§ 2. Защита прав и свобод, нарушенных преступлением

1. В защиту прав и свобод человека и гражданина, пострадавшего от преступления, осуществляется судопроизводство по многим уголовным делам. Это прежде всего дела о преступлениях против личности, жизни, здоровья, свободы и достоинства, против нарушений политических и трудовых прав (ст. 102—151 УК РСФСР).

Неверно было бы, однако, ограничивать участие потерпевшего лица делами о преступлениях, квалифицируемых статьями уголовного закона, в которых личность, ее права и свободы обозначены как родовой объект деяния.

Наряду с родовым объектом права и свободы личности подлежат защите при расследовании и судебном разбирательстве по делам о преступлениях других категорий, включая государственные преступления (например, террор, бандитизм), должностные (например, превышение власти), преступления против правосудия (например, ложный донос, принуждение к даче показаний), преступления против порядка управления (например, посягательство на жизнь работника милиции), против общественной безопасности и общественного порядка (например, хулиганство), воинские преступления (например, так называемые нарушения уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, более известные как дедовщина) и др. (ст. 66, 67, 77, 171,183, 1912, 206, 244 УК РСФСР).

2. Легальное определение потерпевшего дано в ст. 53 УПК РСФСР: “Потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред”. Подобным образом о потерпевшем как лице, которому причинен вред преступлением, говорит и материальный уголовный закон (например, ст. 102, 104, 107, 108, 110, 117, 121, 126 УК РСФСР).

Между тем понятие потерпевшего в материальном и процессуальном праве имеет разный смысл. Нормы уголовного материального права предназначены для применения к реально существующим достоверно установленным фактам преступлений. Вопрос, причинен ли преступлением вред определенному лицу, суд решает в итоге исследования всех обстоятельств дела при постановлении приговора. Утвердительный ответ на этот вопрос означает признание лица потерпевшим в материально-правовом смысле. Признанию же потерпевшим в процессуальном смысле соответствует иная ситуация. Здесь акт признания потерпевшим служит предпосылкой предоставления данному лицу комплекса процессуальных прав. Значительную их часть составляют права, используемые при собирании и оценке доказательств: право давать показания, представлять доказательства, заявлять ходатайства и др. Потерпевшему данные права нужны, поскольку причинение ему вреда не вполне доказано и он намерен это доказать. Таким образом, если признание гражданина потерпевшим в материальном смысле является одним из итогов доказывания, то признание потерпевшим в процессуальном смысле служит лишь предпосылкой его участия в процессе и имеет место уже при наличии оснований предполагать преступное причинение ему вреда. Наиболее отчетливо это прослеживается в правилах о так называемых делах частного и частно-публичного обвинения, по которым жалобщик признается потерпевшим в силу самого решения о возбуждении уголовного дела (ст. 27, ч. 5 ст. 109 УПК РСФСР), тогда как достоверное знание о причинении вреда и событии преступления к этому моменту обычно еще не достигается1.

Отождествление же процессуального и материально-правового понятий потерпевшего используется для оправдания практики тех следователей, которые до конца расследования затягивают признание лица потерпевшим под предлогом, что причинение ему вреда еще вполне достоверно не установлено. В результате потерпевший в значительной мере лишается возможности использовать свои процессуальные права.

1 О соотношении процессуального и материального понятий потерпевшего также см.: Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву. М., 1961. С. 246; Мотовиловкер Я. О. Вопросы теории советского уголовного процесса. Томск, 1971. С. 93.

Эти факты и соображения лежат в основе предложений включать в закон дефиницию, раскрывающую понятие потерпевшего в процессуальном смысле как вероятной жертвы преступления1.

Чем раньше лицо признано потерпевшим, тем шире его возможности реально использовать свои процессуальные права.

Указания на определенное лицо как на жертву преступления обычно содержат не только жалобы на преступления, преследуемые в порядке частного или частно-публичного обвинения, но также заявления и сообщения, которые служат поводом к возбуждению уголовных дел об убийствах, причинении тяжких телесных повреждений и др. Информация, образующая содержание этих сообщений, представляет собой достаточные основания не только для возбуждения уголовного дела, но и для одновременного признания указанного лица потерпевшим.

Подлежит ли признанию потерпевшим тот, против кого совершено неоконченное преступление (приготовление) или покушение на преступление? Отрицательный ответ на этот вопрос мотивируется указанием на то, что от покушения или приготовления к преступлению нет вредных последствий.

