волшебным фонарем. Отдадим должное - Гарри мгновенно оценил деловой потенциал находки: уже через неделю он вместе с братьями Сэмом и Альбертом организовал платный просмотр встроенного в проектор «кинофильма»: они арендовали прощальный зал в местном похоронном бюро, повесили на стену простыню и в свободное от непосредственных мероприятий время приобщали местных жителей к высокому искусству по пять центов с носа. За разбитым роялем сидела сестрица

Дебора, а Джек, как уже знает читатель, рассасывал публику громким пением в перерывах между сеансами. Таково легендарное начало «бизнеса братьев Уорнеров по дистрибуции кинофильмов».

У всякой уважающей себя мифологии есть апокрифы. История Уорнеров - не исключение. Изложенная выше версия вышла из-под пера Бетти Уорнер Шейнбаум, дочки Гарри Уорнера. Однако в официально-позолоченном сценарии говорится о том, как «братья Гарри, Альберт, Сэмюель и Джек обустроили кинотеатр в одном из подсобных помещений отцовской фермы, а затем открыли еще несколько точек показа фильмов». Скажите на милость: для кого устраивали просмотры братья Уорнеры? И - главное: что потерял еврейский сапожник из Красносельцев на американской ФЕРМЕ?! Что ж: добро пожаловать в «разумно правдивую картину Америки», которой так гордился Гарри Уорнер в эпиграфе к нашему рассказу. Впрочем, замысел похвален: ведь среднестатистическому американцу сельскохозяйственная метафора куда ближе пятицентовых сеансов в похоронном бюро.

Читателю может показаться странной моя увлеченность апокрифами. Между тем мы только что приобщились к одной из глубинных тайн голливудского чуда, сотворенного отцами-учредителями! Безусловно, Леммле, Цукор, Уорнеры и Мейер были блестящими антрепренерами. Но одних предпринимательских талантов явно не хватало для того, чтобы оттереть многочисленных конкурентов от кормушки вокруг «важнейшего из искусств». Нужно было сделать еще что-то с самим кинематографом, подправить его содержание таким образом, чтобы обыватель, не раздумывая, согласился обменять свои кровные доллары на входные билеты. Даже ценой пропущенного обеда. До отцов-учредителей эту задачу решали примитивно и по старинке - экранизировали известные книги и муссировали экзотику: от египетских пирамид до зарисовок гражданской войны Севера и Юга. Иными словами, новыми художественными средствами создавали традиционное зрелище. В традиционном зрелище изображение на экране было настолько идеальным, что сама мысль об отождествлении с ним казалась кощунственной. Поэтому зрители относились к кинематографу как к развлечению, чему-то несерьезному, второстепенному, что может подождать (до получки), без чего можно легко обойтись. Не удивительно, что такой кинематограф хоть и приносил деньги его создателям, однако бесстыдно разбогатеть не позволял. А отцы-учредители разбогатели.

Разбогатели потому, что не просто научились снимать такое кино, какое хотелось видеть рядовому зрителю, но и создали параллельную реальность, которую Америка полюбила с первого взгляда, а потом и привязалась к ней на веки вечные. Скрытый механизм этой реальности как раз и проглядывает в апокрифе об отцовской ферме Уорнеров! Как все гениальное, рецепт прост: берется умышленно заземленный сюжет, наполняется множеством правдоподобных деталей, однако при этом совершенно незаметно, подспудно, как бы невзначай реальность смещается. Либо в сторону желаемого, либо в сторону, облагораживающую героев. В результате зритель видит на экране самого себя, но только чуточку лучше, чуточку благородней, чуточку счастливей, чем он есть на самом деле. Вот тут-то и возникает магия Шагала: вроде и штетл[7] знакомый до боли, и домишки покосились от бедности, и одежды на влюбленной парочке самые повседневные - ан нет: они ж по небу летят! Постойте-постойте: разве это они летят? Да нет же: это мы сами летим! Вот она - анатомия чуда!

Вернемся, однако, к нашим братьям. Сеансы в похоронном бюро заладились, и очень скоро Уорнеры купили второй волшебный фонарь, потом третий… Через годик скопили деньжат на никельодеон (маленький синематограф).

В 1912 году Гарри и Альберт учредили в Нью-Йорке Warner Features Company - собственную контору по прокату кинофильмов. К этому времени они вдрызг разругались с Самуилом и Джеком, которые пошли своим путем: также занимались прокатом, однако делали это на Западном побережье: в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Братский водораздел произошел в полном соответствии с темпераментом и талантами: обстоятельный, скаредный, уравновешенный и консервативный Гарри жил душа в душу со спокойным, осторожным, доброжелательным и праведным Альбертом. Сэм был взрывным генератором идей, мечтательным балагуром и компанейским парнем. И рядом с ним, как нельзя кстати, смотрелся великий женский угодник Джек, без пяти минут певец и вообще творческая личность.

Пока бизнес ограничивался прокатом и дистрибуцией, «парочка сухарей» (Гарри и Альберт) действовала гораздо успешней «богемного тандема» (Сэм-Джек). Однако все изменилось, как только братья занялись собственным кинопроизводством. В 1919 году Сэм и Джек продюсировали первый фильм и заработали на нем баснословные 130 тысяч долларов. Они арендовали несколько маленьких студий в Лос-Анджелесе и отсняли парочку сериалов. На вырученные деньги купили у семьи Бизмайеров 4 гектара земли на Бульваре Сансет и авеню Бронсона за 25 тысяч. Уже через год на площадке раскинулась солидная киностудия с многочисленными павильонами, монтажными мастерскими, гримерными и офисами.

