ПСИХИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ И ПОВЕДЕНИЕ ВИНОВНОГО

Комментируя положение о зависимости поведения виновного от оказываемого на него психического воздействия, мы имеем в виду изме­нение поведения лица, которое проявляется в определенных формах. Очевидно, было бы беспредметным вести речь о признаках изменения поведения виновного вне психического-воздействия.

Между тем, в теории уголовного процесса был период, когда по­рицалось само употребление этого термина. Некоторые ученые считали недопустимым применение в уголовном судопроизводстве «каких бы то ни было мер физического и психического воздействия при допросах не только обвиняемого, но и других лиц» (выделено нами. - А.Г.,С.Г.);19 безусловно, недопустимым - всякое «моральное воздействие» на допра­шиваемого.20 Конечно, каждый термин может пониматься тем или иным автором в меру собственного критического к нему отношения, однако, полный отказ от концепции психического воздействия в процессе рас­следования привел бы к тому, что стало бы непонятным, как вообще можно опрашивать или допрашивать лиц, заподозренных в совершении преступлений, а затем и подозреваемых и обвиняемых. Ведь «даже про­стое убеждение подследственного дать правдивые показания, - справед­ливо замечает Р.С.Белкин, - можно при известной доле скептицизма расценить как провоцирование признания».21

Психическое воздействие, оказываемое в ходе общения (беседы, опроса, допроса) на заподозренного, подозреваемого или обвиняемого, по своему характеру не однородно. В условиях конфликтной ситуации (т.е. категорического отрицания субъектом личного участия в преступ­лении либо неявного умолчания о нем) все воздействие может быть обусловлено конечной целью получения от лица правдивых ответов, объяс­нений и показаний, включая и признание в содеянном.

Определенная часть (но не все) этого воздействия бывает прямо направлена на склонение лица к признанию в причастности к совершен­ному преступлению. Прямое склонение к признанию обычно выражается соответствующими вопросами, суждениями, предложениями, требова­ниями и т.п., которые, во-первых, однозначно подразумевают винов­ность (причастность к событию) данного субъекта, и, во-вторых, безаль­тернативно и очевидно вынуждают последнего сделать соответствую­щее сообщение.

Убеждение или требование рассказать правду о личном участии в содеянном, какими бы простыми по форме они не казались, могут явиться и неправомерными, например, если они обращены к заведомо невиновному лицу или, если в отношении виновного не имеется данных, обосновывающих уверенность в тех или иных подозрениях. С нравст­венно-правовых позиций подобное воздействие независимо от формы общения с субъектом (в т.ч. и с обвиняемым) должно удовлетворять двум обязательным требованиям: 1) склонение к признанию не должно выражаться в домогательствах такового путем насилия, угроз и иных не­законных мер; 2) следователь должен быть твердо убежден в том, что обвиняемый совершил преступление, и это убеждение должно основы­ваться на достаточной совокупности доказательств.22 Как видим, и здесь средством склонения к признанию выступает «достаточная совокуп­ность доказательств».

Надо признать, что психическое воздействие, оказываемое, на­пример, следователем, осуществляется на всем протяжении производства по делу, ибо всякое общение есть воздействие, а не только при до­просе, как правильно считает Ю.В.Кореневский.23

Таким образом, психическое воздействие является неизбежным элементом общения между людьми. Общее определение воздействия на личность наиболее удачно, по нашему мнению, сформулировал Н-ПХайдуков: «Воздействие на человека есть процесс передачи ин­формации от субъекта воздействия посредством различных методов и средств, отражение этой информации в психике данного лица, способ­ной вызвать соответствующую реакцию, которая проявляется в его поведении, деятельности, отношениях и состояниях, становясь дос­тупной для восприятия воздействующим посредством «обратной свя­зи».24