“Что же это за потерпевший, — риторически спрашивали сторонники этого взгляда, — если действия преступника не затронули его прав и интересов, не причинили ему никакого вреда? ...Ясно, что признание такого гражданина потерпевшим и выполнение в дальнейшем всех вытекающих из этого акта процессуальных действий было бы не только бесполезным, но и обременительным занятием как для этого гражданина, так и для органа расследования и суда”2.

1 Одну из таких дефиниций сформулировал В. Н. Савинов: “Потерпевшим признается физическое лицо, в отношении которого имеется достаточно оснований полагать, что против его охраняемого блага совершено преступное посягательство” (Савинов В. Н. Потерпевший в уголовном процессе. Автореф. дисс. канд. юрид. наук. Харьков, 1978. С. 9).

2 Савицкий В. М, Потеружа И. И. Потерпевший в советском уголовном процессе. М., 1963. С. 9.

В этих рассуждениях, однако, не принято во внимание, что приготовление к преступлению и покушение на преступление признаны общественно опасными уголовным законом (ст. 15 У К РСФСР) и само возникновение этой опасности есть вред. Не удавшееся преступнику посягательство может быть повторено. Поэтому подвергшийся такому посягательству естественно заинтересован в изобличении и наказании виновного. При этом вопрос, был ли он осведомлен о предпринятом против него посягательстве, несуществен1. Практика знает случаи, когда и о законченном преступлении потерпевший впервые узнает только от следователя (например, когда квартирная кража совершена во время длительного отсутствия владельца или когда он считал украденную вещь утерянной и т. п.). Если материальный уголовный закон предусматривает судебную защиту человека от покушений и приготовлений независимо от реального ущерба его здоровью и имуществу, то нелогично лишать его процессуальных полномочий судебной защиты. В какой мере он воспользуется этими полномочиями, пусть он решает по своему усмотрению. Но это возможно лишь после того, как следователь и суд признают его потерпевшим. Это соответствует целям правосудия. Ибо “обременяя” следователя и суд своими показаниями, ходатайствами, представленными доказательствами, потерпевший содействует обнаружению истины2.

Конституционному принципу равенства перед законом и судом соответствует равное право граждан на судебную защиту независимо от социального или имущественного положения, расовой или национальной принадлежности, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств (ст. 14 У ПК РСФСР). Не должны влиять на решение о признании лица потерпевшим и на объем его прав в этом качестве его репутация, наличие или отсутствие судимости и т. п.

Дискуссионным оказался вопрос о значении в данном аспекте неправомерных или нравственно порицаемых действий потерпевшего, которые явились причиной преступления, или поводом к его совершению, или обстоятельством, способствовавшим преступлению.

1 В зависимость от этого ставит признание лица потерпевшим Л. В. Батищева. См.: Батищева Л. В. О признании лица потерпевшим при покушении на преступление//Проблемы совершенствования предварительного следствия и прокурорского надзора за исполнением законов органами дознания и предварительного следствия. М., 1982. С. 58.

2 См.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. I. М., 1968. С. 257; Ратинов А. Участие потерпевшего в предварительном следствии//Социалистическая законность. 1959. № 4. С. 33; Рахунов Р. Расширение прав потерпевшего//Социалистическая законность. 1960, № 4. С. 37.

Одна из точек зрения состоит в том, что в этих случаях лицо, претерпевшее от преступления, не должно признаваться потерпевшим1.

Полагаю, правилен противоположный взгляд. Праву личности на судебную защиту, установленному материальным законом, должны соответствовать процессуальные средства реализации этого права. Иначе говоря, если причинение морального, физического или имущественного вреда влечет уголовную ответственность, человек, понесший этот вред, должен быть признан потерпевшим.

Практически эта проблема затрагивает широкий круг лиц. Так, по данным В. А. Дубривного, в ряде регионов порицаемое (безнравственное, противоправное) поведение потерпевших в делах об убийствах составило от 35 до 42% случаев, по делам о телесных повреждениях — от 30 до 39%, по делам о мошенничестве — от 98 до 100%. Непризнание этих лиц потерпевшими противоречило бы действующему законодательству. Совершение преступления под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, а равно совершение преступления с превышением пределов необходимой обороны от преступления, учиненного потерпевшим, не исключает, но лишь смягчает уголовную ответственность (п. 5 и б ст. 38, ст. 104, 105, 110, 111 УК РСФСР). Институт встречного обвинения в российском уголовном процессе предусматривает предание суду по одному делу двух и более лиц, каждый из которых, уличаемый в преступлениях, выступает по отношению к другому как обвиняемый и одновременно потерпевший (ст. 109 У ПК РСФСР)2.

