Год рождения

Количество привлеченных

Год рождения

Количество привлеченных

1944

1 чел.

1923

8 чел

1943

3

1922

3

1942

6

1921

6

194:

19

1У20

1

1940

25

1919

1

1939

И

1918

2

1938

20

1917

4

1937

28

1915

2

1936

11

1914

3

1935

7

1913

2

1934

7

1912

2

1933

5

1911

1

1932

17

19Ю

1

1931

7

1909

2

1930

8

19П8

2

1929

6

1907

1

1928

8

1906

1

1927

5

1901

1

1926

4

18<-6

1

19 .'5

15

1892

1

1924

6

Из общего числа привлеченных — 46 женщин и 228 мужчин.

Данные по количеству судимостей.

Из 274 человек, вновь привлеченных к уголовной ответственности:

154 человека были ранее судимы по 1 разу,

71

28

10

3

3

3

2

по 2 раза,

по 3 раза,

по 4 раза,

по 5 раз,

по 6 раз,

по 7 раз,

по 8 раз.

Таким образом, 43% освобожденных — рецидивисты, судившиеся в прошлом по нескольку раз. Они не поняли той исключительной гуманности, которую проявляет к ним Советское государство, и не пожелали воспользо­ваться предоставленной им возможностью стать на пра­вильный путь. Естественно, что при индивидуализации

наказания советские суды не могут и не должны прохо­дить мимо этих фактов, должным образом оценивая лич­ность человека, совершившего новое преступление.

В подавляющем большинстве вновь привлеченные к уголовной ответственности были прописаны и устроены на работу, т. е. имели полную возможность начать чест­ную трудовую жизнь.

Чем же объясняли эти лица то, что они вновь встали на преступный путь? Каковы мотивы совершения пре­ступлений, имеющие важное значение для индивидуали­зации наказания?

Из общего количества лиц, вновь привлеченных к уго­ловной ответственности, 55 человек не признали себя виновными, хотя полностью были «изобличены в совер­шенных преступлениях.

219 человек признали свою вину и мотивы, побудив шие их встать на преступный путь, объясняли следую­щим образом:

83 человека заявили, что в момент совершения пре­ступления они были в нетрезвом состоянии и преступле­ние совершили «исключительно по пьянке».

51 человек заявили, что у них не было денег для того чтобы выпить вина

26 человек заявили, что 'преступления совершили «по привычке», что они «не могут не воровать».

8 человек без каких-либо объяснений заявили, что они вообще не хотят работать.

7 человек, признав свою вину, объяснили, что совер шили преступление «по глупости».

32 человека вообще никак не могли объяснить свои действия и мотивы совершения преступлений.

12 человек объяснили совершение преступления ма термальными затруднениями.

Таким образом, большинство преступлений совершенг на почве пьянства, что еще раз говорит о необходимость самых решительных мер воздействия советского обще ства на пьяниц — этих носителей одного из наиболее тяжких пережитков эксплуататорского общества.

Так, некий Н., ранее судимый за мелкое хищение го сударственного имущества, вновь был привлечен к уго ловной ответственности за кражу картофеля со склада овощной базы. В Ленинграде Н. имел постоянное ме стожительство и работу. Совершение кражи объясни,!

тем, что «был пьан, хотел (выпить, а денег на водку не было».

Другой вновь привлеченный — Г., ранее судимый по ч. 1 ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собствен­ности граждан»', был осужден по ч. II ст. 2 того же Указа за разбойное нападение на граждан. Совершение пре­ступления объяснил тем, что «нужны были деньги на .выпивку». Г. жил вместе с родителями и работал «а Ме­таллическом заводе такелажником.

Привлеченный к уголовной ответственности за нару­шение паспортного режима И. заявил, что «из Ленингра­да в Лугу не мог выехать ввиду того, что был система­тически пьян».

В этой связи мы считаем нужным возразить Н. Ф. Кузнецовой и Б. А. Куринову, которые утверждают, что «к числу смягчающих обстоятельств... следует отнести... иногда и состояние опьянения»'. Правда, эти авторы да­лее указывают, что в ряде случаев состояние опьянения может быть и отягчающим обстоятельством, учитывае­мым при индивидуализации наказания.