Но где границы правомерного психического воздействия? В связи с рассуждениями о допустимости отдельных приемов борьбы с ложью, писал А.Р-Ратинов, многие рекомендации буржуазных криминалистов, не отграничивающих косвенные вопросы (речь идет о психологическом приеме, именуемом методом косвенного допроса. - А.Г.,С.Г.) от улавли­вающих, касались получения признания независимо от того, насколько оно соответствует действительности. Наряду с наводящими вопросами, недопустимыми с позиций отечественного уголовного процесса, суще­ствуют и так называемые улавливающие вопросы, которые подобно на­водящим, содержат подсказанный допрашиваемому внешне приемле­мый ответ, который может быть истолкован против него, что по сущест­ву означает «ловить на слове». Они конструируются и рассчитываются так, что любой ответ - положительный или отрицательный - будет сви­детельствовать против "допрашиваемого («все, что Вы скажете, может быть использовано против Вас». - А.Г.,С.Г.). Например: «Вы по-прежнему бьете свою жену?». Если допрашиваемого ограничить альтер­нативой «да» или «нет», как бы он не ответил, можно с известной на­тяжкой истолковать его ответ в качестве признания того, что в прошлом допрашиваемый избивал свою жену. Подобный метод создает широчайшие возможности для того, чтобы запутать человека, поймать его на случайной оговорке и недопонимании скрытого смысла сказанного. С этим нельзя не согласится.

Вопросы, аналогичные указанным, в не столь уж стародавние вре­мена, задавались и в нашей следственной практике: «Зачем сыпали гвозди в сахар?», «с кем еще вели контрреволюционные разговоры?», «где держите антисоветскую литературу?», «на какую еще разведку работае­те?» и т.д. и т.п. Очевидная неправомерность подобных вопросов состо­ит в том, что они ставятся в форме неприкрытой клеветы и психического насилия.

Другой незаконный прием, рекомендуемый западными кримина­листами, базируется на запутывании и повышенной стимулированием страха внушаемости и заключается в создании у подозреваемого пред­ставления о том, что его обвиняют в более тяжком преступлении, чем то, которое в действительности интересует следствие. Этот прием, именуе­мый «опасением худшего», заставляет допрашиваемого идти на ком­промисс и признаваться в менее тяжком преступлении.

Так же действует и группа приемов, объединяемых термином «блеф», представляющих собой сообщение или передачу лицу в ивой форме вымышленных сведений, якобы являющихся доказательством его вины (отсутствующие показания соучастника, ссылка на несуществую­щих свидетелей и вещественные доказательства, очная ставка и опозна­ние с участием подставного лица), «уличающие» обвиняемого. Не­трудно заметить, что во всех этих случаях основой подобных приемов выступает ложь, обман, фальсификация и злоупотребление доверием.

По иному обстоит дело, когда ведут речь о правомерном психиче­ском воздействии, т.е. суждения, заявления, вопросы и даже отдельные реплики, обращенные к заподозренному, допустимы и рассчитаны на то, чтобы вызвать естественные, адекватные сложившейся ситуации вербальные и невербальные реакции, что будет иметь диагностиче­ское, а, следовательно, тактическое значение.

Несмотря на то, что поведение допрашиваемого, как указывает А.Р.Ратинов, не имеет доказательственного значения, оно вовсе не без­различно для следователя. Тонкий наблюдатель часто способен подме­тить и правильно понять признаки, указывающие на некоторые чувства, побуждения и намерения людей. Причем основную роль здесь играет не общее состояние человека (волнение, смущение и пр.), оно может быть естественной реакцией на сам факт допроса, а изменение его состояния по ходу следственного действия: особое беспокойство или замешатель­ство, вызванное определенным вопросом или предметом, стремление уклониться от освещения тех или иных обстоятельств дела, умолчание

или отказ давать показания. Такие признаки служат своеобразными сиг­налами, указателями, которые имеют значение для построения правиль­ной тактики допроса.27

Не менее важным является и то, что, будучи отмеченными, данные

признаки могут быть использованы в ходе дальнейшего психического воздействия в качестве средства последующего склонения виновного к признанию его причастности к преступлению.

Исходные положения юридической психологии, относящиеся к определению правомерности психического воздействия, предполагают, что основным признаком правомерного психического воздействия, сле­дует признавать сохранение подвергающимся воздействию свободы вы- . бора позиции личности,2' наличие условий для изложения своей пози- \/ ции, для ее выбора.29 К сказанному можно добавить еще одно условие допустимости* средства воздействия (передаваемой информации), кото­рое необходимо для признания его правомерным, - избирательность воз­действия, т.е. направленность воздействия лишь на определенных лиц и нейтральность по отношению к остальным. При этом необходимо, что­бы средства психического воздействия давали положительный эффект только в отношении лица, скрывающего правду, и были бы нейтральны в отношении незаинтересованных лиц30. Это может быть достигнуто приданием определенных свойств содержанию самой воздействующей информации. Но, как и при отступлении от правильной рецептуры по составлению лекарства, ошибки в передаче информации могут повлечь нежелательные, побочные эффекты. Поэтому только при условии изби­рательности можно ожидать, что оказанное на субъекта психическое воздействие не повлечет с его стороны самооговор, ложь, ошибки и ис­кажения.

