Приложение 1

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9

Необыкновенное пестроцветие и непохожесть живых и мертвых

языков, казалось бы, полностью исключает саму постановку

вопроса об их прошлом единстве и общности происхождения.

Абсолютное отсутствие археологических данных или письменных

источников, похоже, делают всякие рассуждения на эту тему

призрачно-зыбкими и лишенными каких-либо научных оснований. На

самом же деле все обстоит по-другому: имеются совершенно

неопровержимые факты, в истинности которых легко убедиться

каждому, каким бы языком он ни владел. И факты эти неумолимо

свидетельствуют: все языки мира -- и современные, и канувшие в

Лету -- имеют общий достаточно хорошо просматриваемый

фундамент.

Суть дела заключается в следующем. Одними из самых древних

консервативных лексических пластов в любом языке выступают

пространственно-указательные слова, которые в подавляющем

большинстве случаев очень слабо менялись с момента своего

возникновения и вхождения в речевой обиход. От указательных

слов типа русских "тот", "этот", "оный", "там", "здесь" и т.п.

произошли личные местоимения -- общеизвестный лингвистический

факт, хорошо прослеживаемый в любом языке. Прямая

взаимозависимость между личными, а также определительными (типа

"сам") и возвратными (типа "себя") местоимениями, с одной

стороны, и указательными словами, с другой, объясняется скорее

всего тем, что название 1-го, 2-го и 3-го лиц одновременно

сопровождалось указанием на данное лицо (в том числе и с

помощью жестов).

Отсюда совершенно естественно предположить, что некоторые

общие элементы, лежащие в основе личных и указательных

местоимений, а также местоименных наречий всех известных

языков, и являются теми первичными (архаичными) формами

праязыка, которые благополучно дожили до наших дней.

Сравнительный анализ более 200 языков практически всех языковых

семей (недоступными оказались данные лишь по языкам группы

мунда, андаманским и ряда языковых семей индейцев Южной

Америки) позволяет выделить четыре таких первоэлемента: [М],

[Н], [С], [Т]. Их происхождение вполне уместно возвести к

общему праязыку, где смысловое значение названных элементов,

быть может, соответствовало различной пространственной

направленности, принадлежности или удаленности. Не существует в

мире ни одного языка, личные местоимения и указательные слова

которого в той или иной степени не основывались бы на четырех

перечисленных элементах.

Под праязыком следует понимать лишь самый начальный этап

формирования языков, относящийся к столь раннему периоду

человеческой предыстории, когда человек еще не был человеком в

собственном смысле данного понятия. Первичные

пространственно-указательные слова и произошедшие от них личные

местоимения с течением времени, естественно, изменяли свой

первозданный вид. Тысячелетия не могли не оставить отпечаток на

первоначальном фонетическом оформлении

пространственно-указательных элементов. Из простого

сопоставления видна эквивалентность элементов [Т] и [Д]. (Ср.,

напр., в индоевропейских языках местоимение "ты" = tu

испанск., румынск., ирландск., армянск., литовск., латышск.) =

du немецк., датск., норвежск.); или местоимение "мы" в

черкесской подгруппе кавказских языков: te (адыгейск.) =

de (кабардинск.). Точно так же следует принять

эквивалентность элемента [С] и элементов [З], [Ж], [Ш], [Ч],

[Ц]. Правомочность такого утверждения вполне видна из сравнения

указательных местоимений со значением "этот" в индоевропейских

языках: сей (русск.) = sa (готск.) = this

(английск.) = is (латышск.) = ce (французск.)

= co (ирландск.) = зэ (бретонск.) = sдm

(тохарск.) = so (авестийск.) = ацы (ж.р.)

(осетинск.); и далее -- в других языковых семьях: за

(арабск.) = ez (венгерск.) = see (эстонск.) =

эс (грузинск.) = со (японск.) = cai

(вьетнамск.) = чжэ, цы (китайск.) = чо

(корейск.) = ,su (турецк.) = шу (узбекск.).

Хотя в сравнительном анализе можно было бы ограничиться

одними указательными словами современных языков, -- именно

сопоставление их с личными местоимениями дает возможность с

уверенностью говорить о многенезе языков мира. Во-первых, в

составе личных местоимений сохранились в большинстве случаев те

первичные элементы и те формы этих элементов, которые по тем

или иным причинам были утрачены в указательных местоимениях и

местоименных наречиях. Во-вторых, личные местоимения -- это,

пожалуй, единственная в своем роде категория слов, в которой

запечатлена в доступной для анализа форме история развития

языка от самых истоков до настоящего времени: если образование

1 лица (дифференциация понятия "я" из древних

пространственно-указательных понятий) относится, видимо, ко

времени единого праязыка, то выделение 3 лица из указательных

местоимений и местоименных наречий во многих современных языках

не завершено до сих пор. Наконец, в-третьих, -- и это главное

-- 1 лицо личных местоимений большинства современных языков

можно привести к общей схеме.

