§ 4. Преступление и проступок

Вопрос о разграничении преступления и иных правонару­шений также относится к нерешенной проблеме. Буржуазные криминалисты оказались в тупике потому, что им неизвестен такой критерий разграничения, как характер и степень обще­ственной опасности правонарушения. Кроме того, многие бур­жуазные криминалисты не особенно стремятся к решению этой, имеющей большое практическое значение, проблемы. Создав впечатление о ее неразрешимости, они развязывают руки практике. Суды свободно могут маневрировать, призна­вая одно и то же деяние в нужном случае то преступлением, то проступком.

По вопросу разграничения преступления и проступков в буржуазной теории сложилось два направления: одни нахо­дят качественное различие между преступлениями и проступ­ками, другие видят лишь чисто количественное или внешнее различие. В английском праве господствующей является точ­ка зрения Кении60. Преступления — это те деяния, которые влекут, во-первых, уголовное судопроизводство, а, во-вто­рых, подлежат наказанию. В гражданском процессе происхо­дит спор между двумя лицами, а в уголовном — между обвиняемым и короной. В гражданском процессе возможны встречные иски и примирения сторон, в уголовном деле это без разрешения короны не допускается. Более строгие требо­вания предъявляются в уголовном процессе, нежели в граж­данском. Таким образом, в английском праве принципиальный вопрос о различии преступлений и проступков подменен вопро­сом о различии между уголовным и гражданским судопроиз­водством 61.

Представители направления, которые исходят из качест­венного различия между преступлениями и иными правона­рушениями, выставили целых шесть точек зрения по разгра­ничению преступлений и проступков62.

Нет никакой ясности о разграничении преступлений и про­ступков в буржуазной судебной практике. Например, суд в Карлсруе (ФРГ) вынес такое постановление по конкретному делу: «Вне сомнения представляется, что существует в на­стоящее время различие в понятиях между уголовной неправ­дой и нарушением порядка (полицейская неправда)... Для различия обоих видов деликтов решающим является матери­альное содержание неправды. Уголовный деликт есть этиче­ская неправда. Деликт против порядка — только   неповино-

60    См. Кении. Основы уголовного права, стр. 10.

61    См  P. F і t z g e г а 1 d. A concept of crime. «The criminal law review»,

1960, april, p. 261.

62    См. Н. Mich els. Strafbare Handlung und Zuwiderhandlune   Ber­

lin, 1963, S. 67

167

вение духовно индифферентным полицейским распоряже­ниям» 63. Аналогичное руководящее предписание было дано Большим Сенатом ФРГ 4 ноября 1957 г.

Для современного состояния проблемы разграничения преступлений и проступков характерно появление так назы­ваемых смешанных деликтов, т. е. таких, в санкциях за кото­рые предусмотрено альтернативно либо уголовное, либо неуголовное, обычно административное наказание. Примене­ние той или иной санкции составляет исключительную ком­петенцию суда. Назначение же соответствующей санкции определяет природу деликта: либо он преступление, либо не преступление. Это есть не что иное, как новое изобретение империалистического уголовного права для разрушения преж­ней буржуазной законности.

Так, п. 3 § 1 Закона от 2 марта 1952 г. «О посягательствах против порядка» (ФРГ) гласит: «Если действие стоит под угрозой или наказания, или административного штрафа, оно в конкретных случаях является уголовным деянием, если на­казывается уголовным наказанием, или административным правонарушением, если наказывается административным штрафом». Таким образом, вопрос о правовой природе деяния этим законом полностью передан на свободное усмотрение судьи.

Сами буржуазные криминалисты вынуждены признать, что «смешанные составы вследствие неопределенности понятия их состава означают опасность в правополитическом отноше­нии» 64.