Американская мечта: шпас № 2

Джек Уорнер славился своими насмешками и издевательствами над подчиненными, но больше всего от него доставалось сценаристам. Самым невыносимым для пухлого штата ремесленников пера был жесткий распорядок, требовавший обязательного сидения на рабочем месте с девяти утра до пяти вечера - фабрика грез братьев Уорнеров полностью оправдывала букву своей метафоры. Положение усугублялось еще и тем, что актеры имели право покидать киностудию во время обеденного перерыва, а сценаристы были вынуждены довольствоваться сухомяткой. Однажды Джек Уорнер вызвал одного такого страдальца в свой кабинет и попросил внести экстренные поправки в сюжетную линию горящего сценария. Вот он, сладостный миг расплаты! «Я очень сожалею, мистер Уорнер, - торжественно заявил литератор, - но после пяти часов вечера у меня нет никаких идей».

Еще один диалог из летописи борьбы Уорнера со сценаристами: «Послушай, приятель, я вынужден тебя уволить. Мне донесли, что ты коммунист». - «Мистер Уорнер, я вас умоляю! Я же не коммунист, я - антикоммунист!» - «А мне наплевать, какую разновидность коммунизма ты исповедуешь. Давай проваливай отсюда!»

Оброк

Самое время рассказать, почему отцов-учредителей так активно потянуло на Западное побережье. «Великий Исход», как всегда в этой жизни, был вызван объективными обстоятельствами. Дело в том, что гениальный изобретатель Томас Алва Эдисон свято верил в американские ценности и поэтому каждое свое изобретение самым обстоятельным образом регистрировал и патентовал в соответствующем ведомстве. Так, патентное свидетельство на аппарат-кинетоскоп было выдано 31 июля 1891 года, за четыре с половиной года до Люмьера. Это позволило ему открыть свой первый просмотровый зал «Кинетоскоп Парлор», в котором было установлено десять ящиков с окулярами, 14 апреля 1894-го - за полтора года до первого публичного сеанса, на котором Люмьер продемонстрировал свое изобретение. Эдисон конкретно страдал патентоманией, поэтому каждый свой шаг оформлял законодательно. Трудно поверить, но к концу жизни у него скопилось более 1 000 патентов (самые знаменитые из них: лампочка накаливания, электрический генератор, звукозаписывающее устройство фонограф и кинопроекционный аппарат)! Все это богатство легло в основу учрежденной им General Electric - единственной компании в Америке, которая на протяжении более ста лет неизменно представлена в индексе Доу-Джонса.

В 1908 году Томас Эдисон учредил Motion Picture Patents Company, которая в течение 10 лет владела абсолютной монополией на все съемочные камеры и проекционное оборудование. На практике это означало, что за съемки каждого фильма и за каждый сеанс в никельодеоне приходилось делать отчисления в пользу изобретателя. Кому ж понравится такое безобразие! Поначалу отцы-учредители пытались мухлевать прямо под носом патентной компании. Особенно прославились Адольф Цукор и Карл Леммле - по мере сил они не отстегивали ни цента. Однако занятие это было не только трудно реализуемым, но и опасным: повсюду шныряли агенты патентной компании Эдисона и сотрудники федерального патентного бюро и штрафовали нещадно.

В конце концов, отцам это надоело, и начался «Великий Исход»: мощный поток прокатчиков, дистрибьюторов и кинопродюсеров хлынул из Нью-Йорка в Калифорнию - вожделенную страну с нежным климатом, дармовой рабсилой нелегалов из Мексики и - главное! - вдалеке от «крыши» жадного Эдисона.

Американская мечта: шпас № 3

Первое, что бросалось в глаза при посещении голливудских киностудий в 20-е годы - это феерические апельсиновые и лимонные рощи, пальмовые оазисы и густые непроходимые кустарники, остриженные в английском стиле. Иногда эти оазисы дикой природы растягивались на десятки и сотни метров. Наивным посетителям казалось, что отцы-учредители просто извелись в каменных джунглях Нью-Йорка и теперь пытались максимально насытиться первозданной красотой естества. В реальности все было много прозаичней: периодически агенты патентной службы организовывали плановые командировки, добирались на поезде через всю страну и учиняли облавы с проверками легального использования съемочного и проекционного оборудования. Не всегда добрым людям удавалось дать своевременное предупреждение, поэтому зачастую о шухере узнавали только когда агенты появлялись у ворот студии. По оговоренному сигналу все заинтересованные лица (сами отцы-учредители и совладельцы, операторы, киномеханики и бухгалтеры) устремлялись в непроходимые чащи и заросли, где пережидали неприятную саконэ[8].

1923 год по праву считается датой рождения Warner Bros. Studios. Во-первых, в этом году состоялись торжественное объединение четверых братьев и официальная инкорпорация новой компании. Во-вторых, Уорнеры нарыли свою первую долгоиграющую жилу: собачку по имени Рин-Тин-Тин. Четвероногая кинозвезда снялась в 26 фильмах и буквально вырвала киностудию из банкротства.

Американская мечта: шпас № 4

Рин-Тин-Тин была большой немецкой овчаркой, которая, по сценарию, родилась в лисьей норе рядом с окопами первой мировой войны. Это предопределило героический характер собаки, которая на протяжении всех 26 серий совершала немыслимые подвиги. В реальной жизни Рин-Тин-Тин, как и все остальные актеры киностудии, люто ненавидела Уорнеров. Как-то раз Джек повез Рин-Тин-Тин на встречу со зрителями. Аккурат во время представления злобная немецкая псина ловко извернулась и впилась зубами в сочный тохэс[9] владельца киностудии. Зная Джека, можно было не сомневаться в исходе: сериал с Рин-Тин-Тин завернули, а собака исчезла в неизвестном направлении.

На грани банкротства Warner Bros. во многом очутилась из-за раздрая в руководстве и постоянных трений, которые возобновились между братьями сразу после объединения. Тропа войны пролегла между гомерической скаредностью Гарри и привычкой Джека сорить деньгами. Рассказывают, что Гарри постоянно инспектировал помещения киностудии на предмет выявления расточительности: он выкручивал лампочки в офисе в целях экономии электроэнергии и поднимал с пола гнутые гвозди, заставляя плотников их выпрямлять и использовать по новой. На каждый сэкономленный цент Джек отвечал растранжиренной тысячей долларов - становится понятно, почему старший брат носился по съемочной площадке с битой наперевес. Джек отплатил Гарри в 1958 году, не явившись на похороны старшего брата (вместо этого он отправился играть в теннис).