1 См.: Цыпкин А. Л. К вопросу о защите прав личности в уголовном судопроизводстве//Развитие прав граждан СССР. Саратов, 1973. С. 11; Дубравный В. А. Потерпевший от преступления на предварительном следствии. Саратов, 1966. С. 22. Эту позицию, казалось бы, подтверждает разъяснение Пленума Верховного Суда СССР, который разъяснил, что “размер возмещения вреда, причиненного лицу при отражении его общественно опасного посягательства, если было допущено превышение пределов необходимой обороны, в зависимости от обстоятельств дела и степени вины оборонявшегося и посягавшего должен быть уменьшен либо в возмещении вреда должно быть отказано” (Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924— 1986. М., 1987. С. 473). Однако речь идет о разных вещах. Пленум в данном случае разъясняет, как должно быть разрешено материально-правовое отношение. Признание же потерпевшим — элемент процессуальных отношений, предшествующих разрешению материально-правовых.

2 Подробнее об этой интересной, мало разработанной проблеме см.: Катькам С. И., Лукашевич В.3. Судопроизводство по делам частного обвинения. Л., 1972. С. 145—157.

Один из противников признания потерпевшими лиц, которые сами действовали небезупречно, ссылался на постановление Пленума Верховного Суда СССР от 31 июля 1962 г. “О судебной практике по делам о взяточничестве”, где сказано: “Освобождение взяткодателя от уголовной ответственности по мотивам вымогательства у него взятки или добровольного заявления о случившемся не означает отсутствия в действиях этого лица признаков преступления”, и потому “взяткодатель не может признаваться потерпевшим и не вправе претендовать на возвращение ему ценностей, переданных в виде взятки”1.

Здесь затронута относительно частная, но актуальная проблема, в которой переплелись вопросы уголовного и у головне-процессуального права.

Представляется, что эти два основания освобождения взяткодателя от уголовной ответственности — вымогательство взятки и добровольное заявление о случившемся — принципиально различны по своей юридической природе и должны бы иметь разные последствия. В случае, когда взятка дана по воле взяткодателя, его действия преступны, а последующее его же сообщение о содеянном ничего в квалификации деяния не изменяет. Освобождение же от ответственности в этих условиях — лишь приз за содействие изобличению опасного преступника.

Качественно иное событие представляет дача взятки в результате вымогательства. Заметим, кстати, что постановление Верховного Суда “О судебной практике по делам о взяточничестве” от 31 июля 1962 г., которое приводил В. А. Стремовский, отменено в связи с принятием одноименного постановления от 23 сентября 1977 г. В последнем Верховный Суд дал по рассматриваемому вопросу новое разъяснение, противоположное предыдущему: “В случаях, когда в отношении взяткодателя имело место вымогательство и он добровольно заявил об этом до передачи взятки, деньги и иные ценности, переданные в виде взятки, возвращаются владельцу”2. Данное разъяснение, видимо, вызвано к жизни практикой сотрудников оперативных служб, которые, получив жалобу на вымогательство взятки, предлагают жалобщику передать взятку под их контролем, чтобы захватить взяткополучателя с поличным на месте преступления. В этих действиях конфискация предмета взятки явилась бы несправедливостью.

1 Стремовский В. А. Участники предварительного следствия в советском уголовном процессе. Ростов-на-Дону, 1966. С. 210; Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1963. М., 1964. С. 262.

2 Сборник постановлении Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1986. С. 679.

Представляется, однако, что возврат полученного в случае вымогательства взятки имеет и более общие основания. По разъяснению комментаторов, вымогательство взятки заключается в том, что должностное лицо “поставило под угрозу правоохраняемые интересы взяткодателя”1. Однако, как известно, вымогательство не только способ получения взятки, но и самостоятельный состав имущественного преступления, предусмотренного ст. 148 У К РСФСР. От “простого” вымогательства получение взятки посредством вымогательства отличается тем, что берущий использует при совершении преступления свои служебные полномочия. Но это различие не должно ухудшать положения взяткодателя, подвергшегося вымогательству. Как и жертва “простого” вымогательства, он является потерпевшим (независимо от того, сообщил он или не сообщил, сообщил заранее или постфактум о даче взятки).

