ПРАВИЛО 1: «ОБЪЕКТИВИЗАЦИЯ СОСТАВА»

Трудности и неясности в решении вопросов, связан­ных с описанием и раскрытием субъективной стороны различных преступлений, объясняются в конечном счете описанными выше недостатками законодательства в его Общей и Особенной частях. Однако не менее очевидно и другое: каково бы ни было состояние законодательства, оно отличает умышленные преступления от неосторож­ных и различает умышленные преступления друг от дру­га. Эти криминологические отличия и различия суще­ствуют в реальной жизни, и поэтому описанное выше

143

положение вещей ставит перед исследователем/важную задачу: попытаться разработать правила применения общего определения умысла к материалу Особенной час­ти, которые учитывали бы и требования действующего законодательства, и криминологические особенности раз­личных преступлений и их групп.

Выработка этих правил могла бы иметь своим резуль­татом не только единообразно правильное понимание субъективной стороны отдельных преступлений, что было бы само по себе»немаловажно сточки зрения применения закона. Эта работа могла бы быть полезной также в пла­не совершенствования законодательства, давая возмож­ность выявить нормы Особенной части, структурные осо­бенности которых затрудняют их применение на основе общих правил и ввиду этого подлежат устранению. А это в свою очередь имело бы своим результатом придание этим нормам большей структурной и логической четкости и простоты. Само собой разумеется, правила применения общего определения умысла к материалу Особенной час­ти не могут быть произвольными. Их перечень и содер­жание должны определяться природой уголовной ответ­ственности в социалистическом государстве и практичес­кими целями советского уголовного права'.

Преступление часто определяют как единство объек­тивных и субъективных элементов. В рамках того, что сказано в этом определении, оно, подчеркивая необходи­мость для «бытия» преступления тех и других элементов, отражает действительное положение вещей. Однако в нем не подчеркнуты соотношение элементов того и другого рода, прямая и обратная зависимость между теми и дру­гими. Поэтому для наших целей преступление следует оп­ределить иначе — как единство акта внешнего поведения и психического отношения к этому акту и его элементам со стороны деятеля. Это определение не только устраняет неполноту приведенного выше, но и обязывает нас уста­новить отношение субъекта к каждому элементу, вклю­ченному в определение преступления законодателем. Для выполнения этой задачи мы должны прежде всего опи­сать преступление таким образом, чтобы по возможности

* Разумеется, мы не претендуем на то, чтобы перечень предла­гаемых ниже правил был исчерпывающим, их последовательность безупречной, а формулировка наилучшей.

144

устранить из описания все элементы психического отно­шения деятеля к тому, что он делает. Речь идет о таком описании общественно опасного деяния, в котором не со­держалось бы никаких ни прямых, ни косвенных указаний на наличие субъективных оснований для вменения со­деянного в,вину. Так как такое описание может включать в себя элементы, относящиеся не только к объективной стороне преступления в собственном смысле, но и к его предмету и 'к потерпевшему, а через них — к объекту преступления,^ а в некоторых случаях'—к его субъекту, предлагаемую операцию следовало бы наиболее общим образом назвать «объективизацией» анализируемого состава.

Эта операция в ряде случаев представляет известные трудности. Вопреки тому, что иной раз утверждается в литературе2, законодатель, как правило, не стремится от­четливо выделить в Определениях преступлений их объек­тивную сторону в собственном смысле слова. И это ес­тественно: формулируя эти определения, он пользуется обычным, нетехническим языком, а этот последний при описании человеческого поведения отражает его живую диалектику: объективное и субъективное в нем нередко почти неразличимо слиты. Не будет большим преувели­чением сказать, что уголовное законодательство почти не знает терминов или слов, которые означали бы или долж­ны были бы означать именно и только объективную сто­рону преступления. Уже «действие» и «бездействие» по самому смыслу этих слов означают не просто мускульное движение или его отсутствие, а поступок, т. е. нечто та­кое, в чем принимают участие сознание и воля3. Оба эти термина законодатель в ст. 7 Основ объединяет в поня­тии деяния. Однако деяние — это не только и не просто сумма действия и бездействия. Сверх того, что содержит­ся в них, в деянии подчеркнут момент социально-мораль­ной упречности волепроявления, его негативной направ­ленности и отсюда — общественной опасности, или проти­возаконности деяния, или того и другого вместе. Толк­нуть человека при неловком движении — не значит со-

' См. стр. 3.

2 Например, А. Н. Т р а и н и н. Состав преступления по совет­скому уголовному праву, М., 1951, стр. 182—183.

3 Там же, стр. 186—187.

10 Заказ 5642                                                            145

вершить действие; ударить приятеля по плечу -I- значит совершить действие, но не деяние; ударить человека ку­лаком по лицу — значит совершить действие, которое яв­ляется деянием.

Естественно, те же явления мы наблюдает и в Осо­бенной части, нередко с некоторыми осложнениями. Убийство — это не просто причинение смерти, а лишение жизни умышленно или неосторожно и, кроме того, про­тивозаконно. Лишение жизни по приговору суда не есть убийство. В советской юридической литературе была вы­сказана точка зрения, что даже неосторожное лишение жизни нельзя называть убийством4.