Причина, по которой не всегда удается установить прямую

зависимость между указательными словами и личными местоимениями

в некоторых отдельно взятых языках, в принципе понятна. С одной

стороны, несомненно, что в процессе эволюции первичные элементы

праязыка могли развиться (в уже обособившихся семьях) в широкую

систему конкретных указательных понятий, включившую в себя и

новые основы. Примеры большого числа

пространственно-указательных форм в различных языках вполне

подтверждают эту мысль. (Так, в эскимосском языке насчитывается

20 указательных местоимений, до десяти указательных форм

имеется во многих индейских языках, больше десяти -- в

мальгашском языке и т.д.) С другой стороны, на определенных

этапах развития языков отдельные слова и формы, напротив,

отмирали. (Например, в русском языке сравнительно недавно

перешли в пассивный запас слов разноосновные указательные

местоимения "сей" и "оный".) Генетическая связь между

указательными словами и личными местоимениями становится сразу

же очевидной, если сопоставление в плане "указательное слово --

личное местоимение" производить не в отдельно взятом языке, а в

языковой семье или группе в целом. Впрочем, в каждой языковой

семье почти всегда находятся языки, в которых взаимосвязь между

указательными словами и личными местоимениями выступает

непосредственно в данном языке. Для примера можно сравнить

указательные слова и местоимение "я" некоторых языков:

индоевропейские языки:

индийская группа -- ma -- mama (сингальск.);

иранская гр. -- ан -- ман (белуджск.);

балтийская гр. -- is -- а (литовск.), is --

es (латышск.);

кельтская гр. -- ma -- me (бретонск.);

кавказские языки: вейнахская гр. -- ис -- со

(чеченск.);

картвельская гр. -- ham -- ma (чанск.);

алтайские языки:

тюркские языки -- манна -- мин (якутск.);

мана-мен (узбекск.);

бурушаски языки: se -- -za (вершикск.);

китайско-тибетские языки: цзай -- цза (китайск.);

индейские языки:

алгонкинско-вакашская гр. -- ina -- nina (фокс);

пенути гр. -- un-i' -- n-i (майду);

нилотские языки: enк -- nбnъ (масаи);

манде языки: anua -- na (ваи);

семито-хамитские языки:

семитская гр. -- хун-ака -- 'бн-а (арабск.),

хауса-котоко гр. -- nan -- ni (хауса);

папуасские языки: ande -- adi (бонгу);

мон-кхмер языки: nih-aс (кхмерск.);

дравидские языки: antna -- n-anu (каннада);

малайско-полинезийские языки:

микронезийские языки -- ine -- -ani (науру);

эскимосско-алеутские языки: уна-хуана (эскимосск.);

тасманийский язык: ni, ne -- mi(na);

баскский язык: an -- ni.

Как уже было отмечено, есть достаточно оснований

предполагать, что образование личных местоимений 1 лица

относится к эпохе существования праязыка. Вероятно, на

определенной ступени развития праязыка какое-то указательное

слово стало выражать понятие "я". Скорее всего, даже не одно, а

два указательных слова составили новое сложное понятие,

имевшее, однако, на первых порах лишь конкретное узкое

пространственно-указательное содержание. Это тем более

объяснимо, что, коль скоро образование личных местоимений 1

лица относится к эпохе примитивного языка, а значит, и эпохе

примитивного мышления, -- то возникновение нового понятия вряд

ли могло основываться на фонетической дифференциации первичного

понятия, а, вероятней всего, возникло путем механического

соединения двух уже освоенных элементов. Возможно, что понятие

"я" в праязыке выражалось словом, образованным путем соединения

первоэлементов [М] + [H]. Во всяком случае, остатки такой

сложной архаичной формы можно обнаружить в личных местоимениях

1 лица почти всех современных языков. Остатки -- ибо

несомненно, что дальнейшее развитие отдельных языков,

выделившихся из распавшегося праязыка, повлекло за собой в

некоторых случаях упрощение сложной формы [М] + [Н], т.е.

утрату одного из составляющих элементов [М] или [Н]. В ряде

языковых семей отпечаток этого распада отчетливо сохранился до

наших дней. Ср., напр., местоимение "я" в финно-угорской группе

уральских языков: [М] + [Н] -- minд (финск.) = mina

(эстонск.) = monn (саамск.) = мон (удмуртск.) =

мынь (марийск.); [М] -- ам (мансийск.) = ма

(хантыйск.); [Н] -- иn (венгерск.). То же в языковой

семье банту: [М] + [Н] -- mina (зулу) = mi-na

(thon); [М] -- mimi (суахили); [Н] -- nna

(sotho) = nne (venda) = i-ni (shona).

Трансформация первоэлементов нагляднейшим образом

проявляется при склонении личных местоимений в современном

русском языке: "я" -- "меня" -- "мне"...; "мы" -- "нас" --

"нам"...

В других языковых семьях, если и не встречается форм,

сводимых к [М] + [Н], то существуют параллельно местоимения, в

основе которых лежит или [М] или [Н] самостоятельные, например,

в языках койсандских, манде, отчасти -- в кавказских. В

тюркских языках местоимение "я" в абсолютном большинстве

случаев соответствует формуле [М] + [Н]. В семито-хамитских и

дравидских языках в основе местоимения "я" лежит элемент [Н].