Завершить рассмотрение этого вопроса хотелось бы словами Л. Д. Кокорева: “...оценка поведения потерпевшего может быть очень спорной, и пока суд не рассмотрит дело, нельзя считать окончательно установленным не только факт совершения преступления обвиняемым, но и факт антиобщественных действий потерпевшего. Эти факты должны исследоваться, проверяться в ходе судопроизводства, и потерпевшего нельзя лишать права доказывать правомерность своих действий”2.

3. Потерпевший вправе давать показания по делу, лично или через своего представителя представлять доказательства, заявлять ходатайства, знакомиться с материалами дела с момента окончания предварительного следствия, участвовать в судебном разбирательстве; заявлять отводы; приносить жалобы на действия лица, производящего дознание, следователя, прокурора, суда, а также на приговор или определение суда и постановление народного судьи; поддерживать обвинение по делам о не особо опасных преступлениях против личности (ч. 2 и 3 ст. 53 УПК РСФСР).

1 Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., 1984. С. 367. Кокорев Л. Д. Некоторые вопросы виктимологии, ее влияние на признание лица потерпевшим и его участие в расследовании и профилактике преступлений//Виктимология и профилактика правонарушений. Иркутск, 1979. С. 58—59.

Согласно конституционному принципу равенства граждан перед законом и судом потерпевший и обвиняемый должны обладать равными процессуальными правами. Однако в УПК РСФСР этот принцип не всегда выдерживается. Так, в отличие от обвиняемого и защитника потерпевший и его представитель лишь извещаются об окончании дознания и направлении дела в суд, но материалы дела для ознакомления им не предъявляются (п. 2 ч. 2 ст. 120 УПК РСФСР).

После выполнения дополнительных следственных действий по ходатайствам потерпевшего и его представителя они не имеют права вновь ознакомиться с материалами дела (ср. ст. 200 с ч. 4 ст. 204 УПК РСФСР). В отличие от обвиняемого потерпевший и его представитель не имеют права получить копию обвинительного заключения (ст. 237 УПК РСФСР) и не участвуют в судебных прениях по делам публичного обвинения. Подобную дискриминацию иногда высокопарно объявляют процессуальной экономией. Вернее бы назвать это мелким крохоборством за счет прав человека и гражданина, ищущего судебной защиты своих прав и свобод.

Примечательный пример — эволюция предписаний о правомочиях потерпевшего в суде. В изначальном тексте ч. 2 ст. 53 УПК РСФСР зафиксировано право потерпевшего и его представителя “участвовать в исследовании доказательств на судебном следствии”. Но 8 августа 1983 г. Президиум Верховного Совета РСФСР заменил эту формулировку на “участвовать в судебном разбирательстве”. Поскольку судебное разбирательство включает наряду с судебным следствием еще и прения сторон, единственный смысл этого изменения состоял, вроде бы, в том, что потерпевшему и его представителю отныне дано право участвовать в судебных прениях и таким образом поддерживать обвинение по любому делу. Однако в той же ст. 53 УПК РСФСР нетронутой осталась ч. 3, по-прежнему ограничивающая право потерпевшего поддерживать обвинение. Не предусматривают его выступления общие правила судебных прений. Таким образом, в делах публичного обвинения потерпевший как был, так и остался лишенным права изложить свой взгляд на дело, который может и не совпадать с позицией прокурора-обвинителя1.

1 Критические соображения по этому поводу см.: Кокорев Л. Д. Потерпевший от преступления в советском уголовном процессе. Воронеж, 1964. С. 59—61; Сотроговач М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. I. С. 259—260.

Ощущая, видимо, неестественность такого положения и пытаясь “подправить” закон, судьи иногда в конце судебного следствия перед формальным объявлением об открытии прений предоставляют потерпевшему возможность в форме дополнительных показаний высказать мнение о виновности и ответственности подсудимых, т. е., по существу, начать судебные прения. Но это всякий раз зависит от благоусмотрения судьи и не является решением проблемы.

Дополнение УПК РСФСР разделом о производстве в суде присяжных (Закон РФ от 16 июля 1993 г.) еще более осложнило проблему. Статья 430 из этого раздела предусматривает прекращение уголовного дела ввиду отказа прокурора от обвинения при отсутствии возражений со стороны потерпевшего. Но при этом в законе не обозначено движение дела после того, как такие возражения будут заявлены. Ведь нет ни правовых, ни нравственных возможностей понудить прокурора поддерживать обвинение вопреки внутреннему убеждению после отказа, заявленного в суде.