Как бы то ни было, при анализе субъективной сто­роны этого преступления источники говорят о психиче­ском отношении лица не к убийству, а к смерти потерпев­шего и, кроме того, иногда — к общественно опасному характеру своего действия или бездействия.

Аналогично при хулиганстве «явное неуважение к об­ществу», строго говоря, могут демонстрировать только умышленные действия.

Отмеченное нами в одном из источников преобразо­вание этого элемента объективной стороны в мотив пре­ступления не случайно. Поэтому можно считать, что ха­рактеристика хулиганства в законе в качестве умышлен­ного преступления и одновременно включение в его оп­ределение указания на «явное неуважение к обществу» придают определению в известной мере тавтологический характер. По этой причине говорить, как это постоянно делается, о сознании субъектом того, что его действия выражают явное неуважение к обществу, и о желании эти действия совершить—это в какой-то мере то же са­мое, что говорить о сознании им того, что он действует умышленно, или о том, что он умышленно совершает умышленное деяние. Подобное смешение может лишь затруднить уяснение как объективной стороны хулиган­ства, так и содержания умысла при совершении этого преступления.

Таким же образом хищение или похищение при кра­же—это не только действие, результат и характеристи­ка деяния в качестве общественно опасного, но и опре-

' М. Д. Ш а р г о р о д с к и и, Преступления против жизни п здоровья, М., 1948, стр. 38.

146

деленная субъективная сторона. Взять и унести по не­осторожности вместе со своими чужие вещи, по рассеян­ности надеть, уходя из гостей, чужое пальто не значит совершить похищение. Более того, в этих случаях нель­зя даже сказать, что эти действия совершены тайно, хо­тя тайностЬ неизменно рассматривается в литературе в качестве элемента объективной стороны кражи. Харак­терно, что при анализе субъективной стороны этого пре­ступления источники, стремясь осуществить своего рода «объективизацию состава», говорят о сознании винов­ным того, что производится изъятие чужого имущества. Однако эта попытка неудачна: по смыслу слов, замена «похищения» «изъятием» означает исключение не субъ­ективности, а всего лишь противозаконности.

С какими бы трудностями, однако, ни была в отдель­ных случаях связана «объективизация»; она как подго­товительная операция для наших целей необходима. В повседневной жизни мы судим о реальных «помыслах и чувствах» людей по их действиям'. Поэтому, например, предположение о наличии у лица умысла на кражу мо­жет возникнуть у нас при совершении им не любых, а определенных общественно опасных действий. Так, ес­ли Иванов в отсутствие Петрова, не имея права на это, выносит из квартиры Петрова принадлежащее пос­леднему имущество, мы можем предположить, что у Ива­нова имеется умысел на кражу; для такого предполо­жения нет оснований, если Иванов, например, распрост­раняет порочащие Петрова сведения.

Нужно ли доказывать, что в надлежащим образом сформулированном законодательном определении пре­ступления должны в обобщенном виде содержаться либо (идеальный случай)  «готовое» объективизированное описание соответствующих действий, либо (обычная практика) необходимые «материалы» для описания этих действий путем и в результате «объективизации» соста­ва. Не произведя этой последней операции, тем более эф­фективной, чем больше этого материала и чем лучше он поддается соответствующему анализу; не показав, на­пример, что действием в составе кражи является пере­мещение лицом чужого имущества из чужого владения

* В. У. Ленин, Поли. собр. соч., т. I, гтр 423, 424. См. также ниже, стр. 229.

10*                                                         147

/

в свое при отсутствии права на это и при таких обстоя­тельствах, когда никто, кроме этого лица, не отдает се­бе отчета в происходящем, мы не сможем ясно предста­вить себе, какой «акт внешнего поведения» должен иметь место, чтобы на его основе можно было сделать предпо­ложение о наличии необходимой для состава данного преступления субъективной стороны. Не сделав этого и по этой причине пытаясь, например, выявить психичес­кое отношение к «похищению» или даже к «изъятию» имущества, мы в ряде случаев, хотим мы этого или нет, окажемся в необходимости анализировать «отношение к отношению», «умысел в отношении умысла», что ни к чему, кроме путаницы, привести не может.

Выше в виде иллюстрации мы привели «объективи­зированное» определение кражи. Чтобы пояснить нашу мысль, добавим к этому такие же определения некото­рых из тех преступлений, о которых шла речь выше. Убийство в «объективизированном» виде, по-видимому. будет выглядеть как общественно опасное лишение жиз­ни другого человека; оскорбление и клевета как умале­ние честн и достоинства другого человека   (в одном случае—в неприличной форме, в другом—в виде рас­пространения о нем позорящих сведений, не соответст­вующих действительности); сбыт поддельных денег как выпуск таких денег в обращение; уклонение от уплаты налогов как их неуплата в военное время в надлежащий срок при отсутствии серьезных препятствий к своевре­менной уплате; наконец, вынесение неправосудного при­говора как вынесение приговора, противоречащего за­кону, или не основанного на нем, или (детальнее) осу­ждающего невиновного, искажающего фактические об­стоятельства дела, дающего неправильную правовую оценку этих обстоятельств или назначающего несправед­ливое наказание.