Н. Ф. Кузнецова и Б. А. Куринов ссылаются в под­тверждение своей первой мысли на определение Уголов­но-судебной коллегии Верховного Суда СССР по делу Ц. («Судебная практика Верховного Суда СССР», 1946, вып. VII, стр. 12—13), где указывается, что «состояние опьянения, не устраняя, кроме случаев патологического опьянения, вменяемости обвиняемого, может при изве­стных обстоятельствах быть учтено как смягчающее ви­ну обстоятельство». (Это определение было вынесено в отмену определения Томского областного суда, в кото­ром говорилось, что «состояние опьянения не является смягчающим вину обстоятельством».)

Позиция Верховного Суда СССР по данному делу представляется неправильной. Более того, по поводу со­стояния опьянения Верховный Суд больше не выносил таких определений. А Верховный Суд РСФСР, напри­мер, в своем определении по делу Ф. указывал, что «ос­нований для снижения наказания... судебная коллегия не нашла, так как нетрезвое состояние лица в момент совершения преступления не является смягчающим...

обстоятельством»'. В ряде же случаев, особенно по пре­ступлениям на автотранспорте, состояние опьянения расценивалось как отягчающее обстоятельство.

Нами уже высказывалась мысль о том, что, исходя из общих принципов советского права, а также и с точки зрения социалистической морали, вряд ли можно при­знать состояние опьянения смягчающим обстоятель­ством 2. Если быть последовательным, то, утверждая, что алкоголизм — путь к преступлению, нельзя этот путь признавать смягчающим обстоятельством.

Лица, совершающие преступления, зачастую убежде­ны, что если сослаться на состояние опьянения, то к ним обязательно отнесутся снисходительно. Автору настоя­щей работы пришлось беседовать со многими лицами, которые на вопрос, что послужило причиной совершения ими преступления, не могли ничего ответить, кроме то­го, что они находились в состоянии опьянения. При этом они ожидали, что это заявление будет расценено как из­виняющее обстоятельство.

Данные о лицах, вновь привлеченных к уголовной от­ветственности, приведенные выше, также не дают, на наш взгляд, никаких оснований для признания состоя­ния опьянения смягчающим обстоятельством, так как значительное большинство преступлений совершается или в состоянии опьянения, или для того, чтобы добыть деньги на выпивку. Поэтому мы полагаем, что состоя­ние опьянения либо должно признаваться судами при назначении наказания отягчающим обстоятельством, ли­бо должно быть просто обстоятельством, не освобожда­ющим виновного е соответствии с законодательством от наказания. Но во всяком случае такое состояние нельзя считать смягчающим обстоятельством.

Изучение особенностей лиц, вновь привлеченных к от­ветственности после освобождения из мест заключения, позволяет сделать вывод, что при индивидуализации на­казания следует учитывать стремление или, наоборот, отсутствие стремления встать на путь честной трудовой жизни.

Так, 23 октября 1959 г. из НТК Черниговской области была освобождена ранее судимая шесть раз Я- В связи с болезнью, требовавшей сложной операции, ее специаль­но направили в Ленинград, где она могла бы обратиться за квалифицированной медицинской помощью.

Приехав в Ленинград, Я. обратилась в одну из кли­ник города по поводу операции. Ей предложили явиться через два дня, так как в больнице не было в это время свободных мест. Но в больницу Я- больше не пришла, а, встретив знакомых, запьянствовала с ними и, находясь в нетрезвом состоянии, совершила кражу.

Или некий Г., ранее судимый, освободившись из мест заключения 4 ноября 1959 г., прибыл в Ленинград, про­писался на жилплощади матери и 18 ноября 1959 г. по­дал заявление о приеме его на работу на завод. За вре­мя, пока производилось его оформление на работу, Г. организовал преступную группу из пяти человек, совме­стно с которыми совершил пять ограблений граждан и краж личного имущества.

Естественно, что такие обстоятельства должны учиты­ваться судами при индивидуализации наказания.

