1. Модернизация в процессе институциональных и социальных изменений: концептуальный подход

          Крушение системы государственного социализма - результат действия ряда внешних и внутренних социальных сил. Эту систему сменила плюралистическая парламентская демократия, опирающаяся на: а) национально-исторические традиции (характерные для Чехословакии с ее довоенным демократическим строем), б) опыт развитых западных стран и основы международного права, в) отрицание негативного опыта прошлой общественной системы, г) некоторые конституционно-юридические нормы государственного социализма. И хотя дальнейшее развитие выявило многие недостатки в культуре возникших политических систем, решающие перемены, произошедшие «в час конституционных юристов» (Р. Дарендорф) образовали первый мощный плацдарм общественных изменений. Был сделан и важный шаг в направлении перехода к современным формам политической жизни – в сфере законности, плюралистической демократии, гуманитарных и гражданских свобод – что означало прогресс в рамках европейско-атлантической культуры. Эти перемены открыли новые возможности мирного осуществления кардинальных сдвигов в условиях нового соотношения сил на международном и континентальном уровнях. Свое значение имела трансформация коммунистических политических партий в партии социал-демократического типа, по крайней мере, их адаптация к новой системе с демократическими «правилами игры».

          После возникновения новой системы политических движений и партий появилась возможность реализации второго важного институционального изменения – перехода от этатистской и директивной национальной экономики к смешанной, приватизированной системе, основанной на рыночных принципах («час политиков» по Дарендорфу). Сейчас не вызывает сомнения, что способ реализации этого радикального сдвига был в сильной мере обусловлен рекомендациями, давлением мощных мировых экономических организаций. Гораздо менее влиятельными оказались тенденции продолжения уже начатых реформ венгерского типа, как и предложения экономистов-реформаторов из других стран, в том числе чешских.

Решающими позициями завладели экономисты и политики неолиберальной ориентации. Среди них были как безоговорочно принявшие радикальные методы «шоковой терапии», так и пытавшиеся видоизменить и несколько сгладить их тяжелые для населения последствия. Последнее характерно для процесса приватизации в Чехии. Его высокие темпы обусловлены: а) использованием ваучерного метода, б) приоритетом искусственно созданного «национального капитала», в) осторожным балансированием между экономической выгодой и социальной защитой. В экономике более явно, чем в политике, проявилась невозможность избежать применения институциональных элементов и принципов поведения, присущих повседневной экономической практике периода социализма. Несовершенны были практически все звенья радикальной экономической реформы. Смесь вместо органического синтеза разнородных принципов породила малоутешительные результаты. Однако, несмотря на сдвиг от простейших форм администрирования к более сложным, система управления экономикой существенно продвинулась по пути модернизации.

          Эти институциональные перемены в политике и экономике оказали влияние на образ жизни людей и повлекли за собой сдвиги в общественных отношениях. Это были, прежде всего, сдвиги в вертикальном распределении власти и экономических позиций, тогда как остальные стороны трансформации институциональной сферы явно игнорировались. Устранение старой политической элиты и переход к плюралистической демократии вели к новому распределению властных позиций в обществе. Приватизация и либерализация экономики вызвали сначала ощутимый спад уровня жизни населения, а затем формировали новую систему вертикальной социальной дифференциации, сочетающую уцелевшие элементы эгалитаризма, меритократическую стратификацию и зарождающиеся традиционные классовые отношения.

          Согласно некоторым экономистам, социологам и политологам, все политические и экономические институциональные изменения - позитивное направление развития. Их социальные последствия оценивались лишь как трудный, но неизбежный этап глобального процесса неизбежных исторических перемен. Часть транзитологов без колебаний сводила процесс модернизации к демократизации и либерализации рассматриваемой группы стран. В лучшем случае они вслед за Р. Дарендорфом подчеркивали, что путь к желанной модели открытого (свободного, гражданского, информационного, рефлексивного и т. п.) общества будет весьма продолжительным, включающим ряд важнейших процессов культурной и общечеловеческой эмансипации. Данная точка зрения имеет смысл, однако, не способствует выработке совокупности критериев требуемого критического анализа и оценки пока незавершенных общественных сдвигов, их результатов. Такой подход недостаточно эффективен для определения возможных, более/менее вероятных и более/менее желательных тенденций и стратегий развития.

          Исходя из сказанного, коллектив чешских социологов – авторов данного анализа, опираясь на последние разработки теории модернизации, в том числе и свои дополнения к ней, пришел к выводу, что одним из наиболее плодотворных путей преодоления возникших трудностей может стать использование: а) историко-градуалистического подхода на основе концепции трансформации, более предпочтительной по сравнению с транзитологическим подходом, б) теории модернизации как инструмента критики теории постсоциалистического развития и определения его перспектив.