Конец Великого Немого

Первый звуковой фильм в истории кинематографа киностудия Warner Bros. выпустила в 1927 году. Это был культовый «Jazz Singer» («Джазовый музыкант») с Элом Джолсоном в главной роли. Самое поразительное, что многие киностудии обладали технологией, которая позволяла озвучивать ленту за долгие годы до этого события. Что же удерживало отцов-учредителей от столь революционного шага?

Причин было несколько. Во-первых, нежелание терять рынки сбыта за океаном. Продукция Голливуда пользовалась феноменальной популярностью во всем мире, включая Советский Союз. Главное преимущество немого фильма - отсутствие языкового барьера. Чарли Чаплина, Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса замечательно понимали в Германии, Польше и Узбекистане. Ситуация в корне менялась, когда вместо привычных титров, которые быстро и легко научились переводить на местные языки, на экране звучал непонятный английский. Как читатель догадывается, технологии дубляжа и субтитрования в те годы еще не было.

Но была и другая - не столь очевидная - причина, по которой продюсеры не очень спешили с введением звукового кино. Дело в том, что огромное число актеров, снимающихся на студиях Голливуда, говорили по-английски с чудовищным акцентом! Достаточно назвать Джека Бенни, Фанни Брайс, Джорджа Бернса, братьев Маркс - Юлиуса, Адольфа, Леонарда, Герберта и Милтона, Софии Такер и Эдда Вина. Все они были любимцами публики, и было совершенно непонятно, как зрители отреагируют, когда узнают о языковых проблемах своих кумиров.

Наверное, мир так и продолжал бы жить с Великим Немым, если б не жестокая конкуренция, которая возникла для кинематографа в 1926 году с появлением радио. Промедление было смерти подобно, и Уорнеры решили рискнуть. Инициатива исходила от самого изобретательного и дальновидного брата Самуила, который приобрел экспериментальную систему звукозаписи «Вита-фон». Съемки звукового фильма выдвигали повышенные требования к шумовому фону, поэтому на начальном этапе о натуре не могло быть и речи - все ограничивалось студией. Не удивительно, что для сценария Уорнеры выбрали театральную пьесу.

Сэм выкупил права на популярную постановку тех лет с весьма характерным сюжетом: старичок-кантор из синагоги нью-йоркского нижнего Ист-Сайда воспитывает единственного сына в лучших ортодоксальных традициях, надеясь на то, что молодой человек продолжит его карьеру. Увы, Джеки Рабиновица привлекает джазовое пение, а не псалмы. Он меняет свое имя на Джека Робина и вместо синагоги устраивается музыкантом в ночной клуб. Все бы ничего, но неожиданно отец джазиста заболевает и поэтому не может исполнить почетную обязанность - спеть «Кол Нидре» на празднике Йом Кипур. Община обращается к сыну с призывом символически заменить отца на мероприятии. И тут разыгрывается настоящая драма: как назло, в тот же самый вечер у Джека Робина должна состояться премьера на Бродвее, о которой он мечтал всю свою жизнь. В театральной постановке акценты были расставлены правильно: община побеждает, Джек отказывается от премьеры и поет «Кол Нидре» в синагоге. Папа плачет, зрители умиляются.

Внимание, читатель, мы на пороге разгадки еще одной грандиозной тайны голливудского чуда! Сэм Уорнер категорически отметает финальную сцену «Джазового музыканта» и изменяет ее в соответствии с собственным видением «правильного» развития событий: главный герой Джек Робин идет к своим бродвейским продюсерам, энергично объясняет им ситуацию («Не звери же!»), и те соглашаются перенести премьеру на один день. Довольный Джек бежит в синагогу и поет «Кол Нидре». Но и этого мало: в заключительной сцене Джек Робин появляется на своей джазовой премьере, переодевшись негром (густая черная краска на лице) и поет слезную «Мамочку» своей матери, которая сидит в дрожащей от пароксизма сострадания аудитории. Ну, как тут не вспомнить аналогичную сцену-плагиат из александровского «Цирка»! И в том, и в другом случае перед нами параллельная реальность в самом сочном своем воплощении.

На премьере «Джазового музыканта» в Нью-Йорке весь зал встал, устроив непрекращающуюся овацию. Фильм принес Warner Bros. немыслимую сумму денег - три с половиной миллиона долларов! Это при том, что стоимость билета в те годы составляла всего лишь 20 центов.

Американская мечта: шпас № 5

После выхода «Джазового музыканта» Джек Уорнер стал проявлять повышенную чувствительность к национальным деталям. Принимая на работу актера Джулза Гарфилда, отец-учредитель рек: «Нужно поменять твое имя. Как насчет Джеймса Гарфилда?» - «Мистер Уорнер, я не хочу менять свое имя. К тому же Джеймс Гарфилд был президентом Соединенных Штатов Америки. Давайте уж сразу поменяем мое имя на Авраама Линкольна!» - «Даже думать не моги, Гарфилд! Авраам - очень по-еврейски. Нам лишние кривотолки ни к чему!» В конце концов, сторговались на Джоне Гарфилде.

Будущее

После «Джазового музыканта» киностудия Warner Bros. окончательно утвердилась на голливудском Олимпе. В 30-е годы она заложила основы двух направлений американского кино: гангстерские фильмы (герои Джеймса Кегни и Хамфри Богарта) и авантюрные приключения (монополия на жанр «swashbuckler»[10], раскрученный красавцем Эрролом Флинном). Создала отдельную студию мультипликации, открыла собственную радиостанцию и студию звукозаписи (Warner Music Group).