Еще один вывод, который можно сделать при анализе приводимых материалов, заключается в том, что при индивидуализации наказания лицам, вновь вставшим на преступный путь, необходимо учитывать, сколько време­ни прошло с момента освобождения лица до совершения нового преступления. Чем меньше это время, тем опаснее для общества лицо, совершающее преступление.

3 ноября 1959 г. из мест заключения был освобожден А., в прошлом трижды судимый. 5 ноября А. приехал в Ленинград. Не успев даже побывать у своих родственни­ков, А. в тот же день, 5 ноября, совершил кражу двух пальто из квартиры, за что 6 ноября 1959 г. был вновь арестован.

Или некая Б., также ранее судимая, 12 ноября 1959 г. была освобождена из мест заключения, а 16 ноября уже вновь совершила кражу пальто из квартиры.

Бесспорно и то, что особо опасным рецидивистам всегда должна назначаться суровая мера наказания.

В юридической литературе обсуждался вопрос о том, кого следует считать особо опасным рецидивистом. Так, С. Степичев писал, что «ни частный, ни общий реци­див как таковой не дает оснований, опираясь на которые

можно было бы решить вопрос об отнесении того или иного лица к категории особо опасных рецидивистов. В самом деле, вряд ли можно признать особо опасным рецидивистом лицо, вторично привлеченное к уголовной ответственности за халатность или за нарушение правил техники 0езопасности (частный рецидив). В равной ме­ре было бы недопустимо отнести к указанной категории лицо, ранее осужденное, например, за убийство и вторич­но привлеченное к уголовной ответственности за халат­ность или злоупотребление служебным положением (об­щий рецидив).

Чтобы правильно решить этот вопрос, следует исхо­дить не из формальных моментов, которыми обосновано деление рецидива на общий и частный, а из конкретных преступлений, совершенных данным лицом»'.

По делу И. судебная коллегия Верховного Суда РСФСР указала, что И., как судимый дважды за тяжкие преступления — разбой при отягчающих обстоятельст­вах и бандитизм, относится к особо опасным рецидиви­стам, учитывая, кроме того, и то, что, находясь в местах заключения, И. не встал на путь исправления, а примкнул к воровской банде2.

Мы полагаем, что следует также считать особо опас­ным рецидивистом преступника, совершившего ряд тяж­ких преступлений. К числу таких, например, можно отнести некоего 3., арестованного через 18 дней после до­срочного освобождения из мест заключения. 3., 1937 го­да рождения, был судим за кражи личной собственности в 1952 году и приговорен к десяти годам лишения сво­боды. После освобождения по амнистии 1953 года осуж­ден за то же преступление к 10 годам лишения свободы в 1955 году. После освобождения по амнистии 1957 года осужден в 1958 году и, наконец, в 1959 году — также за ряд квартирных краж. Таким образом, в общей сложно­сти 3. был осужден на 25 лет лишения свободы, но на­казание отбывал только четыре года

Советский закон в настоящее время точно определил, кого следует считать особо опасным рецидивистом. Выше нами уже приводилось это указание закона (см. гл. П. § 2). Здесь же следует сказать, что при назначении кои-

1              С.   Степичев,   Вопросы   уголовного  рецидива,   «Социали­

стическая законность»   1959 г   № 8, стр. 31—32

2              См   «Советская юстиция» 1959 г  № 7, стр   88

кретного наказания особо опасному рецидивисту необ­ходимо учитывать, что это лицо, упорно не желающее жить честно, не понимающее и не ценящее гуманности советского законодательства, т. е. лицо, которое противо­поставляет себя всему обществу, нормам и правилам социалистического общежития. Такое упорное нежела­ние исправляться, естественно, должно соответствующим образом оцениваться советским судом при индивидуали­зации наказания, особенно потому, что советский строй не содержит в себе причин для наличия такого рода пре­ступников, являющихся особо закоренелыми носителями пережитков эксплуататорского общества.

Для того чтобы было назначено наказание, соответ­ствующее индивидуальной вине преступника, его лич­ность должна быть точно отражена как в материалах предварительного следствия, так и особенно в судебном приговоре. Неправильное отражение особенностей лич­ности делает приговор суда и избранную им меру нака­зания неубедительными.