          Что касается историко-градуалистического подхода, подразумевается, что происшедшие перемены в целом должны быть поняты, описаны, критически проанализированы и оценены в контексте общеисторического развития, состоящего в большинстве своем из противоречивых процессов. Одновременно нужно учитывать наличие множества возможных путей развития, более/менее вероятных и более/менее благоприятных траекторий развития и сопутствующих им стратегий. Ни в коем случае нельзя исходить из единственной оптимальной модели изменений, отвечающей интересам и пожеланиям нынешней элиты общества или одной ее группы. Иначе, при отсутствии плюрализма альтернатив общественного развития, концепция перехода с методологической точки зрения будет представлять собой только кажущийся противовес рухнувшей модели тоталитарного государства социалистического типа, которая также основывалась на вере в возможность единственного пути развития.

          В настоящее время очевидно, что инновационный импульс теории модернизации должен получить развитие, позволяя исследователям описывать и оценивать действительность глубже и последовательнее с исторической точки зрения, чем прежде. Кроме того, представления о достижении целей модернизации общества, довольствующиеся уже достигнутым в институциональной сфере экономики и политики, отвергнуты как разновидность неприемлемого институционального и идеологического редукционизма. Между прочим, неадекватными реальности оказались версии концепции модернизации, ориентированные на экономический редукционизм, в том числе и классический марксизм и классический либерализм. Стремительный переход к свободе, либеральной рыночной экономике, и одновременно – к плюралистической демократии, основанной на правовом государстве и системе гражданских и человеческих свобод, несомненно, означал модернизационный прорыв по отношению к распределительной системе тоталитарного государства социалистического типа. Однако он не исчерпал всей полноты перемен, необходимых для реальной модернизации жизни широких слоев общества, так как в начале 1990-х годов постсоциалистические страны Центральной Европы принадлежали к числу индустриальных и даже доиндустриальных обществ. Они постепенно вступали на путь постиндустриального развития (для многих применимо bon mot У. Бека «halbmoderne Gesellschaft» - полусовременное общество).

          В этой ситуации влияние институциональных и идеологических метаморфоз, - скорее имитация образцов развитых западных стран, чем решение проблем рассматриваемых стран, - оказалось двусмысленным. Наряду с позитивным ростом свобод, возможности самореализации индивидов и социальных групп, их объединений и институций, с открытием общества для товаров и форм жизни других стран и проч., возникли трудности, связанные с уменьшением социальной и личной безопасности, с проявлениями крайней социальной дифференциацией, с коррупцией и преступностью, с конфликтами между обществом и личностью и др. Все названные явления, конечно же, есть и в развитых странах. Однако уровень национального благосостояния, развития институтов, образования населения и технологического развития национальной экономики в совокупности стали существенным барьером для реализации масштабных изменений способа жизни народов данных стран. Отсюда следует необходимость создать новую версию теории модерна (modernity) и модернизации, адекватную и современной ситуации и будущему обществ рассматриваемого типа.

          С точки зрения концепции модернизации содержание этого понятия сводилось к расширительно толкуемым сферам духовной и материальной культуры в соответствии с традициями школы культурной антропологии (Малиновский, Редклифф-Браун, Тейлор и др.) В отличие от дуалистического понимания (по А. Веберу) культура включает и цивилизационные аспекты человеческого развития. Таким образом, анализ модернизации предполагает изучение всех значимых аспектов изменения структур общества. В принципе модернизацию следует рассматривать как комплексный процесс, охватывающий весь организм общества. Отдельные составляющие этого процесса относятся к числу промодернизационных только в общем контексте. Однако модернизация считалась не a priori неизбежным процессом, а результатом противоречивого развития, в ходе которого консервативные, контрмодернизационные, как и стагнационные тенденции должны преодолеваться интенсивной индивидуальной и социально-институциональной активностью.