В теории все оказалось иначе и сложнее, чем на практике. Если психическое воздействие, писал И.Ф,Пантелеев, «понимается как поло­жительное влияние на психику человека, как создание наиболее благо­приятных условий для течения психических процессов, поддержания ак­тивных психических состояний и проявления положительных психиче­ских свойств личности, то такое психическое воздействие в советском . уголовном судопроизводстве вполне правомерно и полезно»31. Более то­го, по его мнению, для обеспечения свободы выбора необходимым явля­ется благоприятное психическое состояние лица, на которое оказывается воздействие, нормальное течение психических процессов, когда берут верх его положительные психические свойства.32

Считая, что для наилучшего восприятия читателями описываемого в настоящей книге метода, важно понимание того, что же на самом деле скрывается под «благоприятным психическим состоянием», мы полно­стью приводим уместное здесь высказывание Р.С.Белкина: «При актив­ном противодействии установлению истины «благоприятным психиче­ским состоянием» подследственного будет состояние осознания своей безнаказанности, бесплодности усилий следователя по изобличению виновного и т.п. Очевидно, такое состояние действительно обеспечивает «нормальное течение психических процессов», ибо успокаивающе дей­ствует на преступника. Но едва ли оно будет способствовать тому, что возьмут верх его положительные психические свойства. Скорее наобо­рот.

В условиях же реального изобличения, неминуемо сопровождаю­щегося эмоциональным напряжением подследственного, как раз и воз­никают такие благоприятные условия, когда должны взять верх его по­ложительные психические свойства, если он их не утратил. Кстати, по­нятие нормального течения психических процессов имеет не абсолют­ное, а относительное, ситуационное значение. Течение психических процессов является нормальным (точнее адекватным. - А.Г., С.Г.), если оно соответствует переживаемому психическому состоянию; спокойное в условиях стресса, оно не будет нормальным, как и наоборот. Очевид­но, что И.Ф.Пантелеев под нормальным имеет ввиду именно спокойное, но можно ли ожидать, чтобы психические процессы в условиях следст­вия протекали так во всех случаях, если даже вызов на допрос в качестве свидетеля по самому незначительному поводу вызывает заметное эмо­циональное возбуждение!

Как свидетельствует следственная практика и подтверждают пси­хологические исследования, относительное спокойствие подследствен­ный испытывает лишь после осознания своей вины и признания в ней, т.е. после разрешения конфликта. Только полное безразличие к себе и окружающим как следствие психической депрессии может быть принято за то «спокойствие», которое, очевидно, хотел бы видеть в идеале И.Ф.Пантелеев»33. Точнее о психике виновного в данном случае и не скажешь!

В психике виновного параллельно существуют два события. Пер­вое - объективно происшедшее и скрываемое (1), а скрываются все промежуточные (вспомогательные) факты, Позволяющие логически обна­ружить причастность к нему данного лица. Второе - полностью вымыш­ленное (2), о котором ему желательно дать объяснения. Поскольку пол­ная ложь, как правило, легко разоблачима ввиду наличия в ней очевид­ных противоречий: «лгать следует тогда, когда нельзя проверить», по­стольку более распространена неполная ложь, как продукт переработки искаженной (извращенной) правды, отвечающая искусственно модели­руемому событию (3).

Под ложью в общеупотребительном смысле обычно понимают со­общение вымышленных сведений или извращение истинных фактов. Аналогичное содержание включает в себя и понятие обмана, т.е. «сообщения ложных сведений или извращения истинных фактов».34

Второй случай представляется гораздо более сложным для разо­блачения. Поэтому лицо, отрицающее свою причастность к событию, стремится создать некую труднопроверяемую легенду (собственную I версию события) — комбинацию из правды, о которой можно говорить и «отфильтрованной» лжи (2), которой заменяется утаиваемая правда.