Например, по делу Ф., осужденного Ленинградским городским судом по ст. 19 и ст. 136 УК РСФСР 1926 го­да и по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», в приговоре было сказано, что он несудим А когда суд перешел к описанию вины Ф., он начал это со слов: «Ф., освободившись из мест заключения...» и т. д '.

Невольно возникает вопрос: как же может несуди­мый человек освобождаться из мест заключения.

Суд, конечно, исходил из того, что формально суди­мость с Ф. снята, но это обстоятельство должно было быть отражено судом, так как важно не формальное на­личие или отсутствие судимости, а точные данные о лице, которому назначается наказание.

Или, например, по делу К. и И., совершивших побег из мест заключения, суд, переходя к определению меры наказания, по непонятным соображениям указал, что «К. и И. по месту отбытия наказания характеризуются положительно» (!) 2. Самый факт побега из мест заклю­чения превращает такое утверждение суда в абсолютный абсурд.

1              Архив Ленгорсуда, дело № 2 32, 1960 г

2              Архив Ленгорсуда, дело № 2-53, 1960 г

И, напротив, точное описание особенностей личности делает приговор суда обоснованным, а меру наказания убедительной, говорящей о том, почему именно суд из­брал такое наказание, а не какое-либо иное.

Так, Д., будучи бухгалтером трикотажной фабрики и председателем фабричного комитета профсоюза, в пе­риод с 1956 по 1959 год занималась хищением денежных средств. Сама она похитила государственных и обще­ственных средств на сумму 43410 руб. (в старом денеж­ном выражении), а вместе с Н. — 49895 руб. и вместе с П. —8633 руб.

Суд так отразил особенности личности Д. в пригово­ре: «Судебная коллегия считает необходимым отметить, что Д. в прошлом была осуждена за аналогичное пре­ступление. Д. и в прошлом оговаривала ряд лиц, на ко­торых выписывала деньги, и получала от них деньги с рук. Д. по настоящему делу так же, как и в прошлом, не раскаялась. Отбыв семь лет лишения свободы, Д. вновь встала на путь совершения преступлений. Д., при­быв из мест заключения в Ленинград 15 декабря 1954г., в феврале 1955 года была устроена на работу. Вскоре ей было оказано доверие всего коллектива, она была избра­на в фабком и три года являлась председателем фабрич­ного комитета профсоюза. Д. заискивала перед рабочими любыми путями с тем, чтобы обеспечить себе должность председателя фабкома. Вина Д. усугублена тем, что она, злоупотребляя доверием коллектива фабрики, занима­лась систематическими кражами, пьянствовала, жила не по средствам» '.

Такая детальная характеристика личности Д. сделала убедительной и суровую меру наказания — 12 лет лише­ния свободы.

Верховный Суд СССР в своих определениях также неоднократно подчеркивал, что точная характеристика личности для индивидуализации наказания имеет весь­ма существенное значение.

По делу Г. Транспортная коллегия Верховного Суда СССР указывала, что «не были также учтены и отрица­тельные стороны личности подсудимого. Из производст­венной характеристики с последнего места работы, при­общенной к делу, видно, что Г. за время работы на плав-

1 Архив Ленгорсуда, дело № 2-2Й, 1960 г. 124

кране за нарушения трудовой дисциплины неоднократно имел дисциплинарные взыскания. Ко времени соверше­ния преступления Г. нигде не работал»'.

По делу Ш. та же коллегия указала, что «применение ст. 53 УК РСФСР в отношении Ш. не может быть при­знано правильным. Назначая Ш. условное осуждение, суд не учел, что в июне 1953 года он был осужден за хулиганство. Отбыв наказание по этому приговору, Ш 23 ноября 1954 года вновь совершил хулиганские дей­ствия»2.

Часто осужденный приносит жалобу на суровость приговора, ссылаясь на то, что ему как личности избра­на слишком суровая мера наказания. И в этом случае очень важно правильно отразить особенности личности виновного, чтобы не возникло никаких сомнений в том, что наказание соответствует его индивидуальной вине.