Нельзя обойти вниманием и магическое возвращение духа Бени Ворона на родину. Голливуд и Warner Bros. оплодотворили советский кинематограф не только на уровне технологии (это как раз не удивительно), но и наполнили его содержанием, подарив беспроигрышные схемы и слезовышибательные элементы структуры. Братья Уорнеры и в самом деле знали, что нужно простому человеку и как ему это нужно. Мастерам советского кино оставалось лишь поменять имена персонажей да щедро удобрить кинопленку идеологическим повидлом. Все прочее оставляли без изменений чуть ли не на уровне цитат. Я не случайно вспомнил заключительную сцену «Цирка»: александровское решение отличается лишь сгущением «интернационального момента»: если в «Джазовом музыканте» Джеки Рабиновиц пел колыбельную, перекрасившись негром, то в советском варианте кроме колыбельной, еврея (Михоэлса) и негра (сыночка Любови Орловой) сгрудились еще и представители пятнадцати свободных республик. Вот уж поистине никакие идеологические разногласия не в силах преодолеть общность мироощущения и тягу к мистификации. А все почему? Потому что в 1884 году, когда разорившийся шустер Беня Ворон покидал родное местечко Красносельцы, отбывая в Нью-Йорк закладывать основы всемирной фабрики грез, его родной брат паковал чемоданы и отбывал в Москву: готовить революцию и закладывать основы всемирной фабрики слез. Через полвека братские пути соединились в важнейшем из всех искусств - кино.

Сергей Голубицкий, опубликовано в «Бизнес-журнале Онлайн», 31 Марта 2004 года.

http://offline.business-magazine.ru/2004/43/32943/

Раз в году планета замирает, затаив дыхание: миллиард землян, с обожанием ли, с завистью, с восхищением или просто из любопытства всматривается в голубые экраны телевизоров, ловит каждую плоскую шутку ведущих, отслеживает каждую складку на платье суперзвезд, умиляется каждому удачному слову благодарности, произнесенному лауреатом.

Все кинопродюсеры осознают свой долг перед индустрией и перед нацией - повсеместно внедрять в сознание общества преимущества, которыми мы пользуемся, проживая в этой стране. Мы также хорошо знаем о скрытой угрозе, исходящей из внешнего мира, которая подвергает опасности наше государство и наши принципы управления. Я верю, что Америка уверенно шагает впереди мировых наций потому, что фильмы Голливуда демонстрируют остальным народам разумно правдивую картину Америки и воспевают демократические принципы и преимущества жизни в условиях, когда не попираются свободы личности.

Гарри Уорнер, март 1937 года

Из всех искусств для нас важнейшим является кино.

Слова, приписываемые В. И. Ленину (хотя на самом деле он никогда и нигде их не произносил)

В эти мгновения мир живет Голливудом, мир сливается с «Оскаром» - ежегодной церемонией вручения премий американской киноакадемии, - и мир разделяет его судьбу. Эта солидарность, этот вселенский хэппенинг - лучший памятник кучке полуграмотных и напористых «детей трущоб», которые в начале 20-х годов прошлого века превратили потешный балаган в самое шикарное шоу мира, а копеечный бизнес - в феерический способ зарабатывать миллионы.

Загадка имени

В этом превращении - основная интрига. Ведь отцы-учредители Голливуда (в том виде, каким мы знаем его сегодня) в полном смысле слова пришли на все готовое: пока Карл Леммле (Universal Pictures), Вильям Фрид (Fox Film), Адольф Цукер (Paramount Pictures), Луис Мейер (Metro-Goldwyn-Meyer) и братья Уорнеры (Warner Bros.) занимались полулегальным кинопрокатом в дешевых никельодеонах, первый вестерн («Великое ограбление поезда», режиссер Эдвин Портер, 1903 год) отмечал свое десятилетие, а великий Дэвид Уорк Гриффит снимал трехчасовой шедевр «Рождение нации». Даже Голливуд как центр кинопроизводства состоялся до «Великого Исхода»[2]: первую студию - Nestor - учредили в 1910 году англичане Чарльз Рошер и братья Хорсли, ныне благополучно забытые.

Отцы-учредители не были первыми, однако быстро стали главными. Как же это случилось? Как удалось им наверстать упущенное время, обойти влиятельнейших конкурентов, избавиться от монополии патентной компании Томаса Эдисона? Попробуем разобраться.

Наш сегодняшний рассказ о самой легендарной киностудии мира - Warner Brothers. Выбор не случаен: история этой компании типична даже в мельчайших деталях, а биографии героев словно писаны под копирку.

Легенда гласит, что в 1884 году разорившийся башмачник Беня Ворон сидел в грязном кабаке на окраине российского местечка Красносельцы и мозговал эпохальное решение: «Ехать или не ехать?» Смуту в душу занесло письмо из Америки, которое Беня получил накануне от приятеля по прозвищу «Старый Валенок»: «Бросай эту нищую Россию и приезжай в Нью-Йорк! Улицы здесь вымощены золотом».

Беня горько усмехнулся: была бы Россия на самом деле нищей - еще куда ни шло. А так - полный холоймес: все вокруг процветали, а лично у Бени не срастался ни один гешефт, хоть тресни. «А! Где наша не пропадала!» - рубанул с плеча Ворон и отбыл за океан.

К сожалению, в Нью-Йорке снова не срослось. Потыкавшись по гетто Большого Яблока и ужаснувшись непомерной конкуренции, Беня быстро слинял в местечко Янгстаун, где и вернулся к привычному шустерству[3]. В 1885 году Беня получил американское гражданство, сменил ФИО на Бена Уорнера и навеки канул в небытие полноводной Леты.

Байка о Бене Вороне - неизменная спутница всех современных российских викторин и конкурсов а-ля «Как стать миллионером?» Наверное, потому, что впритирку ложится на вожделенный шаблон: «Поди ж ты! Был сапожником в Красносельцах, а сегодня семейное дело оценивается в десятки миллиардов долларов».