Вытеснять из памяти событие, которое хорошо запомнилось, за­крепилось на уровне подсознания, недавно или только что выстроенной версией вымышленного события (3) довольно трудно. Субъект при этом вынужден постоянно мысленно держать под контролем правду, о кото­рой нельзя говорить, правду, о которой нужно говорить, целесообразную для него ложь и возможную ложь, которая может привести к его разо­блачению, будучи Проявленной в его объяснениях. Именно поэтому, отмечает л.б.филонов, субъект, скрывающий то или иное обстоятельство в процессе беседы, проявляет опасение не только допустить «проговор-ки» и «обмолвки», но и принимает меры к избежанию тех словесных по­строений, которые для него опасны из-за близости к скрываемой реаль­ной картине события - предмету беседы.35

А.Р.Ратинов обращал внимание на то, что лгущий всегда рискует проговориться («лучший способ не проговориться - ничего не знать» -народная поговорка). Проговорка - это объективно верная информация, в утаивании которой заинтересован допрашиваемый, попавшая в его по­казания вследствие непонимания им значения сообщаемых сведений, либо в результате незаторможенности реакции на поставленный вопрос (неосторожное, непроизвольное замечание или заявление). Она содер­жит косвенное признание и, зафиксированная надлежащим образом, бу­дет иметь уликовое значение. В проговорках обнаруживается виновная осведомленность, т.е. такое знание обстоятельств, которым лицо может располагать только при условии причастности к преступлению. От проговорки следует отличать оговорку - случайную фактическую ошибку, которая подлежит исправлению.36

В последние годы у ученых — юристов проявляется интерес к ис­следованию защитной (оборонительной) доминанты правонарушителя - господствующему очагу нервного возбуждения, который вследствие совершенного преступления обладает повышенной чувствительностью к раздражению и оказывает тормозящее влияние на деятельность других нервных центров.37 Возникая в связи с каким-либо значимым событием в жизни человека, связанным с переживанием чувства страха, неизвест­ности, беспокойства, тревоги, сожаления, раскаяния, доминанта в значи­тельной мере определяет восприятие и оценку обстановки преступником и управляет его поведением.

Психофизиологическая сущность доминанты как временного ме­ханизма деятельности мозга имеет двоякое значение.

Во-первых, оборонительная доминанта побуждает преступника осуществлять действия, обеспечивающие ему личную безопасность, предотвращение возможности разоблачения и уклонение от наказания, и строить все свое поведение, исходя из необходимости воспрепятство­вать установлению факта его участия в преступлении. Такое, причинно обусловленное событием посткриминальное поведение, может состоять в любом активном или пассивном противодействии установлению исти­ны: предотвращении возникновения и сокрытии материальных и иде­альных следов деяния, воспрепятствовании выявлению использования им результатов преступной деятельности, даче ложных объяснений ок­ружающим и показаний в ходе начавшегося расследования и т.д. В тео­рии уголовного процесса и криминалистики такие действия получили название улик поведения, в которых проявляется виновная осведомлен­ность, т.е. знание обстоятельств, которые могли быть известны только лицу, совершившему преступление. В некоторых случаях чрезмерная демонстративность, назойливость субъекта могут дать дополнительные основания для подозрений в его адрес. Заметим, что анализ и оценка ложных объяснений и показаний виновного лица, обусловленных дейст­вием защитной доминанты, в свете описываемого в данной книге метода приобретают особое значение.

Во-вторых, и это не менее важно, доминанта обусловливает воз­никновение у субъекта значительного психологического напряжения, которое препятствует надежному контролю над своим поведением, объ­ясняет ошибки и промахи преступника (это проявляется в его ответах и высказываниях, действиях и поступках), что используется для его выяв­ления и разоблачения. Стремлением снять напряженность объясняется его желание посоветоваться с кем-либо, поделиться, выговориться. В силу физиологических законов индукции и иррадиации это напряжение постоянно усиливается, однако, процесс возбуждения становится преоб­ладающим.

Постоянное стремление скрывать свою причастность к преступле­нию от окружающих, необходимость демонстрировать внешнее спокой­ствие, и, вместе с тем, осознание значимости и ответственности каждой минуты, когда любой ошибочный поступок, неосторожное высказыва­ние или необдуманное слово могут привести к разоблачению в содеян­ном, приводит к усилению процесса торможения, который по закону по­ложительной индукции вновь активизирует процесс возбуждения.