Так, по делу В., осужденного народным судом 3-го участка Выборгского района Ленинграда к 1 году 6 ме­сяцам лишения свободы, судебная коллегия Ленинград­ского городского суда, отклоняя жалобу осужденного, подчеркнула, что В. ранее судился, характеризуется от­рицательно, на работе учинил драку и из прошлого осуждения никаких выводов не сделал 3.

В настоящее время, когда партия и правительство придают огромное значение воспитанию правонаруши­телей, совершивших малозначительные преступления, силами коллективов трудящихся, очень важно внима­тельно относиться к личности человека, совершившего преступление, учитывать его индивидуальные особенно­сти с тем, чтобы по возможности содействовать его ис­правлению и перевоспитанию не в местах лишения сво­боды, а в том коллективе, где трудился нарушитель. Такая практика заняла прочное место в деятельности советских судов. И, как правило, люди, к которым чутко подошел советский суд и которым оказали доверие то­варищи по работе, оправдывают это доверие. Мнение коллектива о человеке всегда учитывается советским судом при индивидуализации наказания.

«Судебная  практика  Верховного Суда  СССР>   1955  г   № 4',

стр. 20—21.

Т а м   же.

Архив Ленгорсуда, дело № 1-109, 1960 г.

Гак, народный суд 4-го участка Фрунзенского райо­на Москвы осудил Ф. по ч. 1 ст. 593в УК РСФСР 1926 го­да к двум годам лишения свободы. Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оста­вила приговор в силе. Ф. признан виновным в том, что, проезжая в автомашине по Комсомольскому проспекту, не проявил должной осторожности и сбил на пешеходной дорожке переходившего проспект гр-на А., причинив ему тяжкие телесные повреждения.

Генеральный Прокурор СССР, признав приговор по существу правильным и законным, внес протест по моти­вам нецелесообразности применения к Ф. лишения сво­боды. Из приобщенных к делу документов видно, что Ф. работал шофером первого класса с 1953 года. В коллек­тиве он был на хорошем счету, безупречно выполнял свои обязанности и никогда раньше не нарушал правила улич-ного движения. За хорошую работу Ф. неоднократно премировался. Ф. ранее не судился, имеет двух мало­летних детей. В деле есть ходатайство коллектива рабо-чих и служащих организации, где работал Ф., о приме­нении к нему условного наказания и передаче коллекти­ву на исправление и перевоспитание.

Президиум Московского городского суда согласился с протестом и удовлетворил ходатайство коллектива ра­бочих и служащих1.

Однако независимо от того, есть или нет ходатайство коллектива, будет обвиняемый передан на поруки или нет, безупречное прошлое и другие обстоятельства, ха­рактеризующие его личность, имеют существенное зна­чение для индивидуализации наказания, для выбора ме­ры наказания либо смягченной, либо не связанной с изо­ляцией от общества (конечно, если обвиняемый совершил малозначительное преступление).

Так, И был признан виновным в том, что, находясь в нетрезвом состоянии, у себя в квартире затеял ссору со своей родственницей П., а когда она, желая прекра­тить ссору, ушла к соседям С , И. явился туда и учинил там скандал, после чего нанес С. побои, а его жене ра­зорвал платье.

Народным судом И. был осужден по ч. 2 ст. 74 УК РСФСР 1926 года на один год лишения свободы.

1 См  «Социалистическая законность» 1-959 г № 11, стр  76—77. 126

Рассмотрев дело по протесту заместителя Председа­теля Верховного Суда РСФСР, Судебная коллегия Вер­ховного Суда РСФСР, соглашаясь с протестом, установи- ла, что виновность И. доказана, однако мера наказания назначена без учета конкретных обстоятельств дела и личности виновного.

И. ранее к уголовной ответственности не привлекал­ся, в совершенном преступлении раскаялся. Свидетель А., сосед И. по квартире, характеризовал его в судебном заседании с положительной стороны. Потерпевший С. пояснил, что с И. он помирился и простил его. Комитет ВЛКСМ, завком профсоюза, руководство цеха завода, где работал И , характеризовали И. как примерного, скромного рабочего, активно участвовавшего в общест­венной жизни цеха.

С учетом данных о личности И., конкретных обстоя­тельств, свидетельствующих о случайном характере со­вершенного им преступления, судебная коллегия на основании ст. 51 УК РСФСР 1926 года снизила И. на­казание до одного года исправительных работ по месту работы с удержанием 20% из заработной платы1.