Та же ст. 430 предусматривает право государственного обвинителя изменить в суде обвинение в сторону смягчения, причем это изменение имеет обязательное значение для суда уже независимо от возражений потерпевшего. Между тем иные изменения граничат с полным отказом от обвинения (например, переход от обвинения в умышленном убийстве к обвинению в угрозе убийством). В этих случаях прокурор по собственному усмотрению лишает потерпевшего права на судебную защиту своих прав и свобод. Таким образом, возникает коллизия между уголовно-процессуальным законом и конституционным принципом охраны прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений, обеспечения потерпевшим доступа к правосудию. Эта коллизия может и должна быть преодолена закреплением в законе права потерпевшего на участие в делах публичного обвинения в качестве субсидиарного обвинителя, правомочного поддерживать обвинение в полном объеме, если государственный обвинитель отказался от обвинения или внес в него существенные изменения.

Следствие и суд по делам о преступлениях, повлекших моральный, физический или имущественный вред человеку, производятся не только в личных, но и в публичных интересах. Поэтому участие в уголовном процессе по делам публичного обвинения — предмет субъективного права потерпевшего и в то же время его гражданский долг.

Закон обязывает потерпевшего воздерживаться от ложного доноса, неуклонно являться по вызовам следователя и суда для участия в следственных действиях и судебном разбирательстве, давать правдивые показания, соблюдать порядок судебного заседания и подчиняться распоряжениям председательствующего. Неисполнение этих обязанностей может повлечь юридические санкции. Так, заведомо ложный донос, заведомо ложное показание, отказ или уклонение потерпевшего от дачи показаний влекут уголовную ответственность по ст. 180—182 УК РСФСР. В случае неявки без уважительных причин к следователю или в суд потерпевший может быть подвергнут приводу (ч. 3 ст. 75 У ПК РСФСР). За нарушение порядка в судебном заседании потерпевший может быть удален из зала суда (ч. 3 ст. 263 УПК РСФСР).

В юридической литературе обсуждается вопрос о возможности физического принуждения потерпевшего в случае его отказа подвергнуться освидетельствованию, экспертизе, связанной с помещением в медицинское учреждение, хирургической операции для извлечения из его тела инородного предмета (например, пули) и т. п. Вопрос этот, кажется, носит преимущественно академический характер. По крайней мере, автор данной главы, занимаясь без малого пятьдесят лет практикой и теорией уголовного процесса, не знает случая, когда бы потерпевший после разъяснения целей и условий производства данного действия отказался от освидетельствования, экспертизы. Однако априорно исключить возможность подобных инцидентов нельзя, тем более что некоторые авторы считают принуждение в таких случаях правомерным.

При обсуждении этой проблемы в центре внимания оказался вопрос о допустимости принуждения потерпевшего к освидетельствованию — действию, довольно распространенному в следственной практике. Сторонники утвердительного ответа на этот вопрос исходят из указания закона: “Постановление о производстве освидетельствования обязательно для лица, в отношении которого оно вынесено” (ст. 181 УПК РСФСР). Атрибутом же правовой обязанности служит санкция — возможность принуждения к исполнению или наказания за неисполнение.

Критически оценивая закон и считая необходимым его дополнить, И. Л. Петрухин предложил ввести административную ответственность за уклонение потерпевшего от освидетельствования1. Но поскольку такие случаи маловероятны, ожидать превентивного эффекта от этого нововведения не приходится. К тому же оказалась бы возможной весьма неприглядная ситуация: преступление не раскрыто, преступник не понес ответственности, а потерпевший уже административно наказан.

1 См.: Петрухин И. Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. М., 1985. С.140.

Сторонники принудительных освидетельствовании ссылаются на то, что интересам истины следует отдать предпочтение перед волей и чувствами потерпевшего1.

Противоположная точка зрения основана на том, что принудительные меры в уголовном процессе допустимы и правомерны лишь в случаях, прямо предусмотренных законом, и в порядке, определенном законом. В отношении же потерпевшего, отказавшегося от освидетельствования, закон таких мер не предусматривает. Весомым, можно сказать, решающим представляется довод нравственного характера: “Что же касается потерпевшего, то это — лицо, пострадавшее от преступления; на следователе лежит особая забота о защите его прав и законных интересов. Принудительное освидетельствование потерпевшего было бы не только незаконной, но и морально недопустимой мерой”2.