          В историческом контексте концепция модернизации вберет в себя всю гамму процессов перехода от сохраняющихся элементов доиндустриальной культуры, от экстенсивного и интенсивного типов индустриальной культуры к постиндустриальной информационной культуре, опирающейся на знание. В определенной степени каждый из этих культурных типов в настоящее время характерен для постсоциалистических обществ. Таким образом, возникает импульс развития и применения ряда научных подходов, отражающих различные фазы модернизации, - от Парсонса и его последователей (включая наследие теории конвергенции), через теорию деятельности и рационального выбора вплоть до течений неомодернизма. Особое значение приобретает изучение так называемой рефлексивной модернизации. Очевидно, в этих условиях исследованию процессов модернизации в трансформирующихся обществах не избежать элементов эклектизма в объяснении происходящего. Однако постмодернистские подходы с отрицанием рационального анализа новых феноменов и неизбежностью более обоснованного предвидения будущего были в принципе отвергнуты как не соответствующие реальным условиям.

          Пространственный аспект теории модернизации для нас определялся принадлежностью стран Центральной Европы к европейско-атлантической культурной сфере, поскольку лишь в этом контексте можно ждать здесь завершения процессов традициями модернизации общества. (Это, конечно, не означает пренебрежения других культур, с которыми эта культурная сфера взаимодействует). Полностью признавая важность процессов глобализации – быть может решающих в ближайшем будущем – мы сконцентрировались на взаимоотношении модернизации на европейском (Европейский Союз и другие страны Европы) и национальном уровнях, не упуская из виду роста значения регионального и локального уровней модернизации.

          В такой трактовке модернизационный подход можно применить как эффективный инструмент анализа и оценки институциональных, идеологических, социальных и других значимых культурных перемен постсоциалистической эпохи. Мы рассматриваем модернизационные аспекты и результаты реконструкции политической и экономической систем, распространения новой идеологии как адекватные новым задачам. Мы положительно оцениваем последствия интенсификации культурных связей с развитыми странами и влияния их духовных ценностей и образцов поведения. Тем не менее, для наших обществ, в целом, и для Чехии, в особенности, решающее значение имеет модернизация следующих собственных сфер: а) характера труда и профессиональной структуры, б) прикладных исследований и применения новых знаний в технологическом развитии, в) информатизации и образования, г) благосостояния (включая адекватную социальную защиту), д) качества жизни (в том числе демографического развития, здравоохранения и экологии), е) сферы мнений и ценностных ориентаций, сопровождающих изменения объективных показателей. Прогресс в этих сферах пока ограничен и относителен. Поэтому основным критерием полного критического анализа и оценки свершившихся институциональных, идеологических и социальных перемен должны быть достижения в упомянутых сферах и новые возможности, открытые здесь модернизационными вызовами начала нового тысячелетия.

          Крушение системы государственного социализма - результат действия ряда внешних и внутренних социальных сил. Эту систему сменила плюралистическая парламентская демократия, опирающаяся на: а) национально-исторические традиции (характерные для Чехословакии с ее довоенным демократическим строем), б) опыт развитых западных стран и основы международного права, в) отрицание негативного опыта прошлой общественной системы, г) некоторые конституционно-юридические нормы государственного социализма. И хотя дальнейшее развитие выявило многие недостатки в культуре возникших политических систем, решающие перемены, произошедшие «в час конституционных юристов» (Р. Дарендорф) образовали первый мощный плацдарм общественных изменений. Был сделан и важный шаг в направлении перехода к современным формам политической жизни – в сфере законности, плюралистической демократии, гуманитарных и гражданских свобод – что означало прогресс в рамках европейско-атлантической культуры. Эти перемены открыли новые возможности мирного осуществления кардинальных сдвигов в условиях нового соотношения сил на международном и континентальном уровнях. Свое значение имела трансформация коммунистических политических партий в партии социал-демократического типа, по крайней мере, их адаптация к новой системе с демократическими «правилами игры».

          После возникновения новой системы политических движений и партий появилась возможность реализации второго важного институционального изменения – перехода от этатистской и директивной национальной экономики к смешанной, приватизированной системе, основанной на рыночных принципах («час политиков» по Дарендорфу). Сейчас не вызывает сомнения, что способ реализации этого радикального сдвига был в сильной мере обусловлен рекомендациями, давлением мощных мировых экономических организаций. Гораздо менее влиятельными оказались тенденции продолжения уже начатых реформ венгерского типа, как и предложения экономистов-реформаторов из других стран, в том числе чешских.

Решающими позициями завладели экономисты и политики неолиберальной ориентации. Среди них были как безоговорочно принявшие радикальные методы «шоковой терапии», так и пытавшиеся видоизменить и несколько сгладить их тяжелые для населения последствия. Последнее характерно для процесса приватизации в Чехии. Его высокие темпы обусловлены: а) использованием ваучерного метода, б) приоритетом искусственно созданного «национального капитала», в) осторожным балансированием между экономической выгодой и социальной защитой. В экономике более явно, чем в политике, проявилась невозможность избежать применения институциональных элементов и принципов поведения, присущих повседневной экономической практике периода социализма. Несовершенны были практически все звенья радикальной экономической реформы. Смесь вместо органического синтеза разнородных принципов породила малоутешительные результаты. Однако, несмотря на сдвиг от простейших форм администрирования к более сложным, система управления экономикой существенно продвинулась по пути модернизации.