Увы, за океаном - своя правда. Поэтому был ли Беня Вороном, да и был ли он вообще Беней - нужно еще доказать. Хотя, чем черт не шутит: может, у него и в самом деле до такой степени не срасталось в жизни, что все его 12 детей носили фамилию Айхельбаум? Причем добрая половина маленьких Айхельбаумов родилась на европейском материке (в своих биографиях они писали «Польша»), поэтому путаница с именами не могла возникнуть по прибытии в Новый Свет. Получается, либо Ворон прихватил на корабль чужих детей, либо дети - не от Ворона, либо Ворон был не Вороном, а Айхельбаумом. В последнем случае непонятно, откуда же тогда взялась фамилия Уорнер, которую приняли на вооружение все отпрыски российского иммигранта.

С отчеством - тоже швах: старший сын Гарольд (Гарри) был Моррисовичем, а самый младшенький, Джек, - Леонардовичем. Между прочим, родился Джек в 1892 году в городе Лондоне, провинция Онтарио, Канада. Как туда занесло только что получившего американское гражданство Беню Ворона-Уорнера - загадка, достойная грядущего голливудского блокбастера. А может, в Лондоне жила только жена Ворона? В смысле, что на момент переселения Бени она еще не была его женой, но дети у нее уже были. От Айхельбаума… Кто же тогда выезжал из России? Другой Айхельбаум? Или только его дети?

Мы не случайно так подробно остановились на путанице с именами и театрально-гротесковыми нестыковками в биографиях героев. За кадром оказались чехарда с датами и местом рождения, противоречивые данные об образовании, переездах, гражданском статусе… Но и перечисленного достаточно, чтобы предположить: Голливуд учреждали великие мистификаторы! В любом случае, без понимания этих ребусов, без признания внутренней органичности скрипачей, балансирующих на крыше, и влюбленных парочек, парящих над домами3, нам никогда не откроется во всем величии золотоносный пафос «Фабрики звезд» и Голливуда, к возведению которого приложили не слабую руку многоликие братья Уорнеры.

Между тем проблемы с именами и фамилиями не преминули отразиться и на отношениях отпрысков легендарного семейства: жили они как кошка с собакой. Эдакая guerra omnium contra omnes[4]. Ругались Уорнеры шумно и постоянно. История донесла до благодарных потомков картину, на которой старший брат Гарри, к тому времени мультимиллионер, мчится с бейсбольной битой наперевес по аллеям великой киностудии за младшим братом Джеком, тоже мультимиллионером, раздирая окрестности истошным воплем: «Я сейчас замочу этого негодяя!» Остается догадываться, как ощущали себя наемные сотрудники студии под руководством четверки весельчаков.

Доподлинно известно, что дрязги внутрисемейные быстро проецировались на отношения производственные. Чуть ли не сразу после учреждения Warner Bros. Studios склока стала фирменным знаком, отмечавшим взаимоотношения между режиссерами, актерами, продюсерами, управляющими, осветителями, декораторами, костюмерами и сценаристами. Самым популярным занятием на студии в свободное от съемок время было - судиться. Судился Хэмфри Богард, судился Эррол Флинн, судилась Бетти Дэвис, судился Джеймс Кегни. Ну а что вы хотите: геволт[5] - он и в Калифорнии геволт.

Американская мечта: шпас

[6]

№1

Душой компании был Джек Уорнер. В детстве он мечтал стать певцом - бог наделил его очень громким голосом и абсолютным отсутствием слуха. Этот меланж, помноженный на полное отсутствие комплексов, производил на окружающих столь угнетающее впечатление, что братья подрядили младшенького петь между сеансами в кинотеатре, дабы зрители не засиживались и поскорее покидали просмотровый зал. Когда Джек подрос и осознал тщетность своих творческих потуг на бельканто, он обозлился до конца жизни. Однажды во время прогулки по студии Джек услышал, как из окна сторожевой будки доносится красивое мужское пение. «Молодой человек, это вы только что пели?» - дружелюбно спросил влиятельный хозяин онемевшего от смущения охранника. «Д-д-да-а, мистер Уорнер, а почему вы спрашиваете?» - «У вас очень красивый голос». - «О, благодарю вас, мистер Уорнер! Для меня это такая честь!» - «Скажите, молодой человек, кем бы вы хотели быть - охранником или певцом?» - «О, мистер Уорнер, я всегда мечтал стать певцом». - «Вот и замечательно, молодой человек, вы уволены!»

Волшебный фонарь

В анналах Голливуда бронзовыми буквами отлита фраза: «1907 год: четверо братьев Уорнеров создают бизнес по дистрибуции фильмов и сами приступают к кинопроизводству».

Все началась с того, что батя Уорнер-Айхельбаум купил дом. На первом этаже он открыл съестную лавку, а на втором поселил свое двенадцатидетное семейство, сдав лишние метры жильцам. Как-то раз очередной квартирант съехал, не оплатив аренду. «Съехал» - это громко сказано: бежал ночью, побросав впопыхах большую часть своего скарба. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», - сплюнул старший сын Гарри и принялся перебирать вещи постояльца на предмет их возможной реализации на блошином рынке. В самом углу, рядом с топчаном-лежанкой, стоял причудливый ящик, оказавшийся на поверку волшебным фонарем. Отдадим должное - Гарри мгновенно оценил деловой потенциал находки: уже через неделю он вместе с братьями Сэмом и Альбертом организовал платный просмотр встроенного в проектор «кинофильма»: они арендовали прощальный зал в местном похоронном бюро, повесили на стену простыню и в свободное от непосредственных мероприятий время приобщали местных жителей к высокому искусству по пять центов с носа. За разбитым роялем сидела сестрица

Дебора, а Джек, как уже знает читатель, рассасывал публику громким пением в перерывах между сеансами. Таково легендарное начало «бизнеса братьев Уорнеров по дистрибуции кинофильмов».

У всякой уважающей себя мифологии есть апокрифы. История Уорнеров - не исключение. Изложенная выше версия вышла из-под пера Бетти Уорнер Шейнбаум, дочки Гарри Уорнера. Однако в официально-позолоченном сценарии говорится о том, как «братья Гарри, Альберт, Сэмюель и Джек обустроили кинотеатр в одном из подсобных помещений отцовской фермы, а затем открыли еще несколько точек показа фильмов». Скажите на милость: для кого устраивали просмотры братья Уорнеры? И - главное: что потерял еврейский сапожник из Красносельцев на американской ФЕРМЕ?! Что ж: добро пожаловать в «разумно правдивую картину Америки», которой так гордился Гарри Уорнер в эпиграфе к нашему рассказу. Впрочем, замысел похвален: ведь среднестатистическому американцу сельскохозяйственная метафора куда ближе пятицентовых сеансов в похоронном бюро.