4. Правовое положение потерпевшего в уголовном процессе характеризуется его специальной правоспособностью и дееспособностью.

Правоспособность потерпевшего — это его способность обладать правом на судебную защиту от преступных посягательств. В этом смысле правоспособен каждый человек, предполагаемый понесшим вред от преступления, независимо от его возраста, физического и психического состояния.

1 См.: Пичкадева Г. Нравственный аспект принудительного освидетельствования потерпевших//Социалистическая законность. 1976, № 3. С. 63—64; Корнуков В. М. Меры процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве. Саратов, 1978. С. 98—103; Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. М., 1985. С. 305.

2 Строгович М. С. Указ. соч. Т. II. С. 126. См. также: Каминская В. И. Охрана прав и законных интересов граждан в уголовно-процессуальном праве//Советское государство и право. 1968. № Ю. С. 32. И. Л. Петрухин заявил о солидарности с этой точкой зрения (см.: Петрухин И. Л. Указ. соч. С. 140). Но похоже, что он окончательно еще не определил свою позицию, ибо страницей раньше написал: “Осмотр тела, не причиняющий ущерба чувству стыдливости (не сопровождаемый обнажением), вполне допустим в отношении... потерпевшего (свидетеля). При отказе подвергнуться такому осмотру возможно процессуальное принуждение, вплоть до физического воздействия” (там же. С. 139).

Сложнее решается вопрос о дееспособности, т. е. способности самостоятельно осуществлять процессуальные полномочия, лично отстаивать свои права и свободы. В этом плане различаются три рода потерпевших:

— вполне дееспособные — здоровые совершеннолетние люди, по своему выбору осуществляющие свои права лично или передоверяющие их осуществление своим представителям;

— ограниченно дееспособные: несовершеннолетние в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, а также немые, глухие, слепые и другие лица, которые в силу физических или психических недостатков нуждаются при осуществлении своих процессуальных прав в помощи представителей;

— недееспособные: малолетние, а также психически больные, которые не могут давать отчета в своих действиях или руководить ими, ввиду чего их права — всецело или в значительной части — осуществляют их представители.

Закон говорит о представителях и законных представителях потерпевшего. Это понятия частично совпадающие. Представителями потерпевшего могут быть адвокаты, а также близкие родственники и иные лица, в силу закона управомоченные представлять законные интересы потерпевшего (ст. 56 У ПК РСФСР). Законными же представителями потерпевшего могут быть его родители, усыновители, опекуны, попечители, представители учреждений и организаций, на попечении которых он находится (п. 8 ст. 34 УПК РСФСР).

Можно также различать представительство профессиональное, осуществляемое адвокатом, и непрофессиональное, осуществляемое в силу родственных отношений или по долгу службы.

Профессиональная помощь адвоката требуется, когда задача отстаивания интересов потерпевшего сопряжена с решением специфических правовых вопросов, исследованием противоречивых, запутанных обстоятельств. Законный же представитель может обеспечить интересы потерпевшего там, где достаточно здравого смысла, психологического контакта с потерпевшим, заботы о нем и чувства ответственности. Допустимо и в некоторых случаях оправданно совместное участие в деле представителя-адвоката и законного представителя потерпевшего1.

1 См.: Сборник постановлении Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1986. С. 848.

Введение института представителя потерпевшего (а также гражданского истца, гражданского ответчика) по УПК РСФСР в I960 г. послужило защите прав личности в уголовном процессе. Но у некоторых юристов старой школы эта новелла вызвала реакцию отторжения. Появились комментарии, ограничивающие право потерпевшего на юридическую помощь представителя. В таком ключе разъяснялась ст. 200 УПК РСФСР: “В отличие от защитника представитель потерпевшего не действует наряду с ним, а заменяет его (это прямо вытекает из формулировки закона: “потерпевший или его представитель”)”1. Возражая комментатору, А. Г. Мазалов резонно заметил: “Союз “или” употреблен здесь для того, чтобы подчеркнуть мысль о наделении представителя в том случае, когда он участвует в деле вместо представляемого, теми же процессуальными правами, что и представляемый”. А. Г. Мазалов при этом обратил внимание, что “мысль о возможности участия наряду с представляемым проводится в ряде других статей Кодекса (70, 120, 245, 263, 264, 265, 268, 277, 279, 280, 283, 288, 289, 291, 292, 294, 325 УПК РСФСР)”2.

