Глава IV

Прошло двое суток - Вадим еще не объявлял своей тайны... Ужели он только хотел подстрекнуть женское любопытство? если так, то он вполне достиг своей цели. Под разными предлогами, пренебрегая гнев госпожи своей, Ольга отлучалась от скучной работы и старалась встретить где-нибудь в отдаленной пустой комнате Вадима; и странно! она почти всегда находила его там, где думала найти, - и тогда просьбы, ласки, все хитрости были употребляемы, чтобы выманить желанную тайну, - однако он был непреклонен; умел отвести разговор на другой предмет, занимал ее разными рассказами - но тайны не было; она дивилась его уму, его бурному нраву, начинала проникать в его сумрачную душу и заметила, что этот человек рожден не для рабства: - и это заставило ее иметь к нему доверенность; немудрено; - власть разлучает гордые души, а неволя соединяет их.

Однажды она взяла его за руку.

- Не правда ли я очень безобразен! - воскликнул Вадим. Она пустила его руку. - Да, - продолжал он. - Я это знаю сам. - Небо не хотело, чтоб меня кто-нибудь любил на свете, потому что оно создало меня для ненависти; - завтра ты всё узнаешь: - на что мне беречь тебя? - О, если б... не укоряй за долгое молчанье. - Быть может, настанет время и ты подумаешь: зачем этот человек не родился немым, слепым и глухим - если он мог родиться кривобоким и горбатым?..

Поведение Вадима с прочими слугами было непонятно, потому что его цели никто не знал; я объясню его, сколько можно, следующим разговором; на крыльце дома сидело двое слуг, один старый, другой лет двадцати; вот слова их: - Заметь, Федька, что кто из грязи вышел, тот лезет в золото! - как этот Вадимка загордился - эдакой урод - мне никогда никакого уважения не делает - когда сам приказчик меня всегда отличает - да и к барину как умеет он подольститься: словно щенок! - Экой век стал нехристиянской. - Не скажу, дядя Ипат!.. он всегда со мной ласков - парень лихой; с ним держи ухо востро: тотчас на удочку подцепит - вот, например, вчера...

- Что вчера?

- Я тебе расскажу эту штуку, дядя... слушай... вчера барин разгневался на Олешку Шушерина и приказал ему влепить 25 палок; повели Олешку на конюшню - сам приказчик и стал его бить; 25 раз ударил да и говорит: это за барина - а вот за меня - и занес руку. Вадим всё это время стоял поодаль, в углу: брови его сходились и расходились. - В один миг он подскочил к приказчику и сшиб его на землю одним ударом. На губах его клубилась пена от бешенства, он хотел что-то вымолвить - и не мог.

- Жаль! - возразил старик, - не доживет этот человек до седых волос. - Он жалел от души, как мог, как обыкновенно жалеют старики о юношах, умирающих преждевременно, во цвете жизни, которых смерть забирает вместо их, как буря чаще ломает тонкие высокие дерева и щадит пни столетние. Зачем Вадим старался приобрести любовь и доверенность молодых слуг? - на это отвечаю: происшествия, мною описанные, случились за 2 месяца до бунта пугачевского.

Умы предчувствовали переворот и волновались: каждая старинная и новая жестокость господина была записана его рабами в книгу мщения, и только кровь <его> могла смыть эти постыдные летописи. Люди, когда страдают, обыкновенно покорны; но если раз им удалось сбросить ношу свою, то ягненок превращается в тигра: притесненный делается притеснителем и платит сторицею - и тогда горе побежденным!..

Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесет жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем, но справедливо, он согласен служить - но хочет гордиться своим рабством, хочет поднимать голову, чтоб смотреть на своего господина, и простит в нем скорее излишество пороков, чем недостаток добродетелей! В 18 столетии дворянство, потеряв уже прежнюю неограниченную власть свою и способы ее поддерживать, - не умело переменить поведения: вот одна из тайных причин, породивших пугачевский год!  

Перейти к чтению пятой главы>>