Читателю может показаться странной моя увлеченность апокрифами. Между тем мы только что приобщились к одной из глубинных тайн голливудского чуда, сотворенного отцами-учредителями! Безусловно, Леммле, Цукор, Уорнеры и Мейер были блестящими антрепренерами. Но одних предпринимательских талантов явно не хватало для того, чтобы оттереть многочисленных конкурентов от кормушки вокруг «важнейшего из искусств». Нужно было сделать еще что-то с самим кинематографом, подправить его содержание таким образом, чтобы обыватель, не раздумывая, согласился обменять свои кровные доллары на входные билеты. Даже ценой пропущенного обеда. До отцов-учредителей эту задачу решали примитивно и по старинке - экранизировали известные книги и муссировали экзотику: от египетских пирамид до зарисовок гражданской войны Севера и Юга. Иными словами, новыми художественными средствами создавали традиционное зрелище. В традиционном зрелище изображение на экране было настолько идеальным, что сама мысль об отождествлении с ним казалась кощунственной. Поэтому зрители относились к кинематографу как к развлечению, чему-то несерьезному, второстепенному, что может подождать (до получки), без чего можно легко обойтись. Не удивительно, что такой кинематограф хоть и приносил деньги его создателям, однако бесстыдно разбогатеть не позволял. А отцы-учредители разбогатели.

Разбогатели потому, что не просто научились снимать такое кино, какое хотелось видеть рядовому зрителю, но и создали параллельную реальность, которую Америка полюбила с первого взгляда, а потом и привязалась к ней на веки вечные. Скрытый механизм этой реальности как раз и проглядывает в апокрифе об отцовской ферме Уорнеров! Как все гениальное, рецепт прост: берется умышленно заземленный сюжет, наполняется множеством правдоподобных деталей, однако при этом совершенно незаметно, подспудно, как бы невзначай реальность смещается. Либо в сторону желаемого, либо в сторону, облагораживающую героев. В результате зритель видит на экране самого себя, но только чуточку лучше, чуточку благородней, чуточку счастливей, чем он есть на самом деле. Вот тут-то и возникает магия Шагала: вроде и штетл[7] знакомый до боли, и домишки покосились от бедности, и одежды на влюбленной парочке самые повседневные - ан нет: они ж по небу летят! Постойте-постойте: разве это они летят? Да нет же: это мы сами летим! Вот она - анатомия чуда!

Вернемся, однако, к нашим братьям. Сеансы в похоронном бюро заладились, и очень скоро Уорнеры купили второй волшебный фонарь, потом третий… Через годик скопили деньжат на никельодеон (маленький синематограф).

В 1912 году Гарри и Альберт учредили в Нью-Йорке Warner Features Company - собственную контору по прокату кинофильмов. К этому времени они вдрызг разругались с Самуилом и Джеком, которые пошли своим путем: также занимались прокатом, однако делали это на Западном побережье: в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Братский водораздел произошел в полном соответствии с темпераментом и талантами: обстоятельный, скаредный, уравновешенный и консервативный Гарри жил душа в душу со спокойным, осторожным, доброжелательным и праведным Альбертом. Сэм был взрывным генератором идей, мечтательным балагуром и компанейским парнем. И рядом с ним, как нельзя кстати, смотрелся великий женский угодник Джек, без пяти минут певец и вообще творческая личность.

Пока бизнес ограничивался прокатом и дистрибуцией, «парочка сухарей» (Гарри и Альберт) действовала гораздо успешней «богемного тандема» (Сэм-Джек). Однако все изменилось, как только братья занялись собственным кинопроизводством. В 1919 году Сэм и Джек продюсировали первый фильм и заработали на нем баснословные 130 тысяч долларов. Они арендовали несколько маленьких студий в Лос-Анджелесе и отсняли парочку сериалов. На вырученные деньги купили у семьи Бизмайеров 4 гектара земли на Бульваре Сансет и авеню Бронсона за 25 тысяч. Уже через год на площадке раскинулась солидная киностудия с многочисленными павильонами, монтажными мастерскими, гримерными и офисами.

Американская мечта: шпас № 2

Джек Уорнер славился своими насмешками и издевательствами над подчиненными, но больше всего от него доставалось сценаристам. Самым невыносимым для пухлого штата ремесленников пера был жесткий распорядок, требовавший обязательного сидения на рабочем месте с девяти утра до пяти вечера - фабрика грез братьев Уорнеров полностью оправдывала букву своей метафоры. Положение усугублялось еще и тем, что актеры имели право покидать киностудию во время обеденного перерыва, а сценаристы были вынуждены довольствоваться сухомяткой. Однажды Джек Уорнер вызвал одного такого страдальца в свой кабинет и попросил внести экстренные поправки в сюжетную линию горящего сценария. Вот он, сладостный миг расплаты! «Я очень сожалею, мистер Уорнер, - торжественно заявил литератор, - но после пяти часов вечера у меня нет никаких идей».

Еще один диалог из летописи борьбы Уорнера со сценаристами: «Послушай, приятель, я вынужден тебя уволить. Мне донесли, что ты коммунист». - «Мистер Уорнер, я вас умоляю! Я же не коммунист, я - антикоммунист!» - «А мне наплевать, какую разновидность коммунизма ты исповедуешь. Давай проваливай отсюда!»

