3. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Мы подробно остановились на решении вопроса о субъективной стороне одних и тех же преступлений в различных учебниках и комментариях и однородных пре­ступлений в одних и тех же источниках не только для того, чтобы показать существующую в этой области раз­ноголосицу, хотя она и сама по себе заслуживает вни­мания. Мы стремились также показать, что эта разно­голосица является результатом не аргументированного различия в подходе, а отсутствия научно обоснованных позиций. Это выражается в целом ряде направлений.

Первое, что обращает на себя внимание в этом пла­не,—это отсутствие необходимого внимания к элемен­там общего определения умысла в его применении к пре­ступлениям с различной структурой состава.

С одной стороны, к материальным преступлениям, таким, как убийство и незаконное производство аборта, с такими последствиями, определение умысла применя­ется «целиком» (сознание общественно опасного харак­тера действия и предвидение и желание или сознательное допущение общественно опасных последствий) так, как если бы можно было предвидеть общественно опасные последствия действия, не сознавая одновременно обще­ственно опасного характера самого действия. Между тем «предвидение общественно опасных последствий опреде­ляет и сознание общественно опасного характера совер­шаемого действия или бездействия»3.

'Там же, стр.300, 301. 3 Т а ч же, стр. 303.

'А. А. Пионтковский. Учение о преступлении, 1961, стр. 350.

140

Ми^аНз ти1ап(Пз это относится и к случаям неосто­рожного отношения к последствиям: если субъект отно­сится к общественно опасным последствиям хотя бы с небрежностью, это значит, что он либо сознает, либо как минимум должен и может сознавать общественно опас­ный характер породившего эти последствия действия. Поэ­тому «вина в отношении последствий» является в этих случаях «определяющей субъективную сторону всего дея­ния» не только потому, что «без наступления предусмот­ренных в законе последствий нет состава преступления»'^, но и потому, что наличие вины в отношении последствий ео 1рзо означает наличие вины и в отношении харак­тера действия.

С другой стороны, вопреки ясному смыслу закона, который делит умысел на виды только в области отно­шения к последствиям, источники говорят о видах умыс­ла применительно к формальным преступлениям и к формальным элементам материальных преступлений (к хулиганству, оскорблению, незаконному обыску, кле­вете, к нарушению правил при совершении транспортных преступлений).

С этим обстоятельством ввиду трудности конструи­рования желания и сознательного допущения в отноше­нии характера деяния связаны и дальнейшие отклонения ряда теоретических решений от общего определения умысла в законе.

Одно из них заключается в подмене предмета умыс­ла; отношение к социальному характеру деяния подме­няется отношением к факту, а поскольку любое действие (обыск, сбыт поддельных денег и т. д.) совершается с желанием его совершить, постольку обычным результатом такой подмены является признание того, что большинство формальных преступлений совершается «с прямым умыс­лом». Мы убедились и в том и в другом, в частности, на примере незаконного ареста, лишения свободы, произ­водства аборта и оставления в опасности2.

Другое отклонение выражается в подмене основания деления умысла на виды: оттенки волевого отношения

' жКомментарий к Уголовному кодексу РСФСР 1960 г.» изд-во ЛГУ, 1962, стр. 361.

2 Такую же подмену допускают многие практические работни­ки (см. сгр. 188).

141

(желал или сознательно допускал) подмепяютс! в этом качестве оттенками интеллектуального отношения; знание существования факта рассматривается как «прямоумыш-ленное» отношение к нему, тогда как признание вероят­ности его существования объявляется косвенным умыс­лом. Мы видели это на примере сбыта поддельных денег и (в Комментарии к УК Казахской ССР) отношения к возрасту потерпевшего при совершении ряда половых преступлений.

Еще одна особенность рассмотренных нами решений заключается в почти полном отсутствии в источниках ка­кой бы то ни было аргументации в их обоснование. Одни и те же деяния объявляются «прямо-» или «косвенно-умышленными» и различные элементы умысла того или иного вида получают самое разное содержание без ка­ких-либо доводов. Согласие или несогласие с этими ре­шениями — вопрос не убеждения, а веры или вкуса.

Мы видели,что когда в законодательном определении преступления содержатся указания на те или иные об­стоятельства, анализ которых мог бы быть положен в основу решения вопроса о субъективной стороне (похи­щение, уклонение и т. д.), источники не уделяют этим обстоятельствам никакого внимания. Более того, созда­ется впечатление, что многие авторы при анализе субъек­тивной стороны вообще не чувствуют себя связанными законодательным определением преступления.

В одних случаях в эти определения включаются эле­менты, не указанные в них законодателем. Так обстоит дело при убийстве—с заведомостыо в отношении спосо­ба (особо жестокого, опасного для жизни многих лю­дей); при хулиганстве—с мотивом пренебрежительного отношения к правилам социалистического общежития;

при сбыте поддельных денег—с мотивом (корыстным или в виде стремления получить материальную выгоду) и целью извлечения незаконного дохода или завладения имуществом; при краже—с сознанием того, что проис­ходит изъятие имущества при отсутствии права на это и безвозмездно, предвидением имущественного ущерба, желанием использовать имущество как свое собственное или обратить его в свою собственность (все это, как уже отмечалось, без каких-либо ссылок на определение кра­жи в законе); при незаконном аресте—с предвидением и желанием последствий деяния; при клевете—с жела­

нием илц сознательным допущением оклеветания потер-

певшегоЛ

В друких случаях из сферы сознания и воли субъекта исключаются элементы, включенные законодателем в оп­ределение преступления. Мы видели это на примере на­рушения общественного порядка, а в другом случае— неуважения \к обществу при хулиганстве, неприличия формы обхождения при оскорблении и др.

В более широком плане с этой точки зрения обращает на себя внимание чрезвычайно, в ряде случаев—недопус­тимо небрежное обращение источников с терминологией закона. Суммируя приведенные выше примеры, отметим отождествление заведомости с сознанием, а в других слу­чаях—с прямым умыслом, отождествление цели с же­ланием, а в других случаях — их противопоставление друг другу, противопоставление цели сознанию, обозна­чение термином «сознание» обеих форм умысла, выра­жением желания через «нежелание» и т. д.

Для полноты картины следует добавить, что наряду со сказанным источники, как мы видели, не уделяют почти никакого внимания вопросам субъективного отно­шения к квалифицирующим обстоятельствам, когда эти последние не относятся к категории последствий. Здесь— «белое пятно», и это в известном смысле еще более до­садно, чем описанная выше разноголосица. Там хоть есть из чего выбирать.