Особенности личности, которые суд может положить в основу для смягчения наказания, могут заключаться и в каком-либо специфическом для данного лица обстоя­тельстве (болезнь, беременность, болезнь членов семьи и т. д.).

Приговором народного суда Кардымовского района Смоленской области С. была осуждена по ч. 1 ст. 1 Ука­за Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граж­дан» с применением ст. 51 УК РСФСР 1926 года к двум годам лишения свободы за то, что она 19 марта 1959 г. в поезде, следовавшем по маршруту Москва — Минск, похитила у гр-ки С дамскую сумку с деньгами в сумме 550 руб.

Рассмотрев дело по протесту заместителя Председа­теля Верховного Суда РСФСР, судебная коллегия этого же суда, соглашаясь с протестом, указала, что С., мать двоих малолетних детей, в момент совершения преступ­ления находилась в состоянии беременности, ранее не­судима. Кроме того, муж С., ранее работавший учителем, в данное время пенсионер и болен туберкулезом легких.

1 См   «Советская юстиция» 1959 г. № 8, стр. 91.

Наличие таких данных о личности и семейном поло­жении С. явилось основанием для изменения приговора суда первой инстанции и назначения ей условной меры наказания'.

Особенности личности, о которых идет речь, могут служить основанием для смягчения наказания в некото­рых случаях даже и при совершении тяжких преступ­лений.

Так, 3., работавшей инспектором отдела учета и рас­пределения жилой площади Калининского райисполкома Ленин! рада и получившей от гр-ки С. 5 тыс. руб. (в ста­ром денежном выражении) якобы для передачи заведую­щему этим отделом, Ленинградский городской суд назна­чил меру наказания по ст. ст. 17 и 118 УК РСФСР 1926 года 1 год 6 месяцев лишения свободы, обосновав назначение такой меры наказания тем, что 3. имеет ре­бенка, судима впервые и муж ее тяжело болен2.

А. за убийство своего семимесячного ребенка была привлечена к ответственности по п. «д» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 года и приговорена к восьми годам лише­ния свободы Ленинградским городским судом. Суд ука­зал, что при индивидуализации наказания он исходил, с одной стороны, из тяжести совершенного преступления, так как на А. лежали обязанности заботиться о ребенке, а с другой, из того, что у А. первая судимость, безупреч­ное прошлое, положительная характеристика, тяжелые материальные и жилищные условия3.

В этой связи уместно более подробно рассмотреть вопрос о том, как при индивидуализации наказания рас­сматривать первую судимость.

Законодатель в Основах уголовного законодательст­ва, в отличие от УК РСФСР 1926 года, не указывает в перечне смягчающих обстоятельств первую судимость.

Целый ряд авторов, в том числе Н. Ф. Кузнецова, Б. А. Куринов, а также автор настоящей работы, пола­гали, что первая судимость сама по себе не есть смягча­ющее обстоятельство (особенно при совершении тяжких преступлений), а может им быть лишь в совокупности с другими, выявленными в конкретном деле обстоятель­ствами.

1              См. «Советская юстиция» 1959 г. № 11, стр.

2              Архив Ленгорсуда, дело № 2-15,  1960 г.

3              Архив Ленгорсуда, дело № 2-13, 1960 г

Напротив, В. Д. Меньшагин более определенно счи­тал первую судимость смягчающим обстоятельством'.

Мы думаем, что сейчас, когда подчеркивается необ­ходимость чуткого и внимательного подхода к личности человека, совершившего преступление, отказываться от учета первой судимости как смягчающего обстоятельст­ва нельзя. Но, безусловно, сохраняется в силе то поло­жение, что это обстоятельство должно учитываться в связи с другими смягчающими обстоятельствами, особен­но при совершении тяжких преступлений. Об этом же свидетельствует и судебная практика.