Оброк

Самое время рассказать, почему отцов-учредителей так активно потянуло на Западное побережье. «Великий Исход», как всегда в этой жизни, был вызван объективными обстоятельствами. Дело в том, что гениальный изобретатель Томас Алва Эдисон свято верил в американские ценности и поэтому каждое свое изобретение самым обстоятельным образом регистрировал и патентовал в соответствующем ведомстве. Так, патентное свидетельство на аппарат-кинетоскоп было выдано 31 июля 1891 года, за четыре с половиной года до Люмьера. Это позволило ему открыть свой первый просмотровый зал «Кинетоскоп Парлор», в котором было установлено десять ящиков с окулярами, 14 апреля 1894-го - за полтора года до первого публичного сеанса, на котором Люмьер продемонстрировал свое изобретение. Эдисон конкретно страдал патентоманией, поэтому каждый свой шаг оформлял законодательно. Трудно поверить, но к концу жизни у него скопилось более 1 000 патентов (самые знаменитые из них: лампочка накаливания, электрический генератор, звукозаписывающее устройство фонограф и кинопроекционный аппарат)! Все это богатство легло в основу учрежденной им General Electric - единственной компании в Америке, которая на протяжении более ста лет неизменно представлена в индексе Доу-Джонса.

В 1908 году Томас Эдисон учредил Motion Picture Patents Company, которая в течение 10 лет владела абсолютной монополией на все съемочные камеры и проекционное оборудование. На практике это означало, что за съемки каждого фильма и за каждый сеанс в никельодеоне приходилось делать отчисления в пользу изобретателя. Кому ж понравится такое безобразие! Поначалу отцы-учредители пытались мухлевать прямо под носом патентной компании. Особенно прославились Адольф Цукор и Карл Леммле - по мере сил они не отстегивали ни цента. Однако занятие это было не только трудно реализуемым, но и опасным: повсюду шныряли агенты патентной компании Эдисона и сотрудники федерального патентного бюро и штрафовали нещадно.

В конце концов, отцам это надоело, и начался «Великий Исход»: мощный поток прокатчиков, дистрибьюторов и кинопродюсеров хлынул из Нью-Йорка в Калифорнию - вожделенную страну с нежным климатом, дармовой рабсилой нелегалов из Мексики и - главное! - вдалеке от «крыши» жадного Эдисона.

Американская мечта: шпас № 3

Первое, что бросалось в глаза при посещении голливудских киностудий в 20-е годы - это феерические апельсиновые и лимонные рощи, пальмовые оазисы и густые непроходимые кустарники, остриженные в английском стиле. Иногда эти оазисы дикой природы растягивались на десятки и сотни метров. Наивным посетителям казалось, что отцы-учредители просто извелись в каменных джунглях Нью-Йорка и теперь пытались максимально насытиться первозданной красотой естества. В реальности все было много прозаичней: периодически агенты патентной службы организовывали плановые командировки, добирались на поезде через всю страну и учиняли облавы с проверками легального использования съемочного и проекционного оборудования. Не всегда добрым людям удавалось дать своевременное предупреждение, поэтому зачастую о шухере узнавали только когда агенты появлялись у ворот студии. По оговоренному сигналу все заинтересованные лица (сами отцы-учредители и совладельцы, операторы, киномеханики и бухгалтеры) устремлялись в непроходимые чащи и заросли, где пережидали неприятную саконэ[8].

1923 год по праву считается датой рождения Warner Bros. Studios. Во-первых, в этом году состоялись торжественное объединение четверых братьев и официальная инкорпорация новой компании. Во-вторых, Уорнеры нарыли свою первую долгоиграющую жилу: собачку по имени Рин-Тин-Тин. Четвероногая кинозвезда снялась в 26 фильмах и буквально вырвала киностудию из банкротства.

Американская мечта: шпас № 4

Рин-Тин-Тин была большой немецкой овчаркой, которая, по сценарию, родилась в лисьей норе рядом с окопами первой мировой войны. Это предопределило героический характер собаки, которая на протяжении всех 26 серий совершала немыслимые подвиги. В реальной жизни Рин-Тин-Тин, как и все остальные актеры киностудии, люто ненавидела Уорнеров. Как-то раз Джек повез Рин-Тин-Тин на встречу со зрителями. Аккурат во время представления злобная немецкая псина ловко извернулась и впилась зубами в сочный тохэс[9] владельца киностудии. Зная Джека, можно было не сомневаться в исходе: сериал с Рин-Тин-Тин завернули, а собака исчезла в неизвестном направлении.

На грани банкротства Warner Bros. во многом очутилась из-за раздрая в руководстве и постоянных трений, которые возобновились между братьями сразу после объединения. Тропа войны пролегла между гомерической скаредностью Гарри и привычкой Джека сорить деньгами. Рассказывают, что Гарри постоянно инспектировал помещения киностудии на предмет выявления расточительности: он выкручивал лампочки в офисе в целях экономии электроэнергии и поднимал с пола гнутые гвозди, заставляя плотников их выпрямлять и использовать по новой. На каждый сэкономленный цент Джек отвечал растранжиренной тысячей долларов - становится понятно, почему старший брат носился по съемочной площадке с битой наперевес. Джек отплатил Гарри в 1958 году, не явившись на похороны старшего брата (вместо этого он отправился играть в теннис).

Конец Великого Немого

Первый звуковой фильм в истории кинематографа киностудия Warner Bros. выпустила в 1927 году. Это был культовый «Jazz Singer» («Джазовый музыкант») с Элом Джолсоном в главной роли. Самое поразительное, что многие киностудии обладали технологией, которая позволяла озвучивать ленту за долгие годы до этого события. Что же удерживало отцов-учредителей от столь революционного шага?

Причин было несколько. Во-первых, нежелание терять рынки сбыта за океаном. Продукция Голливуда пользовалась феноменальной популярностью во всем мире, включая Советский Союз. Главное преимущество немого фильма - отсутствие языкового барьера. Чарли Чаплина, Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса замечательно понимали в Германии, Польше и Узбекистане. Ситуация в корне менялась, когда вместо привычных титров, которые быстро и легко научились переводить на местные языки, на экране звучал непонятный английский. Как читатель догадывается, технологии дубляжа и субтитрования в те годы еще не было.