Наряду с логическим толкованием закона заметим, что в круге лиц, выступающих в качестве представителей, закон прежде всего называет профессионалов-адвокатов (ст. 56 УПК РСФСР). Совместное участие профессионала и потерпевшего позволяет эффективно сочетать юридические знания представителя с непосредственной осведомленностью в обстоятельствах дела, присущей обычно представляемому. В некоторых, однако, ситуациях замена представляемого представителем неизбежна — в частности, когда потерпевший недееспособен или ограниченно дееспособен по состоянию психики или малолетству.

Встречаются на практике ситуации, когда ознакомление малолетнего или несовершеннолетнего потерпевшего со всеми материалами дела педагогически противопоказано. Это относится, например, к материалам о сексуальных преступлениях, совершенных против других лиц, к материалам, порочащим родителей потерпевшего, и т. п. С такого рода материалами достаточно ознакомить законного представителя или представителя потерпевшего.

1 Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. М., 1963. С. 28—29.

Мазалов А. Г. Гражданский иск в уголовном процессе. М., 1967. С. 83. Во втором издании того же научно-практического комментария (1965 г.) суждение о несовместимости участия в следственном действии потерпевшего и его представителя уже снято, впрочем, без указания на его ошибочность.

Может быть, однако, и так, что у недееспособного или ограниченно дееспособного потерпевшего нет законных представителей. Неединичны также дела, когда законный представитель склонен действовать вопреки процессуальным интересам представляемого (например, мать потерпевшего пытается отвести обвинение от подсудимого — своего мужа или сожителя).

Видимо, уголовно-процессуальное право нуждается в дополнении нормами, устанавливающими основания и порядок: а) обязательного участия в деле представителя недееспособного или ограниченно дееспособного потерпевшего; б) участия представителя не наряду с представляемым, а вместо него в течение всего процесса или в отдельных следственных и судебных действиях; в) отстранения от участия в деле законного представителя и замены его представителем-адвокатом.

Представитель потерпевшего имеет те же права, что и потерпевший, кроме права давать показания (ч. 2 ст. 54 УПК РСФСР). Участвующий в деле в качестве представителя потерпевшего адвокат или представитель профессионального союза и другой общественной организации не могут быть допрошены в качестве свидетелей об обстоятельствах, которые стали им известны в связи с исполнением своего процессуального долга (п. 3 ч. 2 ст. 72 УПК РСФСР).

Свидетельский иммунитет адвоката и приравненных к нему лиц — существенная гарантия доверия, которым они должны пользоваться у представляемых лиц, чтобы успешно отстаивать их права и свободы. В отношении законных представителей существуют иные, противоположные правила. Родители и иные законные представители могут быть допрошены в качестве свидетелей (ч. 2 ст. 399) и в этом случае обязаны дать правдивые показания, сообщить все им известное по делу и ответить на поставленные вопросы.

Указанная обязанность законных представителей, как и корреспондирующие ей полномочия следователя имеют свои пределы. Эти пределы положены ч. 1 ст. 51 Конституции, которая гласит:

“Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников...” Будучи близким родственником потерпевшего, законный представитель не обязан давать показания об обстоятельствах, порочащих потерпевшего, а равно самого представителя.

5. Согласно ч. 4 ст. 53 УПК РСФСР, когда преступление повлекло смерть человека, права потерпевшего приобретают его близкие родственники. Более последовательной защите прав личности соответствовало бы распространение данного правила и на случаи, когда потерпевший умер после совершения преступления, но не вследствие преступления, а по другой причине.

Кем по своему уголовно-процессуальному статусу являются родственники умершего потерпевшего? В период разработки проекта нынешнего УПК РСФСР высказывались суждения, что они сами являются потерпевшими1 или представителями потерпевшего2. М. С. Строгович в свое время выступил за то, чтобы в случаях, предусмотренных ч. 4 ст. 53 УПК РСФСР, признавать родственников умершего одновременно и представителями и потерпевшими: “они являются его представителями в том смысле, что они защищают доброе имя потерпевшего, охраняют его память” и наряду с этим “в таких случаях родственники потерпевшего и сами являются потерпевшими в прямом и непосредственном смысле слова: преступлением им причинен тяжкий моральный вред, так как они лишились близкого, дорогого им человека”3.