В буржуазном уголовном законодательстве последнего времени нельзя наблюдать какого бы то ни было сужения сферы уголовных репрессий. Наоборот, буржуазные исследо­ватели признают, что современное уголовное законодательст­во все более расширяет сферу своего вмешательства в обще­ственные отношения. Они считают это вполне закономерным, так как якобы усложняется социальная жизнь, расширяются функции «правового государства». Отсюда необходимость все большего вторжения права во все области жизни человека, ибо личность гражданина все более становится зависимой от государства. «Если „либеральные" правовые государства, — пишет Михельс, — имели только характер обороны от опасно­сти, то функции „социального правового государства" с его значительными задачами заботы и профилактики имеют при­роду не только „обороняющегося", но также „разрешающего" и „организующего" частную жизнь государства»65.

По вопросу о соотношении преступлений и аморальных проступков в буржуазной литературе мнения также раздели-

63 Н. Mich els.  Strafbare Handlung und Zuwiderhandlung, S. 67.

M Ibid., S. 22.

es Ibid., SS. 26—27.

168

лись. Одни теоретики, главным образом криминологи, счита­ют, что мораль, равно как и философия, не должна оказывать влияния на понятие преступления и потому не существует проблемы разграничения преступлений и аморальных проступ­ков. Другие считают, что моральные ценности играют боль­шую роль в определении круга преступного и наказуемого, в особенности его «материального» признака, который кримина­листы ФРГ так и называют «социально-этическим» содержа­нием преступления.

В связи с громадным ростом в послевоенное время поло­вых преступлений в буржуазной уголовноправовой теории весьма актуальным стал вопрос о разграничении преступлений и аморальных поступков, а также о пределах вмешательства уголовного закона в сферу частных отношений. В 1960 г. па­лата лордов Великобритании специально обсуждала проблему коррупции морали. Вильяме считает, что понятия «общей мо­рали», которыми оперируют при разграничении преступлений и аморальных поступков, слишком неопределенны. Однако, отмечая серьезное падение нравов, о чем свидетельствует из­дание в последнее время сразу двух актов («Акта о половых преступлениях» и «Акта о вульгарных публикациях» в 1959 г.), Вильяме не мог предложить для разграничения ничего, кроме тех же формальных критериев: наказуемости и уголовного судопроизводства как признаков именно преступления 66.

Спорен и очень остро стоит в литературе вопрос о преде­лах вмешательства уголовного закона в частную жизнь. Столкнулись две крайние точки зрения. Одна, ее поддерживает лорд Девлин, исходит из того, что никакие особые обстоятель­ства не могут оправдать вмешательства закона в частную жизнь. С ним не соглашаются Харт, Шоу и другие сторонники решительного вмешательства уголовного закона во все сферы частной жизни граждан 67.

В этой дискуссии нашли наглядное отражение неразреши­мые противоречия в правосознании и морали эксплуататор­ского общества.

Следует заметить, что влияние религиозной морали на по­нятие преступного и наказуемого в целом отрицательно, а не положительно. Религиозные догмы, с которыми тесно связана официальная буржуазная мораль, в высшей степени далеки от реальной потребности современного цивилизованного обще­ства. Религиозно-этические критерии преступного весьма шат­ки и относительны. Так, на 9-м интернациональном конгрессе по уголовному праву, состоявшемся в  Голландии в  1964 г.,

66    См. G. W і І і a m s. Sex and moral in the criminal law. «The criminal

law review», 1964, april, pp   266—268.

67    Cm. I. C. S m і t h. The Literature of the criminal law 1954—1964. «The

criminal law review», 1964, february, pp. 102—104; H. Hart. The morality

of criminal law. London, 1965, pp. 34—49.

7    H. Ф. Кузнецова    jgg

многие буржуазные криминалисты признавали неразумность наказуемости аборта, производимого в больничной обстановке или самой себе беременной женщиной68. Однако влияние ре­лигиозных догматов оказывается сильнее здравого смысла. Буржуазные УК признают аборт даже в больничной обстанов-кее тяжким уголовным преступлением.

68 «Nith international congres of penal law». The Haque, 1964. General report, II. Offences against the familie and sexsual morality, pp. 15—16.