Но была и другая - не столь очевидная - причина, по которой продюсеры не очень спешили с введением звукового кино. Дело в том, что огромное число актеров, снимающихся на студиях Голливуда, говорили по-английски с чудовищным акцентом! Достаточно назвать Джека Бенни, Фанни Брайс, Джорджа Бернса, братьев Маркс - Юлиуса, Адольфа, Леонарда, Герберта и Милтона, Софии Такер и Эдда Вина. Все они были любимцами публики, и было совершенно непонятно, как зрители отреагируют, когда узнают о языковых проблемах своих кумиров.

Наверное, мир так и продолжал бы жить с Великим Немым, если б не жестокая конкуренция, которая возникла для кинематографа в 1926 году с появлением радио. Промедление было смерти подобно, и Уорнеры решили рискнуть. Инициатива исходила от самого изобретательного и дальновидного брата Самуила, который приобрел экспериментальную систему звукозаписи «Вита-фон». Съемки звукового фильма выдвигали повышенные требования к шумовому фону, поэтому на начальном этапе о натуре не могло быть и речи - все ограничивалось студией. Не удивительно, что для сценария Уорнеры выбрали театральную пьесу.

Сэм выкупил права на популярную постановку тех лет с весьма характерным сюжетом: старичок-кантор из синагоги нью-йоркского нижнего Ист-Сайда воспитывает единственного сына в лучших ортодоксальных традициях, надеясь на то, что молодой человек продолжит его карьеру. Увы, Джеки Рабиновица привлекает джазовое пение, а не псалмы. Он меняет свое имя на Джека Робина и вместо синагоги устраивается музыкантом в ночной клуб. Все бы ничего, но неожиданно отец джазиста заболевает и поэтому не может исполнить почетную обязанность - спеть «Кол Нидре» на празднике Йом Кипур. Община обращается к сыну с призывом символически заменить отца на мероприятии. И тут разыгрывается настоящая драма: как назло, в тот же самый вечер у Джека Робина должна состояться премьера на Бродвее, о которой он мечтал всю свою жизнь. В театральной постановке акценты были расставлены правильно: община побеждает, Джек отказывается от премьеры и поет «Кол Нидре» в синагоге. Папа плачет, зрители умиляются.

Внимание, читатель, мы на пороге разгадки еще одной грандиозной тайны голливудского чуда! Сэм Уорнер категорически отметает финальную сцену «Джазового музыканта» и изменяет ее в соответствии с собственным видением «правильного» развития событий: главный герой Джек Робин идет к своим бродвейским продюсерам, энергично объясняет им ситуацию («Не звери же!»), и те соглашаются перенести премьеру на один день. Довольный Джек бежит в синагогу и поет «Кол Нидре». Но и этого мало: в заключительной сцене Джек Робин появляется на своей джазовой премьере, переодевшись негром (густая черная краска на лице) и поет слезную «Мамочку» своей матери, которая сидит в дрожащей от пароксизма сострадания аудитории. Ну, как тут не вспомнить аналогичную сцену-плагиат из александровского «Цирка»! И в том, и в другом случае перед нами параллельная реальность в самом сочном своем воплощении.

На премьере «Джазового музыканта» в Нью-Йорке весь зал встал, устроив непрекращающуюся овацию. Фильм принес Warner Bros. немыслимую сумму денег - три с половиной миллиона долларов! Это при том, что стоимость билета в те годы составляла всего лишь 20 центов.

Американская мечта: шпас № 5

После выхода «Джазового музыканта» Джек Уорнер стал проявлять повышенную чувствительность к национальным деталям. Принимая на работу актера Джулза Гарфилда, отец-учредитель рек: «Нужно поменять твое имя. Как насчет Джеймса Гарфилда?» - «Мистер Уорнер, я не хочу менять свое имя. К тому же Джеймс Гарфилд был президентом Соединенных Штатов Америки. Давайте уж сразу поменяем мое имя на Авраама Линкольна!» - «Даже думать не моги, Гарфилд! Авраам - очень по-еврейски. Нам лишние кривотолки ни к чему!» В конце концов, сторговались на Джоне Гарфилде.

Будущее

После «Джазового музыканта» киностудия Warner Bros. окончательно утвердилась на голливудском Олимпе. В 30-е годы она заложила основы двух направлений американского кино: гангстерские фильмы (герои Джеймса Кегни и Хамфри Богарта) и авантюрные приключения (монополия на жанр «swashbuckler»[10], раскрученный красавцем Эрролом Флинном). Создала отдельную студию мультипликации, открыла собственную радиостанцию и студию звукозаписи (Warner Music Group).

Нельзя обойти вниманием и магическое возвращение духа Бени Ворона на родину. Голливуд и Warner Bros. оплодотворили советский кинематограф не только на уровне технологии (это как раз не удивительно), но и наполнили его содержанием, подарив беспроигрышные схемы и слезовышибательные элементы структуры. Братья Уорнеры и в самом деле знали, что нужно простому человеку и как ему это нужно. Мастерам советского кино оставалось лишь поменять имена персонажей да щедро удобрить кинопленку идеологическим повидлом. Все прочее оставляли без изменений чуть ли не на уровне цитат. Я не случайно вспомнил заключительную сцену «Цирка»: александровское решение отличается лишь сгущением «интернационального момента»: если в «Джазовом музыканте» Джеки Рабиновиц пел колыбельную, перекрасившись негром, то в советском варианте кроме колыбельной, еврея (Михоэлса) и негра (сыночка Любови Орловой) сгрудились еще и представители пятнадцати свободных республик. Вот уж поистине никакие идеологические разногласия не в силах преодолеть общность мироощущения и тягу к мистификации. А все почему? Потому что в 1884 году, когда разорившийся шустер Беня Ворон покидал родное местечко Красносельцы, отбывая в Нью-Йорк закладывать основы всемирной фабрики грез, его родной брат паковал чемоданы и отбывал в Москву: готовить революцию и закладывать основы всемирной фабрики слез. Через полвека братские пути соединились в важнейшем из всех искусств - кино.