Однако и здесь косвенным путем можно обнаружить утраченный

элемент [М], сопоставляя основы единственного и множественного

числа, в которых можно установить соответствие. Чередование

элементов [М] и [Н] во мн. числе 1 лица языков группы

хауса-котоко семито-хамитской семьи и в некоторых дравидских

языках раскрывает такую связь. Кроме того, в древнем языке

каннада (дравидская семья) для 1 лица ед. числа существовала

форма -am (an).

В процессе эволюции некоторых языков можно выделить и

такой этап, когда в качестве местоимения "я" функционировало не

одно, а несколько слов. (Напр., в истории японского языка

насчитывается 17 местоимений 1 лица. В ряде современных языков

и поныне существует несколько слов для выражения понятия "я".)

Возможно, что первоначально появление синонимов личных

местоимений 1 лица связано с расширением первичного

примитивного пространственно-указательного значения слова "я",

углублением его содержания. В дальнейшем архаичное значение

местоимения "я" могло вообще утратиться. Так, очевидно, и

произошло в большинстве языковых групп индоевропейской семьи.

Однако там, где это случилось, в тех группах, где древняя форма

была утрачена в именительном падеже, она везде сохранилась в

косвенных падежах; если в им. падеже местоимение "я" имеет

самые разнообразные формы, то в косвенных падежах его структура

подчинена единообразной схеме [М] + [Н] или [М]

самостоятельное.

Соответствие между именительным и косвенными падежами в

индийской и кельтской группах индоевропейской семьи также

подтверждает положение о том, что элементы [М] и [Н] -- это

наиболее древние формы в системе личных местоимений

индоевропейских языков. Столь же очевидна картина в монгольской

и тунгусо-маньчжурской группах алтайских языков, где [М] + [Н]

косвенных падежей -- это несомненный отголосок той первоформы,

которая сохранилась в именительном падеже современных тюркских

языков. Что касается собственно именительного падежа

монгольских и тунгусо-маньчжурских языков, то и его истоки

можно найти в указательных местоимениях тюркских языков (ср.,

напр., "этот" -- бу (турецк., азербайджанск., туркменск.,

татарск., якутск., узбекск., уйгурск.) и "я" -- би

(халха-монгольск., бурятск., калмыкск., эвенкийск., эвенск.,

негидальск., маньчжурск., удейск.). Результатом расхождения

основ именительного и косвенных падежей местоимения "я" более

существенны. Ибо, помимо простой фиксации пространственного

местоположения, притяжательные местоимения уже были связаны с

такими социально-значимыми понятиями (отобразившими

соответствующие общественные отношения), как обладание,

принадлежность, право на владение и вообще -- любое право, а в

дальнейшем -- и собственность. Уходящие своими корнями в самые

глубины предыстории, притяжательные местоимения совместно с их

указательными и личными словесно-понятийными прародителями

позволяют не только нащупать истоки первобытного мышления, но и

проследить в главных чертах его структуру и механизмы развития.

Однако это уже другая тема.

Примечание

Данная статья, написанная в самом начале 60-х годов, не

получила нигде и никакой поддержки и не была опубликована. Ее

идеи в качестве позитива удалось включить лишь в ткань

художественного произведения, написанного примерно в то же

время, но опубликованного значительно позже (см.: Демин В.Н.

Ущелье Печального Дракона. Научная фантастика: роман, рассказ,

повесть. М.: Прометей, 1989).

В 1971 г. посмертно был издан 1-й выпуск капитального

лингвистического исследования В.М.Иллича-Свитыча "Опыт

сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский,

индоевропейский, уральский, дравидский, алтайский): Введение.

Сравнительный словарь", где были приведены бесспорные аргументы

относительно лексического, словообразовательного и

морфологического сходства шести перечисленных крупных языковых

семей Старого света с анализом морфем различного лексического

значения (включая личные и указательные местоимения). В данной

публикации выводы относительно общего источника (праязыка) и

прошлого родства шести больших языковых семей давались в самом

общем плане без какого бы то ни было анализа исторических,

этнокультурных и социолингвистических процессов. Возможно,

что-то было опущено публикаторами или редакторами ввиду

полузапретности самой темы.

В 90-х годах появились публикации, подтверждающие

концепцию общего происхождения языков мира на основе

компьютерного анализа иных лексических основ, взятых из далеко

отстоящих друг от друга языковых семей (с упором на анализ

полного массива языков индейцев Северной, Центральной и Южной

Америки). Ниже приводится пример сопоставления только одного

общего корня со смысловым значением "молоко -- глотать" из

статьи: Гринберг Д.Г., Рулен М. Лингвистические корни

американских индейцев. -- В мире науки, 1993, No 1 (Таблица 1).

Из приведенной таблицы наглядно видно, что русское слово

"молоко" ("млеко") имеет общую генетическую основу со

множеством языков древних и современных народов, разбросанных

по материкам Евразии, Африки и Америки.