          Эти институциональные перемены в политике и экономике оказали влияние на образ жизни людей и повлекли за собой сдвиги в общественных отношениях. Это были, прежде всего, сдвиги в вертикальном распределении власти и экономических позиций, тогда как остальные стороны трансформации институциональной сферы явно игнорировались. Устранение старой политической элиты и переход к плюралистической демократии вели к новому распределению властных позиций в обществе. Приватизация и либерализация экономики вызвали сначала ощутимый спад уровня жизни населения, а затем формировали новую систему вертикальной социальной дифференциации, сочетающую уцелевшие элементы эгалитаризма, меритократическую стратификацию и зарождающиеся традиционные классовые отношения.

          Согласно некоторым экономистам, социологам и политологам, все политические и экономические институциональные изменения - позитивное направление развития. Их социальные последствия оценивались лишь как трудный, но неизбежный этап глобального процесса неизбежных исторических перемен. Часть транзитологов без колебаний сводила процесс модернизации к демократизации и либерализации рассматриваемой группы стран. В лучшем случае они вслед за Р. Дарендорфом подчеркивали, что путь к желанной модели открытого (свободного, гражданского, информационного, рефлексивного и т. п.) общества будет весьма продолжительным, включающим ряд важнейших процессов культурной и общечеловеческой эмансипации. Данная точка зрения имеет смысл, однако, не способствует выработке совокупности критериев требуемого критического анализа и оценки пока незавершенных общественных сдвигов, их результатов. Такой подход недостаточно эффективен для определения возможных, более/менее вероятных и более/менее желательных тенденций и стратегий развития.

          Исходя из сказанного, коллектив чешских социологов – авторов данного анализа, опираясь на последние разработки теории модернизации, в том числе и свои дополнения к ней, пришел к выводу, что одним из наиболее плодотворных путей преодоления возникших трудностей может стать использование: а) историко-градуалистического подхода на основе концепции трансформации, более предпочтительной по сравнению с транзитологическим подходом, б) теории модернизации как инструмента критики теории постсоциалистического развития и определения его перспектив.

          Что касается историко-градуалистического подхода, подразумевается, что происшедшие перемены в целом должны быть поняты, описаны, критически проанализированы и оценены в контексте общеисторического развития, состоящего в большинстве своем из противоречивых процессов. Одновременно нужно учитывать наличие множества возможных путей развития, более/менее вероятных и более/менее благоприятных траекторий развития и сопутствующих им стратегий. Ни в коем случае нельзя исходить из единственной оптимальной модели изменений, отвечающей интересам и пожеланиям нынешней элиты общества или одной ее группы. Иначе, при отсутствии плюрализма альтернатив общественного развития, концепция перехода с методологической точки зрения будет представлять собой только кажущийся противовес рухнувшей модели тоталитарного государства социалистического типа, которая также основывалась на вере в возможность единственного пути развития.

          В настоящее время очевидно, что инновационный импульс теории модернизации должен получить развитие, позволяя исследователям описывать и оценивать действительность глубже и последовательнее с исторической точки зрения, чем прежде. Кроме того, представления о достижении целей модернизации общества, довольствующиеся уже достигнутым в институциональной сфере экономики и политики, отвергнуты как разновидность неприемлемого институционального и идеологического редукционизма. Между прочим, неадекватными реальности оказались версии концепции модернизации, ориентированные на экономический редукционизм, в том числе и классический марксизм и классический либерализм. Стремительный переход к свободе, либеральной рыночной экономике, и одновременно – к плюралистической демократии, основанной на правовом государстве и системе гражданских и человеческих свобод, несомненно, означал модернизационный прорыв по отношению к распределительной системе тоталитарного государства социалистического типа. Однако он не исчерпал всей полноты перемен, необходимых для реальной модернизации жизни широких слоев общества, так как в начале 1990-х годов постсоциалистические страны Центральной Европы принадлежали к числу индустриальных и даже доиндустриальных обществ. Они постепенно вступали на путь постиндустриального развития (для многих применимо bon mot У. Бека «halbmoderne Gesellschaft» - полусовременное общество).