Преступник, мысленно возвращаясь к событию преступления, ос­мысливает вероятные отрицательные последствия, утаивает свои пере­живания и оберегает свои воспоминания от внешнего проявления. Все это способствует усугублению душевных переживаний, а подавляя их, он еще больше их обостряет, что ведет к постоянному оживлению очага возбуждения - доминанты.

Непрерывное возбуждение в клетках коры головного мозга может принять устойчивые формы, дезорганизовать многие психические про­цессы, вызвать навязчивые мысли и влечения, способствовать нервному перенапряжению и срыву. Следует иметь в виду, что степень проявле­ния тех или иных признаков виновного поведения при оказании соот­ветствующего психического воздействия на субъекта, имеет свойство усиливаться, ослабляться и направляться.

Для опрашиваемого или допрашиваемого, скрывающего свою ви­новную причастность к криминальному событию в неявной, т.е. неоче­видной для следователя форме, опрос (допрос) выступает сильнейшим раздражителем, который вводит их в состояние высокой эмоциональной напряженности, скрыть которую чрезвычайно трудно. Причем скрыва­ется как сама причастность к событию в целом, так и предпринимаемые попытки ее сокрытия перед окружающими и лицами, ведущими рассле­дование. Чем серьезнее преступление, тем ярче изменения, происходя­щие в поведении преступника.31 Кроме того, эмоциональное воздействие (эмоциональный эффект. - А.Г., С.Г.) предъявляемой информации тем сильнее, чем большую роль, по мнению обвиняемого, может сыграть эта информация в его разоблачении, - считает А.В.Дулов. Предъявление информации, с его точки зрения, является экспериментом, поскольку следователь специально создает условия, при которых резко изменяется эмоциональное состояние допрашиваемого (так как передаваемая ин­формация является составным элементом доминанты поведения), часто влекущее за собой и определенные физиологические реакции, что внеш­не выражается в его поведении, действиях, состоянии. Для повышения надежности действия раздражителя следует обеспечивать внезапность, неожиданность предъявления избранной информации. Рекомендуется в момент предъявления значимой информации воздерживаться от разъяс­нения важности последней, так как одновременное восприятие ее и речи следователя влечет сглаживание ожидаемой внешней реакции обвиняе­мого и снижение ее силы. В результате информационного воздействия возможно проявление у обвиняемого:

«I) выразительных движений (мимика, пантомимика, жесты, «го­лосовая мимика»),

2) внешне выраженных изменений вегетативной нервной системы (появление потливости, бледность и т.д.);

3) резкого изменения психического состояния (угнетенность, воз­буждение, что может выразиться также в изменении мимики и пантомимики);

4) немедленной словесной реакции, содержание которой опреде­ляет действительное и ранее скрываемое отношение к предъявляемой информации»39.

Цель передачи информации состоит в выявлении изменений в эмо­циональном состоянии, их анализе и обязательном последующем ис­пользовании выявленных изменений в ходе допроса. В связи с этим, в криминалистической литературе правильно отмечается, что не только выявление таких психических состояний и процессов на допросе, но и «поддержание» их, способствует получению правдивых показаний и скорейшему раскрытию преступлений.40 Именно этот подход положен в основу предлагаемого ниже метода: «от диагностики поведения - к склонению к признанию».

Здесь необходимо сделать одно существенное замечание. Переда­ваемая информация, «входящая» в механизм доминанты поведения ви­новного, вовсе не обязательно должна составлять содержание понятия «доказательство» или быть дезинформацией о якобы имеющемся дока­зательстве. Это могут быть какие-либо стимулы (слова, выражения, во­просы), подобранные и сформулированные определенным образом, по­падание которых в нужное «семантическое гнездо» сознания, легко уга­дывается по ответным реакциям - типичным реакциям ассоциативного эксперимента (замедленные ответы, их неадекватность, повторение во­проса и др.). В упоминавшихся ранее лабораторных опытах Л.Б.Филонова, проводимых в целях выявления скрываемого обстоятель­ства, работа с ассоциациями приводила к общему возбужденному со­стоянию испытуемого. Показателями такого возбуждения, наблюдаемо­го в его беседах, помимо обычных признаков (беспокойство, волнение, тревожность) были и специфические черты поведения, свойственного ситуации при выяснении скрываемого - общая направленность испы­туемого против собеседника, эмоционально окрашенное сопротивление попыткам продолжать разговор в прежнем направлении (резкие выра­жения, стремление прервать высказывание партнера, раздраженные про­тесты и даже прямые негативные высказывания).41

Что касается вопроса об использовании изменения поведения субъекта, как следствия информационного воздействия на его психику, в связи со склонением к признанию в отсутствие доказательств его вины, нам представляются важными и полезными следующие рассуждения А.В.Дулова.