Так, по делу Б. и В., осужденных судом первой ин­станции за хищение фляги меда весом 57 кг из колхоз­ного сада, судебная коллегия Верховного Суда РСФСР подчеркнула: «Отклоняя протест, в котором ставился во­прос о снижении меры наказания, назначенной Б. и В., президиум областного суда в качестве одного из мотивов для отклонения протеста указал 'в постановлении, что первая судимость не является исключительным обстоя­тельством для применения ст. 51 УК РСФСР. Между тем в п. «б» ст. 48 УК РСФСР прямо указано, что со­вершение преступления первый раз является смягчаю­щим обстоятельством при определении меры наказания»2.

Таким образом, не будучи обстоятельством, позволя­ющим избирать наказание ниже предела, обозначенного в законе, или условное осуждение, первая судимость при наличии других смягчающих обстоятельств может учиты­ваться в качестве смягчающего обстоятельства при инди­видуализации наказания. К такому выводу пришел зако­нодатель, установив в п. 4 ст. 38 УК РСФСР 1960 года, что совершение преступления впервые, вследствие слу­чайного стечения обстоятельств, если это преступление не представляет большой общественной опасности, яз-ляется смягчающим обстоятельством.

В некоторых случаях при совершении правонаруше­ний, находящихся на грани дисциплинарного прост\пка и преступления, оценка особенностей личности мо/кег иметь решающее значение для избрания судом мер воз­действия на виновного.

1              См.  В.  Д. Меньшагин, К  вопросу об определении  нака­

зания  по советскому уголовному праву, «Ученые записки  ВИЮН»,

1941, вып. I, стр. 51.

2              «Советская юстиция» 1959 г. № 1, стр. 79.

9, И. и. Карпвц     -               129

Показательно в этом отношении дело С. По пригово­ру 'народного суда 6-го участка Куйбышевского района Москвы С. был осужден по ст. 111 УК РСФСР 1926 го­да. Московский городской суд приговор оставил в силе. Верховный Суд РСФСР по протесту прокурора республи­ки снизил С. наказание.

Рассмотрев дело по протесту Председателя Верховно­го Суда СССР, Судебная коллегия Верховного Суда СССР указала, что народный суд поставил в вину С. то, что он допустил обезличку в магазине, где был директо­ром, не распределив обязанностей между материально ответственными лицами, вследствие чего низшие сорта масла продавались по цене -высших сортов.

С. объяснил, что указанное судом разграничение ма­териальной ответственности «е требовалось, так как согласно приказу райпищеторга (что подтверждено справкой) директор и его заместители одинаково мате­риально ответственны за все товары магазина и по усло­виям работы в магазине обязанности их райпищеторгом разграничены не были.

Таким образом, суд вменил С. в вину то, что не со­ставляет уголовно-наказуемого деяния. Служебное упу­щение С. выразилось в отсутствии контроля за прода­жей масла его заместителем Г. и продавцами.

Далее Верховный Суд подчеркнул, что осуждение С. в уголовном порядке нельзя признать обоснованным, тем более, что тон характеризуется по работе положитель­но, является инвалидом. Отечественной войны, награжден многими орденами и медалями, избран депутатом Сове­та депутатов трудящихся.

Народный суд и вышестоящие судебные инстанции, указал Верховный Суд, подойдя к оценке действий С. формально и игнорируя данные о его лично­сти, вынесли явно необоснованный обвинительный при­говор, не отвечающий принципам советского правосудия1.

Дело С. было прекращено за отсутствием в его дей­ствиях состава преступления, а за свой проступок он на­казан в дисциплинарном порядке.

Таким образом, при индивидуализации наказания с учетом особенностей личности виновного суд должен учитывать, как человек ведет себя в обществе, относится

1 См «Судебная практика Верховною Суда СССР» 1953 г. стр. 16—17.

к труду, к законам, установленным в Советском государ­стве, к правилам социалистического общежития, как он оценивает свое собственное поведение и совершенное преступление.

В то же время суд должен оценивать и другие об­стоятельства, прямо не связанные с совершением пре­ступления и не относящиеся к характеристике личности, но имеющие значение, поскольку суд, индивидуализируя наказания, руководствуется принципами социалистиче­ского гуманизма. К этим обстоятельствам относятся бо­лезнь, беременность, а также наличие большой семьи, болезнь кого-либо из родственников и т. п,