          В этой ситуации влияние институциональных и идеологических метаморфоз, - скорее имитация образцов развитых западных стран, чем решение проблем рассматриваемых стран, - оказалось двусмысленным. Наряду с позитивным ростом свобод, возможности самореализации индивидов и социальных групп, их объединений и институций, с открытием общества для товаров и форм жизни других стран и проч., возникли трудности, связанные с уменьшением социальной и личной безопасности, с проявлениями крайней социальной дифференциацией, с коррупцией и преступностью, с конфликтами между обществом и личностью и др. Все названные явления, конечно же, есть и в развитых странах. Однако уровень национального благосостояния, развития институтов, образования населения и технологического развития национальной экономики в совокупности стали существенным барьером для реализации масштабных изменений способа жизни народов данных стран. Отсюда следует необходимость создать новую версию теории модерна (modernity) и модернизации, адекватную и современной ситуации и будущему обществ рассматриваемого типа.

          С точки зрения концепции модернизации содержание этого понятия сводилось к расширительно толкуемым сферам духовной и материальной культуры в соответствии с традициями школы культурной антропологии (Малиновский, Редклифф-Браун, Тейлор и др.) В отличие от дуалистического понимания (по А. Веберу) культура включает и цивилизационные аспекты человеческого развития. Таким образом, анализ модернизации предполагает изучение всех значимых аспектов изменения структур общества. В принципе модернизацию следует рассматривать как комплексный процесс, охватывающий весь организм общества. Отдельные составляющие этого процесса относятся к числу промодернизационных только в общем контексте. Однако модернизация считалась не a priori неизбежным процессом, а результатом противоречивого развития, в ходе которого консервативные, контрмодернизационные, как и стагнационные тенденции должны преодолеваться интенсивной индивидуальной и социально-институциональной активностью.

          В историческом контексте концепция модернизации вберет в себя всю гамму процессов перехода от сохраняющихся элементов доиндустриальной культуры, от экстенсивного и интенсивного типов индустриальной культуры к постиндустриальной информационной культуре, опирающейся на знание. В определенной степени каждый из этих культурных типов в настоящее время характерен для постсоциалистических обществ. Таким образом, возникает импульс развития и применения ряда научных подходов, отражающих различные фазы модернизации, - от Парсонса и его последователей (включая наследие теории конвергенции), через теорию деятельности и рационального выбора вплоть до течений неомодернизма. Особое значение приобретает изучение так называемой рефлексивной модернизации. Очевидно, в этих условиях исследованию процессов модернизации в трансформирующихся обществах не избежать элементов эклектизма в объяснении происходящего. Однако постмодернистские подходы с отрицанием рационального анализа новых феноменов и неизбежностью более обоснованного предвидения будущего были в принципе отвергнуты как не соответствующие реальным условиям.

          Пространственный аспект теории модернизации для нас определялся принадлежностью стран Центральной Европы к европейско-атлантической культурной сфере, поскольку лишь в этом контексте можно ждать здесь завершения процессов традициями модернизации общества. (Это, конечно, не означает пренебрежения других культур, с которыми эта культурная сфера взаимодействует). Полностью признавая важность процессов глобализации – быть может решающих в ближайшем будущем – мы сконцентрировались на взаимоотношении модернизации на европейском (Европейский Союз и другие страны Европы) и национальном уровнях, не упуская из виду роста значения регионального и локального уровней модернизации.

          В такой трактовке модернизационный подход можно применить как эффективный инструмент анализа и оценки институциональных, идеологических, социальных и других значимых культурных перемен постсоциалистической эпохи. Мы рассматриваем модернизационные аспекты и результаты реконструкции политической и экономической систем, распространения новой идеологии как адекватные новым задачам. Мы положительно оцениваем последствия интенсификации культурных связей с развитыми странами и влияния их духовных ценностей и образцов поведения. Тем не менее, для наших обществ, в целом, и для Чехии, в особенности, решающее значение имеет модернизация следующих собственных сфер: а) характера труда и профессиональной структуры, б) прикладных исследований и применения новых знаний в технологическом развитии, в) информатизации и образования, г) благосостояния (включая адекватную социальную защиту), д) качества жизни (в том числе демографического развития, здравоохранения и экологии), е) сферы мнений и ценностных ориентаций, сопровождающих изменения объективных показателей. Прогресс в этих сферах пока ограничен и относителен. Поэтому основным критерием полного критического анализа и оценки свершившихся институциональных, идеологических и социальных перемен должны быть достижения в упомянутых сферах и новые возможности, открытые здесь модернизационными вызовами начала нового тысячелетия.