_ 9. Отсталость этой системы от потребностей современного кредита

Пороки транскрипции: ограниченный круг ее сделок и недостаточное влияние ее на юридическую силу сделок. Значение закона 23 марта 1855 года. Германское происхождение транскрипции.

_ 9. Французская ипотечная система считается отсталою и неудовлетворяющей потребностям кредита. Ей ставят в упрек недостаток гласности", вследствие которого "обеспечение кредита остается гадательным и условным''. Дело в том, что кредитор или приобретатель не имеет возможности знать по ипотечным книгам и реестрам, какому риску он подвергает затраченные деньги. Этот недостаток гласности происходит оттого, что могут быть случаи, когда собственником оказывается вовсе не то лицо, которое значится в книгах. Могут быть случаи, когда первое удовлетворение из проданного имущества должен получить вовсе не тот кредитор, который известен из реестров.

Перейдем к более полному рассмотрению этих недостатков.

А) Недостаток гласности, состоящий в связи с пороками транскрипции.

Правила, касающиеся транскрипции представляют два существенных недостатка: они вредным образом суживают круг тех сделок, которые подвергаются транскрипции, оставляя вне всякой отмастки в книгах и реестрах такие сделки, которые в высшей степени важны и требовали бы оглашения. Затем юридические последствия внесения или не внесения в транскрипцию не достаточно развиты, вследствие чего между внесенными и не внесенными сделками нет очень заметной разницы.

I. Относительно первого порока мы напомним, что самый лучший и позднейший Закон 23 марта 1855 года не пошел дальше того круга сделок, которые заключены между живыми и создают перенесение владельческих прав. Мы видели уже, что этим определением исключаются все переходы по случаю смерти. Кроме того, "не подлежат явке в книгах изменения в праве собственности, совершаемые на основании административных актов. Еще более важно то последствие, которое выводится из ограничения одним перенесением прав: вследствие этого исключаются из транскрипции раздельные акты, которыми совладелицы ни на кого не переносят права, а только между собою распределяют общее имущество, и вообще исключаются из транскрипции все судебные решения, признающие отношение бывшее до того в споре. Прописываются только те судебные решения, которые создают перенесение права собственности или подобных прав. Это, в сущности, - едва уловимая для не юриста тонкость. Так, например, если решением признана действительность домашнего акта, установляющего перенесение права собственности, то такое решение подлежит транскрипции. Если же решением признана недействительность какого-либо акта, прописанного раньше в ипотечных книгах, то оно не подлежит транскрипции, потому что перенесения не создает.

II. Юридические последствия, сопровождающие внесение акта в транскрипцию состоят в том, что внесенный акт получает общее свойство обязательности для третьих лиц. Если бы наряду с этим, закон провозгласил полную необязательность ненаписанных актов для третьих лиц, то это правило имело бы вполне достаточную санкцию, и можно было бы коротко и ясно принять такую формулу, что внесенный акт дает вещное право; не внесенный же акт - создает только личное обязательство". Но этой простоты и ясности французское законодательство не знает. Свойство права вещного получается через сделку, внесенную в транскрипцию; между тем это свойство приобретается и простою сделкою, не внесенною в транскрипцию. Стало быть, не в этом следует искать различие. Сделка, установившая переход права собственности, пока она не занесена в транскрипцию, обязательна для некоторых третьих лиц, но не для всех. Со дня внесения она становится обязательной для всех третьих лиц.

Таким образом, закон 23 марта 1855 года все-таки значительно увеличил силу транскрипции. По Кодексу (т. е. с 29 марта 1804 г. для раздела об ипотеках) действовало такое начало, по которому приобретатель имения мог, не заботясь вовсе о транскрипции, проявлять свое право собственности всеми законными средствами против всякого третьего лица без изъятия. Так, например, если бы вотчинник продал одно имение двум липцам, то первый приобретатель имел бы преимущество даже в том случае, если бы второй приобретатель один позаботился о прописке своего правооснования в транскрипцию. Это выводится из ст. 2182 Гр. код., в которой сказано: "Продавец передает приобретателю собственность или иные права на проданную вещь лишь в той мере, в какой он сам их имел".

Со времени Закона 1855 года, сделка, не прописанная в транскрипцию уже не обязательна для тех кредиторов или приобретателей, которые прописали в транскрипцию свои правооснования от последнего или предыдущего владельца. Таким образом, французский законодатель, в сознании того, насколько вредно отзывалось на условиях кредита непрописанность могущих быть скрытыми действительных приобретателей недвижимости, сделал усилие к тому, чтобы от неожиданности необъявленных отчуждений не терпели хотя бы те лица, которые свои же права основали на ипотечных книгах. Но этим и ограничилась реформа. Кто сам не прописал своего правооснования, тот не вправе ожидать от французского закона ограждения против обманчивости ипотечной регистрации. Bcе кредиторы продавца по домашним сделкам (chirographaires), преемники его, не основывающие своих прав на ипотечных книгах, наконец, вся масса посторонних лиц, не заключивших с ним какого-либо договора, - лишены всякого права отговариваться от последствий непрописанной сделки. Для них, т. е. для большинства третьих лиц, недостаток транскрипции не существует и не внесенная сделка переносит на приобретателя право вещное без ограничения его свойств, как было при действии Кодекса до 1855 года. Эти недостатки французского права так чувствительны, что они достаточно объясняют отрицательное отношение к такому порядку и даже к самой реформе 1855 года со стороны немецких писателей, которые отмечают преувеличенный восторг, с коим "Troplong" и другие французские юристы приветствовали этот незначительный прогресс. Нельзя не признать прискорбной узости и заблуждения в тех мнениях некоторых французских мыслителей, которые сопротивляются воцарению гласности, ради сохранения национальных традиций и смотрят на принцип гласности, как на правило скорее пригодное для Германии в виду ее остатков феодализма, наконец, опасаются, что обязательное оглашение перехода собственности было бы разрушением начал французского кодекса". Такое оберегание национальной косности от заимствования германских институтов тем менее основательно, что даже наличные приобретения ипотечной системы уже возникли на французской почве под влиянием германских заимствований. Относительно, например Закона 1855 года, нельзя упустить из виду, что он появился в царствование Наполеона III через три года после введения во Франции первых обществ поземельного кредита, заимствованных из Германии, по закону 28 февраля 1852 года). Независимо от сего, если возвратиться к более древнему времени, предшествовавшему изданию Кодекса, то оказывается, что самая транскрипция, по всей вероятности, германского происхождения; так как она сначала появляется в Законе 1 ноября 1798 года, (11 брюмера, года VII), позаимствовавшем свои начала из обычаев северных провинций (pays de nantissement). Там действовал еще со времени нидерландскаго владычества обычай судебной инвеституры приобретателя, вследствие торжественного объявления со стороны продавца, в присутствии суда, что он от своих прав отказывается. Оно назывались: "mvestitura alloclialis." Этот порядок германского происхождения и напоминает древний институт "Auflassuug," игравший не малую роль в развитии ипотечных систем Германии -).