Если следователь, наблюдая реакцию обвиняемого, убеждается в правильности своего предположения о его причастности к событию, что и определяет направленность его дальнейшего воздействия в ходе до­проса, то обвиняемый осознает, что в результате невольной и своевре­менно не проконтролированной им реакции, он выдал свое истинное от-, ношение к определенному предмету, и, в связи с этим, его линия отри­цания определенных фактов становится совершенно бессмысленной. Именно это и обусловливает направленность дальнейшего воздействия. Здесь уже обязательным является указание обвиняемому на значимость его поведения, усиление логического воздействия в дополнение к тому, которое он уже получил в ходе предъявления информации.42

Известно, что существуют непроизвольные и произвольные психо­физиологические реакции организма человека на внешние раздражители.

Непроизвольные реакции в значительной степени не контролиру­ются и не управляются сознательными волевыми усилиями. Вызываемые высоким уровнем нервного возбуждения, они внешне могут быть выражены отличными друг от друга признаками. К ним относятся, на­пример, бледность или покраснение кожных покровов, аритмия дыха­ния, повышенная потливость, дрожание рук, подергивание частей тела, нарушение координации движений, изменение тембра голоса, заикание, хрипота и т.д. Однако, как указывает А.Р.Ратинов, бывают случаи, когда в результате длительной специальной подготовки удается, если не пол­ностью подавить такие реакции, то существенно устранить их внешнее проявление.43

Произвольные реакции также указывают на эмоциональную на­пряженность. Но они поддаются субъективному контролю, регулируют­ся волевыми усилиями, т.е. могут сознательно подавляться и усиливать­ся, а значит и симулироваться. Это требует известной тренировки на­блюдательности допрашивающего. Такие реакции могут быть выражены в мимике, покашливании, постукивании рукой или ногой, жестикуля­ции, покусывании губ и т.д., а также в нарушении последовательности. логики рассуждений. Часто в такие минуты человек тяготеет к окру­жающим его предметам, останавливается на них взглядом, вертит их » руках и пр.

Классификация поведенческих реакций, связанных с психическим воздействием в процессе применения описываемого в книге метода, представляет собой три основных группы или вида.

Первый вид (I) - физиологические реакции - «немой» язык тела в виде «ответов», не выражаемых словами. В данную категорию мы включаем поведенческие (поза; характер непроизвольных движений го­ловы, глаз, конечностей, туловища) и психосоматические (потливость, покраснение, побледнение, нервный тик, тремор рук) реакции.

Второй вид (II) — самопроизвольные словесные высказывания и паралингаистические сигналы. Данные высказывания делаются лицом самостоятельно, но не в связи с ответом на поставленный вопрос, а как реакция на специфическое психическое воздействие. К паралингвистическим сигналам относят, например, изменение тона или тембра голоса, изменение скорости речи, паузы и «запаздывание» с ответами и т.п. Со­путствуя вербальному содержанию ответа, они могут самостоятельно указывать на особенности психического состояния и возможные причи­ны реакций человека. «Хотя передача информации при допросе, - пишет Ф.В.Глазырин, - происходит в словесной форме, не менее важное смы­словое содержание может быть заключено в мимике, интонации, речи допрашиваемых. Поэтому следователь должен анализировать их, сопос­тавлять со смысловым содержанием речи рассказываемого. Случаи их явного несоответствия, рассогласования (например, потерпевший рассказывает на допросе о грубом насилии над ним, но при этом голос его беспристрастен, не заметно признаков душевного волнения, пережива­ний) должны насторожить следователя».44

Третий вид (III) - отклики, вызываемые вопросами, иначе - полу­чаемые ответы в форме слов - представляют собой то, что именно говорится. Они характеризуют вербальную реакцию субъекта, отражающую смысловое соответствие ответа содержанию поставленного вопроса, или релевантность.

Все указанные виды реакций опрашиваемого, изложенные в спе­циальном разделе книги, могут иметь значение для диагностики его по­ведения и получения признания в причастности к преступлению.