Данная конструкция вызывает, однако, осложнения теоретического характера. Представительством в самом широком смысле, присущем гражданскому праву, являются действия одного лица — представителя от имени другого правоспособного лица — представляемого, которыми создаются, изменяются и прекращаются права представляемого (ст. 182 ГК РСФСР). Со смертью же правоспособность гражданина прекращается (ст. 17 ГК РСФСР) и, следовательно, уже нет прав, создание, изменение и прекращение которых составляет суть представительства. Практически чтобы эффективно отстаивать честное имя и добрую память умершего, его родственнику может понадобиться помощь представителя-адвоката. Но реализация такой возможности ставится под сомнение, если считать родственника умершего его представителем: ведь закон не предусматривает участия в процессе такого субъекта, как “представитель представителя”.

1 См.: Калашникова Н. Я. Расширение прав потерпевшего в уголовном судопроизводстве//Вопросы судопроизводства в новом законодательстве СССР. М., 1959. С. 245. Впоследствии на эту позицию стал Верховный Суд СССР. См.: Сборник постановлении Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1986. С. 847—848.

2 См.: Ратинов А. Участие потерпевшего в предварительном следствии//Социалистическая законность. 1959. № 4. С. 32.

3 Строгович М. С. Указ. соч. Т. I. С. 258.

Несомненно, смерть потерпевшего, по крайней мере во многих случаях, приносит его родственникам моральный, а подчас и материальный вред. Тем не менее справедливо, что “признание близких родственников погибшего потерпевшими по делу не соответствует закону и противоречит общепринятому пониманию потерпевшего как лица, которому преступлением непосредственно приченен вред”1. В связи с этим вспоминаются такие случаи, когда тяжкое телесное повреждение превращает потерпевшего в беспомощного неподвижного инвалида. Это обрекает его родственников на моральные страдания и материальные издержки, едва ли не превосходящие последствия убийства. Но терпящие такой опосредствованный ущерб близкие родственники жертвы преступления не могут быть признаны потерпевшими в смысле ст. 53 УПК РСФСР. Верным представляется взгляд, согласно которому родственник умершего потерпевшего является особым субъектом процесса — правопреемником потерпевшего2. Такая трактовка устраняет затруднения в вопросе о праве правопреемника на профессиональную правовую помощью представителя-адвоката, а в теоретическом плане явилась бы предпосылкой распространения процессуального правопреемства на случаи, когда смерть потерпевшего до разрешения дела явилась следствием не преступления, а других причин.

Обычно родственники договариваются между собой, чтобы права умершего осуществлял один из них. Но как быть, если они не договорятся и на участие в процессе претендуют несколько родственников? Сторонники ограничения прав личности не упустили случая соответствующим образом решить и этот вопрос: “Если близких родственников несколько и все они желают воспользоваться правами потерпевшего, то вопрос, кому переходят права потерпевшего, решает соответственно лицо, производящее дознание, следователь, прокурор, судья или суд”3.

1 Савицкий В. М., Попгеружа И. И. Указ. соч. С. 14.

2 См.: Бородин С. В. Рассмотрение судом уголовных дел об убийстве. М., 1964. С. 145; Ларин А. Представители и правопреемники в уголовном процессе//Советская юстиция. 1981. № 2. С. 21—22.

3 Комментарии к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР. М., 1995. С. 92.

Данное разъяснение формально противоречит тексту комментируемой ст. 53 УПК РСФСР, которая предусматривает приобретение прав умершего потерпевшего его родственниками — во множественном числе. По существу же следование этому разъяснению означало бы произвольное ограничение прав личности в ущерб целям уголовного процесса. Спор между родственниками по вопросу, кто из них будет осуществлять права потерпевшего, возникает обычно из-за расхождений во взглядах на обстоятельства преступления. В этих условиях особенно полезно, чтобы следователь и суд приняли во внимание все возможные точки зрения. В постановлении “О практике применения судами законодательства, регламентирующего участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве” Пленум Верховного Суда СССР разъяснил: “Если на предоставление прав потерпевшего претендуют несколько лиц из числа близких родственников погибшего, они также могут быть признаны потерпевшими”1. С учетом уже высказанных соображений точнее было бы именовать этих лиц правопреемниками. Но не вызывает сомнений указание на возможность участия в деле нескольких правопреемников одного и того же потерпевшего. Эта мысль может быть выражена более четко при замене “могут быть признаны” на “должны быть признаны”. Ибо закон не предусматривает ни оснований отказа в признании правопреемником умершего потерпевшего его родственника, ни критериев выбора одного из них.